Голова у Линдена закружилось, и видение ушло.
Рабство. Смерть. Изомира.
Худшие его страхи смотрели на Линдена с бумажного листа. Юноша едва не упал под незримой тяжестью, навалившейся на его плечи. Тяжело дыша, он прислонился к теплому боку Синего, покуда не перестала кружиться голова. Теперь она знал – предчувствия его были не просто блажью. Вся Излучинка будто знала, что происходит, но не могла признать. Если нарушена сама заурома – как могли все они не почувствовать этого… и как могли понять?
Линден несколько раз всхлипнул, потом взял себя в руки. Если записка не врет, то дела обстоят куда хуже, чем казалось. Страдают не только два семейства в далекой деревушке – страдает вся Авентурия!
Юноша поправил седло на спине Синего, затянул подпругу и взгромоздился на коня. Руфрид и Танфия должны узнать, было бы нечестно оставить их в неведении… но возвращаясь, он потеряет драгоценное время. Линдену вспомнились жестокие слова Руфрида, их с Танфией беззаботную случку. Нет уж, пропади они пропадом! Изомира важнее.
И Линден направил коня на северо-восток. Поначалу Синий сопротивлялся, не желая оставлять мертвого хозяина, потом вдруг сорвался с места и ринулся в совершенно другую сторону, так что Линдена едва не вышибло из седла низко нависающим суком. Но юноша, пусть и не без усилий, когда лаской, а когда таской, успокоил, остановил животное. В конце концов Синий неторопливо и послушно порысил туда, куда хотел новый его владелец. Дай только ему выбраться из чащи – и он полетит стрелой.
К вечеру окружающий лес начал меняться.
Лишенный карты Линден не мог знать, что тропа вывела его из уютной Сеферской пущи обратно в Ардакрию. Дубы постепенно уступили место березам, неимоверно высоким и редко растущим. Бугристую землю плотным слоем укрывала опавшая листва и ветки, а под листвой скрывался жирный чернозем, вроде того, в который чуть не закопали Линдена и Танфию прожорливые насекомые.
Пропали и березы, сменившись какими-то незнакомыми деревьями, еще выше и темнее, так что сплетение ветвей, даже голых, почти скрывало небеса. Здесь не было ни звука, кроме лишь поступи Синего, ни цвета, ни травы, ни палой листвы. Лес обернулся сумрачной, сырой пещерой, до странности безжизненной. Снова в голове Линдена заныло от напряжения, и чувство всепоглощающей опасности охватило его – словно неслышный голос настойчиво требовал повернуть назад, пока не стало поздно.
Путь его лежал по дну оврага. Великанские стволы поднимались с самых краев промоины, заставляя юношу остро ощущать свое ничтожество. Корни торчали из земли, как когти, впиваясь в костно-белесые валуны. Линдену казалось, что тропа уводит его в подземелье, что его затягивает в могилу, хотя клочки неба еще проглядывали над головой. Самый воздух здесь застыл ненавистью. Даже травинки, даже мерзкой поганки не росло на голой земле.
Придержав коня, Линден оглянулся – но тропа за его спиной, вместо того, чтобы идти в гору, катилась под уклон едва ли не круче, чем впереди. Во рту у юноши пересохло. Из-под корней на него взирало множество светящихся глазок.
С трудом сглотнув, Линден решительно двинул Синего вперед. Никогда прежде он не ощущал перед собой столь явной угрозы. Словно шестое чувство прорезалось – как было, когда он необъяснимым образом чувствовал преследующего их Зырку, но теперь… все было куда страшнее.
У тропы впереди стояла неподвижно бледная тень какого-то зверя. Линден продолжил бы ехать вперед, подавляя необъяснимый страх, но встал Синий, поводя головой и сверкая глазами. Юноша едва удержал коня от того, чтобы не броситься наутек.
Зверь был размером с быка, да и видом походил на домашнюю скотину – четыре ноги, могучая туша, тупая башка. Но что-то было в нем… неправильное. Мертвенно-белая шкура словно светилась и казалась нездорово отечной, вздутой. Тварь обнажила тупые зубищи и принялась с громовым чавканьем обгладывать кору с ближайшего ствола, потом, почуяв что-то, обернулась к незваному гостю. С обвислых губ свисали клочья луба. Простреленные кровью голубоватые зенки взирали на Линдена с безмозглым коровьим любопытством и – одновременно – с чуждой, тошнотворной злобой. Чуть поодаль паслись еще две твари.
Синий попятился, намереваясь убежать, и Линден едва сдержал его порыв. Покуда юноша решал, как ему быть, около твари появилась бледная фигура – не выступила из тени, а появилась из воздуха, будто призрак.
Очертания фигуры напоминали человеческие, но то не мог быть человек. Плащ ее был одного цвета с землей, исчерна-бурый, с серыми пятнами, а лицо – одного цвета с плащом, и вдобавок поблескивало, будто грибница. Черты его были смазаны, точно у грубо вылепленного из глины идола. Линдену показалось, что он бредит. Самая кожа создания была полупрозрачной, и сквозь нее вторым ликом просвечивал скалящийся череп.
Линден взирал на жуткое создание, завороженный ужасом, уверенный, что все это ему мерещится.
Создание заговорило. Голос его был тих, невыразителен и невнятен, словно людское наречие не было ему родным.
– Что означает присутствие твое?
– Я… заблудился, – булькнул Линден.
Не только облик создания пугал его – самое присутствие этой твари словно бы вытягивало его силы, оставляя только беспомощный, сосущий душу ужас.
– Ты нарушаешь договор. Люди не допускаются.
– Не знаю я ни о каких договорах. Я не хотел вам вреда. Скажите, как, и я уйду!
– Выхода нет.
Создание неторопливо воздело бледную длань. Рукав соскользнул, обнажая тонкую белую кисть с семью длинными пальцами. Семью…
Синий с пронзительным взвизгом развернулся и бросился в галоп. Рассудок Линдена словно бы отключился, уступая место некоей внешней силе. Позади него сгущалась в воздухе холодная, злая мощь, грозя обрушиться на юношу. Зажав коленями поводья, Линден проворно наложил стрелу на тетиву, и обернувшись, выпустил – в тот самый миг, когда из клока мглы ринулась на него тварь, подобная дра’аку, и все же не дра’ак, так же, как не был быком увиденный им бык.
Тварь была больше дра’ака, обвислая шкура его отливала багрянцем. Раззявленный клюв щерился острыми зубками, крылья колыхались, как обленившиеся паруса. Стрела Линдена пробила твари грудину. Чудовище застыло в воздухе, перевернулось и грянулось оземь – в точности, как убитый Руфридом дра’ак – ладони не достав до хвоста Синего. Крик его прозвучал почти по-человечески.
Жеребец мчался в ужасе, так что Линдену оставалось лишь цепляться за седло, закинув лук за плечо. Стремительно летела мимо чаща. Руки и ноги юноши покалывало, и ныла голова, и утекала куда-то живая кровь. Вспыхнувший было в его душе огонь погас, оставив только бессильное омерзение, будто Линден коснулся тайны столь чуждой его телу и духу, что против ее силы не было у него никакой защиты.
Он должен вернуться к Руфриду и Танфии. Былая злость откатилась куда-то. Надо предупредить их, пока они не столкнулись с этим.
За Линденом Руфрид и Танфия послали Зырку. Уже потом им пришло в голову, что без волкодава они был своего спутника просто не нашли.
Поспешно одевшись, они затоптали костер и оседлали Огонька. Потом Танфия отвела пса на место, где спал Линден.
– Ищи, Зырка! – приказала она, поглаживая мохнатую башку. – Ищи!
Пес ринулся в лес так резво, что хозяйке пришлось его отзывать и привязывать к ошейнику, вместо поводка, ремень из огоньковой упряжи. По новой команде Зырка снова бросился по следу, натягивая ремень так, что Танфия едва не срывалась на бег.
Путь Линдена лежал почти прямо на восток, обратно в Ардакрию. Ласковый утренний свет налился свинцовой тяжестью, черные тени деревьев прорезали предштормовое небо. Весь день путешественники шли по следу, перекусывая на ходу.
Тело, валяющееся на узкой, заросшей тропе, повергло их в ужас. Белый от ужаса Руфрид все же сообразил, что это не Линден, но лес, дотоле казавшийся дружелюбным, наполнился ужасом. Зырка на этом месте потерял след и принялся носиться кругами, так что Танфия затаила дыхание, уверенная, что с Линденом случилось нечто ужасное. Но волкодав быстро нашел направление и повел путников дальше.
К вечеру что Руфрид, что Танфия вконец вымотались и были готовы упасть, несмотря на то, что по очереди ехали на Огоньке. Но Зырка неутомимо гнал их вперед, останавливаясь, только чтобы полакать из ручьев.
– Поохотиться нам некогда, так что после этой гонки мы даже собаку накормить не сумеем, не говоря уж о себе, – мрачно заметил Руфрид. – Найдем Лина – своими руками его придушу, вот точно!
Наконец, путники вышли к крутому склону, под которым раскинулся мрачный, поросший густым лесом дол. Танфия боролась с Зыркой, пытаясь убедить его выбрать дорогу, на которой не так легко сломать шею. Над долом стояла глухая тишина… и хотя близкой угрозы не чувствовалось, девушке становилось страшновато.
От треска она подпрыгнула. Через подлесок внизу ломилось, стремительно надвигаясь, что-то большое. Зырка словно сбесился, с лаем обрывая поводок, мотая в воздухе лапами, покуда Танфия, чтобы не упасть с обрыва, не отпустила ремень.
Из леса вылетел безумным галопом взмыленный конь. Уши его были прижаты, глаза от ужаса выкатились. Только когда перепуганная лошадь взлетела по откосу, едва не сбив ее с ног, Танфия узнала прижавшегося к ее шее всадника. Это был Линден.
– Руфе! – вскрикнула она.
Но Руфрид уже мчался, оглядываясь, перед обезумевшим конем. Когда скакун поравнялся с ним, юноша ухватил его за узду. Его едва не сбило с ног, но Руфрид устоял; он пробежал еще несколько шагов, пока конь не остановился совсем, и Линден не скатился с его спины.
Бока породистого, могучего синего жеребца тяжело вздымались, он стоял, опустив голову. Зырка же рычал и облаивал с края откоса кого-то невидимого. Танфия сердито одернула его.
Подбегая к Линдену, она ощутила, как жжет ей левую грудь. Руфрид стоял на коленях рядом с братом.
– Лин? Лин, это мы!
– Дышит, – заявила Танфия, плюхаясь наземь с другой стороны и развязывая ворот рубахи Линдена. – Подай флягу. Он ранен?
– Нет, похоже… ни царапин, ни синяков…
Когда девушка смочила водой из фляги его лицо, Линден застонал, приоткрыл глаза и попытался встать. Руфрид помог брату подняться на колени.
– Потрогай его, Тан! У него, похоже, жар.
– Проклятье! А я, от большого ума, даже ивовой коры с собой не прихватила.
Линден зашевелился, бормоча что-то, прокашлялся, поднял на брата мутный взгляд и внезапно затрясся в ознобе.
– Руфе! – прохрипел он.
– Да я это, я, все в порядке. Что это на тебя нашло, одному в лес идти?
– Ардакрия. Лес…
Линден дернулся и задохнулся, взмахнув правой рукой пару раз в сторону долины, откуда появился.
– Успокойся, дурная твоя голова, да, мы в Ардакрии!
– Якобы совершенно безобидной, – процедила Танфия. – Руфе, надо найти деревню. У него лихорадка, за ним уход нужен! А я так надеялась, что мы хоть без этого обойдемся.
– Или вы не чувствуете? – выдавил Линден сквозь перестук зубов.
– Что? – переспросил Руфрид, опасливо покосившись на Танфию.
Линден нахмурился, и его всего перекорежило.
– Не могу объяснить. Чувство… видения… как огнем и льдом по коже… как песок в голове сеет… Почему вы не чувствуете?
И снова Танфии ожгло грудь, почти до боли.
– Не знаю, Лин, – успокоительно прошептал Руфрид – Ты не дергайся, мы тебя отвезем в безопасное место.
– Надо уходить! Слушай! – Линден попытался встать, держась за плечо брата. – Вот почему Ардакрия запретна. Я видел их. Видел!
Танфия полезла в карман и вскрикнула от боли, когда лежащий там элирский нож обжег ей пальцы. Его едва можно было удержать в руках. Танфия с трудом вытащила нож и извлекла из ножен. За ее спиной Зырка все еще рычал на незримого врага внизу, в доле.
– Что ты видел, Лин?
Грудь юноши судорожно вздымалась, тонкое лицо заливал пот.
– Бхадрадомен.
– Боги, – прошептала Танфия. – Руфе, смотри.
Она протянула к нему элирский нож, лежащий на ее ладони поверх ножен, чтобы не обжечь. Клинок пламенел расплавленным серебром; а рукоять венчал вместо прежней гальки огромный опал, рассыпающий смутные радуги и сияющий изнутри ясным, белым предупредительным огнем.
Некоторое время Гулжур стоял, молча глядя на крылатую тварь, потом пнул ее ногой. Ему показалось, что гхелим мертв. Но тварь шевельнулась, почти человечески вскрикнув от боли. Мышечные волокна грудной полости уже начали выдавливать стрелу из раны. Гулжур ухватился за древко, отломил торчащее оперение и выдернул из раны наконечник, освободившийся с мягчим чавканьем.
Тварь с воплем забила крыльями. Слова ее были неразборчивы.
Фигура в бурой накидке неслышно подошла и встала за плечом Гулжура.
– Весьма печально, Дозволяющий, – проговорила она, наконец.
– Воистину, Ру. Я потерял одного из своих бойцов. Может ли гхелим остаться у вас, покуда не исцелится от раны?
Ру сморгнул. Долгие годы жизни в Ардакрии придали его лицу серо-бурый оттенок коры.
– Безусловно, Дозволяющий, но я вел речь не об этом. Люди никогда не заходят сюда. Никогда.
– Это всего лишь мальчишка. Без сомнения, он уже умер от страха… а если нет, собственная глупость погубит его очень скоро.
– Эту стрелу пустил не дурак, – мягко заметил Ру.
– Случайность, – бросил Гулжур. Гнев захлестывал его, но Дозволяющий никогда не позволял гневу править собой. – А никак уж не мастерство.
– И все же это странно, – упорствовал Ру.
– Мы живем в странные времена. – Гулжур поднял взгляд к голым кривым ветвям, к серому пологу небес. Ноздри его вдыхали аромат голой земли, сока, сладкого металла бычьей плоти. – Все меняется, Ру.
Вокруг собирались, неслышно выходя из сумерек, сотоварищи Ру, так похожие на людей в своих бурых и серых плащах. Зеленые, как ряска, глаза взирали на Гулжура со смесью подозрения и надежды. Редкие его визиты последних недель вызвали в здешних жителях неловкость и обиду – в самом деле, почему после веков изоляции среди враждебных земель родина только теперь почтила их гостем? И все ж даже после стольких лет его приняли согласно рангу.
– Вы далеко забрались от дома, Дозволяющий, – заметил кто-то.
– От дома? – переспросил Гулжур. – Далеко, согласен, и недаром. Достаточно нам страдать в изгнании. Старая власть рухнула. Время Аажота прошло. Те, что, как Аажот, склонились перед требованиями людей, стакнулись с человечьим родом, чтобы оставить нас изгоями – тем нет больше веры! У нас новый вожак! Истинный детеныш Прародителя. И при нем мы боле не станем звать жалкий островок у восточной оконечности этого материка «домом». Наш дом – Авентурия!
Ру и кое-кто из остальных зашевелились. Слишком долго это колено жило в тайне, чтобы рваться в бой. Но их время придет. Не зря были оставлены по всей Авентурии поселения его народа.
– Перемены нужны, – произнес Ру. – Недолго нам осталось пребывать в этих границах. Когда мясные быки сведут лес, им потребуются новые пастбища. Сдерживать их трудно.
– Не следовало бы вам их сдерживать, – заметил Гулжур. – Им положено бродить свободно, как в старые времена.
– И что ты предлагаешь?
– Покуда – ничего, – ответил Дозволяющий. – Не возбуждайте покуда подозрений человеков. Через несколько дней я снова буду в ваших краях, и навещу еще раз – перед отбытием. Сейчас я пришел, чтобы принести вам надежду, и сказать – будьте готовы!
Вокруг них начали копиться алые волны силы, подпитываемые болью стонущего гхелима – не такой сильной, как человечья, но все же сладкой.
– А этот новый вожак, – поинтересовался Ру, – по его ли приказу ты прибыл? Как он взял власть? Силой ли, или общим согласием? Кто он?
Гулжур с улыбкой отвернулся.
– Я могу лишь назвать его, – ответил голос из-под капюшона. – Запомните хорошенько! Его имя – Ваургрот.
Глава девятая.
Луин Сефер.
Танфия сбегала за Зыркой и кое-как уговорила волкодава оставить в покое невидимого противника, хотя для этого ей, усталой, пришлось волочить пса силой. Сердце от натуги трепетало где-то в горле.
– Твою так, Зырка, да пошли же!
Признаться, что ей страшно, Танфия не могла даже себе самой, но злоба Зырки, ужас Линдена и особенно сияние элирского клинка – сейчас заткнутого за пояс – вывели ее из равновесия. Начинался дождь, и лес тонул в призрачной сизой мгле.
– Где ты коня раздобыл, Лин? – спрашивал Руфрид, когда Танфия, наконец, приволокла за собою волкодава.
– Я там… тело видел… – вяло взмахнул рукой Линден. – Там и конь пасся. Наверное, хозяин его был. Вот, нашел. – Он сунул Руфриду в ладонь листок бумаги и вновь попытался встать. – Имми в опасности! Надо ее догнать!
– Да, да, – Руфрид усадил его. – Успокойся. Мы так и делаем.
Он прочел письмо и передал Танфии. Слова мечами вонзались в ее душу: весть о предательстве, рабстве, смерти.
– Сможешь Лина посадить на Огонька? – спросила девушка, убирая письмо. – Надо уходить.
– Это точно, хотя ума не дам, куда нам податься.
Руфрид подсадил брата, но Линден, едва оказавшись верхом, побледнел и потерял сознание. Пришлось привязать его обмякшее тело к седлу. Танфия подвела к ним синего жеребца.
– Это дворянский конь, – заметила она.
– Ну и поезжай на нем.
– Он слишком устал.
– Или ты слишком боишься?
– Я не боюсь! Только не больно охота, чтобы он подо мной, как под Линденом, понес, – огрызнулась Танфия, но все же запрыгнула в седло. Жеребец затанцевал, и девушка покрепче натянула поводья. Поводок Зырки она привязала к седельному кольцу, чтобы пес не умчался за невидимой добычей.
Путники двинулись на восток, прочь из Ардакрии; Руфрид вел Огонька в поводу, за ними Танфия, слишком усталая, чтобы даже бояться, сдерживала рвущегося вперед жеребца. Смеркалось. Лес за их спинами молчал настороженно и недобро.
Почувствовав себя в седле немного увереннее, Танфия вытащила из-за пояса нож. Клинок остывал, на глазах становясь из молочно-белого серым и тусклым. Покачав головой, девушка убрала его в ножны.
– Вообще-то это не наш конь, – заметил Руфрид, – так что забрать его себе не получится.
– Почему нет? Хозяин его мертв.
– А у него была семья, и ей следует знать о его судьбе.
– Да, но не за счет же того, что мы совсем потеряем Имми! Ты же читал письмо.
– Да. И тем, кто его послал, надо знать, что оно не достигло цели.
Приступ совестливости у Руфрида застал девушку врасплох.
– Хочешь сказать, что если мы заберем коня, это будет все равно, что украсть?
– Именно. И еще хуже.
– Не думала, что ты такой… честный.
– Ну, ты обо мне многого не знаешь, – оборвал ее Руфрид. – Могла бы вчера понять. Надо отыскать Лину лекаря. Коня – вернуть хозяевам. Хотя как мы их всех найдем…
Танфия рассудила, что спорить с ним бесполезно. За Линдена она очень боялась. Ей не приходило в голову, что кто-то из троих может не пережить долгого пути.
– Попробуем… так, – ответила она, и отпустила поводья.
Жеребец, почуяв свободу, пряднул ушами и зарысил куда-то в сторону. Танфия придержалась за гриву и натянула поводья, не давая Руфриду отстать. Конь, впрочем, и сам понимал, что от него требуют – девушке лишь изредка приходилось брать его в узду. Он торопился домой.
– Эй! Стоять!
Окрик вывел Танфию из полудремы – окрик, и оглушительный лай Зырки, от которого шарахнулся жеребец. Оказалось, что девушка заснула в седле. Выпрямившись в седле, она вгляделась в дождливую ночь, и различила среди теней вершину холма и круто уходящую вверх по склону тропу, по обе стороны которой ослепительно полыхали фонари.
– Стоять! Вы под прицелом! Чего вам надобно?
– Не стреляйте! – крикнул Руфрид. – У нас больной!
Злоба невидимых стрелков поразила Танфию. На окраинах Сеферета, где она выросла, люди обычно бывали приветливы к пришлецам. На миг ей захотелось спустить на негодяев Зырку, но инстинкт удержал ее – пса просто застрелили бы.
Кое-как ей удалось сдержать рвущегося вперед, несмотря на усталость, жеребца. Фонарь приближались, слепя привыкшие к темноте глаза. Прищурившись, Танфия разглядела, что к потникам идут двое рослых мужчин с заряженными самострелами. Оба были одеты в черное – штаны и парчовые камзолы с богатым подбоем.
– Спешьтесь! – крикнул один. – И заткните проклятую собаку!
Танфия поспешно подчинилась. Ноги ее, едва коснувшись земли, едва не подкосились; Руфрид поддержал девушку. Зырку Танфия придержала за ошейник. Бьющий в глаза свет не давал разглядеть лица подошедших, но один из них вдруг опустил светильник и шагнул вперед, непроизвольно вскрикнув:
– Зимородок! Что за…
Мужчина оборвал себя и повернулся к путникам, вперив в Танфию холодный взгляд. Фонарь странно подсвечивал резкие черты его почти квадратного лица. Голос его был гладок и жесток, как стекло.
– Это конь нашего брата Арана. Как он очутился в вашем владении?
– Мы нашли его в лесу, – ответил Руфрид. – Верней, мой брат нашел. Мы искали его хозяев.
Мужчины переглянулись.
– Нашли? – переспросил второй, тот, что помладше, худощавый, с испуганными яркими глазами. – Но где ж тогда брат наш?
– Мы еще нашли мертвое тело. Был ли это он – не могу сказать, но одет он был в точности, как вы. Если так – мне очень жаль. Но сейчас болен мой брат, и ему нужна помощь!
– Помогите нам! – взмолилась Танфия. – Кажется, в Ардакрии на него кто-то напал. Мы весь день искали людское жилье.
– Антаровы рога… – прошептал старший. В прищуренных его глазах блеснули слезы, но он все еще взирал на путников, как на воров или убийц. – Да кто вы такие?
– Путешественники, – ответил Руфрид. – Долго объяснять.
– Мы не лиходеи, – добавила девушка.
– Или вы не знаете, куда забрели? – спросил старший.
– Вообще-то нет! – огрызнулась девушка. – Но я надеюсь, в этом доме все ж не забыли заветов Брейиды-целительницы!
– Хорошо же. – Старший неохотно опустил самострел и снял дрот с ложа. Губы его растянулись, хотя улыбкой это назвать было бы трудно. – Раз вы взяли на себя труд вернуть нам коня и принести эти скорбные вести – добро пожаловать в наш дом. Мое имя Каламис, а мой брат – Фейлан. Полагаю, наши родители будут более чем рады принять вас.
По мере того, как путники карабкались по крутой тропе, из-за леса выступал дом. Он стоял на самой вершине холма, среди утесов, и сам рвался в небо путаницей башенок и шпилей. Блестели на фоне дождливого неба черепичные крыши, между щипцами прятались высокие узкие окна, сложенные из множества кусочков. Никогда еще Танфия не видела такого огромного дома. Зрелище было пугающее, и в то же время обворожительно-прекрасное.
– Добро пожаловать в Луин Сефер, – произнес Каламис.
Танфия сглотнула. Ей не раз приходилось слышать это название – далекий и загадочный Луин Сефер. И никогда ей не приходило в голову, что она попадет в эти места сама.
Арка, притулившаяся на стыке могучих стен, вывела путников во двор, по трем сторонам которого шли запертые ворота конюшен. Когда жеребец, подняв голову, тоненько заржал, ему откликнулись десятки голосов.
– Сколько коней! – прошептала Танфия, коснувшись рукава Руфрида.
Юноша спустил брата с седла, поддержал за плечи. Линден закашлялся, моргая от света, и его снова забил озноб.
– Все хорошо, – пробормотал Руфрид, поплотнее запахивая на нем плащ, – мы в безопасности, ты скоро поправишься…
– С неба, – выдавил Линден. – Оно его убило. Бхадра…
– Тш! Все в порядке.
Фейлан повел Огонька и Зимородка в стойла, а Каламис, поманив путников за собой, двинулся, пройдя под аркой, коридором, ведущим на кухню. Когда Танфию окатила волна жара от очага, девушку тоже затрясло. Она и не подозревала, до какой степени промерзла. Каламис дернул свисавший со стены шнур. Где-то брякнул звонок, и минуту спустя в кухню вбежала, поспешно подвязывая фартук, стройная немолодая женщина.
– Мерия, у нас гости, – объявил Каламис. – Один из них болен. Займись вначале им, остальным же постели в гостевом крыле. Полагаю, перед сном они захотят отужинать и испить горячего. И разбуди госпожу Амитрию, чтобы осмотрела…
– Линдена, – подсказал Руфрид.
– Осмотреть Линдена.
– Слушаюсь, сударь, – ответила Мерия.
Каламис обернулся к Руфриду и Танфии. Враждебность его рассеялась, сменившись презрительной властностью.
– Тетушка моя, если не брать в расчет ее странностей, отменная целительница, да и не только. Следуйте за Мерией. Вот только пса будьте любезны оставить…
Танфия погладила Зырку, будто пытаясь его защитить. Благодарность в ней боролась с подозрением.
– Его тоже надо бы накормить.
– Само собой. Конюхи дадут ему еды и уложат в переходе подстилку. Добрый пес, – добавил Каламис. – Он заслуживает почтения.
Спустя полчаса Линден уже лежал в огромной кровати под балдахином, совершенно теряясь в горах одеял. Лицо его было бледнее подушек. Руфрид с Танфией озабочено толпились у изголовья, покуда Мерия поддерживала голову больного, а госпожа Амитрия поила его подслащенным медом отваром горьких трав.
Целительница была стара, худа и сгорблена. Ее окружало облако всклокоченных седых волос и аура необычайной силы. С гостями она почти не разговаривала, а Танфия от стеснения не знала, что сказать. Одета она была в свободную синюю накидку, расшитую полумесяцами. Как и намекнул Каламис, она казалась не вполне в себе.
– Это снимет жар, – проговорила целительница, когда Линден проглотил последнюю ложку отвара. – Сейчас он уснет.
– Что с ним случилось, вы можете сказать? – полюбопытствовал Руфрид.
Целительница подала плечами. Птичье ее личико было невыразительно.
– Лихорадка. Простыл, полагаю.
– Мы решили, что на него кто-то напал.
– Ран на теле нет. Дикий зверь?
– Он говорил… что видел в Ардакрии кого-то… как бы сказать… не человека.
Черные глаза старухи остро блеснули.
– Жар играет дурные шутки с разумом, милая. Мы, живущие на краю Ардакрии, не обращаем внимания на глупые бредни.
Госпожа Амитрия составила на поднос склянки с зельями и вышла.
– Я провожу вас в ваши покои, – проговорила Мерия, – как велел господин Каламис.
«Господин», повторила про себя Танфия. Она сразу догадалась, что Зимородок принадлежал человеку благородному, но само слово «господин» вызывало в ней радостное томление. Как им себя вести в гостях у дворян? Мерия, впрочем, вела себя с безразличной любезностью, давая понять, что хоть она и служанка, в ней больше от госпожи, чем в этих… землепашцах. Одного этого хватило бы, чтоб подстегнуть гордыню Танфии. Но сейчас девушке больше всего хотелось спать.
– Достаточно одной комнаты, – сказал Руфрид.
Танфия покосилась на него.
– Я останусь с Линденом, – объяснил он. – Здесь и лягу. Места на двоих хватит.
– Хорошо. – Девушка кисло улыбнулась. – Только выспись. Нечего всю ночь бдеть.
Руфрид притянул ее к себе и крепко прижал на мгновение.
– Ты умница, что привела нас сюда, – прошептал он ей на ухо. – Доброй ночи. Наслаждайся настоящей периной.
– Руфе… – прошептала она так, чтобы не услышала служанка, – та записка, что нашел Лин… скажем им?
– Завтра. Иди! Спокойного сна, Тан.
Линден задыхался под вялой тяжестью бледной туши. Огромный белый бык давил его, поглощал всем телом, жал к земле, где мириад насекомых впивался в плоть. От холодной земли по телу бежала дрожь, от бычьего тела шел жар, от которого юноша исходил потом и, задыхаясь, рвался на воздух. Из вышины на него взирал лик бхадрадомена, и семипалая длань стискивала крошечное тельце Изомиры.
– Я забираю ее, – донесся сиплый шепот, змеей вползавший в уши. – Теперь она будет моей невестой!
– Нет! – вскричал Линден сдавленно. – Имми!
Кто-то держал его за плечи, и постепенно юноша осознал, что это Руфрид сидит рядом, и мерцание свечей озаряет его лицо, и они находятся в огромной, как пещера, незнакомой комнате. Линден попытался встать с постели – нельзя было терять ни минуты, надо идти…
– Линден! – воскликнул Руфрид. – Ты что делаешь?
– Надо искать Имми…
– Да, но не сейчас же! Ты болен, придурок! Третий раз в себя приходишь… не дергайся. Я с тобой.
– Хорошо, – согласился Линден, все понимая, откидываясь на мягкие подушки. Все хорошо, Руфрид рядом. Юноша пытался бороться со сном, но забытье неумолимо затягивало его… в трясину, где поджидали бред и кошмары.
Танфия проснулась оттого, что кто-то тяжелый шлепнулся на край кровати. Она открыла глаза – на нее сверху смотрел Руфрид. Волосы его еще не просохли, подбородок гладко выбрит, а на плечах была синяя накидка, но под глазами залегли темные круги.
– Просыпаться не собираешься? – поинтересовался он.
Танфия приподнялась на локтях.
– Который час?
– Вечереет уже. Ты проспала пятнадцать часов самое малое.
– Ох! – Она уронила головы на подушку. – Боги свидетели, мне это было полезно. Вчера я отключилась прежде, чем успела лечь.
Присаживаясь на кровати, она в первый раз обвела взглядом комнату, где провела ночь и половину дня. Ничего подобного ей не доводилось видывать – огромная палата с высоким потолком, камином, коврами на полу. Стены были цвета слоновой кости, но все покрывала и занавеси были сине-черными, с узором в виде павлиньих перьев. Павлинов Танфия видела на картинках, в романах из столичной жизни.
– Как Линден? – спросила она.
Руфрид вздохнул.
– Тяжелая была ночь. Он будил меня раз пять, пытался бежать за Изомирой.
– Ох, нет. – Танфия закрыла глаза. – Сейчас ему лучше.
– Жар все еще накатывает порой. Бывают моменты просветления, он сам сходил в отхожее место, и даже вымылся в бане, так что ему уже лучше. Сейчас он спит спокойно… но Тан, боюсь, что к путешествию он будет готов нескоро.