Наша новая квартира занимала второй этаж маленького, сырого эдвардианского дома; крыша была затянута брезентом, а палисадник зарос крапивой. Входная дверь покривилась, так что пришлось поднажать на нее плечами. Холл был так завален бесплатными газетами и рекламными листовками, что мы разбрасывали их ногами, как осенние листья.
      Квартира состояла из гостиной с кухонным уголком, маленькой спальни и ванной комнаты с душем, умывальником и туалетом. Стены были грязновато-белого цвета, как свернувшееся молоко, с черной плесенью по углам. Деревянные подоконники облупились и подгнили от сырости. Ковролин в гостиной был весь в пятнах. В углу примостились грязная плита и холодильник, но мебели никакой не было.
      Мы с мамой и Кендэлом обошли квартиру кругом. Потом еще раз.
      — А где же всё? — спросил Кендэл.
      — Хороший вопрос! — По маминому виду похоже было, что она вот-вот расплачется.
      — А где же всё? — сказала я поспешно, передразнивая Кендэла.
      Мама нахмурилась было, но тут до нее дошло.
      — Хороший вопрос!
      — А где же всё? — хором пропели мы с Кендэлом.
      — Хороший вопрос! — сказала мама.
      Мы носились по квартире и повторяли этот сумасшедший диалог во все более быстром темпе, пока слова не превратились в бессмысленную скороговорку. В конце концов мы свалились на пол хохочущей куча-мала.
      — Ой, дети, вставайте скорее, тут так грязно! — сказала мама с гримасой отвращения. — Надо пойти купить моющего средства для ковров, и прорву «Кометы», и три щетки. А потом мы еще купим краски и покрасим стены в яркий цвет. Ты какой предпочитаешь, Лола Роза?
      — Лиловый!
      — Лиловый? Что ж, пропади все пропадом, пусть будет лиловый. У нас будет лиловая спальня, лиловая кровать, пол, ковер, занавески. Мы можем даже тебя покрасить с ног до головы в лиловый цвет, если тебе так хочется.
      — И гостиная тоже лиловая?
      — Нет, теперь моя очередь. Гостиная будет черно-белая, страшно стильная, белые стены, черная кожаная мебель, а. на полу ковер под шкуру зебры. И я лежу на этом ковре в черном пеньюаре… А?
      — И сосешь белые леденцы в черную полоску! Кендэл, а ты выбирай краску для ванной. Как насчет цвета морской волны, как в твоем кошмарном акулятнике? А вместо ванны мы купим большой стеклянный аквариум, и ты будешь там плавать с Джорджем.
      — Не морочь ему голову, — сказала мама. — Кендэл, она просто шутит.
      — А моя лиловая спальня, мама? Это тоже шутка?
      — Нет-нет, детка, мы правда наведем марафет в этой дыре, я тебе обещаю. За расходами не постоим. В разумных пределах, конечно.
      Нам сказали, что есть такие специальные благотворительные магазины, где нуждающиеся могут получить любую мебель почти задаром. У мамы было еще полно лотерейных денег, но она уже не относилась к ним так беспечно. Сперва мы все-таки посмотрели мебель в обычных магазинах, но кожаный гарнитур из дивана и двух кресел стоил три тысячи фунтов.
      — Пропади они пропадом! Посмотрим, что там в этой благотворительности. Если у них только старая рухлядь с клопами, так мы просто скажем "нет, спасибо", правда? — сказала мама.
      Но говорить пришлось только "да, пожалуйста". Мы нашли даже черный кожаный диван. Конечно, он был не новый, и кожа местами треснула, но смотрелся все равно отлично. К нему мы подобрали два почти одинаковых черных бархатных кресла и пушистый ковер, который после основательной чистки оказался белым. Двуспальную кровать мы тоже там получили, правда, мама купила к ней новый, с иголочки, матрас — она сказала, что не может спать на чужой постели. Еще она купила лиловое покрывало, чтобы меня порадовать, и целый день красила стены в лиловый цвет.
      Я сделала для нее красивую открытку с лучшими моими викторианскими вырезками: большим, ярким сердечком, букетами роз и лилий и целым роем ангелов, реявших друг над другом, как парашютисты. Внутри я написала: "Мама, ты ангел. С любовью от Лолы Розы" — и приклеила рядом со своим именем большую красную розу. Кендэл пририсовал кривое «К» и поцелуи.
      Я положила открытку в красивый конверт и сделала вид, что его принес почтальон. Настоящей почты нам пока не приходило, потому что никто не знал, что мы здесь. Нас вообще никто не знал. Это были уже не каникулы. Это была новая жизнь.
      Я, конечно, вспоминала о прежней жизни и прежних друзьях. Они, наверное, удивились, что я вдруг растаяла в голубой дымке. Точнее, в дыму. Мама курила все больше и больше, чтобы успокоить нервы. Квартира наша была вся в клубах дыма. Я от этого кашляла, но мама говорила, что это я нарочно. Отчасти так оно и было.
      Кендэл тоже много кашлял, но, скорее, от постоянного плача. Мне кажется, он скучал по папе. Он часто звал его, когда просыпался среди ночи. Иногда он просыпался недостаточно быстро и мочил постель. Мама обещала, что наденет ему памперс, если это повторится. Это повторялось, и наконец мама засунула ему в трусики пеленку. Кендэл заплакал от унижения.
      — Зря ты на него сердишься, мама. Он же не нарочно. Просто ему плохо.
      — Мне тоже плохо, когда он портит новенький матрас. И перестань наконец меня поучать, мисс Умница-Разумница. Ты меня иногда просто бесишь, Джейни.
      — Лола Роза.
      — Хорошо, Лола-трусики-в-розочку, только не забывай все же, что я твоя мать. Перестань, бога ради, изображать мою старшую сестру. Не твое дело меня учить. Я сама знаю, что мне делать, ясно?
      Мама полезла в сумочку за сигаретами. В пачке ничего не было.
      — Вот черт! Джейни Лола Роза, сбегай быстренько в ларек.
      — Уже десять, мама. Они давно закрылись.
      Кендэла мы укладывали целую вечность. С ним случился очередной приступ рыданий. Во сне он продолжал всхлипывать.
      Мама нервно обкусывала ноготь.
      — Нет, слушай, я не выдержу целую ночь без сигарет. Тут, наверное, где-нибудь есть пивная. Пойду посмотрю и куплю в автомате сигарет. А ты ложись спать, ладно?
      — Ладно, — сказала я неуверенно. Мне не хотелось, чтобы она ходила одна в темноте: вдруг с ней что-нибудь случится?
      — Все будет в порядке, глупышка, — сказала мама, не понимая. — В случае чего стучись к соседям. К старухе, наверное, не надо — у нее, по-моему, с головой не все в порядке, а вот ребята наверху нормальные.
      Мы уже познакомились с соседями. Пожилая мисс Паркер оказалась страшной занудой и задавала кучу вопросов. Мы сперва встревожились, но она спрашивала то же самое и на второй день, и на третий. Ясно было, что она ни слова не помнит из того, что мы ей говорим.
      Стив и Энди с верхнего этажа были явно не в восторге, когда мы встретились в первый раз. Мы подымались по лестнице, нагруженные пакетами из супермаркета. Кендэл ревел, потому что упал и зашиб коленку, мама орала на него, что хватит уже быть младенцем, я ворчала, потому что там продавался со скидкой шоколадный торт, а мама его не купила. Процессия получилась шумная.
      Мама перестала орать и улыбнулась Стиву — тому, что покрасивее. Энди, невысокий парень в очках, сказал нам с Кендэлом "привет!" и помог дотащить пакеты до кухни. Он представился за себя и за своего друга. Я сказала, что меня зовут Лола Роза. Стив поднял брови, но Энди сказал, что это очень красивое имя.
      Стив показывал всем своим видом, что разговаривать с нами ниже его достоинства. Что ж, по нему и вправду было похоже, что он слишком хорош для этой дыры. Энди держался гораздо проще и рассказал нам, что с прежней квартиры их согнали за неуплату, поэтому они оказались здесь.
      — Временно, — сказал Стив.
      — Но все равно мы постарались устроиться здесь поуютнее, — сказал Энди. — Мне ужасно нравится, как вы отделали квартиру, Лола Роза. Выглядит просто шикарно, особенно лиловая спальня. Настоящее произведение искусства.
      Энди нравился мне гораздо больше, чем Стив. И все же не думаю, что я могла бы пойти к нему "в случае чего".
      Ненавижу это выражение. Как только мама вышла за дверь, разные «случаи» замерцали у меня в голове, как неоновая реклама. В ушах гудели воображаемые сирены. Сердце так и билось о ребра: тук-тук-тук.
      В квартире было очень тихо. Телевизор мы еще не купили, поэтому я не могла включить его и отвлечься. Внизу неразборчиво бормотал телевизор мисс Паркер, как будто кто-то нашептывал обо мне гадости у меня под ногами. Над головой ходили Стив и Энди, и при каждом скрипе их половиц я вздрагивала.
      Я несколько раз подходила к двери, чтобы убедиться, что она заперта. Мне казалось, что снаружи кто-то стоит и прислушивается, выжидая момента, чтобы толкнуть дверь плечом и ворваться к нам. Я посмотрела через окно в сад, пытаясь разглядеть, не подбирается ли кто-нибудь к дому. Но в стекле было видно только мое собственное отражение. Это напомнило мне аквариум. Я поскорее задернула занавески.
      Может быть, свернуться клубочком на черном кожаном диване? Нет, лучшее спрятаться за ним, как делают маленькие дети. Но в другой комнате спал Кендэл, и мне нужно было за ним приглядывать. Я подумала, не пристроиться ли рядом с ним, но мне не хотелось раздеваться и лежать в темноте. Я чувствовала, что должна быть полностью одета и на страже.
      Я ходила дозором по квартире. Даже с мебелью, которую мы натащили, она была до ужаса пустая. На осмотр каждой комнаты уходило несколько секунд. Это не помогало.
      Когда я заходила в ванную, мне чудилось, что кто-то прокрался в гостиную: вот он щелкнул банкой пива, сел на диван, ждет; когда я была в гостиной, мне казалось, что кто-то стоит за дверью ванной и готовится к нападению. А когда я набиралась смелости и потихоньку приоткрывала дверь в ванную, мне мерещилось, что кто-то влез в окно спальни и вытащил Кендэла из кровати, зажав ему рот, чтобы не слышно было крика.
      Я понимала, что отец не знает, где мы. Откуда ему знать? И все же мне было так страшно, что пришлось надеть новую курточку на меху, чтобы унять озноб.
      — Мама, вернись, — шептала я.
      В половине одиннадцатого ее все еще не было. Наверное, ей пришлось далеко идти, пока нашлась пивная с табачным автоматом. Хотя на ней были босоножки на высоченной шпильке, так что очень далеко она уйти не могла.
      Я ждала, не сводя глаз с часов, кивая в такт их тиканью, пока не закружилась голова. Тогда я попыталась уткнуться в какой-то из маминых журналов, но слова плясали передо мной на странице и ни во что не складывались.
      Я вытащила книгу с наклейками и стала вырезать красивую девушку — рок-звезду с длинными белыми волосами, блестящим украшением на пупке и загорелыми глянцевыми ногами в белых кожаных сапогах. Вдруг половицы скрипнули, ножницы дернулись у меня в руке и отхватили один сапог. Я попыталась подклеить его скотчем, но нога все равно подкашивалась.
      У меня у самой подкашивались ноги, когда я в сотый раз мерила шагами квартиру. Пошел двенадцатый час — пивные закрываются в одиннадцать. Где же мама?
      "С ней что-то случилось", — сказал голос Рока.
      Четверть двенадцатого. Половина двенадцатого. Я не знала, что делать. Может быть, отец ее выследил. Я представила, как он набрасывается на нее и она повисает безжизненно, как моя бумажная картинка. Мне хотелось броситься на поиски, но я не могла оставить Кендэла.
      Я разревелась, уткнувшись лицом в ладони. Потом надавила пальцами на глаза — сильнее, до боли. Надо кончать глупое нытье. Я же не маленькая. Нечего паниковать. Конечно, отец тут ни при чем. Может быть, она просто заблудилась по дороге из пивной? Мама и в обычное-то время совершенно не ориентируется на улице, а тут еще в темноте и в незнакомом районе. С нее вполне станет даже и адрес забыть. Она, наверное, ковыляет сейчас где-то на своих шпильках, проклиная себя за глупость. Но теперь уже скоро, она найдется, сейчас она постучит в дверь, войдет со смехом…
      Она не входила.
      Я вслушивалась, не раздадутся ли шаги. Потом отодвинула занавеску и выглянула на улицу. Я даже оставила дверь на предохранителе, спустилась вниз и добежала до угла, чтобы посмотреть, не идет ли мама.
      Тут мне стало страшно, что кто-то мог пробраться в квартиру и напасть на Кендэла. Я помчалась обратно, захлопнула дверь и бросилась в спальню. Кендэл мирно спал на самой середине кровати, раскинув руки и ноги так, что больше места уже не оставалось. На него явно никто не нападал. Я посмотрела за дверью, за шкафом, под кроватью. Я понимала, что это сумасшествие, но ничего не могла с собой поделать.
      Я вернулась в кухню и попыталась сделать себе чаю, чтобы успокоиться. Меня так трясло, что я вся облилась холодной водой, наполняя чайник.
      Полночь.
      С мамой точно что-то случилось.
      Что же теперь будет со мной и с Кендэлом?
      Когда чайник вскипел, я снова разревелась. Я рыдала так громко, что не слышала, как открылась дверь. Шагов я тоже не слышала. И вдруг мама выросла на кухне прямо передо мной.
      — Мама! — выдохнула я, разливая кипяток.
      — Осторожно, ошпаришься, дурочка, — сказала мама. — Пусти-ка меня. Я тоже хочу чаю.
      — Где ты была? Полночь уже прошла!
      — Да? Я, стало быть, Золушка? — Мама уставилась на свои босоножки. — А это у меня хрустальные туфельки?
      Не то чтобы у нее заплетался язык, но все же она была не в себе.
      — Ты сидела и пила, пока я тут с ума сходила, куда ты делась!
      Мама расхохоталась:
      — Джейни, можно подумать, что ты моя мама!
      — Ничего смешного! Я уж думала, папа тебя выследил! — крикнула я и замахнулась кулаком, как Кендэл в припадке ярости.
      — Ну-ну, успокойся. — Мама взяла меня за запястья, притянула к себе и обняла: — Прости, малышка. Мне в голову не пришло. Ты всегда такая взрослая. Папу-то теперь нечего бояться, мы его больше никогда не увидим. Мы же совсем новые люди, Лола Роза, не забывай. Я — госпожа Удача, и нам опять повезло — угадай как? Я нашла работу, так-то, дорогая!
      — Работу?
      Какую еще работу мама могла найти в полночь, господи помилуй!
      — Поэтому так долго получилось, детка. Я-то думала, ты давно спишь себе с Кендэлом в обнимку. Мне совсем не хотелось волновать мою девочку, мою Лолу Розочку!
      Мама погладила меня по голове и поцеловала. Она была немножко выпивши, но это ничего. Это папа бывает страшным, когда напьется, а мама никогда.
      — Что это за работа, мама?
      — Стоять за барной стойкой плюс помощь на кухне в обеденное время.
      Я успокоенно прижалась к ней:
      — Так ты нашла работу в пивной?
      — Да, всего в пяти минутах отсюда. Представляешь, как здорово! Я зашла купить сигарет и разговорилась с парнем за стойкой. Он сказал, что заведующий хочет нанять еще кого-нибудь, и я подумала: "Ага, это как раз для меня". И пошла к заведующему. Его зовут Бэрри, он очень милый. Когда они закрылись, он мне показал, что нужно делать. Он говорит, что у меня талант отмеривать пинту, а еще я легко запоминаю сколько угодно заказов и разбираюсь во всех этих напитках. Вообще-то, не удивительно, учитывая, что мои родители держали пивную и я, можно сказать, там и выросла. Я сказала Бэрри, что не умею обращаться с кассой; он показал, как это делается, но я, конечно, сперва запаниковала и ничего не могла понять. Он не стал на меня кричать, просто показывал до тех пор, пока я не поняла. Бэрри очень славный парень, такой мягкий и в то же время настоящий мужчина.
      Я снова напряглась:
      — Ты что, собираешься закрутить с этим Бэрри?
      — Не будь дурочкой, милая моя. У него есть жена, ее зовут Линн, она тоже очень милая. — Энтузиазма в мамином голосе было значительно меньше. — Но правда ведь здорово — так вот прямо получить работу, зайдя за пачкой сигарет!
      Мама торжествующе закурила.
      — Значит, по вечерам тебя не будет?
      — Ты ведь не против, правда? Ты же много раз оставалась с Кендэлом, и все было в порядке. И потом, это не всегда вечером. Там скользящий график. Но раньше полудня начинать не придется — представляешь, как здорово! Я смогу готовить вам завтрак и отправлять в школу. Так что теперь дело за школой. Этим завтра и займемся.
 

      Я бы предпочла обойтись без всякой школы. В старой школе мне порой приходилось несладко. Дело не в уроках. Просто я очень долго не могла ни с кем подружиться. Когда отец был в тюрьме, многие ребята меня все время дразнили. Выйдя, он стал колотить их отцов, а ребята — меня.
      Мне было нелегко, но Кендэлу намного хуже. Над ним в подготовительном классе просто издевались.
      — Мама, я уже был в школе, — заявил он. — Зачем мне опять туда идти?
      — Да, мама, я, вообще-то, тоже уже была в школе, — заметила я. — Ты думаешь, без этого действительно не обойтись?
      — Лола Роза, не строй из себя дурочку. Конечно, без этого не обойтись, у нас по закону обязательное образование. Я тут видела симпатичную школу возле церкви. У них очень красивая форма. Мы туда завтра зайдем и вас запишем.
      Все оказалось не так-то просто. Мы даже не смогли поговорить с директором, потому что не записались заранее на прием. Нам сказали, что в эту школу нам все равно не попасть, потому что классы переполнены. У них длинные списки ожидающих места, и туда записывают только тех, у кого в этой школе уже учится брат или сестра, кто живет непосредственно в микрорайоне и является постоянным прихожанином этой церкви.
      — Ну что ж, значит, не судьба, — сказала мама, когда мы оттуда вышли.
      — Ура! — Кендэл запрыгал от радости. — Школы не будет!
      — Этой школы не будет, радость моя. Я бы вас и не хотела сюда отдавать. Ну их к черту с их пижонскими правилами и условиями! Мы найдем вам школу получше, без проблем.
      Проблем оказалось много. Мама получила в районной библиотеке список всех школ нашего района и принялась их обзванивать. Почти все были переполнены. В одной сказали, что для Кендэла место найдется, а для меня нет. В другой сказали, что в подготовительном классе мест уже нет, зато меня принять могут. Школы были очень далеко друг от друга, поэтому нам это не подходило — ведь забирать Кендэла придется мне, пока мама на работе в пивной.
      Школа «Жаворонки» была одной из последних в списке. Маму сразу соединили с директором, миссис Бэлсэм.
      — Да, места у нас есть, миссис Удача. Приводите Кендэла и Лолу Розу в любое время, — сказала она.
      — Ну, вот, — с торжеством сказала мама. — Я знала, что удача нас не покинет. «Жаворонки»! Очень приятно звучит. Представляешь себе такую уютную сельскую школу…
      Она повела нас в «Жаворонки» и по дороге пела, держа нас за руки:
      — Пойдем, пойдем, пойдем по дороге в "Жаворонки".
      Она даже начала танцевать танец из "Волшебника Изумрудного города", вытягивая носок и делая шаг налево, шаг направо. Нас она тоже попыталась вовлечь в это дело, но я чувствовала себя идиоткой и танцевать не хотела, а Кендэл старался, но у него не получалось.
      Когда мы свернули на улицу Жаворонки, даже маме расхотелось танцевать. Жаворонков видно не было. Только грязные одноногие голуби клевали в канаве остатки пиццы. Перед нами, куда хватал глаз, громоздились грязно-серые многоквартирные муниципальные дома с мокрыми разводами по стенам, так что каждое окно казалось заплаканным глазом.
      Раньше мы не замечали ветра, а тут он задул нам в лицо холодными порывами и закрутил у щиколоток водоворот мусора. Мы осторожно пробирались сквозь пакеты от картошки, смятые банки и собачий помет. Мама крепко держала Кендэла за руку, направляя его то в одну, то в другую сторону. У меня пересохло в горле. Я съежилась в своей джинсовой курточке на меху. Похоже, мне придется ходить в ней здесь, не снимая, если я не хочу, чтобы ее сперли.
      Школа больше всего напоминала тюрьму — уродливое приземистое здание из желтого кирпича с колючей проволокой поверх ограды. На решетке ворот висели два замка.
      — Это чтобы посетители не вошли или чтобы дети не сбежали? — Мама явно колебалась. Она слегка тряхнула ворота.
      — Как же нам попасть внутрь, хотела бы я знать. А может, нам и не надо туда попадать?
      Кендэл подпрыгнул и нажал кнопку на ограде. Затрещал домофон. Мы все отпрянули от неожиданности.
      — Пошли отсюда быстрее, — сказала я.
      Мама вздрогнула.
      Невидимый голос произнес:
      — Чем могу служить?
      Мама откашлялась и сказала кирпичной ограде:
      — Это Виктория Удача. Я привела своих детей, Лолу Розу и Кендэла.
      Наши новые имена звучали для меня каждый раз как музыка. Всем нам стало легче. Мама отбросила назад волосы и поправила воротник белого кожаного пиджака. Я согнула руки и спрятала кисти в рукава, трогая изнутри меховую подкладку. Кендэл распрямил худенькие плечи в своей шикарной куртке.
      — Кендэл-мятное-печенье! — сказал он и выжидательно посмотрел на нас. Мы слышали это в тысячу первый раз, но все равно улыбнулись.
      — Заходите, пожалуйста, — сказал голос. Створка ворот сама собой отодвинулась с легким жужжанием.
      — Как в той сказке, помнишь — "Аленький цветочек", — сказала я.
      — Ты будешь купцова младшая дочь, а я — заколдованное чудовище. — Кендэл состроил рожу, которая ему представлялась страшной, и поскакал через двор, сгорбившись и припадая на одну ногу.
      — Кендэл, прекрати немедленно! Они подумают, что ты больной, — сказала мама. — Господи, как хочется курить! Как ты думаешь, они рассердятся?
      — Не надо, мама.
      Но когда мы вошли в кабинет миссис Бэлсэм, нас встретил знакомый табачный дух. На ее столе я увидела переполненную пепельницу. Она поймала мой взгляд и быстренько вытряхнула ее в мусорную корзину.
      — Извините, мне очень неловко! Ужасная привычка, — сказала она. — Ни в коем случае не начинай курить, Лола Роза, а то станешь похожа на копченую треску. Вот посмотри на меня.
      В ней и правда было что-то рыбье: толстые стекла очков неестественно увеличивали блестящие глаза, а лицо было длинное, изжелта-бледное. Она была нисколечко не красивая, но, похоже, это ее совершенно не беспокоило. У нее был выговор шикарной леди, но держалась она запросто, а уж одета была точно не шикарно. На ней были удобные старые брюки и помятый пиджак с оттопыренными карманами.
      Она заметила, что мама с тоской смотрит на пепельницу, и хлопнула себя по карману:
      — Может, выкурим по сигарете, миссис Удача, окажем на детей разлагающее влияние? — Она достала пачку сигарет и необычную зажигалку в виде рыбы. Нажимаешь рыбе на голову, и из пасти у нее вырывается пламя.
      — Это акула? — спросил Кендэл.
      — Для акулы она недостаточно злая, — ответила миссис Бэлсэм.
      — Я обожаю акул. Мне все равно, что они злые. Я ни капельки не боюсь акул — скажи, мама…
      — Ш-ш-ш, Кендэл, помолчи, — сказала мама.
      — Нет-нет, путь говорит, я хочу побеседовать с ними обоими.
      — Я видел много акул. Я с ними дружу! А эта дурочка Джейни их боится!
      Мы с мамой похолодели. Но миссис Бэлсэм будто и не заметила, что он назвал меня по-другому.
      — Уж не акула ли выглядывает из твоей шикарной куртки, Кендэл? — спросила она.
      — Да, это Джордж Второй. У меня был другой Джордж, но он от нас убежал.
      — Уплыл? — переспросила миссис Бэлсэм и взглянула на меня. — А ты, Лола Роза, как я поняла, не так уж любишь акул?
      — Терпеть не могу, — ответила я.
      — А чем ты интересуешься?
      Я заерзала на стуле.
      — Что ты больше всего любишь делать?
      — Наклеивать вырезки в альбом.
      Мама тяжело вздохнула:
      — Нет, Лола Роза, она спрашивает, какие у тебя хобби. Ты же, например, любишь рисовать, а еще я вас немного учила танцам, правда?
      — И что же ты наклеиваешь в альбом? — заинтересованно спросила миссис Бэлсэм. — Фотографии своего любимого ансамбля и футбольной команды?
      — Я люблю вырезать отовсюду разные картинки и приклеивать их на странице так, чтобы получалось красиво.
      — Иногда она немного съезжает с катушек и приклеивает к женскому туловищу голову животного или ставит на крышу дома девочку ростом с этот дом. — Мама покачала головой.
      — Коллаж! — сказала миссис Бэлсэм. — Это так называется. Замечательно, мы на рисовании будем заниматься коллажами. Рисование у тебя буду вести я, Лола Роза. Мне приходится вести уроки, потому что у нас не хватает учителей. Ну что ж, мне надо только записать некоторые сведения. Из какой школы вы пришли?
      Я сглотнула и попыталась придумать название. Хоть какое-нибудь название.
      — М-м… Лондонская начальная школа.
      — Лондонская Парковая начальная школа, — поспешно сказала мама.
      Миссис Бэлсэм слегка нахмурилась, но записала. Наверное, поняла, что мы говорим неправду. Я могла бы с таким же успехом сказать: "Сказочная школа Микки-Мауса".
      — А Кендэл? Он был в подготовительном классе Лондонской Парковой начальной школы? — спросила она.
      — Да, — сказала мама.
      — Нет! — сказал Кендэл с недоумением. — Я ходил в детский сад «Мышеполье», у нас на куртках была вышита мышка на поле.
      — Замолчи, Кендэл, — сказала я, глядя на миссис Бэлсэм. — Он просто придумывает. Он у нас вечно придумывает. Правда, мама?
      — Ага, — беспомощно сказала мама, глубоко затягиваясь сигаретой.
      Миссис Бэлсэм положила ручку и поглядела мне прямо в лицо:
      — Мы все придумываем, когда нет другого выхода, Лола Роза. Или просто чего-то недоговариваем. Я тоже кое-чего недоговариваю. Например, того, что мою чудесную школу могут в конце учебного года закрыть, потому что эти идиоты инспекторы недовольны тем, как мы работаем. У нас сейчас критическое положение.
      — Ах вот почему у вас нашлись места, — сказала мама. — Но если школа закроется, моим детям, наверное, не стоит и начинать?
      — Я твердо решила, что школа не закроется, — сказала миссис Бэлсэм. — Я горжусь своей школой. И учителями, которые у меня работают, и учениками. Здесь есть дети из самых разных семей, и все же, мне кажется, нам удалось превратить школу в одну большую семью. Мы привыкли к беженцам и другим проблемным семьям, миссис Удача. Поэтому мы не расставляем всех точек над i и не заполняем подробно каждую строчку в формулярах. У нас хватает дел и без того, чтобы совать свой нос в чужую частную жизнь.