В огромном здании канцелярии начали набирать обороты пересекающиеся ритмы вторника. Отдохнувшие люди включались в служебные дела. Они занимались несложной рутинной работой вроде распечатывания почты, что позволяло им постепенно перейти к привычным занятиям. Но для двоих это время до десятичасового совещания было весьма напряженным. Как кисть подчиняется руке художника, наносящей на полотно единственно нужные мазки, так эти двое двигались по зданию слишком сосредоточенно и осторожно, чтобы их перемещения можно было назвать привычными.
      И каждый из них старался не попадаться на пути другому.
      Нед Френч к этому времени обошел несколько отделов, по привычке выясняя, чем дышит народ. Поговорив со многими, он заметил, что слушает плохо. Его мысли все еще были заняты утренней ссорой с Лаверн, вернее, ее вспышкой.
      Пытаясь не застревать на этом эпизоде, Нед подумал, что исключительность подобной вспышки и мешает ему переключиться. Лаверн никогда не жаловалась: наслушавшись за долгие годы историй об армейских женах, Нед убедился, что его собственная жена не доставляет ему никаких хлопот.
      Спровоцировать могло только что-то из ряда вон выходящее, очень сильное переживание. В этом конфликте он вел себя не лучшим образом, признался себе Нед.
      Он задержался на повороте лестницы, обдумывая ситуацию с новой точки зрения. Одно то, что мысль об отношениях с Лаверн мешает ему работать, указывало на сложность конфликта. Случись что-нибудь подобное с его подчиненным, Нед устроил бы ему самый серьезный разнос.
      Стоя на лестнице, он увидел плотный, похожий на ствол дерева торс – с прямой, как палка, спиной. П. Дж. Р. Паркинс ступал тихо, как кот, по лестничной площадке этажом ниже. Нед пододвинулся ближе r стене, чтобы англичанин не увидел его. Уже не в первый раз они едва избегали встречи – каждый на своем утреннем обходе. Благодаря этой «невстрече», как и всем предыдущим, они не обнаружили противостояния.
      Мысль о том, что Паркинс болтается по зданию, досаждала Неду и забавляла его. Он не сомневался, что этот человек был из МИ-5 или из Спецотдела. Должность в посольстве позволяла ему проникать в любые закоулки канцелярии. Нед гораздо больше беспокоился о том, не проделывает ли Паркинс отвлекающих маневров, чтобы проникнуть в его дела. Работа англичан в годы Второй мировой войны строилась на намеренном дублировании – фальшивые армии и аэродромы, двойные агенты на каждом углу, дезинформационные кампании и тому подобное. Сотрудники иностранной разведки знали, что обман, отвлекающие маневры были чертами английского стиля работы.
      Нед пошел к следующей точке своего обхода, не заметив, как размышления о Паркинсе отодвинули Лаверн в сторону, если не на задний план. Оказывается, старикан приносил и пользу.
      В девять тридцать Нед Френч поднялся на этаж, где работала Джейн Вейл. Он выглянул из окна на лежавшую внизу Гросвенор-сквер. Сотрудники контор, приступающие к работе позднее, не спеша шли к своим офисам. День был не ясный и не пасмурный: редкие просветы голубого неба затягивались клубящимися в вышине облаками.
      Нед смотрел в окно, не понимая, что его задерживает. Площадь была... не такая, как обычно?
      На ней не было Наблюдателя.
      Ну да, конечно, вспомнил Нед. Эти панки нанесли ему несколько сильных ударов и пинков. В возрасте Наблюдателя человеку требуется время, чтобы избавиться даже от царапин. А сколько ему? Шестьдесят? Возраст его отца? Разве он не просил Макса Гривса проверить его несколько месяцев назад? На него должен быть файл.
      По дороге в офис Джейн Нед остановился перед закрытой дверью Гривса. Он постучал, немного подождал и вошел. Длинное узкое лицо Макса выглядело удивленным и помятым, будто его вынули из стиральной машины.
      – Привет, Нед. – Голос фэбээровца прозвучал тихо, как вздох. – Что нового по Четвертому июля?
      – Все нормально. Что с тобой сегодня?
      – Плохо выгляжу?
      – Видел хуже только в банке с формальдегидом в Лондонской клинике.
      – У меня... – начал Макс и остановился.
      Неду всегда казалось, что лицо этого человека выдает его мысли. «У меня проблема» – таков был смысл недоговоренных им слов. Нед кивнул, как бы отвечая на вопрос.
      – Ты помнишь, несколько месяцев назад я просил проверить старикана со смешным плакатом, который болтается на Гросвенор-сквер?
      Гривс с трудом отвлекся от своих страхов и сомнений, вникая в вопрос Неда.
      – Да, конечно. А что такое?
      – Можно мне взглянуть на его файл?
      – Конечно, а что случилось?
      Нед нахмурился.
      – Я хотел бы сейчас.
      – Конечно, а... – На этот раз даже Макс заметил, что его повторения кажутся странными. – Так, старикан с плакатом. – Он повернулся на стуле к компьютеру, Гривс включил персоналку и замер, держа руки над клавиатурой.
      – Самая последняя модель, Макс?
      – Да, конечно. Черт, а как его зовут?
      – Ты что, не можешь найти файл без имени? Что у вас за система поиска информации? Неужели нельзя по ключевому слову? – спросил Нед. – Протесты? Жалобы? Псих? Макс, может, у вас в конторе есть код для входа в систему получше? А, Макс?
      Гривс медленно покачал головой из стороны в сторону.
      – Ты не понимаешь, Нед. В этой конторе на компьютере работаю я. Именно меня послали на компьютерные курсы, именно я ставлю все информационные программы.
      Нед помолчал.
      – И ты вводишь свои досье только по фамилии объекта?
      – Разве есть другие способы?
      На этот раз молчание Неда длилось гораздо дольше: он просчитывал стоимость четырех или пяти терминалов и главного компьютера, полностью ориентированных на работу в этом офисе.
      – Слушай, Нед, – взорвался Макс. – Дай мне его имя, и я всю его жизнь открою тебе через долю секунды.
      – Прекрасно.
      – Бернсайд! – воскликнул Макс.
      – Что?
      Гривс весело забарабанил по клавиатуре. Как он и предсказывал, не прошло и секунды, как на экране монитора появился текст из трех строчек. Яркие зеленые буквы. Нед прочитал:
      «Бернсайд, Амброз Э. – так начиналось досье, – возраст 66 лет; мужчина; нынешний адрес: 60, Гудж-стрит, И-си-2, Лондон; по учетам не проходит».
      – А что еще? – спросил Нед.
      – На этого типа нет файлов ни здесь, ни дома, Нед.
      – Восхитительно, – ответил Нед. – Если на человека нет файла, вы не можете выдать ничего больше, чем вот это?
      – Я сам проводил его домой и узнал фамилию от домохозяйки. Это просто ночлежка над пабом со странным названием. Никто в пабе не знает о нем ничего, кроме того, что он ходит с чудным плакатом. Он редко заходит в паб, ни с кем не разговаривает. У меня это заняло полдня. Публика там все время меняется. Студенты из Лондонского университета, люди, которые пользуются Британским музеем. Короче, это Блумсбери.
      – Спокойно, Макс.
      – Я спокоен, – уверил его Гривс. – Я проверил его по всем учетам и здесь, и дома. Все запросы пришли пустые.
      – Хорошее здоровье?
      – Я это говорил? – простонал Макс. – Он может оказаться хоть оживленным Сталиным. Единственное, что я могу сказать точно, что по учетам он не проходит.
      – А ты знаешь, Макс, Амброз Э. Бернсайд был известным юнионистским генералом во время гражданской войны.
      Гривс долго, не мигая смотрел в глаза Неда. Потом выдавил:
      – Может, родственник?
      – Может, правнук? – добавил Нед.
      – Может быть.
      – А может, вымышленное имя?
      – О черт, Нед.
      Мужчины помолчали.
      – Вырубай свой бездарный компьютер, Макс, – вздохнул Нед. – Во что нам эта штуковина обошлась? Полмиллиона? Так частная промышленность обдирает дядю Сэма? В два раза больше рыночной цены? Самое последнее слово в программном обеспечении не позволяет обнаружить обманщика, не способного провести и двенадцатилетнего школьника.
      – Такие штуки случаются, Нед. Ты же знаешь.
      «Хорошо, что хоть твоя башка не оказалась в моем холодильнике», – добавил про себя Нед. Он нацарапал адрес Бернсайда на клочке бумаги со стола Гривса.
      – Спасибо за помощь, Макс.
      Гривс кашлянул, когда Нед повернулся, чтобы выйти.
      – Нед, я управленец, а не оперативник. То есть, когда мне приходится следить за кем-то вроде Бернсайда, хорошо, если я не потеряю его на первых же поворотах.
      – Ладно, Макс, не заискивай.
      – Слушай, когда ты попросил о помощи, я сделал все, что мог. – Гривс держал руку вверх. – Это немного, согласен. Но теперь нужна твоя помощь. Мне нужен человек по имени Тони Риордан. Американец, биржевой делец. Я искал его в компьютере пятью разными способами, но ничего не вышло.
      – Что, есть пять разных способов написаний этой фамилии?
      – Может быть. Это тебе ничего не говорит?
      Нед покачал головой.
      – А может, его настоящее имя Ам...
      – ...броз Э. Бернсайд. Очень смешно. Я жду, когда дома, в бюро, будет утро. Может, у них что-нибудь на него есть?
      – Сейчас здесь без четверти десять утра, так? Значит, в Вашингтоне без четверти пять. Утра ждать еще долго. Попробуй связаться по телексу с ночными дежурными.
      Нед вышел от Гривса и направился в офис Джейн. Он шел, не переставая удивляться, сколько должностей в госучреждениях занимают добродушные идиоты вроде Макса Гривса. На них нельзя сердиться. Но невозможно добиться и нормальной работы. А уж если заставишь, они наделают такую кучу ошибок, что не разгребешь.
      Секретарши Джейн не было на месте. Нед прошел мимо ее стола и постучал в открытую дверь.
      – Мисс Вейл. У меня есть жалоба на одного из ваших людей, мэм.
      – В чем дело, полковник Френч? Сэр, как же вы меня напугали.
      Они молча глядели друг на друга. Наконец Нед прошел в кабинет.
      – Стой там. Ты слишком соблазнительно выглядишь. Так и хочется откусить кусочек, – сказала Джейн. – А я собираюсь на десятичасовое совещание.
      – Даже и перекусить за это время не удастся.
      – Конечно. Так что за жалоба?
      – Я знаю, что Максом Гривсом ты не руководишь, но...
      – Такой приятный молодой человек. Но только от сих и до сих. – Джейн коснулась ушей. – А так – чистая сметана.
      – Что за увлечение съестным?
      – Ничего. А как насчет ленча?
      – Думаю, что мог бы предложить арахис, если, конечно, гостиница обновила запасы в холодильнике.
      – Как всегда?
      – Давай на полчаса позже, чтобы нарушить традицию.
      Она кивнула, глядя ему за спину.
      – Аманда, ты закончила с этим ксероксом?
      – Я как раз туда иду, – ответила секретарша, Нед подождал, пока ее каблучки не застучали в коридоре, потом он сделал воздушный поцелуй, повернулся и вышел так, чтобы это видела Аманда.
      – Да, Джок, – говорил П. Дж. Р. Паркинс кому-то на другом конце провода. – Не стоит ее пересылать. Я стер уже. Там интересно было только имя Тони Риордан.
      Он сидел в кресле так, будто его смастерили вместе с креслом.
      – Да-а? – спросил шотландец с обычным раздражением.
      – Риордан, – повторил Паркинс.
      – И что, мне подключаться? – спросил Джок кисло.
      – Если нет, значит, я тоже могу ошибаться.
      Возникла неловкая пауза. Паркинс напомнил о себе:
      – У вас есть файл по вчерашнему несчастному случаю с бегуном?
      – У меня? Нет.
      – Мне кажется, фамилия Риордан принадлежит не то парню, которого сшибли, не то тому, кто его сшиб.
      Зевок был явственно слышен в трубке.
      – Проработаем это, Питер, проработаем. – И линия в МИ-5 отключилась.
      Вообще-то Паркинс мог сидеть, наклонившись и вперед и назад. Но, видимо, гены внушили ему, что торс сидящего должен быть в строго вертикальном положении. Чтобы разрядиться после стычки с шотландцем, он встал и начал расхаживать по узкому пространству между столами с электронным оборудованием и инструментами.
      Он должен сделать несколько звонков. Надо позвонить дежурному сержанту и выяснить имя Риордана. Имя. Гражданство. Может, все это и совпадения. Может, он вовсе не Тони и не янки. Не исключено, что он Пеордан или Деордан, размышлял про себя Паркинс, потому что сообщение, которое он получил, было телефонным, а не письменным.
      Но если это все же был Тони Риордан, американец, то что за игру ведет этот хитрец, полковник Френч?

* * *

      Молодой человек в просторной, студенческого типа одежде лежал на животе: ноги были раздвинуты в стороны, руки согнуты в локтях, голова поднята, а глаза впились в окуляры бинокля – мощного и поставленного на специальную треногу, чтобы не дрожало изображение.
      Он лежал в комнате, видимо, давно покинутой маленькой спальне, на третьем этаже современного жилого дома.
      Дом, расположенный в узкой лощине среди богатой летней зелени Риджент-парка, мог быть раньше студенческим общежитием, а молодой человек – одним из его обитателей.
      Но дело, которое его полностью захватило, хотя рядом с ним стоял термос с горячим кофе и лежали конфеты, показывало, что его присутствие в этом доме никак не могло быть законным.
      На этой высоте в поле его зрения как раз попала довольно большая группа кустов и деревьев, посаженных через улицу и прикрывающих от нескромных глаз Уинфилд-Хауз, резиденцию посла и госпожи Фулмер. Улица, которая пролегала между наблюдателем и объектом его наблюдения, называлась Аутер-Серкл. В этот ранний утренний час немногочисленные машины проносились по ней на юг.
      Именно по Аутер-Серкл бежал вчера Нед Френч, когда видел подъем «Олд Глори», а чуть позже – приглушенное сияние Большой лондонской мечети. Этот храм находился к югу от здания, из которого молодой человек продолжал наблюдать за окнами Уинфилд-Хауза и двумя въездами на его территорию с Аутер-Серкл.
      Один въезд, прямо напротив общежития, позволял видеть все западное крыло Уинфилд-Хауза и его южный фасад. Но перед ним была протянута цепь, а железные ворота закрыты фанерными щитами, чтобы загородить дом от прохожих. Другой въезд, в нескольких ярдах к северу, оставался открытым, но его охраняли из сторожки. Редкие автомашины, въезжавшие на территорию резиденции, останавливались для проверки, а потом поворачивали налево по дорожкам из гравия к задней части особняка или в другую сторону, на стоянку позади оранжереи и теннисных кортов.
      Молодой человек с биноклем взглянул на часы и, увидев, что уже одиннадцать, взял в руку «уоки-токи» .
      – Танго-два Чарли-первому. Радиоприемник затрещал.
      – Поговори со мной, дорогой.
      – Обычный поток. Фургон садовника. Фургон «Ходгкинс и дочь – традиционные обеды».
      – Ты наполнил мой день, о глаз Аллаха.
      – Десять-четыре.
      Молодой человек вытащил доску с зажимом и на разграфленном листе бумаги написал что-то против числа 11. Потом он вернулся к наблюдению. Неожиданно «уоки-токи» издала сигнал вызова.
      – Танго-два, танго-два, посетители.
      – Повтори, Чарли-один.
      – Ты, о благословенный из людей, – сказал мужской голос. – Почистил ли ты свои ботинки, солдатик? Десять-четыре.
      Озадаченный парень с биноклем уставился на молчащее радио. Только сейчас до него дошел смысл сообщения: кто-то шел с проверкой. Ну и что? Он был там, где должен был быть, делая то, что приказано. Зачем паниковать.
      – Не вставать, – рявкнул голос сзади.
      Молодой человек дернулся в сторону за маленьким «узи» , лежавшим рядом с «уоки-токи». Потом застыл.
      – Здравствуйте, – выдавил он.
      Небольшой человек крепкого телосложения стоял в проеме. На первый взгляд он походил на озлобленного Микки Руни  – такого, который качает пресс по пятьдесят раз в день. То же, похожее на эльфа лицо, только редкие седые волосы не спадали кудрями, как у актера.
      – Ладно, – сказал мужчина. – К биноклю, Шультхайс!
      – Слушаюсь, мистер Рэнд.
      – Что там делается?
      – Все как обычно, мистер Рэнд. Грузовики с продуктами и товарами.
      – Следи за тем, о чем болтают в посольстве. Ты слышал о воскресном плане?
      – Мистер Крофт мне рассказал. Что-то вроде сборища знаменитостей.
      – Отменяется, Шультхайс.
      – Хм?
      – Не будет. Никакого сборища. Мы не допустим этого.
      – Но, как я понимаю, это идея миссис Ф.?
      – А ты пойми по-другому, Шультхайс.
      – Да, мистер Рэнд.
      Разговор двух американцев гулко отдавался в пустой комнате, будто где-то вдали шли переговоры по межпланетным каналам.
      – Ладно, собирайся и следуй за мной, – сказал Рэнд молодому человеку. – Сейчас мы усилим нашу группу электронного подслушивания двумя мощными фигурами – тобой и Дитрихом. Все входящие и выходящие звонки записываются на пленку и расшифровываются.
      – Что, даже и по телефонам миссис Ф.?
      – В первую очередь.
      – Да, мистер Рэнд.
      Невысокий седой человек взглянул на него с вызовом сверху вниз.
      – Давай, давай, иди. – Он подождал, пока Шультхайс собрал свое оборудование в обычную полотняную сумку, застегнул ее на молнию и поднялся на ноги.
      – Все в порядке, мистер Рэнд.
      Пара казалась очень странной. Шультхайс со своей сумкой сошел бы сейчас за студента, направляющегося домой на летние каникулы. А Ларри Рэнд, возглавлявший резидентуру Компании в Лондоне, походил на кого угодно, кроме резидента. Жокей на пенсии? Тренер по тяжелой атлетике? Что-то связанное со спортом? В его наклоненной вперед фигуре было что-то агрессивное, бульдожье, соотносящееся с его рявкающей манерой отдавать приказания и общей самоуверенностью.
      Рэнд повернулся и первым вошел в большое помещение с длинным столом, заставленным подслушивающей аппаратурой. Несколько молодых людей, похожих на студентов, сидели в легких наушниках, словно слушали обычные записи «Топ-40» . Время от времени они что-то царапали на бумаге.
      Двигаясь, Ларри Рэнд терял свой бульдожий вид. Он ходил исключительно легко, покачиваясь и бочком, как овчарка или терьер, но искусством управлять миром владел как дрессировщик. Может быть, он инстинктивно чувствовал, когда пустить в ход плетку или вовремя рявкнуть, чтобы заставить повиноваться массы людей.
      Усадив Шультхайса в конце стола, он указал ему на пару наушников.
      – Перехваченные разговоры распределяются автоматически, – объяснил он. – Когда на твоей контрольной панели загорится лампочка, нажми кнопку и запиши все, черт возьми, аккуратно, да не забудь указать время с точностью до секунды. Иначе нам придется немало похлопотать, чтобы сопоставить пленки и запись. Понятно?
      – Да, мистер Рэнд.
      – Начинай.
      Рэнд вразвалку направился к окну. На верхнем этаже Уинфилд-Хауза горничная протирала окно мансарды. Она чуть смочила стекло чистящей жидкостью и еле водила руками. Лицо Рэнда стало жестким. Плохая работа выводила его из себя еще больше, чем безделье. Вы платите горничной за мытье. Если она этого не делает, вы просто ее увольняете. Но нужны годы, чтобы обнаружить недобросовестность горничной, которая едва шевелит губкой. А она, между прочим, крадет ваши деньги, как вор.
      Он повернулся и взглянул на группу парней. Они сидели, словно готовясь к экзаменам, за длинным библиотечным столом, где электронная информация медленно впитывалась в мозг. Это действительно был экзамен, подумал Ларри Рэнд. Каждый день враг закидывал петли, которые надо было распутывать. Экзамен никогда не кончался – вопросы жизни и смерти, на которые вам надо было дать ответ или заплатить высшую цену.
      Он прошел в угол комнаты, где на пыльном цементном полу стоял обычный телефон. Рэнд поднял трубку и набрал номер.
      – Хеннинг, – резко бросил он через секунду. – Давай.
      Человек на другом конце провода начал с каких-то невразумительных фраз типа: «Я не очень уверен».
      – Пока еще слишком рано утверждать, мистер Рэнд.
      – Неужели? – рявкнул Рэнд. – Или это оправдание?
      – Мы начали всего час назад. Почти половина тех, кому успели позвонить, просто не берут трубку.
      – Это все отговорки. С кем вы к этому моменту поговорили?
      – Лично я только с двумя: Рупертом Мэйном и Джилиан Лэм.
      – С кем?
      – Он чем-то занимается на «Гранада Телевижн», а она ведет какую-то телевизионную программу. То ли новости для женщин, то ли что-то еще.
      – Короче, Хеннинг. Суть?
      – Мэйн сдался сразу. Он сам не пойдет и криком кричит, убеждая приглашенных коллег тоже не ходить. Но эта сучка Лэм начала выспрашивать, кто я такой, от имени какой организации говорю, ну и так далее.
      – Не оправдывайся. В чем суть?
      – Мистер Рэнд, единственное, в чем мы убедились, – так это в том, что она будет там в воскресенье. Она говорит, что дух противоречия – ее вторая натура. И что-то еще про овец на заклание .
      Ларри Рэнд молча стоял и слушал тихий шелест десятков голосов в наушниках: его группа продолжала подслушивать телефоны в Уинфилд-Хаузе.
      – Дальше, Хеннинг, – бросил он. – Что у других?
      – Примерно то же самое. Пятьдесят на пятьдесят.
      – Слушай приказ. Если вам попадется такой же крепкий орешек, как Лэм, разрешаю направить письма с угрозами от террористических групп. Понял? Их надо доводить до белого каления. Посмотрим, так ли уж силен в ней дух противоречия.
      Он повесил трубку, повернулся вполоборота к подслушивающей команде. Рэнд не знал, американка Лэм или англичанка. Если американка, то он велел бы найти компромат, проверил бы через налоговую службу, как обстоят ее дела. Если англичанка, он намекнул бы ей на проблемы, которые могут возникнуть у нее с контрразведкой и налоговой службой Англии. На самом деле ничего подобного он не смог бы организовать – не так уж блестящи отношения между Компанией и ее оппонентами в Лондоне, но ведь Лэм-то об этом не знает. Однако, когда Рэнд хотел сделать что-то в этом роде, он мог шантажом добиться от англичан всего.
      Как и некоторые сотрудники, набранные в Компанию после того, как Управление стратегических служб  военного времени уступило место ЦРУ мирного времени, Е. Лоуренс Рэнд был студентом Браунского университета. Его успехи в учебе были посредственными, но он работал с командой по фехтованию, а потом вошел в команду по гребле как рулевой благодаря своему маленькому росту. Так или иначе, окончив университет в 1960 году, он поступил на работу в Компанию и с тех пор поднимался по служебной лестнице.
      Этому способствовали два обстоятельства: первое из них было чисто случайным. Одним из основателей ЦРУ был Е. Генри Рэнд, не имевший к Ларри никакого отношения, – факт, который последнему удалось утаить. Совпадение имени и фамилии не сработало бы даже в самом примитивном обществе. Однако в коридорах ЦРУ в Лэнгли, в штате Вирджиния, особенно после смерти Рэнда-основателя, это почему-то действовало как гипноз.
      Вторая причина успешной карьеры Ларри Рэнда в Компании случайной не была и объяснялась его характером. Скажем, к примеру, что резидентура в Лондоне всегда была лакомым кусочком для шпионов, чья карьера близилась к пенсиону. Руководил ею обычно человек, уже готовый уйти с передовой и мечтавший разводить розы на покое. Но последние годы жизнь в Лондоне, чреватая неожиданностями и неприятными сюрпризами, требовала, чтобы резидентуру возглавил настоящий костолом, без колебаний способный на жестокость.
      Вспомнили, понятно, о Ларри Рэнде.
      То, что он делал сейчас, «отменяя» прием Пандоры Фулмер – ее любимое детище, ее гордость и радость, – принесло бы ему ее вечную ненависть, узнай она когда-нибудь, кто преследует ее гостей. Нельзя было ждать ничего хорошего ни от чистоплюев вроде Ройса Коннела, ни тем более от его поводыря Неда Френча.
      Ни одной секунды не сомневался Ларри Рэнд в том, что он поступает правильно. В уверенности – залог успеха. Да, его вмешательство может разозлить пустоголовых журналистов вроде Джилиан Лэм, заставить вопить сопливых либералов, которые шныряют повсюду, становятся отличной мишенью для убийц из исламских и других организаций и в конце концов создают сложности даже для Неда Френча.