- Прямо так, в купальнике?- через силу улыбнулся я, словно это было единственным и главным препятствием.
      Мне - хотя и не думал ни о чем подобном - стоило невероятных усилий сразу не сказать "да" и перестать бояться одиночества…
      - Доедем так, в городе что-нибудь найду переодеться…
      - А машина? А вообще?
      - Да хрен-то с ней, с этой машиной и с этим колхозом. Плевала я на все это желтой тряпочкой. Пусть хоть из НИИ уволят - мне все равно… Я молчал, потрясенный таким желанием быть со мной. Мне очень сильно хотелось согласиться. Словно раненная рука переменила собственное отношение к жизни. Уехать сейчас с Ольгой, привести ее домой, одеть в какие-нибудь Иннины тряпки… Она, кажется, всерьез хочет мне помочь и я ей не безразличен… Но она-то мне совершенно безразлична. Абсолютно - даже сейчас, когда я прижимаюсь к ней и она готова на все и сама предложила себя мне. Но может, это неважно? Может, главное, что ей нужен я - а потом что-то изменится и во мне? Сейчас это казалось почти реальным. Но… Но ведь рано или поздно вернется из экспедиции Инна, которой я тоже нужен… По крайней мере, я в это верил…
      Я грустно и без слов глядел на нее.
      - Ладно, - вздохнула Ольга. - Иного я от тебя и не ожидала… Ты настоящий мужчина… Кремень, одно слово. Хотя… Она замолчала, не договорив.
      - Спасибо тебе… за все, - тихо сказал я. - А теперь, пожалуй, поезжай. Не то в самом деле хватятся. До электрички час с небольшим, я уж как-нибудь дождусь…
      - Сейчас поеду, - невнятно проговорила она. - Только еще немножко с тобой посижу…
      И я вдруг почувствовал, как на мою горячую кожу упало что-то еще более горячее. Она плачет… - с изумлением понял я. - Из-за меня… Или по мне… Скорее всего, по своей устроенной с виду, но безрадостной жизни…
      Высвободив здоровую руку, я наконец осторожно коснулся ее волос.
      Жесткие на вид, они оказались мягкими, почти шелковистыми.
      Ольга вытерла глаза кулаками, продолжая молча смотреть на меня.
      - Слушай, - сказал я, ни с того ни с сего вспомнив недавнюю картину. - Ты недавно спала у костра, в спальнике… немного раздетая… Я встал рано утром, и случайно увидел, что…
      - А, понятно! - Ольга рассмеялась сквозь не до конца ушедшие слезы. - Тебе показалось, что меня кто-то разрисовал из хулиганских побуждений, да?
      - Ага, - я чувствовал легкую неловкость от того, что вдруг затронул такую интимную тему, но сейчас все казалось возможным. - Помадой или еще чем-то таким…
      - Ты попался, - Ольга продолжала смеяться; настроение у нее менялось очень быстро - как, впрочем, и мое собственное состояние. - И не ты первый…Никакая это не помада была! Это татуировка.
      - Татуировка?! - я изумился; в моем понимании само это слово означало нечто синее и непотребное, вроде якоря, змеи, или голой женщины, но никак уж не красные звезды вокруг сосков. - На… таком месте?! Неуловимым и точным, истинно женским движением Ольга вскинула обе руки вверх - через меня перекатилась сладкая волна запаха ее подмышек - и купальник как-то сам собой соскользнул к ее подбородку, высвобождая груди. И они вспыхнули над моим лицом, маня белой и наверняка очень прохладной кожей.
      - …На вот, взгляни поближе.
      Совершенно спокойно, словно постороннюю вещь общего использования, она взяла свою грудь двумя руками и, наклонившись пониже, поднесла к моим глазам так близко, что я разглядел каждый волосок на ее шелковистой поверхности и каждый рубчик, отпечатанный краем лифчика точно по границе загара, и даже едва заметную сейчас сеть тонких сосудов под полупрозрачной кожей… И, конечно, эту самую татуировку. Я уже не испытал смущения и даже не удивился такому в повороту, столь глубок был случайно возникший между нами момент истины. То, что я принял за звезду, оказалось довольно сложным орнаментом из красных точек и черточек, образующих венчик какого-то экзотического цветка, затейливым кольцом охватившим ее бесцветный сосок. Тогда он был круглым, а сейчас вытянулся и сделался овальным.
      - Нравится? - улыбнулась Ольга.
      - Здорово, - ответил я, желая сказать ей приятное; на самом деле узор, выколотый на живой, нежной женской груди, скорее шокировал, чем восхищал, я сразу представил себе, какую боль она испытывала, пока некий изощренный мастер вкалывал ей эти точки и черточки, и опять к горлу подкатила дурнота, а рука потянула куда-то вниз. - Откуда это у тебя?
      - Оттуда…- она вздохнула. - Три года назад были в Таиланде.
      - Где-где?! В Таиланде?! - невольно переспросил я, вспомнив, как отец всю жизнь мечтал о так и не сбывшейся поездке хотя бы в Болгарию.
      - Прямо в самом Таиланде?
      - Ну да, - просто ответила Ольга. - Муж пролез в какую-то Московскую делегацию, там были деятели гостиничного бизнеса, в общем поехали для обмена опытом… ну и меня, ясное дело, взял - куда он без молодой красавицы жены? Ну, и там… В общем, я совсем дурная была, обкурилась как следует…
      - Обкурилась? - перебил ее я. - Чем - папиросами? Ты разве куришь?!
      - Ой, Женя, Женя… - вздохнула она. - Какой ты все-таки положительный и правильный ребенок, ей богу… Прямо юный пионер… Наркотой, чем же еще? Опиумом, или еще какой-то местной дрянью, которую они на каждом углу продают…
      - Да уж, ты действительно непредсказуемая женщина!
      - Вот это точно… В общем, была я обкуренная и захотелось мне чего-то такого… сногсшибательного. Чего ни у кого из подруг в Союзе уж точно не будет… Ну и зашли в татуировочный салон - их там тоже на каждом углу. Вот и сделали…
      - Очень больно было? - не удержался я от мучившего меня вопроса и заранее содрогаясь от ожидаемого ответа; все связанное с болью было для меня сейчас особенно острым…
      - Да нет! Говорю же тебе - я совсем дурная была, вообще ничего не чувствовала и не помнила. Так, туман какой-то… Утром очнулась в отеле - титьки разукрашены.
      Она тихо засмеялась.
      - Теперь самой смешно… и стыдно. Но сводить - шрамы будут, да и нельзя вроде на груди ничего такого делать… Хотя, впрочем, этого практически никто не видит, только я сама знаю…
      - Зачем сводить, - возразил я. -Такого уж точно ни у кого больше нет.
      Сказав эти слова, я ни капельки не покривил душой. В самом деле, невозможно было даже представить кого-то из известных мне женщин с такой же расписанной грудью… И, кроме того, несмотря на чудовищность местоположения, имелось в этой дурацкой татуировке нечто очень возбуждающее…
      Я подумал об этом совершенно отстраненно; мне было настолько плохо, что вид обнаженной женской груди не вызывал у меня никаких желаний… И невольно вспомнил, как несколько дней назад почти так же демонстрировала себя Вика. Все происходило очень похоже - но совершенно по-иному. Вика открыто меня соблазняла, пытаясь проверить на стойкость и одновременно развлекаясь: не исключено, что подразнив меня своим телом, она бы ускользнула в последний момент, решись я на действия. А Ольга… Абсолютно ничего сексуального, вызывающего или даже просто чересчур откровенного не содержалось в демонстрации ее груди; просто я спросил, и она показала мне интересующий предмет. Спокойно и без всякой задней мысли. Как подруге, старому товарищу или бывшему любовнику. Человеку, которому очень-очень доверяют… А она продолжала сидеть раздетая, и я по-прежнему лежал на ее коленях. Груди манили белизной, и мне страшно хотелось прикоснуться к ним: они обещали такую глубокую прохладу, какой не имелось нигде больше - и это было моим единственным желанием. Но я пересилил себя, краешком одурманенного сознания понимая, что Ольга может истолковать мое прикосновение совершенно иначе.
      Словно догадавшись, она нагнулась совсем низко - я поразился гибкости ее тела! - и прижалась щекой к моей щеке. И я почувствовал на себе действительно желанную тяжесть ее груди. Наверное, в самом деле никакой тяжести не имелось: Ольгин бюст был довольно-таки скромным - однако сейчас мне показалось, будто меня накрыла холодная, влажная, возвращающая жизнь волна. Любой увидевший нас со стороны не сомневался бы в происходящем, однако наши объятия не содержали и капли того, что обычно соединяет мужчину и женщину; это был лишь естественный порыв сестры милосердия, пытающейся облегчить страдания раненого. Не знаю, о чем думала сейчас Ольга, но я чувствовал себя почти хорошо. И хотелось, чтобы время остановилось, чтобы я никуда не ехал - а лежал бы так вечно, спасаясь ее чистой прохладой…
      - …Щекотно…-приподнявшись, Ольга медленно и как-то мучительно провела соском по волосам на моей груди.
      И вдруг что-то случилось. Какая-то мгновенная иллюзия изменила действительность - и я сделался здоровым, юным и полным сил. И вообще я был не я, и Ольга была не Ольгой - мы стали иными людьми. Свободными от мыслей и страданий - соединенными в своей ошеломляющей, затопившей весь мир нежности. Которая несла нас, не оставляя ничего другого. Это длилось во мне всего лишь миг - но словно целая жизнь, совершенно другая, параллельная, о которой я и не подозревал, пронеслась сквозь меня. Сквозь нас… Я притянул ее к себе - и на секунду наши губы слились в неожиданном поцелуе.
      - Спасибо тебе… За все… - проговорил я, отпуская ее плечи.
      Она усмехнулась чем-то своему, потом неторопливо влезла обратно в купальник. Соски ее набухли и затвердели, выпирая шишечками из-под оранжевой ткани - но это зрелище не вызывало у меня эмоций; легкая волна прошла и мне снова сделалось совсем плохо… Ольга молчала, с осторожной нежностью гладя меня по голове, на лицо ее набежала тень и она сделалась совсем грустной. И неожиданно для себя я вдруг понял, что она мне нравится. То есть я давно уже понял, что Ольга очень красива, но то отношение напоминало отстраненное эстетическое восхищение выразительным портретом или талантливой актрисой - а сейчас она мне*нравилась* именно как женщина. Причем нее после того, как без стеснения показала мне себя. Не из-за наших лихорадочных объятий и странного, молниеносного поцелуя. И не из-за угнанного ради меня грузовика. И даже не потому, что совершенно неожиданно она попросилась за меня замуж, утверждая, что я лучший из мужчин.
      Нет, конечно - не из-за каждой детали по отдельности - из-за всех вместе. Благодаря моменту истины, возникшему между нами. Ведь именно в такие минуты раскрывается человек, который в обычном состоянии был тебе далеким и безразличным…
      - Ты поезжай, - тихо попросил я, чувствуя, что еще чуть-чуть - и я не выдержу, сам попрошу поехать со мной, и покатится к черту вся моя жизнь, предмет гордости и покоя, и уверенности в завтрашнем дне.
      - Сейчас поеду…- ответила Ольга. - Поеду уж. Иначе…
      А сама не двигалась, продолжая меня гладить. Я приподнялся с ее колен и сел прямо, мгновенно почувствовав тошнотное головокружение и стараясь этого не выдать.
      - Поеду! - с отчаянием повторила Ольга и порывисто встала. - Все, уезжаю…
      - Спасибо тебе, - в который раз повторил я.
      - Пока, Женя! - она сделала ко мне шаг и остановилась с отчаянным, мучительным выражением на лице. - Я… Я не буду целовать тебя на прощанье, потому что иначе… иначе уж точно не смогу уехать… Но представь себе, что я тебя поцеловала…
      - Представляю, - я попытался улыбнуться.
      - Очень крепко, не так как сейчас.
      - Представил точно, - я уже почти не слышал своих слов сквозь туман, плывущий в голове.
      - Я хочу, чтобы ты скорее поправился! И… И можно, я позвоню тебе, когда вернусь в город?…
      - Конечно, - ответил я, из последних сил борясь с головокружением и даже не подумав, что она не знает моего телефона. Фигура Ольги расплывалась в моих глазах. Она шагала к дороге по ромашковому полю, утопая в цветах выше колен…
      - Оля!!! - прокричал я, ощущая, что какая-то часть моей жизни, неожиданно прорезавшейся и осознанной, уже навсегда покидает меня. - Оля…
      - Что?…- раздалось сквозь ватную стену.
      - Ты… Береги себя! - крикнул я, уже не уверенный, что она меня слышит.
      Сверкнув голыми ногами, Ольга взобралась на насыпь и исчезла за машиной. Кровь опять горячо колотилась в ушах, "ЗИЛ" тронулся с места совершенно беззвучно, как в немом кино. Лишь несколько секунд спустя до меня донеслись два длинных гудка. Она еще помнила обо мне - женщина с тонкими руками, неимоверным усилием ведущая по разбитой вдрызг дороге тяжелую, как танк, машину… Рисковавшая ради меня, не сделавшего ей в жизни ни капельки добра. Женщина, которая предлагала мне себя и которую я отверг… И возможно, напрасно, хотя теперь уже было поздно жалеть.
      Я сидел, закрыв глаза, снова погружаясь в лихорадочное полубытие. На дороге раздался шум - это пустой грузовик, подпрыгивая на ухабах, летел к лагерю за вечерней сменой. Через какое-то время он промчался обратно, уже на полевой стан. Я знал, что почти сразу же он вернется и снова поедет в лагерь, доставляя отработавших. И на нем будет ехать Катя… И Славка… И Вика, и Володя, и Костя… Все, кого я считал своими друзьями, с кем вкалывал до потери пульса, для которых пел около костра…
      Отчаянная Ольга уже давно была в лагере, но мне вдруг захотелось чтоб грузовик с утренней сменой остановился около переезда. И мои друзья - если я им не вконец безразличен - выбрались из кузова, пусть даже шофер отказался бы ждать и им предстояло шагать дальше пешком…Чтоб они подошли ко мне, одиноко сидящему на грязных досках, и провели со мной последние минуты перед отъездом… Я бы мог, конечно, выползти на край платформы и помахать рукой. Но я знал, что моя одинокая фигура и так заметна с дороги. И если кто-то захочет…
      Грузовик не заставил себя ждать. Весело пропылил по шоссе и скрылся за лесным поворотом. Я успел различить стоящих в кузове Катю и Славку, и еще рыжие волосы Вики взметнулись из-за борта, подхваченные ветром. Никто не думал стучать по кабине, останавливаться, бежать ко мне.
      Меня не заметили, - успокоил себя я, словно это было так важно в моем нынешнем отчаянном положении. Думали, что я еще в лагере, и Геныч с Лавровым тоже не знали и ничего им не сказали. Но сейчас они все узнают. И снова заберутся в ту же машину и приедут ко мне.*Должны* приехать… Должны…
      Должны - потому что иначе упадет и рухнет вся моя прежняя, надежная и проверенная система взглядов. Где дружба и товарищество, многажды воспетые мною же в песнях, превыше всего, и где попавшему в беду всегда протянут руку… И где…
      Но ведь мне пришла на помощь Ольга, чего еще желать? Нет, Ольга - не в счет, это совсем другое, основанное на каком-то неосознанном внутреннем, личном порыве. А где та самая крепкая дружба, в которую я верил столько лет?
      Прошло еще сколько-то времени, и вернувшийся из лагеря грузовик еще веселее прокатился облаком пыли и исчез за поворотом к полевому стану.
      Никто не думал приезжать. Ни мой названный лучший друг. Ни та, ради которой я подставил руку под удар осколков, спасая ее и калеча себя…
      Мне стало настолько пусто на душе, что я почувствовал: еще немного, и я в самом деле умру. Умру даже не от своей раздувшейся руки, а просто так - от тоски и одиночества, брошенный всеми на этой забытой платформе.
      И в этот момент я заметил электричку. Она появилась совершенно незаметно, выползла зеленой гусеницей из-за далекого леса и медленно приближалась по огромному ромашковому лугу, раскинувшемуся около полотна.
      Вот и все, - с облегчением и одновременно какой-то невнятной горечью подумал я. - Уезжаю. Спасен… И плевать на то, что никому до меня нет дела. На все плевать… и на всех…

*-*

*1*

*-*

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.