Стена раздвинулась и в каюту кто-то втолкнул Гарри Койна. Я успел подумать, что мне следовало догадаться: в этой игре, где обе стороны постоянно играют с иллюзией, смерть Койна с его свисавшими кишками тоже могла быть разыграна. И Мэвис со своими налётчиками, конечно же, могла вытащить его из мэд-догской тюрьмы ещё до того, как вытащила меня. Ну конечно, я вспомнил боль от удара по лицу и боль, которую я почувствовал, когда в меня вошёл его член, и Робот уже зашевелился, и у меня едва хватило времени, конечно же, прицелиться, и он ударился головой о стенку, из его носа хлынула кровь, и я успел врезать ему по челюсти, пока он сползал, конечно же, вниз, а затем я пришёл в себя и остановился, уже собираясь ударить его ногой по лицу, пока он лежал без сознания. Дзэн и искусство мордобоя. Я нокаутировал мужика двумя ударами. Я — тот, кто настолько ненавидел Хемингуэя и мачизм, что никогда в жизни не прошёл ни единого урока бокса. Я тяжело дышал, но внутренне очистился, словно после оргазма; адреналин струился, но сработал рефлекс «драться», а не рефлекс «бежать», и сейчас все закончилось, и я был спокоен. В воздухе что-то сверкнуло: в руке Мэвис был револьвер Хагбарда. А теперь он летел ко мне. Когда я его поймал, Мэвис сказала: «Прикончи ублюдка».

Но приступ бешенства прошёл уже тогда, когда я удержался от пинка, видя, что он и так вырубился.

— Нет, — сказал я. — Хватит.

— Не хватит, пока ты его не убил. Ты нам не подойдёшь, пока не будешь готов убить, Джордж.

Не обращая на неё внимания, я застучал в стену.

— Уберите гада, — громко сказал я.

Стена раздвинулась, два матроса славянской внешности схватили Койна за руки и, усмехаясь, выволокли из каюты. Стена снова тихо закрылась.

— Я не убиваю по приказу, — сказал я, поворачиваясь лицом к Мэвис. — Я вам не волкодав и не военный. Я с ним в расчёте, а если ты хочешь его смерти, займись этим грязным делом сама.

Но Мэвис безмятежно улыбалась.

— А это не Естественный Закон? — спросила она.

А двадцать три часа спустя Тобиас Найт слушал голос, звучавший в наушниках: «В том-то и дело. Не могу вспомнить. Но если вы на некоторое время оставите меня одного, возможно, мне удастся его вспомнить». Нервно поглаживая усы, Найт включил режим автоматической записи, снял наушники и вызвал кабинет Эсперандо Деспонда.

— Деспонд слушает, — отозвался интерком.

— ЦРУ взяло одного. Который был с той девкой после Мочениго. Пришлите кого-нибудь за кассетой: тут записаны её приметы.

— Понял, — буркнул Деспонд. — Что-то ещё?

— Он говорит, что постарается вспомнить имя её следующего клиента. Она якобы его называла. Мы тоже сможем его узнать.

— Будем надеяться, — Деспонд отключил интерком. Он откинулся на спинку стула и обратился к трём агентам, находившимся в кабинете. — Парень, которого мы схватили… как там его? Найсмит… вероятно, был следующим клиентом проститутки. Мы сравним оба словесных портрета девушки и получим более точное описание, чем ЦРУ, поскольку они работают только с одним словесным портретом.

Но через пятнадцать минут он с удивлением таращился на таблицу, начерченную мелом на доске:

Громадный звероподобный агент по имени Рой Юбу задумчиво произнёс:

— Я никогда не видел, чтобы два очевидца давали совершенно одинаковые описания, но это…

Маленький жёлчный агент по имени Баз Веспа выпалил:

— Один из них по какой-то причине лжёт. Но кто именно?

— Ни у того, ни у другого нет причин лгать, — сказал Деспонд. — Джентльмены, мы должны смотреть фактам в глаза. Доктор Мочениго был недостоин высокого доверия, оказанного ему правительством США. Он оказался развращённым сексуальным маньяком. Прошлой ночью у него были две женщины, и одна из них — черномазая.

— Как это понимать: чёртов карлик сбежал? — орал в этот момент Питер Картен из ЦРУ. — Из его палаты можно было выйти только одним способом — через вот эту дверь, которую все мы держали под постоянным наблюдением. Дверь открывалась только один раз, когда Десальво выносил большой кофейник, чтобы заправить его в закусочной. О… Боже… мой… большой… кофейник. — Когда он с отвисшей челюстью тяжело плюхнулся на стул, вошёл агент, державший в руках устройство, похожее на миноискатель.

— Ежедневный сбор жучков ФБР, — смущённо сказал он. — Сэр, устройство показывает жучок под вашим столом. Если вы позволите… уфф… вот он!

Больше Тобиас Найт ничего не слышал. Понадобится несколько часов, чтобы их человек в ЦРУ смог установить новый жучок.

А Сол Гудман резко ударил по тормозам взятого напрокат «форда-бронтозавра», когда из закусочной «Папа Мескалито» выскочила крошечная резвая фигурка и бросилась прямо под машину. Сол услышал отвратительный звук глухого удара и голос Барни Малдуна сзади: «О Господи! Нет!»

Вот тебе на, приехали! Синдикат — я ещё мог понять, но федералы? Я был ошеломлён. Я спросил эту глупую сучку Бонни Квинт: «Ты на тысячу процентов уверена?»

— Кармел, — отвечает она. — Я знаю Синдикат. Они не такие спокойные. Эти парни те, кем себя называют. Федералы.

О Боже праведный, драть тебя за бороду! Я ничем не мог себе помочь, я просто размахнулся и вмазал ей по роже. — Что ты им сказала? — заорал я. — Что ты им сказала?

Она тогда пустила слезу.

— Ничего я им не сказала, — ноет.

Ну, пришлось снова ей врезать. Боже, терпеть не могу бить баб: всегда начинают выть. — Я вот возьму ремень, — кричу. — Моли Господа, когда я возьму ремень! Не ври, что ты ничего им не сказала. Каждый человек всегда что-нибудь говорит. У них даже немой запоёт, как Синатра, когда его возьмут в оборот. Так что выкладывай, что ты им сказала?

Я снова её ударил, Господи, это было ужасно.

— Сказала только, что не была с этим Мочениго. Как и на самом деле.

— Тогда что сказала: с кем была?

— Придумала из головы. Сказала, что была с лилипутом. Того лилипута я просто видела на улице. Настоящего клиента не называла, я же знаю, что это может обернуться против тебя. И против меня.

Я не знал, что делать, поэтому снова ей вмазал.

— Пошла вон, — говорю. — Скройся. Мне надо подумать.

Она вышла, все ещё завывая, а я подошёл к окну и стал смотреть на пустыню, чтобы успокоиться. Похоже, у меня снова «розовая лихорадка». Начался сезон. И зачем только выращивают розы в этой пустыне? Я и так и сяк обмозговал ситуацию, стараясь не обращать внимания на лихорадку. Было только одно объяснение: этот чёртов Мочениго сообразил, что Шерри его выспрашивает, и донёс федералам. Синдикат пока ни о чем не знает. Все они пока что копошатся на Востоке, словно куры с отрубленными лапами, пытаясь вычислить, кто замочил Малдонадо и почему это произошло в доме такого доброго гражданина, как этот банкир Дрейк. Поэтому они ещё ничего не знают про пять миллионов баксов Бананового Носа, которые исчезли в моем сейфе. Сразу после того, как я узнал о его смерти. А федералы тут вообще были вроде не при делах.

И тут меня как молотком по голове шарахнуло, я аж пошатнулся. Кроме моих девчонок, которые ничего не скажут, есть ведь пара десятков таксистов, барменов и всякой прочей швали, которые знают, что Шерри работала на меня. Рано или поздно федералы вытянут из кого-нибудь эту информацию, и скорее рано, чем поздно. В моей голове словно зажглась лампочка, какую рисуют в комиксах, когда хотят показать, что человека осенило, и перед глазами возникли огромные буквы: ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИЗМЕНА. Ещё с детства я помнил двух евреев-учёных, которые за это попали в ФБР. Получили электрический стул. Поджарили запросто, Господи, я чуть не сблевал. Почему это гребаное государство так жестоко обращается с теми, кто просто хочет заработать денег? Уж на что крут Синдикат, но там тебя просто пристрелят или взорвут, а педерастическое Государство обязательно должно посадить тебя на электрический стул. Черт, я был горячий, как огонь.

Я вытащил из кармана конфету и начал жевать, пытаясь решить, что делать. Если я сбегу, Синдикат заподозрит, что это я взял общак Малдонадо, тогда меня найдут хоть под землёй. Если я не сбегу, сюда придут федералы и покажут в дверях ордер на арест по подозрению в государственной измене. Что в лоб, что по лбу. Можно бы попробовать угнать самолёт в Панаму, но ведь мне почти ничего не удалось узнать насчёт жучков Мочениго. Нечего продать тамошним коммунистам. Они просто вышлют меня обратно. Это бессмысленно. Единственное, что можно сделать, — это найти какую-нибудь нору и схорониться.

И вдруг в голове снова зажглась лампочка, и я вспомнил: Пещеры Леман.

— А что говорит компьютер сейчас? — Президент спросил Генерального прокурора.

— Что говорит компьютер сейчас? — рявкнул Генеральный прокурор в стоявший перед ним селектор.

— Если у девушки накануне смерти было два контакта, в этот момент число возможных носителей, — в телефоне возникла пауза, — достигло 428 000 человек. Если у девушки было три контакта — 7 656 000 человек.

— Вызовите дежурного спецагента, — отрывисто бросил Президент.

Он был самым спокойным человеком за этим столом, ибо с начала событий в Фернандо-По в дополнение к либриуму, тофранилу и эловилу начал глотать демерол, забавные маленькие таблетки, позволявшие Герману Герингу оставаться бодрым и неунывающим во время Нюрнбергского процесса, когда все остальные нацисты находились в кататонических, параноидальных и прочих дисфункциональных состояниях.

— Деспонд, — послышался голос из другого селектора.

— Это ваш Президент, — оповестил его Президент. — Доложите все как есть. Что там у вас, решили проблему?

— Э— э, сэр, нет, сэр. Мы должны найти сутенёра, сэр. Вероятно, девушка мертва, но мы её не нашли. Можно с математической достоверностью утверждать, что её тело кто-то спрятал. Напрашивается очевидная версия, сэр, что, скорее всего, труп спрятал её сутенёр, который, занимаясь нелегальным бизнесом, предпочёл ни о чем не сообщать. У нас есть два словесных портрета девушки, и, э-э, хотя они совпадают не полностью, с их помощью мы можем выйти на сутенёра. Понятно, что он скоро должен умереть, сэр, и тогда мы сразу его найдём. Это станет поворотным моментом в деле, сэр. А тем временем разрешите доложить, сэр, что нам поразительно повезло. Пока что вне базы зарегистрировано только два достоверных случая заражения и обоим пострадавшим ввели противоядие. Возможно, вполне возможно, что сутенёр, избавившись от тела, где-нибудь спрятался. В таком случае он ни с кем не сможет вступить в контакт и зараза не распространится. Сэр.

— Деспонд, — сказал Президент. — Мне нужны результаты. Держите нас в курсе. На вас надеется вся страна.

— Слушаю, сэр.

— Решите эту проблему, Деспонд.

— Есть, сэр. 

Едва Эсперандо Деспонд отвернулся от телефона, как в кабинет вошёл агент из компьютерного отдела.

— Есть новости? — нервно поинтересовался Деспонд.

— Я насчёт первой девушки, чёрной, сэр. Это одна из проституток, которых мы вчера допрашивали. Её зовут Бонни Квинт.

— Ты как будто встревожен. Что-то не стыкуется? — проницательно спросил Деспонд.

— Опять очередная загадка. Она не призналась, что была с Мочениго прошлой ночью, но мы на её чистосердечное признание и не рассчитывали. Удивляет другое: приметы парня, с которым она, по её словам, была. — Компьютерщик с сомнением покачал головой. — Эти сведения не совпадают с показаниями Найсмита, того парня, который сказал, что с ней был он. Зато совпадают с приметами того карлика, которого поймали цээрушники. Только он сказал, что был с другой девушкой.

Деспонд вытер лоб.

— Что за чертовщина происходит в этом городе? — спросил он у потолка. — Новый вид сексуальных оргий!

Действительно, с тех пор, как два дня назад в Лас-Вегас прибыли «Ветераны Секс-Революции», в городе начались самые разные сексуальные оргии. «Бригада Хью М. Хефнера» сняла два этажа отеля «Пески», наняла целую толпу профессиональных проституток и до сих пор не вышла из номеров, чтобы примкнуть к «Бригаде Альфреда Кинси», «Партизанам Нормана Мейлера» и всем остальным, маршировавшим туда и обратно по Стрипу, брызгавшим между ног молоденьким девушкам из водяных пистолетов, передававшим по рукам бутылки с самогоном, повсеместно блокировавшим уличное движение и крайне досаждавшим пешеходам. Сам доктор Найсмит после нескольких символических выходов избегал массовых развлечений. Он уединился в номере люкс, чтобы поработать над новым письмом, призывающим к сбору денежных средств для «Фонда Колосса Йорба-Линдского». Вообще, ВСР, как и «Белые герои, противостоящие красному экстремизму», относились к разряду малых проектов и приносили гроши. Большинство настоящих ветеранов сексуальной революции давно согнулись под гнётом сифилиса, брака, детей, алиментов или ещё какой-нибудь заразы, и мало кто из белых людей изъявлял готовность противостоять красному экстремизму тем идиотским способом, который предлагался в брошюрах Найсмита. В обоих случаях ему удалось разглядеть две шизофренические ниши, которые до него никто не эксплуатировал, и быстро их занять. Общество «Джон Диллинджер умер за тебя», которым он неимоверно гордился, поскольку это была, пожалуй, самая невероятная религия за долгую историю человеческого увлечения метафизикой, тоже приносило немалый ежегодный доход. Но настоящие деньги давал «Фонд Колосса Йорба-Линдского», который уже несколько лет успешно собирал средства на сооружение героического монумента — из цельного золота и на три метра выше Статуи Свободы — бывшему президенту-мученику Ричарду Милхаусу Никсону. Этот монумент, оплаченный чуть ли не двадцатью миллионами американцев, которые все ещё любили и уважали Никсона несмотря на его чудовищную ложь Конгрессу, министерству юстиции, прессе, телевидению, судам и т. д., будет стоять при въезде в Йорба-Линду, малую родину Хитрого Дика, и грозно хмуриться в сторону Азии, чтобы эти подонки не смели и думать напасть на Дядюшку Сэма. Около правой ноги гигантского идола — верный Чекере, с обожанием заглядывающий хозяину в глаза; левой ногой колосс попирает раздавленную аллегорическую фигуру, символизирующую Сезара Чавеса. В правой руке Великий Человек держит пучок салата-латука, а в левой — магнитофонную катушку. Все это настолько пришлось по душе Американцам-Фундаменталистам, что Фондом Колосса были уже собраны сотни тысяч долларов. Для бегства вместе с деньгами вкладчиков Найсмит уже присмотрел уютное местечко в Непале.

Найсмит был невысоким худощавым мужчиной и, подобно многим техасцам, носил ковбойскую шляпу (хотя никогда не пас стада) и усы фасона «бандито» (хотя все его экспроприации опирались на обман, а не на силу). Кроме того, как гражданин своей страны в данный исторический период, он был необычайно честным человеком. В отличие от большинства корпораций нашей эпохи, ни одно из его предприятий не травило и не калечило клиентов, у которых он брал деньги. Единственным его пороком был цинизм, опиравшийся на отсутствие воображения: большинство своих сограждан он считал полными идиотами и наивно полагал, что потакает их причудам, когда рассказывает, что обширный заговор иллюминатов контролирует денежные ресурсы и процентные ставки или что бандит тридцатых годов был, в определённом смысле, спасителем умирающего человеческого духа. Ему никогда не приходило в голову, что в этих глупостях есть доля истины. Короче говоря, хотя Найсмит и был уроженцем Техаса, он был лишён тонкости, эмоциональности и глубокой поэтичности точно так же, как и любой нью-йоркский интеллектуал.

Однако его цинизм сослужил ему прекрасную службу, когда после визита к гостиничному врачу в связи с появлением странных симптомов его очень быстро увезли в так называемый «пункт министерства здравоохранения США», укомплектованный типами, в которых он мгновенно распознал органы. Доктор Найсмит прищурился, сосредоточился и, когда его начали спрашивать, лгал так виртуозно, как умеет лгать только прожжённый техасский мошенник старой закалки.

— Это перешло к вам от того, кто находился с вами в физическом контакте. Значит, либо вы ехали в переполненном лифте, либо заразились от проститутки. Какой вариант верен?

Найсмит сначала вспомнил о столкновении на тротуаре с Лилипутом и похожим на хорька типом с огромным чемоданом, но внутреннее чутьё ему подсказало, что органы явно склоняются ко второму варианту. Они ищут женщину, и если сказать им то, что они хотят услышать, ему не станут задавать вопросы личного характера.

— Я был с проституткой, — сказал он, пытаясь изобразить смущение.

— Можете её описать?

Он начал вспоминать проституток, которых видел с другими делегатами ВСР, и в памяти отчётливо всплыла одна из них. Как человек добрый, он не хотел втягивать невинную шлюху в это дело (каким бы оно ни было), и поэтому подмешал к её словесному портрету описание другой женщины — первой женщины, с которой у него получился половой акт в далёкой юности.

К несчастью для благих намерений доктора Найсмита, полиция никогда не рассчитывала, что описания очевидца будут соответствовать внешности человека во всех отношениях, поэтому полученные от него данные ввели в закодированном виде в вычислительную машину «Ай-Би-Эм». Машина перебрала картотеку на несколько сотен проституток, чьи приметы были собраны и закодированы за последние двадцать четыре часа, и выплюнула наружу три карточки. В каждой из них количество сходств с выдуманным Найсмитом женским образом превышало количество отличий. Пропустив эти три карточки через другую машинную программу, учитывавшую лишь те физические характеристики, которые чаще всего вспоминаются правильно, специалисты в конце концов остановились на Бонни Квинт. Через сорок пять минут она сидела в кабинете Эсперандо Деспонда, нервно поправляя норковое боа, теребя подол своей мини-юбочки, ловко уклоняясь от ответов на вопросы и хорошо помня голос Кармела: «Я вот возьму ремень! Моли Господа, когда я возьму ремень!». К тому же она испытывала жгучую боль от инъекции.

— Ты не работаешь на себя, — злобно повторял Деспонд в пятый раз. — В этом городе Мафия воткнёт тебе нож в задницу и отломает рукоятку, если ты попытаешься работать на себя. У тебя есть сутенёр. Так что, врезать тебе по харе или ты назовёшь его имя?

— Не надо на неё давить, — сказал Тобиас Найт. — Она всего лишь бедная растерянная девочка. Тебе ведь нет и двадцати, верно? — ласково спросил он. — Дай ей возможность подумать. Она все сделает правильно. Зачем ей покрывать паршивого сутенёра, который постоянно её эксплуатирует? — Он взглянул на неё ободряюще.

— Бедная растерянная девочка, твою мать! — взорвался Деспонд. — Это вопрос жизни и смерти, и я не позволю какой-то черномазой шлюхе водить нас за нос. — Он отлично играл роль злого следователя, который буквально дрожит от едва сдерживаемого бешенства. — Так бы и вломил ей ногой по башке, — добавил он.

Найт, разыгрывавший доброго следователя, выглядел потрясённым.

— Это не очень профессионально, — печально произнёс он. -Ты переутомился и пугаешь бедную девочку.

Три часа спустя — когда Деспонд уже почти исчерпал весь свой арсенал психических атак и делал вид, что хочет обезглавить бедняжку Бонни Квинт ножом для вскрытия конвертов, а Найт настолько вжился в образ отца и защитника, что они с Бонни почти окончательно поверили, что на самом деле она его родная блудная дочка, — в судорожных всхлипываниях на свет явилось точное описание примет Кармела и его адрес.

Ещё через двенадцать минут Рой Юбу сообщил из радиофицированного автомобиля, что Кармела в доме нет, но его видели за рулём джипа, который ехал в юго-западном направлении из Лас-Вегаса. На заднем сиденье был большой чемодан.

В последующие восемнадцать часов на разных дорогах к юго-западу от Лас-Вегаса были задержаны одиннадцать мужчин, ехавших в джипах, но ни один из них не был Кармелом, хотя их рост, вес и общие физические приметы приблизительно совпадали с описанием Бонни Квинт, а у двоих даже были большие чемоданы. В течение суток после этого на северных, южных, восточных и западных дорогах была задержана почти тысяча мужчин всех весовых и возрастных категорий в машинах, порой даже отдалённо не напоминавших джипы, причём некоторые из них ехали в Лас-Вегас, а не из него! Но ни один из них, увы, не был Кармелом.

Среди множества людей, шатавшихся по базе «Дверь в пустыню» и Лас-Вегасу с удостоверениями министерства здравоохранения США, был один, который действительно работал в этой организации. Обладатель высокого сухопарого тела и мрачного выражения лица, отдалённо напоминавший покойного великого Бориса Карлоффа, он звался Фредом Филиарисусом. Наделённый специальными полномочиями Белого дома, доктор Филиарисус имел право на доступ ко всему, что знали учёные, работавшие над этим проектом, в том числе к информации о протекании заболевания у первых инфицированных, из которых двое успели умереть прежде, чем на них подействовало противоядие, а трое демонстрировали полное отсутствие симптомов, хотя и были заражены. Кроме того, у него был доступ к информации, поступавшей от ЦРУ и ФБР, поэтому ему не приходилось ставить офисы обоих ведомств на прослушивание. Вот почему именно он был тем человеком, который правильно понял положение дел и в одиннадцать часов утра 30 апреля докладывал о ситуации Белому дому.

— Некоторые люди обладают природным иммунитетом против антракс-лепра-пи, мистер Президент, — сказал Филиарисус. — К сожалению, они служат переносчиками возбудителя заболевания. Три таких бациллоносителя выявлены и находятся на базе, но с математической, научной определённостью мы можем утверждать, что четвёртый все ещё на свободе.

Все лгали представителям ФБР и ЦРУ, сэр. Все боялись наказания за разные виды деятельности, запрещённые законом. Все попытки найти хоть какую-нибудь логику в их рассказах, сопоставляя и перетасовывая показания, оказались безуспешны. Каждый свидетель о чем-нибудь лгал. Как правило, даже о нескольких вещах. Реальное положение дел вовсе не такое, как нам кажется. Короче говоря, государство, будучи карательным органом, с самого начала выступало фактором искажения, и мне пришлось воспользоваться уравнениями теории информации, чтобы определить степень искажения в данном случае. Я бы сказал, что открытие, которое я в конце концов сделал, может иметь универсальное применение: ни один руководящий орган никогда не сможет получить точное представление о реальности со слов тех, на кого распространяется его руководство. С точки зрения информационного анализа, государство— это не инструмент закона и порядка, а инструмент закона и беспорядка. Прошу прощения, что я вынужден называть вещи своими именами, но мы должны иметь это в виду, когда подобные ситуации возникнут в будущем.

— Он говорит, как поганый анархист, — пробормотал Вице-президент.

— Реальное положение дел, с вероятностью 97 %, выглядит так, — продолжал между тем Филиарисус. — У доктора Мочениго был лишь один половой контакт, и его сексуальная партнёрша умерла. ФБР выдвинуло правильную гипотезу: потом кто-то из её круга спрятал тело, вероятно, в пустыне, чтобы избежать проблем с правоохранительными органами. Если бы проституция была легализована, возможно, этого кошмара никогда бы не было.

— Я же говорю, что он анархист, — прорычал Вице-президент. — И к тому же сексуальный маньяк!

— Человек, спрятавший её тело, — продолжал Филиарисус, — и есть наш четвёртый бациллоноситель, который, возможно, обладает природным иммунитетом, но несёт смерть остальным. Именно этот человек заразил мистера Чейни и доктора Найсмита. Возможно, этот человек — не проститутка. Эти люди лгали, помимо прочего, ещё и потому, что знали, какие слова хотят от них услышать агенты правительственных учреждений. Когда люди попадают в руки к власти, они говорят, а также делают то, что, как им кажется, она от них ожидает — и это ещё одна причина, по которой государству всегда будет нелегко узнать правду о чем бы то ни было.

Единственная гипотеза, которая не противоречит математической логике после введения всех известных данных в компьютер, состоит в том, что четвёртый бациллоноситель — это исчезнувший сутенёр, мистер Кармел. Не ощущая никаких симптомов заболевания, он не подозревает, что служит переносчиком самого опасного заболевания в мире. По причинам личного характера, о которых мы можем лишь догадываться, он скрывается с тех пор, как избавился от тела мёртвой женщины. Возможно, он опасался, что труп могут найти, а его самого обвинить в убийстве. Или же он мог руководствоваться какими-то иными соображениями, не имевшими отношения к её смерти. После этого он вступал в контакт с людьми только два раза. Смею предположить, что его отношения с мисс Квинт носили сугубо профессиональный характер; он либо её бил, либо вступал с ней в половую связь. Его контакт с доктором Найсмитом и мистером Чейни был совершенно случайным и, возможно, даже произошёл в переполненном лифте, как предположил мистер Деспонд. После чего он, так сказать, ушёл в подполье.

Вот почему у нас только три случая заболевания вместо тысяч и миллионов, как мы опасались.

Однако проблема по-прежнему остаётся нерешённой. Как человек, обладающий иммунитетом против этого заболевания, Кармел не знает, что служит переносчиком его возбудителя, пока ему об этом не скажут. А это значит, что в один прекрасный момент он где-то всплывёт. Когда он выйдет из подполья, мы об этом узнаем по вспышкам заболевания антракс-лепра-пи в окрестностях. И в тот момент, сэр, весь этот кошмар начнётся снова.

Значит, нам остаётся лишь уповать, и компьютер в этом меня поддерживает, на общественную бдительность. Мы должны обнародовать факты и намеренно вызвать панику, которой хотели избежать. Каждому средству массовой информации в стране следует предоставить полную информацию о потенциальной опасности и добиться, чтобы повсюду циркулировало описание примет Кармела. Это наш единственный шанс. Нужно найти этого человека, эту ходячую биологическую машину смерти.

Психологи и социологи ввели в компьютер все факты, имеющие отношение не только к данному делу, но и к случаям прежних вспышек эпидемий, вслед за которыми возникала паника. С вероятностью 93 % компьютер выдал прогноз, что из-за паники, которая охватит всю страну, повсюду придётся вводить военное положение. В качестве первого шага понадобится посадить всех либералов в Конгрессе под домашний арест, а у Верховного Суда отобрать все его полномочия. В каждый город нужно будет направить армию и национальную гвардию с целью отмены политических решений всех местных властей. Короче говоря, до окончания действия чрезвычайного положения в стране демократия будет приостановлена.

— Он не анархист, — сказал министр внутренних дел. — Он отпетый фашист.

— Он реалист, — сказал Президент, ясно мыслящий, решительный, быстро соображающий и явно одуревший до состояния, граничащего с шизофренией, в результате приёма трех традиционных транквилизаторов, повышенной дозы амфетаминов и горсти маленьких «таблеток счастья» под названием демерол. — Немедленно начинаем реализовывать его план.

Так были похоронены те жалкие полуистлевшие останки Билля о правах, которые ещё сохранились в четвёртое десятилетие холодной войны, — похоронены временно, как считали все присутствовавшие. В тот день, завершающийся Вальпургиевой ночью, доктор Филиарисус, которого Древние Видящие Иллюминаты Баварии знали под именем Гракха Груада, завершил проект, начатый в канун дня Сретения, когда доктору Мочениго навеяли первый сон про антракс-лепра-пи. Естественно, иллюминаты, которым эти дни были известны под другими, намного более древними названиями, считали, что Билль о правах похоронен навсегда.

(За два часа до беседы доктора Филиарисуса с Президентом четверо из пяти Первоиллюминатов мира встретились на старом кладбище в Инголыитадте; пятый присоединиться к ним не мог. Они сошлись во мнении, что все идёт по плану, но одна опасность сохраняется: никто в ордене, включая самых сильных экстрасенсоров, не смог найти Кармела. Опираясь на надгробную плиту (на которой Адам Вейсгаупт некогда совершал настолько необычные ритуалы, что порождённая ими психическая вибрация затронула многие впечатлительные души Европы, приведя к созданию таких своеобразных литературных произведений, как «Монах» Льюиса, «Мелъмот» Метьюрина, «Замок Отранто» Уолпола, «Франкенштейн» мистера Шелли и «Сто двадцать дней Содома» де Сада), старейший из четырех сказал:

— Все может провалиться, если какой-нибудь личел найдёт сутенёра ещё до того, как он успеет заразить пару городов.

Личелами (сокращение от «лишь человеки»[25]) они называли потомков тех, кто не был частью изначального Неразрывного Круга.

— Почему ни один из наших ультра сенситивов не может его найти? — поинтересовался другой. — У него совсем нет эго, нет души?

— У него есть вибрация, но она не совсем человеческая. Каждый раз, когда нам кажется, что мы его засекли, мы обычно имеем дело с банковским хранилищем или сейфом какого-нибудь миллионера-параноика, — ответил старейший.

— Растёт число американцев, с которыми у нас возникает та же проблема, — мрачно прокомментировал третий. — Мы слишком хорошо поработали с этой нацией. Они настолько сильно зациклены на этих кусках бумаги, что все остальные психические импульсы просто не считываются.

В беседу вступила четвёртая.

— Сейчас нет основания для беспокойства, братья мои. План фактически реализован, и отсутствие у этого человека обычных качеств личела сослужит нам добрую службу, когда мы все же его найдём. Нет эго — нет и сопротивления. Мы сможем управлять им, как нам заблагорассудится. Звезды выстроились, Тот, Чьё Имя Неназываемо, с нетерпением ждёт, и теперь мы должны быть бесстрашными!

Она говорила с энтузиазмом.

Остальные кивнули.

— Heute die Welt, Morgens das SonnensystemP [26]— с горячностью выкрикнул старейший.

— Heute die Welt, — повторили за ним все, — Morgens das Sonnen-system!)