Китайскую пословицу "Одна картинка стоит тысячи слов" часто цитируют, и это не удивительно, ведь показать всегда намного легче, чем объяснить. Как известно, китайский язык уникален, поскольку использует не алфавит, а специальные символы - иероглифы, которые вначале были изображениями и общепринятыми обозначениями. Шли столетия, и от царапанья иероглифов на костях и бамбуке перешли к написанию их кистью па шелке или бумаге, и теперь лишь немногие из них своим видом напоминают первоначальные очертания и предметы, которые они когда-то обозначали. С тех нор значительно возросла степень их абстрактности и сильно увеличилась их численность.
      Большинство западных людей - фактически, большинство "алфавитных" людей вообще - и даже некоторые китайцы считают, что иероглифическая форма письменности недопустимо сложна и неэффективна. В последнее время часто можно услышать разговоры о "рационализации" китайского языка, например, с помощью введения алфавита наподобие японских азбук хиригана и китакана . Но я уверен, что это будет катастрофа.
      Мы, скорее всею, не отдаем себе отчета, в какой мере "алфавитные" люди пользуются символами. Международные аэропорты и автострады испещрены знаками, смысл которых очевиден человеку, каким бы ни был его родной язык. В таблице 1 я привожу некоторые такие знаки, а в таблице 2 показано, как они могут использоваться для построения предложений. Дайте простор воображению, и вам станет очевидно, что на основе этих образов можно построить богатый визуальный язык, который легко может научиться понимать каждый, не изучая нового разговорного языка. Слова этого языка каждый будет произносить на своем родном наречии. Однако потребуется немало времени, прежде чем на этом языке появится литература и на нем можно будет выражать утонченные оттенки мыслей и чувств. Однако он легко дастся компьютерам, тогда как таблица 2 показывает, что такие символы могут передавать сложные отношения или конфигурации (гештальты) намного быстрее, нежели длинные, одномерные алфавитные предложения. Ведь графический символ с первого взгляда говорит намного больше, а места занимает намного меньше, нежели слово, записанное на линейном, алфавитном языке, который, к тому же, для понимания требует, чтобы ею умели читать. Да и может ли не быть связи между продолжительностью времени, которое необходимо для "окончания" образования, и многими километрами печатных строк, по которым человек должен для этого пробежать глазами?
      Дело в том, что естественная вселенная не является линейной системой. Она включает в себя бесконечное число изменчивых деталей, которые взаимодействуют одновременно, и поэтому нужны неисчислимые эпохи, чтобы с помощью линейного алфавитного языка выразить хотя бы одну из этих деталей.
      Таблица 1. Некоторые западные знаки
      
      Таблица 2. Использование западных знаков в виде языка
      
      Что уж и говорить тогда обо всей вселенной! Возьмите, например, одну планету Земля пли то, что происходит и одном маленьком пруду, или же, если на то пошло, структуру одного атома. Теперь самое время от проблем языка перейти к даосской философии, потому что книга "Дао дэ цзин" начинается утверждением о том, что Дао, о котором можно сказать, не является вечным (или настоящим) Дао. Однако даосская философия не останавливается на этом; она идет дальше и говорит, что существует другая возможность понимания и постижения процесса развития природы, помимо выражения его с помощью слов. Ведь в конце концов сам мозг, вместилище разума, нам не удастся описать с помощью лингвистических построений, даже если этим занимаются выдающиеся нейрофизиологи. Вот и получается, что иероглифические языки немного ближе к природе, нежели линейные. В каждое мгновение природа является совокупностью одновременно существующих структур, тогда как иероглифический язык - это всегда последовательность структур. Поэтому иероглифический язык тоже линеен, но все же линеен не в такой мере, как язык алфавитный.
      Ниже мы еще будем обсуждать эту ключевую идею: что организм наделен способностью разумного понимания, выходящего за пределы слов и сознательного внимания, умением обращаться с любым числом изменяющихся параметров одновременно. Сейчас достаточно лишь упомянуть, что организация тысяч происходящих в теле процессов и управление ими с помощью нервной системы недоступны сознательному мышлению и планированию - не говоря уже об организации связей этих процессов с "внешним" миром.
      Итак, как я уже сказал, нужны годы и годы для того, чтобы новый искусственный иероглифический язык стал литературным. Но зачем создавать себе лишние трудности, если у нас уже есть китайский язык?! Его умеют читать по крайней мере 800 000 000 человек, причем как минимум семью способами - по числу основных диалектов, не считая японского, которые отличаются друг от друга сильнее, нежели изысканная речь лондонского интеллектуала отличается от жаргона новоорлеанского джазиста. Более того, основная форма этого языка не изменялась в течение двух с половиной тысяч лет, так что каждый, кто говорит в паши дни по-английски, встретит намного больше трудностей с пониманием Чосера , нежели современный китаец - с пониманием Конфуция. В наши дни на роль международного языка претендует английский, этот невероятно сложный язык с развитой фразеологией, тогда как испанский, например, намного проще. Может быть, когда-нибудь китайский станет вторым - письменным - мировым языком?
      Этот вопрос не так неуместен, как может показаться большинству людей, поскольку бытующее мнение о том, что китайские иероглифы необычайно сложны, - всего лишь невежественный предрассудок. Считается, что они так же диковинны, загадочны и мудрены, как и весь "таинственный Восток". И хотя словарь Каи-ши, составленный в +1716 году, насчитывает около 40 тысяч иероглифов, образованному китайцу хватает пяти тысяч - то есть примерно столько же, сколько знает слов своего языка обычный грамотный человек Запада. Узнавать и различать иероглифы, очевидно, не сложнее, чем цветы, растения, бабочки, деревья и диких животных.
      Другими словами, китайский намного проще, чем кажется на первый взгляд; читать и писать на нем можно намного быстрее, чем на английском. Для написания английского слова man (человек) требуется десять штрихов, тогда как по-китайски слово жизнь - пишется двумя штрихами. Слово tree (дерево) состоит из тринадцати штрихов, тогда как му - из четырех. water (вода) - из 16, тогда как шуй - из 5. Mountain (гора) - из 18, тогда как шань - всего лишь из 3. И даже когда мы доходим до таких сложных понятий, как contemplation (созерцание), требующих для написания 28 штрихов, соответствующее ему гуань - оказывается состоящим только из 25. По сложности написания основные иероглифы соответствуют заглавным латинским буквам, и хотя пропись несколько ускоряет написание английских слов, все это ничто по сравнению с китайской прописью. Сравните, например, написание английского слова и китайского. Чтобы окончательно убедиться в том, что китайский язык очень прост в написании, просто поверните эту страницу на девяносто градусов - и теперь посмотрите на свой родной язык!
      Китайский покажется нам еще проще, если мы вспомним, что в нем нет жесткого разделения на части речи. Существительные и глаголы зачастую можно менять местами, и к тому же они нередко выполняют функции прилагательных и наречий. Их использование в качестве существительных не сопряжено с ритуальными неудобствами надежей, которые должны соответствовать падежам прилагательных, тогда как при их использовании в качестве глаголов нет никаких спряжений. При необходимости один дополнительный иероглиф указывает, когда имеет место ситуация - в прошлом, в настоящем или в будущем. Нет никаких проблем с есть, был, была, было, были и будет, не говоря уже о suis, es, est, sommes, etes, sont, fus, fumes, serais и sois, которые во французском являются формами одного и того же глагола etrе (быть). Если переводить китайский буквально, он звучит, как телеграмма:
      
      "Высшая добродетель не добродетель есть ее бытие добродетель".
      Это мы должны сформулировать так: "Высшая добродетель специально не представляется добродетелью, и поэтому она есть добродетель", однако китайский звучит непосредственнее и "заставляет задуматься".
      После всего сказанного может создаться впечатление, что на китайском трудно выражаться недвусмысленно и проводить четкие различия, как того требует научный анализ. Однако, с другой стороны, китайский обладает замечательным преимуществом: с его помощью можно сказать много всего одновременно, не искажая при этом ни одного смысла, - вот почему существует как минимум семьдесят английских переводов Лао-цзы. Для достижения точности в китайском языке используются составные слова. Так, иероглиф, означающий, в частности, "рождаться", может приобретать более конкретный смысл в сочетаниях (появиться на свет), или (рожденный; второе слово имеет также оттенок "воспитанный"); и кроме того, принято различать (рождение из утробы), (рождение из яйца) и (рождение в результате преображения, как в случае бабочки).
      Таблица 3. Эволюция китайской письменности
      
      В первой колонке даны архаичные изображения иероглифов, во второй иероглифы написаны в стиле "малой печати", в третьей - классическим современным стилем с помощью кисти.
      Важной частью китайской грамматики является порядок слов. Хотя в этом смысле она близка к английской и не предполагает перенесения глагола в конец предложения, как латинская или немецкая, нужно все же быть внимательным, чтобы не путать (обратная сторона руки или рук) и (рука или руки за спиной). Тогда как означает "император", означает "отец императора" или "покойный император". В принципе, все это не так уж сильно отличается от (поверните направо, а затем идите вверх) и (идите вверх, а затем поверните направо).
      Я давно выступаю за то, чтобы в начальной школе преподавали китайский, и делаю это не столько потому, что нам рано или поздно придется учиться общаться с китайцами, сколько потому, что, среди всех высокоразвитых культур, китайская больше всего отличается от нашей в самом образе мышления.
      Каждая культура основывается на системе предположений, считающихся настолько само собой разумеющимися, что над ними едва ли кто-нибудь задумывается. В то же время знакомство с сильно различающимися культурами и языками помогает нам осознать эти установки. Структура стандартных европейских языков, например, такова, что глагол (событие) в них должен приводиться в движение существительным (объектом) - в результате чего возникает интересная метафизическая проблема, которая, возможно, так же бессмысленна, как проблема взаимосвязи ума и тела. Мы не можем говорить о "знании", не предполагая тем самым существования того, кто (или что) знает, и не понимая, что имеем дело лишь с грамматической условностью, Представление о том, что знание нуждается в знающем, основывается на лингвистическом, а не экзистенциальном правиле. Это становится очевидным, когда мы понимаем, что предложения "Дождит" и "Было облачно" не нуждаются в уточнении, кто именно дождит и по чьей воле возникают облака. Так, когда китаец получает формальное приглашение, он часто отвечает "Ясно!", давая понять, что знает о намечающемся событии и может прийти или не прийти по своему усмотрению .
      Обратите внимание также на удивительный эксперимент Розина, Порицки и Соцки из Пенсильванского университета, которые обнаружили, что отстающие дети, которым плохо давалось чтение, быстро научились читать по-китайски и могли составлять простые предложения на этом языке уже через четыре недели после начала занятий . Я не слышал, чтобы предпринимались попытки обучить китайскому глухих детей, но мне кажется, что этот иероглифический язык является идеальным для письменного общения с ними. Часто можно видеть, как и китайцы и японцы во время разговора чертят пальцами в воздухе или на столе иероглифы, чтобы помочь собеседнику понять, о чем идет речь, или же просто уточнить смысл своих слов.
      (А как порой бывает интересно наблюдать, как они чертят отраженные или перевернутые иероглифы для человека, стоящего или сидящего перед ними!)
      Иногда говорят, что китайская письменность (и каллиграфия) также имеет свой "алфавит", то есть что все иероглифы построены из небольшого числа стандартных компонент. Говорят, что иероглиф юн (вечность) содержит все основные черты, использующиеся в китайской каллиграфии, но мне кажется, что это не совсем верно, поскольку знак юн не содержит основной каллиграфической черты, называемой "кость", а также таких штрихов, как . Когда ученик познакомился с основными штрихами и компонентами иероглифов, узнавать и запоминать последние ему очень легко - даже если он не знает их смысла на родном языке. Чтение китайского, но существу, задействует ту функцию ума, которую технари и называют умением "распознавать образы", - функцию, которую, в силу се нелинейности, труднее всего освоить компьютерам. Ум мгновенно понимает, что А а А и А а, а также А- это все одна буква, однако на сегодняшний день (1973 год) компьютерам понять это трудно. Однако нет ничего невозможного в том, чтобы компьютер научился распознавать кай-шу - формальный стиль китайской письменности - и тем самым приблизился к нелинейному методу мышления.
      Идея нелинейности многим незнакома, поэтому мне, наверное, следует объяснить ее более детально. Хороший органист, используя десять пальцев рук и две ноги, может – играя аккордами - проводить двенадцать мелодий одновременно, однако все они должны подчиняться одному ритму, если, конечно, он феноменально не владеет своим телом. Однако он, несомненно, может сыграть шестиголосую футу - четыре голоса руками и два ногами, - и с математической точки зрения каждый из этих голосов будет независимой переменной. Работу всех органов человеческого тела также можно представить как независимые переменные, которыми при подобном рассмотрении окажутся температура окружающей среды, состояние атмосферы, наличие бактерий, всевозможные облучения, гравитационное поле и многое другое. Однако мы заранее не знаем, сколько переменных нужно ввести для описания данной естественной ситуации. Под переменной здесь понимается процесс (например, мелодия, пульс, вибрация), который можно обособить, назвать и измерить с помощью сознательного внимания.
      При работе с такими переменными возникают трудности двух типов. Во-первых, как мы выделяем и определяем переменную или процесс? Например, можем ли мы считать, что сердце отличается от кровеносных сосудов или что ветви отличаются от дерева? Где конкретно грань, которая отделяет процесс под названием "пчела" от процесса под названием "цветок"? Эти различия всегда в какой-то мере произвольны и условны, даже если мы их описываем с помощью однозначного языка, поскольку различия относятся в большей мере к языку, нежели к тому, что он описывает. Во-вторых, нам неизвестно ограничение на число независимых переменных, которые нужны для полного описания любого естественного, физического события - скажем, для описания появления цыпленка из яйца. Его скорлупа тверда и ясно очерчена, однако, когда мы начинаем рассуждать о ней, мы не можем не принять во внимание сведения из молекулярной биологии, метеорологии, ядерной физики, технологии содержания птицефабрик, орнитологической сексологии и так далее и тому подобное до тех пор, пока мы не убедимся, что это "одно событие" должно будет - если только мы не откажемся от его анализа - рассматриваться в связи со всей вселенной. Однако сознательное внимание, опирающееся в своих наблюдениях на цифровые и словесные показания приборов, не может одновременно уследить больше чем за несколькими переменными, которые выделены и описаны подобными приборами. С точки зрения линейного описания, в каждое мгновение происходит слишком уж много изменений. Поэтому мы привыкли убеждать себя в том, что мы наблюдаем за самыми важными параметрами во многом подобно тому, как редактор журнала из бесконечного числа происшествий для каждого выпуска подбирает "новости", которые, по его мнению, являются самыми интересными.
      Ухо не может наблюдать одновременно за таким большим числом переменных, как глаз, потому что колебания звука намного медленнее, чем колебания света. Алфавитная письменность является представлением звуков, тогда как иероглифическая - представлением образов. Поэтому иероглифы представляют мир непосредственнее - они являются знаками для обозначения вещей, а не символами для обозначения звуков, являющихся названиями вещей. Что же касается названий, то слово "птица", например, не имеет ничего общего с реальной птицей и по какой-то причине нам кажется, что, назови мы ее "твити", "пови" или "карки", это будет звучать слишком по-детски.
      Помимо всех утилитарных преимуществ использования иероглифов, есть также эстетические. И дело не просто в том, что западному человеку они представляются экзотическими и непонятными. Никто не ценит красоту этого письма больше, чем сами китайцы и японцы, хотя у нас есть все основания предполагать, что их длительное знакомство с восточной письменностью должно сделать этих людей равнодушными ко всему в иероглифах, кроме их смысла. В противоположность этому, практика каллиграфии почитается па Дальнем Востоке таким же изящным искусством, как живопись или скульптура. Висящий па стене каллиграфический свиток ни в коем случае не следует путать с напечатанным готическими буквами библейским изречением, которое выставлено на видном месте для всеобщего обозрения. Важность цитаты из Библии в ее смысле, тогда как вся прелесть образца каллиграфии в том, что он обладает визуальной красотой и выражает характер каллиграфа.
      Я занимаюсь китайской каллиграфией много лет и все еще не являюсь мастером этого искусства - которое можно описать как умение танцевать кистью с чернилами по впитывающей бумаге. Поскольку основу чернил составляет вода, китайская каллиграфия - или контроль потока воды с помощью мягкой кисти, мало в чем похожей на шариковую ручку, - требует от каллиграфа умения следовать потоку. Если вы не уверены в себе и задержите кисть в одном месте дольше, чем нужно, или попытаетесь исправить то, что уже написано, изъяны вашей работы сразу же бросятся в глаза. Но если вы пишете хорошо, вам кажется, что это происходит само по себе, что кисть движется без вас - подобно тому как река делает живописные излучины, следуя пути наименьшего сопротивления. Поэтому красота китайской каллиграф ни - это красота движущейся воды, ее пены, прибоя, омутов и волн, а также облаков, пламени и клубов дыма в солнечном луче. Китайцы называют эту красоту следованием ли. Иероглифом ли вначале обозначали прожилки в нефрите и волокна в дереве. Нидхэм переводит его как "органическая структура", хотя обычно ли называют "началом" или "принципом" вещей. Ли - это линия поведения, которой человек невольно начинает следовать, достигнув гармонии с Дао, с путем течения природы. Структура движущегося воздуха имеет тот же характер, и поэтому китайское представление об элегантности выражается словом фен-лю, которое означает "течение ветра".
      Итак, это течение вместе с ветром или потоком, в совокупности с разумной структурой человеческого организма, лежит в основе искусства хождения под парусом - удерживания ветра в парусе и в то же время движения в противоположном направлении. Бакминистер Фуллер предположил, что мореходы были первыми технологами, которые изучали звездное небо для навигации, которые поняли, что Земля круглая, изобрели блоки и такелажные приспособления для поднятия парусов (и таким образом, подъемные краны) и поняли основы метеорологии. Подражая им, Тур Хейердал воссоздал в виде судна "Кон-Тики" первобытный илот с парусом, чтобы посмотреть, куда ветры и течения Тихого океана занесут его, если он отправится в плавание от берегов Перу. Неожиданно для себя Хейердал обнаружил, что природа наградила его за доверие своим содействием. Рассуждая в том же духе, мы можем дать совет нашей технологии: подобно тому как плыть под парусом разумнее, нежели идти на веслах, в качестве источника энергии лучше использовать приливы, реки и солнце и не иметь дела с ископаемым топливом или капризами ядерного распада.
      Так же как китайская письменность на один шаг ближе к природе, так же и древняя философия Дао есть более искусное и разумное следование потоку и волокнам естественных феноменов; она подразумевает видение человеческой жизни как неотъемлемой составной части процесса развития мира, а не как чего-то чуждого и противостоящего ему. Обращаясь к этой философии с осознанием нужд и проблем современной цивилизации, мы вырабатываем новое отношение к миру, которое должно сделать нашу технологию экологичной. Ведь развитие подобной технологии сводится не столько к появлению новых технических решений, сколько к изменению психологии человека.
      До настоящего времени западная наука подчеркивала важность объективного отношения к миру - отношения холодного, расчетливого и отстраненного, при котором естественные феномены, включая и человеческий организм, рассматриваются как всего лишь механизмы. Однако, как говорит нам само слово, вселенная обычных объектов (objects) неудобна или неприемлема (objectionable), и поэтому мы чувствуем себя вправе беспощадно эксплуатировать ее. Однако в настоящее время мы с опозданием замечаем, что надругательство над окружающей средой оборачивается опасностью для нас самих - по той простой причине, что субъект и объект не могут быть разделены и что мы и наше окружение суть проявление того единого поля, которое китайцы называют Дао. По большому счету, у нас просто не остается альтернатив сотрудничеству с этим процессом - сотрудничеству, основывающемуся на отношениях и методах, которые и техническом отношении столь же эффективны, как дзюдо, или "мягкое Дао", оказывается эффективным в спортивном поединке. Подобно тому как для создания делового сообщества предприниматели должны поставить на карту свое имущество и довериться друг другу, мы должны рискнуть установить наши паруса (sails) по ветру природы. Ведь паши личности (selves) не отделимы от этой вселенной, и нам просто негде больше быть.

      
      
      У истоков китайского образа мышления и чувств лежит принцип полярности, который не следует путать с представлением о противоположности или конфликте. Прибегая к метафорам других культур, это представление можно выразить как войну света и тьмы, жизни и смерти, хорошего и плохого, положительного и отрицательного. Таким образом возник и начал процветать по всему миру идеализм, предписывающий содействовать первому и избавляться от второго. С точки зрения традиционного мышления китайцев, этот подход так же немыслим, как электрический ток без положительного и отрицательного полюсов, поскольку принцип полярности состоит в том, что "-" и "+", север и юг являются различными аспектами одной и той же системы и что исчезновение одного из них всегда приводит к исчезновению всей системы.
      Это разочаровывает людей, воспитанных в среде с христианскими и иудейскими идеалами, потому что такой подход, как может показаться, отрицает возможность прогресса - представление о котором основано на линейном (а не циклическом) видении времени и истории. Фактически вся западная технология началась с попыток "сделать мир лучшим местом" - получить удовольствие без страдания, богатство без бедности, здоровье без болезни. Однако, как становится все очевиднее в настоящее время, наше насильственное стремление достичь этого идеала с помощью таких средств, как ДДТ, пенициллин, ядерная энергия, передвижение на автомобилях, компьютеры, индустриализация сельского хозяйства, запруживание рек и принуждение всех членов общества казаться "здоровыми и хорошими" - создает больше проблем, нежели разрешает. Дело в том, что во всех технологических начинаниях мы вмешиваемся в сложную систему взаимоотношений, которой не понимаем, и чем больше мы изучаем ее, тем больше она ускользает от нас, открывая все новые и новые особенности для дальнейших исследований. Когда мы пытаемся понять и подчинить себе мир, он убегает от нас прочь.
      Даос же, вместо того чтобы все дальше вовлекаться в эту ситуацию, спросит, в чем ее смысл. Что убегает от нас тем быстрее, чем больше мы его преследуем? Ответ: мы сами. Идеалист (в моральном смысле слова) считает вселенную отличной и отдельной от самого себя - то есть системой внешних объектов, которая нуждается в подчинении. Даос же видит вселенную как то, что неотделимо от него и является им - и поэтому Лао-цзы изрек: "Не покидая своего дома, я знаю всю вселенную" [150а] . Отсюда следует, что искусство жизни больше напоминает навигацию, чем боевые действия, поскольку в данном случае важно понять ветры, приливы, течения, времена года и принципы роста и увядания так, чтобы в своих действиях использовать их, а не воевать с ними. В этом смысле даосский подход не противопоставляет себя технологии как таковой. В действительности, писания Чжуанцзы изобилуют ссылками на промыслы и ремесла, совершенство в которых достигается, когда "идут вдоль волокон". Ведь технология разрушительна лишь в руках людей, которые не понимают, что они неотделимы от процесса развития вселенной. Увлеченность сознательным вниманием и линейным мышлением привела нас к пренебрежению и неведению в отношении основных принципов и ритмов этого процесса, главный из которых - принцип полярности.
      В китайском языке двумя полюсами космической энергии являются ян (положительный) и инь (отрицательный). Иероглифы ян и инь являются солнечным и тенистым склонами холма (фоу) и ассоциируются с мужским и женским началом, с устойчивостью и податливостью, силой и слабостью, светом и тьмой, подъемом и падением, небом и землей, и их распознают даже в таких повседневных делах, как приготовление пищи, которая, например, может содержать или не содержать специи. Таким образом, искусство жизни рассматривается не как следование ян и отказ от инь, а как поддержание их равновесия, поскольку одно невозможно без другого. Рассматривая ян и инь как мужское и женское начала, мы говорим не столько о мужчине и женщине как индивидах, сколько о характеристиках, преобладающих у представителей одного пола, но присущих не только им.