Глава 31

Вулфриту очень хотелось, чтобы королева Артемизия ответила на его вопрос.

Неужели Арбол все время была девчонкой?

Все утверждали, что она родилась мальчиком, но Вулфрит совершенно не представлял, как это могло случиться. Конечно, ученик провинциального чародея, жившего в пещере в горах, — это не какой-нибудь великий волшебник, живущий при королевском дворе. Но юноша полагал, что разбирается в магии, и не видел никакой возможности превратить Арбола в девочку без целой кучи приспособлений, которые практически невозможно скрыть.

С другой стороны, прочитав несколько потрясающих приключенческих романов из дворцовой библиотеки, Вулфрит уже узнал, что иногда девушек переодевали в мальчиков, потому что короли предпочитали сыновей дочерям.

Так была ли Арбол девочкой от рождения?

Он спросил Артемизию сразу же после Бедствия Омовения, но королева попросила его помолчать и ничего не ответила. Он спросил ее еще раз в тот же вечер попозже, но она велела ему не забивать себе голову ерундой, что тоже не было ответом.

Вулфрит не понимал, что именно происходит, но у него было четкое впечатление, что Арбол попала в беду из-за того, что оказалась девчонкой. Каждый раз, думая об этом, он чувствовал угрызения совести. Если бы он поднапрягся и вспомнил, что эти глупые люди рассказывали ему о ритуале, он мог хотя бы предупредить принцессу об омовении, и кто знает, может быть, все обошлось бы.

Ведь Вулфрит всегда подозревал, что Арбол не любит купаний.

А сейчас королева вышла бранить прислужников. Перед этим она отвела его в Башню Красивого Отражения и велела оставаться здесь. Это казалось Вулфриту очень глупым: зачем приводить его сюда? Мужчина Арбол или женщина, она — законный наследник трона.

Может, королева думала, что в этих покоях он будет избавлен от неприятностей? По крайней мере здесь не надо носить дурацкую маску. Вулфрит вздохнул и начал выдергивать нитки из красной обивки кресла.

Была ли Арбол девочкой или это настоящая магия? А вдруг горгорианки и вправду владеют каким-нибудь волшебством, непохожим на то, что он знает.

Это могло бы оказаться занятным. Вулфрит подумал, что нужно связаться с Клути. Кстати, леди Убри.., но ее, вероятно, скоро обезглавят, или сожгут, или скормят росомахам.

Ему обещали прислать приглашение на это зрелище, но бумага, наверное, затерялась. А он только начал обучаться с леди Убри. Простое чтение книг не может заменить всеобъемлющей практики.

Его размышления были прерваны шагами на лестнице.

— Вулфи? — позвала Артемизия, врываясь в комнату.

Он выпрямился и улыбнулся ей.

— Как хорошо, что ты еще здесь, — сказала королева. — Все в порядке?

— Все прекрасно, ваше величество. Кроме того, что Арбол девочка и все такое.

— Ну, что ж...

— Ваше величество, она всегда была девочкой? — быстро спросил Вулфрит.

Артемизия издала нервный смешок и начала деловито перерывать ящики комода, не глядя на юношу.

— Всегда была девочкой, Вулфрит? Конечно, нет, как глупо!

— Значит, Убри и все эти женщины действительно изменили ее?

— Конечно, — сказала Артемизия, и Вулфрит подумал, что ее голос звучит недостаточно убедительно, хотя и приглушен содержимым второго ящика.

— И все так думают?

Артемизия выпрямилась и посмотрела ему в глаза.

— Нет, к сожалению, не все. Этот проклятый чародей заявился очень не вовремя. Пришел через пятнадцать лет после вторжения горгорианцев и показал, как замечательно он умеет превращать людей в разных тварей. Естественно, он обрек себя на приговор. Каргу Убри выпустили, а чародея бросили на ее место в темницу. Но это сейчас уже совершенно не важно.

Вулфрит замигал.

— Не важно?

Убри спасена, чародей на ее месте в темнице. Как это может быть не важным? Чародей...

— Да, не важно, — сказала ему Артемизия, отворачиваясь от комода, — потому что прямо сейчас они твою сес... Я хотела сказать, принца Ар... Я хотела сказать: принцессу Арбол хотят принести в жертву дракону, и мне срочно нужно найти способ помешать этому. Проклятие! — Королева пинком закрыла нижний ящик. — Разве они не используют драконью отраву на своих церемониях? Я могу поклясться, что видела ее!

— Я не помню. — Вулфрит пожал плечами.

— Ты и не можешь, — сказала Артемизия, сердито оглядывая комнату.

— А на что похожа драконья отрава?

— Не знаю, — отрезала королева. — Зеленая, кажется. Нужно проверить огород. — Она повернулась и вылетела из комнаты прежде, чем Вулфрит успел остановить ее.

Юноша схватился за дверную ручку, но услышал, как в замочной скважине поворачивается ключ. Он остановился и начал ругаться, когда шаги королевы стихли в переходах.

Потом долго стоял, уставясь на дверь.

Если верить Клути, драконья отрава — выдумка старых баб. Таким способом Арбол спасти невозможно.

А кроме того, никакие драконы возле столицы не водятся. Да их уже столетиями здесь не видели. Так что если Арбол захотят принести в жертву, для этого ее придется тащить в горы.

Вулфрит решил, что события последних дней — смерть короля, смена наследников, Бедствие Омовения — довели королеву до сумасшествия. Зачем тащить Арбол в горы и скармливать там дракону? Только потому, что она превратилась в девчонку? Это же безумие.

И что это за бред про чародея, брошенного в темницу?

Ведь единственным старогидрангианским чародеем был Клути, а Клути...

Гнев Вулфрита испарился, и он судорожно сглотнул.

Клути мог превращать людей в различных животных, Клути сбежал из дворца пятнадцать лет назад, за несколько часов до появления горгорианцев.

И Клути вполне мог явиться в город, чтобы отыскать своего пропавшего ученика.

Отсюда напрашивается совсем неутешительный вывод: дорогой и любимый учитель заперт в дворцовой темнице по его, Вулфрита, вине!

Он должен спуститься вниз и предпринять что-нибудь решительное, прежде чем палачи доберутся до чародея. Юноша потряс дверную ручку, отчаянно поколотил в дверную панель, но все было безрезультатно. Он должен, он обязан выйти отсюда, несмотря на все инструкции королевы!

Но Вулфрит знал, что отсюда нет выхода. Он уже провел здесь несколько недель взаперти...

Хотя нет! Какая ерунда! Ведь он же помнит отпирающее заклинание, на которое случайно наткнулся в библиотеке.

Но если кто-нибудь увидит его без маски, может случиться конфуз. Все подумают, что он Арбол, которую должны скормить дракону. А единственный способ доказать им, что он не принцесса, это продемонстрировать свою принадлежность к мужскому полу. А если он им это продемонстрирует, местные психи наверняка кинутся возводить его на престол.

Вулфрит решил, что в подземелье надо проскочить незаметно. Благодаря Арболу он знал, как это осуществить.

И быстро направился к секретному ходу.

Часом позже, после нескольких неверных поворотов и немыслимого количества дверей и лестниц, после превращения двух гвардейцев в крысу и канарейку, Вулфрит наконец очутился примерно в двадцати футах под землей в узком и неприятно сыром каменном коридоре, слабо освещенном вонючим факелом.

Если это не дворцовая темница, то королевский дизайнер ошибся.

Юноша осторожно крался вдоль влажной стены, заглядывал в двери камер. Он держал наготове превращальное заклинание, но очень боялся, что рано или поздно оно выкинет какой-нибудь неприятный трюк. До сих пор в результате превращений получались мелкие, безобидные твари, но происходило это просто потому, что большинство существ на свете мелкие и безвредные. Всякий, кто обращал внимание, видел, что мир просто кишмя кишит жучками, червячками и всякими грызунами, а вот крупные страшные хищники, которые лапают и когтят, встречаются относительно редко.

Но все-таки они есть. А превращальное заклинание основано на какой-то закономерности, потому что млекопитающие получались гораздо чаще, чем, например, насекомые или птицы. Вулфрит не знал, чем определяется результат, но был совершенно уверен, что, продолжая превращать людей с помощью заклинания, рано или поздно получит льва или росомаху.

А это могло обернуться серьезной угрозой для жизни.

Поэтому лучше как можно тише красться вдоль мокрой стены.

Вулфрит очень переживал, что обрыскал только крохотный кусочек темницы. Подземелье простиралось во всех направлениях, неожиданно открывая узкие боковые ответвления, крутые изгибы и повороты, странные обманные ступени, ведущие вверх и вниз. Юноша осмотрел уже множество камер, но все они оказались пусты.

Неожиданно за стеной кто-то жутко завыл. На Клути вроде бы не похоже, но Вулфрит поспешил на звук. По крайней мере это точно кто-то живой и наверняка не гвардеец. Кого-то явно мучили, и, если это окажется чародей...

Вой повторился, и Вулфрит смог определить, из какой камеры он доносится. Он заглянул в крохотное зарешеченное окошечко, ожидая увидеть дьявольскую сцену горгорианской жестокости.

Но из камеры на него уставилось чье-то бородатое лицо, и сварливый голос прошамкал:

— Будьте любезны, сдвиньтесь немного вбок. Вы загораживаете мне свет.

— Извините, — растерянно пробормотал Вулфрит, отодвигаясь как можно дальше, но так, чтобы видеть камеру.

Она была крохотной, но довольно чистой, пол покрыт свежей соломой, в углу ведро. Заключенный, скрестив ноги, уселся в центре.

— Спасибо, — сказал он юноше. — Вы, может, прикроете уши: я сейчас снова крикну. — И прежде чем Вулфрит ответил, завопил так, что кровь заледенела в жилах.

Когда звон в ушах поутих, Вулфрит поинтересовался:

— Зачем вы так орете?

— Это моя работа, — объяснил узник.

— Что, что?

— Это моя работа.

— Какая еще работа?

— А что это будет за темница, в которой не раздаются жалостные страдальческие крики?

Вулфрит испуганно разинул рот, и вопитель сжалился:

— Объясняю: основная проблема заключается в том, что горгорианцы не умеют пытать и мучить людей.

— ??! — Это никак не согласовывалось с тем, что Вулфрит слышал до сих пор.

— Нет, не умеют. Они способны только устраивать общественные мероприятия — все эти ваши сжигания, травли росомахами и так далее. Но у них не хватает терпения для настоящих мучительств, при которых тюрьмы забиты годами и переполнены жуткими криками, воплями, стонами и всем прочим. У них вообще кишка тонка по части тюрем: убивают — и делу конец. Если пытка длится больше недели, горгорианцы либо надираются от тоски, либо просто оттяпывают жертве голову.

— Я вижу, — согласился Вулфрит.

— Да, но нельзя же содержать респектабельную темницу, если она просто набор пустых камер. А здесь большинство камер и вправду пусты. Вот я и стараюсь изо всех сил поддерживать имидж тюремщиков, но, скажу тебе, парень, это нелегко.

— Значит... А как вы получили эту работу?

— О, я уже давно сидел здесь, когда во дворец явились горгорианцы. Они отпустили всех, кто пострадал за политические убеждения, остальным поотрубали головы, но никак не могли решить, что делать со мной, потому что никто не вспомнил, за что я сюда угодил.

— А за что вы сюда угодили? Узник пожал плечами.

— Не имею ни малейшего представления. Забыл много лет назад. Я попал сюда еще мальчиком.

— Ох!

— Горгорианцы долго спорили, что со мной делать. И большинство уже склонялось к тому, чтобы отрубить мне голову. Просто для верности. Но тут я и предложил им оставить меня в темнице для придания ей настоящего стиля. Должен сказать, что переговоры заняли несколько дней, но они согласились. — Он гордо улыбнулся.

Вулфрит кисло улыбнулся в ответ.

— С тех пор я сижу здесь как профессиональный вопитель. Мне дают хорошую свежую солому, регулярно выносят ведро, или я объявляю забастовку и перестаю кричать. Я согласен, это не лучшая должность, но меня устраивает.

Неожиданно до Вулфрита дошло, что он даром теряет время.

— Что ж, было очень приятно побеседовать с вами, но мне нужно искать чародея, которого заперли где-то здесь.

— Чародея? — Узник приподнял голову. — Вы имеете в виду чародея, который поступил к нам недавно? Он в номере сорок третьем: это дальше по коридору, поворот налево, вниз по ступенькам, а там шестая дверь направо.

— О! — только и смог выдохнуть Вулфрит.

— Я подумал, что сэкономлю вам время, — объяснил заключенный.

— Спасибо.

— А сейчас отойдите от моего окошка, пожалуйста.

— Да, сэр.

Юноша двинулся в указанном направлении, а за ним, отражаясь от каменных стен, эхом катились крики.

Поворот налево прикрывали свисающие с потолка старые цепи. Вулфрит наверняка прозевал бы его, если бы искал сам, и никогда бы не нашел номера сорок третьего. Уже через пять минут он взламывал ржавый засов и кричал Клути, связанному, что сейчас освободит его.

Глава 32

Три пыльные фигуры проскользнули через городские ворота и замерли, озираясь в смущении.

Улицы словно вымерли. Это не соответствовало их ожиданиям и не совпадало с планами, которые они обсуждали по дороге.

Однако к сюрпризам все уже подготовились. Час назад путники обнаружили, что пара предместий горят, как факелы в честь коронационного праздника.

— Я не думал, что горгорианцы такие варвары, — заметил Пурпурный Опоссум. — А говорят, что в нынешние времена они стали куда спокойнее и тяготеют к тихим занятиямм гидрангианцев.

— Заткнись, — буркнул Черная Ласка. После того как он очнулся в домике вдовы Джилджип, это была его обычная реакция на все внешние раздражители. Когда Опоссум сказал ему, что она может считаться довольно грубой, коль скоро Черная Ласка не приобретет королевство, Ласка почти извинился. Он проклял свой дурной характер и списал все на непроходящую головную боль.

А сейчас, когда он глядел на город, его голова болела еще сильнее.

— Смотри, — показал Пурпурный Опоссум. — Вон улица Удовольствий, Непоминаемых в Приличной Компании. Я уж боялся, что никогда больше ее не увижу.

Черная Ласка промямлил что-то нечленораздельное, но заткнуться Опоссуму не предлагал. Он тоже наслаждался видом родного города.

— А что это за транспарант? — спросил Данвин, показывая на ворота. — Он всегда там висел?

— Какой транспарант? — не понял Черная Ласка.

— На котором написано «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДРАКОН».

Ласка с Опоссумом переглянулись.

— Ты видел какой-нибудь транспарант? — спросил Ласка.

— Нет, мой лорд, — заколебался Опоссум. — Я рассматривал архитектуру предместий. Вы заметили, что они строят каменные дома, имитируя форму горгорианских походных палаток?

— Ни хрена я не заметил, — зарычал Черная Ласка. — У меня голова раскалывается, будто по ней колотит кузнец, выполняющий срочный королевский заказ. И я шел, опустив глаза, потому что от солнечного света она болит еще хуже.

— Мы можем вернуться и посмотреть, — предложил Опоссум.

— А вон еще транспаранты, — заметил Данвин.

— Действительно, — согласился Пурпурный Опоссум. Он рассматривал плакаты, выставленные вдоль главной улицы, ведущей к королевскому дворцу. Черная Ласка, позабыв о своей головной боли, делал то же самое.

— Праздник, — сказал он. — Значит, мы не пропустили коронацию.

— Или, может быть, лозунги просто забыли убрать, — предположил Опоссум. — Горгорианцы не любят заниматься домашней уборкой.

— Если их повесили по случаю коронации, — удивился Данвин, — то почему над воротами написано «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДРАКОН»?

Опоссум пожал плечами.

— Может, это символическое приветствие новому королю.

— А может быть, Бернис, — сказал Данвин.

— Горгорианцы в качестве королевского символа используют быка, — задумчиво произнес Ласка. — А королевский дом Гидрангии всегда представлял комплексный геральдический зверь. Я думаю, мальчик прав: Бернис опередила нас.

— Тогда чего же мы ждем? — закричал Данвин и бросился бежать, сориентировавшись по стрелкам, заботливо проставленным на нескольких транспарантах.

Однако Пурпурный Опоссум ловко и незаметно подставил ему ножку. Данвин споткнулся и потерял сознание, ударившись головой о брусчатку.

Ласка посмотрел на Опоссума. Опоссум посмотрел на неподвижного юношу.

— Я думаю, спешить не стоит.

— Согласен, — ответил Ласка. — Но я полагаю, нам следует пойти и посмотреть, что там происходит.

— Конечно, мой принц, — ответил Пурпурный Опоссум. — Хотя у нас было запланировано получше.

— Ты знаешь, — задумчиво протянул Ласка, озирая пустые улицы, — не похоже, чтобы все это сработало.

— ???

— Я не вижу никаких признаков моих людей, а все эти надписи свидетельствуют о том, что горожане способны управлять драконом. Кроме того, коронация наверняка закончилась, пока мы выворачивались в ведра на этой дурацкой ферме. Я думаю, момент упущен.

Опоссум размышлял, задумчиво поглаживая свою тощую бороду.

— Ты предлагаешь вернуться в лес и дожидаться следующей возможности? Ласка хищно ощерился.

— Хочешь провести еще пятнадцать лет в кустах?

— Я думаю, — осторожно сказал Опоссум, внимательно следя за выражением лица своего повелителя, — что лучше положиться на благожелательность вашего племянника...

— Вот и я так думаю, будь я проклят. Во дворце много секретных переходов, там можно запросто плести интриги. Все это гораздо удобнее, чем прятаться в холмах, и гораздо ближе к нашим семейным традициям.

— Тогда чем мы займемся сейчас?

— Прежде всего разберемся, что, во имя запретных богов из девятнадцати разноворотных пекл, здесь происходит.

— И как же мы это сделаем, ваше высочество? Черная Ласка, храбрый и стремительный вождь Отважных Обитателей Кустов, глубоко вздохнул.

— Мы поднимем Данвина и пойдем на праздник. Пурпурный Опоссум вдруг обнаружил что-то необыкновенно привлекательное на соседнем балконе, но быстро отвел глаза и сказал:

— А стоит ли нам возиться с Данвином? У парня свои добродетели, но характер уж слишком оригинальный. Он склонен к постоянству, например, в своей привязанности к Бернис. Но если этот дракон действительно его овца, я боюсь, что Данвин выйдет из-под контроля, а у нас будут серьезные неприятности.

Черная Ласка взглянул на распростертую перед ним фигуру.

— Пожалуй, ты прав, — сказал он задумчиво. — Пошли.

И мужчины отправились вверх по улице, следуя указательным стрелкам на транспарантах.

Меньше чем через минуту после того, как они скрылись из вида, Данвин поднялся на ноги и потряс головой, чтобы прийти в себя. Обнаружив, что он остался один, юноша растерялся, но, посмотрев на транспаранты, вспомнил все.

— Бернис!

Он не знал, куда ушли Черная Ласка с Пурпурным Опоссумом, но это его не заботило. Он хотел видеть Бернис и побежал вверх по улице.

Тем временем на центральной площади толпа начала скучать. Вначале почти все население города собралось здесь, чтобы полюбоваться на жертвоприношение, но сейчас многие уже ушли, устав от долгого переминания с ноги на ногу. А те, кто остался, разместились прямо на мостовой: одни сидели на принесенных из дома одеялах, другие прямо на голой брусчатке.

Со своей стороны, Бернис тоже устала ждать. Она торчала на площади уже битый час, слушая, как Арбол поливает ее поистине удивительными матерными выражениями. Постепенно из толпы стали доноситься голоса:

— Давай съешь ее!

— Кончай с ней, кочегарная глотка!

Но бывшая овца не обращала внимания на эти выкрики. Несмотря на свой гнев, она была очарована способностью Арбол материться без повторений. Бернис прожила долгую жизнь на ферме старого Одо, но никогда не слышала ничего подобного.

Несчастные Обитатели Кустов сидели у ее передней лапы и пытались вычислить, что же пошло наперекосяк.

— Ласка отправился в город раньше нас, — сказал Синий Барсук в пятьдесят седьмой раз, — и должен сейчас прятаться где-то поблизости. Он не может не знать, что здесь творится!

— Если только он не заблудился, — вставил Персиковый Мангуст. — Или еще что пошло не так.

— А почему бы нам не позволить Бернис сожрать принцессу? — поинтересовался Венндель. — Горгорианская королевская династия на этом кончится, и коронуют какого-нибудь гидрангианца.

— Но мы хотим короновать Черную Ласку, — напомнил Барсук. — А не какого-нибудь третьего кузена старого Фумитория. — Он поколебался и добавил. — Кроме того, я не очень-то разбираюсь в политической кухне и не хочу предпринимать ничего серьезного.

— А что, если Ласка вообще не придет? Бернис ведь собирается.., того...

— Знаю! — закричал Синий Барсук. — Но он придет! Он обязательно должен добраться до города...

На другом конце площади шел не менее оживленный спор.

— А я говорю, мы сразим дракона и освободим его.., то есть ее, — твердил Пентстемон.

— Зачем? — удивился солдат-горгорианец.

— Потому что она полноправный наследник!

— Она девчонка, я сам видел, — возразил солдат. — Девчонка не может быть королем.

— Ну и пусть не может. Я один из Напарников принца и должен защищать его, а не смотреть, как его жрет дракон!

— Не его, а ее, — подчеркнул кто-то.

— Но она была принцем! — настаивал Пентстемон.

— Ну и как мы сразим дракона, если предположить, что нам этого захочется, в чем я вовсе не уверен? — спросил солдат.

— Отрубим ему голову! — закричал Пентстемон. Солдат пожал плечами.

— У тебя есть меч, — сказал он. — Вот иди и руби.

Пентстемон смерил горгорианца презрительным взглядом, но меча не вытащил. Его осенила следующая идея.

— Стрелы! — сказал он. — Мы выколем ему глаза стрелами, а потом...

— А потом он разозлится и разнесет полгорода, — пояснил кто-то из толпы. — Мой прадедушка пытался сразиться с болотным драконом, или по крайней мере так уверял. Но у него под рукой оказался кусок скалы, чтобы обрушить его на дракона, а у нас в центре города даже камешка не найдешь.

Пентстемон огляделся и был вынужден согласиться, что скалы на середине площади нет. Он заметил также, что драконовские крылья выглядят вполне дееспособными, и заподозрил, что скала бы в любом случае не помогла.

В этот момент на площадь, в нескольких ярдах позади дракона, вышли Черная Ласка и Пурпурный Опоссум. Персиковый Мангуст немедленно заметил их.

— Смотрите! — заорал он, — Вон Черная Ласка!

Арбол выкрикнула ругательство, сочетавшее овощи и предков по женской линии. Бернис задумчиво подняла голову, повторяя про себя эту замечательную фразу. Затем кивнула:

— Это уже было минут двадцать назад. Я знала, что ты рано или поздно иссякнешь.

Тут она обратила внимание на крик Мангуста и оглянулась на новоприбывших.

— Это он?

— Ну да, — согласился Синий Барсук, — это Черная Ласка. Теперь подожди только одну минуточку, я уверен, он скажет нам, что делать...

— Ждать? — Бернис фыркнула, и волосы Синего Барсука опалились. — Ждать! Я ждала целый час, слушая, как эта паршивая маленькая сучка оскорбляет меня. Минуту назад она наконец начала повторяться, так что учиться у нее больше нечему. И твой Черная Ласка здесь, а ты сказал, что, когда он придет, я смогу ее съесть. — Бернис поднялась на ноги. — Так вот, сейчас я собираюсь съесть эту противную маленькую тварь.

Дракон без особой спешки направился к возвышению.

В это время на площадь ворвался Данвин. Он проскочил мимо Черной Ласки и Пурпурного Опоссума, миновал Отважных Обитателей Кустов, безрезультатно окликавших Бернис.

Его глаза были устремлены вперед. Наконец-то после долгой разлуки он встретился со своей любимицей.