Вот почему немецкие бомбардировщики больше не появлялись над Лондоном, вот причина того, что Гитлер свой план вторжения на Британские острова план операции "Морской лев" вынужден был отложить в долгий ящик. Как же далеко отозвалось эхо побед советского народа и его доблестной армии, эхо сражений под Москвой и под Сталинградом!
      Поскольку было принято решение отказаться от поставок английских самолетов-бомбардировщиков устаревшей конструкции, задачу по доставке в Англию советских авиаспециалистов с нашего экипажа сняли, и мы вновь приступили к боевой работе.
      "Сбит над Берлином..."
      Из Англии мы возвратились 23 марта утром. В прошедшую ночь наш полк наносил удар по железнодорожному узлу Гомель. Экипажи вернулись без потерь. Самолеты были уже зачехлены, и на аэродроме стояла непривычная тишина. Когда я вошел в общежитие, все крепко спали. После длительного, но относительно спокойного полета быстро заснул и я. Когда проснулся, в комнате уже никого не было. На соседней кровати лежал серый лист бумаги, на нем крупно написано: "Посмотри!" Это адресовалось мне. На листе был наклеен вырезанный из газеты фотоснимок бомбардировщика с надписью на немецком языке. Красавец Пе-8 с бортовым номером "5" был искусно посажен на фюзеляж в поле. Сомнений не оставалось - это самолет Бориса Кубышко.
      Невольно задумался. И летчик и штурман, которых я хорошо знал, были интересными людьми. Память вернула меня к событиям минувших дней и многие из них оживила.
      * * *
      Борис Кубышко к своему штурману и в полете и на земле неизменно обращался только по имени-отчеству - Михаил Акимович. Однажды его спросили, чем это вызвано. Он ответил:
      - Я полтора миллиона километров налетал на многих самолетах гражданской авиации по различным трассам, в том числе по трассе Москва - Берлин. Летал без штурмана на борту и открыто высказывал свое удивление: зачем это в военной авиации введена лишняя должность - штурман самолета? Как же я глубоко ошибался! Понял это только сейчас, когда стал военным летчиком. Несмотря на свой опыт полетов, без Михаила Акимовича я не только не смог бы выполнить ни одного боевого задания, но не сумел бы даже прийти в район цели...
      В полку этот экипаж считался одним из опытных. Обычно подготовка к очередному боевому вылету проводилась у нас после обеда. Время от завтрака до обеда отводилось летному составу для отдыха и личных дел. Но помню, как один раз установившийся порядок для Бориса Кубышко и Михаила Колечко был нарушен появлением посыльного. Их срочно вызывали в штаб. Задачу ставил лично командир дивизии:
      - Вам предстоит сегодня выполнить несколько необычное, но очень важное боевое задание - десантировать радистку, радиостанцию и электробатареи в расположение одной разведывательной группы, действующей в глубоком тылу врага. Задание сложное. Подробнее познакомит вас товарищ полковник. - При этом командир дивизии поворотом головы дал понять, о каком полковнике идет речь, не называя ни его фамилии, ни должности.
      Из информации полковника выяснилось, что разведывательная группа успешно действовала в тылу врага, поддерживая радиосвязь с Москвой. Но вот уже две недели как связь прервалась, хотя, по расчетам, запас электроэнергии батарей еще полностью не был израсходован. Возникли два предположения: либо группа обнаружена немцами и захвачена, либо выбыла из строя радиостанция.
      - Если группа будет иметь возможность действовать по плану, то сегодня ночью она должна находиться вот здесь, - сказал незнакомый полковник, отметив на карте ожидаемое место нахождения группы. - Сигналы такие. На первом заходе огнями обозначьте букву "Т". Вам отвечают буквой "Н". Затем становитесь в круг и даете сигнал буквой "М". Они отвечают таким же сигналом и выкладывают кострами вытянутый треугольник вершиной по направлению ветра. Только после этого следует десантировать радистку и груз. При рассогласовании сигналов десантирования не производить.
      На этом постановка задачи закончилась. Экипажу предоставлялась полная самостоятельность. Это хорошо понимали и летчик и штурман, и каждый по-своему обдумывал сложность выполнения предстоящего задания.
      Чтобы отвлечь от самолета Кубышко внимание противника, нашему экипажу было приказано сбросить бомбы на железнодорожную станцию в тридцати километрах от места десантирования. Предполагалось сделать три захода на цель.
      Как в таких случаях было принято, "пассажирку" подвезли к самолету перед самым взлетом. Сопровождающие ее офицеры закрепили на ней парашютные ремни, и она очень бойко взобралась по стремянке в кабину, молча села на указанное ей место (маленькую скамеечку, не имеющую никакого отношения к оборудованию самолета), предусмотрительно положив на сиденье парашют.
      Двигатели уже работали, когда в кабину влез Колечко.
      - Наденьте наушники! - закрывая люк, громко прокричал он в самое ухо девушке. - С помощью радио будем знакомиться.
      Но в это время летчики увеличили обороты моторам и начали выруливание на исполнительный старт. Знакомство пришлось отложить.
      - Взлет!..
      Независимо от того, сколько вылетов на счету у летчика, очередной взлет его всегда волнует. Волнуются и члены экипажа. Михаил Акимович не был исключением. Выключив в кабине свет, чтобы не создавать летчикам ложных бликов, он сидел на своем рабочем месте и наблюдал за показаниями приборов, причем делал это настолько сосредоточенно, что даже забыл на некоторое время, что в его кабине еще один человек.
      Самолет вздрогнул, как бы прощаясь с землей, и повис в воздухе. Стрелка высотомера медленно поползла вверх. Хотя задание намечалось выполнять с малой высоты, через линию фронта решено было пролететь на высоте 4000 метров, что позволило бы к району выброски прийти на приглушенных моторах, выполняя полет со снижением.
      Вышли на исходный пункт маршрута.
      - Курс двести семьдесят пять, - скомандовал штурман.
      - Есть... - ответил командир.
      У Михаила появилось несколько свободных минут до прохода контрольного ориентира, и он решил поближе познакомиться с радисткой.
      - Прикрепите к лямкам парашют, - сказал Колечко и поднялся со своего места, чтобы помочь ей. Но девушка проворно и быстро справилась с этой операцией сама.
      "Опытная", - подумал Михаил, но тут их лица оказались близко, и, несмотря на полумрак, он увидел совсем юное лицо девушки. "Какой уж тут опыт! Не более 18 лет..." - неожиданно для себя определил он ее возраст и, как бы пытаясь разрядить неловкость положения, в котором оказался, спросил:
      - Прыгали с парашютом?
      - Прыгала. Пятнадцать раз.
      Опять наступила тишина. Михаил вернулся на свое место, произвел расчеты, посмотрел на часы, записал новое расчетное время выхода на контрольный ориентир и тут только вспомнил, что забыл главное.
      - А звать-то вас как?
      - Светлана.
      - А как вас будут звать через несколько часов?
      - Лань.
      Стрелка радиополукомпаса резко развернулась на 180 градусов, свидетельствуя о том, что контрольный ориентир остался позади. Началась кропотливая работа штурмана. Беседу со Светланой-Ланью пришлось отложить.
      Во:нли в облака. Работы прибавилось, и всякий раз, как только штурман выбирал время для беседы с девушкой, тут же появлялось что-то непредвиденное.
      Облачность прекратилась. Впереди слева Михаил увидел вспышки от разрывов бомб. Это бомбил наш экипаж. Проверив еще раз свои расчеты, Колечко дал команду на снижение.
      Снизившись до высоты 300 метров и выйдя на характерный ориентир перекрестие реки с автострадой, экипаж взял курс к заданному месту выброски. Несведущему человеку сложность такого полета, на малой высоте, над лесисто-болотистой местностью, ночью, трудно представить. Под самолетом то и дело мелькают какие-то темные пятна с различными очертаниями и оттенками. По сторонам и впереди ничего не видно. Только расчет, точный расчет штурмана и мастерство летчика могут привести к успешному выходу в намеченную точку.
      ...Истекают последние секунды, летчик подает первый сигнал, продолжая выполнять полет тем же курсом. Но с земли ответа нет.
      - Разворот, - командует штурман, - встать в круг! Кубышко безукоризненно выполняет его команду. Вот сделан первый вираж. Ответного сигнала по-прежнему нет. "Неужели ошибся? - подумал Михаил. - Или здесь никого нет?"
      - Михаил Акимович, что будем делать? Уходить или продолжать поиски? спросил командир корабля.
      - Уверен, что мы вышли точно в назначенный район. Надо продолжать, предложил Колечко.
      Вдруг раздался голос стрелка-бомбардира:
      - Впереди слева по борту вижу сигнал буквой "Н".
      - Даю сигнал "М", - сказал командир, - следите за ответным.
      В это время самолет сильно заболтало, словно он попал в мощное кучевое облако.
      - В струю попали, - спокойно определил Колечко. - Истребитель ходит. Стрелкам быть внимательнее.
      Положение усложнялось. Хотя дальнейшие сигналы совпадали, но костры почему-то не выкладывались. Штурман посоветовал командиру не выводить самолет ив виража, с тем чтобы не дать истребителю возможности атаковать их.
      И вдруг одновременно зажглись два костра. Появился наконец и долгожданный вытянутый треугольник огней. Теперь для точного сбрасывания груза и парашютистки необходим прямолинейный полет. С этой, целью пришлось отойти от места выброски и заходить строго в плоскости ветра.
      - Приготовиться, будем прыгать, - сказал Светлане Михаил.
      - Я готова, - последовал спокойный ответ. Открыли люк. Девушка остановилась в ожидании команды и молча посмотрела на Михаила.
      - Веришь, что не ошибся? - спросил ее Михаил.
      - Верю! До встречи после войны! - И, выждав сигнал, радистка нырнула в темную бездну.
      - Отважная дивчина! - произнес вслух Михаил Акимович и после некоторого раздумья добавил: - Может быть, и встретимся...
      После возвращения на аэродром экипаж поздравляли с успешным выполнением специального задания. Уже была получена радиограмма молодой радистки. Тот же незнакомый полковник сообщил:
      - Все произошло, как и предполагалось. Первую радистку в перестрелке с немцами тяжело ранило, вышла из строя радиостанция. Мало того, в назначенный день встречи с самолетом группу вновь выследили, и ей пришлось принять ночной бой, чтобы отвлечь немцев. Вот и произошла задержка с сигналами. Уходить же с этого места - значило надолго потерять связь с Москвой.
      29 августа 1942 года мы готовились к нанесению ударов по административно-политическим и промышленным центрам Германии. На этот раз только четырем экипажам полка, на самолетах которых был достаточный ресурс моторов, предстояло ударить по Берлину, а остальные экипажи, в том числе и наш, имели задачу бомбить объекты Кенигсберга.
      Первым в эту ночь взлетел Владимир Пономаренко, за ним Эндель Пусэп, Михаил Родных и замыкал группу Борис Кубышко. С некоторым интервалом за ними взлетели остальные экипажи полка.
      Было безоблачно, во всю мощь светила луна, создавая нам благоприятные условия для полета, а истребителям противника - для поиска и атаки наших бомбардировщиков. Воздушные стрелки были начеку с момента взлета.
      Полет четверки самолетов к Берлину протекал нормально, это подтверждали донесения экипажей. В море развернулись на Штеттин. Идущий впереди Пономаренко близко подошел к городу, и тут же прожекторы схватили его самолет. Заработали крупнокалиберные зенитки. Но не прошло и минуты Пономаренко ушел из зоны обстрела. Остальным экипажам это послужило предупреждением, так как заход без необходимости на город ничего хорошего не сулил. Затем все экипажи шли уже на заданной высоте бомбометания - 7500 метров.
      Когда штурман Михаил Легкоступ доложил Владимиру Пономаренко, что до центра Берлина осталось лететь пятнадцать минут, тут, как по команде, в небо поднялось огромное количество прожекторных лучей. Прожекторы внешнего пояса обороны Берлина были расставлены так, чтобы на высоте от 5000 метров и выше лучи, перекрещиваясь, создавали сплошное световое поле. Самолет, оказавшись в этом поле, хорошо просматривался, и фашистским истребителям предоставлялся удобный случай для атаки бомбардировщика снизу сзади. При полетах на высоте от 7000 метров и выше лучи прожекторов рассеивались и не действовали, как на средней высоте. Поэтому Пономаренко спокойно продолжал полет к цели по приборам.
      Вошли во внутренний пояс обороны - зону действия зенитной артиллерии. Теперь прожекторы работали группами  - кустами, концентрируя свои лучи на одном самолете. Запахло взрывчаткой. Снаряды рвутся вокруг самолета, значит, ведут прицельный огонь.
      - Одна минута до цели, - доложил Легкоступ.
      Берлин давно был под самолетом, и штурману очень хотелось ударить по центру. Пономаренко тоже увидел впереди себя темный небольшой многоугольник, откуда уже не "выстреливали" свои лучи прожекторы. Да, это центр Берлина.
      Михаил нажал кнопку сбрасывателя, и 12 ФАБ-250 провалились вниз. Получив доклад штурмана "Сбросил!", Пономаренко ввел самолет в левый разворот и на максимальной скорости со снижением начал выходить из светового плена...
      Обратный полет прошел без происшествий, и, пробыв в воздухе около двенадцати часов, Владимир Пономаренко благополучно приземлился на своем аэродроме. Сели и два других экипажа. Четвертый экипаж - Бориса Кубышко с боевого задания не вернулся. В последней радиограмме он доложил: "Задание выполнил по основной цели. Повреждена бензосистема..."
      В столовой летного состава приготовленные приборы и рюмки с водкой для Бориса и Михаила остались на столе до очередного приема пищи. Такой установился в полку порядок.
      ...Я еще раз посмотрел листок с фотоснимком и только теперь заметил, что в нижнем углу карандашом мелко написан перевод надписи: "Советский тяжелый бомбардировщик Пе-8. Сбит над Берлином. Отличается большой дальностью, грузоподъемностью и хорошими аэродинамическими данными. Размеры свойственны русскому мужику".
      Самолету была дана объективная оценка. Такую же оценку дали газеты многих стран мира уже после первых налетов на Берлин в августе 1941 года.
      "Сбит над Берлином..." Враг свидетельствовал, что шесть пятисоткилограммовых бомб разорвались в его логове, что, несмотря ни на какие преграды, советский экипаж выполнил свою боевую задачу.
      В период затишья на фронтах
      Как и всегда после перерыва в боевой работе, мне необходимо было нанести на свои полетные карты изменения линии фронта, которые на этот раз оказались весьма существенными.
      Войска Западного и Калининского фронтов, освободив города Ржев, Гжатск, Вязьму, вышли на дальние подступы к Смоленску. Выдвигавшийся далеко к Москве ржевско-вяземский выступ, который мы в шутку называли аппендицитом, был ликвидирован. В эти дни у противника было оживленное передвижение перевозка войск, техники, снаряжения. И оба полка нашей дивизии действовали только по железнодорожным узлам и станциям на этом направлении. В районе Курска советские войска отбросили врага далеко на запад и к концу марта перешли к обороне, образовав огромный выступ. После этого положение сторон стабилизировалось. Наступило затишье по всему фронту. Лишь на юге нашей страны, в" низовьях Кубани и на Таманском полуострове, бои продолжались. Войскам Северо-Кавказского фронта Ставкой была поставлена задача уничтожить на Кубани вражескую группировку и освободить Таманский полуостров.
      Готовилась к действиям в Крыму и наша дивизия, но эта задача с нее была снята. В течение семи ночей апреля мы принимали участие в налетах по объектам городов Кенигсберг, Данциг, Тильзит, Инстенбург. Причем Кенигсберг бомбили пять ночей, Данциг - две и Тильзит - три ночи.
      Семь вылетов сделал и наш экипаж, теперь уже экипаж Героя Советского Союза майора Александра Сергеевича Додонова. Этого высокого звания наш командир был удостоен 25 марта 1943 года. Этим же Указом звание Героя Советского Союза было присвоено капитану М. В. Родных.
      Арсеи Чурилин был назначен командиром корабля, одновременно получив звание капитана. Вместо него вторым летчиком в экипаж назначили лейтенанта Константина Бездольного. До войны Бездольный несколько лег летал в Средней Азии на самолете ТБ-3, перевозил серу с места ее добычи на завод. Летал много, но только днем, в безоблачную погоду или под облаками, и имел налет в несколько тысяч часов. Накопленный опыт позволил Константину быстро освоить полеты ночью и в облаках.
      Семь месяцев не было налетов на Кенигсберг и Данциг, но противовоздушная оборона этих городов по сравнению с 1942 годом усилилась: увеличилось количество зенитной артиллерии, прожекторов, ночных истребителей. Преодолевать ПВО стало значительно труднее. Мы увеличили плотность удара. Теперь уже и по военно-промышленным объектам глубокого тыла в течение всего налета в среднем каждую минуту сбрасывалась серия бомб.
      В ночь на 13 апреля во время бомбардировки Кенигсберга прямым попаданием зенитного снаряда был поврежден мотор на самолете Арсена Чурилина. Возник пожар. Проявив самообладание, Арсен и бортовой техник сумели пожар локализовать. На трех моторах они дошли до аэродрома и благополучно произвели посадку.
      Если по каким-либо причинам отдельные экипажи были вынуждены покидать самолеты на парашютах и приземляться в тылу врага, то штаб АДД, имея тесную связь со штабом партизанского движения, сообщал об этом ближайшим отрядам. Партизаны организовывали поиск и содействовали переброске по воздуху летчиков через линию фронта.
      Так, например, при налете на Кенигсберг в ту же ночь на 13 апреля огнем зенитной артиллерии был поврежден самолет Ил-4, пилотируемый Героем Советского Союза Глазковым Павлом Петровичем. Долго летчик боролся за жизнь самолета и экипажа, продолжая полет со снижением. Но в районе озера Нарочь, за 370 километров от линии фронта, самолет стал неуправляемым, и экипаж по команде командира с высоты 600 метров покинул его на парашютах. Вероятность выбраться самостоятельно из оккупированной местности была очень малой. Выручили партизаны - в первых числах мая Глазков и его штурман переправились на самолете на нашу территорию и вновь продолжали громить врага.
      В ночь на 29 апреля на Кенигсберг впервые с самолета Пе-8 была сброшена фугасная бомба новой конструкции весом пять тонн. Какие разрушения она нанесла - можно было предположить по результатам, полученным при ее испытании.
      Длина бомбы со стабилизатором - 5,2 метра, диаметр - около одного метра, общий вес - 5,4 тонны, вес взрывчатого вещества - 3,2 тонны. ФАБ-5000 не помещалась даже в бомбовом отсеке Пе-8, поэтому полет до цели проходил с приоткрытыми створками люков. На полигонном испытании бомбу сбросили в густой лес. На месте взрыва по окружности большого диаметра деревья были вырваны с корнями или сломаны.
      Забегая вперед, следует сказать, что вторую ФАБ-5000 сбросили в июле того же года на железнодорожный узел Орел. После освобождения города специальная комиссия осмотрела место падения бомбы. О силе ее взрыва можно было судить по тому, что раму тяжелого пульмановского вагона обнаружили согнутой в дугу и отброшенной в сторону от полотна железной дороги на сто метров.
      В июне оба полка нашей дивизии наносили удары по аэродромам Орла, Брянска, Сещи, Орши, Запорожья, Сталине. И все же основные наши усилия в период затишья на фронтах были направлены на срыв стратегических и оперативных перевозок противника, сосредоточения и перегруппировок его войск. Бомбардированием железнодорожных узлов решались сразу две задачи: уничтожались эшелоны с боеприпасами, вооружением и горючим и выводилась из строя станция.
      Повышению эффективности бомбометания в 1943 году в значительной степени способствовало еще одно принципиальное изменение тактики наших действий. Промышленность в конце 1942 года начала выпускать новые светящие авиационные бомбы САБ-100-55, которые при мощности светового излучения в 1400000 свечей горели до четырех минут. В связи с этим в полках, вооруженных самолетами Ил-4, появились самолеты освещения цели. Такой самолет-осветитель появлялся над целью и сбрасывал вместо боевых бомб САБы, а последующие осветители поддерживали подсветку цели. В итоге количество сбрасываемых фугасных бомб уменьшалось, а эффективность удара увеличивалась.
      Результаты бомбардировочных ударов часто подтверждали агентура и сообщения партизан.
      Так, при налете в ночь на 4 мая 1943 года на железнодорожный узел Минск, через который следовали эшелоны из Германии и Польши, 109 дальних бомбардировщиков разрушили товарную и пассажирскую станции, паровозное депо, электростанцию, разбили три воинских эшелона, взорвали склад с боеприпасами. Движение на железной дороге приостановилось на трое суток. Кроме того, в городе были разрушены штаб авиационной части и казармы, в которых погибло 200 человек летного состава. Всего при налетах на военные объекты Минска, в которых участвовали части 1, 2 и 4-й гвардейских дивизий и 36-й авиационной дивизии дальнего действия, было уби" то 2000 гитлеровских солдат и офицеров.
      В ночь на 4 мая наша 45-я авиадивизия, совместно о другими частями и соединениями АДД, имела задачу бомбардировать железнодорожный узел Орша. Участвовало около 190 самолетов. Противнику, видимо, было хорошо известно, что в районах базирования авиации дальнего действия погода была очень сложной, поэтому они, как и в Минске, не рассчитывали на массированный налет. На железнодорожном узле было сосредоточено много эшелонов с боеприпасами, горючим, вооружением.
      Первыми над целью появились экипажи осветителей 10-го гвардейского авиаполка, которым командовал подполковник Бровко Иван Карпович. К приходу бомбардировщиков точно над целью висела уже серия из десяти САБов. Экипаж старшего лейтенанта И. И. Даценко первым выполнил бомбометание, вынудив противника сосредоточить на его самолете прожекторы и огонь артиллерии. Этим воспользовались идущие позади экипажи Героев Советского Союза Д. И. Барашева и С. А. Харченко. От точно положенных ими бомбовых серий на узле возникли пожары, что обеспечило более прицельное бомбометание остальным экипажам. Наш полк шел замыкающим в этом налете, а мы с Александром Додоновым были замыкающими в полку и бомбили последними. Зарево пожаров на станции Орша наблюдалось с самолета уже километров за сто. А когда мы, завершая удар, подошли ближе, то увидели, что вся станция охвачена пламенем.
      Горели цистерны с горючим, рвались боеприпасы. Зенитчики уже не могли больше вести организованный огонь. Отбомбились мы, как на полигоне.
      Через несколько дней пришло сообщение, что в результате налета на Оршу в ночь на 4 мая было разбито шесть эшелонов, из них четыре с боеприпасами, уничтожены два склада с боеприпасами и один продовольственный, а также две зенитные батареи с расчетом.
      Очень эффективным был и удар по железнодорожному узлу Могилев в ночь на 28 мая. Штаб Белорусского партизанского движения донес, что в этом налете погибло до 3000 гитлеровцев, разрушены железнодорожный и деревянный мосты через Днепр, разбито шесть эшелонов. Город был оцеплен, все силы немецкое командование бросило на вывозку трупов. Среди немцев возникла паника, началось бегство из города в направлении Голынец, Добросневичи.
      Нельзя не отметить и последний в период затишья на фронтах массированный удар нашей авиации по железнодорожному узлу Орел в ночь на 4 июля. В нем принимал участие 401 самолет и было сброшено более 520 тонн бомб. Пламя возникших пожаров достигало 200-300 метров и наблюдалось с расстояния 150-160 километров.
      Затишье на фронтах закончилось.
      В битве под Курском и Орлом
      5 июля 1943 года предрассветную тишину нарушил гром сотен орудий. Это артиллерия Центрального и Воронежского фронтов открыла ураганный огонь по изготовившимся к атаке фашистским войскам.
      С рассвета северная и южная группировки противника, имеющие в своем составе по нескольку сот танков, поддерживаемые большими группами авиации, перешли в наступление. Фашистские бомбардировщики волнами по 100-150 самолетов под прикрытием истребителей с разных сторон шли к позициям наших войск. На земле и в воздухе развернулась гигантская по своим масштабам и напряжению битва на Курской дуге.
      К исходу дня получила боевую задачу и наша дивизия. В ночь на 6 июля нам предстояло бомбардировать войска и технику противника в районе Малоархангельска. Затем две ночи мы наносили удары по вклинившимся войскам северо-западнее Понырей, а в последующие три ночи бомбили сосредоточения войск в районе Белгорода, в пунктах Томаровка, Покровка, Яковлево.
      Перед наступлением на орловском направлении наш полк бомбардировал скопления немецкой пехоты и танков в районе совхоза "Прогресс", а в ночь на 13 июля всем составом дивизии мы нанесли удар по станции Орел На каждый самолет нам подвешивали до четырех тонн бомб, преимущественно крупного калибра - от 250 до 2000 килограммов. В эту же ночь была сброшена и пятитонка. В районе станции противник сосредоточил такое количество прожекторов и артиллерии, какого до этого не наблюдалось. Немцы задействовали зенитную артиллерию всех калибров. Нетрудно было догадаться, насколько выросло значение железнодорожного узла в связи с начавшимся наступлением советских войск.
      В ночь на 14 июля мы нанесли удар по резервам противника в районе Болхова, последующие три ночи опять бомбили составы на станции Орел, а в ночь на 19 июля нанесли удары по авиационному городку и аэродрому.
      После этого задания проснулись мы поздно. Только к 17 часам летный состав собрался для подготовки к очередному боевому вылету, и командир полка предоставил слово начальнику разведки. Информация его заканчивалась радостными для нас словами: "Прорвав оборону противника на глубину более 70 километров на севере и 20-25 километров восточнее Орла, войска Брянского и Западного фронтов продолжают наступление..."
      Каждый понял: значит, сегодня опять на Орел...
      В другом сообщении начальника разведки говорилось о том, что, по имеющимся данным, в район Орла переброшена группа ночных истребителей, снятая с обороны Берлина. Самолеты оборудованы аппаратурой, позволяющей осуществлять наведение на цель с земли с помощью радиолокаторов. Никаких указаний и рекомендаций по противодействию не давалось, а сами мы мало что понимали в этом новом средстве. Ясно было только одно: если раньше гитлеровские истребители, барражируя в определенном районе, сами искали цель, чаще всего по выхлопным газам моторов, то теперь их будут наводить с земли до какого-то определенного момента, пока они не увидят цель. О том, что истребители самостоятельно могут осуществлять слепой поиск, в сообщении не говорилось.
      Ну а вывод был сделан простой: усилить наблюдение за воздухом! И поскольку цель находилась недалеко от линии фронта, это сообщение мы восприняли спокойно. Оттого-то оно и не сыграло своей мобилизующей роли, в результате чего в эту ночь мы понесли потери.
      Итак, железнодорожный узел Орел. Удар наносят оба полка дивизии. Первым действует наш полк. Высота бомбометания - 6100 метров. Сегодня в голове боевого порядка полка идет Владимир Пономаренко со штурманом Михаилом Легкоступом, поэтому они и взлетели первыми. Линию фронта прошли, когда на землю опустилась темнота, но горизонт еще был покрыт розовой пеленой угасающего заката. На высоте полета было светло.
      Вышли в район цели, развернулись на боевой курс. Ни прожекторов, ни огня зенитной артиллерии. Что бы это могло значить?.. Штурман подал одну команду на доворот, вторую. И тут же последовал его доклад:
      - Сбросил!
      По вздрагиванию самолета Пономаренко почувствовал, как отделились бомбы: одна ФАБ-2000 и две ФАБ-1000. В момент отрыва третьей бомбы по правой плоскости что-то ударило. Владимир невольно повернул голову: неужели с первого выстрела - прямое попадание?
      Тут же вспыхнули прожекторы, началась отчаянная стрельба артиллерии. Уже в силу выработанной привычки с левым креном и со скольжением Пономаренко повел машину от цели. Стал вызывать по связи правого подшассийного стрелка, чтобы выяснить - что же произошло? Ответа не последовало. Значит, стрелок убит или ранен.
      - Товарищ командир, огонь из третьего мотора! - доложил башенный стрелок. И тут же по сети прозвучало донесение бортового техника:
      - Третий выключил, противопожарные включил...
      Владимир резко скользнул на левое крыло, пытаясь сбить огонь воздушным потоком. Противопожарные средства и маневр не дали результатов. Наполнилась дымом кабина, и вот уже в ней показалось пламя - вот-вот взорвутся баки. Тогда Пономаренко принимает решение спасать экипаж.
      - Прыгать! Прыгать немедленно всем! - прозвучала его команда, и он включил автопилот. А огонь уже добрался до унтов летчика. Пламя лизало лицо. Самолет неестественно вздрогнул - видимо, отвалился двигатель, и тут Владимир открыл фонарь. Ворвавшаяся струя воздуха выхватила пламя наружу. Только он решил подтянуть ноги на сиденье, чтобы оттолкнуться, раздался сильный треск, самолет перевернулся и летчик оказался в воздухе.
      Не сразу разобрался Владимир, что находится в штопоре и падает спиной вниз. В таком положении раскрывать парашют нельзя. Выбросил, как учили, одновременно в стороны руки, ноги - и вышел из штопора. Продолжал свободное падение, но теперь уже головой вниз. Прямо под собой увидел огни пожаров линия фронта. Дернул кольцо, почувствовал динамический удар и повис на стропах парашюта. Воздушным потоком сорвало с ног унты.
      Приземлился Пономаренко в гречиху. Быстро собрал парашют - и бегом в сторону от места приземления. Остановился, перевел дыхание, осмотрелся. По звездам определил восток и осторожно пошел дальше. До слуха донеслись какие-то голоса. Остановился, прислушался. Со мнений не было - разговаривали на русском языке. Свои! Вышел к артиллерийской батарее. От командира батареи узнал, что еще вчера здесь были немцы.
      Стало светать. Надо возвращаться к месту падения самолета. Члены экипажа, если остались живы, заметили это место и, оказавшись на освобожденной земле, непременно будут его разыскивать.
      Так и случилось. Часам к восьми утра семеро из экипажа бомбардировщика оказались у самолета. Пятеро боевых друзей погибли. Их тут же и похоронили. Что им помешало покинуть самолет - можно было только предполагать...
      После того как все самолеты произвели посадку, стало известно, что в эту ночь не возвратились с боевого задания еще два Пе-8: капитана Угрюмова из нашего полка и капитана Вихорева - из соседнего. Оба самолета были сбиты в районе цели, на линии боевого пути.