Глава двадцать вторая.

Битва на Гетласской гряде.

Стиснув поводья кольчужной перчаткой, воевода Граннен удовлетворенно взирал на поле боя. По всей долине валялись трупы бунтовщиков, и земля размокла от крови. Над смертным полем плыли, как дым, клочья тумана. В багряном закатном небе кружили над щедрым угощением дра’аки, и воевода не мог бы сказать, настоящие это двери или глумливые подделки, посланные в помощь ему господином посредником.

По всему Параниосу царское войско громило один за другим отряды бунтовщиков в кровавых, быстротечных стычках. Какая там междоусобица – просто наведение порядка. Дилетантская наивность мятежников даже не давала называть это войной.

Маскет, само собой, был другого масштаба фигурой – но он мертв, а те его соратники, кто не сдался вовремя, кормят дра’аков. Остался, конечно, элдаретов сброд, но и с ним было бы расправиться так просто…

Граннен расчетливо прижмурился. Было бы легко – коли воеводе не пришлось бы отрядить половину своих войск в Танмандратор. Смута, грозившая этому краю с самого начала рекрутских наборов, обернулась вдруг открытым мятежом. Армия из восьми тысяч мятежников хлынула вдруг с гор, чтобы нарушить самим царем установленный порядок. Граннен до сих пор кипел от бешенства при мысли о недоумках, допустивших, чтобы эдакое войско собралось в полнейшей тайне. Но жалеть поздно – у воеводы не осталось иного выхода, как отправить на борьбу с мятежом добрых семь тысяч солдат. А этим его силы растягивались до невозможности. Царю же было как будто и все равно. Указы его следовало исполнять как по волшебству, а любое упоминание о трудностях самодержец пропускал мимо ушей.

Из-за маскетова войска Граннен теперь не мог перехватить Элдарета прежде, чем мятежники подойдут к столице почти вплотную. Слава громовым богам, что владыка Серпет согласился помочь. Граннен давно научился сдерживать торит-мирскую гордыню и использовать все и вся, что под руку подвернется, чтобы остаться в фаворе у царя и у кормила власти.

А после того, что свершилось только что на залитом кровью поле перед ним, воевода полностью уверился в ворожейной силе посредников. Так что пусть Элдарет со своим потешным войском доходит хоть до самой Парионы. Граннен с нетерпением ждал этой встречи. С каким наслаждением он вновь спустит с цепи этих кровожадных тварей, чтобы сеять ужас и погибель!

Теперь войско Гелананфии продвигалось торопливо, испуганно поглядывая в небо, как мыши ждут появления совы. Снова царевна предложила всем сдаться на царскую милость, и тем спасти, пусть ненадолго, свои жизни. И снова все, как один, поклялись следовать за ней хоть на тот свет, лишь бы не подчиниться Граннену.

Танфия даже обиделась, что в их верности усомнились, да так и сказала об этом царевне в лицо. Гелананфия выслушала ее благосклонно, и ответила просто:

– Тогда идем, что бы не случилось дальше.

За десять дней тракт привел ее войско к Гетласским холмам на западной окраине Парионы. Некоторые – раненые или хворые, включая и несчастного гонца – отстали, хотя Гелананфия не оставляла никого без помощи и пригляда. Сидя в седле быстроногой Зарянки, Танфия бесилась от необходимости поджидать медлительных пехотинцев. Вместе с Линденом и Руфридом они бесконечно обсуждали, а не стоит ли бросить эту затею и отправиться в Париону втроем… но каждый из них понимал, что в войске Гелананфии скрыт их единственный шанс спасти Изомиру. И все они были напуганы больше, чем могли признаться друг другу.

Царевна говорила, что двинется прямо на Янтарную цитадель. До сих пор никто не пытался их остановить. Продвижение их не оставалось тайным – за ним наблюдали дозоры царских солдат; однако войско не встречало сопротивления. То, что их подпускают так близко к столице, пугало – словно Граннен решил подразнить их драгоценным призом, возбуждая надежды.

На десятый вечер лагерь разбили в месте, которое Элдарет назвал Гетласской грядой – цепочкой холмов, упиравшейся одним концом в высокий эскарп. Сафаендер ехал обок Танфии; Элдарет подыскал ему и всем его актерам коней, хотя верхом они чувствовали себя немногим лучше, чем на своих двоих. Аштарь, Эвендер, Шарма и Салиоль ныли почти непрерывно, так что Танфия старалась обходить их стороной, н Сафаендер этот урок усвоил.

Когда они выехали на вершину очередного холма, Танфия завидела на окоеме золотую блестку – что это было, из такого далека сказать было трудно.

– Что там? – спросила она.

– Это, милая моя, – тоскливо пробормотал Сафаендер, – стольная Париона.

У Танфии отвалилась челюсть.

– Не дразни меня. Не верю.

– Клянусь чем хочешь – так и есть.

– Мы почти дошли! Просто не верится, что я ее вижу!

– Но позволят ли нам войти? – серьезно поинтересовался поэт.

Париона раскинулась к востоку от Гетласской гряды, и последний привал устроили на западном склоне. Танфия выждала, покуда лагерь, расцветя кострами, не погрузится после вечерней трапезы в дрему, а потом ускользнула в одиночку, и, оседлав Зарянку, двинулась на север, к эскарпу. Обрыв тянулся на северо-восток, и, выехав на край последнего утеса, девушка оказалась на несколько миль ближе к столице. И вид, открывшийся ей, был ошеломителен.

Солнце еще не зашло, но в небе уже бледнели все три луны. А под ними разлеглась на трех зеленых холмах Париона.

То был первый взгляд Танфии на город ее мечты.

Равнину заливал золотой свет заката, и сам город сиял золотом в меркнущем свете. В низинах дома тонули в лиловой тени, ближе к вершинам еще горели на солнце их крыши. Там стояла, венчая самый высокий из холмов, сама Янтарная цитадель. Блистали, точно как в фантазиях Танфии, высокие стены и гордые башни, но это был не сон, а далекая, суровая, мучительная реальность.

В глазах у Танфии защипало. Просто увидеть Цитадель… Боги, как же она мечтала ее увидеть хоть глазком – но не так, не ради таких страданий.

По правую руку от Цитадели на холме пониже блистали купола храма Нефетер, богини-покровительницы города. По левую руку виднелся и третий холм, и на нем какой-то немыслимый обрубок, неуместно-уродливый среди этой красоты. Слишком он велик…

Боги, это Башня!

Там должен был стоять театр. Девушка попыталась усилием мысли стереть ужасную Башню, увидеть на ее месте театр, так что у нее слезы потекли от натуги. Проклятая Башня…

Внезапно у Танфии засосало под ложечкой. Элирский нож снова обжег грудь. Со внезапным испугом девушка обернулась, ощутив чей-то пристальный взгляд. Что это торчит там, на соседнем утесе, у рощицы – старый пень или сгорбленная фигура в плаще? Сердце девушки захолонуло. Неподвижная, фигура каким-то образом следила за дорогой, за Мейондрасским трактом, петлявшим по холмам к дальней столице.

Танфия опустила взгляд – и в сгущающихся сумерках, в бледном свете трех лун, она увидала, как вьется по дороге бесконечная шеренга конных солдат. Пень шелохнулся, и два бледных глаза уперлись в Танфию. Словно два луча вонзились ей в сердце, высасывая силу. От ужаса она рванула из кармана элирский нож. Вспыхнул звездою опал; фигура зашипела тихонько, и сгинула.

Что на нее нашло – тащиться в эту даль одной? Перепуганная Танфия пустила Зарянку в галоп обратно, к лагерю.

Было еще темно; до рассвета оставался добрый час, но лагерь уже зашевелился. Линден так и не смог заснуть ночью, и теперь, когда усталость готова была все же сморить его, вставать было особенно тяжко. Он вышел из палатки, чтобы постоять пару минут рядом с Зимородком. Кони тихо пощипывали подернутую густой росою траву. Где-то рядом вставали, зевали, жаловались на судьбу другие мятежники. Потом над туманом вознесся голос Гелананфии:

– Подъем, подъем, во святое имя Анута! Встанем строем, прежде чем этот лежебока Граннен глаза продерет!

Благодаря предупреждению Танфии они были готовы к бою. Войско Граннена разбило лагерь по другую сторону гряды, на склонах обращенных к Парионе. Прошлым вечером Гелананфия и Элдарет собрали командиров, и в мелочах обсудили планы предстоящего боя. Теперь мятежникам предстояло занять позиции по самой гряде, прежде чем туда доберутся солдаты Граннена.

Они учились старательно и знали, что их ждет. Но применить заученное в битве, когда за ошибкой следует смерть – дело совсем иное.

Утро выдалось похожим на дурной сон. Завтракали поспешно – Линден сидел рядом с Руфридом и Танфией, Сафаендером и Элдаретом, как было уже не одну неделю. Все были молчаливы, а Сафаендер вдобавок бледен как смерть, хотя по лицам остальных пробегали порой улыбки.

Потом Линден с Руфридом вернулись в палатку, чтобы помочь друг другу одеться. Они решили одеть в бой роскошные, черные с синим одеяния из Луин Сефера – погибать, так уж красиво. Поверх камзолов пошли кожаные кирасы и облокотники. Потом пришел черед оружия – при каждом был длинный элирский меч на левом бедре, короткий меч на правом, на плечами – луки и колчаны, полные смастеренных в Энаванейе стрел.

– Ну, братишка, – промолвил Руфрид, – вот оно как. Предчувствия не мучают?

– Нет, – ответил Линден, и улыбнулся. – Наверное, это к добру. Жаль, отец нас не видит.

– Он бы нами гордился, – заверил его Руфрид, стиснув плечо брата, и добавил: – Тобой уж точно.

– Думаешь, мы справимся?

– Конечно. Если боишься, думай вот о чем – ты уже сегодня можешь усидеть Изомиру!

– А я не боюсь, – ответил Линден. – Вот что странно-то – не боюсь вовсе.

Руфрид в последний раз обнял его, и отстранился, явно сдерживая тревогу. Линден хлопнул его по спине, пытаясь ободрить, но слова никак не шли на язык.

– Ну, Брейида с нами?

– Тогда уж Маха, – ответил Руфрид. – Или Анут на нашей стороне, а Граннена путь ждет чрево Нут.

– Ты бы не гневил богов, – расхохотался Линден, – хоть ноне утром! Я рад, что все почти кончилось, а ты?

– Ага, – согласился Руфрид, и немного просветлел. – Я тоже.

Над Парионой занималась лиловая заря, но равнина еще была окутана тенью. Танфия уже готова была оседлать Зарянку, когда к ней подошел Сафаендер. Он немного нелепо выглядел в роли воина – в травянисто-зеленой рубахе и штанах, в кирасе, с мечом и деревянным щитом. Но даже сейчас он выглядел таким изящным, таким нездешним, что девушка невольно ощутила желание, и страх за своего любимого.

– Ты готов? – спросила она.

Поэт неровно вздохнул.

– Насколько могу быть. Танфия, ты великолепна. Только не дай себя поранить, хорошо?

Она подошла к нему, взяла за руку. Как не было тревожно ей самой, поэта просто трясло, точно в ознобе.

– Боги, Саф, ты в порядке?

– Нет, Танфия. Вообще-то нет, – ответил он с напускной легкостью. – Я уже говорил, что я трус, но не думал, что настолько.

– Боги, Саф, ты не обязан сражаться! Салиоль и Шарма остаются в лагере; останься и ты с ними.

– Не хочу быть настолько бесполезен, – ответил он.

– Ты принесешь пользу. Кто-то должен ухаживать за ранеными.

– Нет. – Лицо его было уныло, и он старался не встречаться с ней взглядом. – Я должен.

– Почему? – В приступе ужаса она схватила его за руку. – Что ты пытаешься доказать? Никто не упрекнет тебе, если ты не пойдешь в бой со всеми. Ты не солдат, боги свидетели! Ты не просто кто-то, ты Сафаендер! Если ты умрешь, что станет с прекрасными пьесами, которые ты еще не написал? Ты не можешь лишить их мир!

– Ох, Танфия… – Он обнял девушку и прижал к себе, покрывая поцелуями ее волосы. – Ты не понимаешь. Как могу я писать эти «прекрасные пьесы», если я не сражался за это право? Чтобы вернуть мир, к которому я привык, я должен его заслужить.

– Нет, – вздохнула Танфия. – Это я понимаю. И прекрати меня целовать, а то я расплачусь.

– Тогда потом, ладно? – спросил он.

Танфия видела, как он старается казаться храбрецом – особенно сейчас, когда из сумерек показались Руфрид и Линден.

– Ну, пора, – проговорил Руфрид. – Тан, береги себя.

– Ради всего святого, через несколько часов мы снова увидимся! – воскликнула она. Братья поочередно обняли ее, и она с потешной суровостью оттолкнула обоих. – Кончайте, это просто ужас какой-то! – На глаза наворачивались слезы. – И вообще, сражения никогда не идут по плану.

– Откуда тебе знать? – поинтересовался Руфрид.

– В книжках читала! – отмолвила Танфия.

К тому времени, когда кислолицый гранненов прихвостень добрался до лагеря мятежников, те уже заняли позиции вдоль гребня Гетласской гряды. Центр составляла пехота, прикрытая рядами лучников. По флангам разместились конные отряды – на правом под водительством Мириаса, где в первых рядах предстояло скакать Танфии, а чуть подальше – Линдену, а на левом под командой Зори, с которой был Руфрид. Сафаендер пошел в пехоту, в задние ряды, где ему предстояло сражаться радом с крестьянами, даже не слыхавшими его имени. Гелананфия с большой неохотой отпустила его в бой, но веских причин отказать не нашла.

Место было удачное – землю покрывала жесткая густая трава, а редкие деревца не закрывали обзора. Внизу лежала долина, а за ней – еще один ряд холмов, пониже. Солдатам Граннена придется наступать в гору, а это даст преимущество их противникам.

Гелананфия и Элдарет, оба на гнедых конях боевой породы, расположились на горке позади строя, между левым флангом пехоты и отрядом Зори. Над их ставкой не развевалось никакого знамени – следовало бы поднять царский стяг, но, сражаясь против царя, Гелананфия не нашла в себе на это смелости.

Гранненов помощник, подъехавший на своем тощем жеребчике, явно не был рад обнаружить вражеское войско в такой готовности.

– Я принес вам известие от воеводы Граннена, – обратился он к Элдарету, которого полагал единственным вожаком. – Любая попытка войти в Париону будет расценена как измена. Отказ сдаться немедля будет расценен как повод к атаке. У вас есть полчаса, чтобы сложить оружие и предать себя в руки властей.

– Ну уж нет! – усмехнулся странник. – Если воевода желает повода к атаке – он его получит.

– У меня есть весть для воеводы Граннена, – проговорила Гелананфия, откидывая капюшон и смело глядя в тоскливое лицо посланца. – Это войско ведет не один Элдарет. Передай воеводе, что он выступает против царевны Гелананфии. И передай, что попытка противостоять члену царского рода будет считаться изменой! Посмотрим, так ли он жаждет битвы!

Когда посланец вернулся в ставку Граннена, первые солнечные лучи коснулись холмов. У Гелананфии и Элдарета хватало времени, чтобы оглядеться. Царевна поднесла к глазам подзорную трубу.

Царское войско все еще строилось, тем же примерно порядком, что и ее собственное – лучники и застрельщики в первых рядах, за ними плотные ряды пехоты, по флангам конница. Войско занимало долину, Граннен же разместил свою ставку на холме по другую ее сторону. Различить самого воеводу с такого расстояния было невозможно, но царевна приметила плещущийся на ветру флаг, ловивший червонное золото солнца. По мере того, как лучи восхода проникали в долину, ряды царских солдат расцвечивались красками: зеленый, лиловый, золотой, блестела винно-красная и бурая кожа кирас. Развевались на шеломах старшин лазурные перья, и в гривы и хвосты гнедых, как один, коней вплетались золотые ленты. По сравнению с ними собственные ее бойцы казались бродягами, в разномастных кафтанах бессчетных оттенков, потертых и грязных от долгого лесного житья, на конях всех пород и мастей. Но в них была страсть… страсть настолько сильная, чтобы перебороть верность Гарнелису? «Или мрачных бесов, срывающихся с неба и, возможно… нет не думай об этом!».

– Как думаешь, сколько их там? – спросила она.

– Я бы посчитал, – ответил Элдарет, – что пеших четыре тысячи, да конных полторы.

– Больше нашего, – прикинула царевна, – но не настолько, как я боялась. Силы почти равны. Мы можем победить. – И небо ясно; ни клубящихся туч, ни запаха крови, как описывал свидетель разгрома Маскета… ничего зловещего… но этому пришел черед во втором бою, не так ли? Царевна вздохнула. Честно сказать, если явятся демоны, для борьбы с ними у нее не было никакого плана. Лучники могут стрелять в небо, и все… Единственной целью было победить в этой битве, победить решительно, и они могут это сделать. Они должны.

И тут она увидела.

По правую руку от Граннена, в какой-то полумиле, почти скрытые за холмом, стояли еще две тысячи солдат – в бронзовом и алом с синим, на крепких вороных конях.

– Боги, Элдарет – ты видишь?

Она передала ему трубу. Странник ругнулся.

– Этого еще не хватало. Что у них за мундиры?

– Владыки Серпета Эйсилионского, – ответила Гелананфия. – Князюка Серпет – так его зовут; скользкий ублюдок.

– Если бы ты сражалась на стороне царя против общего врага, ты бы его так не честила, Гела.

Царевна не ответила. Она не испытывала гордости оттого, что план ее готов был дать плоды. И никакой напускной храбрости. Только тошнота – оттого, что за нее будет литься кровь.

Конь ее переступил с ноги на ногу. Над молчаливым строем шептал что-то свое ветер. Потом от ставки Граннена донесся звук рога, и его войско двинулось вперед.

Сердце Руфрида колотилось от возбуждения. Солдаты Граннена шли прямо на него, мундиры их сияли, клинки блестели на солнце. Потом прозвенел рог Элдарет, и лучники мятежников начали выпускать стрелы, залп за залпом. Юноша мечтал оказать там, внизу, так сильно, что в пальцах зазудело. Но ему пришлось выбирать, биться пешим или конным, а отдать Ястребка другому было выше его сил…

Лучники Граннена ответили, и реки стрел потекли в обе стороны. С обоих сторон падали бойцы. Возбуждение смешивалось в Руфриде с ужасом, ускоряя кровь. Чтобы лучше видеть, он привстал в стременах.

Опустошив колчаны, лучники отступили, давая проход пехотинцам. Воздух заполнился криками, звенели клинки и лязгали щиты. В ряды царских солдат полетели копья; те заколебались на миг, чтобы с новой силой ринуться вперед, тесно сомкнув щиты – более крепкие и широкие, чем у мятежников. Строй их казался непробиваемым, хотя они и двигались вверх по склону. Два строя сошлись.

И тогда вновь прозвучали рога – сигнал к атаке. Зоря ринулась вперед первой, ее медные волосы бились на ветру, как пламя. Кони рванулись слитным рядом, и Ястребок устремился за ними. Руфрид стискивал меч, в ушах его гремели копыта, заглушая стук сердца. Навстречу им мчались могучие гнедые из царских конюшен. Страха юноша не испытывал. Понукая коня, он взревел…

Мимо пролетали блестящие конские бока, вылетали из седла всадники. Впереди мелькнуло зеленое и лиловое, и длинные, рубленые лица под шеломами, оскаленные зубы и прищуренные глаза. Он нацелился на одного, того, кто умрет первым…

Стальной наконечник вынырнул из ниоткуда. Все случилось слишком быстро. Ястребок налетел на копье грудью.

Мерин взвизгнул, попытался встать на дыбы, и рухнул, сбросив Руфрида на траву. От удара у юноши перехватило дух. Несколько безумных мгновений вокруг него мчались кони, перепрыгивая, шарахаясь. Когда грохот утих, Руфрид отнял руки от лица и приподнялся.

Ястребок был мертв. Копье торчало из его груди; кровь еще вытекала из раны, крася алым гнедую шкуру, но глаза уже смотрели в небеса мертвым взглядом. Всхлипывая, Руфрид подполз к нему. По крайней мере, конь не страдал.

Прикрываясь конской тушей, юноша достал лук и стрелы. Потрясение переросло в гнев. Руфрид пускал стрелу за стрелой, вышибив из седел двоих мужчин и двух женщин, и сняв двоих уже спешенных. Он задыхался, обливаясь потом, губы его неосознанно разошлись в оскале. Когда стрелы кончились, он отбросил лук и, обнажив элирский клинок, ринулся в гущу боя.

На другом краю строя Танфия замерла в ожидании, не дыша. Время словно застыло, пока совершенный и ровный строй царских солдат надвигался – а потом с небес обрушились бряцающим дождем стрелы. Начали умирать люди. Сошлись в рукопашной пехотинцы, воздух огласился отчаянными криками, и на дальнем краю поля боя отряд Руфрида поскакал навстречу царской коннице…

Девушку охватила внезапная, отчаянная тревога за друзей – далеких недоступных, брошенных на произвол судьбы. Сражение началось, и остановить его было уже невозможно.

Прозвучал сигнал к атаке для конников Мириаса. Время вдруг помчалось стрелой. Зарянка ринулась вниз с холма, стремясь не отстать. Ветер бил в лицо – пьянящий и пугающий.

И что-то пошло не так. Царская конница острым клином прорезала отряд Мириаса, рассекая его пополам. Танфия оказалась на внутреннем краю, совсем рядом с пехотой, Линдена занесло далеко в сторону, и что сталось с ним дальше, девушка уже не видела.

Воцарился хаос. Рядом пал конь, пронзенный копьем. Прямо на Танфию бросился вражеский солдат; Зарянка с перепугу встала на дыбы, и девушка мигом оказалась на земле.

Поводьев она не выпустила. Слева на нее ринулся другой конник – девушка увернулась от его меча и, извернувшись, рубанула снизу своим длинным клинком. Удар пришелся по выпиравшему из-под кирасы животу. Хлынула кровь, солдат сложился пополам, и конь отнес его в сторону. Переведя дух, девушка вновь вскочила в седло и пустила Зарянку вслед товарищам. Ее переполняла дикая сила. Еще один всадник в зеленом занес над ней сверкающий клинок. Девушка вспомнила разом все приемы Альраэна, и ритм шаэлаирского боя захватил ее. Она уклонилась, ударила, и противник упал с разрубленной головой. Клинок Танфии покраснел от крови.

Душа девушки ушло в пятки, но бояться не было времени. Она была в гуще боя, и сердце ее лихорадочно колотилось. Не было времени подумать, помочь товарищам. Каждая капля остававшихся у нее сил была обращена на то, чтобы сохранить собственную жизнь и жизнь ее лошади.

Мгновением раньше Линден мчался в общем строю. Мгновением позже царская конница прорвала ряды мятежников, и Зимородка оттерли куда-то вбок, вместе с несколькими всадниками, отсеченными от своего отряда.

Меньше всего юноша ожидал такого беспорядка.