12

Усеянное бисеринками пота лицо Дауда исказилось от боли. Он медленно и неуверенно делал первые шаги, держась за блестящие металлические брусья. Его новые ноги слушались плохо.

— Так, Дауд, молодец, — подбадривал его врач, в любой момент готовый подстраховать.

Дауд кое-как добрался до конца брусьев и плюхнулся в инвалидную коляску.

— Хорошо, Дауд. — Сара вкатила коляску в лифт. — Давай купим сигареты.

— У меня есть.

В палате она помогла брату лечь и достала из сумочки две пачки сигарет.

Вошел бородатый санитар с тазом и полотенцами. Он собирался вымыть Дауда.

— В постели курить нельзя, — вежливо напомнил он Дауду.

— Я сама вымою его, — предложила Сара. — Нам нужно поговорить о семейных делах.

Санитар вопросительно посмотрел на Дауда. Тот кивнул.

— Хорошо. На кровати сидеть нельзя.

— Больше не буду, — извинилась Сара.

Когда санитар ушел, она раздела и вымыла брата.

— Дауд, тебе надо больше тренироваться. Раньше, когда мы жили вдвоем, ты ведь часто тренировался. Тебе надо побыстрее научиться ходить.

— Это слишком трудно и больно. — Дауд выпустил к потолку кольца дыма. — Они ведь снижают мне дозу наркотика.

— Мне снова нужно уехать, и я не знаю, когда вернусь.

— Так я и знал. В последние дни ты была у меня только до полудня, а потом, верно, с кем-то встречалась.

— Пойми, я должна зарабатывать деньги, чтобы платить за твое лечение.

Дауд обиженно загасил сигарету. Отвернулся Потом исподлобья взглянул на сестру:

— Не уезжай. Не оставляй меня одного.

— Я дам тебе номер телефона, по которому ты сможешь передать для меня сообщение. Это в штате Нью-Мексико. Возможно, иногда тебя смогут соединить со мной. Но в любом случае я передам тебе ответ, где бы я ни находилась. Хорошо?

— Ладно. Как скажешь, — покорно отозвался Дауд.

Сердце девушки сжалось. Брат выглядел таким худым, бледным и несчастным.

— Номер ты должен будешь заучить наизусть. Из палаты не звони. Телефон здесь, вероятно, прослушивается. Будешь спускаться на коляске в зал ожидания и звонить оттуда. Денег я тебе дам. Понял?

— Понял.

Левой рукой, новой и еще неловкой, Дауд потянулся за сложенным полотенцем. От неуклюжего движения оно развернулось, на пол выпало что-то блестящее и покатилось по полу.

— Это мое лекарство, — с невинным видом объяснил Дауд.

Сара подняла ампулу. Не обращая внимания на ворчание Дауда, внимательно рассмотрела ее. Полимиксин-фенилдорфин ню, двенадцатипроцентный раствор. Понятно. Раньше такой ампулы Дауду хватало на целый день. Теперь нет.

Дауд горестно застонал. Сара решительно обыскала все полотенца, постель, нашла под подушкой еще одну полную ампулу и одну почти пустую.

— Это Джозеф подарил мне, — испуганно сказал Дауд. Но, заметив жесткий взгляд сестры, замолчал.

— Дауд, у тебя ведь нет денег. Чем ты заплатил за это?

Он угрюмо молчал. Тогда Сара, намотав на руку край полотенца, хлестнула его по лицу. Дауд упорно продолжал молчать, лишь губы дрогнули.

— Отвечай! — Снова хлесткая пощечина.

— Они… Это… Понимаешь, просто деньги приплюсовывались к больничному счету, — залепетал Дауд скороговоркой. — У Джозефа есть друг среди врачей. Он и включал плату за наркотики в счет, вот и все. Сара, пойми, это очень помогает мне.

— Я переведу тебя в другое место. В какой-нибудь санаторий. Теперь за тобой уже не требуется особого присмотра.

— Сара!

— Молчать!

Она попыталась утихомирить злую дрожь, готовую вот-вот охватить ее целиком. Бросив полотенце в угол, Сара быстро вышла в коридор. Надо найти санитара Джозефа.

Тот мыл в соседней палате старика, попавшего в аварию.

— Эй, Джозеф, — негромко окликнула его Сара и с силой швырнула ампулу ему в голову.

Тот успел пригнуться, ампула разбилась о стену. Сара ударила его ногой в живот, потом кулаком в голову. Джозеф кулем осел на пол. Сара приподняла его за шкирку, сдавив воротником горло.

— Джозеф, остальной эндорфин я закачаю в твои подлые вены. Посмотрим, как тебе это понравится.

Испуганный старик потянулся к кнопке вызова врача. Сара оттолкнула его кресло. Джозеф хрипел, привалившись к стене.

— Джозеф, не отравляй моего брата! Не смей давать ему ампулы!

— Я всего лишь…

Сара вложила в пощечину все свое отчаяние. Старик на кровати испуганно дернулся.

— Если ты еще раз… Берегись, Джозеф. Я не прощу. Будем считать, что мой брат не получал никаких наркотиков. Ты вычеркнешь свои суммы из больничного счета. Ты меня понял, Джозеф?

Он с готовностью затряс головой.

— Так-то лучше. — Сара повернулась к перепуганному старику: — Извините. Этот ублюдок приторговывает здесь эндорфином. Советую вам проверить свои счета, прежде чем оплачивать их. Джозеф наверняка приписал туда пару лишних пунктов.

И она вышла из палаты. Злость сменилась печалью. Правильно ли она поступила? Дауд больше не будет получать эндорфин. Но что в том хорошего? Чем он еще может утешиться? Бедняга живет от инъекции к инъекции. Это единственная радость в его жизни. Ведь будущее беспросветно. Что ждет Дауда, когда он вернется в город? Страдания. Получается, что Джозеф в некотором смысле помогал Дауду, облегчая его муки. А жестокая сестра безжалостно вернула брата к суровой действительности, от которой он так настойчиво пытается бежать.

13

— Доджер? — удивился Ковбой, услышав голос друга.

— А кто же еще?

— Рад узнать, что ты цел и невредим, — улыбнулся в трубку Ковбой. — Надеюсь, ребята из «Огненных сил» охраняют тебя так же хорошо, как и меня.

— Обо мне не беспокойся, здесь все в порядке, — ответил Доджер. — Тут одни ублюдки недавно устроили засаду у дороги, недалеко от во владений Боба Агьюлара. Это около Моры. Но меня предупредили местные, в том числе и сам Боб. Мы вызвали подкрепление, целый отряд, который перестрелял всю засаду. Попрыгунчика Джими мне пришлось запереть в ванной, чтобы он не ввязывался в драку. Сражение, говорят, длилось минут десять. Теперь, пожалуй, они не скоро решатся объявиться в наших краях. Пусть попробуют только сунуться. Теперь к чужакам у нас относятся еще подозрительнее, чем прежде.

— Поздравляю с удачной операцией, старина.

Ковбой звонил с космопорта Орландо по номеру Рэндольфа Скотта в Санта-Фе. Временный телефон заранее установили люди Доджера, и все звонки переадресовывались отсюда в один из городков в окрестностях Санта-Фе — в Мору, Игл-Нест или в какой-нибудь другой, где бывал. Доджер.

— Встреча с Руном назначена на завтра, — доложил Ковбой. — У меня при себе инфокуб с записями инструкций к договору, который мы собираемся заключить с Руном. Ты сейчас можешь принять информацию?

— Конечно.

Ковбой вставил инфокуб в считывающее устройство телефона-автомата, набрал команду, и информация начала поступать Доджеру в Нью Мексике.

— У Гетмана прошлой ночью случились серьезные неприятности, — сказал Ковбой, когда друг сообщил, что информация принята. — Один из его людей оказался предателем, переметнулся на сторону противника, увел за собой своих подчиненных и обворовал склад с компьютерными матрицами и антибиотиками.

— Наши дела обстоят получше, — довольно сообщил Доджер. Впервые за несколько месяцев он выбрался наконец из своего дома, превращенного в крепость. — Тут, понимаешь, курьеры откалываются от группы Аркадия.

Вот это новость! Ковбой давно не слышал ничего лучше. Если курьеры уйдут, то механизм банды Аркадия тут же развалится.

— После того, — продолжал Доджер, — как Джими сделал то, что он сделал, Аркадий настоял, чтобы во время поездок рядом, с курьером в машине находился сопровождающий с автоматом. А после его гибели люди еще больше занервничали. Кстати, замену ему прислали мгновенно.

Ковбой ехидно улыбнулся: «Темпель» полностью себя раскрыл.

— Кто заменил Аркадия?

— Некий Кальверт. Он, кажется, с орбиты. Его и раньше видели с Аркадием, но никто точно не знает, кто он такой. Во всяком случае, не русский. Русские из окружения Аркадия его недолюбливают.

— Как ты думаешь, люди Аркадия не могут выступить против Кальверта?

— Кто их знает. Эти русские все сплошь параноики, от них всего можно ждать. Однако Кальверт знает о людях Аркадия слишком много: адреса, связи, круг общения. Таким образом, они довольно уязвимы, а на Кальверта у них почти ничего нет. Известно только, что это дрянь порядочная. Настоящий говнюк. С ним боятся связываться. Он привел с собой новых людей. Очевидно, тоже с орбиты. Говорит, что, если курьеры откажутся работать на него, он быстро найдет им замену.

— Это приведет к большим потерям.

— Для них это мелочь. Если они видят выгоду в долгосрочной перспективе, то не поскупятся на расходы. Будут терпеть убытки многие годы. В отличие от нас, они могут себе такое позволить.

— Как выглядит этот Кальверт?

— Среднего роста, серьезный, без особых примет, голос тихий. Похоже, выбился на орбиту из низов.

Ковбой бросил взгляд на Сару, которая дожидалась окончания разговора неподалеку.

— Доджер, насколько я понимаю, этот тип известен здесь как Каннингхэм. Он действует против нас.

— Возможно, Ковбой. Если так, значит, он загружен работой по горло. Мы постараемся подбросить ему еще немного.

— Мы тоже. Кстати, Уоррен подготовил к полету уже шестую «дельту».

— Поговаривают, что люди Аркадия ищут запасные части, тоже хотят собрать несколько самолетов для охраны. Хорошо, что ты успел закупить запчасти. Теперь их трудно достать.

— Никак не мог забыть небо, вот и покупал все подряд. Ну, до встречи, старина. Нам пора.

Закончив разговор и помахав на прощание рукой телохранителям из «Огненных сил», Ковбой вместе с Сарой направился к космическому кораблю.

Рун пообещал им безопасность. Ковбой знает цену таким обещаниям, но если Рун нарушит слово, никакие телохранители уже не помогут. Так что нет смысла брать их с собой.

Они с Сарой отправятся одни. В неизвестность.

14

Обитель Руна являла собой нагромождение ночных кошмаров, шизофренических грез о кибернетическом будущем. Настоящее торжество холодной логики компьютера и искусственного интеллекта над страдающей душой органической природы. Ковбой чувствовал себя крайне неуютно. Он был чужим в этом дьявольском логове, обитатели которого открыто глумились над истерзанной Землей. Случайным гостем на вражеском пиру.

— Планета обреченных, — презрительно изрек Рун, странный субъект с накрашенными глазами. — Я родился на дне гравитационной ямы, а зрелость пришла ко мне на орбите. Там я обрел и новое тело.

Ковбою казалось, что зловонное дыхание собеседника доносится к нему даже через стол. Рун небрежно погладил по волосам девочку, которая поднесла ему бокал вина. Та вздрогнула от его прикосновения, глаза ее расширились, рот приоткрылся в беззвучном крике. Ковбой содрогнулся от отвращения и жалости.

— Я понял, как мы можем сотрудничать, — продолжал хозяин. — Вы и ваша Земля проиграли. Мы победили. Вы — дикари. Я же управляю будущим и хочу преобразовать Землю, установить новый мировой порядок. У вас нет выбора.

Ковбой снова содрогнулся, теперь от ужаса. Мрачно уставился в хрустальный стакан и представил, как он ударяет бокал об стол, острые блестящие осколки разлетаются во все стороны, он хватает один, бросается к Альбрехту, вскрывает артерию, и гнилая кровь, нет, слизь заливает одежду, хлещет на пол…

Усилием воли Ковбой стряхнул с себя наваждение, сжал стакан, чтобы унять в руке дрожь, потом внимательно посмотрел на Сару. Ее лицо оставалось бесстрастным, глаза ничего не выражали. Понять, что она чувствует, было совершенно невозможно. Ковбой вспомнил о чудовище, затаившемся в ее горле. Может, она тоже чудовище? Или уже весь мир сошел с ума? И его населяют только монстры? Если бы он все-таки бросился на Руна, на чью сторону встала бы Сара? В кого бы направила свою кибернетическую тварь?

Ковбой осторожно поставил хрустальный стакан на стол, положил руки на колени, чтобы не выдать нервную дрожь. С сумасшедшим миром надо пока смириться. Вынужденный временный компромисс с чудовищами.

— Все, что я делаю, я делаю с любовью, — продолжал разглагольствовать Рун, снова погладив девочку по волосам и прикрыв ладонью свои жутковатые накрашенные глаза. По его гладким щекам медленно скатилась слеза. — Я всех вас люблю, как отец любит своих детей. Моя любовь бесконечна.

Шаттл выполнял рейс по маршруту Флорида — Свободная зона «Венесуэла». Салон заполняли в основном служащие орбитальных фирм, пилоты в форменных куртках с эмблемами и те немногие жители Оккупированной Америки, которые были достаточно богаты, чтобы позволить себе космические перелеты, — всякого рода ловкачи и аферисты, поклоняющиеся модному ныне стилю «крио-макс». Были здесь и курьеры с заминированными чемоданчиками, прикованными к запястьям. А также служащие марионеточных правительств Земли, сотрудничавших с орбиталами. Эти были победнее, они летели в командировку и чувствовали себя неуютно среди надменных фирмачей и богатых жуликов.

Ковбой смотрел в иллюминатор на неровный край голубой Земли, замутненный прозрачной дымкой атмосферы, плавно переходящей в черноту космоса. Внизу, в сторону Малых Антильских островов, проплывали облака. Коричнева то-зеленые пятна островов отчетливо выделялись на бирюзовой глади океана. Шаттл плавно опускался на Землю. Ковбой, искоса взглянув на Сару, заметил в ее глазах печаль. Наверное, тосковала по бездонной черноте космоса, по несбывшейся мечте. Судя по всему, Саре страшно не хотелось возвращаться на истерзанную Землю.

— Чтоб они сдохли! — зло прошептала девушка.

Ковбой не задавал вопросов, прекрасно понимая, о ком она говорит. Шаттл сел в одном из крупнейших космопортов планеты среди венесуэльских гор Ла-Гран-Сабана, недалеко от экватора. Оптимистично-зеленый ландшафт испещряли морщины горных хребтов и серебристые нити рек. Рядом с космопортом возвышалась гора Рорайма высотой почти в три километра.

— Архитектура всех времен показывает нам, что человечество всегда стремилось к небесам, — рассуждал Рун. — Вспомните зиккураты и висячие сады Вавилона, пирамиды Египта, кафедральные соборы средневековья, русские церкви. Это пальцы, устремленные в небо, прочь из гравитационного колодца. Теперь такая архитектура больше не нужна, человечество достигло небес и прочно обосновалось на орбите Но само человечество раскололось на две части на тех, кто живет наверху, и тех, кто существует в «земной грязи». Поэтому требуется новое мышление. И новая архитектура. Такая, как здесь, в этом доме. Сплав Земли и небес. Архитектура стала моей страстью.

Ковбой с Сарой шли за Руном следом по многочисленным закоулкам дома, по бесконечным коридорам из прочного сплава, увешанным топографическими портретами.

— Архитектура очень важна, — продолжал разглагольствовать Рун. — Во всех своих проявлениях. Я имею в виду и архитектуру кристалла, и архитектуру компьютера. Раньше поэты и художники воспевали красоту человеческого тела, но органические существа слабы и несовершенны. Человечеству необходимо наконец осознать, что числа идеальны, безупречны. Электронная память совершеннее человеческой. Кристаллы хранят информацию прочнее и надежнее, чем белковый мозг человека. Органические тела не выдерживают конкуренции с неорганическими. Человеческие симпатии и антипатии нам больше не нужны. Необходимо смириться с осознанной необходимостью электронной логики. — Рун взглянул на Ковбоя из-под раскрашенных век. — Да, необходимостью. Необходимостью, а значит, и неизбежностью. Это придет, что бы вы ни делали, как бы ни желали иного. И мое возвращение к власти тоже неизбежно.

Обитель Руна находилась в Восточных Кордильерах, к западу от космопорта, расположенного в горном массиве Ла-Гран-Сабана. Специально для Ковбоя и Сары Рун заказал небольшой самолет, который должен был доставить их с космопорта в его жилище. На борту черного самолета светилась голубая эмблема фирмы «Темпель». Стюардесса, явно не орбитального происхождения, выхватила у путешественников сумки и сама внесла их в самолет. Пилот, судя по походке, родился на орбите. Похож на японца. На его форменной куртке тоже отливала голубизной эмблема «Темпель». Держался пилот заносчиво, на пассажиров если и взглядывал, то с нескрываемым презрением, отвечал односложно. Ковбоя он начинал злить. Встретиться бы с этим болваном в настоящем бою, да показать ему где раки зимуют! Тогда сразу станет видно, кто чего стоит.

Сара тоже выглядела не слишком довольной, лицо ее окаменело, кулаки сжались. «Значит, — усмехнулся про себя Ковбой, — орбитальных пилотов она тоже ненавидит. И правильно делает!»

Полет длился всего двадцать минут. Самолет летел плавно, словно не ощущая сопротивления атмосферы. Как в вакууме. Ковбой от души позавидовал экипажу — они жили в небе. Саре не сиделось на месте, она направилась в бар и принесла стакан виски с лимоном. Оба молчали. Тишину нарушало только позвякивание льда в стакане. Ковбой угрюмо уставился в иллюминатор, разглядывая темно-зеленые джунгли, проносившиеся под крылом самолета мутные речки. В горах Сьерра-Невада он разглядел дворец Руна — серебристое строение, возвышавшееся над крутыми зелеными склонами. Кусок орбитального сплава, пересаженный на земную почву.

Самолет пошел на снижение, пролетел между горами, спустился в долину и приземлился. Ковбой оглянулся в поисках серебристого дворца, но среди деревьев увидел лишь мачту с мигающим фонарем. Где-то там жил Рун…

Хозяин подошел к двери, она автоматически открылась, и гости вошли в комнату, стены которой были увешаны голограммами кристаллов самых разных структур. У компьютера сидели двое детей. Девочке в белом платье на вид было лет десять. Мальчик в белой рубашке и черных брюках выглядел постарше. Оба босы, темные волосы выстрижены вокруг разъемов. На экране мелькали картинки какой-то учебной программы.

— Девочку зовут Волчица, я дал ей это имя за волчьи глаза. А ее брата зовут Рауль. — Рун умиленно посмотрел на детей и улыбнулся. — В этом храме они старшие служки. Я подобрал их на улице, где они жили, как крысы. Такое существование недостойно человека. Родители ребятишек умерли, а родственникам они не нужны. Бедные дети скорее всего умерли бы от голода и болезней, а если бы выжили, то обречены были бы на жалкое существование. Выросли бы преступниками, наркоманами. Возможно, торговали бы своим телом. Волчица, не достигнув и двадцати лет, успела бы нарожать полдюжины детей. Теперь же у них хорошие перспективы. Я их кормлю, учу уму-разуму. Теперь они знают, каким путем будет развиваться Земля.

Рун на минуту задумался, посмотрел на детей и продолжал:

— Рауль родился после войны, так что всю жизнь он провел при существующем порядке, другого не знает. Это поколение — глина, из которой мы вылепим нечто новое. Дети постарше уже испорчены, они успели нахвататься от родителей старых предрассудков, пережитков прошлого, поэтому обучать их невероятно трудно они не подчиняются свежим веяниям. А эти… — Рун взглянул на детей с отеческой улыбкой явно гордясь творением своих рук. — Сознательное поколение. Они проложат Земле новый путь, широкую дорогу к светлому будущему, к новому мировому порядку, к правильным взаимоотношениям с небесами.

Рун перевел накрашенные глаза на Ковбоя, и его взгляд вдруг похолодел.

— Я воспитываю сознательных людей, будущих солдат трудовой армии. Исполнительных, дисциплинированных, гордящихся своим умением беспрекословно подчиняться. Беспрекословно. — Он устремил глаза вверх, словно уже видел там сияющие вершины грядущего мироустройства. — Да, это будет новое общество с новыми отношениями. Ничего из прошлого. Только будущее.

Выйдя из кабины и не удостоив Ковбоя и Сару даже косого взгляда, пилот нажал кнопку люка. Дверь распахнулась, на летное поле спустился трап. Сунув руки в карманы куртки, он сошел первым вниз и, не оглядываясь, направился к домику для отдыха экипажа.

— Эй, — крикнула ему вслед Сара.

Пилот обернулся.

— Ты забыл подать нам багаж, — с издевкой заметила девушка, и Ковбой еле сдержал улыбку.

Надменный пилот словно окаменел и холодно ответил:

— Это не моя работа.

— Ты обязан быть вежливым с гостями Руна, — отчеканила Сара. — Гости Руна не носят багаж. Понял, ты, фуфло?

И девушка оскалилась, как тигрица.

Пилот побагровел, но возражать не посмел. Он нехотя побрел к багажному отделению и вынул оттуда сумки.

— Большое спасибо, — холодно улыбнулась Сара.

На аэродроме путешественников уже ждал вертолет. Рядом курил сигару широкоплечий крепкий человек в безукоризненном костюме. Телохранитель, догадался Ковбой. Открыв грузовой отсек вертолета, он подождал, пока пилот загрузит багаж пассажиров.

Но вот сумки на месте. Сара сунула пилоту мелкую монетку. От такого издевательства тот злобно скрипнул зубами. Телохранитель удивленно приподнял брови.

— Меня зовут Горман, — представился он. — Добро пожаловать.

— Внедрение, — философствовал Рун, — проникновение нападающих и обороняющихся друг в друга, взаимное растворение. Именно это должно стать метафорой нашей эпохи. Боевые действия устарели, это слишком грубо, грубо и глупо. Неэффективная трата энергии. — Он вздохнул, поднял хрустальный бокал, на гладких стенках которого переливались разноцветные голографические звездочки. — А Куцейро и его «ускорительная группа» не понимают этого, они слишком примитивно мыслят. Они все еще пребывают во власти прежних категорий войны и мира. Им невдомек, что, создав благоприятные условия, можно достичь большего, чем сражаясь. Только недалекие люди из «ускорительной группы» могли додуматься до такой глупости, как воевать одновременно против фирмы «Королев» и посредников. Война против посредников готовилась давно, но с ней надо было повременить.

Рун задумался, подыскивая сравнение, потом продолжил:

— Надо действовать, как вирус Хантингтона. Другие микробы и вирусы, которые атакуют организм сразу, не так страшны. Болезнь проявляется быстро, и ее можно остановить, вовремя начав лечение. А символом нашего времени стали совсем другие болезни. Вирус Хантингтона на первых порах никак себя не проявляет, годами накапливаясь в тканях мозга. Он предельно заразен, его подхватили уже миллионы ничего не подозревающих людей. Долгие годы мы вообще понятия не имели о его существовании, и за это время его носителями стали огромные массы. Быстрому распространению способствовали многочисленные миграции населения после войны. Понимаете? Вот у кого нужно поучиться современным методам ведения войны.

Рун довольно хохотнул. Сравнение и в самом деле удачное.

— Есть только один способ бороться против таких болезней. Мы должны стать более изощренными, чем наши враги. А достичь этого можно следующим образом. В лабораторных условиях создается похожий вирус, настолько похожий, что вирус Хантингтона принимает его за своего. Оба вируса живут вместе, размножаются, обмениваются генетической информацией. Молекулы ДНК, рожденные в лаборатории, перемешиваются с молекулами ДНК вируса Хантингтона, появляются вирусы-мутанты. Но это уже не те опасные вирусы Хантингтона, которые, накопившись, способны убить человека. Рождаются новые вирусы, безопасные, которые могут долго жить в организме человека, не причиняя ему никакого вреда. Черный вирус становится белым, белый вирус проникает туда, где есть вирус черный, опять происходит смешение, история повторяется. Постепенно все черные вирусы исчезают. Остаются только белые, безвредные.

Рун удовлетворенно посмотрел на Ковбоя и улыбнулся:

— Потому, дорогой мой, мне и понравился твой план. Он изящен и тонок. Ты очень хитро придумал, что надо сделать, чтобы сместить Куцейро. Как обернуть его победу против него самого. Надо направить оружие врага в самого врага. Блестящая идея! Посмотрим, достойна ли ваша архитектура небес.