1

Лежа на антигравитационной кушетке, он лениво размышлял о том, может ли считать себя официально комиссованным и остался ли в живых кто-нибудь, кто бы обладал реальной властью комиссовать его.

Вот только выяснить это у него не было никакой возможности.

Он находился в плену полного молчания уже долгое время — с тех пор, как удары Д-серии разбили Объединенные Вооруженные силы Древней Земли, возможно, разрушив при этом и земную цивилизацию — с его базы на Марсе не поступало никаких сигналов. Не оставалось сомнений в том, что начальников его нет на свете, — если б они и уцелели после войны, то давно уже поумирали от старости. Четырнадцать лет субъективного времени, которые он провел в космосе, равнялись примерно трем столетиям времени внешнего, и он сильно сомневался, что после войны у кого-то могло хватить сил или смелости пытаться повторить регенерацию.

В действительности ни на Древней Земле, ни на Марсе давно уже никого не осталось в живых. И если даже не верить сводкам вражеской пропаганды, появлявшимся на экранах его корабля все эти годы, на разные голоса крича о великой победе, к нему стекалось достаточно обычных межкорабельных слухов, чтобы понять, что его сторона решительно проиграла.

Это не означало, что выиграли враги, но было ясно: мир, в котором он родился и вырос, исчез навсегда и безвозвратно.

Тем не менее ничто не доказывало, что он не был комиссован. Вероятно, выжило достаточно высоких чинов, на момент последней атаки разбросанных по различным спутникам Древней Земли, чтобы сформировать новое правительство.

Вполне возможно, где-то какой-то генерал, пытаясь собрать воедино то, что еще оставалось в распоряжении Земли, положил официальный конец программе АРК.

В сущности, не имело никакого значения ни то, что делалось или говорилось, ни технические или юридические истины. Пока он и его треклятый компьютер не получат отзывающий их освобождающий код, они будут составлять единый АРК и ему ничего не остается, как продолжать разведку в глубинах космоса. Не имело ни малейшего значения, был он комиссован или нет, поскольку, если он попытается сам, по своей воле, предпринять что-либо в данной ситуации, компьютер разнесет ему голову.

Будь он предоставлен самому себе, он давно бы уже сдался, сдался сразу после того, как узнал, что его сторона проиграла и восставшие колонии Древней Земли завоевали исходный мир. Он не раз пытался убедить компьютер, что это самое разумное в их положении и нет никакого смысла продолжать борьбу, старался объяснить, что тех, кто мог знать необходимый код, давно уже нет в живых.

Компьютеру было все равно. Заложенная в нем программа более чем отчетливо выдавала запреты на все, что хотя бы отдаленно напоминало попытку сдаться, и проклятая машина без устали напоминала киборгу о том, что запрограммирована убить его в случае непослушания.

Методы командования, с помощью которых гарантировалась лояльность киборгов, были до смешного просты: любая попытка сдаться или малейший признак согласия к сотрудничеству в случае захвата киборга — и у основания его черепа взорвется заранее установленная киберхирургами термическая бомба. Они заверили его, что в этой ситуации смерть будет долгой и мучительной, и он поверил каждому их слову. Тогда он счел это удачной находкой, но со времени Д-серий не переставал проклинать ее. Потом, неожиданно заподозрив что-то, сел за расчеты и убедился: если компьютер активирует термитный заряд, он разнесет ему голову за доли секунды. Итак, мучений не будет, но само по себе это открытие не успокаивало.

Теперь уже не имело никакого значения, комиссован он или нет, но об этом можно хотя бы поразмышлять. После четырнадцати лет заключения в космическом корабле под строжайшим надзором компьютера, проверявшего самые сокровенные уголки его мозга, это являлось немалой роскошью.

Естественно, он не находился в открытом космосе все время: за эти годы он успел совершить с полдюжины приземлений. К несчастью, по данным компьютера, все это были вражеские миры, а компьютер сурово осуждал любые попытки вступить в контакт с врагом.

Независимо от того, сколько людей встречалось ему, киборг оставался заключенным в капсулу своего одиночества.

Однако это мало его волновало. В конце концов, его избрали именно для того, чтобы он смог вынести все лишения, могущие выпасть на долю АРК — Автономного Разведывательного Комплекса, — и одиночество было одним из этих испытаний — возможно, наихудшим.

В противоположность распространяемому прессой мифу о супермене, мифу, который привлекал стольких кандидатов, пилоту АРК не было необходимости обладать особой физической силой или статью Аполлона. В действительности подобное телосложение представляло бы собой досадную помеху в случае, если бы разведчику пришлось работать под прикрытием «легенды», привлекая к нему ненужное внимание. Не тело было важно, поскольку, вне зависимости от того, с чем начинал кандидат, его тело полностью изменяли: скелет укрепляли сталью, мускулы разрабатывали и перестраивали, вживленные в нервную систему провода доводили ее до нечеловеческой аккуратности и точности, — и все это не меняя внешности.

В супермена превращал его измененный мозг. Наркотики и гипноз делали свое дело, помогала и современная нейрохирургия и гормональное регулирование, но все же очень немногие обладали умом, достаточно гибким, чтобы приспособиться к требованиям, возлагаемым на АРК. Это было и одиночество — главным образом и прежде всего, — и невероятная скука пилотирования среди звезд корабля с одним лишь человеком на борту.

С самого начала было ясно, что межзвездная война затянется на десятилетия — пока корабли с обеих сторон пересекут бесконечные пустые пространства меж звезд. Скорость света, как когда-то, давным-давно, объявил Эйнштейн, являлась абсолютным пределом скорости корабля.

Человеческая технология еще не достигла этого предела, поэтому путешествия даже к ближайшим звездам занимали годы — а ведь Древняя Земля раскинула свои колонии далеко за ближайшие звездные системы.

Сжатие времени, наблюдаемое на кораблях, несущихся с околосветовой скоростью, во многом решало эту проблему: можно было совершить путешествие на расстояние в несколько световых лет за какие-нибудь пару месяцев субъективного времени, но и они тянулись слишком долго. Обычное судно несло, по меньшей мере, дюжину пассажиров, которые зачастую начинали ненавидеть друг друга — но все же они не находились в полном одиночестве.

Инструкции программы АРК предписывали ее киборгам абсолютное одиночество.

Пилот должен был жить эти месяцы и годы в полной изоляции — и при этом не сойти с ума.

Конечно, наркотики и гипноз помогали, хотя после четырнадцати лет уже не очень.

Справляясь с одиночеством, киборг еще выполнял и свою работу. Он был и космическим пилотом, и межзвездным навигатором, а кроме того, наемным убийцей, шпионом, саботажником, солдатом. Флот АРК представлял собой элиту военных сил Древней Земли, и предполагалось, что он будет действовать во всех тех ситуациях, что оказывались слишком тонкими или запутанными, чтобы применить грубую силу. Тем не менее корабль АРК нес на себе столько вооружения, сколько возможно было в него загрузить.

Киборг прокручивал все это в уме до полного одурения, а когда этот отвлекающий ход мыслей иссяк, он вновь оказался перед необходимостью думать о том, для чего ему вообще отвлекаться...

Он, изолированный, последний оставшийся в живых из разбитой армии, один из элиты Древней Земли; он, киборг Автономного Разведывательного Комплекса 205 под кодовым именем Слант[1].

Тут ему пришло в голову, как, впрочем, уже не раз, что он не всегда думал о себе именно такими словами: было время, давным-давно, когда он был гражданским. Его звали тогда... Как же его звали? Он снова забыл.

Считалось, что воспоминания о гражданской жизни, могущие помешать его эффективному функционированию — то есть, в сущности, все, что касалось его как самостоятельной личности, — стерты установками гипноза. Ему оставили лишь обезличенные знания о событиях или поведении отдельных людей или целых групп в тех областях, где это могло оказаться полезным. Его прошлая личность была уничтожена — но гипнотическую обработку проводили четырнадцать лет назад, через столько лет без подкрепления блок иногда отказывал, и ему кое-что вспоминалось.

Так, он вспомнил, что некогда носил самое обычное североамериканское имя, а абстрактно он и сам знал, что вырос на севере Америки, скорее даже на северо-востоке. Ему вспоминались улицы, школы, парки, несколько лет колледжа, но никаких имен, никаких лиц. Он не мог даже сказать, была ли у него семья.

Попытки вспомнить свое имя представляли собой забавное занятие. Блок был все еще слишком силен, чтобы позволить припомнить его более чем на несколько минут.

Однажды, несколько лет назад, киборга охватил иррациональный страх, что он может забыть свое имя навсегда. Это было вскоре после того, как он впервые вспомнил его. Ему отчего-то казалось, что настанет день, когда его имя будет иметь какое-то значение. Он даже записал его где-то — и с тех пор ни разу не взглянул на ту записку; до некоторой степени его успокаивало сознание, что имя зафиксировано на бумаге.

Это делало игру в воспоминания не столь бесполезной: когда имя медлило всплывать на поверхность, он успокаивал себя тем, что в любую минуту может откопать листок, на котором оно записано: он сунул бумажку с именем в одну из книг. Сознание этого помогало, и рано или поздно имя возвращалось к нему; за все это время он ни разу не пытался отыскать записку, точное местонахождение которой давно забыл.

Вспомнив свое имя, он тут же потерял к нему всякий интерес и, отвлекшись, тут же забыл его — легко, как обычно.

Сейчас Слант лежал на кушетке и всматривался в книжный шкаф, который еще до выхода на задание собственноручно закрепил у передней переборки и который казался таким чужеродным в обтекаемой рубке управления. Он был забит старыми переплетенными книгами, в основном романами с бумажными обложками и книгами по истории искусства. Поля их были испещрены заметками, которые он делал для самого себя, — и одна из них хранила его старое имя, каково бы оно ни было. Всю полученную при вербовке премию он истратил на обстановку корабля, и большая часть денег ушла на этот древний шкаф и старомодное печатное слово.

Он получал определенное удовольствие, держа в руках настоящую книгу, а само переворачивание оставляло ощущение полноты, совершенно не сравнимое с тем, что давал компьютер с его равномерно ползущими по экрану словами или беззвучной декламацией. А кроме того, оказалось: если хочется вернуться назад, проще перелистать страницы, чем тратить время на отыскивание того же места в компьютере.

А фотографии! Старые глянцевые фотографии в книгах по искусству гораздо привлекательнее, чем изображения, что составлял на экране компьютер. Его компьютер создавался для военных целей: пилотировать корабль, планировать маневры, определять положение объектов и выпускать по ним ракеты, анализировать виды оружия и сооружения врага. Но точность видео и голографического оборудования оставляла желать лучшего. Можно было, конечно, использовать прямой контроль, но это казалось Сланту неудобным, и он старался прибегать к нему как можно реже.

Таким образом, несмотря на постоянные шутки соотечественников над его пристрастием к чтению, он набил древний шкаф книгами, и тот следовал за ним повсюду, пока не оказался наконец на этом корабле. Каждую книгу он прочитал уже по крайней мере дважды, снова и снова рассматривая каждую фотографию.

Так же основательно он изучил всю библиотеку компьютера — и текстовую, и видео, — во всяком случае, он так считал, хотя не был в этом до конца уверен. Безусловно, он уже не раз вызывал каждое название, казавшееся хоть сколько-нибудь интересным. Пока компьютер пилотировал корабль, больше делать было нечего.

Сланту пришло в голову, что последние месяцы он все свое время проводит в рубке, на камбузе или в душе: может быть, поискать что-нибудь интересное в других отсеках? Или поменять дизайн рубки управления...

Он оглядел обтекаемую, яйцеобразную кабину, стены которой покрывал толстый ковер-хамелеон. И сам ковер, а с ним и стены, и пол, неуловимо перетекающие друг в друга, были сейчас цвета золотистого меда, и такими они оставались последние несколько недель. На ковер были приколоты три ярких нейлоновых гобелена, по одному с каждой стороны, а третий — прямо напротив книжного шкафа; цилиндрические светильники под разными углами выступали из стен, наполняя помещение мягким рассеянным светом. Меховой ковер, гобелены, шкаф и светильники — вот и вся комната, за исключением кушетки, на которой он сейчас лежал, и кабеля прямого контроля, вмонтированного в изголовье. Гм, может быть, стоило истратить деньги лучшим образом? Конечно, в задних отсеках корабля хранились и другие предметы обстановки. Там было несколько статуэток и небольших скульптур и целый набор занавесей всех цветов — от незатейливых занавесок из хлопка до портьер, созданных на основе кристаллических матриц, которые, колыхаясь, наигрывали странные мелодии.

Пожалуй, пришло время сменить обстановку, гобелены свое уже отслужили. На светильники можно поставить статуэтки, — где-то на борту должны быть гибкие диски, чтобы закрепить их на импровизированных пьедесталах.

Иной цвет, решил он, тоже будет приятной глазу переменой, и отдал мысленный приказ компьютеру. Тотчас же медовый ковер превратился в иссиня-черный. По контрасту с выступающими светильниками новая цветовая гамма оказалась тревожной, даже драматичной; на черном фоне остро вспыхнули гобелены — красный, голубой и золотой. Шкаф же, громоздкий и беспорядочно оклеенный открытками с видами несуществующих городов, был совсем уж нелеп в черном окружении и казался при этом подобранным на свалке. Может, для разнообразия приказать ковру стать белым?

Уже лучше. Светильники едва видимы, и, хотя книжный шкаф все еще выпадал из общей картины своей беспородностью, он не лез в глаза так назойливо.

Как обычно, игра с цветом пробудила в Сланте артистические наклонности. В колледже он изучал историю искусств, в основном потому, что эти семинары прекрасно укладывались в его расписание — деталь из прежней жизни, которую ему почему-то позволили помнить, — но его интерес к цвету, форме и композиции оказался неподдельным. Именно поэтому на корабль попали и книги, и какие-то художественные безделушки; он представлял себя (насколько ему удавалось вспомнить себя молодым) кем-то вроде искусствоведа, и наивно надеялся, что когда-нибудь, когда кончится война, он, покинув армию, на свободе займется неторопливым изучением попыток человечества создавать прекрасное.

А вместо этого он болтался в космосе, пробираясь через галактику, играя в саботажника и шпиона ради вымершей нации.

Впрочем, стоит ли жаловаться на выпавший ему жребий. Могло быть и хуже. Основной его задачей является оценка боевого потенциала планет, встреченных им на своем пути, всего, что может выпустить ракеты в сторону Древней Земли, и, если возможно, уничтожение этих устройств. Он должен пытаться заполучить любой новый вид оружия, с тем чтобы его корабль-компьютер продублировал трофей и затем переправил на Марс.

А это не такая скверная работа, если уж тебе приходится быть АРК.

Слант слышал, что на некоторых из тех, с кем он проходил подготовку, возложена миссия устрашения, — при этом разрушается все, что возможно, и убивается все живое.

Впрочем, подобное задание было б ему в любом случае не по силам. И еще он думал о тех, кто подобно ему, все еще бродит по вселенной, неспособные сдаться, и, содрогнувшись при одной только мысли об этом, решил, что все АРК, подготовленные для этой миссии, давно погибли. До некоторой степени он мог оправдать их действия — ведь они уничтожали орудия войны и, следовательно, хоть как-то способствовали миру. Но никаких оправданий их инструкциям — как можно больше хаоса и разрушений — не существовало.

Конечно, Слант знал, что его самооправдание всего лишь логический трюк: он как киборг продолжал функционировать, поскольку у него не было другого выхода, и, возможно, террорист АРК делал то же самое.

Этот ход мыслей привел его, как обычно, в подавленное настроение, напомнив о возможности закончить жизнь с разнесенной взрывом головой, если он попытается сдаться до сих пор не найденному противнику. Поэтому он решил снова осмотреть свои новые, белые стены.

Гобелены выделялись на них слишком контрастно; Слант подумывал, не заменить ли белый бледно-голубым, пытаясь прежде мысленно воссоздать комнату нужного оттенка, — как вдруг, мгновенно возвращая его в грозную реальность, зазвенел предупреждающий сигнал компьютера.

Слант резко сел на кушетке. Прошли уже месяцы с тех пор, как он последний раз слышал — действительно слышал, собственными ушами, — какие-либо звуки, а не только тихое, монотонное жужжание корабля, занятого своим делом, и шум, исходящий от него самого.

— В чем дело? — спросил он у компьютера.

Неожиданно для себя Слант произнес этот вопрос вслух, в чем не было никакой необходимости, и ему показался незнакомым собственный голос.

— Корабль входит в систему звезды. Стандартное требование киборгу взять управление на себя, — беззвучно ответил компьютер через вживленное в основание черепа Сланта устройство.

Слант тяжело вздохнул и потянулся за кабелем прямого управления в изголовье кушетки. Он не подключался в течение месяцев, может быть даже лет — с тех пор, как они покинули последнюю систему, — предоставляя кораблю самому справляться с полетом, и гнездо в основании черепа прикрыли отросшие волосы. Откинув их назад, он попытался вставить кабель, но оказалось, он забыл, как это делается. Пришлось действовать на ощупь, не видя, что происходит за спиной.

Слант предположил, что отключение от компьютера на столь долгое время позволило его телу зажить нормальной жизнью: похоже, процессы заживления несколько сместили гнездо. Однако постепенно тысячи микроконтактов скользнули на свои места. Подключившись непосредственно в большой компьютер, равно как и войдя в радиотелепатический контакт с ним посредством терминала в собственном мозгу, он приобрел наконец власть над кораблем.

В какой-то момент данные захлестнули его, как огромная спутанная шоковая волна, но через две или три секунды вся его выучка пилота вернулась к нему, а потом вступили в действие и гипнопедические установки, расшифровывающие сигналы. И он почувствовал корабль как собственное тело, ощутил на себе гравитационный колодец приближающейся звезды, точно определил уровень радиации, относительную скорость корабля и какие электромагнитные и другие поля достигают его. Межзвездный кислород, служащий обычно как составная горючего для перелетов, уплотнился, что, впрочем, было обычным явлением поблизости от звезды.

Медленно, но неуклонно он снижал скорость: корабли, движущиеся с околосветовой скоростью, хороши в межзвездных перелетах, но подвергаются немалой опасности в пределах системы какой-либо звезды, где на пути их могут возникнуть метеориты, астероиды, мелкие спутники или блуждающие планеты. Хотя компьютер, несомненно, замедлял скорость в течение нескольких недель, она все же казалась пугающе большой. Находящаяся на внешней орбите планета проскочила мимо слишком быстро, чтобы хорошенько ее исследовать, тем не менее Слант определил, что это заурядный газовый гигант, не самых впечатляющих размеров.

Согласно информации компьютера, система была внесена в список занятых врагом и плотно населенных. За несколько лет до окончания войны Командование вооруженными силами Древней Земли выслало в этот сектор флот обычных боевых кораблей для атаки, но в памяти компьютера не было никаких данных о том, что с ним сталось, и достиг ли он вообще своей цели.

Слант еще раз послал мысленный сигнал тормоза и включил носовые экраны. Следующая планета дала несколько больше информации. Согласно архивам, климат ее соответствовал климату Марса и на ней имелись небольших размеров поселения.

На этот раз Слант не обнаружил никаких свидетельств того, что планета обитаема: на ночной ее стороне не видно было огней, радары не смогли обнаружить никаких радиополей вокруг планеты, вообще никакого электромагнитного излучения. Поверхность ее покрывало изрядное количество кратеров, форма которых заставляла сомневаться в естественном их происхождении. Наблюдалась также значительная локальная радиоактивность.

Похоже, война добралась и до этой системы. Чувствуя привычное уже сожаление, Слант откинулся на спинку кресла и стал ждать, когда в поле видимости появится следующая планета. Архивные данные указывали на то, что это главный населенный центр системы и что население по последним подсчетам составило два миллиарда человек.

Это была третья планета заезды, и если считать, что орбита ее за это время не изменилась и была правильно занесена в память компьютера, то сейчас она должна находиться на дальней от солнца стороне. Проходя по гиперболической траектории мимо звезды, он сможет использовать гравитацию для дальнейшего торможения перед столь долгожданной посадкой.

Слант подвел корабль ближе к солнцу и вскоре после этого достиг третьей планеты с настолько низкой скоростью, что разница между его субъективным временем и временем этой планеты стала минимальной.

Мир на экране плавно приближался, и он мог уже внимательнее рассмотреть его.

Никаких данных о приеме радиоволн, никаких значительных электрических полей и уж тем более микроволнового излучения, вообще никаких признаков технологии или индустрии. Корабль пронесся над неосвещенной стороной планеты: никаких огней уровня класса 3 — и все же в темноте роились какие-то огоньки: тысячи слабо мерцающих, едва уловимых светлячков.

Впрочем, фоновой радиоактивности было предостаточно. Слант решил, что бомбежки — сомневаться в их сокрушительной силе не приходилось — хоть и отбросили планету назад, к варварству, но все же не опустошили ее полностью; эти слабые, неровные огоньки могли быть кострами или даже светом от небольших возрождающихся поселений.

Ничего на этой планете интереса для него не представляло. Такое случалось: ему встретились уже две системы, где не нашлось ничего достойного внимания. Значит, можно лететь дальше, забыв о посадке. О чем он и сообщил компьютеру, подавив горькое разочарование.

Тот, однако, не согласился и обратил внимание Сланта на гравитационное поле планеты.

Об этом он даже не подумал, поскольку знал, что ни одно из открытий, сделанных на Земле, особого влияния на гравитацию не имело. Но теперь киборг-пилот переключил экраны. Пока он изучал гравитационное поле, корабль еще раз по орбите-эллипсу обошел планету.

Естественно, оно, это поле, было несколько неравномерным, со слабыми колебаниями, указывающими на сейсмическую активность. И все же в нем присутствовали вспышки локализованных волнений — Слант видел их на экране в виде облачка крохотных искр, похожего на рой светлячков.

Картина притягивала взгляд странным, таинственным очарованием, но объяснения ей решительно не находилось.

Это не было перемещением чего либо, что Слант мог хоть как-то объяснить, так как все, что перемещает большие массы, так или иначе изменяет гравитационную активность. В этих же местах интенсивность гравитации, казалось, колебалась. Не наблюдалось никакого движения ни в одном направлении, тем не менее налицо были значительные изменения напряжения, как будто, вспыхивая в своих трансформациях, исчезали и вновь появлялись гигантские массы.

В этом уже совсем не было смысла. Сколько ни вглядывался киборг в мерцавшую перед ним загадочную световую россыпь, он не смог припомнить ничего, хоть мало-мальски прояснявшего суть явления.

— Может ли это быть природный феномен? — задал он беззвучный вопрос компьютеру, отчаявшись найти ответ.

— Подобного прецедента зафиксировано не было. Гипотезы по данному поводу отсутствуют.

— Насколько велика возможность ошибки при снятии показаний?

По прошествии четырнадцати лет вряд ли можно ожидать, что все системы сложнейшего космического комплекса окажутся в отличном состоянии, к тому же в работе систем корабля и ранее наблюдались кое-какие неполадки.

— Ошибка маловероятна. Никаких неполадок или аномалий в других системах корабля не зарегистрировано.

— С ума сойти! — пробормотал Слант вслух, изумляясь все больше.

— Результаты анализа: следует предположить, что аномалии представляют собой результат осмысленных действий. Система зафиксирована как принадлежащая врагу, поэтому настоящие аномалии могут являть собой результат действий врага. Подобные аномалии зафиксированы ранее не были, и библиотечные данные указывают на теоретическую возможность существования устройства, называемого «антигравитационным», с возможным его применением для военных целей. Поэтому следует предположить, что настоящие аномалии представляют собой исследования врага в области вооружений. Инструкции предписывают, немедленное отслеживание всех направлений вражеских исследований в области вооружений.

— Исследования в области вооружений? Идиотизм! На планете нет никакой технологии. Как могут эти люди работать с антигравитацией? А если у них и есть подобные устройства, почему они не используют их для путешествий в пространстве?

— Информация недостаточна. Результаты анализа неизменны.

— Послушай, мне совсем не улыбается заниматься здесь расследованиями. Что бы ни было раньше, в настоящее время это примитивная планета и абсурдно думать о каких-либо военных разработках на ней. Это может быть только какой-нибудь неизвестный нам природный феномен.

— Выводы противоречивы. Киборгу необходимо немедленно принять соответствующие меры. В противном случае в действие вступит принудительная фаза.

— Что? Нет! Не надо!

Слант потянулся, чтобы вырвать шнур из шеи, но не успел. Металл болезненно ударился о металл, и он потерял контроль и над кораблем, и над собственным телом. Когда компьютер взял управление на себя, киборга скрутило в болезненном спазме, и он затих.

Он все еще был в состоянии владеть как своими чувствами, так и сенсорикой корабля. Но любое движение, даже такое, как взмах ресниц, моргание или дыхание, находилось теперь под непосредственным контролем компьютера. Дыхание Сланта стало медленным и механически ровным; регулярно, через каждые пять секунд веки его помаргивали, — и так, словно в параличе, киборг наблюдал, как корабль соскользнул вниз со своей наблюдательной орбиты и, заходя на посадку, проплыл над бескрайней равниной темного океана.

Ему было совершенно ясно, что, несмотря ни на какие отклонения гравитационного поля, бомбежки отбросили планету в ее развитии до уровня лука и стрел. К сожалению, компьютер не был запрограммирован на то, чтобы обращать внимание на подобные вещи. Он предполагал высокоразвитую технологию везде — или, вернее, не предполагал ничего, а действовал согласно приказу, основанному на ложных посылках.

Эти проклятые предположения уже долгие годы держали Сланта бродягой в изгнании. Теперь же они толкали его в ситуацию, где ему придется носиться по всей планете, убивая невинных идиотов, которым случится попасться ему под ноги. И когда еще он убедит компьютер, что здесь нет никаких военных установок или центров, разрабатывающих антигравитационные устройства, враждебных Древней Земле!

Конечно, само по себе управление гравитационным полем было чрезвычайно интересным явлением и открывало огромные возможности. Но в нынешней ситуации Слант понятия не имел, чем в действительности являлись эти отклонения, и у него не было никакого желания это выяснять.

Если что-нибудь в здешнем опустошенном, едва живом, выжженном мире и может прикончить лично его, то вероятнее всего-этим «что-нибудь» и окажется то, что производит странные отклонения.

Тем не менее выбора у него не было.

Когда, за несколько километров до поверхности, принудительная фаза отключилась, чтобы позволить человеческой интуиции плавно посадить корабль, Слант был сама покорность и не делал ни малейшей попытки вывести корабль обратно в космос. Зачем? Это привело бы к еще одной принудительной фазе; уж если придется вновь изображать шпиона, проще обойтись без лишних болезненных ощущений.

Планета очень походила на Землю: как и на Земле, чуть больше половины всей ее поверхности покрывал океан, видны были и остатки схода ледников, и полосы лесных массивов, и золотые пустыни, и пляжи, и серые, коричневые и черные голые скалы в горах и на плоскогорьях. На каждом из полюсов располагались ледниковые шапки, правда, меньшие, чем на Земле.

Орбита звездолета проходила над одной из них, однако киборг не смог бы с уверенностью сказать, север это был или юг, так как полностью потерял ориентировку во время принудительной фазы. Данные компьютера свидетельствовали, что климат на планете мягкий, сила тяжести несколько меньше земной, а один из пяти континентов должен быть густо населен.

Корабль проходил сейчас как раз над этим континентом, наслаждавшимся поздним летом года, в котором было чуть больше четырехсот дней.

Промелькнула береговая линия, затем звездолет заскользил над переходящими в пологие сопки холмами древнего, разрушенного временем и ветрами, поросшего лесом плоскогорья, выбранного компьютером в качестве посадочной площадки. Хотя Слант отчаянно тормозил, скорость все еще была значительной — по крайней мере для передвижения в пределах атмосферы.

Те, кто наблюдал за снижением звездолета с поверхности планеты, видели, наверное, самый яркий болид за несколько столетий. Хотя если поблизости и была какая-нибудь радарная установка, она все равно ничего бы не засекла — конструкторы снабдили корабль киборга защитными экранами ото всех известных им излучений.

Холмы под ним покрывал густой лес — колышущееся море темных, похожих на земные деревьев; вероятно, их предки были завезены сюда с Земли еще во времена колонизации. Продолжая сбрасывать скорость, Слант осторожно развернул корабль более или менее параллельно поверхности плоскогорья.

Внизу мелькнуло небольшое пятно оранжевого света, и он приказал компьютеру прокрутить пленку назад с максимальным увеличением: с помощью нескольких камер компьютер автоматически фиксировал все, что мог обнаружить на поверхности «вражеской» планеты.