Лола Роза

      — Он и был скучноват, — сказала тетя Барбара. — Я всегда заранее знала, что он скажет.
      — Но ты не знала, что он сделает.
      — Да уж, по нему было не похоже, что он способен закрутить с моей младшей сестрой.
      — Вы его любили, тетя Барбара? — спросила я.
      — Мне, наверное, казалось, что да. Тогда. Она вздохнула.
      — Я думать не думала, что это так далеко зайдет, — сказала мама. — Я просто хотела с ним немного пококетничать. А потом все как-то вышло из-под контроля.
      — Тебе было всего шестнадцать. Ты просто дурила. Я гораздо больше сердилась на Майкла, чем на тебя.
      — Почему ты не согласилась помириться с ним? Он ведь тебя умолял. На самом деле он никогда и не переставал тебя любить, разве ты не понимаешь?
      — Я в этом не так уверена. И потом, дело не в этом. Я перестала его любить. Он стал мне не нужен.
      — Может быть, вы встретите кого-нибудь другого, тетя Барбара? — сказала я.
      — Мне кажется, сейчас мне уже никто не нужен, — ответила тетя Барбара. — Мне нравится жить одной, совершенно независимо. Хотя я рада была бы иметь детей.
      — Давай мои будут у нас общие, — сказала мама. — А если я не выживу…
      — Прекрати!
      — Ты выживешь, мама!
      — Если вдруг. Ты позаботишься о детях, Барб?
      — Ты же знаешь, что да.
      — Джей может еще что-нибудь выкинуть.
      — Я его уйму, не волнуйся. И тебя тоже, если ты не перестанешь пороть чепуху. Поспи лучше.
      Мама несколько дней не вставала. Мы ходили по квартире на цыпочках. Кендэлу приходилось убавлять до минимума громкость телевизора. Нам не всегда удавалось убавить до минимума его собственную громкость. Он начинал громко плакать по самому пустячному поводу.
      — Кендэл, ну постарайся же быть хорошим мальчиком, — упрашивала я.
      — Нет, я хочу быть плохим, — отвечал Кендэл.
      Он все время изводил меня, пока я делала для мамы необыкновенно красивую открытку "Выздоравливай!". Я изобразила чудесный сельский пейзаж с синими птицами и цветущими яблонями, крошечными ягнятами и белыми лебедями на реке. Четыре фигуры шли по нему, взявшись за руки, в лучах заката: мама, Кендэл, тетя Барбара и я. На праздничное платье тети Барбары у меня ушла целая обертка от «Кэдбери». Я наклеила перышки вокруг маминых плеч, чтобы изобразить куртку с меховым воротником, и блестки на ноги — это были блестящие туфли.
      Маму я наклеила чуть-чуть высоковато, так что она у меня парила над землей, даже когда я пририсовала к блестящим туфлям высоченные шпильки. Перышки тоже выглядели странновато. Они слишком напоминали крылья ангелов.
      — Дай посмотреть, — попросил Кендэл. — Пусти Джорджа посмотреть, Лола Роза.
      — Слушай, не тычь мне в лицо своей грязной акулой, — раздраженно сказала я.
      Джордж был перемазан вареньем, клеем и вообще всякой грязью.
      — Его надо вымыть.
      — Он не любит, когда его моют. Вот поплавать он бы не отказался. Лола Роза, можно мы скоро сходим навестить настоящего Джорджа?
      — Нельзя, конечно. Ты же видишь, как плохо мама себя чувствует.
      — Пусть бы нас тетя Барбара сводила.
      — Она ухаживает за мамой, ты же знаешь.
      — Тогда ты нас своди.
      — Ага, дожидайся.
      — А почему ты не хочешь? Потому что боишься?
      — Заткнись, Кендэл. Не приставай ко мне. Пойди посмотри, может быть, мама проснулась и хочет пить.
      Тетя Барбара уснула, потому что она почти всю ночь не отходила от мамы.
      — Я не хочу идти к маме. Она страшная.
      — Не дури.
      — Вдруг ее стошнит на меня?
      — Не стошнит. Мне кажется, это у нее уже прекратилось. Она съела вареное яйцо и гренок, а потом суп в обед, и ее не стошнило.
      Я предупредила Кендэла, что выброшу Джорджа на помойку, если он дотронется до моей открытки, и пошла сама проведать маму. Она лежала высоко на подушках и курила.
      — Мама, тебе нельзя курить!
      — Почему? Чтобы не заболеть раком? — рассмеялась она.
      Тетя Барбара пошевелилась. Она плотно сидела в кресле, опустив голову на руки.
      — Боюсь, что ее оттуда уже не вынешь, — шепотом сказала мама. — Придется ей так и ходить с креслом на заднице.
      — Мама! Какая же ты вредная!
      — Да, да, конечно. Слушай, Лола Роза, я умираю с голоду. Что у нас есть поесть?
      — Могу дать тебе яйца с сухариками.
      — Меня с души воротит от всей этой детской дряни. Сбегала бы ты в палатку за горячей картошкой!
      Своих денег у нас по-прежнему не было, поэтому мне пришлось стащить кошелек тети Барбары из ее сумки. Я знала, что она не рассердится.
      Я бежала к палатке сломя голову, подпрыгивая, как маленький ребенок. Обратно я шла ровным шагом, бережно держа большой, горячий, жирный пакет с картошкой, и наткнулась на Росса.
      — Гляди-ка, малышка Лола Розочка! Ну что, пойдем поцелуемся?
      — Нет, спасибо.
      Я увернулась и помчалась к дому, едва касаясь асфальта, как мамины шпильки на моей картинке. Похоже, маме намного лучше. Самое худшее позади. Правда?
 

Глава двадцать вторая
Ужас

      Я проснулась среди ночи от шагов, шепота и стонов. Тихо соскользнув с кровати, я помчалась в гостиную.
      — Маму снова тошнит?
      Тетя Барбара склонилась над мамой.
      — Она очень горячая. Лола Роза, включи свет, я посмотрю на нее.
      Я включила свет. На первый взгляд мама выглядела хорошо. Розовые щеки, блестящие глаза. Слишком розовые, слишком блестящие.
      — У нее жар. Я думаю, надо везти ее в больницу, — сказала тетя Барбара.
      — Нет, не хочу в больницу, — пробормотала мама.
      — Ты больна, родная. Нужно сбить температуру. Лола Роза, помоги мне собрать ее вещи. Я повезу ее сейчас в больницу.
      Я завернула маму в одеяло. Она вся горела, но при этом тряслась в ознобе.
      — Что со мной еще приключилось, черт побери? — жалобно сказала она.
      — Я думаю, это лейкоциты. Я читала кое-что о раковой терапии. — Тетя Барбара положила маме на лоб влажное полотенце. — Химия убивает их, поэтому у тебя нет сейчас никакой сопротивляемости инфекции.
      — Ты всегда была такая умная, — сказала мама. — Ну и что будет дальше, доктор Барб? Это уже кранты?
      — Да нет, конечно. Любишь ты из всего делать трагедию. Это быстро пройдет. — Голос тети Барбары звучал не очень уверенно. — Лола Роза, поцелуй маму на прощание.
      Я поцеловала ее в обе розовые щеки:
      — Ты поправишься, мама. Ты должна.
      — Будем надеяться, — сказала мама.
      Тетя Барбара взяла ее на руки, как ребенка, и понесла вниз по лестнице к машине. Я наблюдала из окна, как тетя Барбара открывает машину и осторожно укладывает маму на заднее сиденье. Машина тронулась. Я смотрела вслед красным огонькам. Потом в темноту, где они только что были. Голос Рока завел свою песню:
      "Ты видела маму в последний раз".
      — Заткнись! Это чушь. Ты чушь! Тетя Барбара сказала, что все скоро пройдет.
      "А что она еще могла сказать? Но ты же знаешь, что это неправда. Мама умрет".
      — Не умрет, не умрет, не умрет!
      Я заткнула уши. Но голос был внутри:
      "Она умрет, и ты ничего не можешь поделать".
      — Я загадаю желание, буду молиться, пообещаю что угодно.
      Мне вспомнились все волшебные сказки, которые нам читали в школе, где нужно было пройти опасное испытание, выполнить невозможное задание.
      — Я сделаю все, что угодно.
      "Действительно все?"
      — Да, все!
      "Хорошо. Чего ты больше всего боишься?"
      — Отца!
      "Сейчас он тебя уже не так пугает".
      — Тогда чего?
      "Что тебе снится в страшных снах?"
      — Акулы.
      "Правильно. Вот и иди в аквариум. Стань у витрины с акулами. Прислонись к стеклу, чтобы они подплывали к тебе совсем близко".
      — Не могу!
      "Стой там и отсчитывай шестьдесят секунд. Потом еще и еще — и так шестьдесят раз, пока не пройдет целый час".
      — Но я закричу! Меня стошнит! Я не смогу!
      "Даже чтобы спасти маму?"
      Я понимала, что этот голос не настоящий, что все это я сама выдумываю. И в то же время он говорил что хотел, я ничего не могла с этим сделать.
      Я представила, как мимо меня скользят огромные рыбьи головы, чудовищные неподвижные глаза, ряды острых зубов. Меня затрясло, как будто они уже плывут за нашим окном. Я не смогу.
      Нет, смогу. Ничего тут нет трудного. Это может любой ребенок, запросто. Я должна постараться — ради мамы.
      Я подошла к дивану и зарылась лицом в мамину подушку, вдыхая сладковатый запах ее духов. Тетя Барбара вернулась на рассвете. Лицо у нее было перевернутое. Увидев меня, она попыталась изобразить улыбку.
      — Все в порядке, Лола Роза. Там в больнице за мамой присмотрят. Они сейчас накачивают ее антибиотиками.
      — Я не пойду сегодня в школу. Мы с Кендэлом поедем в больницу.
      — Нельзя, хорошая моя.
      — Можно!
      — Нельзя, потому что маму положили в специальный бокс. Тебе нельзя ее навещать, потому что ты можешь занести ей еще какую-нибудь инфекцию.
      — Это я занесла ей инфекцию? — Мне стало совсем жутко.
      — Нет! То есть это мог быть любой из нас. Просто твоя мама сейчас очень уязвима. — Тетя Барбара на секунду прикрыла глаза, борясь с собой. — Я все бы отдала, чтобы ей стало лучше, Лола Роза.
      — Вы ее любите, тетя Барбара?
      — Ну конечно. — Она утерла глаза.
      — Но она так плохо с вами поступила. Она увела вашего парня.
      — Это да. Она была ужасно вредная, еще когда была маленькая. У меня была такая чудесная фарфоровая кукла в длинном шелковом кринолине и с зонтиком…
      — У меня есть картинка с такой куклой. Она очень красивая!
      — Так вот твоя мама отрезала ей золотые кудряшки и изрисовала руки синей шариковой ручкой. Она сказала, что сделала из нее панка. Я устроила скандал, хотя, вообще-то, я была уже не в том возрасте, когда играют в куклы. Отец услышал, посмотрел на куклу и набросился на твою маму. Он вообще был с ней жесток. Я все глаза проплакала, потому что из-за меня у твоей мамы все ноги были в красных следах от пинков. Конечно, я всегда ее любила. Как ты любишь Кендэла.
      — Не думаю, что я бы его любила, если бы он испортил мою куклу.
      — Конечно, любила бы. Ты бы его ненавидела, но любить бы все равно не перестала. Я была ужасно расстроена, когда твоя мама окончательно пропала. А теперь, когда я ее снова нашла… — Тетя Барбара смолкла на секунду, потом набрала побольше воздуху. — Я так рада, что нашла ее. И вас с Кендэлом. А сейчас пойдем-ка спать, дорогая, у нас еще есть часок-другой до школы.
      Тетя Барбара поставила будильник, но не пошевелилась, когда он зазвонил. Я быстренько выключила его, потом умыла и одела Кендэла и сама собралась.
      — Где мама? — спросил Кендэл. — Она уже умерла?
      — Кендэл, ну что ты говоришь! Нет, она снова в больнице, потому что у нее температура.
      — А там она умрет?
      — Нет! Не умрет она, сколько тебе повторять? Теперь давай позавтракаем тихонько, ладно? Не будем будить тетю Барбару.
      — Тогда она не успеет отвести нас в школу.
      — Я нас отведу, как раньше. Тете Барбаре надо выспаться, она всю ночь не спала.
      Кендэл кивнул и стал завтракать, положив на колени Джорджа. Джордж весь блестел от масла, а сверху был весь усыпан крошками. Кендэл отвратительно вел себя за столом, а сегодня особенно.
      — Не соси гренок. Это тебе не фруктовый лед.
      — Ты же сказала, чтобы я ел тихо. А если гренок кусать, он хрустит.
      Я не могла не улыбнуться. Зато я сделаю ему сегодня приятный сюрприз.
      Я написала тете Барбаре записку, что мы ушли в школу, и привет от нас маме! Потом мы тихонько вышли на лестницу. Я бесшумно прикрыла входную дверь.
      Кендэл выбежал из палисадника и повернул направо.
      — Не сюда, — сказала я, беря его за руку.
      — Но в школу же сюда!
      — Знаю. Но мы идем не в школу.
      — А куда? К маме в больницу?
      — Нет, туда нас не пустят, пока у нее не спадет температура.
      — Так куда мы идем?
      — Подожди, узнаешь.
      В метро я купила два детских билета. Я снова стащила денег у тети Барбары, но что мне оставалось делать?
      — Мы едем в город? — спросил Кендэл. — Без взрослых?
      — Да. Это будет приключение. Договорились?
      — Оно будет не страшное?
      — Для тебя — нет.
      Он не понял, что я имею в виду. Догадался он только тогда, когда мы вышли на набережную.
      — Это дорога в аквариум!
      — Угу.
      — Ой, Лола Роза, ты меня правда ведешь навестить Джорджа?
      — Да.
      — Но ты же терпеть не можешь акул.
      — Верно.
      — Ты не пойдешь внутрь?
      — На этот раз пойду.
      Правда, уверенности у меня поубавилось. На минуту я остановилась.
      — Что с тобой?
      — Я как-то странно себя чувствую.
      Кендэл посмотрел на меня:
      — Ты как-то странно выглядишь. Вся зеленая. Как будто тебя сейчас стошнит.
      — Меня правда немного тошнит.
      — Подожди лучше снаружи. Я пойду один. Я не боюсь, — гордо сказал Кендэл.
      "Я знал, что у тебя не хватит смелости".
      — Я пойду с тобой.
      Я подошла к кассе и заплатила, сделав вид, что мы пришли с другой семьей, стоявшей впереди нас. В аквариуме было темно, повсюду слышался шум воды, как будто мы погружаемся в открытый океан. Внезапно стало казаться, что выхода отсюда нет. Я увидела дверь, но на ней было написано: ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. НАРУШИТЕЛИ БУДУТ ОТДАНЫ НА СЪЕДЕНИЕ АКУЛАМ.
      — Пошли, это вниз по лестнице. — Кендэл бежал впереди.
      — Подожди! — крикнула я, хватаясь за его руку.
      — У тебя ладонь вся мокрая, Лола Роза. Пусти.
      — Нет. Пожалуйста. Кендэл, подожди.
      — Я хочу к Джорджу.
      Он вырвал руку и помчался к лестнице на нижний этаж. Я бежала за ним по голубовато мерцающим коридорам. Мы оказались у огромной витрины, вокруг которой толпились посетители.
      — Джордж! — завопил Кендэл, бросаясь к стеклу.
      Я съежилась на противоположной стороне прохода и зажмурилась, чтобы не видеть темных теней, скользивших в толще воды. У меня перехватило дыхание. Казалось, я тоже попала в воду и медленно тону.
      Я хотела подойти к аквариуму с акулами и бесстрашно прижаться к стеклянной витрине, но ноги отказывались меня нести.
      Я услышала, как Кендэл зовет:
      — Джордж, Джордж, ко мне, мой хороший! — как будто подзывает свою собачку. Открыв глаза, я увидела, что Джордж с широко распахнутой пастью плывет прямо на него.
      — Кенни! — завопила я.
      Казалось, акула сейчас проглотит его живьем. Я бросилась к аквариуму, пытаясь оттащить брата от чудовищных челюстей.
      — Отстань! Не хватай меня! Со мной все в порядке. Я нисколечко не боюсь. — Кендэл сердито отпихнул меня.
      Я боялась. Я наконец стояла, прижавшись к стеклу, а мимо проносился Джордж, и я видела по его странным холодным глазам, что он меня узнает.
      — Это я, Лола Роза. Я здесь, — прошептала я. — Я могу. Могу тебя переглядеть. Проплывай мимо сколько хочешь. И пожалуйста, разевай свою страшную пасть и показывай мне все зубы — я не отойду. Я буду стоять здесь нос к носу с вами со всеми целый час. И маме станет от этого лучше, вот увидите.
      Я считала и считала секунды. Некоторое время Кендэл наблюдал за мной, а потом присел в уголке, уткнув подбородок в колени, и только слабо помахивал, когда Джордж появлялся в пределах видимости. Иногда об Кендэла спотыкались. Акулы были главной достопримечательностью аквариума. Меня пытались отпихнуть от стекла, но я не поддавалась. Я даже не пропускала вперед маленьких детей.
      Я не могла понять, почему они не боятся. Некоторые улыбались акулам, как будто это были золотые рыбки. Правда, взрослые иногда пугались, вскрикивали и поспешно отходили.
      Я выдержала бесконечные круги, которые описывали акулы, никогда не сталкиваясь друг с другом. За каждой следовали похожие на привидения скаты, как будто ведя медленный хоровод. Стаями проносились золотые каранксы. Акулы плавали поодиночке, словно каждая была единственной жительницей аквариума: усатая акула, зебровая акула, тигровая песчаная акула, коричневая акула.
      Я смотрела на них, и каждый раз, когда они проплывали мимо, сердце у меня бешено колотилось, а на лбу выступал пот. Меня мутило, хотелось в туалет, я не могла унять дрожь — и все же не двигалась с места.
      Я считала секунды, пока не добралась до трех тысяч шестисот. Тогда я отошла от стекла. На витрине остался влажный силуэт. Казалось, призрачная Лола Роза прошла сквозь стекло и плавает теперь внутри вместе с акулами.
      — Ты, похоже, действительно увлекаешься акулами, — сказал служитель в ярко-желтой майке.
      Я слабо улыбнулась в ответ, потирая лоб.
      — Приходи как-нибудь во время кормления.
      Я представила, как эти челюсти сжимаются, жуют, глотают.
      — А как вы их кормите? Неужели вы заходите к ним в воду?
      — Нет. Угрей мы кормим в воде, а акул нет.
      — В конце концов они вас самих съедят, — сказала я.
      — Нет, эти лапушки уж точно нет. Мы иногда с ними плаваем, но только не при публике.
      — Не может быть! — Я не могла понять, смеется он надо мной или говорит правду.
      — Правда плаваем. — Служитель сунул руку в карман и вытащил что-то белое и острое. — Это акулий зуб. — Он протянул его мне: — Держи, я тебе его дарю, раз ты так любишь акул.
      — Серьезно? — Я поспешно схватила зуб, пока он не передумал.
      — Говорят, они приносят удачу.
      — Спасибо большое, — прошептала я, крепко сжимая зуб в ладони.
      Служитель кивнул, помахал мне рукой и отправился восвояси.
      — Что он тебе дал? — спросил Кендэл.
      — Мятную жвачку. — Я быстро поднесла руку ко рту и притворилась, что жую. — Ты ведь не любишь мятную жвачку, правда?
      — Я люблю мятное печенье «Кендэл», — сказал Кендэл.
      — Я тоже, — сказала я. — Пойдем купим тебе мороженое за то, что ты был таким молодцом.
      Всю дорогу домой я сжимала в руке акулий зуб. Совесть моя была неспокойна, потому что я знала, в какой восторг этот зуб привел бы Кендэла. Но тогда он захотел бы взять его себе. Мне нужно было сохранить зуб в целости, чтобы отдать его маме.
      Я нисколько не сомневалась, что это волшебный талисман, способный вылечить маму. Не зря же я выдержала часовую пытку перед акульей витриной. Зуб был знаком, что я справилась с задачей. Я выполнила то, чего требовал голос Рока.
      Теперь мама поправится.
 

Глава двадцать третья
Госпожа Удача

      Когда мы вернулись, тети Барбары не было. Она, конечно, поехала в больницу. Лучше бы мы подольше остались в городе. День тянулся бесконечно. Наконец вернулась тетя Барбара. Я слышала, как она торопливо подымается по лестнице. Войдя в квартиру, она сперва не могла говорить — так она запыхалась. Волосы у нее растрепались, голубая рубашка была в мокрых пятнах.
      — Где вы были? — задыхаясь, спросила она. — Я пришла за вами в школу, а вас нет. Миссис Бэлсэм сказала, что вы вообще сегодня в школу не пришли. Как ты могла так со мной поступить, Лола Роза, особенно сейчас?
      — Простите. Мне… мне нужно было в аквариум. Я не хотела, чтобы вы волновались. Я оставила записку.
      — Чтобы этого больше не было! — сказала тетя Барбара. — В аквариум? Да боже ты мой, неужели Кендэл все еще туда не находился?
      — Мы ходили не из-за Кендэла, а из-за меня. Чтобы мама поправилась. Ей ведь лучше — правда, тетя Барбара?
      Я так сжала акулий зуб, что он воткнулся мне в ладонь. Тетя Барбара посмотрела на меня, борясь с волнением. По ее раскрасневшемуся лицу потекли слезы.
      — Нет, ей хуже, — сказала она. — Врачи не могут сбить температуру. Антибиотики не действуют. Поэтому я и пошла за вами. Зайти к маме вам не позволят, но вы могли бы поговорить с ней из коридора.
      — Она умирает, да? — спросил Кендэл.
      — Нет, — сказала я.
      — Может быть, и умирает, Лола Роза. — Тетя Барбара обхватила меня рукой за плечи.
      — Этого не может быть! Я сделала так, что она поправится! Я стояла рядом с акулами. Они подплывали прямо ко мне, но я не убегала. У меня есть волшебный зуб! Не может быть, чтобы она умерла, — всхлипывала я. — Что я не так сделала? Может быть, мало постояла? Что?
      — Прекрати, Лола Роза. Все так. Но не ты наслала на маму болезнь, и не в твоих силах вернуть ей здоровье, что бы ты ни делала.
      — В моих! Я так старалась! Смотрите, я получила счастливый акулий зуб!
      — Покажи! Откуда ты его взяла? Дай мне! — закричал Кендэл, пытаясь выхватить зуб.
      — Это маме! — Я подняла его высоко над головой.
      — Тогда поехали, отвезем его ей, — сказала тетя Барбара. — Но ты должна понимать, Лола Роза: это просто подарок. Это не волшебство. Этот зуб не может вылечить маму.
      — Может!
      — Ну что ж… Попробуем, — сказала тетя Барбара. — Я только быстренько сполоснусь и переоденусь, ладно, дети? Через пять минут выходим.
      Я тоже решила переодеться. Я надела свою лучшую черную блузку и малиновую бархатную юбку. Погода была слишком теплая для курточки на меху, но все же я надела и ее. Кендэла я одела в черную кожаную куртку, несмотря на его протесты. Он все пытался выхватить у меня акулий зуб.
      — Я же сказала тебе, Кендэл, это маме. Когда мы пойдем в следующий раз в аквариум, я попрошу еще один для тебя.
      — Только, пожалуйста, не тогда, когда вы должны быть в школе.
      Тетя Барбара вышла из ванной, вся розовая после душа. На ней был лиловый шелковый тайский костюм, отороченный серебряной тесьмой, и серебряные шлепанцы.
      — Какая вы красивая, тетя Барбара!
      — Спасибо, Лола Роза! Ты тоже. И ты, Кендэл. Ну что, акулий зуб взяли? Тогда вперед, хорошие мои. В путь.
      На лестнице мы встретили Энди и Стива.
      — Вы нарядились, как на торжество, — сказал Стив.
      Голос Рока разнесся по лестничному пролету:
      "Торжество прощания".
      Я так крепко сжимала акулий зуб всю дорогу до больницы, что на ладони у меня остался глубокий красный след.
      — Он тебя укусил, — сказал Кендэл.
      Мы шли по бесконечным, сияющим белизной коридорам. Сандалии Кендэла скрипели, мои каблуки стучали, а шлепанцы тети Барбары хлопали при каждом шаге. Когда мы добрались до нужного отделения, тетя Барбара оставила нас в коридоре, а сама пошла в бокс, где лежала мама.
      Ждать пришлось долго. Я взяла Кендэла за руку.
      — Акулий зуб у тебя не в этой руке? Не хочу, чтоб он меня тоже укусил!
      — Нет, он в другой. Все хорошо.
      — Ничего не хорошо, правда, Лола Роза? — Кендэл переплел свои пальцы с моими. — Что они сделали с мамой? Почему нас не пускают на нее посмотреть?
      — Потому что на нас слишком много микробов. Но тетя Барбара говорила, что мы можем поговорить с ней из коридора. Давай попробуем?
      — А что мы ей скажем?
      — Что угодно. Например: "Мама, мы тебя любим. Поправляйся скорее".
      — Мне кажется, это глупо выглядит — так кричать. Вся палата напротив будет на нас таращиться.
      — А мы подойдем к самой двери. Пошли.
      Мы подошли к двери маминого бокса.
      Она была приоткрыта. Я боязливо заглянула внутрь. Мама лежала на кровати, но лицо ее скрывала маска, и со всех сторон к ней подходили резиновые трубки. Догадаться, что это мама, можно было только по светлым волосам, рассыпанным по подушке. Медсестра мерила ей температуру и препиралась с тетей Барбарой.
      — Вы же знаете, пускать сюда детей строго-настрого запрещено, — говорила она.
      — Какая теперь разница? — сказала тетя Барбара. — Подумайте о детях. Им нужно увидеть мать. А потом, это может ей помочь. Она их так любит.
      — Я думаю, ей уже ничем не поможешь, — сказала медсестра.
      Я заплакала. Медсестра подняла глаза, увидела меня и кивнула:
      — Ладно. Быстро. Даю вам две минуты поглядеть на маму. А я на это время смоюсь.
      Мы с Кендэлом на цыпочках подошли к кровати. Тетя Барбара осторожно просунула руку сквозь все мамины трубки и погладила ее сжатый кулак.
      — Никки, родная, дети пришли. Джейни и Кенни. Лола Роза и Кендэл. Хотят с тобой поздороваться.
      Глаза у мамы по-прежнему были закрыты, кулак не разжался.
      — Мама! — сказала я. — Ты меня слышишь, мама? Мама, я тебе кое-что принесла.
      Я дотянулась до ее кулака, осторожно разжала пальцы и вложила туда акулий зуб.
      — Вот! Мама, ты никогда не угадаешь, что это. Это настоящий акулий зуб! Он правда приносит счастье. Я выдержала испытание, и это моя награда. Он тебя вылечит!
      Мама не шевелилась.
      — У меня нет для тебя акульего зуба, но я могу дать тебе целую акулу, если хочешь. — Кендэл сунул грязнулю Джорджа маме под мышку.
      — Слышишь, мама? Кендэл отдал тебе Джорджа! — сказала я.
      — Не насовсем, — пояснил Кендэл. — На время.
      — Зато акулий зуб я тебе дарю. Когда ты поправишься, мы можем просверлить в нем дырку и повесить на веревочке тебе на шею.
      — Мне только не хватало веревочки на шее, — невнятно произнесла мама.
      Мы все подскочили. Она открыла глаза.
      — Мама, ты жива! — всхлипнула я.
      — Конечно, жива. И скоро поправлюсь. Мне еще надо вас вырастить, правда ведь? А теперь брысь, дети. У меня голова раскалывается.
      Мы поцеловали ее в пылающий лоб — сперва тетя Барбара, за ней Кендэл, потом я. Джорджа я у нее забрала, потому что понимала: Кендэл без него не заснет, а кроме того, в Джордже наверняка сидели миллионы микробов.
      — Я тебя вылечила — правда, мама? — прошептала я.
      — Я сама себя вылечила, — ответила мама. — Я всемогущая. Настоящая госпожа Удача.
 

Глава двадцать четвертая
Тьфу-тьфу, не сглазить!

      Температура у мамы спала, но ей пришлось еще некоторое время пролежать в больнице. Потом ей стало настолько лучше, что ее отпустили домой, но все равно ей приходилось ездить в больницу на лечение. Химия, много недель.
      Мамины прекрасные длинные волосы начали выпадать после второго курса химии. Сперва мы очень испугались. Мы с Кендэлом забрались утром к ней в постель, а когда она села, на подушке остались длинные светлые пряди.
      — Господи! — Мама поднесла руку к голове, нащупывая облысевшие места. — Это как в фильме ужасов!
      — Ничего страшного, мама, всего-то несколько прядок, — солгала я.
      Мамины пальцы снова торопливо забегали по голове. Тут и там выпадали новые прядки и плавно опускались ей на ночную сорочку. Мама расплакалась, обхватив голову руками, словно надеялась удержать остатки волос.
      Кендэл тоже заплакал, сощурившись, чтобы не так ясно видеть маму.
      — Что случилось? — В комнату вплыла тетя Барбара в длинном черном шелковом халате, служившем ей ночной сорочкой.
      — Смотри! — всхлипнула мама.
      — Ах ты боже мой! Твои чудные волосы, бедная ты моя! Слушай, я знаю, что надо сделать. Лола Роза, у тебя ведь были острые ножницы?
      — А что, уже пора перерезать мне глотку? — фыркнула мама.
      — Пора постричь тебе волосы, Ник.
      — Ни за что! У меня всегда были длинные волосы. Я не представляю себя иначе.
      — И все же придется их остричь, родная, — грустно сказала тетя Барбара. — Садись-ка в кресло, и приступим. Нагрузка на корни будет меньше, если они будут совсем короткие. Может быть, так нам удастся их сохранить.
      Тетя Барбара подстригла маму совсем коротко. Я собрала все прядки, сплела их в толстую, пушистую косу и перевязала малиновой лентой.
      — Мама, ты сможешь прикалывать ее сзади.
      — Не получится, — со слезами сказала мама. — На кого я похожа? Как эти бритоголовые!
      — Нет, мама, знаешь, на кого ты похожа? — Я смотрела на коротко остриженные волосы и бледное личико на шейке-стебельке. — На Кендэла!
      — Вот обрадовала! — сказала мама. Потом она утерла глаза, выпятила нижнюю губу и промямлила: — Хочу Джорджа!
      Получилось очень похоже, и мы все рассмеялись.
      Короткая стрижка не помогла. Волосы выпадали и выпадали, пока бедная мама не стала совсем лысой. Голова ее выглядела ужасно голой. В больнице ей дали парик, но он плохо сидел, а кроме того, мама говорила, что у нее от этой штуки жутко чешется голова. Она сделала несколько шарфов из тайского шелка тети Барбары и оборачивала ими голову, а сзади пришпиливала косу, которую я ей сделала.
      — Так очень красиво, мама, — сказала я.
      — Скажи лучше, очень жутко. — Мама вздохнула, глядя на себя в зеркало, и надула щеки. — И мало того, что у меня теперь башка лысая. Я еще и растолстела.
      Я всегда думала, что от рака худеют. Но мама и правда начала толстеть. От этой химиотерапии лицо у нее округлилось, и тело тоже.
      — Черт, ты только посмотри на меня! — Она попыталась застегнуть молнию на животе. — Придется мне купить новые джинсы. И вообще все новое.
      Даже ее любимый белый кожаный пиджак стал ей узок.
      — Пусть он теперь будет твой, Лола Роза, — сказала она.
      — Нет, он твой, мама. Ты снова похудеешь, когда поправишься.
      — Боюсь, что я никогда не поправлюсь. И чего ради было стараться, если в результате я буду выглядеть как свиной окорок? Я не могу быть такой толстухой!
      Тетя Барбара фыркнула:
      — Помолчи, худышка! Что бы ты стала говорить на моем месте?
      На самом деле тетя Барбара была уже не такая толстая, как раньше. Никакой диеты она не соблюдала, но у нее просто не было времени много есть, потому что на неделе она крутилась как белка в колесе вокруг нас, а на выходные мчалась заниматься своей пивной.
      — Похоже, я скоро начну влезать в обычную одежду, — сказала она. — Тогда я сделаю из этой своей лиловой тайской юбки покрывало на твою кровать, Лола Роза.
      — Нет, ты отдашь ее мне. Меня разносит, как надувной мяч.
      — Неправда, — сказала тетя Барбара. — По сравнению со мной ты все еще худышка.
      — Ну, это нетрудно, — заметила мама.
      — Мама! Как тебе не стыдно! — сказала я.
      Мама скорчила рожу:
      — Мне не стыдно. Я же больна, мне можно. У Барб, по крайней мере, на голове полно волос.
      — Твои тоже еще отрастут, не сомневайся. Будешь опять вся в золотых локонах. — Тетя Барбара обняла маму. — Только подожди, пока кончится эта химиотерапия.