Квартира поплыла у меня перед глазами. Я чуть не упала.
      Послышался грубый смех.
      Это отец.
      Нет, этого не может быть! Он не знает, где мы. Он не мог нас найти. Это не может быть он, этого просто не может быть! Мне это снится! Надо закрыть глаза покрепче, а потом открыть их широко-широко, и я проснусь.
      Я закрыла глаза. Квартира перестала кружиться. Голос отца тоже смолк. Это и правда был сон.
      Я широко открыла глаза. Отец стоял прямо передо мной, открыв все зубы в широкой ухмылке.
      Я судорожно вздохнула. Кендэл вскрикнул.
      — Папа! Папа! Мой папка! — завопил он и бросился вперед, отталкивая меня худыми ручонками.
      Отец подхватил его и стал кружить. Ботинок Кендэла больно заехал мне по голове, так что все снова закружилось.
      Кто-то обхватил меня руками за плечи. Тетя Барбара.
      — Это вы позвонили отцу? — шепотом спросила я.
      Она отрицательно покачала головой и показала глазами на маму, лежавшую на диване в белой кофте поверх черной ночной сорочки и полной боевой раскраске на лице.
      — Мама?
      Я проскользнула мимо папы и Кендэла и подбежала к ней. Она предупреждающе вытянула руки:
      — Полегче, полегче! У меня до сих пор все жутко болит. Я чувствую себя, как после десяти раундов с Ленноксом Льюисом. Здравствуй, дорогая. Ты ведь рада, что мама снова дома? И папа. Вот так сюрприз, правда?
      Я в упор смотрела на нее. Она тоже смотрела на меня, выпятив подбородок, но старалась не встретиться со мной глазами.
      — Пора нам снова съехаться, Джейни. Мы все ужасно соскучились по папе. Правда, Кенни?
      — Да! Да! Папа, ты лучше всех! Ура! — завопил Кендэл, когда папа поднял его на плечи. — Я король и правлю всем миром! Смотрите, я могу дотронуться до потолка!
      — Осторожно, Кенни, не трогай провод, тебя дернет током, — сказала мама.
      У меня было такое чувство, что мама сунула нас всех в электрическую розетку. Меня обдало страхом, так что волосы на голове зашевелились.
      Зачем она это сделала? Мы все эти недели прятались от него и так старались начать новую жизнь, в которой он не сможет нас отыскать.
      Я понимала зачем. Ей было очень страшно в больнице. Ей нужен был кто-нибудь, кто бы ее успокоил. Кто бы ее успокоил, что она все еще красивая. От Джейка проку не было. Тогда она вспомнила о единственном на свете мужчине, который был от нее без ума.
      И она принялась, как всегда, сочинять себе волшебную сказку. Будто бы теперь все будет по-другому. Отец будет потрясен, что она так тяжело болела. Он по-настоящему раскается и захочет вознаградить ее за все. Он ведь так по нас скучал! Он, наверное, понял теперь, как много мы для него значим. Поэтому он вернется и будет обращаться с мамой, как с королевой. Он никогда больше не поднимет на нее руку. Он будет ее любить, холить и лелеять. Мы все станем счастливой семьей и станем жить-поживать да добра наживать.
      Мама очень старалась превратиться в сказочную принцессу. Она не могла поднять больную руку, но умудрилась вымыть волосы над раковиной одной рукой. Косметика была наложена очень тщательно, глаза подведены ровной линией, губы накрашены абсолютно ровно, несмотря на дрожь в руках, которую она не могла унять. Ноги были побриты, и ногти на них покрыты розовым лаком.
      Она лежала в тщательно выбранной позе, прикрыв кофтой толстую повязку на груди. Ей так хотелось, чтобы сказка стала былью. Она часто моргала, про себя умоляя судьбу, чтобы все сбылось.
      Мне тоже захотелось, чтобы все сбылось. Ради нее.
      Может быть, все и правда получится? Отец не бросался на нас, он был весь медовый-сахарный.
      — Я чуть с ума без тебя не сошел, малышка, — сказал он, садясь рядом с мамой. Кенни все еще сидел у него на плече. — Я не мог поверить, что ты сыграла со мной такую шутку. Я думал, ты хочешь меня проучить, заставить меня поволноваться несколько дней, но ты и вправду задумала от меня уйти, да, милая? — В его голосе послышались низкие нотки.
      Мама прижалась к нему, гладя его лицо тщательно наманикюренными пальчиками.
      — Нет, конечно, не вправду, Джей, родной. Я сама не знаю, о чем я думала. Я испугалась, понимаешь. Я, видимо, просто потеряла голову. Я не могла дать в обиду детей.
      — Но ты же знаешь, что я пальцем никогда не тронул моих детей. — Он взял Кендэла на колени и стал его щекотать. — Я жизнь отдам за моего мальчика — ты что, сомневаешься?
      Мне казалось, что я проваливаюсь в какую-то пропасть. Отец вел себя так, как будто у него только один ребенок. А я? И тот последний вечер вместе? Он не то что тронул меня пальцем — он ударил меня кулаком в челюсть, так что я чуть сознание не потеряла.
      Я смотрела на отца, заходясь внутри от беззвучного крика. Он обернулся ко мне, как будто услышал. И улыбнулся. Это была акулья улыбка.
      — А, Джейни, — сказал он, как будто только что меня заметил. — Ты разве не хочешь поцеловать папочку и сказать, что рада его видеть?
      Мама затаила дыхание и умоляюще посмотрела на меня.
      Я притворилась ради нее.
      Ради себя тоже — потому что я обезумела от страха. Мне хотелось бросится вон из комнаты, вниз по лестнице, бегом по улице и никогда больше не появляться здесь. Однако я подошла к отцу. Он коснулся губами моего уха и шеи.
      — Ну вот, умница моя, — прошептал он. — Это ты подбила маму на все это, да?
      Я не знала, что сказать. Меня била дрожь.
      — Что это ты дрожишь? Неужто тебе холодно в такой нарядной курточке на меху? Славная штучка, ничего не скажешь. А где же моя новая модная куртка?
      — Мы тебе купим, милый, — сказала мама.
      Значит, она ему не призналась, что лотерейные деньги кончились.
      — Вот это снова моя славная крошка! И мои сынок и дочка. Моя семья снова со мной! — Отец обхватил руками нас всех. Мы пойманы.
      Тетя Барбара осталась на свободе и смотрела на нас. Руки она сложила на груди, крепко обхватив пальцами локти, как будто стараясь сдержаться. Она глядела на маму, как будто не верила своим глазам. Мама старалась не оглядываться на нее.
      Зато папа оглянулся:
      — Ага, Барбара, так ты мне наврала с три короба, когда я заходил к тебе в пивную. — Он наклонил голову набок, надул щеки и передразнил тоненьким голосом: — "Честное слово, Джей, я понятия не имею, где Никки. Я ее уже несколько лет не видела. Детей я видела в последний раз, когда Кенни был грудным".
      — Это была чистая правда, Джей, — спокойно сказала тетя Барбара. — У меня даже твоего адреса не было.
      — Врунья!
      — Можешь обзываться сколько угодно. Меня этим не удивишь.
      — Да-а? И как же тебя обычно обзывают, малютка Барби?
      — Я думаю, тебя учить не нужно, — ответила тетя Барбара. — Никки, я пойду сделаю чаю. Как ты себя чувствуешь?
      — Хорошо, — сказала мама. Из-под ее косметики проглядывала смертельная бледность. — Барбара просто приехала присмотреть за детьми, пока я была в больнице.
      — И кто же ей позвонил? — спросил отец.
      Я замерла.
      — Я, — сказала мама.
      — А почему ты не позвонила мне? Это же мои дети!
      — Конечно, милый, но я подумала, что ты очень расстроишься из-за всей этой истории с больницей… Барбара, правда, ужасно хочется чаю…
      — Да, да, Барби, поставь-ка нам чайник, а потом мотай поживее обратно в свою пивную. Ты нам здесь больше не нужна. Мы тоже едем домой.
      Он оглядел комнату и фыркнул:
      — Как ты умудрилась забраться в такую дыру, Ник? Ты уверена, что опухоль у тебя не в голове?
      — У меня уже нигде нет опухоли, милый. Мне ее вырезали. Я снова как новенькая.
      — Будем надеяться, детка. Я бы не вынес, если б тебе отрезали твою хорошенькую грудку!
      — Очень конструктивное отношение! — сказала тетя Барбара.
      Мы все застыли. Папа столкнул Кендэла с колен.
      — Джей, она ничего плохого не хотела сказать, — пролепетала мама.
      — Я что, тупой, по-твоему? Не гляди так испуганно, детка. Джейни, прекрати трястись. Все в порядке. Я не собираюсь выходить из себя. Даже ради твоей жирной дуры сестрицы. Слышала, Барби? Канай-ка живенько к своему папашке.
      — Отца нет в живых, — сказала тетя Барбара. — Я думаю, сегодня нам всем стоит остаться здесь. Никки очень устала. Ей нужно отдохнуть. Кроме того, на следующей неделе ей нужно будет заехать в больницу за результатами анализов.
      — Каких анализов? Ты вроде сказала, что с опухолью покончено, а, Ник?
      — Конечно, покончено, — поспешно откликнулась мама. — Они все вырезали. Я теперь здорова. Просто устала немного. — Голос ее оборвался, и по щекам покатились слезы.
      — Не плачь, моя хорошая, ты же знаешь, что я не могу этого вынести. — Отец прижал мамину голову к своей груди. — Ну вот, ну вот, малышка. Все в порядке, твой Джей с тобой и позаботится о тебе.
      Он погладил ее по голове и поцеловал в кончик носа, как маленькую девочку. Мама прижалась к нему:
      — Джей, ты правда обо мне позаботишься? Обещаешь?
      — Клянусь чем хочешь, дорогая. Можешь на меня положиться. Ты моя малышка, и я буду тебя оберегать. А теперь ложись поудобнее. Конечно, ты устала. Я тебя хорошенько укрою, и ты поспишь. Мы можем остаться здесь на ночь, если хочешь. А завтра поедем домой. Я понесу тебя на руках, если понадобится. Я готов нести тебя на руках на край света, крошка моя. Ты мне дороже всего на свете. Я правда чуть с ума не сошел, когда ты ушла. Но я тебя не осуждаю. Я на тебя больше не сержусь. Ты, наверное, уже была больна и поэтому не в себе. У тебя началась паника. Я все понимаю. Но теперь ты можешь быть спокойна. Мы начнем новую жизнь, ты, я и наш сыночек.
      — И Джейни, — сказала мама.
      — И Джейни, — повторил отец.
      Мне очень не нравилось, как отец на меня смотрит. Я уже не его маленькая дочурка. Он считал, что это я во всем виновата.
      Может быть, я и правда во всем виновата?
      У меня было такое чувство, будто меня ударили по голове. Я ничего не слышала, ничего не видела, ничего не понимала.
      И тут я почувствовала, что на плечи мне легли большие, сильные руки.
      — Джейни, пойдем, поможешь мне приготовить чай, — сказала тетя Барбара.
      Она помогла мне добраться до кухни. Я прислонилась к ней. Она обвила меня руками и нагнулась к моему уху.
      — Хочешь, перебирайся жить ко мне, — шепотом сказала она.
      — Он меня не отпустит.
      — Мы это устроим. Я не дам ему тебя тронуть, обещаю.
      — Он будет бить маму.
      — Может быть, они разберутся. Может быть, он правда о ней позаботится. Может быть, он не хочет упускать свой последний шанс.
      Когда мы вернулись в гостиную, отец хлопотал изо всех сил, взбивая маме подушки и поправляя простыни.
      — Ну вот, девочка моя, — сказал он. — Так тебе уютнее?
      — Да, Джей, намного.
      — Сейчас мы тебя уложим хорошенько, — нежно ворковал отец. — Дай-ка я сниму с тебя кофту. Не волнуйся, я не задену твою бедную грудку. Храбрая моя малышка, ты ведь никогда не жалуешься. Но больше тебе не будут делать больно, обещаю. Мы тебя хорошенько укутаем, и ты поспишь, да, детка?
      — Ты такой хороший, Джей, — сказала мама.
      — Конечно, малышка. Никто за тобой так не поухаживает, как я.
      Отец подоткнул одеяло. Его рука наткнулась на что-то под матрасом. Он вытащил синий тряпичный комок и недоумевающе уставился на него.
      — Это еще что такое?
      Отец взмахнул в воздухе синими боксерскими шортами, так что штанины захлопали. Это было очень смешно, но никто не засмеялся. Даже Кендэл втянул голову в плечи и прижал локти к бокам.
      Мама растерянно смотрела на боксерки.
      — Что это такое? — спросил отец.
      — Это трусы, — пролепетала мама.
      — Конечно. Это я и сам вижу. — Отец почти тыкал ими маме в лицо. — Вопрос не в этом, правда, Никки?
      Мама сглотнула.
      — Правда? — заорал отец.
      — Пожалуйста, дорогой, не кричи, — умоляюще сказала мама.
      — Я буду кричать во всю глотку, пока ты мне не скажешь, чьи это трусы!
      Трусы были, разумеется, Джейка. Я ненавидела его в эту минуту за то, что он такой растяпа.
      — Кендэла, — выпалила я.
      — Вот как? Кендэла? Это что у тебя за имечко, Кенни?
      Кенни попытался пожать трясущимися плечами.
      — Так это твои трусы, Кендэл? Они тебе, часом, не великоваты?
      Он приподнял боксерки. Кендэлу они были бы как раз до щиколоток.
      — По-моему, ты бессовестно врешь, Джейни, — сказал отец.
      — Нечего впутывать в это детей, — сказала тетя Барбара. — О господи, какая разница, чьи это трусы? Кончай валять дурака — и давайте пить чай!
      Она протянула отцу кружку, но он так оттолкнул ее, что горячий чай облил шелковый тайский костюм тети Барбары.
      — Оп! — сказал отец. — Метко! Может, это твои трусы, Барби? Нет, тебе они, пожалуй, маловаты.
      — Ты всесторонне рассматриваешь вопрос, — сказала тетя Барбара, приподнимая пальцами мокрую блузку.
      — А то как же? Я хочу знать ответ. Чьи это трусы, Никки?
      — Не знаю.
      — Не знаешь? У тебя тут что, столько мужчин раздевалось за это время, что ты и счет потеряла?
      Мама покачала головой, держась за больную грудь:
      — Джей, прости. Не сердись на меня, пожалуйста. Был тут один парень… Только один.
      — Шлюха! — заорал отец и поднял руку со сжатым кулаком.
      Я бросилась к маме.
      Но тетя Барбара оказалась проворнее. Кулаки у нее тоже были сжаты. Но она не ударила отца кулаком. Она его лягнула. Нога в лиловой замшевой сандалии взлетела вверх и со всего размаха ударила отцу в пах. Он охнул и согнулся. Тетя Барбара покачивалась на носках, готовая встретить его, когда он выпрямится.
      Отец опустился на колени, обхватив себя руками.
      — Подними еще раз руку на Ник и на детей — и я тебя убью, — сказала тетя Барбара.
      Отец с трудом встал на ноги, лицо его исказилось. Он схватил кружку с чаем и швырнул об стену. Потом повернулся и пошел на тетю Барбару, зажав в пальцах осколок, — он хотел добраться до ее лица. Она внезапно взметнула руку и ударила его ребром ладони по плечу. Он пошатнулся, выронил осколок чашки и застыл с раскрытым ртом.
      — Джей, я не шучу, — сказала тетя Барбара. — А теперь убирайся вон! Вон из этой квартиры. И вон из их жизни.
      Отец посмотрел на маму.
      — Прости, Джей, — всхлипнула она. — А сейчас уйди. Прошу тебя.
      Отец еще несколько секунд стоял на месте, задыхаясь от ярости. Потом обвел нас всех глазами и выбежал из квартиры, бешено хлопнув дверью. Мы слышали, как мисс Паркер кричала, высунувшись на лестницу, что будет жаловаться на шум. Дверь подъезда хлопнула еще громче.
      Потом снова раздались шаги и стук в нашу дверь. Мы подумали, что отец вернулся, но это оказались Энди и Стив.
      — Виктория, с вами ничего не случилось? Мы слышали шум…
      Стив сжимал в руках зонтик, а Энди сковородку. Вряд ли они бы им сильно помогли в драке с моим отцом. Но тетя Барбара его победила! Она стояла посреди комнаты, тяжело дыша и оправляя лиловую блузку.
      — Теперь все уже в порядке, но спасибо огромное, что вы пришли нас защитить.
      Стив и Энди явно хотели побыть у нас еще и разузнать, что происходит, но тетя Барбара вежливо, но твердо сказала, что маме сейчас нужен покой. Они покорно пошли к себе наверх.
      — Я думаю, нужно заново заварить чай. — Тетя Барбара взглянула на Кендэла. Бедняга описался от страха. — А тебе, Кендэл, нужно переодеть штаны. Лола Роза, я беру на себя чай, а ты займись штанами.
      Я взглянула на маму. Она лежала, закрыв лицо руками. Я заколебалась.
      — Дай маме немного поплакать, — сказала тетя Барбара.
      Я повела Кендэла в ванную. Он тоже расплакался:
      — Я как маленький — написал в штаны!
      — Да нет, Кендэл, все в порядке. Я сама чуть не описалась. Было так страшно!
      — Это ведь был не папа, правда?
      — Конечно, папа.
      — Я его помнил не таким, — сказал Кендэл.
      — Да.
      — Он орал на меня.
      — Он орал на всех.
      — Я думал, он нас сейчас побьет. Но тетя Барбара побила его!
      Кендэл вывернулся из мокрых штанов и махнул ногой, подражая тете Барбаре. Потом он взметнул руку и чуть не попал мне по голове, пока я его мыла.
      — Осторожно, Кендэл!
      — Это ты осторожно, Лола Роза, а то как начну лягаться и драться, как тетя Барбара!
      — Как ей это удалось?
      Я рада была, что Кендэл тоже это видел, а то бы я думала, что мне все это померещилось. У меня в памяти тетя Барбара уже неслась по воздуху, выбрасывая руки и ноги, как в фильме о боевых искусствах.
      — Тайская борьба, — пояснила тетя Барбара в ответ на наши расспросы. — Когда я была в Таиланде, я пошла посмотреть тайский бокс. Это потрясающе. Они борются под музыку и используют в борьбе самые разные части тела: кулаки, локти, колени, голени и ступни. Когда я вернулась, я нашла по объявлению вечерние курсы тайской борьбы. Сперва я просто ходила посмотреть, но в конце концов записалась на тренировки. Я до этого немного занималась дзюдо, поэтому у меня была кое-какая подготовка.
      — Вы просто взяли и записались на тренировки? Какая вы смелая, тетя Барбара!
      — Ни капельки! В вашем возрасте я муху боялась обидеть.
      Мама фыркнула:
      — Ты была папиной маленькой любимицей.
      — Большой любимицей.
      — Вы такая большая, что даже можете побить моего папу, — сказал Кендэл.
      — Вы его правда убьете, если он вернется? — спросила я.
      — Нет! Видишь ли, я постепенно склоняюсь к буддизму. А там никого не разрешается убивать, даже букашек.
      — Но вы могли бы его убить, если бы захотели? Если бы он вправду начал нас избивать?
      — Не знаю. Все может быть.
      — Тетя Барбара, останьтесь с нами еще немного, пожалуйста. На случай, если отец вернется.
      Тетя Барбара посмотрела на маму:
      — Боюсь, что вашей маме не хочется, чтобы я оставалась. Но деваться ей некуда. Похоже, вам пока от меня не отделаться.
 

      Мама все плакала и плакала. Я никак не могла понять почему. Тетя Барбара спасла нас! Неужели маме все еще хотелось, чтобы отец вернулся? Она же перепугалась не меньше нашего.
      Я спросила тетю Барбару.
      — Я думаю, она просто переутомилась, — сказала она.
      — Но ей правда лучше? Ей всю эту опухоль вырезали?
      — Да, я думаю, что всю. Но ей, наверное, придется еще лечиться.
      — Как лечиться?
      — Давай подождем, там видно будет, — сказала тетя Барбара.
      — Но она поправится совсем?
      — Я очень надеюсь, детка.
      — Обещаете?
      Тетя Барбара заколебалась:
      — Я бы рада была, если б могла тебе это обещать, Лола Роза.
      На следующий день мама чувствовала себя хорошо. Когда мы с Кендэлом пришли домой из школы, она по-новому покрасила и причесала волосы и выглядела очень хорошенькой. На ней были знакомые белые джинсы, но теперь по швам были вышиты розочки.
      — А что, Джейк заходил? — спросила я.
      — Черта с два он зайдет. Это я сама сделала. Думаешь, только ты у нас изобретательная, Лола Роза?
      — Джинсы очень красивые, мама. Ты очень красивая.
      — Правда? — откликнулась мама, охорашиваясь. — Если еще хорошенько накраситься… Завтра пойду искать работу.
      — Почему бы тебе не подождать немного, Ник? — сказала тетя Барбара. — Дай себе время поправиться.
      — Я уже поправилась. И мне нужно как можно скорее начать работать. Я должна как-то кормить детей.
      — Это я могу пока взять на себя, — сказала тетя Барбара.
      — Я не хочу, чтобы ты брала это на себя. И потом, не ты ли меня весь день поучала, что я должна стоять на собственных ногах и ни от кого не зависеть?
      — Я тебя не поучала. — Тетя Барбара слегка пихнула маму. — А на своих ногах тебе ни за что не устоять, пока ты носишь эти дурацкие шпильки.
      Мама фыркнула на тетю Барбару:
      — Вот зануда!
      — Вот шалава! — сказала тетя Барбара.
      Мама скорчила страшную рожу.
      Тетя Барбара скорчила еще страшнее.
      Они дурачились, как маленькие.
      — Правда, они как девчонки, а, Кендэл? — Я кивнула на них.
      Заваривая чай, я напевала мамину песенку про удачу. К чаю у нас было мясо с картошкой и зеленым салатом, чтобы у мамы прибыло сил, а потом еще клубника со сливками. Я помыла салат, оборвала ножки у клубники и взбила сливки. Кендэл облизал миску, тоже напевая про удачу. Потом к нам присоединилась мама, и тетя Барбара тоже.
      Я думала, у нее мощный бас, но оказалось, что она поет таким же нежным девическим голоском, как мама. Они принялись распевать вместе разные дурацкие дуэты. У мамы не было сил танцевать, но она сняла свои шпильки и стала отплясывать ими в воздухе.
      Тетя Барбара танцевала по-настоящему, резвясь и с легкостью выделывая коленца, несмотря на свою толщину. Она подхватила Кендэла и закружила его в танце. Потом настала моя очередь. Она кружила меня по комнате, пока мама, Кендэл и стены не поплыли у меня перед глазами.
      Я чувствовала себя такой счастливой, уплетая роскошное угощение и твердо надеясь, что нам отныне будет сопутствовать удача, удача, удача.
      Маме нужно было вернуться в больницу за результатами анализов. Тетя Барбара поехала с ней. Я надеялась, что они придут встречать нас из школы. Мне так хотелось увидеть их весело улыбающимися у школьных ворот. Но они не пришли.
      Мы с Кендэлом шли домой вместе с Харприт и Амандип. Я без умолку болтала с Харприт — всякие глупости о мальчишках, футболе и рок-звездах — и при этом непрерывно твердила про себя: "Пусть с ней все будет в порядке, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!"
      Я старалась не наступать на трещины в асфальте — на случай, если это приносит несчастье.
      — Ты что, натерла ногу? — спросила Харприт.
      — Нет.
      — А почему ты так смешно ходишь — задираешь ноги, как пони?
      — Как пони? — Я наклонила голову набок и заржала. — Дай мне морковку и кусок сахара.
      — Вот ненормальная! — засмеялась Харприт.
      — А я акула, а не пони, — сказал Кендэл. — Берегись, Амандип!
      Он поднял руки вверх, разинул рот на полную ширину и стал носиться вокруг нас.
      — Прикрой рот, Кендэл, у тебя аж горло видно. Харприт, жаль, что ты не видела, как тетя Барбара изображает слона.
      — Мне нравится твоя тетя. Где она сейчас?
      — С мамой. — Голос у меня задрожал.
      Кендэл посмотрел на меня и сразу перестал быть акулой. Он вложил руку мне в ладонь и не отпускал руку всю дорогу домой.
      Как только мы вошли, я поняла, что дело плохо. Мама скорчилась на диване, уткнув подбородок в колени, и вся ее косметика растеклась от слез. Тетя Барбара попыталась улыбнуться нам, но глаза у нее тоже были красные.
      — Мама! — вскрикнула я.
      Она протянула руки, и мы бросились к ней. Она прижала нас к себе, а тетя Барбара стояла рядом и смотрела на нас.
      — Плохие новости, — сказала мама. — Это действительно рак, и он развивается. Во всех лимфатических узлах под мышкой тоже нашли рак. Поэтому надо делать химию, от которой меня будет все время тошнить и, наверное, все волосы выпадут.
      Она снова заплакала.
      — Ты будешь смешная без волос, — сказал Кендэл.
      — Не болтай ерунды. Мама все равно будет красивая, — сказала я с бешенством. — Это только пока она не выздоровеет.
      — Вот только выздоровею ли я?
      — Конечно, выздоровеешь, — сказала тетя Барбара.
      — С тем же успехом можно сказать: "Конечно, нет". Знаешь, какие у меня шансы, Лола Роза?
      — Никки, прекрати. Не надо ей все это рассказывать, — вмешалась тетя Барбара.
      — Слушай, это моя дочь, я сама разберусь, что ей говорить. Я ничего не скрываю от детей. Так вот, шансы мои — пятьдесят на пятьдесят, даже если я соглашусь на всю эту химию и облучение. Так-то, Лола Роза. Вот тебе и госпожа Удача.
      Мне казалось, что голос Рока у меня в голове кричит дурные вести в громкоговоритель. Он кричал так громко, что я больше ни о чем не могла думать.
      Кендэл, кажется, не очень понял, о чем речь, и принялся канючить, чтобы включили телевизор. За чаем он ничего не хотел есть и начал беситься, когда пришло время ложиться спать; он носился по всей квартире и ни за что не желал надевать пижаму. Мама прикрикнула на него, Кендэл разрыдался и никак не хотел успокоиться. Он рыдал целый час, пока все мы совершенно не выбились их сил.
      Когда он наконец утихомирился, продолжая тихонько всхлипывать во сне, мама попросила тетю Барбару спуститься в магазин за вином. Она пила не отрываясь, глотая вино, как лекарство, пока голова у нее не отяжелела и глаза не закрылись.
      — Тебе тоже пора уснуть, Лола Роза, — сказала тетя Барбара.
      — Я, наверное, не смогу.
      — Иди ко мне. — Тетя Барбара крепко прижала меня к себе. Но даже в ее объятиях мне было неспокойно.
      — Это несправедливо, — пробормотала я ей в плечо.
      — Конечно.
      — Я не могу так — когда все время страшно.
      — Это правда ужасно.
      — Я хочу только, чтобы мама поправилась, а отец оставил нас в покое и чтобы мы жили счастливо, как все люди. И потом… Я знаю, что это плохо, но я сержусь на маму. — Я расплакалась. — Я понимаю, что она не виновата, что она не нарочно заболела раком, но кажется, будто она все портит. О Господи, прости меня, я не должна была так говорить. Это очень плохо. Я плохая.
      — Нет, милая, на тебя просто слишком много всего обрушилось. Ты не только не плохая, а самая лучшая девочка на свете. Я ужасно горжусь своей замечательной племянницей. Ты не представляешь, как я рада, что снова встретилась с тобой и Кендэлом.
      — Вы правда останетесь с нами?
      — Мне надо будет на днях съездить домой, посмотреть, как там дела в пивной, взять еще одежды и зайти в банк, но я сразу вернусь, обещаю тебе. Я буду с тобой, Лола Роза, что бы ни случилось.
      Я обхватила руками ее большое, доброе лицо. Голубые глаза прямо смотрели в мои. Она говорила серьезно, сомнений быть не могло. Я прижалась к ней и почувствовала, что очень ее люблю.
      Мамино лечение очень меня пугало. Ей приходилось ездить в больницу, где ей вливали лекарства. Тетя Барбара сидела там с ней и привозила ее на машине домой. Потом ее начинало тошнить. Приходилось ставить ей ведерко возле кровати, потому что она иногда не успевала добежать до туалета. Ей дали в больнице таблетки от тошноты, но ее все равно все время мутило; она лежала вся бледная, потная и грустная и непрерывно зевала.
      — Эти гады меня просто травят, — ворчала она. — Я не могу больше блевать каждую минуту. Не поеду я больше в эту больницу. Не надо мне этого лечения.
      — Нет, поедешь, — отвечала тетя Барбара. — И будешь лечиться и поправишься, слышишь?
      — Я бы лучше положилась на судьбу — какая бы она ни была.
      — Да, но ты не имеешь права думать только о себе. У тебя дети.
      — Им будет лучше без меня, — сказала мама.
      — Не будет! — вскрикнула я. — Ты нам нужна, мама.
      — Ты мне тоже нужна, детка. Я тебя очень люблю, родная моя, и Кендэла тоже. Я бывала вам не очень хорошей мамой. Как ты думаешь, может быть, эта болезнь — наказание?
      — Нет! Ты всегда была очень хорошей мамой, — сказала я.
      — Я и сестрой была не самой лучшей, — заметила мама, когда тетя Барбара подошла положить ей на голову влажное полотенце.
      — Чистая правда, — звонко ответила тетя Барбара. — Но раковые клетки не начинают размножаться от того, что ты когда-то была скверной девчонкой. Кончай ныть, устраивайся поудобнее и постарайся уснуть.
      — Раскомандовалась! — Мама потянулась и поймала руку тети Барбары. — Прости меня, Барб. За все.
      — Да простила я тебя. Это все уже быльем поросло. На самом деле я тебе благодарна.
      — За что благодарна? Что ты сделала, мама? — спросила я.
      — Неважно. Забудь, — сказала тетя Барбара.
      — Я не могу забыть. А если я умру? Я не хочу в ад! — Мама расплакалась.
      — Ты не умрешь пока… У тебя еще много-много лет, — твердо сказала тетя Барбара. — И что за чушь ты мелешь про ад?
      — Папа говорил, что я отправлюсь прямиком в ад.
      — Папа был просто старый дурак.
      — Мне всегда казалось, что вы с папой очень держитесь друг за друга. Ты всегда была его любимицей.
      — А почему дедушка сказал, что ты отправишься в ад? — настаивала я. — Потому что ты сбежала с папой?
      — Для начала я сбежала с парнем Барб, — сказала мама.
      Я уставилась на тетю Барбару.
      — Майкл был ее женихом. У них уже был назначен день свадьбы, заказано свадебное путешествие, все обговорено. Я должна была быть подружкой невесты.
      — В сиреневом платье с фрезиями в волосах, — сказала тетя Барбара. — А у меня должно было быть все по полной программе: белое кружевное платье и букет из лиловых фрезий и белых роз. Правда, я уже и тогда была полновата для белых кружев, но я села на строжайшую диету, чтобы сбросить за три месяца двадцать килограммов. Все было предусмотрено до мельчайших деталей!
      — Не предусмотрено было только то, что я все испорчу, — сказала мама. — Он мне даже не особенно нравился. Вообще-то, мне казалось, что он скучноват.