— А ну, тише! Тише, я говорю! Дайте мэру сказать.

Поманив за собой Оливера, он подошел к каменной поилке для лошадей, взобрался на высокий бортик и, придерживаясь за фонарь, обратился к народу.

— Люди добрые! — зычно раскатился над улицей его голос. — Вы меня знаете. Я прошу вас разойтись по домам и дать мне возможность самому разобраться в этом деле. Я — мэр Рича, и если жители терпят ущерб, мое дело — помочь им защитить свои права. Если камень в самом деле лечит болезни и правительство будет использовать его по назначению, значит, вы просто должны подождать немного. Но у вас есть полное право убедиться в том, что правительство делает все возможное, работая днем и ночью, что ни одна минута не будет потеряна зря, и исцеление обретут все страждущие. Я обещаю вам выяснить все. Я знаю, найдутся такие, кто будет мешать использовать камень ко всеобщему благу, уже есть люди, мешающие разобраться в наших здешних событиях. Я собираюсь отправиться в Лондон. — Он помолчал и продолжил после паузы. — Многие из вас знают, что у меня сын умирает от рака. Но если речь идет о порядке и честных действиях, я последним попрошу помощи. Я говорю вам это, чтобы вы знали: никто не будет страдать лишней минуты из-за обычной тупости чиновников. Возвращайтесь по домам и завтра в это же время вы будете знать столько же, сколько и я. — Он снова помедлил и закончил неожиданным возгласом:

— Боже, храни королеву!

— Боже, храни королеву! — с воодушевлением заорал Оливер и помог мэру спуститься на землю. Мэр тут же повернулся к нему, отодвинув плечом начальника полиции.

— Вы мне нужны, — озабоченно сказал он. — Я должен располагать всей полнотой информации и рассчитываю на вашу помощь. Вы свободны? Впрочем, это неважно. Я требую вашего содействия именем Королевы и именем закона.

Давайте пройдем в мэрию. Баркер, — обратился он к одному из сопровождающих, — подайте машину к мэрии и будьте готовы. Инспектор, проследите, чтобы мое заявление было напечатано и расклеено по городу. Имейте в виду, чтобы никаких скандалов! Комиссар, я благодарю вас за проявленное внимание, но в настоящий момент ситуация контролируется, и магистрат вполне обойдется без посторонней помощи. Идемте, молодой человек. Кстати, как вас зовут?

По дороге Оливер не очень последовательно изложил мэру все, что знал, сделав упор на большом значении камня и необходимости побудить правительство к немедленным действиям.

Едва войдя в мэрию, Оливер окунулся в царившую там суету. Моментально возник какой-то коренастый олдермен, заместитель мэра, его сменил рыжий первый секретарь магистрата, кругом роились машинистки, рассыльные, готовые по первому требованию броситься хоть на другой конец Англии (но почему-то все-таки остававшиеся на месте), в коридорах толпились шоферы, члены местного совета, звонили телефоны, — Оливер и предположить не мог, что захолустный городишко располагает такой мощной администрацией. Он долго не мог узнать, как же зовут самого мэра, пока не углядел на одном из многочисленных документов, развешанных по стенам, подпись: «Мэр Юстэс Клершоу». Как только он решил эту проблему, обладатель подписи тут же появился перед ним.

— Я собираюсь в Лондон, — сообщил мэр, — и хочу взять вас с собой.

— Да зачем я вам нужен? — попробовал отговориться Оливер, едва поспевая за быстро шагавшим Клершоу. Правда, в душе он, пожалуй, рад был снова оказаться участником каменной лихорадки.

— Хотя бы на тот случай, если понадобится встретиться с лордом Эргли, — ответил мэр. — Но сначала — в Министерство внутренних дел!

— Ну, если оно не сильно отличается от министерства дел внешних, — протянул Оливер, — вы там на месяц застрянете.

Мэр и ухом не повел. Он выставил Оливера за дверь и вышел сам.

Их появления, оказывается, ожидала большая толпа, тут же разразившаяся приветственными возгласами. Подскочил полицейский и предупредительно распахнул дверцу автомобиля. Донкастер узнал давешнего молодого констебля. Они еще устраивались внутри, когда полицейский захлопнул дверцы, сунул голову внутрь и пожелал:

— Удачи вам, сэр! Всыпьте им там как следует!

«О боже! — подумал Оливер. — Преторианская стража готовит мятеж».

Всю дорогу до Лондона он отвечал на бесконечные вопросы мэра и только в предместьях наконец более или менее удовлетворил его любопытство. Откинувшись на спинку сиденья, Оливер с удовольствием вытянул ноги.

— Мои люди связались с мэрами всех городов, расположенных неподалеку, — сообщил Клершоу. — В воскресенье по крайней мере пять соседних городов направили в Рич свои депутации. Конечно, они вернулись несолоно хлебавши и взбаламутили народ. Все мэры по очереди одолевали меня расспросами, а мне и сказать-то им было нечего, пока я на вас не напал.

— Вряд ли вам от меня стало легче, — предположил Оливер.

Мэр заглянул в блокнот.

— Так, если я правильно уяснил, — задумчиво произнес он, — сейчас дело ведет Министерство иностранных дел, и у него какие-то нелады с Верховным судьей. А мистер Шилдрейк сообщил мне вчера, что лорд Эргли как-то связан со всем этим. Его жена даже утверждала, что Верховный судья — центральная фигура и должен отвечать за все беспорядки. Я читал его статьи и книги, понял, конечно, не все, но его мысли о природе закона меня просто поразили. Немного абстрактно, но очень интересно. Он определяет закон как «форму выражения возрастающего общественного самосознания» и сравнивает изменения в законодательстве с изменениями в поэзии, происходившими во времени. Насколько я понял, он пытается отыскать некую гармоническую середину в законообразовании. Весьма интересно.

— А по нему и не скажешь, — простодушно удивился Оливер. — Сегодня утром он все больше наблюдал. Правда, когда этот тип Тамалти начал махать ножом, он действовал довольно быстро. Вернее, меня заставил действовать.

Мэр не обратил внимания на слова Оливера. Он думал о своем.

— Хорошо бы вам отправиться прямо к нему, — спустя минуту заговорил Клершоу. — Возможно, как Верховный судья он ничего пока не сможет сделать. Но он же писал в своей статье, что закон должен объяснять действия людей, а не ограничивать их. Мне эта мысль нравится, да и сам судья, наверное, приятный человек. Да. Мы так и сделаем. Поезжайте к нему, адрес у меня есть, а я попытаю счастья в Министерстве внутренних дел. На Уайтхолле я к секретарю скорее всего не пробьюсь, попробую поймать его дома. Если и там толку не будет…

— А вы всерьез рассчитываете? — скептически поинтересовался Оливер.

После довольно долгой паузы мэр тихо ответил:

— Конечно, не рассчитываю. Похоже, нам придется побегать, прежде чем мы чего-нибудь добьемся. Поэтому я и хочу выяснить позицию Верховного судьи. Если он на нашей стороне, лучшей поддержки и желать не приходится.

Оливер попытался представить крупную, значительную фигуру лорда Эргли во главе армии Рича, идущей на штурм Лондона. Образ лишь мелькнул в его сознании, но он успел подумать, что Верховный судья стал бы достойным знаменем мятежа, создал бы видимость законности, и тогда это уже не мятеж, это — восстание. Только вряд ли лорд Эргли станет этим заниматься.

С подобными мыслями Донкастер оказался выдворенным из машины напротив дома судьи. Мэр укатил, оставив его разглядывать дверь, за которой скрывался Английский Закон.

«Может, его и дома нет, — подумал Оливер. — Не станет он сидеть дома, когда вокруг такие дела…» Эта мысль придала ему уверенности, и он позвонил. Впрочем, надеждам его не суждено было сбыться. Служанка, выяснив имя посетителя и предложив ему присесть, отправилась доложить.

— Донкастер? — удивленно переспросил лорд Эргли и посмотрел на Хлою. — Я не знаю, стоит ли… Впрочем, да, пожалуй.

— Он был там сегодня утром, — сказала Хлоя, заглядывая в блокнот. — Я на всякий случай переписала всех присутствовавших — Я иногда думаю, — улыбнулся судья, — что люди совершенно не понимают закона причин и следствий. Все, что вы делаете, тут же находит подтверждение. Вот вы утром записали Донкастера — пожалуйста, он явился. Вот влип бедняга! Интересно, с чем он пожаловал?

До прихода Оливера они решали, как Хлоя будет добираться домой. Девушка собиралась возвращаться на автобусе, а лорд Эргли хотел подвезти ее. Когда Хлоя решительно отказалась, он предложил позвонить кому-нибудь, чтобы не идти одной. «Раз уж вы не можете остаться здесь», — добавил он. Этот вариант тоже не годился. Слуги не догадывались о сложности ситуации, к тому же у Хлои не было самого необходимого, чтобы ночевать в чужом доме. Теперь она раздумывала, стоит ли звонить Линдсею. Во-первых, она плохо обошлась с ним в последнюю встречу, во-вторых, он наверняка работает. С другой стороны, почему бы и не доставить ему удовольствие?

— Но тогда придется рассказать ему, — подумала вслух Хлоя.

— Газеты уже постарались и почти все сделали за вас, — отозвался судья. — Да и почему бы вашему другу… — он махнул рукой, показывая, что не видит необходимости и дальше хранить их тайну.

«Иногда долг оборачивается удовольствием, — подумала Хлоя, глядя на судью, — и наоборот, удовольствие иногда выглядит как долг». Да, у Френка выдалась не самая лучшая суббота, а в воскресенье они и вовсе не увиделись. Хлоя просидела весь день дома в ожидании звонка от лорда Эргли.

Все-таки она позвонила Френку, без особого энтузиазма попросила заехать за ней и вернулась в кабинет мрачнее тучи. Именно в этот момент и объявился Оливер.

— Давайте я его сначала расспрошу, — предложила Хлоя, — а потом провожу к вам. А мне все равно ждать Френка, подожду внизу.

Вот так всегда, думала она. Вечно она ждет кого-то или чего-то внизу, пока великие мира сего совещаются в кабинетах и гостиных. Может, Френк еще и не приедет, тогда она удерет одна, пока они там будут разбираться с этим Донкастером. Сколько бы ей подождать для приличия?

Однако лорд Эргли рассудил иначе.

— Проводите мистера Донкастера к нам сюда, — попросил он служанку. — Скоро должен прийти мистер Линдсей, ведите и его сюда тоже. Если у этого молодого человека приватный разговор, — обратился он к Хлое, — мы перейдем в гостиную, а вы без помех введете вашего друга в курс дела.

Расскажите ему все, что сочтете нужным. Если вы все помните, конечно. Я уже начинаю путаться. Интересно, как там в Бирмингеме дела? Если Пондон вернулся, ему не миновать объяснений с полицией. А-а, мистер Донкастер!.. Ну, почему же? Мы ведь только сегодня виделись. А это — мисс Барнет, если помните. Она-то вас точно не забыла. Присаживайтесь.

— Весьма признателен, — пробормотал Оливер, садясь.

— Ну и утречко у вас выдалось, не так ли? — продолжал судья. — К стыду своему, я так и не уяснил, чью сторону вы поддерживали на переговорах. Вы ведь прибыли вместе с мистером Шилдрейком?

Оливер поудобнее устроился в кресле.

— Я на стороне народа, — торжественно изрек он. — Я — декларация их прав, я — их суверенная воля, я… — он замешкался, отыскивая очередное слово, понял, что иссяк, и, запинаясь, закончил:

— Я — народ.

Лорд Эргли уловил перемену тона и серьезно поинтересовался:

— А как здесь оказался народ? Мне о нем не докладывали.

Оливер пустился в объяснения. Поначалу он чувствовал себя дурак дураком, но постепенно воодушевился, особенно когда заметил повязку из черного шелка на руке девушки и сообразил, что она отказалась вылечить руку с помощью камня. Он вспомнил, как здорово она опрокинула профессора и напала на этого неприятного типа, на сэра Джайлса. А сэр Джайлс остался в министерстве вместе с Шилдрейком после того, как всех остальных выставили вон. А народ возроптал, требуя жизни и здоровья от волшебного камня, который прикарманила полиция, подкупленная американцем.

Все это и еще много сверх того Оливер большой грудой вывалил к ногам Верховного судьи.

— Я все-таки не совсем понял, — осторожно произнес лорд Эргли, когда Оливер замолчал, — почему вы решили, что я не одобряю действий правительства?

— Ну, мне показалось, сэр, что вы одобряете действия мисс Барнет, — с легким смущением объяснил Оливер.

— Я всегда одобряю действия мисс Барнет, — ответил судья. — Я не могу себе позволить пользоваться услугами секретаря, действий которого не одобряю. Но, одобряя действия мисс Барнет, я и не думал выражать неодобрение действиям правительства.

— Но, может быть, именно в этом случае… сэр? — нерешительно предположил Оливер.

Верховный судья покачал головой.

— Нет-нет. Во-первых, я не знаю их действий. Во-вторых, одобрять или не одобрять правительство — не моя прерогатива, я имею дело только с конкретными людьми и только на основании Закона. Я — всего лишь седло, мистер Донкастер, а вовсе не конь, и уж, конечно, не Россинант.

— А если перед седлом предстанет сам Дон Кихот? — подхватил Оливер.

— Если он будет продолжать в том же духе, то до этого дело не дойдет, — сухо ответил лорд Эргли. — Но если даже и так, то будь он Дон Кихот, Дон Жуан или Сид Компеадор — все едино. У меня нет ни глаз, чтобы смотреть, ни рта, чтобы говорить, одни законы.

— А если на этот случай законы не писаны? — настаивал Оливер.

— Так не бывает, — заявил судья. — Можно неверно применить или истолковать закон, можно соблазниться посторонними вещами и хитрыми речами, но любое недоразумение между людьми может быть разрешено при условии равенства перед законом. А в основе нашего закона — чистый душевный порыв…

— Мистер Линдсей! — провозгласила служанка, открывая двери.

Хлоя порывисто встала навстречу Френку. Оливеру вдруг почудилось, что последняя сентенция судьи обратилась в жизнь. Хлоя прошла совсем рядом с его креслом, и он машинально повторил про себя слова судьи, пытаясь вспомнить их первоначальный смысл. Потом обернулся и спросил:

— Разве утренние события не содержали конкретных действий со стороны мисс Барнет?

Верховный судья нахмурился. Чего доброго, этот Донкастер начнет комментировать любое движение Хлои. Впрочем, вопрос был задан четко, и ему пришлось отвечать.

— В данном случае я могу выступать лишь как частное лицо, — внимательно глядя на Оливера, произнес судья. — И как частное лицо я считаю Джайлса Тамалти практически вне закона. — Судья поднялся и протянул руку Френку Линдсею.

Вспоминая последовавшие за тем полчаса, Хлоя неизменно краснела. Наверное, виноват был Донкастер, явившийся слишком поздно, или Френк, пришедший слишком рано. Его оторвали от любимых ведомостей, чтобы отвезти Хлою домой, а она не хотела уходить, не услышав продолжения разговора с Донкастером. Но если остаться, надо же объяснить Френку, в чем дело. А как объяснишь, если Донкастер сидит тут же? У Френка такой скучный вид… И сколько можно спрашивать, чем, где и как она поранила руку! К тому же лорд Эргли собирался поговорить с Донкастером наедине, а это и вовсе не входило в ее планы.

Она представила молодых людей друг другу и довольно ловко (лорд Эргли терпеливо улыбнулся) попыталась ввести в разговор общего знакомого — Шилдрейка. Но призрак распада на две половины, витавший над собравшимися, заставил ее примерно четверть часа спустя все же начать приготовления к отъезду. Сложив аккуратно два листа бумаги, Хлоя открыла сумочку и вздрогнула, увидев белый шелковый платок лорда Эргли, в который она еще утром завернула камень.

Воспользовавшись длинным риторическим периодом в разговоре, девушка чуть сдвинула ткань, и таинственный предмет предстал перед ней без покровов. Мертвый, бесполезный, белый камень, подумала она. Искорки из золотых стали желтыми, а в черных крапинках лишь больная фантазия могла усмотреть сходство с начертанием Божьего имени. Хлоя резко опустила руку, намереваясь снова укутать камень, и поняла, что не может пошевелить пальцами. В чем дело? Может быть, этим поступком она оскорбила камень? Простое действие вдруг обрело глубину. Что она сейчас совершит? Просто завернет камень в платок и уберет с глаз долой, или совершит ритуал облечения покровом?.. Никто ничего не заметил, но Хлоя чувствовала, как вокруг сгустилось ожидание, терпеливое, бесконечное ожидание выбора.

«Трусиха бестолковая!» — выругала она себя и со всем возможным почтением снова завернула камень.

Как ни тянула она с приготовлениями, пришлось уходить, не дождавшись появления в доме у Ланкастерских ворот мэра города Рича. Он был встречен должным образом и немедленно препровожден наверх. Оливер торопливо представил Клершоу Верховному судье и тут же спросил:

— Ну как?

— Пришлось напомнить министру внутренних дел, — медленно проговорил Клершоу, — что магистрат Рича выбирало не правительство, а народ.

— Ну и?..

— Я не сразу добрался до него, а когда мы, наконец, встретились, господин министр попытался отделаться от меня, заявив, что вопрос, мол, рассматривается. Мне пришлось объяснить, что за порядок в городе отвечаю я, и если они намерены темнить и дальше, последствия могут стать непредсказуемыми. Мы долго пререкались, и в конце концов я пообещал предоставить все ресурсы мэрии в распоряжение возмущенного народа, какие бы конституционные формы это возмущение ни приняло, если правительство не найдет удовлетворительного решения. Я особенно подчеркнул: «конституционные формы»… Так мы ни до чего и не договорились. Я ушел, еще раз напомнив напоследок, что мэра избирает народ.