Мерседес замерла, пораженная, не понимая, почему отец спросил об этом. Потом медленно кивнула.
— Я не знаю, что он испытывает ко мне.
— Но если он попросил стать его женой…
Хуан заметил быстрый, сверкающий взгляд, который она не смогла скрыть.
— Он не делал тебе предложения?
— Нет, — жалобно прошептала она.
— Тогда почему он сказал обратное?
— Я не знаю.
— А я знаю, — раздался другой мужской голос.
Хоакин! Мерседес в изумлении уставилась на брата.
— Откуда?..
— Я ведь был там, помнишь? Я стоял к нему ближе всех, так же, как и Алекс. Я видел его лицо, глаза. Он понял, что у тебя неприятности, и не колебался. Джейк просто поспешил спасти тебя.
Разве это может быть правдой? Мерседес не считала возможным даже думать об этом. Ее сердце билось так сильно, что пульсирующая в висках кровь отзывалась в голове, будто раскаты грома.
Но за смущением и растерянностью пряталась крошечная надежда…
Если Джейк пришел, чтобы спасти ее, тогда он, вероятно, заботится о ней. И если она беременна, тогда, может быть, этот ребенок соединит их?
— Ты думаешь?.. — неуверенно произнесла Мерседес.
— Тебе может сказать об этом только сам Джейк. Ты должна спросить его.
Завтра Рамон вернется, и он должен будет уехать.
Джейк вытащил костюм из шкафа, где хранил его в течение последнего месяца, и бросил на кровать.
Что бы ни произошло, он должен уехать, оставить своего кузена и Эстреллу наедине. Но дело не только в квартире. Вернее, не в квартире вовсе.
Проблема в том, что он слишком долго отсутствовал в Лондоне; Его помощник Марк замещал его, превосходно справляясь со всеми делами и временами связываясь с боссом, когда того требовала необходимость. Но пора приниматься за дело. Ничего не держит его здесь, кроме Мерседес.
Джейк дернул ящик комода, достал стопку рубашек и бросил их в сумку.
Он приехал в Испанию с намерением забыть Мерседес. Вместо этого он добился обратного.
С каждым днем, с очередной любовной близостью он все больше запутывался в своих чувствах, желаниях, а она, казалось, отстранялась от него. Ему лучше сдаться сейчас, уехать домой и забыть об этой женщине.
За рубашками в сумку отправились стопка нижнего белья, потом несколько пар туфель.
«Почему я должна ознаменовывать кольцом краткий период жизни?»
Голос Мерседес прозвучал так отчетливо, что он тут же вообразил ее в комнате. От воспоминания у него что-то сжалось внутри. Это ощущение уже не раз волновало его. Если бы Джейк обладал воображением, то сказал бы, что его сердцем завладели чувства к прекрасной испанке.
Но даже если так, это все равно ничего не значит — в течение последних двух недель Мерседес держала между ними эмоциональную дистанцию.
Он мог проводить с ней день, разговаривать, даже смеяться, но сущность Мерседес всегда ускользала за пределы его понимания, если он пытался поговорить с ней о чем-то более серьезном, что могло объединить их в будущем. Так было и тогда, когда он говорил о покупке кольца, — Мерседес воспользовалась случаем и дала ему ясно понять, что не хочет никаких обязательств. В таких случаях она всегда поспешно отступала в сторону, переводя разговор на другую тему, менее значительную, шутя или находя что-то в витрине магазина, что якобы внезапно заинтересовало ее.
Если же они находились в квартире и он снова начинал этот разговор, она только обольщала его.
Ей удавалось делать это так хорошо, что он всегда сдавался на милость чувственного искушения.
По крайней мере Джейк забывался в сексуальном экстазе. В эти мгновения беспокойство, сомнения и дьявольская неуверенность оставляли его. Когда он обнимал Мерседес, ласкал, занимался с ней любовью, он мог забыться, но потом мысли о них все равно возвращались. Он познал Мерседес так, как мужчина может узнать женщину.
Он раздевал ее, укладывал к себе в постель, опускался на ее теплое и мягкое тело. Но всегда было то, что он не мог постичь, — некие скрытые уголки ее сердца, души, не принадлежащие ему.
И именно из-за этого он уезжал.
Если бы у него была какая-то надежда, что положение вещей изменится, тогда он бы остался, тогда бы он боролся и молился, что однажды выиграет.
Но в последние несколько дней Мерседес еще дальше отстранилась от него. Джейк терял ее.
Если бы он был мудр, то воспринял бы возвращение кузена как предупреждение, что его время вышло. Он уехал бы отсюда гордым человеком, с высоко поднятой головой. Он бы попрощался с Мерседес — сделал так, как она хотела, — и навсегда расстался бы с ней.
Но если бы Джейк остался, как хотел он, ожидая от нее прощального слова, то никогда бы не смог уехать. Тогда он потерял бы всякую гордость. Стал бы просить ее, умолять. И Мерседес возненавидела бы его.
Джейк направлялся в ванную комнату забрать бритвенные принадлежности, когда в дверь позвонили.
— Мерседес!
Нет, не сейчас! Ему нужно время, чтобы взять себя в руки, подумать о том, что сказать.
И все-таки его глупое сердце забилось в восхищенном ожидании просто увидеть ее лицо, услышать ее голос.
Все его ожидания рассеялись быстро, принося горькое чувство потрясения, когда он увидел, что женская фигура на пороге выше, чем та, которую он хотел видеть.
— Мама! Что ты здесь делаешь?
Элизабет Тавернер пристально посмотрела на сына ясными голубыми глазами, будто охотилась за некой особенной информацией. Он знал этот взгляд, который всегда вызывал у людей беспокойство. Сегодня предстояло беспокоиться ему.
— Я приехала выяснить, что происходит. Я узнала несколько глупых сплетен о тебе и захотела узнать, правда ли это.
К удивлению Мерседес, дверь в квартиру Рамона была слегка приоткрыта. Казалось, будто кто-то вошел внутрь да так и не закрыл ее надлежащим образом. Один небольшой толчок, и дверь тихо отворилась, давая Мерседес возможность зайти в коридор.
Она преодолела короткий путь от дома отца до временного пристанища Джейка, полная надежд и ожидания. Воодушевленная объяснением Хоакина. Мерседес решила сделать так, как сказал ее отец, и найти мужчину, которого любила, поговорить с ним, узнать, могут ли они договориться.
Они должны договориться, если предстоит родиться ребенку.
Но, поднимаясь на лифте, она поняла, что храбрость оставила ее. И теперь звук голосов, идущих из гостиной, заставил задуматься — входить или не входить.
С Джейком кто-то был. Если он не один — с женщиной, судя по голосу, — тогда она приедет сюда в другое время.
Но решится ли она вновь на этот шаг? Сможет ли заставить себя приехать снова, если отступит сейчас?
Она должна остаться, если собирается узнать правду.
Но у Джейка гости…
Мерседес направилась обратно к двери, когда услышала свею имя, и замерла, прислушиваясь к каждому слову.
— Оставь Мерседес мне, мама! — говорил Джейк, его было слышно через другую приоткрытую дверь. — Я все улажу!
— О, конечно, — женский голос был резким и презрительным. — Если ты будешь улаживать все таким способом, то позволишь поймать себя в ловушку. Будь осторожен, Джейк, или эти проклятые Алколары разрушат твою жизнь, как разрушили жизнь Маргариты. Ты знаешь, что они сделали с моей сестрой!
Мерседес будто воткнули нож в сердце. Она вспоминала прошлую жизнь отца, англичанку по имени Маргарита — женщину, которую Хуан Алколар любил и потерял, которая родила ему ребенка и умерла через несколько месяцев, — мать Рамона.
«Конечно, семья Маргариты обвиняла меня в ее смерти, — слова отца гремели в ее голове, заглушая то, что говорил Джейк, — они так и не простили меня. Ее сестра ненавидела меня и поклялась, что отомстит…»
И Джейк назвал эту женщину матерью! Мерседес схватилась за дверь, ища опору, вынуждая себя держаться и слушать.
— Пора прекратить эту фальшивую помолвку, сказала мать Джейка. — Уезжай, пока тебя не поймали в ловушку. В конце концов, ты же не хочешь обнаружить, что женился на женщине по ошибке!
— Жениться по ошибке? — Голос Джейка был резким и саркастичным. — Нет, я могу уверить тебя, что этого никогда не произойдет.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Мерседес пришлось закрыть рот ладонью, чтобы сдержать вопль страдания. Она сильнее схватилась за дверь, костяшки пальцев побелели, в ушах стояло ужасное жужжание, как от тысячи обозленных пчел, голова закружилась, и она почувствовала тошноту.
И теперь, когда она была слишком уязвима и слаба, возникло воспоминание — ясное, жестокое и яркое, — когда Джейк в первый раз подошел к ней на той вечеринке в Лондоне. Она впервые увидела его и спросила о нем у Антонии. Он уже знал тогда, кто она!
Он подошел — сдержанный, спокойный, полностью собранный.
Он не спросил ее имени, а произнес его, словно делал бездушное обычное заявление.
Он точно знал, кто она, и сделал ее мишенью с самого начала! С первых минут их встречи это был план мести.
Надо бежать. Бежать скорее, пока ее не обнаружили здесь!
Но когда она повернулась, смущенная и униженная, она вспомнила его слова о ее побеге. И тогда Мерседес гордо подняла подбородок и выпрямила спину.
Она почти слышала голос Джейка — так же ясно, как тогда, когда он бросил ей это обвинение в квартире три недели назад.
«Ты собираешься сбежать, не предоставив мне возможности сказать что-нибудь, объяснить?»
Какие объяснения он мог дать? Она же слышала его слова собственными ушами. Разве он не ясно выразился по поводу своих чувств?
Джейк решил убедить ее, что никогда не женится на ней. Все же ясно!
Но отсюда она не уйдет, не оставит Джейка с его мстительной матерью. Она не убежит.
Глубоко вздохнув. Мерседес с трудом сглотнула, чтобы успокоить боль в пересохшем горле.
Если Джейку Тавернеру в самом деле была противна мысль о женитьбе на ней, если он притворялся помолвленным только ради того, чтобы сделать ее своей любовницей, отомстить ее отцу за тетку, пострадавшую много лет назад, тогда он должен сказать ей об этом прямо в лицо.
Она не убежит, а войдет, чтобы встретиться с ним!
Отбросив назад волосы, Мерседес нервно облизнула губы, вынуждая себя сделать шаг вперед…
Джейк услышал, как открылась дверь у него за спиной, и на миг подумал, что причина этому сквозняк. Но потом он увидел глаза матери, которая смотрела через его плечо, и понял, что кто-то вошел в комнату.
— Кто? — спросил он, заранее зная ответ.
Только один человек, помимо Рамона, мог появиться так неожиданно здесь. И только он мог вызвать на лице его матери выражение неверия, злобы и странной неуверенности — Мерседес.
Мерседес выглядела так, какой он никогда не видел ранее. Длинное белое платье с воротником-хомутиком очерчивало каждую линию ее тела.
Красивое лицо было измученным, бледным. Ее громадные глаза были затуманены, полные обольстительные губы ожесточенно сжаты, будто для того, чтобы ни одно слово не сорвалось с них.
Она выглядела так, будто побывала в аду. И именно сейчас он понял, как же сильно любит ее.
— Мерседес…
Он произнес ее имя тихо и мягко, но она повернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, и обратила на него знаменитый взгляд Алколара.
Спина прямая, зубы стиснуты, подбородок поднят, она смотрит свысока с выражением предельного презрения или по крайней мере пытается так смотреть. Теперь ему стали понятны все перемены ее настроения, многоликость — он увидел едва заметные, предательские признаки, которые не замечал ранее.
Джейк увидел блеск в больших темных глазах, напряжение, с которым она пыталась скрыть дрожь губ.
Он понял, что она слышала разговор с матерью, и появилась, чтобы высказать о нем все, что она думает.
— Я не хотел, чтобы так получилось, — сказал Джейк, чеканя каждое слово, не отводя от нее глаз, забыв о матери, стоящей у него за спиной. Ни за что на свете.
— Нет? — спросила она ледяным тоном, раздраженно, подняв подбородок выше, сильнее сжав губы. — Ты планировал это совсем по-другому? На другой семейной вечеринке?
— Нет…
— Или, вероятно, ты думал устроить все по максимуму? Ты намеревался выбрать самый подходящий момент, чтобы оскорбить меня?
Услышав об оскорблении, Джейк изменился в лице. Он не ожидал такого — бедный, слепой глупец! — смотрел на нее и пытался понять выражение ее лица, но не мог.
— Ты считаешь мое предложение оскорблением?
Ему было больно даже говорить об этом, внутри у него все переворачивалось.
— Когда именно ты собирался обмануть меня?
У алтаря?
Слова обоих были произнесены одновременно, повисли в воздухе, когда они пристально посмотрели друг на друга.
— Оскорбление?
— Обмануть тебя?
И потом внезапно, медленно, не отводя друг от друга взгляда, они покачали головами, отрицая обвинение.
— Нет!
В этот раз было невозможно сказать, кто говорит. Слово было произнесено резким, низким мужским голосом и ее — более высоким, но не менее громким.
— Джейк… — проговорила его мать, напоминая о себе. И внезапно он все понял.
Его мать считает Мерседес врагом — она буквально излучала эту ненависть. Пока Элизабет в комнате. Мерседес не скажет правду, не раскроет свои чувства.
Он с трудом отвел от нее взгляд, прошел мимо, подошел к двери и открыл ее настежь.
— Мама, выйди, — это был приказ, резкий и грубый. Джейк был слишком раздражен, чтобы смягчить тон, но потом прибавил с опозданием:
— Пожалуйста, мне нужно остаться наедине с Мерседес.
Не спорь со мной, говорил его взгляд, не пытайся давить на меня или заставлять выбирать, потому что тебе не понравится мой ответ.
Он с облегчением вздохнул, когда увидел, что суровое выражение исчезло с лица матери — она медленно повернулась, задумчиво посмотрела на Мерседес и вышла.
Ему даже показалось, что она тихо пожелала ему удачи, проходя мимо.
Джейк закрыл дверь и остановился, на краткий миг закрыл глаза, потом медленно повернулся к Мерседес.
— Теперь объясни, — сказал он, стараясь изо всех сил казаться решительным и спокойным, — о чем идет речь?
— Не знаешь? — Мерседес не верила, что он задает этот вопрос.
Он не понял, что она сказала? Или он думал, что она глуха и глупа?
— Я слышала, что ты говорил здесь обо мне.
— Я знаю. — Он не моргая смотрел на нее. — Ты дала ясно понять.
— Ну, тогда…
— Это так плохо? Настолько ужасно?
— А зачем ты спрашиваешь? Ты сказал… сказал, что решил никогда не жениться на мне, и после этого осмеливаешься спрашивать у меня, что такого плохого в этих словах?!
— Нет, — возразил Джейк, но она не слышала, охваченная болью и унижением.
— Ты знаешь, каково услышать такое? Узнать, что все происходившее делалось по схеме — ради мести?
— Мерседес!
— Теперь-то я все понимаю. Ты сначала планировал просто совратить меня, а потом бросить.
Если бы я тебя не бросила, у тебя бы все получилось. Вероятно, ты планировал убить сразу двух зайцев — использовать меня для того, чтобы проучить Карен, дать ей отставку, и доказать мне, как мало я значу для тебя.
— Нет!
— Но тогда я убежала от тебя. Я сорвала твой план, расстроила твое бессердечное желание отомстить. И ты приехал сюда, чтобы продолжить план мести, а я — глупая, слепая и одурманенная предоставила тебе эту возможность. Я бросилась в твои объятия и позволила сделать с собой то, что ты хотел.
— Не сразу, — голос Джейка был насмешливым, и она, не веря своим глазам, увидела, как на его удивленном лице заиграла полуулыбка. — Ты сначала немного посопротивлялась.
— Но недостаточно! Я позволила тебе использовать меня, ранить, отомстить моей семье…
— Мерседес, нет! — Джейк полностью лишился самообладания и возвел руки к небу, выражая несогласие и пытаясь защищаться. — Нет, нет и нет!
Он подошел к ней, крепко схватил ее за руки, заглянул в ее глаза.
— Все не так! Этого не было, поверь мне! Я не хотел мстить, потому что не мог справиться со своими чувствами, забыть тебя. Ты должна верить мне!
— П-почему?
Она хотела спросить сильным и дерзким голосом, но что-то в выражении его лица лишило ее сил, и она произнесла позорно дрожащим голосом, выдавая себя:
— Почему я должна верить тебе?
— Потому что в таком состоянии ты не способна рассуждать здраво. Если ты веришь в то, что я сказал, будто никогда не женюсь на тебе, значит ты не так поняла или не слышала всего, что я говорил.
— Всего?
Ее язык заплетался, к горлу подступил комок.
Она хотела верить ему. Этот сосредоточенный взгляд голубых глаз сказал, что она может доверять ему.
— Ты не так поняла, — Джейк видел, что ей трудно говорить. — Я не хочу жениться на тебе по ошибке. Ты не могла слышать всего. Я имел в виду, что когда попрошу женщину выйти за меня замуж, то сделаю это с целью. Я хочу, чтобы все знали: это не ошибка, а самое большое мое желание в жизни.
— Ты не слышала всего…
Мерседес вспомнила, как стояла за дверью, слыша слова Джейка, прокручивая их в своей голове с совсем другим значением. И потом в ее голове раздалось то жужжание, когда на миг она подумала, что может упасть в обморок и…
И она не могла услышать всего!
Если Джейк сказал… Когда Джейк сказал…
И она вспомнила теперь, как он спросил, находит ли она его предложение оскорблением. Он так явно дал ей понять, что ее жестокие и горькие слова ранят его…
— Женщина, которая… Кто?
Джейк ослабил захват ее рук. Он больше не сжимал их с силой, стремясь убедить, но продолжал держать надежно, твердо и нежно, будто не желая отпускать ее.
— Кто, как ты думаешь, дорогая? Женщина, которую я люблю, это — ты. Ты — единственная в мире, на ком я хочу жениться. Это сущая правда.
Просто сначала я был слишком слеп, чтобы понять это. Когда я сказал, что не могу забыть тебя, я не понимал, что в самом деле не могу выбросить тебя из своего сердца. Я люблю тебя, Мерседес.
Ты веришь мне?
Как она могла верить чему-то еще? Правда светилась в его глазах, лице, улыбке, такой ласковой и нежной, и она почувствовала, будто купается в мягком, золотом потоке солнечного света.
— Да… Да, я верю!
Комок в горле исчез, и ее сердце, которое, казалось, замерло на все это время, снова начало биться в груди.
Слезы счастья застилали ее глаза. Она заморгала, чтобы они не мешали ей видеть Джейка.
— Я верю, потому что единственный мужчина в мире, за которого я хочу выйти замуж, — это ты. Я влюбилась в тебя в ту первую ночь, вот отчего я вела себя так. Я тогда очень испугалась. Не знала, что со мной происходит. А теперь знаю. Я люблю тебя. Но мою любовь нельзя выразить словами.
Встретившись взглядом с его сверкающими глазами, видя его улыбку любви. Мерседес ощутила, что счастье, наполняющее каждую черту его лица, отражается в ней.
Джейк наконец отпустил ее руки и обнял ее, прижимая крепче, пока не возникло чувство, будто они слились друг с другом.
— Тогда давай не будем говорить… пусть скажут наши чувства.
Она мечтала только о его поцелуе. И он поцеловал ее — настолько нежно и преданно, что слезы счастья, которые она сдерживала, потекли по ее щекам, а Джейк принялся осушать их осторожными поцелуями.
— Дорогая, я знаю, мы многое сделали не так, например объявили о нашей фальшивой помолвке, но теперь я хочу все исправить. Я люблю тебя больше всего на свете и мечтаю провести остаток жизни с тобой, состариться, разделить с тобой судьбу. Ты выйдешь за меня замуж, будешь моей женой, матерью моих детей?
— Да! Да, я выйду за тебя замуж. Я буду твоей женой и матерью твоих детей…
Она вдруг вспомнила, зачем пришла сюда, и улыбнулась сквозь слезы, а потом рассмеялась, глядя в любимое лицо.
— Хотя, мой дорогой, если мои подозрения оправдаются, тогда, я думаю, мы сделали не так и еще кое-что.