- Это сделал Голиан. - Бауманн поднялся с кресла.
- Сидите, вы же плохо себя чувствуете, - сказал директор.
- Это сделал он, - упрямо твердил Бауманн. - Хотя бы из зависти. Мне удалось то, что когда-то у него не получилось. Он об этом знает и потому меня…
- Он вас не обокрал, - убеждал его Сага. - Не отрицаю, возможно, завидует и, допустим даже, проявляет излишнее любопытство, такое бывает, но… Между прочим, а ваша работа окончена?
- Почти. - Бауманн сел.
- Как давно он знает о ваших опытах?
- Давно.
- Пожалуйста, точнее, - настаивал Сага.
- С самого начала. Следовательно, уже несколько лет.
- Знал еще кто-нибудь на заводе, что вы ставите какие-то опыты?
- Раньше мне помогал инженер Стеглик. Иногда и Сикора. Даже в рабочее время, когда у них находилась свободная минутка.
- У нас на заводе?
- Да.
- А еще кто?
- Токарова, лаборантка. Правда, она выполняла лишь техническую работу.
- А Стеглик и Сикора, они что?
- Я не понимаю вашего вопроса, - сказал Бауманн.
Директор отложил бумаги.
- Я хочу знать, было ли им известно, для чего проводятся эти опыты?
- Нет.
- А Голиану?
- У него был ключ от сейфа, он мог посмотреть мои расчеты. Те двое - нет. На основании опытов, которые они проводили, невозможно сделать общих выводов, самое большее они могли предположить, что это…
Бауманн умолк, протянул руку и взял со стола ключ. Шума трактора или бульдозера уже не было слышно.
- …что это важное открытие? - Губы директора скривились. - Так?
- Возможно. Но я в этом не уверен.
- А Голиан?
Инженер ничего не ответил, и Сага продолжал:
- Вы говорили, что у Голиана когда-то возникла смелая гипотеза и что теперь он вам завидует, потому что у него ничего из этого не получилось? Как все это было?
- Так. - Бауманн достал старенький металлический портсигар и зажигалку кустарной работы, но тут же спрятал обратно и лишь облизал губы. - Это был не более чем импульс, - начал он. - Голиан, правда, занимался этим довольно долго, однажды он показал мне свои заметки, расчеты, их было много, страниц пятьдесят-шестьдесят. Я их проштудировал и ответил «нет». Тогда же я намекнул ему, что, возможно, когда-нибудь этим займусь, силиконы меня заинтересовали. Но прошло не меньше года, и только тогда я… Естественно, уже не по его расчетам, вечерами и ночами. В кино я не хожу, романов не читаю, сплю мало… Человек в моем возрасте иногда оглянется на прошлое, вспомнит и, увидев, что еще ничего не сделал… Мне хотелось, чтоб после меня осталось нечто большее, чем могильная плита. Прошу вас, - вдруг оборвал он рассказ, - вы с Голианом в хороших отношениях, живете в одном доме, он вас послушается…
- Ну и что? Заставить исповедаться?
- Прошу вас. Со мной он говорить не станет, Да и я уже не в состоянии, не могу и не хочу.
- А что, если он откажется? Мы не такие уж близкие друзья.
Бауманн пожал плечами, потом выпрямился и посмотрел Саге в глаза.
На улице поднялся ветер, пыль вихрилась в узком дворе.
- Тогда расследуйте это официально. Как директор. Произошла кража, украдена моя работа - не какой-нибудь пустяк. А Голиан - бывший эмигрант. За такими нужен глаз да глаз.
Он поклонился и вышел. Пораженный Сага долго сидел неподвижно - это был новый, совершенно незнакомый Бауманн. «Я знаю его столько лет…» Директор покачал головой. Бумаги он спрятал в сейф.
Совещание началось без него. Он рассеянно извинился и сел. Когда предложили проголосовать, он тоже поднял руку, хотя так и не понял, о чем шла речь.
Инженер Голиан видел, как ушел из кабинета директора Бауманн, а немного погодя и сам Сага. Он подождал немного, потом быстро зашагал к заводским гаражам. Лицо его было бледным и осунувшимся. Поднялся ветер, на юге небо стало темным. «Будет гроза, - подумал он, - уже надвигается… Пускай, пусть все летит к чертям!» Он сел в свою машину и включил мотор. «Бауманн и директор наверняка говорили обо мне… Интересно, знает ли этот мошенник, что я отдал Саге ключ? Ключ… Захлопнется дверца сейфа. Что-то уже захлопнулось, и назад нет возврата. Сестра поплачет, будет вся в черном ходить на кладбище…»
Он закурил и поехал. Навстречу шли парни и девушки, они возвращались с купанья, ели мороженое. Близился вечер, а там - кино, поцелуи в воротах…
Голиан стиснул зубы и затормозил, машину оставил на другой улице, он всегда оставлял ее здесь, многие считали это чудачеством, сестра тоже. Со временем все привыкли, привыкла и Анна.
Сестра, заслышав его шаги, ждала, стоя в дверях кухни. На приветствие не ответила.
- Что с тобой? - спросил Голиан.
- Тебе открытка от жены.
- Да… - равнодушно протянул Голиан,
- И тебя это не удивляет?
- Ах, оставь, - ответил он недовольно. - Пива у нас нету?.
- Нету. Открытка на столе.
- Потом прочту. - Он прошел в кухню.
- На столе в твоей комнате, - настаивала Анна,
Он махнул рукой и позвал:
- Анна, поди сюда.
Сестра была маленькая, с измученным лицом.
- Иду, - откликнулась она послушно и медленно, словно к святыне, двинулась к нему.
- Ты боишься? Она кивнула.
- Не бойся. - Инженер смотрел на стену за ее спиной. Стена была белая с голубым узором. Тонкие линии соединялись в звезды и крестики. Он прикрыл глаза, ему не нравился этот узор.
- Я прочла, - шепнула Анна. - Она пишет, что хочет вернуться.
- Когда? Да ты успокойся! Когда - не пишет?
- Нет, Дежо, только… что хочет как можно скорее. Он улыбнулся - улыбка больше походила на горькую гримасу, - похлопал сестру по плечу.
- Еще много воды утечет!
- Дежо! - воскликнула Анна. - Не будь таким бессердечным, ты же знаешь, каково мне!
Кухня блестела чистотой. На столе лежала сетка с покупками: молоко и кольраби, черешня, банка сметаны, рис. Над диваном в клетке купалась в своей мисочке канарейка. В подсвечнике стояли две необгоревшие свечи.
- Меня никто не спрашивал?
- Не знаю, я только что вошла.
Он снова похлопал ее по плечу.
- Если будут звонить, - предупредил Голиан, - трубку не снимай, а если кто явится, скажешь - меня нет.
- А ты правда уедешь?
- Да, мне надо отправить телеграмму.
- Ведь можно из дому.
- Нет, никаких телефонных разговоров. И ты никому не звони, ладно?
Сестра кивнула, ожидая объяснения, но он уже ушел. Слышно было, как хлопнула дверь: он остановился на пороге своей комнаты. Потом вышел, запер дверь, дважды повернув ключ.
Почта была неподалеку. Но Голиан тем не менее поехал в машине. Он остановился под самой вывеской «Телеграф - телефон» и вошел в небольшое помещение. Девушка за перегородкой вызывала Попрад и Превидзу, инженер писал адрес: «Иозеф Донат, Братислава…» Он стоял спиной к дверям и не видел, как появился человек лет тридцати пяти с плащом, переброшенным через левое плечо. Голиан подал телеграмму и расплатился. Обернулся - и выражение облегчения застыло на его лице.
- Добрый день, - У незнакомца был приятный, очень молодой голос.
У инженера бессильно повисли руки. Незнакомец приблизился и сказал, улыбаясь:
- Сюда, это единственный выход. - На улице возле «трабанта» он заметил: - Неплохая машинка, съездим куда-нибудь?
Голиан вздохнул и согласился. Они сели. Голиан спросил:
- Куда?
Человек с плащом сунул руку в карман, достал книжечку и сказал:
- Спокойно! Я из госбезопасности, пожалуйста, без фокусов.
4
Вечером громыхал гром, но гроза прошла мимо, обогнув город широкой дугой. Утро было прозрачным и ветреным. Директор Сага брился и думал о вчерашнем дне: разговор с Бауманном, бесконечное сидение на заседании, потом председатель пригласил распить бутылочку вина, он отказался - хотел поговорить с Голианом - и ушел… Ждал долго, сестра инженера рассказывала про шампиньоны и цветы, был уже десятый час, когда он попрощался и вернулся домой, подождал еще, но напрасно.
Перед самым сном вспомнил Шимчика. Знал его лет одиннадцать, когда-то дружили, капитан любил поговорить о рыбной ловле, постоянно расспрашивал о людях с завода и о Голиане тоже. Давно ли все это было? Поинтересовался, кто помог Голиану получить квартиру, предполагал, что директор, когда же Сага ответил отрицательно, с сомнением покачал головой. Тогда на его погонах было всего три звездочки. А вскоре Сага увидел его уже с четырьмя и подумал: «Пожалуй, на пенсию выйдешь майором».
Сейчас директор прикидывал: может, стоит обратиться к капитану Шимчику? Голиана едва ли убедишь, у Бауманна знакомства, он не угомонится, кому-нибудь пожалуется…
Инженера, вернувшегося из эмиграции, поддержали органы госбезопасности. Когда поступило его заявление с просьбой принять на работу, кадровик ездил по делам в Прагу и взял его бумаги с собой, зашел в министерство, и ему решительно сказали: «Пусть работает у вас».
Директор не знал, что делать. А впрочем, как ни крути, а ясности нет: кто же списал эту злосчастную формулу - Голиан или кто-нибудь из молодых, которым Бауманн поручал проводить опыты… Необходимо узнать, известно им что-либо об общем объеме работы, которую они проделали? И в чем суть этого открытия. Эх, следовало бы утром пролистать документацию и, зная, хотя бы приблизительно, о чем речь, вызвать обоих - одного, кажется, зовут Сикора, второго Бауманн называл чаще инженер Стеглик, насколько я наслышан, способный и сообразительный парень…
Он спрятал бритву, умылся и, завязывая галстук, принял решение: «Пусть над этим ломает голову Шимчик».
Анна Голианова вошла в комнату брата.
- Ты когда пришел? - спросила она.
- Поздно, - ответил тот, - а в чем дело?
Анна сказала, что до самой ночи его ждал директор Сага.
- Ну и пусть его…
- Похоже, тебя ничто не интересует.
Он ухмыльнулся и буркнул:
- Да.
На столе лежала открытка со швейцарской маркой. Анна взяла ее в руки; лицо ее осунулось, под глазами залегли темные круги. Нетрудно представить, как сестра провела ночь. Невестку она ненавидела - сначала за то, что брат женился на ней, потом за то, что она его бросила. Это была чисто женская ненависть.
- Не волнуйся, она не приедет, - продолжал Голиан, - просто в голову что-то взбрело, может, затосковала, может, какая-нибудь неприятность. Хотя я верю, что, когда писала, намерения у нее были серьезные. Но все равно она не вернется, испугается, и тогда она тоже испугалась. А ведь могла бы ехать со мной, говорила, что ей предлагают…
- Кто предлагал, люди из Мюнхена?
У инженера задрожали губы. Он кивнул:
- Да, Баранок, лично. Негодяй он, вот кто. Пристанет - не отдерешь.
- И к ней приставал?
- Ко мне. Возможно, к ней тоже, черт его знает, мы с ней тогда уже разошлись, порвали, я был без работы. Вера строила из себя гранд-даму… Половину пособия, что нам давали, выбрасывала на косметику. Однажды я не выдержал - сидел голодный, - в полном отчаянии хлопнул дверьми, потом пожалел… Но было уже поздно: когда вернулся, она исчезла. - Голиан прижал ладонь ко лбу. - Мне ее и сейчас недостает, - прошептал он, - иногда я хочу, чтоб она вернулась. Но нет, не вернется.
- А если вдруг вернется?
Голиан допил молоко.
- Нет, - покачал он головой и, отказавшись от бутерброда с сыром, сказал, что поест с похмелья в столовой селедочки. - Мы сегодня ночью с Эдитой выпили, - объяснил он. - Когда вернулся, хотел и с тобой чокнуться, но ты уже спала.
- Нет, - вздохнула Анна, - не спала.
- Света в окне не было, - сказал Голиан и вдруг заметил, что сестра внимательно рассматривает его рубашку. - Новая, вчера купил, перед самым закрытием, представь, оказался последним покупателем, только ушел - и магазин заперли. Мотор забарахлил, пришлось менять свечи, второпях весь извозился в масле… Думаю, нет, ее уже не отстираешь, взял и выбросил… Все равно была плохонькая… Убери, пожалуйста, эти булки!
Голиан дождался, когда сестра выйдет, и беспомощно огляделся вокруг: стол, старый диван, полочка с книгами, шкафчик… Картины, олеография - Христос, сидящий на скале. Стиснув зубы, он схватил свой портфель. Уже в дверях услышал из кухни голос сестры: «Вернись сегодня пораньше!» - но сделал вид, что не слышит.
В почтовом ящике у ворот газет не было - значит, Сага уже ушел.
Инженер Голиан сидел в своем кабинете и думал: «Здесь работа, а там, за окном, тополя, палатка, скамейки и зелень…»
Кто-то постучал в дверь.
- Лазинский, - представился тучный мужчина в желтой рубашке с воротом нараспашку и сандалиях на босу ногу. - Надеюсь, я не заставил вас долго ждать, мы сейчас быстренько закруглимся.
Сотрудник органов госбезопасности, принесший фотографии, явно спешил закончить работу поскорее и не задавал лишних вопросов. «Может быть, он ничего не заметил, - подумал после его ухода Голиан, - но я просто не знаю, куда девать руки, все время верчусь на стуле, мнусь… Удивительно, но фотографии я разглядел яснее, чем толстое лицо Лазинского».
Зазвонил телефон: Голиан вздрогнул, услыхав голос инженера Бауманна.
- У меня нет времени. - Свой собственный голос он слышал словно издалека. - Если хочешь, часа в два пополудни ила что-нибудь около этого.
- Очень прошу тебя, в два часа уже может быть поздно! - настаивал старческий голос.
В окно было видно солнце, спрятавшееся за облаком, тополя, автобус у забора, за рулем курил шофер. Вахтер учтиво склонился перед Лазинским. И все это, словно далекое ночное море, омывает шум завода. Фосфаты на экспорт, их повезут поезда и пароходы. Ливан, Алжир, Куба…
- Сейчас я очень занят, - повторял он упорно и, повесив трубку, потащился в столовую. Селедки не было. Голиан взял булку с ветчиной. Он дожевывал свой бутерброд на телефонной станции и, поглядывая на телефонистку, ждал междугородную.
- Никто не отвечает, - сказала она.
В дверях вдруг показалась лысина. Это был инженер Бауманн.
- Это все? - спросил разочарованно директор. - У вас все, товарищ Сикора?
- Все, - подтвердил молоденький инженер с наивным мальчишеским лицом.
- А вы что скажете?
Стеглик тоже ничего не мог сказать.
- Ну а лаборанты? Знал кто-нибудь из них, что за опыты проводятся у вас в лаборатории?
- Вероятно, нет, - после короткой паузы ответил Стеглик.
А Сикора сказал:
- Не знаю, я с ними и знаком-то мало. Может, кое-кто и понимал.
- Следовательно, вы полагаете, что им известна лишь самая малость?
- Похоже, что так, - согласился Стеглик и засмеялся. - Парни думают только о футболе, а девушки - о парнях. Малишка Токарова, та, пожалуй, интересуется. Наверное, потому, что обожает Бауманна. Она вообще обожает пожилых холостяков.
- Бауманн вдовец.
- Все равно она его боготворит.
Дальнейший разговор - бесполезная трата времени. Сага отпустил инженеров и рассеянно уставился в пустоту. Потом достал папку Голиана и стал просматривать ее: отчеты, копии заключений об анализах полученного сырья и другие не представляющие интереса бумаги. Негласное соглашение руководства о том, что бывший эмигрант не должен иметь доступа к чему-либо серьезному, недоверие к его прошлому - все это Голиан безропотно принял и, кажется, понял, потому и не просил другой должности, смирился… И вдруг Сага насторожился - последним в папке лежал черновик заявления. «Прошу освободить меня от занимаемой должности, так как выполняемая мною работа меня не удовлетворяет, полагаю найти для себя…»
Директор отложил бумагу. Он подумал: «А мне ведь постоянно твердил обратное. И не только здесь, дома тоже. В коттедже со старыми почерневшими стенами, обвитыми диким виноградом». И тут на память пришли слова майора Швика: «Немедленно сообщите мне, если он вдруг решит уволиться…» Это было давно, с тех пор многое изменилось. Швика сняли. Но эта история с Бауманном… Нет ли тут какой связи?
Черновик заявления написан от руки, похоже, что авторучкой.
Сага достал из докладной Бауманна несколько страниц и сравнил. «Да, старик не обманул меня. И почерк тот же, и перо. Стеглик слышал, как Голиан вчера сокрушался о том, что изобретение это потянет на Государственную премию».
Директор закурил сигарету и, отыскав в записной книжке нужный номер, снял трубку.
Капитан Шимчик приехал в голубой «победе» и сразу же из проходной позвонил Саге.
- Не знаю, что ты скажешь, - уже в коридоре начал Сага, - может быть, все это чепуха. Но заявить я должен.
Свое сообщение он закончил вопросом: «Ну, как?» Они уже стояли посреди кабинета с тяжелой канцелярской мебелью. Несмотря на то что директор был явно взволнован - он и не пытался скрывать этого, - вид у него, как обычно, был строго официальный: добротный темный костюм из магазина готового платья, ботинки на толстой подошве, и лишь только пиджак, так же как и стол, густо обсыпанный пеплом, снижал респектабельность и подчеркивал его волнение.
- Да ты лучше сядь, - вместо ответа сказал капитан. И когда директор послушно опустился на стул, спросил: - Где документация открытия?
- Здесь, в сейфе.
- Ты ее инженерам показывал?
- Я им об этом ничего не говорил.
- Что они знают об открытии?
- Я их не спрашивал, - солгал директор. - Стеглик говорил, что старик давал ему задания на маленьких листках. А иногда просто устные указания. Он и Сикора работали над этим больше всех, конечно, лаборанты тоже делали кое-что, но думаю, что о существе открытия они не имеют представления.
- Когда ты с ними говорил?
- Только что. Они ушли от меня, еще одиннадцати не было. А сейчас семь минут двенадцатого.
- Бауманн у тебя был вчера около четырех?
- Без малого четыре. Ровно в четыре я собирался на совещание. Оно началось чуть позже, но я задержался с Бауманном и опоздал.
- А Голиан был у тебя около двух?
- Да.
- С тех пор ты его не видел?
- Так я же тебе говорю, - Сага покачал головой, - хотел с ним потолковать, торчал до полдесятого у них, еще дома до полуночи ждал, он все не возвращался. Я от окна не отходил.
- Он всегда так поздно возвращается?
- Довольно часто, у него роман с зубной врачихой. Он мне сам об этом как-то сказал.
- Вчера, когда Голиан к тебе заходил, он был взволнован?
- Не сказал бы. Волновался, пожалуй, больше Бауманн. Выглядел совсем больным. Если б не это, я бы с ним не стал задерживаться. Не люблю опаздывать. Несколько человек явятся позже - и приходится сидеть до бесконечности, а мне этого сидения, - он обвел рукой кабинет, - и тут хватает! С планом и сроками горим, с поставками опаздывают… Поставщики подчинены другому начальству, а министерство стружку снимает с нас.
«Постарел, сдал, - думал Шимчик, беря предложенную директором сигарету. - Когда-то бушевал, даже дома говорил, как с трибуны, а сейчас сипит, слова глотает, глаза щурит. Устал, должно быть. Или, может быть, это страх?»
Капитан не сдержался, спросил.
- Оставь, пожалуйста. - Директор пододвинул к нему пепельницу. - Какой еще страх, просто я нервничаю, ты должен понять. Голиана я взял на завод по распоряжению твоей милости, хотя у нас многие протестовали, особенно те, которым я поперек горла стал, я им неугоден, они меня шпыняют где только могут. Кто-то пустил утку, будто я Голиану чем-то обязан еще со времен Восстания и потому протежирую и охраняю. Ерунда какая-то! - вспылил он - Это я-то охраняю Голиана! Я!..
Он умолк, рассеянно глядя перед собой и не замечая, как пепел сыплется на пол.
- Ну, а Бауманн? - спокойно спросил капитан Шимчик. - Как он относится к этим сплетням? Может быть, сам распространяет их?
- Сомневаюсь, хочу думать, что нет. - Похоже было, что Сага старался убедить себя в этом.
- Продолжай. - Внимание Шимчика привлекли руки Саги.
- На чем я остановился, Феро?
- Что тебе известно об открытии Бауманна? Только попроще толкуй, я в химии абсолютный невежда.
- Речь идет о силиконах, - начал директор. - Может, ты читал - недавно в нашей словацкой «Правде» был репортаж. Это вещества с высокой химической и физической устойчивостью - одни из них практически огнеупорны, другие предохраняют от влаги и низких температур… предохраняют все: мягкие сплавы и кожу, ценные картины, бумагу… Наши ученые занимаются ими, если не ошибаюсь, еще с войны, они уже многого добились, тем не менее мы отстаем. Кроме того, очень важно сократить капиталовложения и тому подобное… Бауманн занялся непосредственно удешевлением производства.
- Силиконов?
- Некоторых. Силиконов много.
- Ну и чего-нибудь добился?
- Мне кажется, да. - Сага указательным пальцем растер пепел на столе. - Здесь в конверте почти вся документация открытия, не хватает некоторых страниц, но вводная часть там есть. Не слишком подробная, но достаточно основательная, с многообещающими выводами. Бауманн вообще-то любит держаться в тени… Тем более что такие обобщения пишутся обычно в конце, когда результаты уже налицо.
- Проверены опытным путем?
- Да.
- Сколько опытов провели Стеглик и Сикора?
- В общей сложности свыше трехсот. Кроме того, огромное количество провел сам Бауманн.
- Они ассистировали?
- Не всегда, - ответил директор. - Но большинство опытов - вероятно, самых ответственных - наверняка делал он один. Такой характер.
- Скрытный?
- Ты не забывай, что тут пахнет большими деньгами. Голиан говорил, что тянет даже на Государственную премию, да к тому же государство откупит патент. Если, конечно, пойдет в серийное производство. А пойти - наверняка пойдет, - подчеркнул он.
- А что, Бауманн любит денежки? - Шимчик медленно выпустил дым и распрямился.
Кожаное кресло приятно холодило. Они посмотрели друг на друга, и Сага сказал:
- Да. Я его знаю, годы вместе проработали, готов снять перед ним шляпу - большой специалист и отличный руководитель: сдержанный, объективный, людей не торопит, но следит, чтоб дело не стояло… Но что касается гро #769;шей…
- Ну, ладно, вернемся к открытию. Ты и вправду уверен, что формулы списал Голиан?
Сага колебался. Он встал, прошелся к окну и обратно, положил сигарету в пепельницу, потом достал и снова закурил.
- Ну?
- По-моему, почерк его и самописка тоже. У Голиана был ключ от сейфа, он имел возможность познакомиться с расчетами основательно. Для непосвященного эта единственная списанная формула ценности не представляет, и для Стеглика и для того, второго, но… - Он затянулся и погасил сигарету. - Но вместе с тем Голиан - человек прямой. Он - и вдруг кража или какое бы то ни было мошенничество… Голиан обвинил Бауманна в воровстве, сказал это прямо ему в лицо у него в кабинете, так прямо и бросил в лицо. Не могу себе представить, чтобы потом он вдруг спохватился, поднялся наверх, переписал формулу и… Нет, не могу, ты уж извини.
- И что же ты считаешь?
Сага пожал плечами, потом решился:
- Здесь какое-то жульничество.
- Жульничество? - не понял капитан.
- Более того - провокация или шантаж, - мрачно подчеркнул Сага.
- Со стороны Бауманна?
- Да. Но только Голиан вовремя это понял и хотел предвосхитить события, потому и явился ко мне и отдал ключ - ты пойми - мне, директору, хотя ведь не я ему этот ключ вручал. Он хотел остаться чистым, гарантировать себя…
- От шантажа?
- Как знать. Бауманн зубаст.
- Зачем ему топить Голиана?
- Нужно, - подчеркнул Сага. - Именно потому Бауманн настаивал на том, чтобы я поговорил с Голианом, я отказался. Тогда он сослался на вас! Сказал, чтоб я обратился к вам! Очевидно, для того, чтобы я предупредил Голиана и тот испугался…
- А зачем ему это?
- Он хочет, чтоб Голиан с работы ушел. Исчез с нашего завода. Наверное, знал, что Голиан об этом уже подумывает, прочел в его папке черновик заявления, понял, что бумажка так и осталась черновиком, ведь Голиан об увольнении не просил, видимо, раздумал… Бауманн хотел его снова на это натолкнуть, ускорить, чтобы тот исчез во что бы то ни стало. А испугавшись, что я Голиана не отпущу, разыграл всю эту историю с кражей, понадеявшись, что я на Голиана здорово обозлюсь…
- И его заявление подпишешь.
- Да.
- Но зачем ему это?
- Ведь он и сам сказал, что идея принадлежит Голиану. И что существовала работа, которую он когда-то читал. Если она у Голиана сохранилась и тот представит ее и докажет, ну, скажем, некую зависимость или зависимость принципиальную? Такую, за которую надо платить?
- Имеешь в виду деньги?
- Естественно. Старик за деньги удавится.
- Не понимаю. - Шимчик устроился поудобнее. - Ведь если б Голиан даже ушел, все равно материальные претензии он мог бы предъявить, работая и в любом другом месте, не так ли?
- Возможно, что и не так. Человек с его репутацией! Сбежал, вернулся - в нем это сидит, он боится… Знает, что на него косятся, что друзей у него нет, а что касается доверия - похоже, что он уже и сам себе не верит. Ну а старик опасается собственной доброты - если человек на глазах, ему нет-нет да что-нибудь и сунешь. С глаз долой - и угрызения совести утихнут. Вот что мне пришло в голову, но, возможно, все это чепуха.
- Я Бауманна не знаю, - медленно произнес Шимчик. - Ты можешь его сюда пригласить?
- Старика? Хочешь с ним познакомиться?
- Угу.
- Пожалуйста. - Сага пододвинул к себе телефон и набрал номер. - Никто не отвечает, - сказал он.
- Тогда пусть его найдут. У вас ведь есть радиоузел. Директор соединился с рубкой, и вскоре над их головами загремело:
«Товарищ Бауманн, вас просит зайти директор. Товарищ Бауманн…»
- Выключи! - Шимчик встал и потянулся. Ох, уж это ожидание. Директор разбирал почту.
- Нету, - сказал он наконец, - не отвечает. Обычно после такого вызова является сразу.
Зазвонил телефон. Сага снял трубку. Выслушал и, повесив, сообщил.
- Ничего не понимаю. Говорят, поехал с Голианом в город. Вахтер говорит, что на «трабанте» Голиана, что тот его взял с собой.
- Может, сами договорятся? - Капитан смотрел на Сагу внимательными серыми глазами. - Хорошо, что ты меня позвал. Будь добр, дай-ка мне эти бумаги.
- Документацию открытия и папку Голиана?
- Если эти двое найдут общий язык, то непременно сообщат об этом тебе. В таком случае позвони, я все тебе немедленно верну.
- А если нет?
- Тоже позвони. Примем необходимые меры.
- Какие?
Шимчик, убирая бумаги в портфель, ответил, что он не пророк.
- Ты считаешь, что дело серьезное?
Сага не притворялся, он в самом деле был обеспокоен. И Шимчик подумал: «Что его так тревожит, только ли то, что он с Голианом был в хороших отношениях, или, может быть, что-то другое? Боится, что это провокация? Недоброжелателей боится или место потерять? И это возможно, здесь он пригрелся: пятнадцать лет на одном предприятии и все на посту директора, корнями уже врос в свой завод».
Капитан пожал плечами, однако высказал предположение, что ничего серьезного тут нет, и они распрощались.
Перед Лазинским лежали фотографии. Его нисколько не удивило, что капитан Шимчик, его непосредственный начальник, не поленился прийти к нему, хотя такое случалось нечасто. Лазинский доложил:
- Только что говорил с Прагой. Полковник Вондра доволен. Человек на фото, судя по всему, Шнирке. Голиан сразу нашел его в целой группе и заверил, что это Баранок. Сдается мне, что фамилия «Шнирке» ему пока неизвестна.
- Как он вел себя? - поинтересовался Шимчик.
- Когда я показал фотографии?
- Нет, когда увидел вас.
- Да никак, он меня ждал. Вчера днем я ему звякнул, оказал, что приду.
- А зачем придете, тоже сказали?
- Ну, что-о вы! - Лазинский достал из пакета леденец.
- Вы встретились с ним на заводе?
- Да.
- В котором часу?
- Около девяти, хотя договорились на восемь. Я на автобус опоздал.
- Это Голиан предложил в восемь?
- Да. В восемь. Или пораньше. Сказал, что позже у него обычно много работы.
- Он сказал «обычно» или именно сегодня?
- Кажется, «обычно». - Леденец - и опять красная малина - исчез у него во рту. - А почему вы спрашиваете, случилось что-нибудь?
- Когда вы от него ушли?
- Минут через десять. Мы недолго сидели.
- Как он выглядел? Не был ли взволнован?
- Поначалу да, - подтвердил Лазинский. - Как обычно, ведь все волнуются, когда к ним являются из нашей конторы… Потом вроде успокоился, но все время теребил в руках какую-то коробочку, маленькую такую, от ленты для пишущей машинки. Когда я уходил, сунул ее в карман. Говорил спокойно. Сказал, что на фото - Баранок, ошибиться он не может. В Мюнхене неоднократно встречался с ним на одной вилле. Оказал еще, что он совсем не изменился, что это тип мужчины, который до самой смерти остается моложавым. Фотография лишний раз это подтверждает.
Лазинский смотрел на Шимчика, а капитан Шимчик - на фотографии. На одной из них было юношеское лицо с узкими темными глазами, на другой - за длинным столом, уставленным пивными кружками, веселая компания, вероятно, встреча подвыпивших буршей.
Капитан, рассмотрев фотографии, рассказал о своем разговоре с Сагой. Лазинский слушал, малина снова исчезла за его щекой. Когда Шимчик закончил, он заметил:
- Чудно. А вдруг формулы выкрал и впрямь Голиан.
- А если нет?
Раздался телефонный звонок. Лазинский поднял трубку и, сказав: «Да, он здесь», передал ее капитану. Шимчик внимательно выслушал и решительно заявил:
- Разумеется, жду. Да, внизу, у ворот. Пока никому ни слова, шофера не бери. Не бери шофера, понял? Поторопись, жду тебя.
Положив трубку, он молча уставился в пустоту. Потом пробормотал:
- Сейчас приедет Сага и отвезет меня на лоно природы. Полагаю, что вам тоже следует поехать. Голиан погиб, - Шимчик вздохнул и, взглянув на Лазинского, добавил: - Автомобильная катастрофа.
