Ей также казалось, что царящий здесь дух роскоши на грани декаданса – это скорее плюс, чем минус. Все, что выделяет этот курорт в ряду оздоровительных центров, разбросанных по здешней местности, – во благо, ибо конкуренция на этом рынке достигла невиданных масштабов. Все, похоже, устремились в курортный бизнес, и поразительно большое количество видных людей с готовностью поддерживают его своим именем и своей репутацией.

Отдавая себе отчет, что для успеха предприятия нужно нечто совершенно необыкновенное, Шанель решила, что клиентура тут будет только избранная. Никаких выскочек, никаких нуворишей, разве что низкое происхождение может быть компенсировано известностью или пусть даже дурной славой – для разнообразия и это неплохо. Как мудро решил Стет, публика сюда будет съезжаться только по персональным приглашениям. Богатые, очень богатые, предпочитают держаться своего круга и выставляться желают, как правило, перед своими же. А поскольку только они и могут позволить себе платить бешеные деньги, курорт должен предоставить максимум услуг на самом высшем уровне. Пусть снобы остаются снобами и не стесняются своего снобизма.

Предусмотрено все. Мужской персонал, уже в основном подобранный, будет состоять из молодых, крепких парней, получивших строгое указание всегда улыбаться, но ни при каких условиях не прикасаться. Девушки, с которыми Шанель пока только начала проводить собеседования, тоже должны быть привлекательными – это реклама для курорта, – но не настолько, чтобы затмевать клиентуру. И непременно большое количество бесплатных услуг, потому что никто так не любит халяву, как богатые, которые всю жизнь прожили в убеждении, весьма нередко обоснованном, что все вокруг стремятся их надуть, обжулить и вообще как-нибудь использовать.

Для этого Шанель закупила множество новейших косметических наборов, лосьонов, мыл, а также сделанных по специальному заказу купальных халатов и спортивных костюмов, которые гости будут надевать во время процедур, сеансов массажа, в салоне красоты, а потом возьмут домой в качестве сувениров. В комнатах каждый день будут меняться цветы, в кинозале – по два сеанса в день, и насчет вечерних развлечений Шанель уже тоже позаботилась – концерты, казино, турниры по бриджу для заядлых игроков, дансинг, где в качестве партнеров всегда к услугам молодые люди из местного персонала.

– «Только по приглашению» – это, разумеется, трюк, но он способен привлечь многих, – заметила Шанель в разговоре с Глори, с которой делилась теперь почти всем, что касалось курорта.

Они пили апельсиновый сок – Шанель плеснула в стакан каплю водки, – устроившись в небольшом патио с каменным бордюром, прямо позади директорского домика, который Стет велел отделать в соответствии с пожеланиями Шанель и который прекрасно вписывался в испанский стиль виллы, а также вновь выстроенных коттеджей для гостей.

Шанель было легко и удобно в просторном восточном халате, а на Глори, которая работала здесь в только что открывшемся спортивном зале, были ярко-голубой тренировочный костюм и в цвет ему лента, не дающая рассыпаться волосам.

Никакой косметики – Шанель позавидовала безупречной коже и естественному цвету лица Глори, в какой уж раз подивившись, откуда все это может взяться у девушки, выросшей на гамбургерах, содовой и шоколадках.

Как Шанель и предполагала, Глори с обычной своей уверенностью погрузилась в новое дело. Можно поздравить себя с удачным выбором. Удивительная способность Глори применяться к любым обстоятельствам, сохраняя при этом собственное лицо, была, возможно, прирожденной, а может, и приобретенной на грязных бедняцких окраинах города. И при этом, самодовольно подумала Шанель, удалось сторговаться с ней на вполне приемлемых условиях.

– Ну, как там у нас с приглашениями? – спросила Глори, встряхивая лед в стакане с апельсиновым соком.

Самодовольство Шанель как рукой сняло.

– Да пока не очень. Большинство гостей пока из круга деловых партнеров Стета. Публика приличная, иначе бы мы им и приглашения не посылали, но настоящих звезд, кроме сенатора Брака с супругой, пока нет.

– А кто у нас здесь вообще будет? Всякий, у кого денег куры не клюют?

Шанель покачала головой:

– Вокруг полно курортов, которые по такому принципу и живут. И большинство из них едва сводит концы с концами.

Так что мы рискуем стать погорельцами. Нет, план у меня другой. Надо завлечь сюда избранных.

– Но ведь вы знаете столько больших шишек.

– Знаю. Но влияния на них не имею. Должно произойти чудо, чтобы они слетелись сюда. Ну да хватит об этом. Скажите лучше, как там ваша программа по аэробике.

– Пока еще не закончила. Как я и говорила мистеру Стетсону, нельзя ее делать слишком тяжелой и в то же время надо, чтобы мышцы хоть немного укрепились. А главное, чтобы все было в охотку, пусть нашим дамам нравится то, что они делают. И пусть гордятся тем, что они умеют преодолевать трудности. Поверите ли, я использую элементы программы, которую придумала когда-то для своих толстушек. – Она искоса посмотрела на Шанель. – Кто знает, может, запишу курс на видео и сделаю миллиончик. Если у Джейн Фонды получилось, почему у меня не получится?

– Джейн Фонда была звездой до того, как составила свою программу упражнений. Так что у нее было перед вами некоторое преимущество.

– Ну, там видно будет.

– Ну что ж, в добрый час. Однако не забывайте, прежде всего – наше дело, – наставительно сказала Шанель.

Глори широко улыбнулась, и Шанель подумала, что эта девушка ей в дочери годится и они могли бы с удовольствием поболтать как-нибудь теплым октябрьским днем. Неожиданно ей стало грустно. Как она только не старалась завлечь Ферн, предлагала ей работу по выходным и в школьные каникулы, но все тщетно. «У меня другие планы на выходные, и на рождественские праздники тоже», – неизменно отвечала Ферн, поступившая нынче осенью в Беркли.

И пояснила, что Жак приглашает ее съездить в Европу.

Шанель вышла из себя, они крупно повздорили, и кончилось все тем, что Ферн вылетела из коттеджа со словами, что вернется сюда только под страхом смерти.

Глори ушла, чтобы не пропустить городской автобус, а Шанель двинулась к себе в рабочий кабинет и закрыла дверь, чтобы не доносился шум стройки. Прежний директор, видно, испытывал слабость ко всему большому – стены кабинета были покрыты толстыми дубовыми панелями, посредине громоздился массивный дубовый стол, а по всему периметру, от пола до потолка, поднимались встроенные книжные шкафы, тоже из дуба. Поскольку книги, если они вообще здесь были, прежний хозяин кабинета взял с собой, у комнаты был какой-то голый вид, и Шанель решила как можно быстрее исправить это.

Она села за стол и подняла трубку телефона. Неделями Шанель откладывала этот звонок, и не без причины. Хоть события последних месяцев немного приглушили обиду на Лэйрда, она все же решила дождаться того момента, когда будет уверена, что сможет говорить с ним спокойно. Эмоций она позволить себе не могла, ведь предстоит просить об одолжении.

Шанель набрала служебный номер Лэйрда и, на удивление, пробилась к нему довольно быстро, миновав на пути лишь оператора, секретаршу и помощника.

– Шанель, очень рад тебя слышать. – Приветливые интонации, наверняка искренние, едва не заставили Шанель скрипнуть зубами. – Я и сам собирался позвонить, но дел по возвращении из Мексики свалилось немыслимое количество.

Недавний скандал на рынке молочных продуктов по всем ударил, так что…

– Мне тоже скучать не приходится. Я теперь работаю с Уильямом Стетсоном. На курорте минеральных вод.

– Поздравляю. – Лэйрд откашлялся. – Всяческих тебе успехов.

– Добрых пожеланий мне мало, Лэйрд. – Шанель даже Прищурилась, стараясь говорить легко и непринужденно. – За тобой должок, не забыл?

– Помню. То, что я сделал, непростительно. Конечно, это не оправдание, но, знаешь ли, я впервые в жизни влюбился по-настоящему и совсем голову потерял. Я пытался как-то исправить положение, хотя понимаю, что деньгами вины не загладишь. А вот ты оказалась на высоте, ни слова не сказала Ариэль о нашей помолвке. Спасибо тебе огромное – что еще сказать?

– Ладно, не будем копаться в этом старье. Когда мне передали то твое письмо, у меня едва инфаркт не случился.

Если бы не друзья, я, наверное, не выдержала бы.

– С письмом случилась какая-то путаница. Ты должна была его получить задолго до начала приема…

– Какое это теперь имеет значение? Я солгала и избавила Ариэль, да и тебя тоже, от дурных сплетен. Знаешь ли, отвернуться от невесты на виду у всего Сан-Франциско – это даже для Лэйрда Фермента слишком. Теперь-то все, кажется, знают, что вы с Ариэль живете вместе, но – не от меня. Так что ты мой должник, и я хочу получить по счету.

– Что же, справедливо. Сколько ты хочешь?

Шанель почувствовала, как в ней снова закипает гнев.

Этот самовлюбленный ублюдок – неужели он считает, что можно откупиться деньгами, единственным, что у него есть в достатке? И как он смеет считать, что она пришла к нему с протянутой рукой!

Но голос ее звучал по-прежнему ровно:

– Деньги мне твои не нужны. Двадцать тысяч, которые ты перевел на мой счет, я расцениваю только как плату за черную и неблагодарную работу, что мне выпала на том приеме. Курорт финансирует Стет. А вот что мне действительно нужно, так это твое имя и твои связи. Торжественное открытие намечено на первое воскресенье декабря. Мы устраиваем целый фестиваль – дегустация вин, концерт на открытом воздухе в дубовой аллее, полет на воздушном шаре, танцы на воздухе, в общем, чего только не будет. Я хочу, чтобы ты убедил своих друзей принять приглашения, а после открытия купить путевки на неделю или две. И пусть они это сделают по собственной воле. От нас они уедут помолодевшими и чувствовать себя будут так, как за последние десять лет не чувствовали, но если их как бы принудят к лечению и отдыху, то это им испортит удовольствие.

На противоположном конце провода молчали, и Шанель начала волноваться. Но когда Лэйрд наконец заговорил, первые же слова заставили ее с облегчением вздохнуть.

– Думаю, смогу помочь тебе. – Голос Лэйрда звучал спокойно и деловито, но Шанель чувствовала: он тоже доволен, что все разрешилось именно таким образом. А почему бы, собственно, ему не быть довольным? Ведь не луну же она с неба просит его достать и даже не вложить деньги в какой-нибудь проект. Найдет для нее нужных людей, и совесть его очистится.

– Что скажешь, если я стану младшим партнером вашей компании? – продолжил Лэйрд. – Вместе с Уильямом Стетсоном рисковать не страшно. А ты тогда сможешь использовать мое имя на официальном бланке. Как тебе понравится, если среди твоих клиентов будут члены английской королевской семьи? В конце ноября в Сан-Франциско приезжают герцог и герцогиня Чанингхэм. Они проведут здесь все рождественские праздники. Уверен, что, если сказать Лолли, что пара недель в несравненном Напа-Вэлли сделают ее стройной как лоза, она непременно поедет к вам, и на открытие тоже. Как тебе такая перспектива?

У Шанель перехватило дыхание. Ничего себе! Имя Лэйрда на официальном бланке, герцогиня Чанингхэм в качестве почетного гостя – о какой еще рекламе можно мечтать! Как заманить к себе герцогскую чету или хотя бы оказаться с нею в одном обществе – да об этом только и говорят светские дамы западного побережья с тех самых пор, как стало известно, что герцог с герцогиней проведут декабрь в Сан-Франциско. Заполучить Лолли Чанингхэм не только на открытие, но и в круг отдыхающих на водах – вот это да!

– Это было бы прекрасно, – сумела почти равнодушным тоном сказать Шанель. – А ты можешь гарантировать, что они примут приглашение?

– Думаю, да. Мы с Арчи вместе учились, у него мать – американка. С тех самых пор и поддерживаем дружеские отношения. Уверен, что его жена не откажет мне в маленьком одолжении, особенно если узнает, что я и сам в деле. Тем более что это не будет стоить ей ни копейки, ведь правда?

– Естественно, – протянула Шанель. Какие там копейки, она и сама готова приплатить герцогине, лишь бы только приехала. – Но взамен хотелось бы иметь возможность воспользоваться ее именем. О, никакого шума, просто так – слово здесь, слово там…

– Полагаю, возражений не будет. А когда станет известно, что она у тебя была, вся элита западного побережья, включая голливудскую публику, слетится в Напа-Вэлли. Только, знаешь, народ это привередливый, ублажать их надо, иначе сорвутся с крючка.

– Обеспечь мне герцогиню, а уж об остальном я сама позабочусь. И между прочим, если тебя это волнует, теперь мы квиты.

– Спасибо. – И после продолжительной паузы Лэйрд добавил:

– Тут такое дело, посоветоваться бы надо. Это насчет наших с Ариэль свадебных планов…

Через четыре дня почта принесла большой, кремового цвета, с изящным вензелем, конверт из Лондона. В письме говорилось, что приглашение, переданное «через нашего друга Лэйрда» с благодарностью принимается. Герцогиня будет рада провести в Напа-Вэлли первую неделю декабря. А на церемонии открытия к ней присоединится и герцог. Подпись:

«Лолли».

Не прошло и нескольких дней, как новость облетела всю округу. Первым признаком того, что семена, брошенные Шанель в местную почву, дают ростки, был неожиданный поток писем, открыток и телефонных звонков. Иные уведомляли, что готовы принять приглашение, посланное ранее, другие интересовались, есть ли в пансионате свободные места и нельзя ли зарезервировать номер. Любопытно, что среди первых большинство были женщины, ранее отклонившие приглашение.

Теперь они справлялись, не поздно ли все переиграть.

В таких случаях Шанель рассылала вежливые письма, выражая готовность возобновить приглашение Уже через две недели на декабрь и январь все было расписано, да и февраль уже почти весь был занят. Тем, кому приглашения не посылались изначально, Шанель писала, уже в не столь изысканных выражениях, что, к сожалению, сейчас все забронировано.

Может, попозже…

Шанель сосредоточенно изучала свои записи, когда в кабинет вошла дочь. На ней были, как обычно, выцветшие джинсы, такие тесные, что, казалось, вот-вот лопнут по швам, и драная майка с эмблемой ресторанчика в Беркли, известного своим пивом, дающим какую-то совершенно необыкновенную пену. Хоть перед тем, как устроиться небрежно на стуле и вытянуть свои длинные ноги, Ферн чмокнула мать в щеку, Шанель сразу догадалась, что привели ее сюда отнюдь не дочерние чувства. Ферн что-то надо. Вопрос только – что?

И сколько это будет стоить?

– Гляди-ка сколько писем. – Шанель, как колоду карт, принялась тасовать многочисленные конверты и открытки. – До марта у нас все забито.

– Чудесно! И у тебя уже есть люди, которые будут заниматься этой публикой? Или остались какие-нибудь вакансии? – спросила Ферн.

– Тебе что, работа нужна? А я-то думала, ты на каникулы уезжаешь в Европу. Вроде бы Жак оплачивает билеты на пароход…

Уголки губ у Ферн опустились.

– Тут, оказывается, была небольшая ловушка. Он собирался ехать со мной в одной каюте. Ну я и послала его.

– Обидно, – негромко проговорила Шанель.

– Да неужели? А почему бы прямо не сказать, что у тебя на уме: мол, я же тебя предупреждала…

– Да нет, мне действительно очень жаль, и ничего такого я не собиралась говорить. Ладно, давай о деле. Знаешь ли, это довольно тяжелая работа, в том числе и физическая. Ты уверена, что хочешь ее?

– Что бы ты на этот счет ни думала, я не лентяйка. И к тому же хватит мне сидеть у тебя на шее, пора самой на хлеб зарабатывать.

Молчание Шанель, казалось, смутило дочь. Она поглядела куда-то в сторону.

– Есть и еще кое-что. В Беркли… в общем, мне там ужасно скучно, и я решила завязать по крайней мере на год. Так что поработать у тебя было бы в самый раз.

– Драить полы и застилать постели? Ты же ничего не умеешь, ведь даже работа в грязевых ваннах требует некоторой подготовки.

– Мне хотелось бы работать на кухне. Я люблю готовить, о чем, тебе, впрочем, неизвестно, верно ведь?

Шанель пристально посмотрела на дочь. Что это она такое задумала?

– Не помню, чтобы ты мне об этом говорила, но готова поверить на слово, – осторожно сказала она. – Этой весной, приезжая домой на выходные, ты вроде действительно что-то такое стряпала. Вкусно было. Ладно, поставим тебя в ученицы к шефу. Начнешь с самых первых ступенек. Да, и должна тебя предупредить, что Жан-Пьер – это жуткий тип, фанатик кухни.

– Сексуальный мужчина, – закатила глаза Ферн.

– Сексуальный? Может, мы о разных людях говорим?

Жан-Пьер – бывший борец, из которого давно песок сыплется. У него уже внуков полно.

– А то я не знаю. – Ферн наставила на мать указательный палец. – Но уж повар-то он первоклассный. У него многому можно научиться. А кулинария меня интересует с тех самых пор, как я в школе прослушала курс по домоводству.

– А я-то думала, ты записалась на него, чтобы, не прилагая больших усилий, заработать пару лишних баллов в диплом.

– Не прилагая усилий? – простонала Ферн. – Да это был каторжный труд. Но я выдержала. Похоже, у меня неплохой нюх и фантазия развита, во всяком случае, так говорила преподавательница. Так что отчего бы не попробовать? Если через полгода мне не надоест, может, уговорю тебя послать меня в Париж поучиться в «Кордон блю».

– Сначала выучи французский. Они косо смотрят на тех, кто коверкает их родной язык, – сказала Шанель.

– Je parle un meilleur francais que quelques unes de mes amies qui parlent anglais, – ухмыльнулась Ферн. В переводе это означало примерно следующее: я говорю по-французски лучше, чем некоторые из моих друзей говорят по-английски.

– С тобой не соскучишься, – заметила Шанель.

– И с тобой тоже, мамочка.

Ферн осталась пообедать, а перед уходом снова удостоила мать легкого поцелуя, и это настолько удивило Шанель, что она даже к работе вернулась не сразу, усевшись у окна и глядя на виноградники, окружающие большой дом. Октябрь полыхал желтым, красным, бордовым цветами.

Видимо, Ферн изменила свое отношение к ней, думала Шанель, уже не наскакивает постоянно. Чудеса какие-то, еще год назад об этом и помыслить было невозможно. Все началось с того злосчастного вечера в «Святом Франциске» и идет своим чередом. Не исключено, со временем они станут друзьями, а то и родными.

Все дело в том, что с Ферн ей легче иметь дело как с проблемой, чем как с дочерью. Может, Шанель просто не приспособлена к материнству и той ответственности, которую оно предполагает? Впрочем, временами ее охватывает совершенно материнское чувство к Глори, почему же к собственной дочери она того же не испытывает? Что ж, через силу тут ничего не сделаешь, со временем, глядишь, само придет. Вот здорово было бы.

Шанель вернулась к письмам. Очередное – от Нэнси Андерсон. Источая патоку, отправительница писала, что вдруг обнаружилась возможность принять приглашение на открытие курорта да и провести там недельку. Нельзя ли зарезервировать номер на первую неделю декабря?

Шанель улыбнулась и тупым концом карандаша набрала нужный номер.

– Да? Кто говорит, простите? – послышался тягучий голос Нэнси.

– Это Шанель Деверю. Как поживаешь?

– Все прекрасно, только занята страшно. Скоро зимний сезон начинается, и у меня каждый Божий день расписан.

– Рада слышать, это облегчает мою задачу, – сладко проговорила Шанель.

– Извини?

– Боюсь, придется тебя огорчить. На декабрь в Напа-Вэлли все забито, да, собственно, не только на декабрь – по конец февраля. Ближайшая возможность… Сейчас, минутку… да, март. Только решай скорее, у нас полно заявок. Скоро на все лето ни одного местечка не останется.

Шанель прямо-таки заурчала. А сейчас – последний удар.

– Ой, извини, ради Бога! Мне надо было сразу сказать тебе, что первую неделю марта мы не работаем. На первое воскресенье этого месяца назначена свадьба Лэйрда и Ариэль.

У них нет родственников, вот и попросили, чтобы свадебные торжества состоялись здесь, на вилле, и, естественно, я не могла отказать дорогим друзьям. И еще обещала им помочь кое в чем. На свадьбу из Англии приезжают Чанингхэмы – Лэйрд и Арчи учились вместе, слышала, может? Будут эту неделю моими гостями. Ты ведь встречалась с ними? Такая славная пара, даже не скажешь, что Лолли королевских кровей. Извини еще раз, но что поделаешь? Как говорится, сначала друзья, а уж потом бизнес. Однако я буду рада записать тебя на вторую неделю марта.

– Мне придется отменить пару дел, – с явным напряжением выговорила Нэнси, – но ладно, пусть будет вторая неделя.

– Одна или две?

– Одна, нет, лучше две. Надо отдохнуть перед тем, как мы поедем летом на восток, в свое имение.

– Договорились, две недели, а если что переменится, я дам тебе знать заранее.

– Спасибо.

Шанель повесила трубку. Вписывая имя Нэнси в свой гроссбух, она подумала, что ждала этого момента с тех самых пор, как ей исполнилось семнадцать. Жаль только, что сейчас это, кажется, уже не имеет того значения, какое имело тогда.