ГЛАВА ПЕРВАЯ

Джейк поднес бокал к губам и медленно отпил темно-красное вино, не отводя глаз от женщины, только что вошедшей в комнату.

Мерседес Хонория Алколар — отпрыск знаменитой каталонской семьи, главой которой был известный Хуан Алколар, владелец корпорации «Алколар». Мерседес — его младший ребенок, единственная дочь.

Потрясающая женщина, но как могло быть иначе, если ее отец, как и все каталонцы, высокий смуглый красавец, уверенно завоевывал женские сердца. Да и ее братья такие же, если верить сплетням. Сам Джеймс мог подтвердить это только по поводу Рамона — его кузена и единственного из семьи Алколар, которого он знал.

Но Рамон приходился Мерседес братом лишь по отцу. Мать Рамона была родной тетей Джейка, и, вспомнив ее, он нахмурился, смотря, как женщина из семьи Алколар идет по комнате.

Элизабет Тавернер, мама Джейка, не могла произносить имени Хуана Алколара без ненависти, которую испытывала ко всем членам этого клана, исключая, конечно, ее племянника Рамона.

Много лет никто не знал, что Рамон принадлежит к семье Алколар. Только десять лет назад выяснилось, что "он сын не Рубена Дарио — мужа тети Маргариты, а любовника, бросавшего ее дважды, в последний раз — беременной, И этим любовником был Хуан Алколар.

— Дочь этого человека приезжает в Лондон, — с яростью объявила Элизабет Тавернер в прошедшие выходные, когда Джейк зашел навестить свою маму.

— Я знаю.

Ему не нужны были уточнения, чья именно дочь приезжает. Элизабет называла так только одного человека.

— Я знаю, что Антония Сандерс покажет ей город и пригласит на пару вечеринок.

Женщина резко повернула белокурую голову в сторону Джейка, глаза — такие же голубые, как у сына, — злобно сверкали.

— Ты пойдешь на эти вечеринки?

— Пойду, — подтвердил Джейк устало. — Но я сомневаюсь, что встречусь с этой девушкой, да если и встречусь… мама, прошло столько лет, целая жизнь!

— У моей сестры отняли эту жизнь, — вызывающе напомнила ему Элизабет, беспокойно стуча длинными ухоженными ноготками по золототканому подлокотнику дивана, на котором сидела. Маргарита умерла по вине этого человека!

— Мы не знаем точно…

— Доктора сказали…

— Они сказали, что у тети Маргариты было слабое сердце, состояние которого подорвали беременность и роды…

— Они могут списывать все на ее слабое сердце, но я считаю, что она умерла, потому что один и тот же человек дважды разбил его ей!

Джейк сомневался, что можно умереть от разбитого сердца, но прикусил язык и не стал вносить уточнения. Это могло только больше разозлить мать и побудить к обличительной речи, полной гнева и ненависти, которую он слышал много раз и от которой, честно говоря, устал.

— Ну, я сильно сомневаюсь, что встречу эту женщину, даже если мы пойдем на одну вечеринку. И, кроме того, много лет я держался на отдалении от нее и ее семьи… Вряд ли поспешу к ней навстречу, чтобы поздороваться, даже если мы родственники по чьей-то линии.

— Следует надеяться. Во всяком случае, не после того как ее папочка решил скупить контрольный пакет акций.

Еще одна черная метка для Хуана Алколара, вспомнил теперь Джейк, не в силах отвести глаз от Мерседес.

Она была очень эффектной. Среднего роста, стройная, с роскошной грудью под облегающим красно-черным платьем. Ее слегка смуглая кожа выглядела нежной и бархатистой, овал лица подчеркивали темно-карие миндалевидные глаза, окаймленные густыми черными ресницами. Скулы правильной формы, яркие и полные губы, которые вряд ли нужно подчеркивать губной помадой. Шелковистые черные волосы ловко скручены в большой пучок на затылке, оставляя длинную шею открытой. Единственные драгоценности — серебряные серьги в маленьких мочках изящных ушей.

Да, очень интересная особа. Но больше всего Джейка привлекла ее походка — ухоженная, утонченная женщина шла с кошачьей грацией, соблазнительно покачивая бедрами. Скольжение длинных, стройных ног вызывало в нем чувственное искушение. Только этого ему не хватало!

Конечно, саму Мерседес нельзя винить в том, что ее отец вел себя так, исподтишка скупив контрольный пакет акций компании Джейка, что привело к паре трудных в финансовом отношении лет для «Тавернер Телекоммуникейшнс». Компания оказалась под угрозой больших финансовых потерь, и в результате Джейк вынужденно распустил штат служащих, на что, впрочем, Хуану Алколару было наплевать.

— Нет… — пробормотал себе под нос Джейк, допивая вино и ставя бокал на ближайший стол. Она меня не интересует.

Мерседес Алколар могла быть самой красивой женщиной, какую он когда-либо видел, но если она хоть в чем-то похожа на отца, то от нее можно ждать лишь одних неприятностей.

Джейк пошел было к двери, но в последний момент оглянулся. Ищущий взгляд встретился в упор со взглядом больших, цвета темного шоколада глазах Мерседес Алколар.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза.

Он не мог отвести взгляда, и она, казалось, тоже.

Сейчас она выглядела как испуганный олененок, замерший от тревожного звука, и пристально, не мигая, смотрела прямо на него.

Но вот она моргнула, и выражение ее лица сразу изменилось. Изумление пропало — испарилось, будто солнце рассеяло туман, и на лице появилось совершенно другое выражение. Ее красивые, выразительные черты лица замерли — теперь ее лицо напоминало высокомерную маску. Она поджала чувственные губы, и они превратились в тонкую линию, изящный подбородок поднялся вверх.

Мерседес вдруг посмотрела на него свысока, вздернув свой аристократический, прямой носик.

Даже сияющие карие глаза, казалось, стали стеклянными и ледяными, холодными и чужими, как камни на дне моря в морозный зимний день.

Мерседес Алколар, может, и самая красивая женщина из встреченных им, но сейчас она кажется самой холодной и надменной представительницей слабого пола.

И кто ты такой? — говорил ее взгляд. Как ты смеешь даже смотреть в мою сторону?!

Ее отец показался Джейку таким же. Это было на встрече с журналистами в громадном отеле Мадрида, где они оба случайно оказались. Хуана Алколара раздражил вопрос дотошного журналиста — он взглянул на того с таким же надменным выражением лица, потом отвернулся и ушел, не произнеся более ни слова.

А кто ты такая, сеньорита Алколар, чтобы смотреть на меня свысока? — мысленно спросил он испанку. Разве ты не знаешь, что феодализм в Англии закончился много веков назад? Может, в Испании ты и аристократка, но здесь, в Лондоне, — обычный человек.

Джейк нарочито внимательно осмотрел ее снова с головы до ног, потом отвел взгляд, будто совершенно ею не интересуясь. Резко повернулся на каблуках и быстро вышел. Краткая — двадцать шагов — прогулка до двери показалась вечностью, но он не позволил себе остановиться, с трудом сдерживая переполняющее его желание обернуться только один раз, чтобы посмотреть, как она восприняла его реакцию.

— О, проклятье! — прошептала Мерседес, разозлившись на себя. — Проклятье, проклятье, проклятье!

Она снова вела себя так нелепо, глупо, как всегда, когда в самый неподходящий момент теряла уверенность и спокойствие, смущалась и чувствовала себя словно рыба, выброшенная на берег.

Она знала, что в такие минуты ее лицо менялось и приобретало выражение надменности, как минуту назад при взгляде на того незнакомого мужчину.

Мерседес знала, какой у нее бывает при этом взгляд. Посмотрев однажды в громадное зеркало над большим камином в гостиной отца, она ужаснулась. Это надменное существо с холодным взглядом в самом деле она? Должно быть, это другая женщина — в том же платье, с той же прической.

Женщина в зеркале казалась невыносимо высокомерной, ужасно гордой и явно решила заморозить любого, кто приблизится к ней.

Впрочем, в реальности происходило почти то же.

Причина заключалась в страхе, который Мерседес испытывала всякий раз, оказавшись в людном месте. И даже на безобидных вечеринках чем больше было приглашенных, тем больше она паниковала.

Сегодня на вечеринке было слишком много приглашенных.

— Все, кто что-то представляет собой, будут там! — объявила Антония, когда они оделись и заблаговременно прихорашивались, толкаясь в крошечной ванной комнате. — Марлон и Хайди устраивают такие необычные вечеринки! Ты встретишься со знаменитостями из мира массмедиа.

Услышав это, Мерседес начала нервничать уже дома.

— Ты же не бросишь меня, Тония? — спросила она, когда такси подъехало к громадному, помпезному входу и слуга, одетый в униформу, открыл дверь. — Ты не оставишь меня одну?

— Конечно, нет! — Ее подруга рассмеялась. — Не беспокойся, мы всласть повеселимся!

Антония, может, и повеселится, подумала Мерседес, пытаясь держаться ближе к подруге, когда та шла по громадным комнатам, наполненным людьми. Один раз Антония остановилась, чтобы представить ее кому-то, но гул разговоров был настолько громким, а люди так быстро передвигались вокруг нее, что Мерседес едва запомнила, с кем разговаривала, не говоря уже об именах.

Что еще хуже, она не поняла и половины из услышанного, несмотря на то, что английский язык знала хорошо.

И когда ей стало совсем плохо, она подняла глаза и увидела того мужчину, прислонившегося к противоположной стене. Сначала ей показалось, что он похож на ее брата Алекса, потом сообразила, что Алекс не мог находиться здесь.

Высокий, длинноногий, темноволосый. Прищуренные, оценивающие голубые глаза. Все в этом мужчине говорило ей, что он не похож ни на кого — он уникален, великолепен. Смуглый, потрясающий, настоящий мужчина.

— Тония? — Она дотронулась до руки подруги, желая привлечь ее внимание. — Кто?..

Слова застыли на ее губах, когда она увидела, что он смотрит на нее в упор, но как-то особенно явная холодность в его поведении, хмурый вид, взгляд прищуренных глаз сковали ее.

Сразу же сработал защитный механизм.

Она не знала этого мужчину, как и того, почему он уставился на нее так, но понимала только, что не позволит ему смутить ее и не покажет даже на секунду, как она взволнована.

Мерседес почувствовала, как ее лицо напряглось, будто кожа натянулась на скулах. Инстинктивно она сжала зубы, вызывающе подняла подбородок.

И это произвело не правильный эффект.

К ее ужасу, выражение его лица внезапно стало еще более жестким, во взгляде возникло злое презрение, которое обожгло ее с головы до ног.

Она почувствовала, что ее оценивают, проверяют и полностью отвергают, как не представляющую никакого интереса.

И когда она поняла это, мужчина повернулся и вышел, оставив ее трепещущей, будто его жгучий взгляд в самом деле физически повлиял на нее, вызвал дрожь в коленях, заморозил. Она почувствовала себя несчастной, сильно расстроенной и, что самое плохое, не знала почему.

— Мерседес? — раздался голос Антонии. — У тебя все хорошо?

— О… да… хорошо.

Мердседес лучезарно улыбнулась, отбрасывая воспоминания об этом холодном, отвергающем взгляде в упор. Она сказала себе, что забудет его и никогда не вспомнит снова. У нее осталась только неделя пребывания в Англии, и она не собирается позволять незнакомому мужчине портить ей поездку.

Находясь здесь, она должна подумать о своем будущем… или скорее о будущем, которое предлагают ей Мигель Эриандес и его семья.

Она и Мигель встречаются совсем недолго, и он, в конце концов, стал выражать желание получить больше. Ее отец одобрил Мигеля. Семья Эрнандес достаточно богата, в высшей степени респектабельна. Мерседес не найдет лучшую партию ее отец не произносил этого вслух, но она видела это в его глазах, когда он говорил о Мигеле. А для родителей Мигеля женитьба их сына на единственной дочери Хуана Алколара была явно исполнением мечты. По их мнению, очень удачная партия.

Поэтому она и убежала в Англию — под предлогом немного подумать.

— Мерседес, посмотри, — Антония дернула подругу за руку, отвлекая ее. — Туда, это…

Из-за гула голосов Мерседес не разобрала имени, но, посмотрев в указанную сторону, узнала красивые, четкие черты лица актера, исполнителя главной роли в последнем нашумевшем английском фильме. Он входил в комнату с изящной, роскошной блондинкой.

— Разве не красавец? — вздохнула Антония, склоняясь к бокалу с шампанским.

— Ммм… — все, что удалось сказать Мерседес.

По ее мнению, в актере не было ничего особенного.

Тот мужчина вернулся в комнату, встал, прислонившись к стене, на некотором отдалении и снова смотрел на нее. Она опять почувствовала жжение на коже от одного его взгляда, но так и не осмелилась посмотреть в его сторону.

— Не мой тип мужчин, — прибавила она неохотно.

— Ты шутишь… тогда кто? О, Седее, только не он!

Антония была потрясена, когда Мерседес чуть кивнула в сторону высокого, смуглого мужчины, одетого в элегантный костюм стального цвета.

Вот его внимание привлекла очаровательная рыжеволосая девушка, Мерседес с облегчением заметила это — так, по меньшей мере, можно посмотреть на него без риска.

— Почему нет? — спросила она резко. — Он женат?

— Нет!

Выражение лица Антонии сказало все.

— Это Джейк Тавернер. Владелец компании «Тавернер Телекоммуникейшнс», — уточнила она, когда Мерседес посмотрела на нее озадаченно: имя ничего ей не говорило. — Его еще зовут Джейк Вечный Холостяк.

— Мой брат тоже был таким. — Мерседес улыбнулась, вспоминая недавнюю свадьбу Хоакина и объявление, что он и его жена Кэсси ожидают первенца. — Но он все-таки женился.

— Ну, я не думаю, что Джейк изменит свое мнение. Кстати, ни одна из его пассий не задерживалась рядом с ним надолго. Я слышала, он бросил…

Слова застыли в воздухе, выражение лица Антонии резко изменилось. Она на краткий миг посмотрела на него, потом поспешно отвела взгляд, а у Мерседес от нервного предчувствия по спине забегали мурашки.

— Седее, — процедила Антония сквозь зубы, не смотри туда… он идет прямо к нам!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Джейк сразу сказал себе, что будет держаться подальше от Мерседес Алколар. Ведь именно она — причина проблем его компании.

Да, она — причина всех проблем. И он не собирается ворошить это осиное гнездо, называемое семьей Алколар.

Но почему-то он не сдержался.

Один взгляд в ее сторону, и эта женщина овладела его мыслями — ее образ теперь постоянно стоял у него перед глазами. Он не мог стереть ее из памяти или отвлечься на что-то, как ни пытался.

Джейк осушил несколько бокалов, но первоклассное шампанское действовало на него, как водопроводная вода.

Он попытался пофлиртовать с самыми красивыми женщинами, присутствующими здесь, но интерес к ним пропадал после первых же оброненных им слов. Говоря с ними, он видел перед собой утонченные, изящные черты лица и большие темные глаза Мерседес Алколар.

Тогда Джейк решил, что ничего не будет делать, но и не вернется в главный танцевальный зал, где она все еще стоит с подругой. Он был уверен, что убедил себя, и вдруг, к его же великому изумлению, обнаружил, что находится в центре наполненной людьми комнаты, отыскивая среди гостей то единственное лицо…

— Смотрите на нашу экзотическую испаночку? заметил его собеседник, чьего имени Джейк даже не помнил.

Только самая красивая женщина с самыми совершенными чертами лица могла настолько просто укладывать волосы — собрать их назад в классический пучок и заколоть шпильками. С такой прической Мерседес Алколар выглядела сногсшибательно. Но как хотелось распустить ее волосы, чтобы они упали на ее плечи, почувствовать, как они касаются его лица…

— Правда, красотка?

Кажется, он ответил утвердительно, а может быть, только издал нечленораздельный звук, который мужчина воспринял как согласие. Но теперь Джейку уже было все равно, потому что он вдруг пошел ей навстречу, инстинктивно пробираясь сквозь людей, смотря только на ее лицо.

Она наблюдала, как он приближается к ней, не отрывая от него взгляда своих больших темных глаз. В горле у него пересохло от опасения, что выражение ее лица снова станет застывшим и она вновь посмотрит на него свысока…

Однако этого не произошло — она глядела немного настороженно, слегка опустив ресницы, но взгляд ее не прогонял его прочь.

— Тония…

Джейк услышал чей-то голос и понял, что он принадлежит Мерседес. С ее губ слетело единственное слово. Не сводя с него глаз, она прикоснулась к руке подруги, будто прося защиты.

Ее голос был тихим, слегка хриплым, с едва уловимым иностранным акцентом, и знакомое ему имя на это раз прозвучало как-то иначе.

— Вы — Мерседес Алколар? — произнес он громко и решительно, потому что больше всего на свете желал познакомиться с ней.

— Да, — ответила она по-испански.

Мерседес вздрогнула, услышав свой дрожащий, тихий голос — слабый и беззащитный, каким служанка отвечает хозяину.

Наблюдая за тем, как он подходит, она решила взять себя в руки и поклялась, что в этот раз не совершит ошибки — не отвергнет его, не позволит отвернуться и уйти, игнорируя ее.

Она заставила себя посмотреть ему в лицо, даже попыталась улыбнуться, что было излишне. У нее пересохло в горле, сердце учащенно забилось, потому попытка шепотом позвать Антонию не удалась, получилось намного громче, чем она ожидала.

— Вы — Мерседес Алколар? — сказал он.

Низкий, звучный голос мог принадлежать только ему, подумала Мерседес, с трудом подавляя дрожь, бегущую по ее обнаженной спине. Ее никогда особенно не привлекал английский язык, она считала его слишком грубым и суровым. Но голос этого мужчины натолкнул на мысль о густом, теплом меде, и у нее почему-то возникло необычное чувство, что она ждала всю жизнь, когда он произнесет ее имя.

Ее имя прозвучало из уст англичанина с безупречным испанским произношением, так, будто по ее коже пробежал легкий, ласкающий ветерок.

Она сразу же невольно улыбнулась и заметила ответный огонек в его глазах.

— Да. Меня зовут Мерседес Алколар.

Она увидела, как он слегка наклонил голову, услышав подтверждение, и его ясные голубые глаза, разглядывающие ее лицо, будто в знак признательности стали еще ярче.

— А я Джейк Тавернер, — сказал он. — Вы имеете отношение к Хуану Алколару… из корпорации «Алколар»?

— Он мой отец.

Джейк чуть откинул темноволосую голову и улыбнулся так, что ее беспокойство тут же рассеялось.

— Не хотите выпить, Мерседес Алколар? Или потанцевать?

— Я не думаю, что вы этого хотите.

Слова непроизвольно сорвались с губ, выдавая ее внутренний страх и вынуждая его угрожающе нахмуриться.

— Не хочу чего?

— Приглашать танцевать, — пояснила Мерседес, с отчаянием наблюдая, как Антония удивленно вытаращила глаза.

— Почему бы мне не хотеть?

— Мне показалось…

Как объяснить? Он ждал ответа молча и терпеливо, с едва заметной, непонятной улыбкой, и она поняла, что глупо бояться.

— Я думала, что… раньше… — она умолкла и увидела, как выражение его лица снова изменилось, голубые глаза приобрели тот же оттенок, как и в ту минуту, когда они впервые увиделись.

— Раньше я вел себя как дурак, — сказал он. — У меня было просто плохое настроение.

— А теперь оно изменилось?

Лицо Джейка Тавернера осветила широкая, великолепная улыбка. От потрясения она моргнула, чуть отступила назад, неловко переступая с ноги на ногу, чтобы удержать равновесие.

Он тут же протянул руку и крепко взял ее за локоть. Прикосновение его решительной теплой ладони к ее мягкой чувствительной коже обнаженной руки заставило ее затрепетать от чувственности.

— Только один час в году я могу вести себя как дурак. К сожалению, вы были этому свидетелем.

Больше такого не произойдет.

— А в следующем году?

— Нет… Так что у вас в распоряжении триста шестьдесят четыре дня, когда я полностью благоразумен. Так вы потанцуете со мной?

Мерседес заметила, как у него за спиной Антония неистово жестикулирует, энергично кивая ей, призывая принять приглашение. Но образ подруги, да и всех людей вокруг, померк, перед ее взором было только потрясающее мужское лицо, наполненное сдержанностью, и эти действующие на нее гипнотически горящие голубые глаза.

— Хорошо, — проговорила она медленно и более уверенно. — Я потанцую с вами.

Мерседес запомнила первый танец, а потом возникло так много чувственных переживаний, что она наконец сбилась со счета.

Ощущая себя в его руках другим человеком, она переживала обновление, новое рождение и все же чувствовала себя прежней. Она трепетала от его прикосновений. Кровь прилила к лицу, биение сердца участилось при звуках быстрого ритма музыки. В конце вечеринки, когда заиграла медленная мелодия и он прижал ее к себе в танце, она опустила голову ему на плечо, вдыхая теплый запах его кожи, еле уловимый аромат цитрусового лосьона после бритья, и чувствовала, что парит в воздухе, не касаясь ногами земли.

Только один его поцелуй, и вечер был бы совершенным, сказала она себе. Мерседес не просила о большем, не надеялась даже на повторение подобного вечера — поцелуй, и больше ничего.

Джейк проводил ее и Антонию до такси, которое та заказала. Сухо и чинно попрощавшись, он помог ей усесться в автомобиль, проявляя любезность, но нисколько — сожаления. Но перед тем как закрыть дверцу автомобиля, он нежно прикоснулся пальцем к щеке Мерседес.

— Мы встретимся снова, — сказал он.

Не «Мы увидимся?» или «Когда мы встретимся?», а «Мы встретимся». Потом он отвернулся, а Мерседес смотрела на него, пытаясь перевести дыхание, не в состоянии напомнить ему, что он не знает номера ее телефона!

К тому времени, когда она уже готова была произнести это, такси отъехало, поэтому Мерседес только повернулась на сиденье и оглянулась, пристально смотря на то место, где он только что стоял, тщетно пытаясь снова увидеть его.

Джейк заставил себя проявить сдержанность и ушел не оглянувшись, смотря прямо перед собой.

Если он оглянется, то пропадет. Он должен проявить самообладание.

Он знал, что попал в беду, с того момента, когда подошел к ней, в то время как интуиция предупреждала идти в противоположном направлении.

Семьи Алколар и Тавернер должны держаться друг от друга на расстоянии, как и раньше.

Он не должен был прикасаться к ней, потому что ему тут же захотелось большего. Теплая, атласная, нежная кожа ее руки, которую почувствовала его ладонь, была слишком мучительным искушением. Объятие в танце, ощущение прижатого к нему тела девушки взволновали его настолько, что он растерялся.

Когда танец закончился, он буквально дрожал от желания, потрясенный и возбужденный, как подросток, впервые прикоснувшийся к женщине.

Он был настолько сильно потрясен, что обрадовался, когда музыка стихла и они смогли отойти друг от друга, но когда это произошло, ему стало еще хуже.

Джейк был не в силах смотреть, как она уезжает. Он даже был не в состоянии поцеловать ее на прощание, потому что, сделав это, уже не остановился бы. Его тело, переполняемое желанием, требовало большего — здесь и немедленно…

— Проклятье!

Джейк опустил руку в карман и вынул телефон.

— Джесси, извини за звонок в такое время, но мне необходима твоя помощь. У тебя есть адрес Антонии Сандерс, которая работает на радио «Якорь»?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— У тебя ровно пятнадцать минут, чтобы принять решение.

Мерседес обнаружила, что узнать номер ее телефона для Джейка Тавернера не составило никакого труда. Впрочем, звонками он ее не беспокоил, просто следующим вечером появился на пороге дома Антонии с приглашением на обед.

Это нельзя было назвать собственно приглашением, скорее ультимативным заявлением — обед или ничего. Во всяком случае, Мерседес поняла так: если она откажется пообедать с ним, останется ни с чем.

Следующие пятнадцать минут были наполнены для нее чрезвычайным волнением. Она быстро стянула с себя джинсы и футболку и надела открытое платье без рукавов бледно-розового цвета в белую крапинку. Тени для век, один слой туши на ресницы, блеск для губ — и она готова.

— Куда мы едем? — спросила Мерседес чуть-с придыханием, когда устроилась в машине и они отъехали от дома, где находилась квартира Антонии. — В какой ресторан?

— Мы не поедем в ресторан. Я заказал обед на дом.

Ее красноречивое молчание явно не понравилось Джейку, поэтому он резко повернулся к ней и слегка нахмурился.

— Что не так?

— Н-ничего.

Мерседес пыталась казаться уверенной. Она в Англии, а не в Испании, сказала она себе. Антония уже дала ей понять, что считает привычный для Мерседес образ жизни, подразумевающий осмотрительность и ограничения, старомодным.

— Ты даже ни разу не была с мужчиной! — воскликнула она, когда поздно вечером после бокальчика вина Мерседес призналась, что не имеет опыта в подобных делах. — Но я думала, что ты в самом деле помолвлена!

— Наши с Мигелем семьи договорились, — объяснила Мерседес. — Они хотят нас поженить… но Мигель еще не сделал предложения, и я ничего не обещала ему.

— И между вами… — Антония многозначительно подняла брови, не договорив.

— И между нами ничего не было! В моей стране более жесткие правила. Мы целовались, конечно… и обнимались…

— Ну, — лукаво ответила подруга, — тогда лучше перестань мечтать о Джейке Тавернере, дорогуша. Поверь мне, он не из тех парней, кто ограничивается поцелуями и объятиями.

Мерседес улыбнулась. Антония и подумать не может, что как раз с Джейком Тавернером ей самой хочется большего…

В его объятиях в танце она почувствовала, как где-то глубоко в душе рождается что-то новое, не испытанное прежде. Впервые в жизни Мерседес ощутила себя женщиной — ни один из неловких поцелуев и неуклюжих ухаживаний Мигеля не пробуждал в ней этого. Она почувствовала сексуальное желание, внезапный трепет и теперь знала, что имеют в виду люди, говоря о вожделении, страсти или любовной жажде. Все это она испытала в объятиях Джейка.

— Чему ты улыбаешься? — Джейк вывел ее из состояния задумчивости. А она-то была уверена, что все его внимание сосредоточено на вождении по переполненным улицам Лондона.

— Попробуй угадать!

Мерседес с удивлением обнаружила в себе способности флиртовать и с озорством, искоса взглянула на его лицо, в душе восхищаясь строгим, словно выточенным профилем. Ее голова казалась одурманенной, будто после шампанского, и она знала, что это опьянение свободой.

Она в Лондоне, одна, свободная, независимая, как и Антония. Она — вдали от Испании, где отец навязывает ей образ жизни и свои правила. Мерседес даже не догадывалась ранее, насколько суровы и скучны эти правила, в каких узких рамках приличия ее держали, какой затворницей она была.

В Испании она никогда не пошла бы на вечеринку, подобную той, которую посетила вчера с Антонией, и никогда не встретилась бы с кем-то вроде Джейка Тавернера.

— Я думаю о других способах убедить тебя рассказать мне обо всем.

От его смеха у нее по спине побежали мурашки, она затрепетала от мысли, что он имеет в виду? Каких способах?

Автомобиль остановился на красном сигнале светофора, и Джейк повернулся, чтобы с насмешкой взглянуть в ее сторону.

— Я что-нибудь придумаю… В его голосе звучали обещание и угроза.

— Я уверена, у тебя получится.

Зажегся зеленый сигнал светофора, и они поехали. Радостное ощущение свободы манило, опьяняло, и Мерседес не могла противостоять ему.

Она легко коснулась ладонью его сильной ноги, намереваясь сразу убрать руку. Но ощущение шероховатого хлопчатобумажного материала, напряженности его мускулов заставили ее забыть о здравом смысле и осторожности.

Она прижала ладонь сильнее, медленно гладя выпуклый рельеф его джинсов, почувствовала, как его нога судорожно напряглась, и услышала сдержанный вздох в ответ.

— Женщина, ты понимаешь, что творишь?

— Думаю, да.

Она вела себя более дерзко, чем хотела, и не понимала до конца, что делает. Осознание того, что она вызывает подобные чувства в таком мужчине, как Джейк Тавернер, рядом с которым Мигель казался просто мальчиком, ударило ей в голову, как крепкое вино.

— Тебе не нравится?

В ответ он снова тихо засмеялся, а она затрепетала.

— Мне нравится. Даже слишком для того, что я задумал сегодня вечером.

— А что ты задумал?

Джейк повторил ее вопрос, передразнивая, с испанским акцентом, и сам же на него ответил:

— Как что? Обед, конечно, что еще?

Она впрямь так невинна, как кажется? — задался Джейк вопросом, видя, как она краснеет. Какая ты в самом деле. Мерседес? Гордая, надменная красотка, холодно взглянувшая на него при первой встрече? Виртуозная кокетка, лишившая его самообладания одним прикосновением? Или взволнованная девчонка, стыдящаяся его дерзостей?

Все это он с удовольствием узнает. Чуть позже.

Самое главное — держать себя в руках до поры до времени.

От ее ласк его бросило в жар, а возникшее сильное желание грозило привести к потере контроля над управлением автомобиля. Он мог думать только о тонком розовом платье, открывшем ее длинные стройные ноги, одетые в тончайший шелк, когда она присела на сиденье автомобиля.

Колготки или чулки? Он готов поспорить, что на ней надеты чулки — скользящие, с кружевом на резинке, которое…

О дьявол, нет! Горячие эротические образы отвлекли его от дороги, а ладони на миг соскользнули с руля. Он должен взять себя в руки, обуздать чувства, в противном случае они оба окажутся в кювете, а не на широкой кровати, где он представляет их в своих сексуальных фантазиях.

Он должен сосредоточиться на других вещах, или вечер закончится, не начавшись.

Джейк не прикасался к Мерседес на протяжении почти всего обеда, что было нелегко. Ее улыбки, смех, чувственные движения тела, аромат духов, манера есть, наслаждаться едой — все разжигало его желание. Он все ближе наклонялся к ней, всякий раз пользуясь возможностью наполнить ее бокал, предлагая блюда, один раз даже вытер пятнышко соуса с ее мягких соблазнительных губ.

И Мерседес придвигалась к нему под каким-нибудь предлогом — поднести ближе бокал, чтобы он его наполнил, отодвинуться от пролитой на скатерть воды… Наконец, она уселась совсем рядом, а не напротив него.

И Джейк не выдержал. Поддаваясь инстинкту, разжигающему его кровь с того момента, как она предстала перед ним утром, он наклонился вперед и припал к ее алым, искушающим губам, на которых блестели остатки соуса, долгим поцелуем.

Мерседес на краткий миг закрыла глаза, потом взглянула на него в упор.

— Ради чего ты это сделал? — спросила она, ее низкий мелодичный голос вдруг стал хриплым и дрожащим.

— Это необходимо делать ради чего-то? — усмехнулся Джейк. — Мне просто захотелось. А что?

Тебе не понравилось?

Она притворилась на миг, что раздумывает, при этом не отводила от него взгляда и знала, что он заметил провоцирующий дразнящий огонек в ее темных глазах.

Медленно, чувственно она облизнула влажные губы, желая почувствовать на вкус его поцелуй и наслаждаясь им снова.

— О, да, мне понравилось, — пробормотала она. Это было… приятно. Но я думала, что будет не только приятно.

— Да? А чего еще ты ожидала? Может, этого?

Он снова припал к ее губам, намного решительнее в этот раз, отчего ее губы разомкнулись, а он принялся, лаская и дразня, исследовать ее рот кончиком языка.

Мерседес шумно вздохнула, когда он медленно отодвинулся от нее, и прикоснулась пальцами к губам, будто желая удержать воспоминание о поцелуе. Да, именно этого она хотела и теперь понимала, что желает большего.

На миг Джейк забеспокоился, уж не слишком ли поторопился, увидев, как она прижала пальцы к своим мягким, податливым губам с испуганным и растерянным видом. Ее широко раскрытые черные как смоль глаза казались громадными, печальными над прячущей губы рукой, и он не мог растолковать обращенный к нему взгляд — она шокирована или испытывает восторг?

Потом она медленно опустила руку, и он с облегчением заметил, как ее мягкие алеющие губы изогнулись в широкой довольной улыбке.

— Приятно, — почти промурлыкала Мерседес, напоминая ему черного котенка, который в первый раз попробовал сливки. — Но то, что я имела в виду, было больше…

Обхватив ладонями его лицо, лаская теплыми пальцами его подбородок и волосы на висках, она притянула Джейка к себе и поцеловала самым чувственным, долгим поцелуем, какой он знал.

Этот поцелуй свел его с ума.

Он почувствовал, будто очертания комнаты расплылись, свет померк и звуки, доносящиеся с улицы, утонули в глухом стуке пульсирующей у него в ушах крови. Он утопал в одурманивающем аромате ее духов и сексуальном запахе ее кожи.

Вкус ее губ опьянял сильнее лучшего шампанского, и он в тот же миг почувствовал огонь возбуждения.

Джейк испытал чувство мучительной утраты, когда она остановилась и отстранилась от него, смотря прямо ему в глаза.

— Хорошо? — спросила она низким голосом.

Да, подумал он про себя, дьявольски хорошо.

Но внешне ему удалось сдержаться и улыбнуться ей.

— Приятно, — сказал он осторожно, нарочно повторяя ее предыдущий ответ. — Но я имел в виду гораздо большее…

Наклонившись к ней, он сжал ладонями ее обнаженные предплечья, на которых держались тонкие бретельки платья. Приподняв Мерседес со стула и притянув к себе, он настолько страстно и неистово поцеловал ее, что она в ответ изумленно вздохнула. Но миг спустя она уже целовала его в ответ — восторженно, с удовольствием, откровенно, жадно, страстно.

Он будто зажег сухой хворост и теперь мог только смотреть, как жадно разгорается пламя, которое невозможно остановить, — неистовый пожар, готовый поглотить обоих в течение нескольких секунд.

Джейк никогда не чувствовал подобного и не знал таких отзывчивых женщин, никогда сам не реагировал так. Он чувствовал, что тонет.

— Мерседес… — выдохнул он, чтобы перевести дыхание. — Леди…

Это было все, что ему удалось сказать. Мерседес не ответила, но сила ее поцелуя, жадность, с которой она припала к его губам снова, не дали ему возможности сосредоточиться. Он крепче обнял ее за плечи, приподнимая со стула, пытаясь обнять, но между ними находился проклятый стол, своеобразный барьер между ними — из дерева, скатерти, бокалов и фарфора.

Мерседес взяла инициативу на себя. Легкий поворот плеч, движение вверх, пара шагов… и внезапно она оказалась рядом с ним, сидящим за столом, потянулась к нему губами со слепой жадностью.

— Джейк… — пробормотала она у его губ. — О, Джейк… это больше, чем приятно.

Следуя только голосу чувств, он притянул ее, и она оказалась стоящей между его ног. Склоняясь вперед, целуя Джейка, она прижалась к нему грудью. Очертания ее бедер, талии — все было чувственным искушением и будто умоляло о прикосновении. Не в силах выносить это больше, Джейк поднялся на ноги, и они оказались лицом к лицу, но стало еще хуже.

Нижняя часть ее тела оказалась в этот раз настолько близко к его напряженной плоти, что малейшее движение приводило к настоящей чувственной пытке. Легкий, ласкающий поворот ее тела вынудил его испытать мучительное желание.

Она наклонилась вперед, и от этого сладкого, провоцирующего давления Джейк только простонал в ответ. Он думал, что взорвется, потеряет сознание от неистового наслаждения.

Теперь ему было все равно, кто она, кто ее отец, какие осложнения могут создать их отношения. Ради обладания этой женщиной он заплатит любую цену, пойдет на любой риск…

— Пошли наверх, — грубо пробормотал он у ее истомившихся губ.

— Ммм… да…

Это было все, что удалось произнести Мерседес, — она не могла больше думать ни о чем.

Ее тело пылало, мысли таяли от волнения.

Джейк прикоснулся руками к ее груди, большими пальцами поглаживая уже напрягшиеся под тонким материалом соски, вынуждая ее непроизвольно вздрогнуть.

— Да… — пробормотала она снова, не желая отрываться от его губ даже на несколько секунд.

Она понимала, что не сможет идти, ее ноги стали ватными. Но Джейк, почувствовав ее внезапную слабость, поднял девушку на руки, отталкивая стул с дороги, и начал подниматься по лестнице.

— Леди, вы изумительны… — пробормотал он, когда они оба упали на широкую кровать. Он рванул полу своей рубашки, не обращая внимания на оторванные пуговицы, и отбросил ее в сторону. Ты понимаешь, что делаешь со мной?

Мерседес лишь рассмеялась и прерывисто вздохнула, когда он передвинулся, устраиваясь у нее между ног. Она знала, какой эффект производит на него, чувствуя жар, твердость и возбуждение его тела у своих бедер.

Его руки потянули вверх ее платье, открывая ноги, одетые в чулки с кружевным верхом. Вдруг он остановился, прикоснувшись к ее обнаженным ногам.

— Я готов был поспорить, — пробормотал Джейк дрожащим голосом, неожиданно рассмеявшись, потом повернул голову и неистово и страстно поцеловал ее.

Его требовательные губы спустились ниже, и она почувствовала, как он зубами рванул завязку на розовой бретели ее платья. Свободный лиф платья соскользнул вниз, и он продолжал целовать, касаться языком и слегка покусывать ее мягкую кожу.

Опытные руки скользнули под эластичные трусики, отчего она выгнулась в неуправляемом отклике. Она пропустила момент, когда он снял их, потому что тут же его горячие требовательные губы с силой припали к напряженному соску ее обнаженной груди, даря острое ощущение наслаждения.

— О бог мой! — воскликнула она по-испански, разрывая криком тишину темной комнаты, уже не контролируя себя. — Джейк, любимый, Джейк… я хочу тебя сейчас!

Бессвязная речь на испанском языке не нуждалась в переводе, Джейк понял ее слова достаточно легко, поднял голову и пристально всмотрелся в ее наполненное страстью лицо.

— И я хочу тебя, моя чаровница… но давай не будем глупить. Необходимо быть осторожными.

Осторожными?

Сначала она не поняла, но потом резко кивнула головой, все ее тело трепетало.

— Да… да… у тебя?..

— Сейчас.

Джейк посмотрел в сторону, потом остановился, тихо выругался. Его тело напряглось, широкие скулы покраснели, он сжал губы от разочарования, которое передалось Мерседес.

— Джейк? — ее голос был слабым. — Не говори… пожалуйста…

— Нет. — Он исступленно покачал темноволосой головой и резко сказал:

— Нет, я не говорю, что у меня нет. Они не здесь…

Он умолк, спрыгнул с кровати, быстро поцеловал ее в горячий лоб и обнаженную грудь.

— Джейк… — слабо запротестовала она. Дурманящее волнение быстро ушло, ее чувства остывали, уверенность уходила.

— Я вернусь через миг, дорогая.

Он снова припал губами к ее груди, и в этот раз она почувствовала, как холодно и одиноко без его поцелуев.

— Запомни этот поцелуй, дорогая. Я… вернусь.

Не колеблясь, не оглянувшись, он вышел из комнаты, и Мерседес молча смотрела ему вслед.

Она не хотела, чтобы он уходил, потому что без него в комнату словно проник холодный ветер, остужая разгоряченное тело и лишая ее решительности.

Что она делает? Она сошла с ума? Как она оказалась здесь с мужчиной, которого едва знает?

Рассудок, оставивший ее в тот момент, когда Джейк поцеловал ее, вернулся, и она вдруг вспомнила то, что повергло ее в шок.

«Пообещай мне кое-что…»

Любимый голос звучал в ее мозгу — она не слышала его многие годы в реальности, но он жил в ее памяти — голос матери.

«Пообещай мне, дорогая, что ты впервые отдашься лишь достойному мужчине и только по любви».

Что она делает? Почему она лежит здесь… ожидая возвращения мужчины, который не любит ее, даже не знает ее?.. Волна паники приподняла ее, она поспешно спрыгнула с кровати, стремительно рванула к двери.

Джейк находился внизу, в коридоре, она слышала, как он открывает буфет. Не раздумывая, не переводя дыхание, босая, она натянула на плечи платье, прокралась вниз.

Ее туфли остались в коридоре. В мгновение она надела их, стремительно ворвалась в гостиную и схватила свою сумку. Только тогда она поняла, что под платьем у нее ничего нет. Трусики остались на полу спальни. Она не вернется за ними. Мерседес слышала, как Джейк уже поднимается по лестнице в спальню.

У нее еще есть время. Дернув парадную дверь, она услышала громкие восклицания наверху:

— Что?.. Мерседес? Мерседес, где ты?

Она с шумом захлопнула за собой дверь.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джейк приехал домой после долгого, выведшего его из равновесия дня. На коврике у двери лежало письмо.

Он настолько устал, что наступил прямо на конверт кремового цвета, смял его и только потом, услышав шуршание бумаги, посмотрел вниз и понял, что сделал.

— О, проклятье!

Только этого не хватало. У него и так ужасное настроение. Единственное его желание — большая порция спиртного и горячий душ, и неважно, в какой последовательности. Подняв конверт, он внимательно рассмотрел его, перевернул и увидел адрес, незнакомое почтовое клеймо и выругался снова, на этот раз громче.

Это было письмо из Испании, и он жаждал получить его сейчас меньше всего. Письмо вынудило его вспомнить о Мерседес — отпрыске проклятой, надменной, манипулирующей людьми семьи Алколар.

Единственным исключением был, бесспорно, Рамон — кузен, который и посылал ему письма. Но сейчас у него нет желания читать письмо даже от кузена. Джейка ждал горячий душ, он хотел смыть воспоминания о прошлом дне.

— Извини, приятель… может быть, позже.

Бросив конверт на стол в коридоре, он устремился в ванную комнату, рывком ослабив узел галстука.

Не помогло.

Джейк стоял под очень горячими струями воды, которые барабанили ему по голове и плечам достаточно долго, но раздражение и оскорбление, которое вынудили его вернуться домой в такой ярости, не прошли. В любом случае, у него было время подумать.

Это началось не сегодня, а в тот момент, когда он, как идиот, позволил Мерседес Алколар вскружить ему голову.

Резко выключив душ, он вышел из ванной в спальню, и тут же воспоминания поглотили его, вынудив заскрежетать зубами.

Он почти видел ее и мог поклясться, что в воздухе витает аромат ее духов. Подушка также хранила ее запах. Со сном можно распрощаться.

— Будь она проклята! Если бы только я мог добраться до нее…

Он подумал, что окончательно сходит с ума, когда вернулся в спальню после поспешного и раздражающе трудного поиска презервативов, которые нигде не мог найти.

Когда он уходил из комнаты, Мерседес лежала на кровати, ее длинные волосы разметались по подушке, стройные руки и ноги лежали на синем пуховом одеяле. Она казалась необузданной растрепанная, со спущенным с плеч платьем, обнажившим ее грудь, высоко поднятой короткой юбкой. Сладкие губы вспухли от его поцелуев, лицо пылало, и глаза… глаза были наполнены страстью.

Он и представить себе не мог, что она не дождется его. Он думал, что она так же жаждет его, как он ее, и ее тоже переполняет желание.

Не в силах найти то, за чем спустился вниз, он еще больше расстроился. Рывком открывал ящики, быстро обшаривая их, оставляя вещи в беспорядке. Наконец, заметив маленький пакетик, схватил его с облегчением.

Он не думал, что отсутствовал долго. За несколько секунд поднявшись по лестнице, открыл дверь и сразу понял — что-то произошло.

В комнате было тихо, спокойно и… пусто.

Джейк застыл на пороге, как вкопанный, уставившись на пустую кровать, не веря своим глазам.

— Что?..

Слова потрясения и неверия срывались с его губ.

— Мерседес? Мерседес, где ты?

Звук закрываемой двери внизу заставил его вздрогнуть. Но даже тогда он не связал это с ее исчезновением. Как законченный дурак, слепой идиот, он думал, что она все еще здесь. Он даже проверил ванную комнату, ожидая найти ее там.

— Мерседес, какого дьявола?..

Но ванная комната оказалась пустой, и только тогда он вспомнил звук закрывающейся двери внизу и связал это с внезапно наступившей тишиной.

Он подумал, что ее легко догнать, поймать, потребовать объяснения, но, бросившись вслед, так и не смог ее найти. Она исчезла в ночи, как современная Золушка, даже не оставив туфельки.

Но она забыла нечто более интимное, вспомнил Джейк, застегивая молнию на старых джинсах. Он взглянул на кусочек бледно-голубого шелка, все еще лежащего на комоде из ореха.

Трусики, которые были на Мерседес вчера вечером, забытые ею в спешке. Он безжалостно улыбнулся, надевая черную футболку и заправляя ее в джинсы. Однажды он снова встретится с Мерседес Алколар, и тогда эта женская вещичка будет его главным оружием мести, которую он придумал для нее.

Месть.

Это слово отпечаталось в его мозгу, когда Джейк спустился вниз, страстно желая выпить. Вообще-то он никогда не считал себя мстительным и вчера, найдя кусок шелка на ворсистом темно-синем ковре, не думал об отмщении.

— Ты еще больший дурак, — пробормотал он, наливая изрядную порцию виски себе в стакан, если думал, что она расстроилась! Ха!

Тогда он уже собирался звонить Антонии, но звонок так и не состоялся из-за нежелательного визита.

Вначале, когда Джейк услышал, как в дверном замке поворачивается ключ, он подумал, что вернулась Мерседес, и только через секунду сообразил, что у нее нет ключа. Тем не менее ключ был у Карен Мейтленд — бывшей подружки, с которой он расстался неделю назад.

Карен, несмотря на его заявление о разрыве, все еще не сдавалась. Он забрал у нее ключ, но она, должно быть, успела сделать дубликат. И вот она входит в его дом, будто между ними все как и раньше.

— Джейк! — провозгласила она, как только открыла дверь. — Дорогой… я вернулась. Мне так необходима твоя любовь. Ты скучал по мне, дружок?

Джейк скривился, сделав большой глоток спиртного, и, откинувшись в кресле, задумчиво уставился на незажженный камин. Карен всегда была назойлива, и когда он решил положить конец их отношениям, у которых не было будущего, то приготовился к сценам со слезами, всхлипываниями, протестами и, если честно, удивился, когда этого не произошло. Прошлой ночью он был вынужден признать, что ошибался, и терпеливо сносил шторм, который ожидал ранее. Джейк уже не хотел выглядеть хорошим парнем и даже не пытался успокоить Карен.

Мысли и чувства его были заняты одной женщиной, и было нелегко сносить наглые требования и истерику другой.

Он расправился с ней быстро, коротко сказав, что между ними все закончилось, и потребовал вернуть ключ, что привело к новому потоку слез.

К тому времени, когда он выставил Карен за дверь, он мог думать только о телефонном звонке Антонии.

— Мерседес дома? — спросил он, не дожидаясь ответа, как только на другом конце подняли трубку.

— Она… кто говорит? — В голосе звучало подозрение.

— Джейк Тавернер.

Он мог слышать, как на другом конце линии переговариваются шепотом — трубку прикрыли рукой.

— Скажите Мерседес, что я хочу поговорить с ней! — рявкнул он, теряя здравый смысл при одной мысли, что она может находиться там, а не рядом.

— Она не желает говорить с вами!

— Антония, или как там вас… — сквозь зубы прошипел Джейк, теряя терпение, — скажите ей, пусть подойдет к этому проклятому телефону!

— Она не желает с вами говорить!

Мерседес не могла придумать другую отговорку?

— Скажите ей…

Но ему не удалось закончить, потому что на другом конце провода повесили трубку. Он набрал номер снова, но услышал только короткие гудки — трубку не вернули на рычаг.

Он законченный дурак!

Джейк сжал кулак с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и опустил его на подлокотник кресла с глухим стуком.

И даже тогда он до конца не понял, как ловко его провели. Только сегодня вечером, придя домой после неудачной попытки поговорить с Мерседес в квартире Антонии, до Джейка наконец дошло.

Она, конечно, была там. Он не видел ее, но подруга даже не пыталась скрыть тот факт, что Мерседес где-то рядом, прячется за приоткрытой дверью. Джейк мог только представить, как она слушает разговор, ехидно улыбаясь, когда Антония устроила ему самый настоящий разнос.

— Мерседес хотела, чтобы я кое-что передала вам. Зная о вашей репутации бабника, она надеялась на нечто лучшее. Если честно, вы не соответствуете ее идеалам, так что она более не желает тратить на вас время.

«Она более не желает тратить на вас время».

Джейк с трудом допил виски, закрыв глаза, чтобы успокоиться.

Он — законченный кретин!

За все это время ему так и не пришло в голову, что Мерседес использовала его. Он настолько лишился рассудка, физическая страсть так переполнила его, что ему показалось — она тоже хочет его.

Теперь он смотрел на все произошедшее совсем другими глазами — спокойно и аналитически.

Если учесть, как надменно она посмотрела на него при первой встрече, объяснение событий стало совсем другим.

Мерседес Алколар лишь дразнила его. Дьявольски эгоистичная, провоцирующая, бесстыжая, распутная мучительница. Она знала, что ей ничего не стоит соблазнить мужчину, и когда это удалось — даже сейчас он сгорает от желания и горечи разочарования, — она выставила его полным дураком.

Жалким, безумным дураком!

Проблема в том, что в этом обманутом, использованном и будто сброшенном с громадной высоты дураке до сих пор горел зажженный ею огонь.

Джейк ненавидел Мерседес и хотел видеть снова.

Ему были противны ее игры, но он хотел, чтобы она была здесь и принадлежала ему.

Да, у нее подлая натура, скрытая красотой этих высоких скул, гладкой кожей оливкового цвета, роскошными волосами и черными блестящими глазами. Но Джейк знал, что, появись она здесь прямо сейчас, он попадет под ее чары снова и даже не попытается побороть свои чувства.

Дьявол!

Ему необходимо выпить.

Он хочет напиться, чтобы забыть собственное имя, не говоря уже о Мерседес Алколар. И может быть, очередная порция спиртного освежит его мысли, размоет ее ненавистный эротический образ — лежащей на кровати, наполовину обнаженной, покинутой, разгоряченной и явно желающей его женщины.

Образ, который, на самом деле, оказался лживым.

Виски закончился, и он отправился за другой бутылкой на кухню. Проходя через коридор, он снова обратил внимание на конверт кремового цвета, который бросил на стол.

Что пишет Рамон? Но вместо письма в конверте оказалась красивая открытка от неизвестного ему человека.

— Кто, дьявол побери, этот Альфредо Медрано?

Джейк быстро пробежал глазами изящный почерк, замер на месте от удивления и потом начал читать медленнее снова.

— Дочь Эстрелла… выходит замуж за Рамона Дарио…

Рамон женится! Он не говорил об этом при последней встрече, но необходимо признать, что эта встреча состоялась несколько месяцев назад… И теперь Рамон внезапно женится на Эстрелле Медрано, о которой даже не упомянул несколько месяцев назад. Рамон сказал бы ему…

Джейк собирался бросить приглашение на стол, когда ему в голову пришла одна мысль, и он замер, стуча конвертом по тыльной стороне ладони.

Рамон женится. На свадьбе будет семья Алколар. Невзирая на явные недобрые отношения между семьями тети и настоящего отца Рамона Хуана Алколара, почему бы на свадьбе не появиться неизвестному кузену Рамона? Как, впрочем, и единственной дочери Хуана Алколара?

Жестокая и злобная улыбка удовлетворения заиграла на его губах.

Казалось, они с Мерседес обречены на встречу раньше, чем он ожидал, и теперь преимущество на его стороне.

ГЛАВА ПЯТАЯ

День, который начался настолько хорошо и счастливо — со свадьбы ее брата, — превратился в кошмар. Мерседес пыталась пробраться через громадный, со вкусом оформленный танцевальный зал, где проходил прием, незамеченной одним человеком, которого меньше всего ожидала увидеть здесь. К этому моменту она уже начала забывать о событиях в Лондоне.

Ей было так весело! Она помогала новоиспеченной невестке приготовиться к свадьбе и оставила ее только в самую последнюю минуту — Эстрелла настояла на том, чтобы никто не видел ее платья, пока она не приедет в церковь.

Платье произвело сенсацию — все только и говорили о нем. Но к тому времени Мерседес это уже не интересовало — она была сильно напугана и изумлена, увидев среди собравшихся гостей Джейка Тавернера. Ее чувствительное и не готовое к такому повороту событий сердце пронзила стрела боли, а оскорбительные воспоминания, которые она не хотела воскрешать, снова возникли в памяти.

— Что это тебя так заинтересовал англичанин, сестренка? — спросил ее загорелый брат Алекс, широко улыбаясь и обнажая белые зубы. — Не говори мне…

— Нет! — выпалила Мерседес до того, как Алекс произнес неизбежный вопрос, не увлеклась ли она англичанином.

Она смотрела на него из-за широкой колонны.

Джейк стоял во дворе церкви, разговаривая с Рамоном, и откровенно смеялся над тем, что говорил его двоюродный брат. Голова отклонена назад, глаза чуть прикрыты, темно-каштановые волосы блестят в теплых лучах полуденного солнца.

— Нет, конечно, нет, — добавила она тише.

Она не хотела, чтобы кто-то знал о ее чувствах, даже обожаемый старший брат.

— Мне… мне просто интересно, кто он такой.

Англичанин — и на испанской свадьбе. Я… не ожидала.

Она пыталась забыть ту их встречу, но безуспешно. Воспоминание о ней следовало за Мерседес тенью каждый день, приходило по ночам, и как бы ни пыталась, она не могла перестать думать о нем.

— Он друг Рамона, — продолжал Алекс, а Мерседес молилась, чтобы не пропустить ничего важного, когда память и нежеланное воспоминание овладевали ее мыслями, возвращая в Англию. Некий медиамагнат. Ты хотела с ним познакомиться?

— Нет, спасибо.

Она не смогла скрыть свои истинные эмоции в голосе. Только вообразите — Алекс говорит Джейку, что хотел бы представить ему свою сестру. О выражении лица Джейка в этот момент не приходится гадать.

Не в первый раз Мерседес поблагодарила запутанную историю своей семьи — только она и ее старший брат Хоакин носили имя отца. В Лондоне Джейк Тавернер явно не связал Мерседес Алколар с Рамоном Дарио — человеком, который, как выяснилось, был его другом. И конечно, она не подозревала, что ее средний брат все знал о нем — человеке, которого она втайне называла дьяволом.

Он, как дьявол в саду Эдема, вошел в ее жизнь, забрал ее целомудрие, будто занимался с ней любовью той ночью. По телу Мерседес побежали мурашки от воспоминания о ее распутном, диком поведении, внезапной жуткой панике и бегстве.

Потому что в ту ночь она оказалась настолько глупа, что вернулась.

Перестав паниковать, она стала мыслить здраво и внезапно почувствовала, что зря убежала настолько стремительно. Не нужно было убегать Джейк не монстр и, конечно, принял бы ее объяснения. Он не принуждал ее, а она должна была, по меньшей мере, дать ему шанс.

Мерседес шла тогда назад по ночным улицам.

Не дойдя ста метров до его дома, она увидела подъезжающее черное такси, которое остановилось у парадной двери. Из него вышла высокая гибкая женщина с белокурыми короткими волосами, держа в руке маленькую сумочку.

Женщина достала ключ из сумки, вставила его в замочную скважину. Дверь открылась, и блондинка произнесла громким голосом, разнесшимся по тихой улице:

— Джейк! Дорогой… я вернулась. Мне так необходима твоя любовь. Ты скучал по мне, дружок?

Тогда Мерседес в самом деле побежала — повернулась и помчалась, будто все дьяволы из преисподней преследовали ее. Ей повезло — удалось быстро поймать такси и без приключений добраться до дома, где она упала без сил, вся в слезах.

Джейк цинично и бесчувственно использовал ее, как развлечение на одну ночь, чтобы избавиться от скуки и разочарования, пока его подруга отсутствовала. И она попалась прямо к нему в руки, как наивная идиотка. Она могла только благодарить Бога, что выбралась оттуда вовремя, вспомнив о матери и ее добром предупреждении.

Оставалось лишь надеяться, что время поможет ей забыть ту ночь. С каждым днем воспоминание будет меркнуть и наконец исчезнет полностью. Все, что она должна делать, — это заниматься делами и не думать.

Заниматься делами по меньшей мере было легко. Приготовления к внезапной свадьбе потребовали бурной деятельности всей семьи. На подготовку уходило столько времени, что некогда было думать о чем-то еще.

И вот сегодня она приехала на свадьбу и, увидев Джейка, почувствовала, как у нее слабеют колени, затуманиваются мысли.

Если бы она могла повернуться и уйти как можно дальше и быстрее! Но как же не присутствовать на свадьбе брата и последующем приеме?

Оставалось только молиться, что Джейк не заметит ее в толпе или уедет раньше и она не встретится с ним лицом к лицу.

Рамон и Эстрелла уезжают — у них начинается медовый месяц, и она должна выйти на улицу, присоединиться к небольшой группе людей, чтобы помахать им на прощание…

Может, Джейк не увидит ее — она затеряется в смеющейся веселой толпе и скроется от пронизывающих, пытливых, ледяных голубых глаз, прикрытых тяжелыми веками.

Сначала казалось, что ей повезло — она не видела Джейка Тавернера, когда спускалась по крутой лестнице особняка Медрано. Его не было, когда сверкающий, черный лимузин подъехал к тяжелым деревянным дверям, шофер выпрыгнул, открывая дверцу автомобиля Рамону и его невесте.

Но здесь удача покинула ее, потому что Эстрелла, которая за последние несколько недель приходила навещать ее как подруга, союзница и почти сестра, остановилась и посмотрела вокруг.

— Мерседес! — крикнула она, подзывая девушку кивком головы, не подозревая, какое сильное смущение ее крик и жест вызвали у Мерседес. Дай я обниму тебя на прощание.

Ответить отказом нельзя и в любом случае уже поздно. Все повернулись в ее сторону. Мерседес знала, что у нее только один выбор — идти вперед и попасть в теплые объятия надушенной Эстреллы. Рамон тоже обнял ее — решительно и нежно.

— До свидания, сестренка. Веди себя хорошо без меня.

Он скользнул в автомобиль рядом с новобрачной, захлопнул дверцу, оставляя Мерседес в одиночестве на широком освещенном солнцем дворе.

И тогда она подняла глаза и снова увидела его стоящим по другую сторону двора. Он прислонился к стене — сильные руки скрещены на груди, как при их первой встрече на вечеринке в Лондоне, — и пристально смотрел ей в лицо ярко-голубыми глазами.

Ее сердце подпрыгнуло, замерло на мгновение, потом начало биться в два раза чаще. Но в этот момент остальные члены ее семьи собрались вокруг. Старший брат Хоакин, обнимающий свою беременную жену, встал между ней и пристальным холодным взглядом Джейка Тавернера.

Алекс, его жена Луиза и их маленькая дочь подошли ближе. Даже ее отец, скупой на эмоции, присоединился к ним помахать отъезжающему автомобилю. Когда она опять оглянулась, Джейк Тавернер ушел.

Мерседес с облегчением повернулась к отцу, положив ладонь на его сильную руку, ища поддержки. Может быть, Джейк не узнал ее? Или узнал, но не захотел подходить? Может быть, едкое высказывание Антонии в ту ночь возымело желаемый эффект и он решил по-хорошему ретироваться?

— Мерседес…

Голос у нее за спиной вынудил ее замереть на мгновение — она резко остановилась. Только один человек так произносил ее имя — на испанском, с едва заметным английским акцентом.

О, нет. Боже, пожалуйста, нет!

Он заметил Мерседес, как только она вошла в церковь.

Да и как ее не заметить? — спросил себя Джейк Тавернер. Мысли об этой женщине не покидали его несколько недель. Но чего он действительно не ожидал, так это своей реакции — его будто вдавило в деревянную скамью в церкви, где он сидел вместе с остальными гостями, ожидая приезда невесты.

Мерседес шла по проходу — стройная, одетая в скромный голубой летний костюм, юбка едва доходит до колен, на ногах — туфли на высоких каблуках. Он мог поклясться, что уловил легкий аромат ее духов, когда она прошла мимо него, не подозревая о его присутствии. Ее блестящие иссиня-черные волосы обрамляли лицо, и, хотя не видел издалека, он знал наверняка, что ее карие, темные, как шоколад, глаза обольстительны.

«Правильно. Меня зовут Мерседес Алколар».

Он помнил ее тихий, соблазнительный голос, испанский акцент — все это мгновенно завладело его чувствами, захватывая в плен.

Джейк мог думать только об обладании этой женщиной. В мечтах он уже срывал с нее одежду, чувствовал мягкую бархатистость ее кожи, пробуя ее на вкус губами — подобные мысли одолевали его снова и снова.

Но потом он заметил, как Мерседес положила ладонь на руку другого мужчины — любовно и спокойно ее пальцы легли на темный пиджак спутника. Ее улыбка была теплой и соблазнительной — так она уже однажды улыбалась ему, Джейку, — и мужчина мгновенно ответил, наклоняя к ней темноволосую голову, чтобы услышать ее слова.

Это не брат, мрачно заметил Джейк, отводя взгляд и сосредоточиваясь на ограде алтаря, где Рамон и двое его братьев стояли вместе, ожидая приезда невесты. Джейк не мог позволить себе думать о том, кто этот мужчина, иначе кипевшая в нем ярость выплеснулась бы наружу, а значит, испортила бы праздник и навсегда погубила его репутацию.

Каким-то образом он выдержал свадебную церемонию и даже последующий за ней прием. Он только мельком взглянул на Мерседес и снова увидел высокого темноволосого спутника, но вынудил себя быстро отвести взгляд.

Он не испортит день Рамону и Эстрелле, но когда они уедут… Тогда он и Мерседес Алколар серьезно поговорят.

У него появилась возможность сделать это, когда лимузин с новобрачными выехал за ворота особняка и исчез из вида. Все родственники и гости повернулись и пошли в дом, смеясь и разговаривая. Позади всех — стройная и соблазнительная в своем элегантном костюме, на высоких каблуках, вынуждавших ее идти по мощенному камнем двору медленно и напряженно, одна на этот раз шла женщина, которую он искал.

— Мерседес…

Сначала он подумал, что она не услышала его.

Она не повернула голову и повела плечами, будто защищаясь от возможного нападения. Но потом он увидел, что ее шаги стали нерешительнее, а походка замедлилась.

— Мерседес, — сказал он снова и, шагнув вперед, взял ее за руку, удерживая.

Она остановилась, повернулась, удивленно посмотрела на него. Ее темные глаза лишь на мгновение раскрылись шире, что-то дикое вспыхнуло в них, но почти сразу она замерла, и осторожная, сдержанная маска появилась на ее лице.

Мгновенно она стала другой. Эту женщину с бесчувственным взглядом — надменную стерву — он уже видел тогда, при первой их встрече.

— Я знаю вас? — удалось сказать ей. — Мы встречались раньше?

Она была настолько убедительна, что другой, более слабый мужчина обманулся бы. И менее внимательный мужчина мог не заметить мгновенную вспышку предательского выражения на ее лице, выдающего самые сокровенные чувства. Но Джейк заметил и это, и внезапный всполох в ее глазах.

— А это так важно? — усмехнулся он, не в силах поверить, что она так себя ведет.

— Мы правда знакомы? — повторила она свой вопрос.

— Ты знаешь, что да.

— Ничего подобного. Я думаю, вы ошибаетесь, мистер…

Джейк даже не принял во внимание уточняющий намек, что ему следовало представиться. Утверждение того, что она не помнит его, не убедило его ни на мгновение.

— Никакой ошибки, уверяю. Мы оба это знаем, но если тебе нужны доказательства…

Джейк думал только об этом мгновении", когда упаковывал свои вещи, и сегодня утром, когда одевался на свадьбу. В левом кармане его пиджака находилось доказательство — трусики, которые она оставила при побеге той ночью в Лондоне.

Он вытащил их, сжал в руке, приоткрывая пальцы, чтобы она могла увидеть, но не имела шанса дотянуться до них и вытащить из его рук.

Эффект был ожидаемым — Мерседес охнула и побледнела. Она открыла рот, желая сказать что-то, потом закрыла его, с трудом сглотнув.

— Мерседес, ты идешь? Мы ждем… — В дверях появился высокий темноволосый мужчина, очевидно разыскивая ее.

Джейк стиснул зубы от злости. Хуан Алколар патриарх всей этой непонятной семейки, богатый, влиятельный и дьявольски надменный, навредивший семье его матери настолько, что горькие воспоминания все еще омрачали ее жизнь. И помимо всего прочего, он — отец Мерседес.

Каков отец, такова и дочь?

— Иду, папа. — Темные надменные глаза презрительно посмотрели на Джейка. — Если позволите, я пойду.

И ему осталось только смотреть, как она поднимается по каменным ступеням к отцу. Голова высоко поднята, спина прямая. Вся в отца — непреклонная, даже не удосужилась оглянуться.

Яблоко от яблони недалеко падает.

— Нет, леди, — процедил сквозь зубы Джейк. На этот раз вы ошиблись.

Она может сколько угодно думать, что, отказываясь признать их знакомство, увернется от происшедшего между ними в Лондоне.

Это закончится только в тот момент, когда он того пожелает.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

И зачем только она ездила в Лондон!

Эта мысль не оставляла Мерседес, мучила ее даже тогда, когда она вернулась на прием, улыбаясь гостям, разговаривая со знакомыми, танцуя снова.

— Ух!

Резкий вскрик отвлек ее, заставив остановиться и покраснеть от смущения, когда она поняла, что не танцует со своим обычным умением и элегантностью. Предавшись нежелательным воспоминаниям, Мерседес не заметила, как один из ее высоких тонких каблуков приземлился прямо на блестящий кожаный носок ботинка партнера, почти протыкая его.

— О, Мигель, прости! Я не хотела!

— Надеюсь, — проворчал тот с недовольным выражением лица. — Что такое, дорогая? Ты не хочешь больше танцевать?

— Вообще-то нет, — призналась Мерседес.

Она решила остаться в обществе Мигеля, как только вернулась в особняк. Видя их обоих вместе, Джейк Тавернер наверняка поверил, что они партнеры не только по танцу, во всяком случае, теперь он держался на расстоянии.

— Я думаю, что выпила слишком много шампанского.

— Смысл свадьбы в том, чтобы праздновать.

Но, может быть, тебе станет лучше на свежем воздухе? Мы могли бы выйти в сад.

— Здесь немыслимо жарко.

Она знала, что Мигель втайне хочет вывести ее в сад — остаться наедине. К слову, это был бы лучший способ отвлечься от беспокоящего присутствия Джейка Тавернера, избавиться от опасного взгляда голубых глаз, следящих за каждым ее движением.

— Тогда пойдем со мной.

Мигель обнял ее слишком сильно, прижав к себе, но Мерседес решила не сопротивляться. Она даже прижалась к нему крепче, опустила голову ему на плечо, улыбаясь.

Пусть Джейк думает, что хочет! Если он увидит, что она не одна, а с мужчиной, тогда он точно откажется от попытки вспоминать их встречу в Лондоне и наконец удалится, оставив ее в покое.

— С кем это дочь Алколара? — спросил Джейк своего собеседника, с которым поддерживал беседу последние десять минут. На самом деле он был поглощен танцем Мерседес, не в силах оторвать взгляд от сексуальных движений ее гибкого тела, покачивающихся в такт бедер.

— Вы имеете в виду Мигеля? Мигеля Эрнандеса? По слухам, их свадьба — следующая.

— Они помолвлены?..

Джейк не смог сдержать удивления в голосе, но ему удалось обуздать раздражение, которое могло выдать его истинные чувства.

Эта женщина дразнила его, вела себя столь распутно, и вот оказывается, что она должна выйти замуж за другого?

— О, я не думаю, что официально. Но, по словам моей жены это вполне возможно… По меньшей мере папа Алколар и отец юного Эрнандеса договорились между собой. Они активно поощряют этот союз, да и не похоже, что молодые особенно возражают.

Конечно, нет, подумал Джейк, когда мужчина извинился и отошел. Вот вероятное объяснение поведения Мерседес — она была напугана тем, что он разоблачит ее!

Джейк напрягся, когда увидел, как Мерседес пересекла комнату, нежно прижимаясь к молодому мужчине, с которым танцевала. Она вела себя тогда точно так же и с ним — с того момента, как он зашел за ней, чтобы отвезти на обед. Она так же прижималась к нему. От воспоминаний его тело запылало. Мерседес прижималась, он чувствовал тепло ее тела через одежду, запах ее кожи мучил его, доводя почти до безумия.

Она так же смеялась, преданно и внимательно смотрела в его глаза, будто во всем мире не существовало никого, кроме него.

И он поверил ей тогда! Как и этот жалкий идиот — сейчас. Она дурачит его так же, как и тогда Джейка, соблазняя, приглашая, совращая, слишком много обещая и все время зная, что не доведет дело до конца.

Дьявол!

Ножка бокала, который он держал, треснула от внезапного конвульсивного давления его сильных пальцев, и он должен был спешно поставить его на ближайший стол, чтобы не порезаться о разбитые края.

Джейк быстро пошел по заполненной людьми танцевальной комнате, резко поворачиваясь, чтобы увернуться от пар, поглощенных друг другом.

Один или два раза он должен был замедлить движение — на его пути вставали женщины, смотря в глаза, поощрительно улыбаясь.

В другое время Джейк, может быть, и заинтересовался, остановился. Но не сейчас.

— Простите, сеньорита… — Машинально он перешел на испанский язык, который выучил во время многочисленных каникул в семье матери и бесконечных часов, проведенных с кузеном Рамоном. Мне необходимо кое-кого увидеть.

Прохладный вечерний воздух ударил ему в лицо, когда он вышел в сад и резко и шумно вздохнул. Было почти так же тепло, как в тот вечер, когда она пришла к нему в квартиру в розовом платье с неприлично короткой юбкой.

— Мигель, нет!

Ее голос послышался рядом, из полумрака, до которого не доставал яркий свет окон дома.

Джейк сразу повернул голову в сторону, откуда исходил звук, всматриваясь в темноту, пытаясь найти ее.

— Не раззадоривай меня.

Кокетка Мерседес, искусительница, соблазнительница, безжалостная мучительница, держала другого мужчину в ловушке, опутала его…

— Ты знаешь, зачем мы сюда пришли.

— Но, — в ее голосе слышалось сопротивление, ты порвешь мне платье… стена неровная.

— Это легко исправить.

Джейк замер. Через мгновение он увидел стоящий к нему спиной Мигель повернулся вместе с Мерседес и прислонился к каменной стене, широко расставив ноги, между которыми стояла она.

— Теперь лучше? — спросил он резко и серьезно.

Джейк знал слишком хорошо, что значит его тон, — самодовольное удовлетворение в этих двух словах узнает любой мужчина. Он почти чувствовал давление ее стройных ног, легкое движение, вызывавшее в нем мучительное желание…

— Поцелуй меня!

Это говорил Мигель, все еще не подозревающий, что за ними наблюдают. Его хриплый голос внезапно взвинтил Джейку нервы, он поднял голову, прищурился и стал пристальнее вглядываться.

Дела шли не так, как он предполагал. Мерседес была напряжена, чего он не заметил вначале.

Казалось, она сторонится Мигеля, а не прижимается к нему.

— Я сказал, поцелуй меня!

— Я поцеловала тебя! — резко запротестовала Мерседес.

— Так поцелуй меня снова.

— Я лучше пойду в дом.

— А я лучше останусь здесь со своей женщиной.

— Я не твоя женщина!

— Нет, моя!

От собственнического ответа Мигеля у Джейка потемнело в глазах. Разве этот ублюдок не видит, что она меньше всего желает слышать о себе такое?!

— Ты знаешь, что наши родители хотят нас поженить. Ты — моя, и пора тебе доказывать это.

— Мигель, нет!

Сейчас в ее голосе слышалась настоящая паника.

— Мерседес, да…

Ярость затмила все мысли Джейка, когда он увидел, как Мигель принялся поверх костюма ласкать ее бедра.

— Ты — моя. Всецело…

Перед глазами Джейка встала красная пелена, в ушах зазвенело.

— Нет!

Его ярость была подобна взрыву в темноте, когда он нетвердой походкой вышел вперед, схватил мужчину, оттащил его от Мерседес, швырнув к стене.

— Нет, дьявол побери! Никогда! Оставь ее в покое!

— Да? — Мигель резко откинул голову назад, изумленно моргнул, что ничуть не уменьшило настойчивости в его голосе. — А какого дьявола я должен слушать тебя?

Не задумываясь ни на секунду, не дав возможности мужчине говорить, Джейк выпалил в его смуглое злое лицо:

— Потому что она не твоя женщина, а моя!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Мерседес сообразила, что у нее начались проблемы, как только она вышла в сад. Не следовало притворяться, флиртуя с Мигелем. И вот теперь он, поглаживая ее бедра, притягивал к себе все ближе и ближе.

— Ты — моя. Всецело…

Его голос был хриплым и резким, глаза остекленели, она ощущала на своих щеках его горячее и тяжелое дыхание.

Нет!

Протест прозвучал настолько громко, что на пару мгновений она даже не поняла, что это чей-то другой голос.

— Нет, дьявол побери! Никогда! Оставь ее в покое!

В следующее мгновение сзади нее оказалось мощная фигура. Сильные руки схватили Мигеля, оттащили от нее, швырнули на стену, исступленный рев неизвестного смешался с ее инстинктивным воплем от испуга.

— А какого дьявола я должен слушать тебя?

— Потому что она не твоя женщина, а моя!

— Что?

Как только Мерседес произнесла это, сильные руки прижали ее к широкой груди. И в это мгновение она поняла, что ее крик отчетливо слышали в доме. Наступила внезапная тишина, потом началось движение — торопливые шаги на лестнице и каменных плитах дорожки. К ним идут!

— О нет!

У Мерседес замерло сердце. Ее надежда сохранить все в тайне разбилась вдребезги.

— О да, — произнес неприятно знакомый голос, и ей стало еще хуже.

— Ты!

Джейк Тавернер быстро посмотрел на нее, его светлые глаза сверкали в лунном свете.

— Я, — ответил он кратко. — Кто же еще?

— Мерседес? — Мигель был в ярости. — Кто?..

Но восклицание его было проигнорировано Мерседес и Джейк смотрели друг на друга.

— Ты соображаешь, что делаешь?

— Я думаю, что это мое дело! — выпалил Джейк. А какого дьявола ты тут устраиваешь?

— Я… Что бы я ни делала, это не имеет никакого отношения к тебе! Как ты смеешь вмешиваться?

— Что? — с презрением парировал Джейк. — Ты хочешь, чтобы я оставил тебя здесь? С ним? — С нескрываемым презрением он кивнул в сторону ошарашенного Мигеля. — Напоминаю: между нами есть одно незаконченное дельце…

— Между нами ничего нет!

К ним шли два ее брата, Хоакин и Алекс, и отец.

— Между нами ничего нет, — сказала она снова. И никогда не будет.

Она повернулась в отчаянии, стремясь уйти, но Джейк не собирался ее отпускать. Он снова схватил ее за руку и рванул к себе. Мерседес упала к нему на грудь, с отчаянием глядя в холодные голубые глаза, чувствуя жар его тела, слыша неровное дыхание.

— Ты никуда не пойдешь, дорогая! — прорычал Джейк. — Нам есть о чем поговорить.

Она наугад ударила его по ноге — неуклюже и грубо. Джейк поморщился, но не ослабил хватку.

— Будь благоразумной, Мерседес.

— Ты смеешь говорить мне о благоразумии?

Ты! Когда ты заявляешь, что я твоя… ты такой же негодяй, как Мигель! — В отчаянии она подняла руки, сжала кулаки, потом начала колотить ими по его неподатливым, сильным плечам. — Потому что я не твоя… никогда! Я… я даже не хочу тебя! — завопила она.

— В моей постели той ночью ты говорила по-другому! — в ярости выпалил Джейк. — Ты говорила, что я любимый, дорогой, желанный.

К ужасу Мерседес, слова эти вызвали напряженную тишину, эхом повторяясь в залитом лунным светом дворе. Мерседес видела, как Мигель поднял голову, свирепо и с презрением посмотрел на нее. Она знала, что он никогда не простит ее.

— Пусти меня! Я… о! — В отчаянии она снова начала бороться с ним.

Раздался какой-то крик, кто-то схватил ее сзади. Двое мускулистых мужчин окружили Джейка, разжимая его руки и выкручивая их. Произошла неприятная потасовка. Мерседес развернули вокруг и прижали к сильной груди.

— Все в порядке, Мерседес, — произнес кто-то низким голосом. — Ты теперь в безопасности. Это был голос ее отца.

Но что-то в его голосе заставило ее нервно сжаться и вздрогнуть. Лицо отца стало суровым, холодным и злым. Не до конца понимая, что происходит, она вынудила себя повернуться и посмотреть в направлении его свирепого взгляда и увидела Джейка, схваченного двумя братьями. Их лица были суровы и злы, и Мерседес поняла, что они покалечат Джейка, если она не вмешается.

Она не могла этого допустить.

— Нет… вы не понимаете! Алекс… Хоакин…

— Все в порядке, сестренка, — ответил Хоакин раздраженно. — Теперь он тебе не навредит. Мы позаботимся об этом.

— Нет… вы не понимаете… он… Джейк… это ошибка.

— Ошибки нет, — в этот раз вмешался Джейк.

Пусть его держат за руки — он пленник ее братьев, но гордая, темноволосая голова надменно поднята, суровые голубые глаза с азартом смотрят на нее в упор.

— Джейк… — начала Мерседес, как можно свирепее смотря на него, жаждая предупредить, вынудить замолчать, желая, чтобы он ушел — ради нее и себя.

Он не знал ее братьев и отца. Единственная дочь и сестра, она была избалована и охранялась как сокровище с момента рождения. Трагическая смерть ее матери только усугубила ситуацию.

Преданность братьев сестренке была скорее слепой любовью, чем следованием рассудку.

Но Джейк явно не был готов внимать доводам разума.

— Ошибки нет, — повторил он холодно и отчетливо.

— Никакой ошибки нет, если только вы не считаете, что схватили не того. — Повернувшись лицом к старшему брату Хоакину, Джейк дерзко посмотрел ему в глаза. — Я не единственный, кто грубо обращался с твоей сестрой.

— Тогда что я здесь видел? — потребовал объяснения Хоакин. — Мне показалось, что…

— Когда вы все оказались здесь, именно Мерседес колотила меня кулаками… и сильно, — прибавил Джейк, чуть усмехнувшись.

— И правильно сделала! — запротестовала Мерседес, и Джейк почувствовал, как напрягся Алекс. Ты вел себя…

— Как? — ледяным голосом спросил Джейк, когда она остановилась, краснея от ужаса. — Что такого не правильного я делал? Я встал между тобой и Эрнандесом.

— Если Мерседес была с Мигелем Эрнандесом, высокомерно вставил Хуан Алколар, явно собираясь оскорбить Джейка, — какое тебе до этого дело?

Этот тон подействовал на Джейка как удар хлыста. Казалось, воплощается все, что он слышал о Хуане Алколаре.

— Моя дочь и этот молодой человек связаны… договоренностью.

— Больше нет!

Это сказал Мигель. Он молча наблюдал за всем происходящим, стоя у стены, но теперь вышел.

— Если вы когда-нибудь надеялись, что я женюсь на Мерседес, — холодно заявил он, — забудьте об этом! Помолвка расторгнута. Мне не нужен подержанный товар, а сегодня вечером я узнал, что ваша дочь — моя будущая невеста — была мне неверна! Находясь в Лондоне, она побывала в постели этого человека!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ее жизнь превратилась в кошмар.

Это не могло быть правдой — она, должно быть, спит. Уснула и видит чудовищный сон и не может проснуться.

Самое ужасное — это внезапная, мертвая тишина, наступившая после слов Мигеля, вынудившая Мерседес оглядеться и понять, как много людей вышли в сад, услышав ее крик. Все они сейчас собрались в полукруг, пристально смотря на нее.

О, пусть это будет сном и скоро наступит пробуждение!

Но нет! Мерседес с ужасом поняла, что не сможет опровергнуть обвинение Мигеля, даже если бы хотела. Она никогда не умела лгать. А сейчас ее молчание было признанием правдивости слов Джейка. Она видела это на лицах всех собравшихся, ощущала в их подавленных вздохах, слышала во внезапном шепоте.

Ее братья ослабили захват Джейка, но не отпустили совсем.

— Мерседес…

Это был голос отца, остальные тактично молчали.

Что она могла сказать, да и что было говорить?

С горечью Мерседес вспомнила, что Джейк принес с собой «доказательство». Рука, которую удерживал Алекс, опасно близко находилась к карману, в котором лежал лоскут бледно-голубого шелка, способный произвести эффект разорвавшейся бомбы.

— Ну да, — неохотно призналась Мерседес. — Но не так, как ты думаешь!

— Тогда как?

Отец никогда не смотрел на нее так неодобрительно — ей стало неловко под взглядом его холодных и равнодушных глаз. А чего она ожидала?

Хуан Алколар — человек, для которого каталонские традиции и честь семьи значат все. Репутация семьи всегда превыше всего! Обвинение Мигеля выставило его семью в дурном свете перед толпой людей.

Отец не придерживался таких консервативных взглядов, как Альфредо Медрано, на чьей дочери только что женился ее брат Рамон, но все же был старомоден. Он мог принять бывшую любовницу Хоакина — теперь жену — в семью, но что позволено сыну Хуана Алколара, то не позволено ей, его дочери.

— Я… — начала она, но было ясно, что отец не готов обсуждать что-либо дальше.

— Мы поговорим об этом позже, наедине.

Хуан Алколар надменно осмотрел собравшихся, потом перевел ледяной взгляд на нее, с трудом сдерживая эмоции.

— Хватит! — Он решительно взмахнул рукой.

Это было его последнее слово. Мерседес не сомневалась в этом. Отец уже повернулся, готовясь уйти с напускным величием, как всегда делал, когда что-то угрожало его спокойствию.

— А что, если я объявлю о нашей помолвке?

Вопрос задал тот, от кого она менее всего ожидала услышать, — Джейк.

Все замерли, даже ее отец. Он застыл, а потом медленно повернулся.

— Что ты сказал?

Джейк начал действовать.

Сначала он повернул голову налево, потом направо и многозначительно посмотрел на свои руки, которые держали Алекс и Хоакин. Он не сказал ничего, но они поняли и отпустили его, и даже отошли назад.

— Я сказал, что мы… Мерседес и я помолвлены.

Он посмотрел в глаза Мерседес, призывая ее возражать, опровергать, но она была все еще слишком поражена, ошеломлена всем происходящим, чтобы произнести хоть слово.

— Ты предлагал ей руку и сердце? — строго спросил отец. — И она согласилась?

— Это подразумевают условия помолвки.

Джейк явно не был готов отступать, даже чуть-чуть. Он смотрел Хуану в глаза, гордо вздернув подбородок. Не отводя взгляда, он пригладил измятые рукава своего прекрасно сшитого пиджака.

— И вы все еще помолвлены?

— Почему бы не спросить у вашей дочери?

Светлые глаза снова скользнули по лицу Мерседес, и она поняла, что только от нее зависит их будущая жизнь.

— Мерседес? — Ее отец повернулся к ней. — Ты помолвлена с этим человеком?

Дважды открыв рот, чтобы ответить, Мерседес не была в состоянии произнести ни звука.

— Мы просто сильно поссорились, так? — подсказал Джейк.

В ответ она смогла только что-то промычать.

— Ты оставила меня и вернулась сюда, отказываясь видеть меня снова.

— Да, это так.

— И я приехал, чтобы умолять тебя передумать…

— Ты…

У Мерседес закружилась голова.

— Но когда я нашел тебя в саду с Мигелем, боюсь, потерял терпение.

К ужасу Мерседес, он шел к ней, и никто не останавливал его! Наоборот, ее отец только смотрел, а Алекс, дьявол его побери, самодовольно улыбнулся.

— Может быть, мы могли бы пойти куда-нибудь в более спокойное место, чтобы поговорить? Я уверен, мы оба наделали ошибок. Мерседес.

Получалось, Джейк победил! Настроение собравшихся после его объяснений явно изменилось. Напряжение, беспокойство, неодобрительные выражения лиц исчезли.

Это просто размолвка влюбленных.

Мерседес почувствовала, что попала в ловушку. Если она сейчас начнет возражать и опровергать, Джейк придумает что-нибудь еще.

Уж не нарочно ли его рука покоилась на левом кармане пиджака?

— Ошибок…

В глубине души она должна быть благодарна Джейку за объявление о помолвке, иначе во что бы превратилась ее жизнь? Ее посчитали бы распутницей, уж Мигель в этом особенно бы постарался.

Но Мерседес не могла понять, отчего Джейк так поступил. Впрочем, помолвку можно расторгнуть это не навсегда. Сегодня она примет самый удобный, устраивающий всех вариант, а завтра… завтра разберется с Джейком Тавернером.

Джейк и сам не знал, отчего он объявил о помолвке с Мерседес. Он действовал инстинктивно, как и тогда, когда увидел ее с Мигелем Эрнандесом. Он назвал ее своей. Его слова произвели эффект, на который он и рассчитывал, — все потеряли интерес к произошедшему. Люди уже начали расходиться, потянулись в освещенную танцевальную комнату, где было много шампанского и звучала музыка. То, что могло обернуться потенциальным скандалом и вызвать пересуды, стало лишь обычной размолвкой влюбленных.

Мерседес казалась такой потерянной, буквально убитой реакцией ее отца, что Джейк внезапно почувствовал к ней жалость и объявил о помолвке, не задумываясь.

— Ошибок, — приглушенно повторила она в ответ на его замечание. — Мы… ты…

— Мерседес! — вмешался ее отец, — Ты не представишь нас своему… жениху? , Джейк заметил, что она вздрогнула от этих слов. Оттого ли, что она оказалась в ловушке, или от отвращения к происходящему? Что бы она ни чувствовала, он удостоился от нее очередного неодобрительного взгляда.

— Это Джейк… Джейк Тавернер.

Ей удалось произнести его имя с как можно большим отвращением в голосе и брезгливо изогнуть губы. И она явно не почувствовала себя счастливой, когда ее отец с изумлением переспросил:

— Тавернер? Ты имеешь отношение к «Тавернер Телекоммуникейшнс»?

— Он владелец этой компании, — нехотя сказала Мерседес. — Мы встретились на приеме.

— И я был потрясен красотой вашей дочери, вставил Джейк, осторожно уводя разговор от своего имени и прошлого.

Какое счастье, что его мать вышла за Ральфа Тавернера после смерти своей сестры! Поэтому Хуан Алколар не имел оснований связывать Маргариту Дарио и ее сестру Элизабет Дженсен с медиаимперией Тавернеров.

— К сожалению, между нами пробежала черная кошка…

— Какая черная кошка? — взорвалась Мерседес. Зачем ты?..

— Тише, дорогая! — Джейк любовно закрыл рот Мерседес ладонью. — Я знаю, что тебе тягостно от этого…

Стоявший позади них Хоакин Алколар вышел вперед.

— Я думаю, всем пора вернуться в дом и продолжать веселиться, — сказал он твердо. — Это свадьба, в конце концов. Мы оставим тебя и Мерседес наедине, Тавернер. Мне кажется, вам есть что выяснить.

Зная характер сестры, Хоакин не завидовал Джейку.

— Вы идите, — сказал Джейк оставшимся гостям. — Мы присоединимся к вам через минуту.

Джейк на мгновение отвлекся, глядя, как ее отец и братья идут в особняк, и Мерседес воспользовалась ситуацией. Освободившись от его ладони, закрывающей рот, она крикнула:

— Стойте! Не уходите…

Ей не удалось закончить. Схватив Мерседес за подбородок, Джейк заглушил ее слова сильным и страстным поцелуем. Он удерживал ее, легко подавляя сопротивление, и только когда она перестала вырываться, ослабил объятия, а потом поцеловал, как хотел.

Поцеловал, как в первый раз в Лондоне в гостиной своего дома, как требовало его измучившееся от желания тело, когда он вышел в сад и увидел ее в объятиях мерзавца Мигеля.

— Мерседес… — хрипло проговорил он, и она лишь тихо вздохнула в ответ.

Почувствовав удивительный вкус ее поцелуя, Джейк позабыл обо всем. И когда она внезапно перестала бороться с ним, призывно раскрыла губы, он почувствовал нестерпимое желание, распаляющее его кровь.

Он готов был повалить ее на твердую, холодную землю и овладеть ею здесь и сейчас. Джейк прижал ее крепче, впиваясь в этот сладостный рот…

Реакция Мерседес оказалась катастрофической — она внезапно вернулась в реальность, перестав быть податливой и отзывчивой. Она напряглась и отодвинулась от него, яростно крутя головой, пытаясь прервать поцелуй.

Сердце бешено стучало, но нужно проявить сдержанность — сейчас не время и не место.

Он подождет, это того стоит.

Сейчас же необходимо завоевать расположение ее семьи. В качестве жениха Мерседес его приняли, но сдержанно. Сообщение о том, что он владелец «Тавернер Телекоммуникейшнс», было в его пользу. Но если бы они узнали, что он не только друг Рамона, но и его кузен, племянник Маргариты, любовницы Хуана Алколара и мамы Рамона, тогда все изменилось бы. Двери этой семьи закрылись бы перед его носом.

Прохладное приглашение — это все, что он получил сейчас, но это лучше, чем ничего.

Он оторвался от губ Мерседес.

— Я думаю, нам лучше идти за ними. Если я правильно понял, твой отец предоставил нам немного времени, хотя мы помолвлены…

— Мы не помолвлены, и ты знаешь это! Ты солгал.

— Никакой лжи, сеньорита, — покачал он головой. — Я никогда не говорил ничего такого… просто спросил: а что, если мы помолвлены? Твой отец воспринял это как надо.

— И ты рассчитывал на это!

Мерседес знала, что в глубине души она злилась на себя, а не на него.

— Я не хочу быть помолвленной с тобой! Я не желаю иметь с тобой никаких дел!

— Ты предпочла бы, чтобы я сказал твоему отцу, братьям, друзьям и соседям, что ты прыгнула в мою постель на одну ночь? Нет, — ответил он за нее. — Конечно, ты не хотела бы этого. Так что мы помолвлены. Это устраивает меня и тебя.

— Вот этого-то я и не понимаю! Почему это должно устраивать тебя?

Джейк скривил губы и потер руки.

— Если бы тебя держали два здоровенных парня с желанием убить при одной лишь мысли, что честь их драгоценной сестренки опорочена, поверь мне, ты сказала бы все что угодно, лишь бы они отпустили тебя.

Крошечная, только что вспыхнувшая надежда в ее сердце растаяла, и Мерседес спросила себя, не глупо ли было ей даже думать о том, что Джейк действительно хочет на ней жениться или хотя бы спасти от позора.

Она, должно быть, законченная дура, если так считала! Он действовал только из личных интересов, защищая себя от мести ее отца и братьев. О ней он даже не думал.

— И ты поцеловал меня, только чтобы избавиться от моих братьев?

На суровом лице Джейка заиграла дьявольская усмешка.

— Нет, еще чтобы ты прекратила кричать и все не испортила. Как, ты думаешь, это выглядело бы? Я только что убедил их в нашей помолвке и нашей безумной влюбленности, а ты боишься оставаться со мной наедине?

Но каковы его планы? Что он собирается делать с их придуманной помолвкой?

— Почему я должна поддерживать тебя? Что не даст мне войти в дом и сказать правду?

Джейк скрестил руки на груди и прислонился к дереву, изучая ее возмущенное лицо, светящиеся злостью глаза.

— Твоя репутация, — провозгласил он наконец. Твое доброе имя, положение семьи в обществе.

Одобрение твоего отца.

Он задел ее за живое, призналась себе Мерседес.

— Мы не можем сделать этого! Я не могу! Это все притворство… все ложь.

— Но они не знают этого, — Джейк кивнул в сторону особняка. — И до тех пор, пока мы будем вести нашу игру, никто не узнает.

Мерседес уставилась на него в замешательстве и сомнении. Что за мысли кружатся в его голове?

Какие думы приходили в голову этому бездушному, язвительному человеку, когда он действовал настолько быстро, что смог разрядить взрывоопасную обстановку?

— И… и как долго мы будем играть?

— Столько, сколько потребуется.

— Для чего?

— Для того, чтобы приобрести желаемое.

— А что ты хочешь приобрести?

На этот раз он не сдержал усмешки — широкая дьявольская улыбка обнажила его белые зубы, блеснувшие в лунном свете.

— О, Мерседес, до тебя еще не дошло? Я думал, что это очевидно.

— Не для меня, — раздраженно огрызнулась Мерседес. — Ты должен объяснить точнее.

— Чего я хочу, моя дорогая Мерседес, так это тебя. Я жажду, чтобы ты стала моей любовницей.

Я к этому стремился с нашей первой встречи и намерен добиться тебя любым способом.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Мерседес зевнула, потянулась и с ожесточением стала тереть глаза, пытаясь проснуться и прийти в себя.

Напрасная попытка — пробудиться полностью не удается. Сказывается напряжение бессонных ночей. Она беспокойно ворочалась с боку на бок, даже не задремав, порой лежала на спине, уставившись в белый потолок, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации и не думать о Джейке.

Но именно мысль о Джейке не давала ей заснуть.

С того мгновения, как она вернулась в танцевальную комнату в день свадьбы Рамона, она пыталась любым способом забыть Джейка Тавернера. Пришла пора признать — она потерпела поражение.

Джейк настойчиво требовал разыгрывать помолвленную пару, и она оказалась вынуждена находиться рядом с ним бок о бок. Избавиться от него было невозможно.

Она танцевала с ним, разговаривала, вынуждала себя улыбаться и с притворным интересом смотреть на него. Она пила с ним шампанское слишком много, что оказалось кстати, потому что, к ее ужасу, отец решил сделать объявление.

— Вы знаете, что сегодня мы вообще-то празднуем свадьбу моего сына Рамона и его прекрасной невесты Эстреллы, — сказал Хуан, стоя на возвышении в центре просторного танцевального зала, где располагался оркестр. — Но некоторые из вас могут не знать, что у моей семьи есть еще один повод для праздника…

— О, нет! — пробормотала Мерседес. — Пожалуйста, нет! Папа, не надо!

Но, конечно, отец ее не слышал. А если бы и слышал, то, вне сомнения, не обратил бы внимания. Он решил объявить об их помолвке, и ничто не могло бы его остановить.

— Теперь я могу объявить, к моему большому удовольствию, что моя любимая единственная дочь Мерседес помолвлена с Джейком Тавернером — владельцем компании «Тавернер Телекоммуникейшнс».

— Улыбайся! — услышала она шепот, понимая, что это Джейк.

— Я не хочу, — пробормотала Мерседес сквозь зубы, зная, что ее слова услышит только он, так как сразу после речи отца раздались аплодисменты.

— Мне тоже не хочется, но они ждут этого от нас, так что улыбайся!

Он обнял ее за талию, прижал к себе, и краем глаза она увидела, что Джейк поднял бокал с шампанским в ответ на тосты и поздравления, адресованные им.

Она с трудом пыталась делать то же самое, заставляя себя растягивать губы, изображая улыбку, как потребовал Джейк.

Джейк Тавернер — владелец крупной компании. Конечно, ее отец посчитал это за честь. Брак Рамона и Эстреллы принес отцу телевизионную компанию, теперь предстояло объединить медиаимперию «Алколар» с громадным английским предприятием.

По крайней мере отец верил в это. Глубоко в душе Мерседес слегка вздрогнула при мысли, что произойдет, когда он узнает правду.

Дрожь усилилась, когда она почувствовала теплое дыхание Джейка на своем затылке. Мгновение спустя он прикоснулся губами к этому чувствительному месту, отчего у нее чуть не подкосились ноги. Ее удержала в вертикальном положении только сильная рука Джейка, обхватившая ее за талию.

— Мы виртуозно избежали опасности, — пробормотал он, не отстраняя от нее губ. — На случай, если у кого-то остались сомнения после той суматохи снаружи, твой папа убедил всех в подлинности истории.

— Но это не правдивая история! — прошипела Мерседес. Ее сознание, казалось, раздвоилось желание вырваться из его объятий ослабевало от напора другого желания — запрокинуть голову и позволить ему целовать себя. — И ты хорошо это знаешь!

— Сейчас это правдивая история, — сообщил Джейк, беспечно игнорируя яростный протест в ее голосе. — И могу предположить, что теперь ты будешь доказывать это всем.

— Я была бы счастлива рассказать всем правду!

— Лгунья, — упрекнул ее Джейк с убийственной нежностью в голосе. — Сейчас ты лучше умрешь, чем примешь оскорбление общества. Но почему бы тебе не попытаться взглянуть на все с практической точки зрения? И тогда, если ты в самом деле преуспеешь в этом, я позволю тебе наказать меня позже… наедине.

Глубокая чувственность в его голосе не оставила у Мерседес сомнений, что именно он вообразил под наказанием. Мысленный образ был настолько чувственным, что она на мгновение потеряла голову.

Пытаясь контролировать мысли, она прикусила нижнюю губу, сдерживая предательский стон, который угрожал вырваться из ее груди.

Откуда он настолько хорошо ее знает? Она провела только три коротких дня — и притом не полных — в его обществе, а он уже читает ее как книгу. Он читал ее мысли, предсказывал ее слова, все знал о ее чувствах. И безжалостно пользовался этим знанием, управляя ситуацией и ею так, как хотел.

Он знал, как страстно она желала опустить голову ему на плечо, как жаждала, чтобы его губы целовали ее. Он чувствовал, как она хотела, чтобы этот зал и люди в нем исчезли и в мире остались только она и мужчина, делающий ее совсем другим, неизвестным для нее человеком. В его объятиях обычно рациональная и сдержанная Мерседес исчезала, и ее место занимала необузданная, чувственная, страстная женщина, чьи желания едва сдерживались.

Теперь, ворочаясь в своей постели, Мерседес не могла отделаться от воспоминания о том, какие чувства она испытывала тогда. Она хотела большего, а не только объятий Джейка, и была настолько уверена в его стремлении к тому же, что в следующее мгновение уступила бы своему желанию повернуться к нему лицом, прижаться, потянуться губами…

Но не сделала этого. Каким-то непостижимым образом переборов себя, Мерседес стояла неподвижно, в то время как каждая клеточка ее тела вопила и протестовала против пытки, которой она подвергала себя. Мерседес не поддалась чувственному искушению и теперь могла только благодарить Бога за сдержанность, ибо последующие слова Джейка ясно охарактеризовали природу его поступков, а ей указали, насколько глупой она могла бы оказаться, раскрыв ему свои чувства.

— Может быть, тебе следует знать, где я остановился? Будет странно, если моя предполагаемая невеста понятия не имеет, где меня найти. Получится некая Золушка наоборот.

— Конечно, — вздохнула она, зная, что он прав, но не желая это признавать. — Где ты будешь? В каком отеле?

— Никакого отеля. Я остановился у Рамона.

— У Рамона? О, конечно, он пригласил тебя. Как ты с ним познакомился? Ты никогда не говорил об этом.

— У нас общий бизнес, — уклонился от ответа Джейк. Иначе она поймет, насколько хорошо он знает Рамона, начнет сопоставлять факты и догадается обо всем, что нежелательно.

— И как долго он разрешил тебе жить у него?

— Пока не закончится его свадебное путешествие.

— Но они с Эстреллой уехали на месяц!

— Значит, я буду жить в его квартире месяц.

Этого не может быть! Пожалуйста, пусть это будет не правдой!

Одолеваемая беспокойством. Мерседес вылезла из кровати и подошла к окну, проведя рукой по своим длинным, черным, шелковым волосам.

Она думала, что Джейк останется только на день, максимум на три, и ей придется играть его невесту только несколько часов в день, а потом он вернется в Англию и она станет свободной.

Ну, а затем они могли бы поиграть еще немного, не стали бы торопиться, пока люди не забыли бы о той сцене ночью в саду, подождали бы, пока какой-нибудь другой скандал не займет их внимание. Тогда она могла бы начать намекать всем, что дела идут не очень хорошо, они ссорятся, у них есть проблемы. Она могла бы даже поехать в Англию, якобы попытаться уладить их отношения, но, конечно, ничего бы не получилось.

Она даже не должна была бы встречаться с Джейком — могла просто сказать, что видела его.

И потом она приехала бы домой, рассказала, что все испортилось, они расстались и исправить ничего нельзя. Можно было бы недолгое время выглядеть слегка бледной и печальной.

И затем все закончилось бы, и она была бы свободна.

Сейчас эта идея казалась некой безнадежной, глупой мечтой. Теперь она вынуждена играть роль невесты Джейка оставшиеся четыре недели, пока он живет в квартире ее брата, в десяти минутах езды на автомобиле от ее собственного дома.

И вот уже пять дней она играла эту роль. И если вечер помолвки был ужасным, то дни, которые последовали за ним, казались подобием ада на земле. Джейк появлялся в ее доме каждый день, играя преданного, внимательного жениха, и она должна была следовать его инициативе во всем.

Наихудшее состояло в том, что ее семья, казалось, приняла Джейка. Хоакин и Алекс общались с ним как старые друзья, и даже отец, всегда такой холодный и малообщительный с незнакомыми людьми, казался необычно учтивым.

Она не собиралась больше выносить это!

Приняв решение, Мерседес отошла от окна и направилась к гардеробу.

Хватит! Сегодня она встретится с Джейком и скажет ему, что игра закончена и пора искать некий выход из этой ситуации.

Джейк стоял у окна гостиной в квартире Рамона, держа в руке чашку с кофе, и пристально смотрел на город, постепенно пробуждающийся ото сна при холодных проблесках рассвета. Пройдет несколько часов, и снова будет жарко, солнце ярко осветит заполненные людьми шумные улицы.

Но сейчас спокойно и тихо, и у него есть время подумать о Мерседес.

В эти дни он мог думать только о ней, не в силах забыть свою чаровницу.

Казалось, что чем сильнее он пытался надавить на Мерседес, тем больше она ускользала из-под его власти. Общение с ней было похоже на попытку прикоснуться к радуге — она просто проскальзывала между его пальцами и исчезала. И все, что у него осталось, — это ряд мимолетных образов, расплывчатых, неуловимых, раздражающе разочаровывающих.

Он думал, что, когда объявит себя ее женихом, у него появится возможность узнать настоящую Мерседес, скрытую под множеством чужих образов. Но она стала еще более неуловимой.

Эта женщина казалась великолепно ограненным алмазом — яркая, блестящая, красивая, — но с таким количеством разных черт характера, что каждая из них поражала его.

Он все еще ее не понимал.

Гул приближающегося автомобиля на улице отвлек внимание Джейка. Так, значит, не он один проснулся в Барселоне в этот ранний час. На краткий миг он задался вопросом, что вытащило другого человека из кровати до восхода солнца. Хорошие новости или плохие? Он уже выехал куда-то, начиная новый день, или возвращается домой после ночного гулянья?

Он криво усмехнулся, вспоминая, как часто возвращался домой в то время, когда молочник уже приносил молоко. Молодость дана для наслаждений, Джейк всегда это чувствовал и пользовался этим сполна. В его жизни было много женщин, которые хотели тех же развлечений, что и он, и никогда не просили от него никаких обещаний. Он и не загадывал, как сложатся их отношения. Если они портились, следовало спокойное прощание, после чего каждый шел своей дорогой.

Все было очень цивилизованно.

Так почему сейчас он просто не отвернется и не уйдет от Мерседес?

Простой и честный ответ — он не мог уйти и, даже если бы сделал это, никогда не смог бы забыть о ней. Он желал ее больше, чем любую женщину в своей жизни, ее неуловимость только сильнее волновала его, желание усиливалось от разочарования и возможного неосуществления планов.

— Проклятье!

Джейк раздраженно стукнул кулаком по подоконнику.

Он никогда ни от чего не отступался в своей жизни. Покупка контрольного пакета акций корпорацией «Алколар» была единственным его поражением. Но Джейк не позволит еще одному Алколару победить его снова!

Может быть, если бы Мерседес осталась с ним той ночью в Лондоне, тогда, вероятно, он разгадал бы причину ее влияния на него, утолил желание, которое в нем рождалось. Тогда он мог бы продолжать жить и забыть о ней.

Но она исчезла, запала ему в душу, и освободиться от нее можно было, только став ее любовником. А когда это произойдет, что потом? Он подождет и увидит, сбудется ли все так, как он представлял, а потом решит, что делать дальше.

Джейк услышал звук останавливающегося автомобиля. Очевидно, рано вставший человек прибыл к месту назначения где-то рядом.

Сердито посмотрев на остывший кофе, он пошел на кухню вылить его, когда услышал звонок в дверь и замер в изумлении.

— Какого дьявола?

Быстро взглянув на часы — рано! — он, долго не раздумывая, подошел к двери.

— Ты!

Слово само вырвалось у него из груди, когда на пороге он увидел высокую, стройную темноволосую женщину — Мерседес Алколар, — но не ту, которую привык видеть.

Как и он, она явно надела то, что было под рукой, — мешковатая футболка и старые джинсы. Ее волосы ниспадали на плечи, и казалось, она сегодня не прикасалась к ним расческой перед выходом из дома.

Но больше всего его поразило ее лицо. Никакого макияжа, золотистый цвет лица был мягким и нежным, так что никакая косметика не была нужна. Темные глаза казались заспанными или, скорее, уставшими от бессонницы — под глазами виднелись едва различимые круги. Длинные, густые ресницы были влажные — от слез? Она выглядела на десять лет моложе — почти девочкой.

— Какого дьявола ты здесь делаешь?

Ему было все равно, насколько агрессивным, враждебным он казался. Он потерял самообладание, и светская вежливость забылась.

— Мы должны поговорить.

Нет, мы не должны…

Именно эта мысль промелькнула у него в голове, прежде чем он овладел собой. Он пожирал ее глазами.

Нет, мы не должны говорить, а обязаны прикасаться друг к другу, ласкать и чувствовать. Ты должна подойти ко мне, позволить обнять и целовать тебя до тех пор, пока мы оба не потеряем голову от желания и будем думать только о нас…

Дьявол, нет!

Нет!

Он не должен позволять себе думать об этом.

Если только не случилось удивительное и она не появилась здесь, почувствовав то же самое к нему…

— Джейк, ты слышал, что я сказала? Мы…

— Да, да… мы должны поговорить.

Джейку как-то удалось собраться с мыслями и попытаться привести их в некое подобие порядка.

Конечно, Мерседес не пришла бы сюда говорить о своих чувствах. Она доказала, что ненавидит его, замечает меньше, чем грязь под своими изящными ножками.

Так зачем она здесь?

— Поговорить о чем?

Мерседес осмотрела лестничную площадку и взглянула на Джейка с гневным упреком.

— Ты же не думаешь, что я хочу говорить об этом здесь?

— Ну, если ты хочешь говорить наедине… располагайся как дома.

Джейк распахнул дверь как можно шире и отошел назад, чтобы она не приближалась к нему, проходя в комнату. Только мысль о том, что они сейчас останутся с Мерседес наедине, вынудила его сердце забиться чаще.

— Итак, — продолжал он, решительно закрыв дверь и прислонясь к ней спиной, — о чем именно ты хотела со мной говорить?

— Я… я… — она запнулась и сильно прикусила нижнюю губу в явной нерешительности. — Я хотела узнать, не могли бы мы прийти к некоему соглашению.

— Да? И о каком соглашении ты думаешь?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Я хотела узнать, не могли бы мы прийти к некоему соглашению.

О боже, для чего она это сказала!

Она не хотела заключать никаких соглашений с Джейком, ни при каких обстоятельствах! Она пришла сюда этим утром сказать ему, что все это глупое притворство закончено и она не может больше переносить его. Пора остановиться здесь и сейчас.

Она пришла сюда, чтобы прекратить эту пародию на помолвку!

Ее намерение было сильным и твердым. Именно оно выгнало Мерседес из дома таким ранним утром, усадило в машину, направляло по дороге к его дому — никаких отклонений или задержек.

Она даже отрепетировала свою речь, когда поднималась в лифте.

Но каким-то образом в тот миг, когда дверь открылась и она увидела Джейка, вся ее решительность и тщательно отрепетированные слова испарились.

— Я…э…

Как она могла рационально думать, стоя рядом с этим полуобнаженным мужчиной? Поношенные выцветшие джинсы были его единственной одеждой. Широкая грудь, покрытая темными курчавыми волосами, отвлекала ее внимание.

Она попыталась посмотреть в его лицо, но не смогла. Ее взгляд скользил по прямой, сильной линии его плеч, мощным бицепсам, заметил игру мускулов под глянцевитой кожей. Ее губы пересохли, и она нервно облизнулась.

— Да? И о каком соглашении ты думаешь?

— То… ты не думаешь, что тебе лучше одеться?

Джейк быстро и хмуро посмотрел на свою обнаженную грудь, потом взглянул на нее — холодно и с вызовом.

— Нет. Зачем?

— Ну… ты… ты едва одет для… для того, что я собираюсь тебе сообщить.

О, для чего она это сказала! Это дало ему прекрасную, благоприятную возможность зацепиться за ее слова.

— Что ты собиралась мне сказать?

— Я сказала тебе! Я сказала, что нам нужно поговорить!

Мысли о полуобнаженном Джейке творили ужасные вещи с ее воображением, возвращая к той ночи в Лондоне. При воспоминании о прикосновении к его сильной, теплой груди ей стало трудно дышать, сердце бешено забилось. Ее груди напряглись от желания, а глубоко внутри рождалось пламя страсти.

— Может, все-таки скажешь о самом предмете разговора? И не говори мне, что я должен одеться… Я достаточно одет для этого.

Его сарказм показал, что он явно вынуждает себя казаться скептиком оттого, что она рядом.

При мысли о том, как он истолковал ее слова, Мерседес покраснела.

— Тебе повезло, что на мне надето так много, продолжал он издеваться. — Если ты будешь стучаться в дома ни свет ни заря, когда большинство нормальных людей еще спит, тогда они предстанут перед тобой в чем есть. У меня нет пижамы и…

— О, я вытащила тебя из постели?

Размышление о нем в постели без пижамы и понимание того, что она грубо ворвалась сюда в столь ранний час, заставили Мерседес задать этот неловкий вопрос. Она была так решительно настроена увидеть его, что даже не подумала, что он мог спать или…

— Нет, я не спал… и до того, как ты задашь следующий вопрос, который явно возник из-за твоего богатого воображения: нет, я не был ни с кем. В квартире только я и ты.

Почему она чувствует облегчение? В этом нет необходимости. Джейк Тавернер не значил для нее ничего. И все же напряжение ушло, и она вздохнула, слишком поздно поняв, как беспокоил ее этот незаданный ему вопрос.

— Ты сжимаешь эту чашку, будто защищаешься.

Застигнутый врасплох внезапной переменой в ее голосе, Джейк посмотрел на чашку в своей руке. Она права. Он совсем забыл о чашке в тот миг, когда услышал звонок в дверь. Так и стоял, сжимая ее в руках.

Но при чем здесь защита?

Это означало, будто он не хотел, чтобы она приближалась к нему, хотя все было наоборот он жаждал, чтобы их тела соединились…

О дьявол!

— Ты намерен допить кофе?

И поцеловать эти улыбающиеся губы…

Проклятье! Что она сказала? Что-то о выпивке.

Очередной проясняющий мозги взгляд на неприятную коричневую жидкость в чашке вынудил его с отвращением поморщиться.

— Я думаю, его уже нельзя пить. Если позволишь, я это вылью. Может быть, заварю новый кофе… Ты хочешь кофе?

— С удовольствием.

Машинально Мерседес посмотрела на дверь кухни, и он задался вопросом, не вспоминает ли она ночь, проведенную в его доме.

— Проходи и присаживайся.

Джейк махнул рукой в направлении гостиной, не посмотрев, следует ли она его приглашению, и направился в кухню. Вылив холодный, не вызывающий аппетита кофе в раковину, он заставил себя сосредоточиться на приготовлении свежего.

Элегантная современная кухня наполнена нержавеющей сталью, вся в серых тонах, с удачным освещением. Практичная, рациональная комната, может быть, слишком пустынная и функциональная. Но мысли Джейка были заняты другим — чувственностью и негой, мягкостью и потворством желаниям.

Металлическая поверхность чайника или ложки в его руке казалась теплым шелком ее кожи и волос. Запах свежемолотого кофе забивался ароматом роз и лилий, перемешивался с теплым чувственным запахом женского тела.

— Ради бога, парень! Возьми себя в руки! пробормотал он озлобленно, когда звук кипящего чайника отвлек его от чувственных грез.

— Что? Ты что-то сказал?

— Нет!

Слишком поздно — она уже появилась в дверях.

— Тебе помочь?

— Я сказал, чтобы ты присела.

Не правильная позиция. Неверный тон. Он увидел ее возмущение, искру негодования в ее глазах.

— Кто дал тебе право распоряжаться мной? Я не подчиняюсь приказам!

— Да, я заметил. — Он глубоко вздохнул. — А просьбам?

— Что?

Ее полуулыбка была ошеломляющей, загадочной, слегка застенчивой и дьявольски привлекательной.

Он определенно хотел видеть эту улыбку снова.

— Ты сказала, что не подчиняешься приказам, а просьбы удовлетворяешь?

Она была явно заинтригована.

— Может быть.

— Хорошо, тогда. Мерседес, пожалуйста, иди и присядь.

Сработало. Она улыбнулась снова, на этот раз ярче и чувственнее.

— Учитывая, что ты просишь настолько мило…

— Нет! Имеется в виду… я передумал. Не уходи, — сказал он хрипло, его губы и горло пересохло. — Подойди сюда. Пожалуйста, подойди сюда.

Какие-то секунды ему казалось, что Мерседес откажется, но потом она улыбнулась и направилась к нему.

Каждый шаг казался вечностью, она неспешно шла к нему, не отрывая взгляда от его глаз.

Видишь, как легко я удовлетворяю твою просьбу, словно дразнила она.

Теперь она была настолько близко, что он мог почувствовать тепло ее тела, ее запах окружил его, словно облако.

— Извини, я забыл о вежливости, — он пытался скрыть желание в голосе. — Этого больше не произойдет.

Он прикоснулся кончиком пальца к ее виску, потом медленно к щеке и подбородку. Видя, как она закрыла глаза в инстинктивном, чувственном ответе, он шагнул вперед, ближе, очень осторожно поднял ее подбородок — медленно, бережно, спокойно.

Мерседес сама не верила тому, что делает. Она словно попала в колдовскую сеть, которую он набросил на нее. Но глубоко в душе она знала, что не хочет высвобождаться от этой сети.

Это были не горячие, поспешные, страстно овладевающие ею желания, как в ту ночь в Англии.

Это было медленное и нежное, осторожное, спокойное соблазнение. Оно прокралось в ее сердце и мозг, упрашивая, убеждая, искушая, и она не могла и не хотела сопротивляться ему.

Когда Джейк так улыбался, он словно околдовывал ее. Его тихая просьба разрушила ее надежды на сопротивление.

Она едва чувствовала его нежные ласки, но в то же время закрыла глаза на краткий миг, как довольная кошка, отвечающая на поглаживания.

Это было то, что она желала. Но это было только начало.

И когда его сильный палец коснулся ее подбородка, поднимая его, она поддалась ему с еле скрытой жаждой. Их взгляды встретились, и она увидела, что голубые глаза Джейка стали темно-синими.

Миг, до того как он прикоснулся к ее губам, показался целой жизнью. Ее сердце словно остановилось, дыхание перехватило, и она подумала, что несколько секунд никогда не казались настолько долгими и невыносимыми.

Казалось, что все замедлило темп.

Он наконец поцеловал ее. Ее чувства вспыхнули, унося прочь все мысли. Она испытывала неистовое, медленное рождение желания, распространяющегося по телу как пожар, которому невозможно было противостоять.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Это было повторение ночи в Лондоне.

Только сейчас Мерседес ожидала ее, предвкушала, жаждала, была уверена.

Она не боялась, как в тот раз, потому что знала, что ее ждет, и страстно хотела этого. Она ожидала удара молнии, иссушающего жара, который опалял каждый нерв, и испытала это.

Ее чувства были даже необузданнее, чем раньше. Единственный наплыв чувственности — и ее телом овладело слепое, примитивное, страстное желание. Она дрожала, ноги ослабли и стали ватными.

— Д-джейк…

Его имя она произнесла дрожащим голосом.

Протянула трясущиеся руки, обняла его за шею и прижалась к нему, только так умудряясь удерживаться на ногах. Теперь она могла поцеловать его как следует, как мечтала.

Его поцелуй был подобен вину, запах его тела свежий, мускусный — прибавил огня ее чувствам.

Она настолько долго держала его на расстоянии, что теперь сама потеряла голову.

Ее руки принялись исследовать его мощную спину, напряженные мускулы, линии ребер, изгиб его поясницы, крепкую линию позвоночника. Ее пальцы прикасались к сильным плечам, темной щетине на его щеках и подбородке.

И все это время Джейк просто крепко ее обнимал.

Поцелуи, которые вначале были требовательными и страстными, теперь стали более глубокими, дразнящими, мучительными. Джейк познавал вкус ее губ, кожи, целовал ее шею, слегка покусывал мягкую мочку ее уха, пока она громко не застонала, желая большего.

Когда его провоцирующие губы исследовали ее рот, опытные руки, приподнимая свободную ярко-розовую футболку, медленно и осторожно передвигались вверх.

У Мерседес перехватило дыхание, ее тело замерло, ожидая момента, когда эти руки-мучительницы прикоснутся к ее груди. И она не смогла сдержать протест, когда неожиданно движение его рук замедлилось и остановилось.

— Нет! — простонала она у его губ. — О, нет!

Джейк тихо рассмеялся.

— Потерпите, сеньорита, — упрекнул он тихо. Потерпите. Мы же не хотим торопиться.

— Нет… да… нет!

Мерседес могла только покачать головой в смущении, не зная, что сказать, как ответить ему.

Она хотела этого — жаждала узнать, испытать все это медленно и в то же время быстро и сразу.

— Прикоснись ко мне, Джейк, — пробормотала она у его губ, потершись щекой о его подбородок, как котенок. — Дорогой, прикоснись ко мне, пожалуйста.

Джейк взволнованно, тихо рассмеялся.

— Так теперь ты просишь…

Мерседес не успела вздохнуть, как он подхватил ее на руки. Толкнув плечом дверь кухни, быстро пронес через коридор и вверх по лестнице.

Дверь в спальню уже была открыта, и он опустил ее на кровать. Резко стянул с нее футболку.

— Ты просишь прикоснуться к тебе, — пробормотал он, ложась рядом с ней. — О да, дорогая, я прикоснусь к тебе. Но сначала ты должна избавиться от этого…

Сильные решительные пальцы умело расстегнули застежку лифчика впереди, отбрасывая белый шелк в сторону и освобождая ее грудь. При виде его затуманенных глаз у Мерседес перехватило дыхание, и она словно вся сжалась в ожидании чудесного.

Рука, которая расстегнула ее лифчик, поднялась, приблизилась к правой груди и остановилась, зависнув в дюйме от нее. Настолько близко, что она могла почувствовать тепло, исходящее от нее.

— Джейк! — слабо запротестовала она и увидела его дьявольскую широкую улыбку.

— Что нужно сказать?

— Пожалуйста… — прошептала она. — Джейк, пожалуйста.

У нее снова перехватило дыхание, когда с непонятной улыбкой триумфа он медленно опустил свою руку на ее жаждущую плоть.

Когда его пальцы прикоснулись к ее груди, Мерседес вздрогнула и затрепетала под умелой, ласкающей рукой. Его имя, как стон, слетало с ее пересохших губ. Джейк лишь тихо рассмеялся.

Целуя ее грудь, он начал расстегивать ей джинсы. Мерседес испытала массу невероятных ощущений, когда он слегка покусывал ее нежную кожу. Когда горячие губы схватили ее сосок, она судорожно выгнулась и громко вскрикнула от наслаждения.

Наконец две пары джинсов были сняты и брошены на пол. Джейк ничего не носил под ними, на теле Мерседес осталась только крошечная полоска шелка, но она не остановила бы его сильные решительные руки, исследующие каждый дюйм ее тела.

Мерседес так желала узнать Джейка, почувствовать его, прикоснуться к нему, что ее движения стали неконтролируемыми, резкими, почти исступленными.

— Мерседес…

Джейк произнес ее имя с протестом и открытым поощрением, но когда она продолжила ласкать его, он дернулся в сторону.

— Нет… достаточно… я не смогу контролировать себя.

— Не нужно контролировать, — пробормотала Мерседес.

— Нет? Ну, что ты хочешь, дорогая? Этого?

Он прикоснулся языком к напряженному соску.

— Что еще? Ты можешь захотеть и этого…

Сильные пальцы медленно и обольстительно скользнули вдоль мягкой кожи внутренней части ее бедер.

Умелым прикосновением он довел ее до состояния, когда она лишилась дара речи, ослепленная восторгом, и могла только выгнуться и отдаться наслаждению.

— Джейк… Джейк…

Его имя было вздохом удовлетворения на ее пересохших губах, и она протянула к нему руки, обнимая, желая прижать его ближе.

— Джейк…

Он слегка сопротивлялся, осторожно, но достаточно, чтобы вынудить ее остановиться, открыть на миг глаза, понять сквозь туман окутавшей ее чувственности, что он делал.

В этот раз презервативы были слишком близко в выдвижном ящике тумбочки, — прерываться не требовалось.

И Мерседес была рада этому.

Она не хотела думать, сомневаться и бояться, как в прошлый раз. Она жаждала почувствовать, испытать и узнать Джейка как можно полнее, узнать его страсть.

— Моя красавица, — пробормотал он. — В этот раз ты не убежишь от меня. В этот раз ты останешься и испытаешь все до конца, моя дорогая. В этот раз ты получишь то, что просила.

Каким-то образом слова проникли в ее мозг через горящий туман, который наполнил его, стирая мысли, отнимая способность говорить. Неужели он думает, что она снова хочет убежать? Неужели думает, что она только дразнила… обманывала…

Только не это!

Она не могла говорить, не могла найти слова, но могла показать ему. Ее тело говорило за нее.

Закрыв глаза, хватаясь за его плечи, притягивая его к себе со всей силой, она дернулась и выгнулась, молча приглашая его.

С пронзительным победным восклицанием он снова опустился на нее, приподнял руками ее ягодицы, резко вошел в нее и замер, когда услышал быстрый, отчетливый вздох боли и увидел шок в ее взгляде.

— Проклятье!

Джейк замер, его глаза, затуманенные от потрясения, пристально посмотрели на ее удивленное лицо, в широко раскрытые глаза.

— Мерседес… — заскрежетал он зубами, не переводя дыхания. — Дорогая… красавица… ты?..

Нетерпеливо она покачала головой, разметав вокруг лица черные волосы. Она не хотела говорить.

Жалящая боль уходила, исчезала, и новое пульсирующее желание зародилось в ней — другое, неизвестное, потрясающее ощущение.

Она почувствовала напряжение Джейка, то, как он отстранился от нее, но не хотела этого и была готова умереть от желания и мучительного горького разочарования, если он остановится.

— Нет, — пробормотала она хрипло и быстро. Джейк… Нет, нет!

В такт своих слов она начала двигаться — женский инстинкт учил ее тому, что делать, как увлечь Джейка с собой.

— Мерседес, — попытался он возразить.

Очередной провоцирующий легкий изгиб ее тела, прикосновение ее рук — и он запрокинул голову, зажмурил глаза и стиснул зубы. На его щеках пылал румянец, и он с глубоким стоном поддался желанию своего тела.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

С этим похмельем было бы легче справиться, если бы оно являлось последствием обычного опьянения, подумал Джейк, резко проведя рукой по волосам и глядя вверх на белый потолок, подыскивая способ озвучить серию вопросов, которые омрачали его мысли.

Если бы сейчас, когда он и эта женщина занимались диким, безудержным сексом, была ночь, тогда они оба устали бы и неизбежно проспали до утра. Потом наступил бы рассвет, а у них было бы время привыкнуть друг к другу и осознать то, что произошло.

Они могли бы проснуться вместе, посмотреть на все произошедшее при холодном свете утра и решить, что делать далее.

Но это не тот случай.

Женщина, с которой он занимался любовью, оказалась неопытным созданием — не из тех, с которыми он встречался прежде. Она — Мерседес Алколар — драгоценная, избалованная, обожаемая, единственная дочь Хуана Алколара.

И, кроме того, она была невинной.

Его беспокойное, инстинктивное движение при этой мысли потревожило женщину рядом с ним. Голова Мерседес лежала на его руке, и когда он невольно вздрогнул, она зашевелилась, пробормотала что-то, потом глубоко вздохнула и снова погрузилась в сновидения.

Джейк криво усмехнулся. Он посмотрел на ее безмятежное выражение лица. Очевидно, ничто ее не тревожит, она видит счастливые и спокойные сны. Выражение ее лица — расслабленное и мирное, на полных сексуальных губах, которые он целовал час назад и которые так охотно и заманчиво отзывались на его поцелуи, играет едва заметная улыбка.

Но будет ли она улыбаться, проснувшись и вспомнив произошедшее?

— Мерседес?

Он не был уверен, что в самом деле хочет будить ее. Они должны поговорить, но не сейчас, когда он не знает, что делать дальше.

— Мерседес…

— Ммм…

Она глубоко вздохнула сквозь сон, и ничего более.

Может быть, хорошо, что он не разбудил ее.

Джейк не был уверен в себе, не знал, что скажет ей.

Кто она, эта Мерседес Алколар? Кокетка, которая увлекла его, довела до отчаяния, свела с ума и бросила? Или она убежала только оттого, что была девственницей?

Но тогда на свадьбе Рамона он встретил другую Мерседес, которая заявляла, что незнакома с ним. Настоящая Алколар — от черноволосой головки до изящных розовых пальцев ног — ледяная, равнодушная к чувствам других людей и дьявольски надменная. Именно эта Мерседес передала через подругу, что более не желает тратить на него время.

Но если она не хотела тратить на него время, тогда что сейчас делает в его постели?

Одно Джейк знал точно — время, которое он провел с ней, не было потерянным. С ней он познал самый лучший, страстный, удовлетворяющий секс, который хотелось повторять снова и снова.

— Мерседес…

Было уже поздно — солнце стояло в зените. Она приехала сюда настолько рано, что у нее наверняка не было возможности предупредить отца о том, куда идет. Ей придется как-то объяснять, где она была.

— Мерседес… пора просыпаться, детка.

— Ммм…

На этот раз в сонном бормотании слышался вопрос, и она неохотно пошевелилась, нахмурилась и попыталась спрятать лицо в мягких подушках.

— О нет, не надо…

Джейк вытащил руку у нее из-под головы, продолжая будить.

— Давай, соня… день давно начался.

— Не хочу… — пробормотала Мерседес в подушку, пряча лицо в тонком египетском хлопке наволочки.

Но Джейк не отступал.

— Мерседес… Сеньорита Алколар…

Он наклонился к ее лицу, почти прикасаясь щекой к ее мягким волосам, его рот находился в дюйме от ее розовых губ.

— Пора просыпаться.

Он увидел, как длинные густые ресницы дрогнули, слегка разомкнулись, темно-карие глаза посмотрели на него на миг.

— Джейк, — выдохнула она протяжно.

— Да…

Ну, это слишком долго… Он быстро терял терпение, жаждая знать, что она затевает. Отчего она здесь? Что за план разрабатывается в этом изощренном мозгу?

— По крайней мере ты помнишь, кто я.

Услышав это. Мерседес широко раскрыла глаза на мгновение, но тут же веки опустились снова, скрывая выражение ее глаз.

— Конечно, я помню, — мягко пробормотала она низким голосом. — Как я могла забыть?

Зашевелившись, она протянула руку, медленно и легко прикоснулась указательным пальцем к его щеке, его губам.

— Ты мужчина, которого я…

Ее палец замер, и он мог почувствовать ее потрясение.

— Ты мужчина, который…

С чувственным легким движением она потянулась к нему, приподняла смятую простыню, и он ощутил запах ее тела, отчего его сердце учащенно забилось.

— Мерседес…

Ее глаза были все еще закрыты, она протянула руки, обняла его. Ее голова легла на его обнаженную грудь.

— Ты мужчина, которого…

Она пробормотала это хриплым голосом, от ее дыхания он вздрогнул и вернулся в реальный мир.

— Мы должны поговорить!

— Позже…

Ее руки осторожно исследовали его тело, соблазняя, возбуждая, дразня, лишая самообладания и рассудка.

Он пытался понять, какова настоящая Мерседес Алколар, и теперь, казалось, встретился с совсем другой женщиной, чьи обольщающие ласки и страстные поцелуи вмиг нарушили его мыслительный процесс, лишая способности думать рационально.

Джейк почувствовал страстное прикосновение к своей спине, отчего судорожно сжался. И все это время она прижималась к нему — он ощущал давление ее груди, мягкий живот прижимался к его туловищу, ее бедра мучительно волновали, лишая способности хоть как-то контролировать себя. И когда ее руки, нарочно провоцирующие его, передвинулись к его бедрам, он не сдержался.

— Чертовка…

Резко повернувшись, он опрокинул ее на спину.

Она раскрылась ему навстречу, будто созданная для него, — приподняла свои бедра, приглашая, поощряя его в момент поцелуя языком, дразня, подражая его интимному вторжению, что чуть не свело его с ума.

Любовная близость была пронзительной, страстной, стремительной, исступленной в своем устрашающем томлении, в желании утолить пульсирующий накал чувств. Мерседес прошла с ним каждый дюйм этого пути, изгибаясь, обнимая, царапая ногтями его напряженную спину.

Они достигли развязки вместе, дыша друг другу в рот, когда экстаз волна за волной пронесся по их телам, превращая обоих в дрожащих, измученных и в то же время самых счастливых существ.

Полностью истощенный, удовлетворенный, Джейк опустился на нее, тяжело дыша, его тело обмякло, способность думать ушла.

Ты мужчина, которого я люблю. Мужчина, которого я обожаю.

Эти слова, которые крутились у нее в мозгу с пробуждением, вернулись теперь, когда она была слишком слаба, чтобы произнести их.

Джейк Тавернер, ты моя любовь, моя жизнь, мое сердце, моя душа, ты все, что я хочу, и все, о чем я мечтала.

Ее решение не было рациональным, просчитанным. Оно возникло как удар, в то мгновение, когда, едва проснувшись, она открыла глаза и посмотрела в голубую бездну глаз Джейка Тавернера.

— По крайней мере ты помнишь, кто я, — сказал он, представая перед ней резким, чужим и совсем не влюбленным — совсем не тем мужчиной, который так замечательно занимался с ней любовью.

— Конечно, я помню, — ответила она. — Как я могла забыть?

И в это мгновение она поняла, что произошло, зачем она находится здесь, отчего не смогла противиться Джейку, почему ему удалось околдовать ее и не дать возможности говорить о соглашении.

Она влюбилась в него, не понимая, как, отчего и когда.

И она почти выдала себя — чуть не призналась ему в любви, но все-таки вовремя сдержала предательские слова. А потом прибегла к хитрости, отвлекая его, соблазняя, заставляя не думать ни о чем.

Это была не единственная причина ее желания заняться с ним любовью. Просыпаясь медленно, неохотно, она не хотела открывать глаза, возвращаться в холодную реальность.

Она видела сон о Джейке — его сильное, теплое тело рядом, сильные руки, обнимающие ее, ощущала запах его кожи, вкус его губ. Грезила о его поцелуях, нежности, исступленном, страстном сексе и высотах чувственности, к которым он вел ее и которых она не знала ранее. И Мерседес не хотела оставлять этот удивительный, роскошный, фантазийный мир.

Но потом она проснулась и обнаружила, что это не фантазия. Джейк был рядом, обнажен, как и она, его губы рядом. И желание охватило ее в мгновение, сильнее, яростнее, чем ранее, потому что теперь она знала, что хотела Джейка и глубокого, потрясающего удовлетворения, которое он ей принес.

Глубоко вздохнув, Джейк отодвинулся от нее и лег на спину, закрыл глаза рукой. Меня нет, говорила его поза, не говори со мной, потому что я не хочу. Мог бы еще выставить знак "Не входить!

Нарушители будут преследоваться!".

А у нее не хватило мужества, чтобы бросить вызов этому молчаливому барьеру. Она подозревала, что это произойдет в любом случае — Джейк получил от нее то, что хотел, а теперь желает избавиться. К слову, он предпочел бы, чтобы она поднялась и ушла — так же стремительно, как стремительно погружал ее в чувственные волны…

Нет!

Джейк не занимался с ней любовью. Любовь здесь ни при чем. Если она позволит себе хотя бы надеяться на это, тогда заранее обречет себя на страдания потом, когда он скажет ей правду.

Вспомнить, к примеру, как он провел ее отца с помолвкой. Нужно быть дурой, чтобы считать иначе. При этой мысли у нее перехватило дыхание, от воспоминаний пришла боль, напоминая некстати о совсем забытой красивой блондинке, которую она видела входящей в дом Джейка ночью в Лондоне.

Образ был так ярок и мучителен!.. Может быть, если она оденется, то будет чувствовать себя менее страдающей, менее уязвимой.

Вынуждая себя выпрямиться. Мерседес попыталась скользнуть к краю кровати как можно неприметнее. Потревожить Джейка означало бы вызвать воспоминания, к которым она в самом деле не готова.

Она уже была готова подняться на ноги, когда он внезапно зашевелился, открыл глаза и пристально посмотрел в потолок. Мерседес замерла.

— Ну, моя дорогая Мерседес, — медленно сказал он, даже не повернув к ней головы. — Может быть, нам лучше поговорить теперь?

Он знал, как ранило ее подобное обращение.

Поэтому он произнес свои слова циничным, притворным голосом — намеренно! — подразумевая совсем другое.

— О чем?

— Ты же сама хотела, — проговорил Джейк, растягивая слова, лениво развалившись на тонких белых простынях. — Ты же сказала, что пришла за этим.

Его, казалось, совсем не беспокоила собственная нагота, он был раскован и спокоен, отчего Мерседес стиснула зубы.

Она отчаянно желала что-нибудь надеть на себя, но одежда была разбросана на темно-голубом ковре слишком далеко, не дотянуться.

— Именно за этим! — резко выдохнула она.

— Неужели правда?

— Да!

Хотела бы она не смотреть на него в это мгновение, потому что отметила, как он быстро, цинично поднял темную бровь, холодно, оценивающе покосился в ее сторону.

— Я пришла говорить с тобой, — повторила она.

— Ты и поговорила.

Циничный тон и едва уловимая хитрая улыбка переполнили чашу ее терпения.

— Хорошо. Можешь мне не верить. Мне наплевать, что ты думаешь.

— Ты не знаешь, о чем я думаю, — зловеще сказал Джейк. — Так что не делай поспешных выводов. Ты сказала, что пришла говорить о соглашении. Но о каком именно?

Какое соглашение?

Воспоминания о тех мыслях, которые кружились в ее мозгу, когда она ехала сюда — два часа назад? — были неясными. Тогда она была уверена в своих ощущениях, словах, повторяла фразы, пока поднималась по каменным ступеням к двери дома, пока ехала в лифте. Но эти мысли исчезли сразу, а из коротких обрывков, сохранившихся в памяти, невозможно составить хоть что-то связное и аргументированное.

И что было еще хуже — так это ужасная уязвимость, которую она почувствовала, сидя в постели, где они только что страстно занимались любовью. Она все еще находилась в исступлении от сумасшедшего удовольствия, которое сокрушило ее, а он холодно размышлял о том времени, когда она приехала, о каком-то соглашении и был готов обсуждать это почти бездушно и рационально, будто между ними ничего не было.

Для него это, конечно, не было занятием любовью, напомнила она себе, мучаясь и ощущая горький привкус во рту. Она снова попала в жестокий капкан воспоминаний о произошедшем между ними, а для Джейка это было только снисходительное сексуальное удовлетворение, страстное удовольствие, которое закончилось, как хорошая еда или бокал прекрасного вина.

— Ты не думаешь, что мог бы, по крайней мере из вежливости, позволить мне одеться до того, как вести этот разговор? — бросила она ему, пряча боль под маской озлобленности.

Но ее слова нисколько не подействовали на него, он оставался таким же безразличным.

— Слишком поздно для притворной скромности, — цинично прокомментировал Джейк. — Мы через это уже прошли.

Горящий, испытующий взгляд его светлых глаз, казалось, иссушает ее обнаженную кожу холодным презрением. Но она вынудила себя остаться на месте, выдерживая его уничижительный пристальный взгляд.

— Ну, ты, может быть, и в состоянии обсуждать дела в чем мать родила, но я предпочитаю одеться. К слову…

— Мне в самом деле лучше принять душ.

— Располагайся как дома, — сказал Джейк, решив казаться предупредительным. — Ванная…

— Я знаю, где ванная, — оборвала его Мерседес. Это квартира моего брата, в конце концов. Ты здесь гость.

Поставив его на место, она встала, прошла мимо с высоко поднятой головой, схватила одежду, направляясь к двери ванной комнаты. Она здесь своя, он — нет. Она — Алколар, а он — неизвестный иностранец. Он хорош только для быстрых утех в постели по ее желанию, больше ни для чего.

Скорее принять душ, чтобы смыть его скверные прикосновения!

Джейк приехал сюда, решив покончить с проклятой старой семейной враждой, оставить ее в прошлом. Но теперь казалось, что каждым своим действием и словом Мерседес доказывает, что мира между их семьями не будет. О, эта надменность Алколаров!

Ну, если она хочет играть таким образом, тогда он будет действовать так же.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Он будет играть так, как хочет Мерседес.

Это решено, сказал себе Джейк полчаса спустя.

Но воплотить это решение оказалось трудно. Потому что в реальности, когда Мерседес появилась из душа, не похожая на себя, — на какое-то мгновение он принял ее за другую.

Длинные мокрые волосы лежат на плечах, лицо порозовело, щеки после теплого душа отливают естественным блеском — она казалась ребенком, готовящимся ко сну. Махровый халат Рамона, который она нашла на двери ванной комнаты, был обернут практически дважды вокруг ее стройной фигуры и туго подвязан. Ее хрупкое тело утопало в нем — перед ним стояла растерянная девочка.

Но потом он вгляделся внимательнее и увидел мятежный взгляд, напряженные, надменные черты, дерзко поднятый подбородок, заметил отсутствие улыбки. Он увидел другую Мерседес, которая взглядом была способна испепелить менее стойкого мужчину.

Но сегодня в ее внешности присутствовала и бравада, которой он никогда не видел ранее.

— Я думал, что ты оденешься, — сказал Джейк осторожно.

Он воспользовался ее отсутствием, чтобы принять душ в другой ванной комнате, и теперь надел удобные джинсы, которые были на нем, когда она приехала, и чистую белую спортивную рубашку поло.

— Что-то произошло с твоей одеждой?

— Моя… футболка порвалась, — ей явно было трудно сказать это. — Ее нельзя носить.

— Но ты не можешь идти домой в таком виде. Джейк отпил холодной воды, которой налил себе. Что же подумает папа?

В ответ он удостоился свирепого взгляда, которого ожидал, оттого снова поспешно отпил воды, чтобы спрятать улыбку.

Она может считать, что кажется сильной и разъяренной, но в этом халате, доходящем ей почти до лодыжек, с широкими, развевающимися вокруг узких запястий рукавами, она казалась маленькой и хрупкой. Ее мокрые волосы создавали мягкий черный ореол вокруг нежного лица. Она напоминала маленького пушистого котенка, свалившегося в ванну и чудом выбравшегося оттуда.

При этой мысли ему стало жаль ее.

— Должно быть, в комнате Рамона есть футболка или что-либо еще более подходящее. Почему бы тебе не посмотреть?

— Конечно…

Он увидел, как Мерседес облегченно перевела дух, и понял, что она не подумала о вещах своего брата и нервничала от мысли попросить что-нибудь у него.

В Джейке боролись чувства и разум. Кто он для той, с кем участвовал в самом интимном действе, что происходит между мужчиной и женщиной? Она страстно занималась с ним любовью и бледнела от одной мысли, что придется надеть его вещи?

— Поищи сама.

Он держался нарочито спокойно, с трудом подавляя ехидные замечания, которые рвались наружу. Мерседес заторопилась в комнату Рамона будто не могла дождаться этого. Он все еще злился, когда она вернулась, одетая в свободную темно-синюю футболку, которую нашла в одном из стенных шкафов.

Футболка доходила ей почти до бедер, рукава наполовину закрывали руки, а из-под хлопчатобумажных джинсов выглядывали босые ноги, вышагивающие по полированному деревянному полу.

Ее манера держаться и то, как она двигалась в этой одежде, взволновали его.

— Так теперь ты готова говорить? — спросил Джейк, видя, как она вздрогнула, услышав язвительность в его словах. — Ты достаточно хорошо себя чувствуешь?

— Я чувствую себя хорошо, спасибо, — она снова стала чопорной, изо всех сил стремясь сохранять между ними некую дистанцию.

— Ты уверена? Или, может быть, хочешь еще что-нибудь прикрыть? К примеру, кончики пальцев на ногах? Может быть, ты хочешь надеть носки?

— Не говори глупостей! Это не нужно!

— Нет? Я не хочу, чтобы ты думала, будто я соблазнюсь, увидев оставленный обнаженным дюйм твоего тела, и наброшусь на тебя.

— Я не об этом думала!

Бессодержательный, потрясенный взгляд сказал ему больше слов — он в самом деле был не прав.

— Неужели?

— Нет, конечно, нет! Я просто… ты хотел говорить, — резко закончила Мерседес, подходя к большому креслу цвета карамели. Она уселась в него с ногами. — Так, давай говорить. Скажи, что ты хотел сказать.

И потом я смогу пойти домой.

Она не сказала этих последних слов, но он догадался. Она, очевидно, также решила быть осторожной, вознамерившись продолжать говорить на нейтральные темы, уклоняясь от тех, что могли вызвать проблемы.

— Важнее то, что ты хотела сказать…

Проклятье! Хотел бы он никогда не думать о пальцах ее ног… Теперь все, о чем он мог размышлять, так это о маленьких, соблазнительных, стройных ножках. Джейк видел выглядывающие кончики пальцев — длинные и изящные, ногти покрашены в ярко-розовый цвет с перламутровым отливом. Он с трудом проглотил слюну, чтобы подавить обессиливающее его желание встать перед ней на колени и прикоснуться к этим розовым ноготкам губами.

— Ты пришла, чтобы обсудить некое соглашение, — объяснил он, видя ее смущение. — По крайней мере ты так объяснила свой приезд.

— Конечно, я появилась в квартире не из желания отправиться с тобой в постель! — резко сказала ему Мерседес. — Я об этом и не думала!

Как ему удается так вести себя? — задалась она вопросом, видя, как он посмотрел на нее, не сказав ни слова. Как ему удавалось вложить во взгляд этих холодных глаз сомнение, скептицизм и открытое неверие? Когда он смотрел на нее, она казалась себе насекомым, ползущим по полу, которое можно легко раздавить ногами.

— Если ты так говоришь, — пробормотал Джейк.

Это была последняя капля. Все шло не так, как она планировала. Где бы она ни появилась, этот мужчина оказывался рядом, преграждая ей путь, расстраивая все ее планы, перехватывая у нее инициативу и действуя по-своему. С тех пор как она встретила Джейка Тавернера на том проклятом вечере в Лондоне, ее жизнь перестала ей принадлежать, и она отчаянно хотела все вернуть назад.

— С меня хватит! — взорвалась Мерседес. — Это выше моих сил! Я не должна оставаться здесь и слушать это… Я уезжаю!

Она вскочила, пошла к двери, но бездушный, сдержанный голос, прозвучавший у нее за спиной, резко одернул ее.

— Убегаете снова, сеньорита Алколар? — тихо спросил Джейк с оттенком цинизма, ударившим ее, будто хлыст.

— Я никуда не убегаю!

Мерседес повернулась и с ненавистью посмотрела в его спокойное, неподвижное лицо. Его губы крепко сжаты, глаза настороженны и внимательны, отмечая каждую эмоцию, любое малейшее изменение ее лица. Она почувствовала себя насекомым, в которое он превратил ее взглядом и которое теперь хладнокровно и аналитически рассматривал под микроскопом.

— Я никуда не убегаю, — повторила она. — А сейчас точно не убегу.

— Нет? Тогда что произошло той ночью в Лондоне? Ты определенно удрала, даже не попрощавшись.

Внезапно его глаза потемнели, губы скривились в усмешке, он выпрямился и поднялся на ноги.

— Мерседес, тебе следовало сказать мне. Если ты испугалась из-за того, что была девственницей…

— О да, конечно… и ты бы остановился тогда и сказал: «Не волнуйся, моя дорогая, я могу…»

— Я мог бы! — Это было рычание льва — настоящего самца, гордость которого задели. — Дьявол побери, я сделал бы все, если бы ты предоставила мне шанс!

Он подходил к ней, озлобленно глядя, темные брови нахмурены, рот искажен в усмешке.

— Разве вы предоставили мне этот шанс, сеньорита Алколар? Что, неприятно это слышать?

— Н-нет.

Мерседес заставила себя замолчать, с трудом сдерживаясь, чтобы не сделать несколько поспешных шагов назад, отойти от него как можно дальше.

К ее облегчению, он остановился в нескольких метрах от нее.

— Нет, — сказал он снова. — Ты даже не осталась узнать, что бы я сказал… или подумал. Ты ушла до того, как я это понял.

— Тебе не кажется, что и ты тоже? — бросила ему Мерседес. Почему он все время заставляет ее чувствовать себя виноватой? Ведь именно ее он использовал… хотел использовать.

— Тоже?..

Джейк замер, нахмурился, размышляя над последним обвинением. Его мрачный взгляд обеспокоил ее — он, казалось, в самом деле не понимал, о чем она говорит.

— Что это значит? — потребовал он.

— Было бы неловко, если бы я осталась, когда твоя подружка вернулась!

О, проклятье! Она поклялась, что никогда не упомянет об этом и скорее умрет, чем позволит ему узнать, какой униженной она себя чувствовала той ночью. Она хотела, чтобы он никогда не узнал, как она, крадучись, вернулась, потому что была не в силах уйти. А когда поняла, что ее обманывали, ушла совсем.

Она была настольно расстроена, что Антония решила взять под контроль всю ситуацию — ответила Джейку, который осмелился позвонить, притворяясь обеспокоенным, потом жестко расправилась с ним, когда он пришел к ним на следующее утро под каким-то предлогом. Мерседес была настолько подавлена, что даже не могла встретиться с ним.

— Моя подружка… ты имеешь в виду Карен?

— Не знаю, как ее зовут. Она высокая…

— Платиновая блондинка… почти белые волосы, — охотно описывал Джейк, отчего у нее внутри все сжалось.

Даже теперь она — глупая бедняжка, легковерная дурочка — позволила себе надеяться, что может ошибаться насчет Карен. Что та была там не из-за Джейка, а для…

Для чего? Мерседес не знала, и ей было все равно. Она только питала глупую надежду и была полностью разочарована.

— Стрижка очень короткая… стройная красотка с умопомрачительными формами…

— И у нее ключ от твоей парадной двери, которым она пользуется, будто он от ее собственного дома.

Мерседес не хотела все это вспоминать. Но жестокие воспоминания постоянно возвращали ее в Лондон — в ту темную, сырую ночь, когда она стояла, дрожа, и смотрела на высокую блондинку, поднимающуюся по ступеням к двери, вставляющую ключ в замочную скважину… слышала ее призыв…

— У нее действительно был ключ от моего дома, — резко сказал Джейк. — Но она мне его вернула. Я только не догадался, что она может сделать дубликат.

Мерседес метнула на него озлобленный, угрожающий взгляд. Мог бы придумать что-нибудь получше…

О боже! Она поняла, о чем думала, что могло успокоить ее! Она в самом деле надеялась, что он скажет, будто появление Карен совсем невинное, неожиданное и не значащее для него ничего. И она — слабая, слепая, опьяненная дурочка — была готова ему поверить!

Не в силах смотреть на Джейка, даже оставаться с ним в одной комнате, она прошла мимо него, подхватила свою сумку и направилась к двери, Она ожидала очередного обвинения в побеге, которое он мог небрежно бросить ей вслед.

К ее удивлению, этого не произошло — он только позвал ее по имени:

— Мерседес…

Отпусти ее, дурак, сказал себе Джейк в ярости, пусть идет, а ты возвращайся к обычной жизни и привычному благоразумию.

Он никогда не бегал за женщинами и не намерен начинать это теперь. Но он никогда не реагировал на женщин так, как на Мерседес Алколар.

Встретив ее, он потерял покой — она стала наваждением, страстью, от которой он не мог избавиться.

Если бы он не знал, что она обязательно придет на свадьбу Рамона, то потратил бы все свое время и силы, выслеживая ее и разыскивая. Он все равно узнал бы, где она живет, и пришел бы к ней. И даже если бы не нашел, не перестал бы думать о ней, зная, что должен увидеть, хотя бы только раз.

Нет, признайся, что это не правда!

Увидеть ее один раз было бы недостаточно. Он с самого начала знал, что должен обладать ею.

Знал, что не успокоится, пока не познает всего сексуального удовлетворения, которое могла принести ему эта женщина, — он чувствовал это инстинктивно. И если бы он не уложил Мерседес в постель, то жаждал бы ее всю жизнь.

Произошедшее между ними оказалось лучше, чем он мог себе представить. Но тут и скрывалась опасность: Джейк надеялся, что удовлетворит желание, которое глодало его с момента их первой встречи, а оказалось, что он ошибся.

Правда была в том, что стало еще хуже.

Он все еще хотел ее.

Его тело мучительно не желало расставаться с ней, его губы страстно стремились почувствовать вкус ее сладкой, бархатной кожи, мозг отказывался забывать страстность, нежность этой женщины.

Познав ее, он не успокоился — познание лишь разожгло в нем желание, выводя его из себя. Он не мог позволить ей уйти сейчас из комнаты и вообще из его жизни.

Если она уйдет, он никогда ее не забудет. Она всегда будет присутствовать в его мыслях, как в последние недели, заставляя проводить бессонные ночи, обливаясь потом. Если ему удавалось заснуть, Мерседес приходила к нему в снах, мучая, дразня, пока он не просыпался, страдая от желания и дрожа от разочарования. Он хотел избавиться от этого, но не мог.

Мерседес не ответила на его призыв, даже не отреагировала и не взглянула, упрямо продолжая идти к двери.

Если она уйдет, он потеряет ее навеки.

Время решать — теперь или никогда. И он не выдержал — догнал ее, схватил за руку.

— Мерседес, нет!

Мерседес не ожидала этого. Теперь, стоя так близко, Джейк казался выше ростом, сильнее, опаснее. Его грудь была словно стена, и она заставила себя сосредоточиться на пуговице воротника его рубашки. Она не могла посмотреть в его лицо, ибо он мог увидеть, что ее глаза полны слез, а это стало бы очередным ее унижением.

— Ты снова собираешься это сделать? — спросил он тихо и гневно.

Это вынудило ее резко поднять голову, она быстро моргнула, чтобы избавиться от слез — до того, как он их увидит.

— Что сделать снова?

Она попыталась казаться холодной и безразличной, но не получилось — ее голос предательски дрогнул.

— Убежать от меня, не дав мне шанса хоть что-то сказать, объяснить.

— У тебя есть объяснение?

— Да, есть, — спокойно сказал он. — Но только если ты любезно согласишься выслушать меня.

Что-то в его голосе, выражении его лица задело ее, тон, которым он произнес эти слова, парализовал все мышцы.

Джейк ведь не собирался заявлять о своей невиновности, объясняться, убеждая и защищаясь.

Вместо этого он утверждал, холодно и резко, что не собирается говорить, если она не хочет.

Так хочет ли она, чтобы он говорил?

Мерседес не могла найти ответа на этот вопрос и пыталась не показывать, как много это для нее значит. Она стиснула зубы, стараясь сдержать слезы, которые наворачивались снова, и пристально смотрела на него широко раскрытыми глазами, отчаянно стараясь придать себе равнодушный вид, но зная, что выглядит высокомерно и вызывающе.

— Хорошо.

Джейк резко отпустил ее руку, молча прошел мимо нее и широко открыл дверь.

— Я предпочитаю, чтобы ты ушла сейчас. И не возвращалась.

Ей словно нанесли удар в лицо. Мерседес вздрогнула, не в силах понять, чего же он хочет.

Что еще могло ранить ее сильнее? И почему сейчас так больно? Она знала, что он лгал ей, играл ею и использовал ее в Лондоне. Так отчего теперь его холодное равнодушие взволновало ее больше, чем правда, которую он собирался сказать?

Она сделала пару шагов к двери, не отрывая взгляда от Джейка. Он просто смотрел на нее, его лицо превратилось в каменную маску — ни один мускул не двигался, но что-то в его взгляде приковало ее к месту. Она остановилась, размышляя, идти вперед или остаться.

— Ч-что я скажу отцу? — удалось проговорить ей хриплым, резким голосом, будто она не разговаривала несколько месяцев.

— Я уверен, ты придумаешь что-нибудь.

Он обратил пристальный взгляд на дверь, потом на нее. Она попыталась сделать последний шаг к двери, но…

— Может, все-таки объяснишь?..

Если она ожидала увидеть на его лице облегчение или даже удовлетворение, но просчиталась на нем ничего не отразилось. Он просто посмотрел на нее в упор — ясный взгляд голубых глаз встретился со взглядом затуманенных слезами карих.

— У нас с Карен была случайная связь. По крайней мере я так думал. Она, вероятно, была другого мнения. Я сказал ей об этом несколькими днями ранее и попросил вернуть мой ключ. Она отдала его мне. У меня и мысли не было, что у нее есть дубликат. И я, конечно, не знал, что Карен собирается объявиться в моей жизни снова, будто ничего не произошло.

Его хмурый взгляд был достаточно убедительным. И то, как он говорил об этой Карен, ясно показало — он не привязан к ней, по крайней мере сейчас.

Но разве этого достаточно?

Мерседес показалась, что он просто убеждает ее в том, во что она так хотела верить.

— Карен уезжала по делам модельного бизнеса и приехала обратно днем ранее. Она подумала, что дала мне достаточно времени, чтобы я образумился, но ошиблась.

Что-то в выражении лица Мерседес выдало ее мысли. Он отошел от двери, когда говорил, чуть толкнув так, чтобы она наполовину закрылась. Не закрыл дверь со стуком, чтобы показать свою явную победу, а прикрыл ее, давая понять, что догадывается о ее мыслях.

— Интересно, как ты вообще узнала о Карен? Я думал, что ты сбежала от меня.

— Я действительно убежала.

Она не хотела рассказывать ему, потому что это означало бы признать правду: она так и не смогла убежать от него. Позволить ему узнать, насколько сильна была его власть над ней, было опасно.

— Так как же?..

— Я вернулась, — сказала Мерседес прерывающимся шепотом, отчего ему пришлось напрячь слух. Услышав ее, он медленно кивнул темноволосой головой.

— Ты вернулась, — повторил он тоном, похожим на мурлыканье тигра — тихое, грозное и дикое. Ты сбежала от меня, но вернулась!

— Я, как ты сказал… я испугалась. Я запаниковала и убежала. И потом…

Остальное Мерседес не могла признать, у нее не было сил рассказать, как она кралась назад, не в состоянии избавиться от наваждения, которое он вызвал.

— Я вернулась и увидела, как приехала Карен.

Она выходила из автомобиля. У нее был ключ от дома. Я видела, как она вошла…

— И если бы ты задержалась на минуту или две, тогда увидела бы, как она выходит, — резко заявил Джейк.

Он вспоминал, как услышал звук открывающейся двери и подумал, что это Мерседес, снова пережил разочарование, когда понял, что это Карен.

Джейк нехотя вспоминал, что был совсем невежливым и даже не пытался быть таковым. В тот миг его все еще возбужденное тело требовало удовлетворения. Но даже тогда он знал, что Карен не сможет ему его дать, только Мерседес, которую он желал, как никакую другую женщину.

Джейк тогда оделся, но все еще чувствовал себя обнаженным, как в тот миг, когда вернулся в спальню и не нашел ее. Она исчезла, не оставив и следа, намека на то, что была здесь.

Он направился к двери, чтобы попытаться поймать Мерседес на темных, сверкающих от дождя улицах, когда услышал звук ключа в замочной скважине и зовущую его по имени Карен.

Почему Мерседес так смотрит на него? Не верит? Впервые он не мог угадать чувства, которые она испытывает. Внезапно Джейк подумал о той ночи и ее последствиях совсем по-иному. Он понял, почему так оскорбительно прозвучало сообщение ее подруги. Это было не просто презрительное замечание, каким он его тогда посчитал, а ответ обиженной женщины — девственницы, которая думала, что ее использовали. Мерседес нанесла ответный удар.

— Я велел Карен не возвращаться. А потом вышел, чтобы найти тебя, но ты исчезла.

— Но… но… зачем?

— Зачем?

Джейк произнес это слово по слогам, судорожно вздохнул, резко провел рукой по густым темным волосам.

— Мерседес, ты меня слушаешь? Я ведь сказал, что хочу тебя, и только тебя. Я не могу забыть…

И… я не хочу, чтобы ты уходила.

— Ты в самом деле не хочешь…

Ее глаза были широко раскрыты и светились в лучах солнца, проникающих через громадное незанавешенное окно.

— В самом деле я хочу…

Он рискнул и подошел ближе. К его облегчению, она не отступила, не отвернулась, стояла на месте.

— Я хочу, чтобы ты осталась, так как мечтаю сделать вот что…

Он медленно протянул руку и провел по ее шелковым иссиня-черным волосам, ниспадающим, как мягкое облако, до середины спины.

Она вздрогнула от его прикосновения, но не сопротивлялась, а стояла, вся дрожа.

— И я хочу сделать это…

Лаская, он прикоснулся к ее плечу, длинной стройной шее, щеке, подбородку, приподнял его.

— И это…

Медленный, долгий, томительный поцелуй был сначала нежным, потом стал сильнее, страстнее, требовательнее, пока она не раскрыла губы со вздохом, а нежное прикосновение ее языка не зажгло в нем стремительное, страстное желание.

Она оказалась в его крепких объятиях, позволяя целовать себя и целуя его сама.

Но миг спустя поцелуев стало уже недостаточно — они начали стягивать друг с друга одежду, прерывисто дыша.

Их одежда упала на пол, и они повалились на нее, стремясь друг к другу, прикасаясь, лаская — с желанием, страстью.

Они жаждали друг друга так сильно, словно приливная волна накатилась и затопила их, унося в жгучий, золотой поток чувств. Они поднимались на вершину страсти все выше и выше, пока напряжение не стало невыносимым, и наконец они достигли пика, и весь мир вокруг них раскололся на тысячи разноцветных фрагментов, которые кружились вокруг них, унося сознание прочь.

Прошло очень много времени, пока они оба зашевелились. Джейк долгое время не мог двигаться, думать или делать что-то, в какой-то момент ему вообще показалось, что он покинул этот мир.

Но наконец он перевернулся, лег на спину, его широкая грудь быстро поднималась и опускалась от тяжелого дыхания. С большим трудом, стараясь наладить дыхание, он сказал:

— О, Мерседес, моя дорогая сеньорита Алколар. Теперь мы в самом деле должны притворяться помолвленными. Что подумал бы твой любимый папа, если бы узнал о произошедшем здесь сегодня?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

…Теперь мы в самом деле должны притворяться помолвленными.

Эти слова Джейка долетели до Мерседес откуда-то, пробиваясь сквозь затуманенное чувствами сознание. Хотела бы она не думать об этом, не слышать этих ужасных слов или, по крайней мере услышав, иметь возможность стереть их из памяти. Но она слышала их и не могла забыть.

И все-таки надо не обращать на эти слова внимание. Это единственный способ разрешить ситуацию и извлечь из нее хоть какую-то толику счастья.

Ей в какой-то степени даже повезло. Их мнимая помолвка — ее шанс провести с Джейком хоть немного времени, продлить это мучительное счастье, пусть даже он и не любит ее. Она и не просила его любить ее, знала, что это только мечта все равно что желать достать Луну с неба. Он никогда не говорил о любви или о чем-то, отдаленно ее напоминающем. Но по крайней мере он чувствовал исступление, переполняющее его физическое влечение, что показывал снова и снова, когда она приезжала к нему в квартиру Рамона. Пока что только это удерживало Джейка рядом с ней.

И он явно планировал остаться здесь еще на какое-то время. Иначе зачем продолжать притворную помолвку?

И это делалось не ради ее отца, потому что она знала Джейка Тавернера достаточно хорошо, чтобы понять — он не делал ничего ради удовольствия других людей, до тех пор пока это не приносило радости ему. Если он остается, значит, ему это зачем-то нужно, и тогда она может встречаться с ним.

Но скоро он все-таки уедет в Лондон и, может быть, какое-то время будет продолжать их отношения на расстоянии. Мерседес и не надеялась, что Джейк будет долго терпеть такое положение вещей. Он неизбежно устанет от неопределенности, и тогда они сообщат всем, что расстались. И произойдет самое страшное: ей придется встретиться с мукой потери.

Но сейчас, пока он здесь, она могла бы попытаться продлить их отношения. Правда, это означало лгать всем и дальше. И не только лгать, но и предпринимать лживые действия. И это было самым невыносимым.

Тот день, когда Джейк поднял вопрос о кольце, оказался одним из таких невыносимых дней.

— Может быть, мы должны выбрать кольцо, предложил он однажды утром, когда они, побродив по Барселоне, отдыхали за чашкой кофе в маленьком кафе.

— Кольцо?

На пару секунд Мерседес не поняла, что он имел в виду, и только пристально посмотрела на него, нахмурившись от смущения.

— Какое кольцо?

— Обручальное, — объяснил Джейк с заметной эмоциональностью в голосе, не давая ей времени сообразить, как отвечать. — Какое же еще?

— Зачем мне обручальное кольцо?

Она не смогла сдержаться, слова слетели с губ, выдали потаенные мысли, те, которые она не осмеливалась сказать ему. Почему он считает, что она непременно должна хотеть кольцо, чтобы подтвердить отношения, которых даже не существует?

— Это обычное дело для помолвленных пар.

— Но мы не обычная помолвленная пара. К слову, мы даже не помолвлены, и ты слишком хорошо это знаешь.

Косой взгляд, который он бросил в ее сторону, вынудил ее вздрогнуть, несмотря на полуденную жару.

— Но нам необходимо поддерживать видимость помолвки, чтобы нам поверили.

— С чего это я должна поддерживать видимость?

— Я думал, что именно об этом ты… и твой папа более всего беспокоитесь.

В его голосе был определенный намек, и его глаза стали холоднее, чем когда-либо.

— Это оттого, что мы уже поверили, будто мы… удалось сказать ей. Слова замерли на побледневших губах. — Оттого, что ты заставил его поверить, будто мы уже были любовниками.

— И он не очень-то этому обрадовался.

Джейк сосредоточенно размешивал кофе, пристально глядя в чашку. Но у Мерседес сложилось впечатление, что он внимательно следит за ее голосом и реакцией.

— Ему кажется, что ты позоришь семью, — цинично пробормотал он.

— Это Испания, а не Англия, — резко напомнила ему Мерседес. — И мой отец считает, что приличная молодая женщина не должна… не должна…

— Не должна прыгать к мужчине в постель?

— Я не прыгала к тебе в постель! — резко запротестовала она.

— Но ты и не сопротивлялась мне. И той ночью в Лондоне у меня создалось впечатление, что ты преуспела кое в чем, если бы не взяла на себя инициативу и не сбежала.

Мерседес почувствовала, как ее щеки заливает краска, рука задрожала так сильно, что она должна была со стуком поставить чашку на блюдце из боязни пролить кофе на деревянный полированный стол.

— Я… я выпила лишнего.

— Нет, — выпалил Джейк, его сверкающий пристальный взгляд вонзился в ее лицо. — Ведь это я наполнял тебе бокал. Ты выпила не больше моего.

— Я…

Мерседес попыталась ответить, но ее голос прервался. Что она могла сказать? Как она объяснит свое поведение, когда оно было непонятно даже ей?

По крайней мере так было тогда. Теперь, конечно, она очень хорошо понимала, что произошло с ней. Ее охватило страстное увлечение, которое стало предшественником изменений в ее жизни — влюбленности в Джейка Тавернера.

Но она не могла признаться в этом тому мужчине, который только что предложил ей обручальное кольцо — фальшивое по своей сути — с таким спокойствием, будто безделушку с дешевого рынка.

— Я не соображала здраво.

— И ты все еще не соображала здраво, когда сбежала?

Это был вопрос, который беспокоил его с той ночи, признался себе Джейк, на который он в самом деле хотел получить ответ.

Выходит, что, не зная о ее девственности, он вел себя слишком напористо, был невнимательным и таким образом вынудил ее в панике сбежать из его дома. Такой расклад событий Джейку совсем не понравился.

Мерседес подняла ложку, внимательно посмотрела на нее, будто именно в ложке заключался ответ на все мучавшие их вопросы. Спохватившись, она медленно положила ее обратно на блюдце.

— Я тогда совсем ничего не соображала.

Это не ответ. И Джейк был вынужден задать вопрос, которого хотел бы избежать.

— Я напугал тебя?

— Напугал?

Она быстро, смущенно и в то же время испуганно посмотрела на него своими большими карими глазами. Увидев ее смущение, он почувствовал облегчение, но от ее испуга ощутил муки совести.

Джейк сжал в пальцах чашку настолько сильно, что чуть не расколол ее.

— Нет…

Слава богу! На миг его взгляд затуманился при виде того, как она качает головой, как развеваются ее черные волосы вокруг плеч.

— Я сама напугала себя, — прибавила она неожиданно.

— Что?

Он ожидал этого меньше всего и поэтому смутился.

— Я испугалась того, что так быстро потеряла голову.

Джейк нахмурился, а она вздохнула.

— Меня это обеспокоило. Ты знаешь о прошлом моего отца… и о том, что у меня есть родной брат и еще два — по отцу.

— У Рамона и Алекса разные матери?

Джейк пытался не выдать себя, сохраняя равнодушный тон. Теперь не время давать ей понять, что он знает о ситуации в ее семье больше, чем она предполагает. Если он правильно рассчитал, ей не нужно это знать. Зачем рассказывать сейчас столь тревожные вещи? Узнав обо всем, Мерседес, несомненно, бросит его. А это не входит в планы Джейка.

Правда, однажды она все равно бросит его, что неизбежно. Никто из них не связан обязательствами, и, конечно, Мерседес даже не намекнула, что хочет большего. Но зачем им расставаться до того, как страсть между ними утихнет сама? Он хотел запомнить все, что их связывает, как можно полнее. Он хотел находиться рядом с ней, пока она позволит.

— Так что ты почувствовала, когда эти два парня внезапно появились и объявили себя твоими родственниками?

Что она почувствовала, когда ее отец предстал в виде распутной крысы, не в силах оставаться верным одной женщине в его жизни?

Мерседес обиженно посмотрела на него, и он почувствовал, что каким-то образом, нехотя затронул ее болезненные струны. Это было неприятное чувство, и Джейк, чтобы успокоиться, напомнил себе слова матери о том, что Мерседес Алколар — такая же холодная и надменная, как ее отец.

— Должно быть, возникли непредвиденные сложности? — уже мягче спросил он.

— Это не то слово. — Она поморщилась от воспоминания. — Рамон был честен. Он просто пришел в офис моего отца, потребовал правды… и отказался уходить, пока не получит ответ. С Алексом было по-другому…

Она умолкла.

— Как по-другому? — спросил Джейк, когда Мерседес молчала несколько мгновений, пристально смотря в почти пустую чашку. — Что произошло?

— Он никому не сказал, что является сыном моего отца… или даже что есть на это подозрения.

Он подал заявление на должность в корпорации «Алколар», его приняли, и он работал с моим отцом какое-то время, ожидая подходящего момента, чтобы разобраться во всем.

Она нервно облизнула пересохшие губы, и Джейк внезапно подумал, что догадывается о произошедшем.

— Что это значит? Я так понял, что ты встретила его тогда?

Она молча кивнула, ее глаза стали беспокойными.

— Я… я не знала, кто он, и я была ребенком в то время. Мне едва исполнилось семнадцать. Я буквально обрушилась на него.

— Слушай… ты думала, что влюблена в него? спросил Джейк, когда она замерла, не в силах продолжать.

Мерседес словно хотела с негодованием опровергнуть замечание, но не смогла.

— Он ведь хорошо с тобой обращался?

Если этот проклятый брат вел себя как Алколар, разбил ее сердце, тогда он разберется и с ним!

— Алекс? — И по ее Тону Джейк понял, что все было не так. — Совсем нет! К слову, именно мое поведение вынудило Алекса открыться, кто он, причем до того, как он был готов к этому. Алекс не мог быть добрее или нежнее. В любом случае, даже если бы я не была его сестрой, он уже встретил свою потенциальную невесту.

— На которой теперь женат?

Мерседес кивнула.

— Они очень счастливы с Луизой.

А вот она и Джейк никогда не смогут стать счастливыми вместе. Ей не нужно было говорить это все уже прозвучало в ее голосе и отразилось в ее глазах. Но у Джейка не было времени понять это он думал об Алексе, мысленно представлял его лицо, сравнивая с отражением, которое он видел в зеркале каждый день.

Оба высокие, темноволосые, светлоглазые, с широкими скулами, решительными подбородками, полными губами. Оба сильные, сухощавые, с длинными ногами… Их можно признать за братьев или по крайней мере за кузенов, которыми он и Рамон в самом деле были.

Между тем Алекс и Рамон были похожи, и у Джейка крутился в мозгу вопрос: не нашла ли Мерседес в нем замену запрещенной любви Алексу? При мысли, что он похож на предмет ее любви, ему стало неловко.

— Ты сказала, что сама напугала себя. Что именно ты имеешь в виду?

Она отвела от него взгляд, смотря куда угодно, только не на него.

— Я обычно не веду себя так. Я не из тех, кто торопится, не подумав… Я всегда думала, что похожа на мать. Но когда я узнала о Рамоне и Алексе, то поняла, как безответственность отца разбила нашу и другие семьи. И тогда я поклялась, что всегда буду осторожной и стану думать, прежде чем действовать. В ту ночь я поняла, что могу быть так же импульсивна и бездумна, как мой отец, и запаниковала.

Признать это у Мерседес хватило храбрости, но недоставало мужества сказать, что реагировала она так только на одного мужчину — Джейка.

Даже безумное увлечение Алексом казалось незначительным в сравнении с тем приливом чувств, которое теперь переполняло ее.

Она, как и раньше, обожала Алекса, но как своего брата. Даже тогда, не зная, что он ее родственник, Мерседес не ощущала такой всепоглощающей чувственности, как с Тавернером, не знала такого сильного сексуального желания, не чувствовала ничего подобного. Она всегда подозревала, что, как и братья, полюбит очень сильно и лишь единственный мужчина назовет ее своей женой.

И она полюбила — сильнее, чем ожидала. Так сильно, что не было возможности избавиться от этого чувства, исчезла надежда любить кого-то еще так же — всем сердцем. Но ей не повезло.

Мужчина, которого полюбила Мерседес, был холоден к ней и не намеревался претендовать на ее сердце.

— Получилось, что я воспитывалась на принципах безупречной репутации. Поэтому мой отец был так потрясен.

— У твоего отца на это не очень-то много прав, цинично сказал Джейк, отодвигая стул назад и лениво вытягивая длинные ноги. — Твой отец уж точно не святой, раз имеет трех сыновей от разных матерей.

— Он первый это признал.

— Да?

Джейк казался пораженным. Мерседес этого никак не ожидала. Она вдруг почувствовала негодование — кем он считает ее отца, толком ничего не зная? Кто дает ему право осуждать Хуана Алколара?

— Так знай, что мой отец признал свое недостойное поведение. Но тогда он был молод, неразумен… и сожалеет об этом.

— Слишком поздно, — проворчал Джейк. — Все женщины, имеющие к этому отношение, умерли.

Кто-то из них знал о его сожалении?

— Он рассказал все моей матери, — поспешно вставила Мерседес. — Она знала. Их брак был династической сделкой. Когда Рамон впервые появился, объявляя себя сыном моего отца, естественно, это всех расстроило. У моей матери было разбито сердце. Но я знаю, что они с отцом долго разговаривали и наконец объяснились. Более того, они даже стали ближе.

— Это все-таки ужасно лицемерно с его стороны — так вести себя на свадьбе Рамона.

— Здесь другое.

Не в силах сидеть спокойно. Мерседес вскочила на ноги и подхватила свою сумку.

— Я думаю, пора уходить… — начала она, но Джейк протянул руку и крепко схватил ее за запястье.

— Не так быстро, — резко сказал он. — Что другое?

Он был подобен терьеру, который схватил зубами кость и не отпускал. Начав защищать отца, Мерседес вовлекла себя в опасную зону, где она не могла сдерживать эмоциональных вспышек.

— Мерседес…

Он произнес ее имя тихо, медленно.

— Я должна была…

Ей не удавалось закончить. Она открыла рот, набрала воздуха в легкие, а он быстро и проворно вскочил на ноги.

— Мерседес, — сказал он более угрожающе. Что другое?

Она начала бороться с Джейком, но захват стал только крепче.

— Джейк…

Она посмотрела в его глаза и увидела, что их обычный ледяной голубой цвет стал темнее. Она услышала тяжелое, громкое биение его сердца у своей груди, его неровное дыхание, внезапный вдох.

Жар солнца был ничем в сравнении с огнем, зажегшим ее кровь. Чувства, которые овладели ею, были дикими, исступленными и примитивными и совсем не подходили для ярко освещенного кафе под открытым небом. Эти чувства больше подходили к полутемной комнате, ночи, теплой и мягкой громадной кровати…

— Что было другим? — потребовал Джейк снова.

Его голубые глаза, казалось, угрожали вытряхнуть из нее душу. Она знала, что раз эти мощные пальцы угрожающе сжались вокруг ее запястья, нужно отвечать.

— Там участвовали все, — попыталась она уклониться от ответа. — Мой отец знал, как все не одобряли Эстреллу, как изгнали ее, он не хотел такого же для меня.

— И?.. — резко напомнил Джейк, когда она остановилась. Он был убежден, что это не единственное объяснение. — И?..

— И… и он знал, что я обещала… что я обещала моей матери.

— Твоей матери?

Было ясно, что Джейк менее всего предполагал услышать это. Он резко откинул голову и прищурился, затем слегка ослабил захват.

— Какого дьявола ты обещала своей матери?

— Что…

Надежды больше нет, пора говорить правду.

Его не обманешь. У нее не было сомнений, что он и так все уже знал, прочтя это в ее глазах.

— Что впервые отдамся только достойному мужчине и лишь по любви.

Если бы она дала Джейку сильную пощечину, он даже тогда не был бы таким потрясенным. Его глаза вдруг заволокло туманом, их острый пристальный взгляд сделался неясным, будто она в самом деле ударила его. Потом нарочито медленно Джейк покачал головой.

— Нет… — сказал он резко, находясь на грани раздражения. — Нет.

Он ужаснулся при мысли, что она могла полюбить его?

Мерседес взяла себя в руки и заставила посмотреть ему в лицо. Ей даже удалось на краткий миг нервно и совсем бессмысленно улыбнуться.

— А я не выполнила этого обещания, да и что могло быть между нами? Любовь же не подходит к нашим отношениям?

— Нет, совсем нет, — ответил Джейк. Он все еще казался ошеломленным, будто встретился лицом к лицу с чем-то ужасным, неизвестным. Словно заглянул за опасную высокую скалу и увидел реальность — высокий водопад. , А что она ждала от него? Он ведь сказал, что хочет сделать ее любовницей, а не возлюбленной.

И уж тем более не имел намерения жениться на ней. Он желал ее, мог даже беспокоиться за нее по-своему, но не любил.

У их отношений не было будущего. Она никогда не станет для него больше, чем любовница, и пора признать это.

— Так что теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты покупал мне кольцо? Это будет просто непростительное расточительство.

— У меня есть для этого деньги.

Она искушает меня? — задался вопросом Джейк. Он подумал, что увидел свет в ее глазах, но потом она моргнула и осталась только странная унылая пустота.

— Не трать их на меня.

— Разве это расточительство — дарить красивой женщине красивые украшения?

— Но это не просто украшение. Почему я должна ознаменовывать кольцом краткий период жизни? То, что обязательно подойдет к концу? Это не продолжится долго.

— Все-таки у тебя останется кольцо.

— Нет! Кольцо — это обман! Я не хочу обмана!

Если я когда-то позволю кому-то надеть мне кольцо, то для этого будет причина! Я хочу, чтобы его надел мужчина, который любит меня и которого люблю я. Чтобы я никогда не захотела снимать его и расставаться с этим мужчиной.

Да, Мерседес объяснилась более чем ясно.

Это была всего лишь временная связь, без будущего. Мерседес не связана с ним обещанием, она ищет любовь всей жизни. Сегодня у нее есть он — приятное развлечение, ничего более.

Ну и прекрасно! Он же жил так до сегодняшнего дня, разве нет?

Пока все хорошо, ее все устраивает.

Но Джейку почему-то не понравились свои же собственные выводы.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Месяц почти подошел к концу.

Мерседес не заметила, как ушло время. Четыре недели, которые Джейк провел в Испании, почти закончились. Рамон и Эстрелла через три дня должны вернуться из медового месяца, и тогда Джейк уедет домой в Англию и оставит Мерседес.

Проблема состояла в том, что она не знала, будет ли его отъезд временным или возвращение ее брата означает окончание их отношений.

Для Джейка это был бы отличный повод прекратить с ней связь. Возможно, он выберет и другой вариант: объявит, что будет звонить ей, а потом просто позволит их отношениям сойти на нет.

Вероятно, так сделал бы прежний Джейк. Он был не из тех мужчин, которые уклоняются от проблем, а предпочитал встречать их лоб в лоб и улаживать дела на месте.

Мерседес вспомнила, как он говорил о разрыве с Карен. Что ж, ее ожидает то же самое, когда придет ее время.

Джейк так похож в этом на ее брата Хоакина, который никогда не состоял в любовной связи больше года, пока не встретил Кэсси. Именно Кэсси пробралась в его бережно охраняемое сердце и осталась там. И теперь она — жена Хоакина, бывшего холостяка, а ныне счастливейшего из женатых мужчин и будущих отцов.

Мерседес резко вздрогнула при этой мысли. За последние несколько дней небольшое волнение переросло в обеспокоенность.

Она могла забеременеть от Джейка!

Она пыталась сказать себе, что слишком рано беспокоится из-за задержки. И все-таки… Неужели она ждет ребенка от Джейка? В таком случае она знает точно, когда этот ребенок зачат.

Это было в первый раз, когда она и Джейк занимались любовью, не предохраняясь. Она проснулась тогда в квартире Рамона, открыла глаза, посмотрела на Джейка и поняла, что любит. И не сдержалась…

— Мерседес?

Она вздрогнула, услышав голос позади, повернулась спиной к окну, у которого стояла. Это был отец.

— Я только что получил известие от Рамона. Он и Эстрелла возвращаются завтра.

— Так скоро?

Мерседес почувствовала, что бледнеет. А она-то надеялась, что останется с Джейком еще немного.

— Ты не выглядишь такой уж счастливой от этого сообщения, — дразнил ее отец. — Не хочешь снова увидеть брата?

— Дело не в этом…

Мерседес умолкла, не в силах продолжать, но отец понял ее.

— Если твой брат вернется, твой жених уедет домой в Лондон, так? — спросил он сочувствующе.

— Я боюсь…

Она не смогла закончить, рассказать о своих страхах. Но ее отец понимающе кивнул головой.

— Ты боишься, что, если он уедет, все изменится. Что он забудет тебя.

— С глаз долой — из сердца вон, — пробормотала Мерседес.

— Если он в самом деле любит тебя, то этого не произойдет.

Мерседес закрыла глаза, почувствовав боль от этих слов. В этих важных словах, произнесенных ее отцом, была суть всей проблемы.

«Если он в самом деле любит тебя».

— Ты сомневаешься в себе? — тихо спросил Хуан Алколар.

— О, нет! — невольно сорвалось с ее губ. — Нет, совсем нет! Я люблю его. Я думаю, что полюбила с первого взгляда.

— Ты похожа на свою мать, — мрачно сказал Хуан. — Она всегда говорила, что полюбила меня с первого взгляда, но я никогда не ценил ее по достоинству. Наш брак был сделкой.

— Я знаю, мама рассказывала мне. Она говорила, что обожает тебя и должна подождать, когда ты полюбишь ее.

Ее отец вздохнул, а Мерседес подумала о Хоакине. Ее старший брат и отец имели похожие проблемы в прошлом, вероятно, оттого они были так похожи. Но теперь с каждым днем они становились все ближе.

— Я был глуп и слеп. Я так любил Маргариту…

— Мать Рамона?

— Да. И когда она умерла, вскоре после рождения Рамона, я выбился из колеи. Конечно, семья Маргариты обвиняла меня в ее смерти, они так и не простили меня. Ее сестра ненавидела меня и поклялась, что отомстит. Я чувствовал себя ужасно. Стал много пить, не контролировал себя… Я совершал очень много глупостей…

Мерседес только молча кивнула. Она знала теперь эту историю — ее отец, скорбя по любимой женщине, уехал в Лондон, пьяным провел одну ночь с женщиной, в результате чего родился Алекс — младший из трех братьев.

— Но когда я вернулся домой, твоя мать ждала меня. Она поняла, в каком я состоянии, и приняла меня обратно. И тогда наконец, пусть и поздно, я понял, что такое любовь. Но я потерял так много времени! Судьбе было угодно вскоре навсегда разлучить нас. — Он умолк, вздохнул. — Ты появилась как результат того примирения, любимая моя дочь. Какие бы ошибки я ни делал в жизни, ты никак не принадлежала к ним. Ты была зачата в любви. Мерседес, и благодаря тебе твоя мать и я наконец получили возможность попытаться снова стать настоящей семьей. Так ты не уверена в чувствах Джейка?

Мерседес замерла, пораженная, не понимая, почему отец спросил об этом. Потом медленно кивнула.

— Я не знаю, что он испытывает ко мне.

— Но если он попросил стать его женой…

Хуан заметил быстрый, сверкающий взгляд, который она не смогла скрыть.

— Он не делал тебе предложения?

— Нет, — жалобно прошептала она.

— Тогда почему он сказал обратное?

— Я не знаю.

— А я знаю, — раздался другой мужской голос.

Хоакин! Мерседес в изумлении уставилась на брата.

— Откуда?..

— Я ведь был там, помнишь? Я стоял к нему ближе всех, так же, как и Алекс. Я видел его лицо, глаза. Он понял, что у тебя неприятности, и не колебался. Джейк просто поспешил спасти тебя.

Разве это может быть правдой? Мерседес не считала возможным даже думать об этом. Ее сердце билось так сильно, что пульсирующая в висках кровь отзывалась в голове, будто раскаты грома.

Но за смущением и растерянностью пряталась крошечная надежда…

Если Джейк пришел, чтобы спасти ее, тогда он, вероятно, заботится о ней. И если она беременна, тогда, может быть, этот ребенок соединит их?

— Ты думаешь?.. — неуверенно произнесла Мерседес.

— Тебе может сказать об этом только сам Джейк. Ты должна спросить его.

Завтра Рамон вернется, и он должен будет уехать.

Джейк вытащил костюм из шкафа, где хранил его в течение последнего месяца, и бросил на кровать.

Что бы ни произошло, он должен уехать, оставить своего кузена и Эстреллу наедине. Но дело не только в квартире. Вернее, не в квартире вовсе.

Проблема в том, что он слишком долго отсутствовал в Лондоне; Его помощник Марк замещал его, превосходно справляясь со всеми делами и временами связываясь с боссом, когда того требовала необходимость. Но пора приниматься за дело. Ничего не держит его здесь, кроме Мерседес.

Джейк дернул ящик комода, достал стопку рубашек и бросил их в сумку.

Он приехал в Испанию с намерением забыть Мерседес. Вместо этого он добился обратного.

С каждым днем, с очередной любовной близостью он все больше запутывался в своих чувствах, желаниях, а она, казалось, отстранялась от него. Ему лучше сдаться сейчас, уехать домой и забыть об этой женщине.

За рубашками в сумку отправились стопка нижнего белья, потом несколько пар туфель.

«Почему я должна ознаменовывать кольцом краткий период жизни?»

Голос Мерседес прозвучал так отчетливо, что он тут же вообразил ее в комнате. От воспоминания у него что-то сжалось внутри. Это ощущение уже не раз волновало его. Если бы Джейк обладал воображением, то сказал бы, что его сердцем завладели чувства к прекрасной испанке.

Но даже если так, это все равно ничего не значит — в течение последних двух недель Мерседес держала между ними эмоциональную дистанцию.

Он мог проводить с ней день, разговаривать, даже смеяться, но сущность Мерседес всегда ускользала за пределы его понимания, если он пытался поговорить с ней о чем-то более серьезном, что могло объединить их в будущем. Так было и тогда, когда он говорил о покупке кольца, — Мерседес воспользовалась случаем и дала ему ясно понять, что не хочет никаких обязательств. В таких случаях она всегда поспешно отступала в сторону, переводя разговор на другую тему, менее значительную, шутя или находя что-то в витрине магазина, что якобы внезапно заинтересовало ее.

Если же они находились в квартире и он снова начинал этот разговор, она только обольщала его.

Ей удавалось делать это так хорошо, что он всегда сдавался на милость чувственного искушения.

По крайней мере Джейк забывался в сексуальном экстазе. В эти мгновения беспокойство, сомнения и дьявольская неуверенность оставляли его. Когда он обнимал Мерседес, ласкал, занимался с ней любовью, он мог забыться, но потом мысли о них все равно возвращались. Он познал Мерседес так, как мужчина может узнать женщину.

Он раздевал ее, укладывал к себе в постель, опускался на ее теплое и мягкое тело. Но всегда было то, что он не мог постичь, — некие скрытые уголки ее сердца, души, не принадлежащие ему.

И именно из-за этого он уезжал.

Если бы у него была какая-то надежда, что положение вещей изменится, тогда он бы остался, тогда бы он боролся и молился, что однажды выиграет.

Но в последние несколько дней Мерседес еще дальше отстранилась от него. Джейк терял ее.

Если бы он был мудр, то воспринял бы возвращение кузена как предупреждение, что его время вышло. Он уехал бы отсюда гордым человеком, с высоко поднятой головой. Он бы попрощался с Мерседес — сделал так, как она хотела, — и навсегда расстался бы с ней.

Но если бы Джейк остался, как хотел он, ожидая от нее прощального слова, то никогда бы не смог уехать. Тогда он потерял бы всякую гордость. Стал бы просить ее, умолять. И Мерседес возненавидела бы его.

Джейк направлялся в ванную комнату забрать бритвенные принадлежности, когда в дверь позвонили.

— Мерседес!

Нет, не сейчас! Ему нужно время, чтобы взять себя в руки, подумать о том, что сказать.

И все-таки его глупое сердце забилось в восхищенном ожидании просто увидеть ее лицо, услышать ее голос.

Все его ожидания рассеялись быстро, принося горькое чувство потрясения, когда он увидел, что женская фигура на пороге выше, чем та, которую он хотел видеть.

— Мама! Что ты здесь делаешь?

Элизабет Тавернер пристально посмотрела на сына ясными голубыми глазами, будто охотилась за некой особенной информацией. Он знал этот взгляд, который всегда вызывал у людей беспокойство. Сегодня предстояло беспокоиться ему.

— Я приехала выяснить, что происходит. Я узнала несколько глупых сплетен о тебе и захотела узнать, правда ли это.

К удивлению Мерседес, дверь в квартиру Рамона была слегка приоткрыта. Казалось, будто кто-то вошел внутрь да так и не закрыл ее надлежащим образом. Один небольшой толчок, и дверь тихо отворилась, давая Мерседес возможность зайти в коридор.

Она преодолела короткий путь от дома отца до временного пристанища Джейка, полная надежд и ожидания. Воодушевленная объяснением Хоакина. Мерседес решила сделать так, как сказал ее отец, и найти мужчину, которого любила, поговорить с ним, узнать, могут ли они договориться.

Они должны договориться, если предстоит родиться ребенку.

Но, поднимаясь на лифте, она поняла, что храбрость оставила ее. И теперь звук голосов, идущих из гостиной, заставил задуматься — входить или не входить.

С Джейком кто-то был. Если он не один — с женщиной, судя по голосу, — тогда она приедет сюда в другое время.

Но решится ли она вновь на этот шаг? Сможет ли заставить себя приехать снова, если отступит сейчас?

Она должна остаться, если собирается узнать правду.

Но у Джейка гости…

Мерседес направилась обратно к двери, когда услышала свею имя, и замерла, прислушиваясь к каждому слову.

— Оставь Мерседес мне, мама! — говорил Джейк, его было слышно через другую приоткрытую дверь. — Я все улажу!

— О, конечно, — женский голос был резким и презрительным. — Если ты будешь улаживать все таким способом, то позволишь поймать себя в ловушку. Будь осторожен, Джейк, или эти проклятые Алколары разрушат твою жизнь, как разрушили жизнь Маргариты. Ты знаешь, что они сделали с моей сестрой!

Мерседес будто воткнули нож в сердце. Она вспоминала прошлую жизнь отца, англичанку по имени Маргарита — женщину, которую Хуан Алколар любил и потерял, которая родила ему ребенка и умерла через несколько месяцев, — мать Рамона.

«Конечно, семья Маргариты обвиняла меня в ее смерти, — слова отца гремели в ее голове, заглушая то, что говорил Джейк, — они так и не простили меня. Ее сестра ненавидела меня и поклялась, что отомстит…»

И Джейк назвал эту женщину матерью! Мерседес схватилась за дверь, ища опору, вынуждая себя держаться и слушать.

— Пора прекратить эту фальшивую помолвку, сказала мать Джейка. — Уезжай, пока тебя не поймали в ловушку. В конце концов, ты же не хочешь обнаружить, что женился на женщине по ошибке!

— Жениться по ошибке? — Голос Джейка был резким и саркастичным. — Нет, я могу уверить тебя, что этого никогда не произойдет.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Мерседес пришлось закрыть рот ладонью, чтобы сдержать вопль страдания. Она сильнее схватилась за дверь, костяшки пальцев побелели, в ушах стояло ужасное жужжание, как от тысячи обозленных пчел, голова закружилась, и она почувствовала тошноту.

И теперь, когда она была слишком уязвима и слаба, возникло воспоминание — ясное, жестокое и яркое, — когда Джейк в первый раз подошел к ней на той вечеринке в Лондоне. Она впервые увидела его и спросила о нем у Антонии. Он уже знал тогда, кто она!

Он подошел — сдержанный, спокойный, полностью собранный.

Он не спросил ее имени, а произнес его, словно делал бездушное обычное заявление.

Он точно знал, кто она, и сделал ее мишенью с самого начала! С первых минут их встречи это был план мести.

Надо бежать. Бежать скорее, пока ее не обнаружили здесь!

Но когда она повернулась, смущенная и униженная, она вспомнила его слова о ее побеге. И тогда Мерседес гордо подняла подбородок и выпрямила спину.

Она почти слышала голос Джейка — так же ясно, как тогда, когда он бросил ей это обвинение в квартире три недели назад.

«Ты собираешься сбежать, не предоставив мне возможности сказать что-нибудь, объяснить?»

Какие объяснения он мог дать? Она же слышала его слова собственными ушами. Разве он не ясно выразился по поводу своих чувств?

Джейк решил убедить ее, что никогда не женится на ней. Все же ясно!

Но отсюда она не уйдет, не оставит Джейка с его мстительной матерью. Она не убежит.

Глубоко вздохнув. Мерседес с трудом сглотнула, чтобы успокоить боль в пересохшем горле.

Если Джейку Тавернеру в самом деле была противна мысль о женитьбе на ней, если он притворялся помолвленным только ради того, чтобы сделать ее своей любовницей, отомстить ее отцу за тетку, пострадавшую много лет назад, тогда он должен сказать ей об этом прямо в лицо.

Она не убежит, а войдет, чтобы встретиться с ним!

Отбросив назад волосы, Мерседес нервно облизнула губы, вынуждая себя сделать шаг вперед…

Джейк услышал, как открылась дверь у него за спиной, и на миг подумал, что причина этому сквозняк. Но потом он увидел глаза матери, которая смотрела через его плечо, и понял, что кто-то вошел в комнату.

— Кто? — спросил он, заранее зная ответ.

Только один человек, помимо Рамона, мог появиться так неожиданно здесь. И только он мог вызвать на лице его матери выражение неверия, злобы и странной неуверенности — Мерседес.

Мерседес выглядела так, какой он никогда не видел ранее. Длинное белое платье с воротником-хомутиком очерчивало каждую линию ее тела.

Красивое лицо было измученным, бледным. Ее громадные глаза были затуманены, полные обольстительные губы ожесточенно сжаты, будто для того, чтобы ни одно слово не сорвалось с них.

Она выглядела так, будто побывала в аду. И именно сейчас он понял, как же сильно любит ее.

— Мерседес…

Он произнес ее имя тихо и мягко, но она повернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, и обратила на него знаменитый взгляд Алколара.

Спина прямая, зубы стиснуты, подбородок поднят, она смотрит свысока с выражением предельного презрения или по крайней мере пытается так смотреть. Теперь ему стали понятны все перемены ее настроения, многоликость — он увидел едва заметные, предательские признаки, которые не замечал ранее.

Джейк увидел блеск в больших темных глазах, напряжение, с которым она пыталась скрыть дрожь губ.

Он понял, что она слышала разговор с матерью, и появилась, чтобы высказать о нем все, что она думает.

— Я не хотел, чтобы так получилось, — сказал Джейк, чеканя каждое слово, не отводя от нее глаз, забыв о матери, стоящей у него за спиной. Ни за что на свете.

— Нет? — спросила она ледяным тоном, раздраженно, подняв подбородок выше, сильнее сжав губы. — Ты планировал это совсем по-другому? На другой семейной вечеринке?

— Нет…

— Или, вероятно, ты думал устроить все по максимуму? Ты намеревался выбрать самый подходящий момент, чтобы оскорбить меня?

Услышав об оскорблении, Джейк изменился в лице. Он не ожидал такого — бедный, слепой глупец! — смотрел на нее и пытался понять выражение ее лица, но не мог.

— Ты считаешь мое предложение оскорблением?

Ему было больно даже говорить об этом, внутри у него все переворачивалось.

— Когда именно ты собирался обмануть меня?

У алтаря?

Слова обоих были произнесены одновременно, повисли в воздухе, когда они пристально посмотрели друг на друга.

— Оскорбление?

— Обмануть тебя?

И потом внезапно, медленно, не отводя друг от друга взгляда, они покачали головами, отрицая обвинение.

— Нет!

В этот раз было невозможно сказать, кто говорит. Слово было произнесено резким, низким мужским голосом и ее — более высоким, но не менее громким.

— Джейк… — проговорила его мать, напоминая о себе. И внезапно он все понял.

Его мать считает Мерседес врагом — она буквально излучала эту ненависть. Пока Элизабет в комнате. Мерседес не скажет правду, не раскроет свои чувства.

Он с трудом отвел от нее взгляд, прошел мимо, подошел к двери и открыл ее настежь.

— Мама, выйди, — это был приказ, резкий и грубый. Джейк был слишком раздражен, чтобы смягчить тон, но потом прибавил с опозданием:

— Пожалуйста, мне нужно остаться наедине с Мерседес.

Не спорь со мной, говорил его взгляд, не пытайся давить на меня или заставлять выбирать, потому что тебе не понравится мой ответ.

Он с облегчением вздохнул, когда увидел, что суровое выражение исчезло с лица матери — она медленно повернулась, задумчиво посмотрела на Мерседес и вышла.

Ему даже показалось, что она тихо пожелала ему удачи, проходя мимо.

Джейк закрыл дверь и остановился, на краткий миг закрыл глаза, потом медленно повернулся к Мерседес.

— Теперь объясни, — сказал он, стараясь изо всех сил казаться решительным и спокойным, — о чем идет речь?

— Не знаешь? — Мерседес не верила, что он задает этот вопрос.

Он не понял, что она сказала? Или он думал, что она глуха и глупа?

— Я слышала, что ты говорил здесь обо мне.

— Я знаю. — Он не моргая смотрел на нее. — Ты дала ясно понять.

— Ну, тогда…

— Это так плохо? Настолько ужасно?

— А зачем ты спрашиваешь? Ты сказал… сказал, что решил никогда не жениться на мне, и после этого осмеливаешься спрашивать у меня, что такого плохого в этих словах?!

— Нет, — возразил Джейк, но она не слышала, охваченная болью и унижением.

— Ты знаешь, каково услышать такое? Узнать, что все происходившее делалось по схеме — ради мести?

— Мерседес!

— Теперь-то я все понимаю. Ты сначала планировал просто совратить меня, а потом бросить.

Если бы я тебя не бросила, у тебя бы все получилось. Вероятно, ты планировал убить сразу двух зайцев — использовать меня для того, чтобы проучить Карен, дать ей отставку, и доказать мне, как мало я значу для тебя.

— Нет!

— Но тогда я убежала от тебя. Я сорвала твой план, расстроила твое бессердечное желание отомстить. И ты приехал сюда, чтобы продолжить план мести, а я — глупая, слепая и одурманенная предоставила тебе эту возможность. Я бросилась в твои объятия и позволила сделать с собой то, что ты хотел.

— Не сразу, — голос Джейка был насмешливым, и она, не веря своим глазам, увидела, как на его удивленном лице заиграла полуулыбка. — Ты сначала немного посопротивлялась.

— Но недостаточно! Я позволила тебе использовать меня, ранить, отомстить моей семье…

— Мерседес, нет! — Джейк полностью лишился самообладания и возвел руки к небу, выражая несогласие и пытаясь защищаться. — Нет, нет и нет!

Он подошел к ней, крепко схватил ее за руки, заглянул в ее глаза.

— Все не так! Этого не было, поверь мне! Я не хотел мстить, потому что не мог справиться со своими чувствами, забыть тебя. Ты должна верить мне!

— П-почему?

Она хотела спросить сильным и дерзким голосом, но что-то в выражении его лица лишило ее сил, и она произнесла позорно дрожащим голосом, выдавая себя:

— Почему я должна верить тебе?

— Потому что в таком состоянии ты не способна рассуждать здраво. Если ты веришь в то, что я сказал, будто никогда не женюсь на тебе, значит ты не так поняла или не слышала всего, что я говорил.

— Всего?

Ее язык заплетался, к горлу подступил комок.

Она хотела верить ему. Этот сосредоточенный взгляд голубых глаз сказал, что она может доверять ему.

— Ты не так поняла, — Джейк видел, что ей трудно говорить. — Я не хочу жениться на тебе по ошибке. Ты не могла слышать всего. Я имел в виду, что когда попрошу женщину выйти за меня замуж, то сделаю это с целью. Я хочу, чтобы все знали: это не ошибка, а самое большое мое желание в жизни.

— Ты не слышала всего…

Мерседес вспомнила, как стояла за дверью, слыша слова Джейка, прокручивая их в своей голове с совсем другим значением. И потом в ее голове раздалось то жужжание, когда на миг она подумала, что может упасть в обморок и…

И она не могла услышать всего!

Если Джейк сказал… Когда Джейк сказал…

И она вспомнила теперь, как он спросил, находит ли она его предложение оскорблением. Он так явно дал ей понять, что ее жестокие и горькие слова ранят его…

— Женщина, которая… Кто?

Джейк ослабил захват ее рук. Он больше не сжимал их с силой, стремясь убедить, но продолжал держать надежно, твердо и нежно, будто не желая отпускать ее.

— Кто, как ты думаешь, дорогая? Женщина, которую я люблю, это — ты. Ты — единственная в мире, на ком я хочу жениться. Это сущая правда.

Просто сначала я был слишком слеп, чтобы понять это. Когда я сказал, что не могу забыть тебя, я не понимал, что в самом деле не могу выбросить тебя из своего сердца. Я люблю тебя, Мерседес.

Ты веришь мне?

Как она могла верить чему-то еще? Правда светилась в его глазах, лице, улыбке, такой ласковой и нежной, и она почувствовала, будто купается в мягком, золотом потоке солнечного света.

— Да… Да, я верю!

Комок в горле исчез, и ее сердце, которое, казалось, замерло на все это время, снова начало биться в груди.

Слезы счастья застилали ее глаза. Она заморгала, чтобы они не мешали ей видеть Джейка.

— Я верю, потому что единственный мужчина в мире, за которого я хочу выйти замуж, — это ты. Я влюбилась в тебя в ту первую ночь, вот отчего я вела себя так. Я тогда очень испугалась. Не знала, что со мной происходит. А теперь знаю. Я люблю тебя. Но мою любовь нельзя выразить словами.

Встретившись взглядом с его сверкающими глазами, видя его улыбку любви. Мерседес ощутила, что счастье, наполняющее каждую черту его лица, отражается в ней.

Джейк наконец отпустил ее руки и обнял ее, прижимая крепче, пока не возникло чувство, будто они слились друг с другом.

— Тогда давай не будем говорить… пусть скажут наши чувства.

Она мечтала только о его поцелуе. И он поцеловал ее — настолько нежно и преданно, что слезы счастья, которые она сдерживала, потекли по ее щекам, а Джейк принялся осушать их осторожными поцелуями.

— Дорогая, я знаю, мы многое сделали не так, например объявили о нашей фальшивой помолвке, но теперь я хочу все исправить. Я люблю тебя больше всего на свете и мечтаю провести остаток жизни с тобой, состариться, разделить с тобой судьбу. Ты выйдешь за меня замуж, будешь моей женой, матерью моих детей?

— Да! Да, я выйду за тебя замуж. Я буду твоей женой и матерью твоих детей…

Она вдруг вспомнила, зачем пришла сюда, и улыбнулась сквозь слезы, а потом рассмеялась, глядя в любимое лицо.

— Хотя, мой дорогой, если мои подозрения оправдаются, тогда, я думаю, мы сделали не так и еще кое-что.