Серебряный век. Паралипоменон - Посох в цвету. Собрание стихотворений
ModernLib.Net / Поэзия / Валериан Бородаевский / Посох в цвету. Собрание стихотворений - Чтение
(Ознакомительный отрывок)
(стр. 5)
Сменяет грусть насмешливая мина. А я в ответ: «душисты вечера, Приветен сад и алых туч игра, Но я хочу, чтоб ты была – едина. Чтобы душе взволнованной моей Твоя душа бездонное открыла, Пока ты спишь в жемчужной мгле ночей. Так я склоню далекие светила, Едва, как маг молитвенно-немой, Приближу твердь взыскующей трубой». 4
Как ягода кровавой белладонны, Упало солнце. И вечерний гром Прогромыхал над меловым бугром, И зазмеился бледный лик горгоны. Перед крыльцом белели вдруг колонны, И снова меркнул старый, тихий дом. И лишь в окне, под гофреным чепцом, Качала тень докучные поклоны. Уснешь ли ты? Скажи – твоя мечта По-прежнему крылата и чиста? Иль грозный лик дохнул своей отравой; И сон бежит отяжелевших век, И грезишь ты, как в оный день Лукавый, Нас проклянув, соединил навек? 5
Весна спешит, и быстрокрылый лет Никто – увы! – остановить не может. Я весело колол последний лед, — Последний ландыш сердце мне тревожит! И каждый цвет склоняет в свой черед Усталый взор, – да солнце приумножит И расцветит и возлелеет плод. Благословен, кем круг Господень прожит! Но никогда с беспечностью жены Ты не сомкнешь кольца твоих объятий, И двое мы – предатели весны. О, шепоты безрадостных заклятий! Вы, губы нег, язвите горячей Полудня обеспложенных степей! XVIII
Ночь
Пусть подразнит – мне не больно,
Я не с ним, я в забытьи…
Ин. АнненскийЕще мертворожденный день Костлявыми руками скошен. И Ночь мою торопит лень, Затем, что сам себе я тошен. Она тиха, она черна, И поцелуи ей не внове: Она – законная жена В задрапированном алькове. Прольет холодного свинца Она мне в мозг – и веки тронет, Морщины темного лица Короной фольговой разгонит; — И до полудня я готов Внимать бездумно, недвижимо, Как с реверансом ряд послов Шуршит, прихрамывая, мимо. Итальянская призма
I
Фрески
Сонет
За фресками безумная охота, — Я не знавал нелепей ремесла, — Нежданно нас в больницу занесла: Наш гид был строг, и нам была работа! Искусство и больница, – странно что-то… Но красота усталая звала, А мы – за ней… Когда б не эта мгла, Да запахи, да жуткая икота! Смутясь глядишь, как тлеют угольки Былых миров… Как детских две руки Переплели сведенные колени. Довольно, прочь! Но гид не досказал: Перед стеной, где мальчик угасал, Тут был алтарь, и вот к нему – ступени. II
Двуликая
Торговка низкая, едва бледнеет день, К воротам бронзовым Марии дель Фиоре Ведет красавицу – на верхнюю ступень. Толпа снует… Толпа оценит вскоре. Спешит зарисовать божественный овал Какой-то юноша, раскрыв альбом украдкой; Пылал огонь в глазах, и карандаш дрожал, Как шпага, обессиленная схваткой. И нет ее… Ушла. – А старая все тут, Змея пригретая… Мгновенья грезы – где вы? Он закусил губу и в несколько минут Мегеру набросал на нежный абрис девы. III
Падающая башня
Точно в платье подвенечном тонкий стан ты преклонила; Или вправду ты – невеста, золотая кампанила? В кружевах окаменелых, в многоярусных колоннах, В этом небе густо-синем ты мечта для глаз влюбленных! И когда спиралью шаткой я всходил, и сердце ныло, Близко билось чье-то сердце – не твое ли, кампанила? В бездну падали колонны, и над сизыми холмами Облака сплывались в цепи и кружились вместе с нами. И я думал: там за далью целый мир пройдешь безбрежный, — Чуда равного не встретишь этой девственнице нежной! И я думал: чары знаешь, а напрасно ворожила: Будешь ждать его веками, не дождешься, кампанила! IV
В Полдень
Ты к площади, где в жар томительный Отраден сумрачный платан, Идешь походкою медлительной, Перетянув осиный стан. Как ты бледна под синью черною Любовно глаженных кудрей! Я узнаю тебя, упорную, По самой тихости твоей… Шумят подруги с водоносами, Звонка певучая струя; Они со смехом и вопросами Все льнут к тебе, любовь моя! А ты, блаженная, ленивая, Тебе их речи – нипочем? Ведь он не лжет, что ты красивая, Холодный, ясный водоем? V
Сиенский череп
Он
– Говорит мне череп из Сиены: «Всем конец один убогий уготован. Помни, помни – поцелуи тленны, Кто предастся им – будет скован». Желтый череп блистает на славу, Злым оскалом угрожают эти зубы; Он в любви нашей видит забаву, Говорит, что радости – грубы. Она
– Милый, нет: «Поцелуи мгновенны, Не теряйте дни золотые!» Так смеется мне череп из Сиены: «Вы, холодные, слепые и глухие!» И еще я слышу другое: «Что вы знаете о страсти настоящей? Небо нас лобзало голубое, Оттого мы целовались слаще». VI
Эпилог
По улицам извилистым, как расщелины скал, Как узкие расщелины, жилища горных фей, Ночами полнозвездными один я блуждал Среди домов торжественных, где не было людей. Казалось, то не улица, а волшебницы нить; Казалось, по-над плитами, светясь, бежит клубок. И было мне так счастливо и привольно жить, Ночами полнозвездными вдыхая ветерок. Змеилась нить, вела меня – уводила под уклон Туда, где своды мшистые одели водоем. И, как струя холодная, охватил меня сон. И снился мне прекрасный лик, и были мы – вдвоем. Сказала мне: «мы в городе, где не было людей. Здесь в ночи наши звездные, под дремный струйный гул, Скользим мы, тени белые, с крылами лебедей. Молись, чтобы в моих руках навеки ты уснул»… Стихотворения, не вошедшие в основные сборники
Из сборника «Страстные свечи: Стансы»
СПб., 1909
Солнце-лира
Солнце-лира!.. Со струн золотых, Где зачался хорал мирозданья И творящий восторг не затих, Льется песня святого страданья. И когда в первый час раздались Под предвечной Рукой эти звуки, — От огней твоих, Лира, зажглись Все миры, все обители муки. Под стенанье пылающих струн Понеслись круговыми стезями Сонмы тусклых планет, бледных лун И комет с голубыми крылами. И чем громче аккорд, чем больней Затрепещет под властной Рукою, Тем свободней, любовней, полней Мир сольется с надмирной Душою. 1903
* * *
– Отведи синие шторы. Стукнули. Выглянь немного. – Чьи-то тяжелые взоры Смотрят строго. – Рукой поманил он, стеная, Согнулся и мягко отпрянул… – Выйдешь ли? – Ночь ледяная. – Выйдешь ли? – Канул… Запахнулись синие шторы. – Не гляди так больно и строго. – Ах, не скоро, не скоро Добредем до Бога… 1907
Серенада
Дробным дождем, Золотистым дождем освежало меня. Пел я под милым окном, На гитаре звеня. И к окну подошла посмотреть, Кто поет под дождем. Розу бросает смеясь, Пышно зардевший цветок. Как я запел веселясь! Вышла ко мне на росистый лужок. Юноша, строен и смел, Хлыстиком тронул цветок. Юноша строен и смел, Томную деву победно кружил. Струны щипал я и сладостно пел, Словно колдун ворожил. Строфу кончаю – зажгу поцелуй. Пел – пламенел. Солнечным пылом возжег Двое сердец… Только уж я изнемог — Песне конец. Вот оборвалась струна. Утренний сон мой далек… Замер последний аккорд. Птицей взлетел на коня Юноша, строен и горд. Хлыстик целует и мчится склонясь… И, не взглянув на меня, Тихо к себе поплелась. Плача, я ждал у окна. Вот показалась она. Очи пылают огнем. Грозно качнула перстом… – Будь же ты проклят навек! — Дрогнули ставни окна. Зарница
Мы вышли к берегу. Темнело. У реки Был тот же тяжкий зной. Суровыми тенями Покрылась даль, и черных туч клоки Неслись разбитыми грядами. Аллея вязов, словно две стены, Во мгле ночной теряла очертанья; А смутный гул ветвей и плеск волны Сливались в трепет ожиданья. Как снег бледна, в короне черных кос, Она глядела вдаль, загадочно немая, И на груди гирлянда чайных роз Дышала, тихо увядая. И к мраморной руке устами я приник. Я говорил: – Люби меня, царица. — Она не вздрогнула… Но в этот миг Синея вспыхнула зарница. Зарница беглая мелькнула вдалеке, — И взоры, полные зловещего покоя, Зажглись, как меч в закованной руке Непобедимого героя. 1899
Странник
(восточный мотив)
– Будь господин, – вот лучший лозунг мой. Спокойно странствуй в пламенной пустыне. От полдня жгучего укутанный чалмой, Пей воду из ключей, молись перед зарей, — Из камня грубого не сотвори святыни! Будь господин душе своей мятежной; Иди вперед и благодарен будь, Когда к тебе, на твой кремнистый путь, Скользнет красавица, блестя улыбкой нежной; Люби ее на миг и тотчас позабудь! Но если, раненый, ты изнемог в пыли, — Страдай один… Молчи! И не моли Ты у людей холодного внимания; Гляди: вот лютый барс. Уже вдали Он чует кровь твою и полон сострадания! 1898
Роза и лилия
Девушка в белом: «Он любит тебя. Слышишь, как жалобно струны дрожат?» Девушка в розовом: «Любит тебя. Помнишь вечерний зардевшийся взгляд?» Девушка в белом: «Он ласков со мной, Чтоб о тебе я шептала ему». Девушка в розовом: «Ласков со мной. Только я песен его не пойму». Об руку шли, отдаваясь судьбе. Тайну откроет цветок на пути! Девушка в белом : «Вот роза – тебе!» Девушка в розовом (тихо): «Прости…» 1908
* * *
Надвое косу свою расчесала. (Волосы хорошие были.) Белая ночь твою кожу ласкала, Сердце иголки язвили. И ты вздыхала… Ты знала, ты знала… Косы бессильны, бессильны! Белая ночь твою кожу ласкала Словно сиделка – бесстрастно, умильно. Он не придет: отопри же шкатулку, Вынь конверт пожелтевший. Кто-то крадется по переулку… – «Счастье?» – «Лист облетевший». Гимн заре
(Ведийская мелодия)
Светлая, вечно прекрасная! Знамя твое поднялось на горах снеговых. Мрак, отступая, редеет, – близка ты, всевластная… Утренний ветер затих. Вот показалась ты нам из тумана, Вышла как юная дева из вод голубых. Ждали тебя мы – и рано, Рано собрались с молитвой и жертвой своей; Лотос зацвел под лучами, раскрылись тюльпаны… Кроткая, вечно прекрасная, Кони твои понеслись все быстрей и быстрей. Пылкие кони летят, – покори их, бесстрастная! Публикации 1915-1917 гг.
Сонет
Дымок рассеялся, и только рокотали Вагоны – там вдали… Их красная черта Влилась в холодный мрак, а мы еще стояли, Склонясь под тяжестью незримого Перста. Еще глаза, борясь, из мрака вырывали Мигнувший огонек, – но даль была пуста; Лишь звезды в высоте роились и дышали И ночь струила сон, нетленна и проста. От золотых полей и смуглоликих жен, Ракит раскидистых и белых колоколен В какую даль твой лет грозящий устремлен, Над брошенной сохой внезапно вставший воин? И где твоим святым дерзаниям предел, Когда в грозе, о жнец, как жатва мир поспел? На войну
Сонет
Пусть плачут женщины с пустынными глазами И капли горьких слез срывают рукавом; Пусть дети побегут за милыми отцами, Когда пройдут они, суровы, под ружьем; Громада двинулась. За хмурыми полями Уж гулко прогремел и раскатился гром; Над смертной высотой сплетаются крылами Железные орлы в объятьи мировом. Смиряясь, подними, о мать, детей на плечи, И пусть безгрешный взор один глядит туда, Где дрогнули весы последнего суда; Где для бессмертия не нужен гроб и свечи, И шествуют отцы, спокойны до конца, К воздушной лествице единого Отца. 1 октября 1914
Зима в деревне
Зима. Что делать нам в деревне?
ПушкинI
И вот опять судьба моя упорна. Все кануло. Все громы отгремели… И вот на нить я собираю зерна Оборванных бездумно ожерелий. Пусть там, в полях, гудящая валторна Скликает вихри к хмельной карусели. Душа, как степь, пустынна и просторна, Как степь, где веют белые метели. Зима, зима… Уж по тропинкам сада, К устам прижав настороженный палец, Лукавая не крадется дриада. Один снегирь, – пурпуровый скиталец, — Везде, где сердце изошло любовью — То там, то здесь – сугроб окрасит кровью. II
Был разговор. И спор. Но что же? — Потом был мир… И как всегда, Но только выспренней и строже, Твоя мерцала красота. Твои движенья тише стали И вдумчивей. И в час разлук На плечи руки мне упали, И помню тот хрустящий звук. И только колющую жалость Струил мимобегущий час, Твою смертельную усталость И пепел отгоревших глаз… Не приходи. Себя не мучай. Пусть за блаженством – ничего. День торжества и скорби жгучей! День постриженья моего! III
Лилово небо, поле бело, Порыв промчится вихревой… И сердце словно оробело Затем, что поле слишком бело, Что вечер близится глухой. И немы снеговые шири… Лишь ворона пустынный грай, — Один удар по вещей лире, — Уронит от небесной шири На землю гордое «прощай». IV
Зачем зашли мы в этот лог, Куда нас волчий след заманит? Прощелкнет взведенный курок… Минута трепетная канет… Напрасно. В гору тянет след. Здесь был – прыжок, а тут – усталость… Раздумье… И, как призрак бед, На белом проступает алость. Опять, по грудь в снегу, бредем Одервенелыми шагами, А красный месяц над кустом Грозит склоненными рогами; И меркнет напряженный глаз… Ружье тяжеле и тяжеле. В зените мреющий алмаз Нам говорит – о лучшей цели. V
Вносили смолистую елку В овчинах два мужика; И долго топтались без толку, Хоть ноша была легка. Плясала метель распояской, Снежки бросала в окно; И жизнь казалась мне сказкой, Пока я шел на гумно: И вихрей злая мятежность, И свист дымящих застрех, И эта узорная нежность Звезды, упавшей на мех… Сегодня холмы и овраги Снега венцом оплели. Сегодня восточные маги К Младенцу путь нашли. VI
Здесь много лет, в теплице парной, — Воюй, смиряйся иль тужи, — Живут семьей неблагодарной Златоголовые ужи. И сколько раз из тонких трещин, Где вилась лента под плющом, Я был – хозяин – обесчещен Дразнящим, черным языком! Но я любил, как уж, – левкои; Как уж, спешил от георгин; Сквозь стекла небо голубое Наш общий побеждало сплин; А если там курило снегом, Мы здесь мечтали – о весне И отдавались долгим негам В неизъяснимой тишине. И, тайну древнюю лелея, Порой я гладил – давний друг — По банке свернутого змея Недвижный, светозарный круг. * * *
Ледяная рука простучала в окошко; Чей-то голос и смех за стеклом: – «Мой звенит бубенец и как скатерть дорожка, В санках мчаться отрадно вдвоем». И с улыбкой пошел ты на зов непреклонный: – «Дайте шубу. Остынешь в пути». Тронул конь, и помчались порошей взметенной, И следов не найти, не найти… Мы остались. Нам пусто. И зябко. И странно. – «Слышишь там бубенец вдалеке?» – «То метель разыгралась. То вихрей осанна… Разводи же огонь в камельке». И глядим мы туда, через стекла, на вьюгу; И нет сил этот сон превозмочь: Как помчались они, окликая друг друга, В безысходную, бледную ночь. Песнь народу русскому
Красную Пасху встречаем. Пасху пресветлую ждем. Розой штыки украшаем, Песню мирскую поем! Если недели довольно, Чтобы века искупить, Если, как птицам, привольно Сердцу в лазури парить, — Алой заре возрожденья Верь благодарной душой: Рухнули ржавые звенья Цепи твоей вековой. Красную Пасху встречаем. Пасху пресветлую ждем. Розой штыки украшаем, Песню мирскую поем! Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|
|