16

Без Фиалки, дружески тыкавшейся клювиком мне в запястье, рукав кофты казался до ужаса пустым. Я не была уверена, что Мэри удастся её спрятать. Все время представляла себе, как её мама швыряет Фиалку в помойное ведро и как она лежит там, засыпанная мусором, не в силах расправить крылышки и улететь. Я видела перед собой мусорщиков, которые утром вытряхнут её в свой страшный вонючий грузовик и увезут на свалку. Я знала, что там мне её уже никогда не найти.

Я хотела рассказать маме, но она возилась с Солнышком, и ей было не до меня.

— Мама, мне так плохо, — пожаловалась я.

— Мне тоже, Дикси, так что мы в одинаковом положении, — сказала мама, уходя от меня подальше.

— Мам, ты не знаешь, во сколько приезжают мусорщики по утрам?

— Чего не знаю?

— Мама, я сделала глупость, — сказала я.

— Так пойди расскажи Джуд, Дикси. Или этому твоему дяде Брюсу. Только оставь меня, ради всего святого, в покое.

Я поплелась прочь, пытаясь сделать из кулака птичку и представить, что мой ноготь — это её клюв. Когда я выходила, мама начала что-то нашёптывать Солнышку. Я притаилась за дверью и прислушалась.

— Мы просто не будем обращать на них внимания, дорогой. Мы будем вдвоём, я и ты, мой прекрасный мальчик. Да, ты у меня маленький силач! Какие у нас большие голубые глазки! Все девчонки будут по тебе с ума сходить, но у тебя все равно найдётся время для старушки матери, правда, родной? Ты не убежишь из дому, с тобой ничего не случится. Ты будешь со мной, мой голубоглазый мальчик, моё Солнышко.

— Ты сумасшедшая, мама! — крикнула я и пошла вниз.

Я сказала так, потому что чувствовала себя одинокой и покинутой. Но потом испугалась, что это может оказаться правдой. Мама не просто воображала. Она пыталась добиться, чтобы так стало на самом деле. А что, если она так никому и не признается, что Солнышко — девочка? Так Солнышку и придётся всю жизнь носить короткую стрижку, брюки и мальчишечьи ботинки?

Я поискала Джуд, но она ещё не вернулась. Рошель тоже.

— Куда провалились эти девчонки? — спросил Брюс. — Я хотел послать их что-нибудь купить на ужин. Ты бы чего хотела, Дикси?

— Я не голодная, дядя Брюс, — сказала я. — Может, горячую картошку?

— Картошку! Тебе нужно нормально питаться.

— Я люблю картошку. Мама всегда мне её покупает. — Я помолчала. — Дядя Брюс… как вы думаете, мама немного чокнутая?

— Да, — сказал Брюс. — Вы все чокнутые. Такой семейки, как Бриллиант, я ещё не встречал. Вы все ненормальные, вся орава.

— Вы шутите, дядя Брюс?

— Наверное.

В дверь постучали.

— Будем надеяться, что это Джуд, — сказал Брюс. — А то боюсь, что принцесса Фу-ты Ну-ты не соблаговолит сходить ради нас к ларьку с картошкой. Спроси, кто там, прежде чем открывать дверь, Дикси.

— Кто там? — спросила я.

— Самая милая из твоих сестёр, — прощебетала Рошель из-за двери.

— Неправда! — сказала я.

Рошель и вправду вела себя как милая сестра. Она купила на свои карманные деньги большой пакет картошки и теперь протягивала его мне.

— Поделите на всех, Дикси. Обо мне не беспокойтесь, я уже ела.

— С Райаном?

— Да! Я его встретила у школы. — Рошель сжала руки и закружилась, как в театре. — Я немножко боялась, как все это будет. Мне не хотелось, чтоб он считал меня назойливой. Думала, я просто прогуляюсь мимо школы. Я решила, если он выйдет с приятелями, я ему помашу ручкой и пойду себе дальше. Он и правда вышел с целой оравой приятелей, с этими Капюшонами, хотя в школьной форме их просто не узнать. Даже тот здоровенный толстяк в школьном пиджаке выглядел очень прилично. В общем, как только Райан меня увидел, он с ними попрощался и пошёл ко мне. Они нас подразнили немного и ушли. А потом мимо шли другие мальчишки из их школы и зацокали языками при виде меня. Было ужасно неловко, — соврала Рошель, кружась в танце по прихожей. — А ещё я сказала Райану, что я, наверное, тоже пойду в эту школу, и он провёл меня внутрь, к завучу. Завуч у них нормальный, и я записала себя и Джуд. Про Мартину я не стала ничего говорить, раз она не собирается тут жить.

— А про меня ты что-нибудь говорила? — спросила я.

— Я сказала, что у меня есть младшая сестра, которая ещё в начальной школе, и они сказали, что тебя нужно записывать отдельно. Тебя должна привести мама.

— Не говори ей про это, — сказала я поспешно, принимаясь за чипсы.

Рошель меня не слушала. Она вся была в рассказе о Райане.

— Он все понимает про мою жизнь, Дикая. Он тоже из многодетной семьи, у них там одни мальчики, и мать не справляется. У двух старших братьев уже есть дети, один сидит в тюрьме, а другой наркоман, но себе он не хочет такой жизни. Он умный, Дикси. Он со всем разберётся. Он не даст затянуть себя во все это. Он будет много заниматься и хорошо сдаст все экзамены. Его, похоже, не пугает, что я тоже умная. А ещё ему нравится, что на меня все обращают внимание.

Рошель так выпендривалась, что больше всего мне хотелось запустить в неё картошкой. А она все кружилась по прихожей, шевеля губами.

— Ещё бы эти парни не обращали на тебя внимания! У тебя юбка такая короткая, что трусики видно, — сказала я.

— Райан сказал, что ему очень нравится, как я одеваюсь. Он сказал, здорово, что у меня такой женственный стиль. Сказал, что я могу гордиться своей фигурой. Райан сказал, что раньше ему не хотелось, чтобы у него была девушка, потому что девчонки в этом районе сплошь потаскухи, а я совсем не такая. Райан сказал, что ему уже надоело таскаться с этой шайкой хулиганов. Он уже прошёл этот этап. Райан сказал … Райан сказал… Райан сказал…

У меня уже гудела голова от этого Райана. Я пошла поделиться с Брюсом картошкой. Рошель продолжала рассказывать пустой прихожей, что сказал Райан.

Брюс заговорщически поднял брови, когда я вошла.

— Лучше бы её Райан вообще рта не раскрывал, — прошептал он. — Как ты думаешь, звук у неё выключается, Дикси?

Мы оба прыснули, хотя у бедняги Брюса смех отдавался в спину, так что он застонал от боли.

Потом мы услышали другие голоса. Мальчишеские голоса, с улицы. Они что-то кричали. Потом мы расслышали среди них голос Джуд, она тоже кричала.

— Только не это! — сказала я, бросаясь к двери.

— Стой, Дикси! Ты только не влезай! Подожди, я сейчас — только скачусь с этого чёртова матраса.

Мне было некогда его ждать. Я распахнула входную дверь — и застыла на пороге с открытым ртом.

Это была все та же шайка, приятели Райана, Капюшоны и Жирный, но Райана с ними не было. Джуд шла среди них, подняв кулаки, как будто собиралась ударить Жирного, но только медленно-медленно, как во сне. Жирный поднял руку — мёд-лён-но — и блокировал выпад Джуд.

— Есть! — сказала Джуд

— Класс! — сказал Жирный.

И оба рассмеялись. Капюшоны смеялись вместе с ними, и Джуд каждого хлопнула по раскрытой ладони в знак взаимного уважения. С Жирным они обменялись хлопком высшего разряда по обеим ладоням.

— Увидимся, старушка Джуд, — сказал он.

Джуд влетела в дом, улыбаясь во весь рот.

— Дикси, закрой рот, а то муха залетит, — сказала она.

— Обалдеть! — выдохнула я. — Ты тоже подцепила мальчика, да, Джуд?

— Нет, конечно, — сказала Джуд. — У тебя что, совсем крыша съехала, малютка Дикси?

— А как же ты играешь в ладушки с этим жирным кретином и всей его шайкой? Вы же вроде друг друга ненавидели.

— Это да, но ещё больше их шайка с Нептуна ненавидит парней с Верхнего Меркурия. Им рассказали, что я с ними дралась и так двинула их главаря, что он сознание потерял.

— Ты такого не рассказывала!

Я вытаращилась на Джуд. Она начала расти у меня в глазах, мускулы у неё надувались, на руках появились боксёрские перчатки.

Джуд придвинулась ко мне.

— Никому не рассказывай, Дикси, но это все неправда. Я, конечно, двинула того парня с Верхнего Меркурия, но ему от этого было ни жарко ни холодно. Он рванулся меня схватить, я увернулась и побежала со всех ног, а он нёсся за мной вниз по лестнице, оступился и ударился головой. От этого он и потерял сознание. Но парни с Нептуна все уверены, что я избила самого крутого парня во всех «Планетах», поэтому они меня зауважали. Они стали выспрашивать, какие я знаю приёмы, и я им наговорила с три короба про вин-чунь. Теперь они думают, будто я специалист по кунг-фу, так что придётся старине Брюсу срочно выучить меня ещё куче всего.

— Раз так, придётся тебе быть доброй и внимательной к старине Брюсу! — крикнул он из гостиной. — Иди сию минуту сюда и принимай заказ на ужин. Может, нам купить чего-нибудь китайского, раз ты так полюбила восточные боевые искусства?

— Ваше желание — закон для меня, о Мудрый Учитель, — сказала Джуд.

Она была в таком хорошем настроении, что даже не стала ворчать, когда я ночью приткнулась к ней поближе.

— Что случилось, Дикси? Ты какая-то пришибленная. И что это меня сегодня никто не клюёт? Где твоя птичка?

— Я одолжила Фиалку Мэри, чтобы ей было легче уснуть.

— Это, конечно, очень мило с твоей стороны, но нерасчётливо. Теперь ты не можешь уснуть, и я с тобой вместе, — сказала Джуд. — Тебе старушка Фиалка нужнее, чем Мэри. У неё небось куча игрушек, гораздо больше, чем у тебя.

— Да, но её мама их у неё отбирает. Она с ней так ужасно обращается. Мэри меня просила не рассказывать, но я просто больше не могу, я чувствую, что меня разорвёт, если не скажу. У неё такая жестокая и страшная мать!

— Ты уверена? Мне она показалась очень милой. Она слишком шикарная, но она же это не нарочно. А что она такого страшного сделала?

— Она выбросила мишку Мэри. Сказала, что он грязный.

— Дикси, так делают очень многие мамы. Почти всякая мама сто лет назад выбросила бы твою Фиалку и эту кошмарную старую кофту.

— Она не кошмарная! Она очень красивая! И она мне до сих пор как раз!

— Ну ладно, ладно, пусть.

— Мать Мэри ещё много чего сделала. Она заставила её доедать хлеб и постригла ей ногти так коротко, что теперь болят пальцы.

— Многих детей заставляют доедать все с тарелки и коротко стригут им ногти. Ничего тут страшного нет.

— Мать Мэри говорит, что она грязная, хоть она чистенькая — чище некуда.

— Но это тоже никакая не жестокость. Она же её не избивает, не морит голодом, не запирает в шкаф.

— Она даёт ей затрещины.

— Мне мама тоже давала затрещины, когда я была маленькая, за то, что я дралась. Хотя это меня не остановило. А сейчас она меня не бьёт, потому что знает, что я могу дать сдачи, и посильнее!

— Но ты бы этого никогда не сделала, правда? Джуд… А ещё я волнуюсь за маму.

— Ты слишком много волнуешься, Дикси. Сейчас тебе стоит волноваться только об одном: если ты сейчас же не свернёшься клубочком и не уснёшь, и не дашь мне тоже поспать спокойно, я тебя просто спихну с кровати, ясно? Так что спокойной ночи.

Я свернулась клубочком и лежала тихо-тихо, делая вид, что сплю. Джуд стала дышать глубже, руки и ноги у неё дёргались, как будто она и во сне дерётся. Я очень долго не засыпала, а потом проснулась рано-рано, прислушиваясь, не едет ли уже машина за мусором.

Солнышко тоже проснулась рано и все время плакала, не беря грудь как следует.

— Ну пожалуйста, родной, постарайся, — шептала мама.

— Может, он не голодный, мам? — предположила я.

— Да нет, он, бедняжка, просто умирает с голоду. Это все я виновата. Я переволновалась из-за Мартины и не могу расслабиться. Я её потеряла, Дикси.

— Глупости, мама.

— Она не вернётся. Она меня возненавидела. Я её не осуждаю. Я никуда не гожусь как мать. Ни о ком из вас не умею позаботиться как следует. Не могу даже покормить собственного младенца.

Я не знала, что делать. Мама все плакала и плакала. Солнышко тоже заплакала, и я стала её успокаивать.

— Господи, сколько крику! — поморщилась Рошель. — Я пошла отсюда. Пойду схожу в эту школу на Нептуне, узнаю, можно ли мне уже ходить на уроки.

Она нарядилась в самую короткую свою юбку и туфли на самых высоких каблуках.

— Уроки чего? — спросила Джуд. — Верчения задом в мини-юбке? Не можешь ты идти в школу в таком виде! Надень школьную форму.

— Но там же будет Райан. Я не могу ему показаться в этой старой форме, я в ней выгляжу малолетней дурочкой.

— Так ты и есть малолетняя дурочка, Рошель. Ты не знала? — сказала я.

— Заткнись, мелочь наглая. Тебе вообще незачем ходить в школу, только время зря терять. Ты такая дура, что тебя там все равно посадят отдельно и дадут раскраску. Но ты-то пойдёшь со мной, а, Джуд?

— Что? Ну уж нет, у меня есть дела поважнее, чем торопиться раньше времени в новую школу, — сказала она. — Ты совсем свихнулась, Рошель.

Джуд надеялась провести весь день с Брюсом, проходя интенсивный курс вин-чунь. Со спиной у Брюса стало получше, так что он мог уже немного передвигаться по первому этажу, хотя большую часть времени ему ещё приходилось лежать неподвижно на матрасе. Джуд стояла у его изголовья, со всех сторон зажатая мебелью, и отрабатывала фронтальную боевую позицию и выпад стрелой.

Я попыталась было присоединиться, но делать одно и то же по пятьдесят раз подряд было так скучно, что я скоро сама ушла.

Я пробралась сквозь джунгли, залезла на стену и посмотрела на сад Мэри, где пока никого не было. Мусорных баков я там не заметила. Наверное, они у них стоят где-нибудь перед домом.

Я спрыгнула со стены и пошла по переулку, жалея, что со мной нет Джуд. Выйдя на улицу, где стоял дом Мэри, я несколько минут постояла перед ним, решая, хватит ли у меня смелости прокрасться в палисадник и поискать их мусорный бак.

Я уже взялась за ручку калитки, как вдруг увидела в окне гостиной мать Мэри. Она опрыскивала окно моющей жидкостью и тщательно протирала, хотя стекло и без этого так и сияло. Я пригнулась и побежала во весь дух, не останавливаясь, пока не убедилась, что она меня точно не может видеть. В безопасности я себя почувствовала, только забежав в свой сад. Я не могла объяснить, что меня так напугало. После слов Джуд я задумалась, действительно ли она такая страшная, как получалось из рассказов Мэри. Но какая бы она ни была, мне она не могла влепить затрещину, или заставить меня доедать хлеб, или обрезать мне ногти, или выбросить что-нибудь из моих вещей. Ужасно все же, что она могла проделывать все это с Мэри только потому, что та её дочка.

Я решила, что попрошу Брюса, чтобы он и Мэри научил вин-чунь. Тогда Мэри могла бы всегда перехватить удар своей мамы. А если та уж очень разбушуется, Мэри могла бы перейти в нападение и перекинуть её через голову. И тогда мы с Мэри и Фиалкой улетели бы на планету Дикси, где нас бы никто не отыскал.

Мне так хотелось верить, что с Фиалкой ничего не случилось. Я все время машинально нащупывала её в рукаве. Чтобы занять руки, я долго и старательно раскрашивала картинки в книге сказок, но время до обеда тянулось бесконечно, а потом потекли такие же нескончаемые послеполуденные часы.

С трех часов я сидела на стене и высматривала Мэри. Знала, что она не может появиться так рано, но не могла удержаться. Я так ёрзала по кирпичам, что натёрла ноги до крови. Я слышала, как часы пробили четверть четвёртого, потом половину, потом без четверти четыре и, наконец, четыре.

Мэри должна была уже прийти из школы. Почему же она не выходит ко мне в сад? Она же знает, что я её жду. Может, её не пускает мама? Интересно, она положила Фиалку в портфель и унесла с собой в школу или попыталась спрятать у себя в комнате? Я представила, как её мама перетряхивает одеяло, ощупывает подушки, открывает каждый ящик и каждую дверцу.

Мне уже стало казаться, что я никогда больше не увижу Фиалку.

— Вернись ко мне! — прошептала я и подняла глаза кверху.

В окне второго этажа стояла Мэри, прижав ладошки к стеклу. Она стояла босиком прямо на подоконнике. В руке у неё мелькнуло что-то фиолетовое.

Я спрыгнула со стены, бегом пронеслась через переулок и перелезла через калитку. По бархатной траве стала подбираться поближе к окошку.

Мэри стояла за стеклом в длинном белом платье, раскинув руки, как крылья. Губы её что-то говорили, но угадать слова мне не удавалось. Я покачала головой. Она повторила попытку.

Я подобралась близко, как только могла, почти к самому дому, вытягивая шею, чтобы видеть Мэри. Похоже было, что она плачет. До меня дошло, что длинное белое платье — это её ночная рубашка. Видимо, её опять наказали и уложили в постель.

Она помахала Фиалкой, показывая, что с ней ничего не случилось. Потом поднесла её к стеклу, как будто хотела, чтобы Фиалка пролетела сквозь него.

— Ладно, пусть пока у тебя побудет, — сказала я, надеясь, что она сумеет прочесть по губам.

Мэри попыталась ответить. Я ничего не могла разобрать, но кивнула утвердительно, чтобы её подбодрить. Мэри выглядела очень встревоженной, но храбро улыбалась. Она начала возиться с задвижкой окна. Я глядела на неё, пытаясь понять, что она хочет сделать, — наверное, выбросить мне Фиалку из окна.

— Не надо, Мэри! Осторожно! Не надо, это опасно! — крикнула я.

Мэри распахнула окно на всю ширину. Она наклонилась вперёд и выставила одну ногу на оконный карниз. В руке она сжимала Фиалку.

И тут я вспомнила свои собственные слова.

Теперь тебе надо только набраться смелости и прыгнуть, а Фиалка расправит крылья и принесёт тебя прямо мне в руки.

— Мэри! Стой! Не надо! — завопила я.

Слишком поздно.

Мэри шагнула в воздух, её белая ночная рубашка раздулась, как парус. На долю секунды мне показалось, что она и вправду умеет летать. Потом она начала стремительно падать.

Я протянула руки, подбегая, чтобы подхватить её.

Её падающее тело ударило меня с сокрушительной силой, и земля разверзлась и поглотила нас обеих.

17

Меня окружал одуряющий, до тошноты сладкий запах множества лилий. Я чувствовала на щеках прикосновение их бархатистых лепестков. Голова у меня раскалывалась, в ногах была странная тяжесть, все тело болело. Я хотела повернуться на бок, но не могла двинуться. Я была прочно зажата в каком-то жёстком ящике.

Открыла глаза и увидела склонившегося надо мной папу. Папу, который меня никогда не навещал. Папу-бальзамировщика.

Я лежала на усыпанном цветами ложе и не могла двинуться, как в гробу. Вокруг меня собралась вся наша семья. Мама, Мартина с Солнышком на руках, Джуд, Рошель и дядя Брюс. Все смотрели на меня, и у всех на глазах были слезы.

— Я умерла? — прошептала я.

— Какая же ты глупышка, Дикси, — сказала мама.

Она тихо засмеялась, но по щекам у неё текли слезы.

— Что случилось? — спросила я.

— Несчастный случай с тобой, родная. Ты не помнишь? — сказала мама. — Ты сейчас в больнице.

— А что со мной было?

— Ты пошла к Мэри, — сказала Джуд.

И тут я вспомнила. Я увидела Мэри, летящую в воздухе, как маленький белый ангел.

— Мэри! — Я заплакала.

— Успокойся, родная, все уже хорошо. Не плачь! Ты была таким молодцом! — сказала мама, потершись лицом о мою щеку.

— Я плохая, я ужасная, это я во всем виновата! — рыдала я. — Я сказала Мэри, чтобы она прыгнула со стены, и поэтому она решила прыгнуть из окна, а я не смогла её остановить. Где Мэри? Что с ней? Она умерла? Пожалуйста, не скрывайте от меня…

— Ш-ш-ш, успокойся, Мэри здорова. Честное слово, она отделалась парой царапин, — сказала мама. — А вот и твоя Фиалка, родная. Мэри сказала, чтобы мы её тебе обязательно передали. — Мама положила Фиалку рядом со мной, и она уткнулась клювиком мне в шею.

— А где Мэри? С ней правда ничего не случилось? Можно мне её повидать?

— Сейчас отец уже увёл её домой, малышка, — сказала мама.

— Её мать будет так на неё злиться!

— Нет-нет, не будет. У меня был долгий разговор с её отцом. Можешь больше не волноваться за Мэри. Она поживёт у тёти с дядей, пока её мать в больнице.

— А что, её мама тоже покалечилась?

— Нет, но… Она не совсем здорова.

— Она сошла с ума, и её отправили в сумасшедший дом. По мне, так её нужно там запереть и выбросить ключ подальше, — сказала Рошель.

— Не нам судить. Отец Мэри говорит, что у его жены все время были проблемы с нервами с тех пор, как родилась Мэри. Все началось с послеродовой депрессии.

— Да ну, это все отговорки. Подумаешь, депрессия!

— Помолчи, Рошель. От этого люди делают что угодно. Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Я знаю, что она ужасно измывалась над Мэри. Почему ж ты ничего не сказала, Дикси? — спросила Рошель.

— Она говорила. Она мне сказала. А я ей велела заткнуться и спать. Это я во всем виновата, — сказала Джуд.

— Никто тут не виноват. Не говорите глупостей, девочки, — сказала мама. — А ты, Дикси, можешь очень, очень собой гордиться. Ты спасла малышке Мэри жизнь, бросившись её ловить.

— Я её поймала?

— Да, сумасшедшая моя дочурка. Ты приняла на себя весь её вес и потеряла сознание от удара.

— Ты была в коме, Дикси, и мы уже думали, что ты никогда не придёшь в себя и так и останешься в бессознательном состоянии, — сказала Рошель. — Мне было так стыдно, потому что я всегда говорила, что у тебя мозги вообще не работают…