– О'кей. – Винсент почувствовал облегчение. – А что с другим парнем?
      Они шли по коридору: Джейн Вейл направлялась на совещание.
      – Другой парень?
      – Помощник Вимса по имени... – Винсент на ходу снова перелистал папку, – по имени Энтони К. Риордан.

* * *

      Бернсайд проснулся утомленным. Голова болела. Пока была жива жена, он редко напивался, но вчерашний разговор с этим молодым парнем из посольства вдохнул в него надежду. После его ухода Бернсайд принял довольно много перед тем, как доползти до своей берлоги.
      В какой-то из ближайших церквей отзвонил колокол, но Бернсайд не обратил на это внимания. Он уже давно перестал прислушиваться к этому звуку. Однако вспомнил, что ему надо было сегодня утром куда-то ехать. Этот парень сказал ему, что...
      В нагрудном кармане пиджака Бернсайд нашел бумажку, на которой было нацарапано: «11 утра, мистер Гривс, посольство США. Шампунь! Расческа!»
      Бернсайд безнадежно оглядел свою крохотную каморку. Уже неделя, как он не умывался с мылом. Да у него и не было его. Тем более, ни шампуня или расчески. Но вместе с тем он понимал, что ему обязательно надо сделать так, как сказано, а для этого выйти на улицу и где-то все это достать.
      Бернсайд набросил на голое тело пиджак, взял из верхнего ящика комода три фунтовые монеты, медленно, все еще не очень уверенно спустился вниз по лестнице, прошел мимо закрытого паба и завернул за угол дома.
      Аптека «Бутс»  была новым, очень современным заведением. Поэтому продавщицы могли сурово встретить неряшливо одетого старого человека. Неважно. Мыло. Шампунь. Расческа. Он решительно толкнул большую стеклянную дверь аптеки и вошел. В этот ранний час магазин был почти пуст. В нем было всего несколько молодых мамаш, кативших по залу своих малышей в прогулочных колясках. А, вот и расчески!
      Он стал бродить по аптеке, надеясь случайно наткнуться на то, что ему еще было нужно. Это был большой магазин, и в нем продавалось все – от маленьких телевизоров до садовых инструментов. Он немного постоял у витрины с компьютерами, наблюдая за тем, как на экране монитора сменялись зеленые буквы, потом вышел в боковую дверь и остановился, чтобы сообразить, где же Гудж-стрит. Следом за ним из магазина вышла молодая женщина в спортивной куртке и высоких сапогах: она остановилась рядом с ним.
      – Извините, сэр.
      – Гм?
      – Мне кажется, вы взяли расческу в «Бутс» и не заплатили, – безапелляционно заявила она. – Я из службы охраны этого магазина. Не пройдете ли вы со мной в магазин к менеджеру, чтобы разобраться в этом?
      – Я... – Бернсайд нахмурился, силясь что-то вспомнить. Затем начал растерянно рыться в карманах. – Неужели я?..
      – Да, да. Сюда, пожалуйста.
      – Но я...
      – Это не займет много времени, сэр. Минуты две, и все.
      Служба безопасности помещалась в небольшой комнате с двумя телемониторами. Круглолицая девушка не отрываясь смотрела на два экрана, к которым были подключены камеры, находящиеся в торговом зале магазина. Время от времени камеры в магазине переключались и меняли сектор обзора.
      Женщина, остановившая Амброза Эверетта Бернсайда, вызвала менеджера и позвонила в полицейский участок.
      – Девушка, я не воришка. Я забыл, что положил расческу в карман. Мне она очень нужна. Понимаю, что мой внешний вид говорит против меня. Но... через... мне надо быть в посольстве, и для этого нужна расческа. Я не могу здесь рассиживаться. Я ничего не сделал. У меня есть деньги. Вот. – Он начал шарить по карманам.
      – Подождите, пожалуйста.
      В этот момент в маленькую комнату вошли два полицейских в форме в сопровождении нервной женщины, заместителя менеджера.
      – Где этот джентльмен? – спросил один из полицейских со светлыми волосами. Увидев Бернсайда, он лукаво улыбнулся ему, как старому знакомому, будто узнал его по какому-то предыдущему аресту. Менеджер уклонилась от негодующего взгляда старика и повернулась, чтобы уйти.
      – Вам решать, мисс, – сказал блондин менеджеру. – Мы можем предупредить его Официально и отпустить. Вы вправе потребовать, чтобы против него было возбуждено дело. Тогда нам придется отвезти его в участок.
      – И что дальше? – спросила она рассеянно.
      – Если это его первое нарушение, он получит предупреждение и его отпустят. Но в этом случае у него будет привод.
      – Вы меня извините? – промурлыкала она. – Мне надо позвонить.
      И вышла.
      После ее ухода в маленькой комнате не стало просторней. Полицейский с темными волосами начал болтать с сотрудницей охраны магазина, второй изучал расческу.
      – Сорок два пенса? – спросил блондин у Бернсайда. – И это работа для городской полиции?
      Он снова лукаво улыбнулся Бернсайду как старому знакомому и продолжал:
      – А ты тоже, помощничек. Нарядился черт знает как. Да в таком виде тебя любой в тюрьму отправит.
      Кто-то постучал в дверь: за ней оказалась менеджер. Она попросила обоих полицейских выйти из комнаты.
      Они вернулись несколько смущенные.
      – Ну, это необязательно, – сказал блондин своему помощнику. – Это не автоматически. Ее босс сказал ей, что надо его отправить в участок, потому что в последнее время из магазина сильно тащат. Но это указание для нее, а не для нас.
      – Минутку, – вмешался Бернсайд, поднимаясь. – Вы что-то со мной хотите сделать? Мне нужна расческа. Я тоже права имею.
      – Конечно, имеете. Вы их получите в участке, – сказал один из полицейских, открывая дверь. – Пройдемте, мистер Бернсайд. Осторожно, здесь ступеньки.

* * *

      Нед Френч сидел откинувшись во главе длинного обеденного стола и оглядывал членов своего «комитета» – так он называл его за неимением лучшего слова. «Комитет» состоял из нескольких человек. Макс Гривс представлял министерство юстиции. Мо Шамун был замом Френча. Гарри Ортега командовал очень небольшим штатом сотрудников безопасности Уинфилд-Хауза, часть которых одновременно исполняли разные обязанности в саду и гараже. Кевин Шультхайс выступал в роли заместителя офицера безопасности Карла Фолетта, а тот в это время проводил отпуск в США. Правда, выглядел он слишком молодо для этой роли. Вот, собственно, и все участники.
      Разношерстная группа людей, подчиненных разным ведомствам. Для Макса делом чести было докладывать обо всем в ФБР. Шультхайс – один из двух заместителей Фолетта, был вместе с тем в канцелярии «ушами» Ларри Рэнда. На работу в посольство, как и некоторых других, его направила Компания. Впрочем, это не беспокоило Френча, раз парень как следует делал свое дело, но все же заставляло его дважды подумать перед тем, как что-то сказать при Шультхайсе. Особенно, если Нед не хотел, чтобы Рэнд о чем-то узнал.
      Обычно, как уверяла Неда экономка миссис Фулмер, эта солнечная комната была как бы командным центром космического полета: отсюда исходили приказы могущественной крошки.
      Шультхайс начал критиковать то, что они увидели утром, это и в самом деле поразило всех, кроме Ортеги, который из первых рук знал, как плохо организована защита периметра. Нед, слушая, как негодует Шультхайс, подошел к окну, окинул оценивающим взглядом пространство за деревьями на другой стороне дороги, где виднелось здание общежития. Внезапно он заметил отблеск, похожий не на рассеянное отражение света от плоской стеклянной поверхности, а на луч, отраженный искривленным стеклом. Линза. Кто-то наблюдает за ними, а возможно, и подслушивает их разговоры, снимая информацию лазерным лучом с колеблющихся стекол окон. Чудесно!
      Нед открыл все окна, впустив в комнату поток теплого июньского воздуха. Теперь подслушивать стало нельзя. Усевшись на место, он вежливо улыбнулся Шультхайсу.
      – ...ограда периметра такова, что любой, имеющий ацетиленовую горелку, может проникнуть на территорию через двадцать секунд.
      – Такие сложные вещи даже не нужны, Кевин, – прервал его Нед. – Обычным рычагом можно раздвинуть верхнюю часть прутьев и протиснуться через ограду. А уж для того, чтобы проникла группа, можно применить автомобильный домкрат и сделать дыру шириной в два фута.
      – Так вы согласны, что невозможно защитить это место?
      Нед пожал плечами.
      – Это зависит от того, кто и кого собираются атаковать. Если бы единственными гостями были члены популярной рок-группы, а Уинфилд-Хауз был окружен пятью сотнями юнцов, жаждущих автографов и сувениров, тогда следовало бы беспокоиться об ограде периметра. Но кого мы ждем? Что мы можем сказать об их планах?
      – Извините, Нед, но мое волшебное зеркало ничуть не лучше вашего.
      У Шультхайса был вид башковитого студента, а его ироническая улыбка словно бросала вызов.
      – Первая часть ответа проста, – сказал Нед, обращаясь ко всем. – Опасность в нашем случае представляет любая террористическая группа. Это может быть большая группа, финансируемая арабскими банкирами, имеющая возможность организовать полувоенное нападение. Но может быть и крохотная группка фанатиков, не боящихся смерти, а напротив, даже ищущих ее.
      – Не исключены оба варианта, – добавил Мо Шамун.
      Гарри Ортега засмеялся.
      – И вы хотите справиться с этими головорезами? Да еще с такой разношерстной командой, как наша? Не знаю, на кого еще вы рассчитываете, полковник Френч, но все, что я могу вам предложить, – это дюжина здоровых садовников и парней, которые умеют утрамбовывать теннисный корт.
      – Вы правы. Я бы тоже уже давно запаниковал и потребовал бы прислать две-три роты военной полиции, чтобы они окружили это место плотным кольцом. Суровых людей с винтовками и автоматами. Если мне дадут три сотни полицейских, с пикником мы управимся. Я буду спокоен. Но это придаст приему оливковый цвет.
      Шультхайс кивнул и сказал:
      – Чем больше слушаю, тем больше удивляюсь, почему вы не отменили этот прием?
      – Мне приказано охранять его всеми имеющимися силами, но при этом не допустить, чтобы он превратился в учения НАТО.
      На его лице мелькнуло подобие улыбки.
      – А теперь давайте соображать как настоящие сотрудники службы безопасности, о'кей? Обсудим возможные версии. Какую игру мы бы затеяли, если бы хотели представить дядю Сэма болваном и получить круглую сумму в виде выкупа? Предположим, мы не боимся риска и имеем неограниченные средства.
      Нед взглянул на часы и сказал:
      – Макс, не забудь, тебе надо через час быть в канцелярии, чтобы встретиться с Бернсайдом.
      Гривс кивнул.
      – Нет проблем. Но, Нед, почему мы предполагаем, что кто-то непременно нападет? Есть ли у нас доказательства того, что кто-то по глупости отважится на такое?
      – Хороший вопрос. Кто-нибудь хочет на него ответить?
      Привычная издевательская усмешка пробежала по лицу Шультхайса.
      – А есть на него ответ?
      – Конечно. Мы думаем то, что думаем, в этом наша работа. Нам платят за то, чтобы мы готовились к худшему. Нет нужды в каком-то другом ответе.
      – О'кей, – продолжал Макс. – Почему мы считаем, что они попытаются захватить заложников и потребовать выкуп? Почему не разнести Уинфилд бомбой и не объявить это большой победой?
      – Еще один хороший вопрос. Ответ: такие блестящие возможности представляются не каждый день. Мы должны допустить, оставив в стороне политику, что даже обычная жадность может заставить уголовников напасть и захватить заложников с целью получения выкупа.
      В дальнем конце комнаты медленно открылась дверь, на пороге появилась маленькая Пандора Фулмер и грозно взглянула на сидящих.
      – Мне не хотелось бы вас прерывать. Продолжайте, – сказала она. – Полковник Френч, можно вас на минутку?
      Нед медленно поднялся.
      – Конечно, миссис Фулмер. – Его взгляд задержался на Шамуне. – Объясни им оба сценария: с воздуха и пеший. Я скоро вернусь.
      Он вышел из комнаты следом за Пандорой Фулмер и закрыл дверь.
      – Долго ли еще вы пробудете в комнате? – сразу начала она тихо.
      – Еще час, а может, меньше. Она нужна?
      – Да.
      Сейчас ее маленький рост был особенно заметен: даже на каблуках она едва доставала до плеча Неда. Ее обтягивала бежевая юбка с разрезом сбоку, на ней был яркий оранжевый свитер, а длинную тонкую шею обвивал лимонного цвета шарф.
      – Извините, миссис Фулмер, мы можем провести это совещание еще где-нибудь. В подвале? Или в одном из гаражей?
      Она моргнула.
      – Не дерзите мне, полковник. Вы здесь только потому, что мистер Коннел до смерти перепугал посла, и он поддался всеобщей истерии.
      – Не думаю, что это истерия, миссис...
      – Называйте это как хотите, полковник, но усвойте одно. Этот прием не должен быть омрачен появлением солдат в форме. Мы хотим свободно и открыто заявить о наших демократических институтах, отдав дань таланту и мудрости нашего президента.
      Ее маленькие, ярко-синего цвета глаза сверкали. Сейчас, когда она злилась, они приобрели жесткое выражение и позеленели.
      Заметив, что ее дыхание участилось, Нед подумал: сознательно она это делает, или не может с собой справиться? А вслух сказал:
      – Пожалуйста, успокойтесь, миссис Фулмер. Я хочу только одного – чтобы ваш прием имел полный успех.
      – Да? Я так не думаю.
      В ее голосе послышались угрожающие нотки, будто зашипела змея.
      – А что вы думаете, миссис Фулмер?
      – К вчерашнему дню триста десять приглашенных сообщили, что придут. Хотя обычно на RSVP положительно отвечает больше людей. Вчера к вечеру мы начали получать отказы. А сегодня утром число обещавших прийти сократилось уже до двухсот семидесяти. Тот, кто играет со мной, полковник, решил принизить значение моего приема настолько, чтобы для него не нужны были ни особые усилия, ни охраны. Полковник, кто бы ни был этот человек, он мой враг. Вообще-то у меня есть соображения по поводу того, кто он. Если только они подтвердятся, он узнает, каким врагом могу быть я.
      Нед печально покачал головой.
      – Трудно поверить, что кто-нибудь может быть вашим врагом, миссис Фулмер. Скажите, правильно ли я понял то, что вы сказали о талантах и мудрости нашего президента?
      Мутно-зеленые глаза Пандоры впились в лицо Неда.
      – У каждого приема должен быть какой-то резон.
      – А что, Четвертое июля – недостаточный резон?
      – Недостаточно драматический. Мне пришлют материалы из США: памфлеты, видеокассеты.
      Они помолчали.
      – Видеокассеты? На приеме будут телемониторы?
      – Это что, имеет какое-нибудь отношение к безопасности, полковник?
      – Постольку, поскольку мы должны знать о всех ваших планах, чтобы избежать неожиданных сюрпризов.
      Пандора сделала один из своих «кукольных» жестов – отточенный и изящный, – и сказала:
      – Уверена, вы знаете о том, что было сделано несколько видеозаписей, на которых президент излагает свою позицию по разным вопросам. Их показывали по телевидению США.
      – Позиция? – уточнил Нед. – По поводу интервенции в Латинской Америке? По ядерному разоружению? Такие темы, да?
      – Я полагаю, да, – ответила она с оттенком элегантной беспечности, словно темы видеозаписей не имели значения.
      – Вы не знаете, кто-нибудь еще делал такие записи?
      – Не поняла.
      – Конгресс? Сенат? Любая другая ветвь власти, кроме исполнительной?
      – Полковник Френч, понятия не имею. Разве это необходимо знать?
      – Я думаю, какое влияние это окажет на прессу, миссис Фулмер. Будет действительно много журналистов, знающих, что прием Четвертого июля подобен десяткам других, проводимых посольствами и консульствами во всем мире. Для мира наши посольства представляют всю страну, а не только одну из ветвей власти.
      – Вы, конечно, понимаете, что решать здесь не вам, полковник?
      – Вы абсолютно правы. Это задача политической секции и, разумеется, посла и советника-посланника. – Он посмотрел на нее, размышляя. – Мистер Коннел, естественно, знает об этом.
      В наступившем молчании Нед взглянул в красивое лицо Пандоры и заметил, что оно изменилось. Трудно было поверить, что в этом маленьком личике что-то могло измениться, но это было так. Стиснутая челюсть напоминала затвердевший бетон. По каким-то причинам – у Неда не было времени вникать в них – он оказался в начале черного списка Пандоры. Его обвиняли в том, чем на самом деле занималась Компания, – в отваживании гостей. А теперь ему придется ответить и за свои слова о том, что НЕЛЬЗЯ политизировать День независимости. Ее маленький очаровательный подбородок стал твердым, как сталь, а взгляд мутно-зеленых глаз – жестким, как обсидиан .
      – Не имею ни малейшего представления, – заговорила она, – знает об этом Ройс или нет. Но если он об этом узнает, я пойму, кто ему сказал. Не так ли?

* * *

      Когда доктор Хаккад проснулся после ночного загула, у него уже не было того элегантного, лощеного вида, с каким он предстал перед гостями. У этого рыхлого и угнетенного более, чем обычно, своими мыслями человека всклокоченные волосы торчали в разные стороны, а глаза глубоко запали. Доктор никак не мог прийти в себя, пока не выпил несколько чашек крепкого кофе, сваренного Лейлой на кухне в его квартире в доме номер 12.
      Он потягивал вторую чашку, читая утренние газеты и громко комментируя прочитанное Лейле, которая сидела в большом зале и тщательно красила ногти.
      – Опять этот Судан, – крикнул ей Хаккад. – Тунисцы планируют вторгнуться в Эфиопию.
      – Иншалла! – сказала нараспев Лейла; в ее голосе была едва заметная насмешка.
      – А Йемени все играет с ценами на сырую нефть. Должен бы понять, что только молчание украшает его позицию.
      – Бисмиллахейр! – ответила Лейла.
      – А идиоты в Ираке... нет, невозможно!
      – Ар-Рахман.
      – Прекрати, Лейла. Произносить имена Аллаха надо с трепетом.
      Он продолжал чтение газет.
      По правде говоря, доктору Хаккаду редко нравились новости из арабского мира. Хотя единая вера сплотила около миллиарда людей, живущих на берегах Средиземного и Красного морей, Персидского залива и в десятках других земель, у них не было единого подхода к мировым проблемам. Каждая страна связывала свои надежды и планы с человеком, который смог бы руководить ею – как в политическом, так и в военном отношении. Все с нетерпением ожидали, чьи могущественные руки завладеют неслыханными богатствами этого проклятого мира, занятого слишком земными интересами.
      Достичь этой власти в пределах обычной политики невозможно. Это Хаккад усвоил еще в молодости, после того как в разных странах обернулись катастрофой несколько попыток захватить политическую власть. Только сосредоточив в руках всю информацию и обладая уникальной осведомленностью, можно оказаться в центре политических событий в нынешнем сложном мире, где все пронизано каналами связи и насыщено компьютерными данными.
      Однако это не просто. Между Ираном и Ираком – конфликт, Турция – член НАТО, в Африке проблема отношений между мусульманскими государствами Египтом и Ливией, враждуют даже малайцы и индонезийцы. Все это влияет на амбиции таких людей, как доктор Хаккад. Их услуги принимают и отвергают, встречают с восторгом и презрением... Эта работа не для нервных, не для тех, кто сомневается в себе.
      – Ты только посмотри, – вдруг позвал он сестру, – Советский Союз граничит с исламскими странами от Турции до Пакистана.
      Он разглядывал карту, помещенную под заметкой: «Советские мусульмане заставляют ходить на цирлах кремлевских руководителей».
      – Аль-Карим, – снова с некоторой издевкой в голосе сказала Лейла.
      – Прекрати! Над Аллахом не шутят. Принеси мой еженедельник, пожалуйста.
      Сестра взяла записную книжку со стола и безропотно вручила ее Махмету. Но он счел нужным заметить:
      – Предупреждаю: твое поведение небезупречно.
      Доктор просмотрел две страницы, где был записан распорядок дня на среду. В соответствии с ним днем необходимо было заехать в центр Лондона, чтобы встретиться с арабским коммерсантом, который мог оказать нужную услугу, хотя и небезопасную. Но Хаккад привык к риску. Особенно к такому, что был связан с работой группы Хефте. Он, конечно, знал, что только риск приносит хорошие барыши. Коммерсант мог обеспечить эту прибыль.
      Доктор Хаккад поднял взгляд на сестру и увидел, что она замерла как статуя в ожидании его следующих распоряжений. Эта выдержка проявилась у нее давно. Еще в детстве она умела выражать иронию молча. Хаккад вздохнул.
      – Еще кофе, Лейла. И соедини меня с этим молодым смутьяном Хефте. Сегодня напряженный день, а мне надо с ним переговорить один на один.
      – Ар-Радзан.

Глава 13