Брейди переехал на Бэннок-стрит, - по адресу Майры, - в июне 1963 года. В начале 1964 бабушке сообщили, что Бэннок-стрит подлежит сносу, а ей передают дом в новом пригороде Хаттерсли, ближе к болотистой местности... Они переехали в сентябре того года. Между тем другой двенадцатилетний мальчик исчез. 16 июня Кейт Беннетт собрался провести ночь в доме своей бабушки в Лонгсайте, районе Манчестера. Это было то место, где Брейди жил до тех пор, пока не переехал к Майре; он до сих пор регулярно навещал свою мать. Было восемь часов вечера, когда Кейт на прощанье помахал рукой маме, которая шла играть в бинго. На следующее утро его мать позвонила бабушке, чтобы забрать его (и его брата), но он не приходил. Бабушка не беспокоилась; она предполагала, что он остался дома. В семье было восемь детей, и кто-нибудь из них оставался у бабушки каждую ночь. Кейт Беннет пропал, как и Полина Рид.
В мае младшая сестра Майры, Морин, обнаружила, что беременна; отцом был шестнадцатилетний юноша, Дэвид Смит, который был не в ладах с полицией из-за нескольких мелких правонарушений. Он женился на Морин в августе. Накануне свадьбы он позвонил на Бэннок-стрит и познакомился с Иэном Брейди. Брейди проникся симпатией к шестнадцатилетнему подростку и рассказывал о Гитлере, когда они пили вино. На следующий день Майра и Брейди отвезли молодоженов на озеро, и отношения между мужчинами продолжали развиваться. Брейди увидел шанс получить еще одного поклонника. В конце концов, прирожденный лидер нуждался в более чем одном последователе...
В течение следующего месяца Смиты многое узнали о Брейди и Майре. Они переехали на Уайлс-стрит, где жила Паулин Риди. Брейди запасся большим количеством дешевого красного вина, - он обнаружил, что испанское вино дешевле немецкого, - и постепенно посвятил Дэвида Смита в свои тайны. Он подробно излагал идеи де Сада и обнаружил, что Смит - сообразительный ученик. Не составило никакого труда убедить Смита в том, что каждый бы совершал преступления, если бы не боялся - или не был бы рабом ложных нравственных принципов. Смит начал вести дневник, в котором писал: «Каждый мужчина и женщина является одним из двух, садистом или мазохистом. Всего лишь небольшая практика позволит понять, что они чувствуют». «Изнасилование - это не преступление, это состояние сознания. Убийство - это хобби, и высшее удовольствие». «Бог - это болезнь, чума, камень на шее человека... Бог - это предрассудок, рак, который разъедает мозг». «Садизм - это высшее удовольствие». Дэвид Смит был подходящим учеником; на самом деле, выдержки предполагают, что он самостоятельно создал свою философию.
Позже Брейди говорил об ограблении банков, о создании своего маленького преступного синдиката. Трудно узнать, было ли это серьезным намерением, или Брейди только повторял тактику, которую использовал для того, чтобы «обратить» Майру. Он показал Смиту два своих пистолета, и они «присматривались» к банкам и рисовали детальные планы. Но все это ни к чему не привело.
В сентябре 1964 года Брейди, Майра Хиндли и «бабушка» переехали в Хаттерсли, на Уордл-Брук-Авеню, 16, последний дом в блоке из четырех домов в растущем вдоль улицы ряду построек. Он был маленьким, но вполне вместительным для трех человек. Смит продолжал их навещать, и они обсуждали ограбления банков без действительных намерений.
В День Подарков
в 1965 году Брейди и Майра Хиндли убили десятилетнюю девочку, Лесли Энн Дауни, которую они подобрали на ярмарочной площади в Анкоутсе, центральном районе Манчестера. Для каждого, кто хронологически следил за делом и находил мотивацию непостижимой, это убийство подобно вспышке света, которая неожиданно все делает все ясным. В тот день Майра отвезла бабушку навестить дядю в Дьюкинфилде - как она обычно делала по субботам. Но вместо того чтобы вернуться в девять вечера, она вернулась на два часа позже, объясняя, что на дороге была снежная буря и что было бы лучше, если бы бабушка провела ночь там, где была. Бабушка возражала, ссылаясь на то, что ей придется спать на полу, но Майра была на редкость упряма и уехала назад в Хаттерсли в 11:30.
Лесли Энн Дауни пошла на ярмарку в Халм-Холл-Лэнн сразу после полудня; по дороге домой с другом она решила вернуться, чтобы посмотреть еще разок. Брейди и Майра Хиндли должны были забрать ее около шести часов. Они были намерены сделать порнографические фотографии ребенка, а затем избавиться от нее, как они избавлялись от остальных. Они записали то, что произошло, - но крайней мере, в течение первых семнадцати минут, - на пленку. Брейди спрашивал ее имя. По каким-то причинам она назвала ложную фамилию. «Я должна вернуться домой до восьми часов, честно...». Снова фоновая музыка певцов Рея Кониффа, - для того, чтобы заглушить детский голос, - Брейди и Майра Хиндли продолжали приказывать ей «положить его внутрь, положить его внутрь глубже...» Девочка кричала, плакала и просила, чтобы ее отпустили. Майра Хиндли сказала: «Тише! Заткнись, или я выйду из себя и ударю тебя». Вероятно, то, что произошло потом, не было полноценной пыткой, но чем-то, что скорее испугало девочку, чем преднамеренно ранило ее. И это единственное, что можно сказать в защиту пары. Эмлин Уильяме замечает: «Я специально подчеркиваю, что в сравнении с жестокостью, известной по слухам, настоящая относительно умеренна». Они сделали девять фотографий девочки в различных позах. Эмлин Уильяме пишет, что они напоминают балетные упражнения; она обнажена, шарф обмотан вокруг ее рта, она поднимает руки или ноги по приказу фотографа; на девятой фотографии она смотрит в камеру, и ее руки подняты в молитвенном жесте. Они были пока еще порнографами-любителями, а не садистами-маньяками, стремящимися причинить мучения. Но все же убийство
былочастью плана, поскольку была мысль о теле, сожженном на болотах, которая оправдывала всю затею. Это подтверждало их чувство, что они были не просто два низкооплачиваемых офисных работника, пойманные в ловушку жизни рабочего класса, а Враги Общества, опасные революционеры. Для того чтобы оправдать это чувство, они даже отправились на болота в прохладную погоду и спали в ямах, укрытые несколькими шерстяными одеялами. Спать подобным образом было своего рода аскетическим упражнением, - но дающим смысл по
их собственноймифологии. По образу жизни и действиям Брейди и Хиндли не были ни святыми, ни апостолами. Святой сидит в своей пещере и размышляет о распятии. Они размышляли о наставлениях де Сада и о телах, лежащих под ними. Дэвид Смит заметил, что после последнего убийства они выглядели изнуренными и пресыщенными, как будто сексуально удовлетворенными. Но существуют другие вещи помимо секса, которые могут привести к эмоциональному катарсису: искусство и религия, например. В то время, когда тела были выкопаны на болотах, комментатор Би-Би-Си заметил, что ходят слухи о том, что все это дело было связано с колдовством и черной магией. И в определенном отношении так и было. Они были словно служители культа черной магии, выполнявшие свою собственную богохульную церемонию. В результате они создали свою собственную религию, чем-то схожую с религией индусской секты Душителей, которая рассматривает убийство как религиозный долг.
Отправной точкой их религии был секс. И, несомненно, поэтому с такой легкостью был обращен Дэвид Смит. Среди цитат де Сада в его дневнике были длинные выдержки, переписанные из романов, подобных «Политическому авантюристу» и «Вечному Огню». Теперь оба эти романа считаются порнографическими в специальном смысле. Они просто разделяют предположение, что современный мужчина страдает от сексуальных расстройств и нуждается в книгах как вспомогательных средствах для мастурбации и что в двадцатом веке ни один горожанин «досыта не наедается» сексом. Как это может быть, если он постоянно вспоминает об этом из-за девушек в мини-юбках и рекламы нижнего белья? В книге Шоу «Майор Барбара» Андершафт говорит «Я морализировал и умирал от желания, пока однажды не поклялся, что буду сытым свободным человеком любой ценой; что ничто не сможет остановить меня, кроме пули...» Брейди, укрепленный де Садом, принял то же решение о сексе. Все, что было нужно - это вера в то, что нет ничего неправильного в том, чтобы рассматривать других люден как предметы, как мы рассматриваем животных, которых едим на ужин.
Основная вещь, которую вспоминают о Майре Хиндли в большинстве случаев, это то, что она была тихой обыкновенной девушкой с нормальными наклонностями. Ее любовь к собакам была исключительной; когда позже она услышала, что ее собственная собака умерла, когда была в руках полиции, она закричала: «Они просто шайка кровавых убийц». Это само по себе может свидетельствовать о том, что никакой реальной физической жестокости на практике по отношению к детям не было, - по крайней мере, ради самой жестокости. Ребенок предназначался в качестве «реквизита» для сексуальной оргии, подобно плети или черным кружевным трусикам. В «Хрониках убийства» я упоминал два современных случая, в которых пара предлагала подвезти молодых девушек, и женщина помогала удерживать девушку, пока мужчина насиловал ее. В случае, который произошел в Чатеме, графство Кент, в 1968 году, миссис Джойс Баллард, тридцати лет, призналась, что она заманила двенадцатилетнюю девочку в свою квартиру, чтобы се муж Роберт Баллард смог надругаться над ней. Баллард, который был увлечен книгами о пытках и колдовстве, связал девушку, вскрыл ей вены и воткнул в нее нож, затем совершил самоубийство. Жена была приговорена к трем годам тюремного заключения, женщина разделяла мужские сексуальные фантазии и получала сексуальное удовлетворение, наблюдая за изнасилованием. Это было основой взаимоотношений Брейди и Хиндли.
25 сентября 1965 года, спустя девять месяцев после исчезновения Лесли Энн Дауни, Дэвид Смит пригласил Брейди, и в ходе пьянки был посвящен в тайну Брейди. Брейди спросил, убивал ли он когда-либо кого-либо, и затем сказал: «Я убивал - трех или четырех. Тела похоронены на болотах». Он так же сказал Смиту, что однажды остановил машину на пустынной улице (Майра Хиндли должна была водить, поскольку Брейди не мог) и застрелил пассажира. В любом случае Смит не верил Брейди до конца. Но, выговорившись, Брейди поверил, что в это время Смит стал человеком, вовлеченным в убийства. Он мог сожалеть о том, что рассказал Смиту; с другой стороны, может быть, он просто хотел записать еще одного члена в секту убийц и, возможно, включил в этот список и Морин Смит тоже. (В это время их ребенок умер, и семья Смитов также переехала в Хаттерсли.)
Затем, днем позже, 6 октября, план вовлечения Смита вступил в силу. Они решили, что жертвой на этот раз будет гомосексуалист, которого они подберут в одном из гей-баров в районе Оксфорд-стрит. Где-то между 9 и 11 тем вечером они подружились с семнадцатилетним подростком, Эдвардом Эвансом, гомосексуалистом.
В 11.30 той ночью Майра Хиндли позвонила в дверной звонок квартиры Смитов. Она сказала, что у нее есть послание от матери для Морин. Несколько минут спустя она попросила Дэвида Смита проводить ее до дома. Когда они подходили к Уордл-Брук-Хауз, она попросила его зайти внутрь, чтобы забрать несколько маленьких бутылочек вина. Смит зашел на кухню, где Брейди дал ему в руки несколько бутылок, затем вышел, «чтобы отдохнуть». Через мгновение раздался громкий крик, и Майра завизжала: «Дэйв, помоги ему». Смит вбежал в гостиную и увидел Брейди, бьющего Эдварда Эванса топором. Показалось, что подростку потребовалось много времени, чтобы свалиться. Когда он, в конце концов, лежал на полу лицом вниз, Брейди нанес ему последний удар топором - он ударил задней частью топора, топорищем, чтобы избежать крови. Был шум, словно булькающий звук - смертельный треск. После этого Брейди взял шнур и задушил тело, которое все еще дергалось в конвульсиях. Он все время ругался. Двух лающих собак Майры успокоили. Брейди протянул топор Дэвиду Смиту: «Почувствуй его вес». Он хотел, чтобы Смит оставил отпечатки пальцев на рукоятке: Смит взял его, затем протянул обратно. Комната была покрыта пятнами крови. В этот момент бабушка спустилась вниз, чтобы спросить, из-за чего был весь шум. Майра крикнула в ответ, что уронила магнитофон себе на ногу. Брейди, видя, что Смит побледнел, протянул ему стакан вина. Тело лежало на полу, все трое отмывали комнату с помощью швабры и ведра воды. После этого, труп завернули в полиэтиленовую пленку. Смит заметил, что ширинка была расстегнута. Тело тащили вверх по лестнице, - Брейди шутил: «Эдди весит как мертвый», - в комнату Майры. Брейди прихрамывал; он ударился коленом, когда Эванс рухнул на пол. После этого они пили чай, и Майра вспомнила о времени, когда полицейский остановился поговорить с ней, пока Брейди закапывал тело. После этого Смит согласился вернуться на следующий день со старой ручной тележкой, чтобы перенести тело в машину. Сразу после трех Дэвид Смит ушел. Когда он пришел домой, он был смертельно бледен, он рассказал Морин, что случилось. Это Морин решила, что они должны пойти в полицию. Они ждали, пока рассветет - Смит боялся, что Брейди мог наблюдать за квартирой, готовясь напасть на него, если он сделает движение по направлению к телефону. Затем, спрятав кухонный нож и отвертку под плащ, Смит сполз по ступенькам, а за ним следовала Морин.
В 8.40 на следующее утро - 7 октября - мужчина, одетый как торговый агент пекаря, постучал в дверь дома номер 16 по Уордл-Брук-Авеню. Когда Майра Хиндли, протирая сонные глаза, подошла к двери, мужчина представился как офицер полиции и сказал, что у них есть причина подозревать, что в доме находится мертвое тело. Брейди был на диване в гостиной и писал записку, объясняющую, почему он не пойдет на работу в этот день. На нем был только халат. Старший полицейский офицер Талбот, - он был одет как торговый агент и держал пистолет наготове, - присоединился к детективу. Они потребовали разрешить им обойти дом. Подойдя к закрытой спальне, они попросили ключ. Майра сказала, что он остался на работе, и полицейские предложили доставить ее туда, чтобы забрать ключ. В этот момент Брейди сказал: «Тебе лучше рассказать им... Здесь была драка прошлой ночью. Это здесь...» Под окном в спальне лежал пластиковый сверток, очевидно, тело. В коробке из-под обуви в той же комнате были обнаружены два заряженных револьвера.
В доме были найдены улики, которых было достаточно для того, чтобы обвинить Брейди в преднамеренном убийстве Эдварда Эванса, включая дневник с записями планов, как избавиться от тела. Тетрадь также содержала имя «Джон Килбрайд». Майра Хиндли была отпущена на свободу и решила остаться со своей матерью. Четыре дня спустя она была обвинена в соучастии.
При тщательном обыске дома полиция обнаружила билет от камеры хранения в корешке молитвенника. Он привел их на Манчестерскую центральную станцию, где они обнаружили два чемодана В них, оказалось, были порнографические фотографии, записи, книги о сексе и пытках, дубинки, парики, маски и записки по ограблению банков. Фотографии включали девять фото Лесли Энн Дауни, и ее голос был слышен на записи.
Но они не сдавались и не признавались в преступлениях. Брейди продолжал утверждать, что Лесли привели в дом двое мужчин, и они же увели ее после того, как сделали снимки. Он знал, что у него нет никакого шанса избежать пожизненного заключения, но он не намеревался отступать ни на дюйм.
Через два дома от них жила двенадцатилетняя девочка, Патриция Ходжес, которая дружила с парой. Она сказала полиции, что ходила на болота вместе с ними, и ей давали пить вино. Она привела полицию к тому месту, где парковалась Майра Хиндли. Это было близко к месту под названием Холин-Браун-Нолл. Поиск начался. Метод заключался в том, чтобы искать любой клочок земли, который можно раскопать, затем воткнуть длинную палку в землю через торф и унюхать запах физического разложения. Шесть дней спустя полиция заметила кость, торчащую из куска обнаженной земли. На три фута глубже они нашли обнаженное тело Лесли Энн Дауни, ее одежду и ее обувь. Место, где был похоронен Джон Килбрайд, было найдено благодаря фотографии, на которой Майра Хиндли стояла на коленях с собакой; она подтвердила, что стояла на могиле.
На суде не было никаких сюрпризов. Пара была обвинена в трех убийствах. Большинство ужасающих моментов произошло, когда запись Лесли Энн Дауни проигрывали в здании суда. Майра Хиндли повесила голову и сказала: «Мне стыдно», но Брейди открыл упаковку жвачки и надул пузырь из одной из них. Брейди показывал характер, чтобы отомстить Смиту, делая все возможное, чтобы свалить на него убийство Лесли Энн Дауни и Эванса. Он также стремился отвечать на вопросы в педантичной манере школьного учителя, словно настаивая на своем статусе интеллектуала. Морис Ричардсон в «Обсервере» описал Майру: «Ее волосы, от природы каштановые, меняли цвета каждую неделю [заключения]. Сначала серебристо-сиреневые, затем ярко-канареечно-блондинистые. Она была большой девушкой с поразительным лицом; милый прямой нос, тонковатые изогнутые губы, достаточно тяжелый подбородок, голубые глаза. Ее полное лицо было почти красиво. В викторианскую эпоху ее бы оценили». На взгляд Ричардсона, это был случай истеричной влюбленности в психически больного человека и стремление разделить его иллюзии.
6 мая 1966 года оба были приговорены к пожизненному заключению. С этого времени появлялись нерегулярные новости о них: Майру поместили в одиночную камеру для ее собственной безопасности (убийцы детей общеизвестно не популярны в тюрьме), Брейди жестоко поссорился с Реймондом Моррисом, убийцей Кэннок Чейс, в самом охраняемом крыле Дарэмской тюрьмы. Брейди также несколько раз объявлял голодную забастовку, потому что администрация отказала ему в свидании с Майрой Хиндли. (Это любопытная особенность; во время заключения Майра заявила, что она любила и все еще любит его; она настойчиво наблюдала за Брейди все это время; Брейди, со своей стороны, не показывал никаких знаков подобной привязанности к Майре.) Лорд Лонгфорд, который переписывался с Брейди, поставил на заметку, что Брейди созрел и стал во многом не таким антиобщественным; на самом деле он показал склонность стремиться к добру своим товарищам по заключению. Но в июле 1971 года в газетной статье отмечено, что Брейди проявил признаки умственного помешательства, и его могут перевести в Бродмур. Морис Ричардсон цитирует чей-то комментарий, сделанный во время заключения: «Если эти двое и были в своем уме, то они давно должны были сойти с ума».
Глава седьмая. Синтез Достоевского
Всем здоровым существам требуется сфера для приложения своей энергии. Самое важное различие между социально привилегированными и непривилегированными людьми заключается в том, что дети богатых родителей могут выбрать более широкую сферу способов реализации своей энергии: катание на лыжах, альпинизм, охота на крупных животных, исследования, автогонки. В сравнении с этим у сына родителей из рабочего класса немного выходов для энергии; его свобода ограничена необходимостью иметь крышу над головой и есть хотя бы один раз в день. Он может проводить две недели своего ежегодного отпуска, исследуя пещеры или карабкаясь по горам; он может пойти служить в военно-морской флот, чтобы «увидеть мир»; он может стать хиппи и доехать автостопом туда, где климат теплее. Но что бы он ни делал, недостаток денег ограничит его свободу.
К счастью - для стабильности общества, - относительно небольшое число людей испытывает строгую потребность в поиске приключенческих способов рассеивания энергии. Уайтхед сказал: «Цивилизация не может выжить без приключений»; но это происходит из-за того, что прогресс цивилизации зависит от незначительного меньшинства инициативных личностей, «искателей приключений». Большинство людей не хотят платить за приключения, цена которым - дискомфорт и опасность. Но это инициативное меньшинство
нуждаетсяв испытании своих сил, если они стараются поддерживать свое умственное здоровье; без вызова они начинают задыхаться. Энергии, которые должны выливаться, застаиваются, и застоявшаяся энергия превращается в яд или в жир, как мускулы прекратившего тренировки атлета.
Сейчас, когда мое сознание здоровое и отдохнувшее, почти все, что я делаю, дает мне маленький «отклик» удовольствия: поглаживание кошки, стакан воды, запах свежей типографской краски, когда я открываю газету. Это может быть настолько маленький отклик, что я даже не распознаю его как удовольствие: я просто осознаю, что я
замечаювещи. Если я устану, или почувствую разочарование, или напрягусь, это чувство ускользнет. Я прекращу реагировать на вещи. Если я испытываю жажду, то выпиваю стакан воды; но это не приносит особенного удовольствия. Я начинаю смотреть на негативную сторону вещей. Если кошка трется о мою ногу и мурлычет, я испытываю раздражительное неприятие и думаю о том, что кошки подлые, льстивые животные, которые ни о ком не заботятся кроме самих себя...
Человек, который провел много времени в этом состоянии, прекращает испытывать нормальные чувства. Его воображаемый образ угасает. Он похож на человека, который начал частично глохнуть: он обычно совсем перестает слышать звуки ниже определенного уровня. Требуются очень сильные стимулы - приятные или болевые, - чтобы произвести обычный «отклик», и он стремится к землетрясению чувств, которое встряхнет его от его безразличия. Камю описал человека в этом состоянии в своем романе «Посторонний», и единственное, что встряхнуло его, была перспектива казни за убийство.
Мысли подобного человека естественным образом поворачиваются к преступлению (хотя это не то же самое, что сказать, дескать, он воплощает свои мечты в реальность). Подчиняясь тем же правилам, что и все остальные, не удастся удовлетворить его; он бы предпочел сделать что-нибудь более отчаянное: властным голосом поставить на место вот этого мужчину, побить вон того кричащего ребенка, разбить окно магазина, изнасиловать эту девушку... Если он пересечет границу между мыслью и действием, преступление, вероятно, будет сексуальным. Потому что секс это и
естьземлетрясение чувств, и мужское сексуальное стремление обладает этим безличным агрессивным компонентом.
Достоевский был первым писателем-романистом, который без сокращений и купюр произвел клиническое изучение этого типа личности, человека, который прекратил платить. Он также всю свою жизнь был захвачен темой немотивированного насилия. Он писал в своих тюремных воспоминаниях, «Записки из мертвого дома»:
Полное значение слова «виновен» понятно для человека, у которого нет свободы... Власти иногда удивляются, когда заключенный, живущий... тихо несколько лет, неожиданно начинает ни с того ни с сего, словно какой-то дьявол вселился в него, плохо себя вести, впадает в празднество, начинает скандалить и иногда даже берет на себя риск совершить правонарушение - показывая большое неуважение верховной власти, убивая или насилуя... Они видят это и изумляются. На самом деле, возможно, исключительная причина этого неожиданного взрыва человека, от которого можно меньше всего ожидать подобного, является страдальческим, лихорадочным выражением его собственной индивидуальности... желанием заявить о себе и о своей оскорбленной личности.
Все это для того, чтобы восстановить воображаемый образ. Пока Достоевский сам был кем-то вроде униженной личности, он вдохновлялся идеей брутальных характеров, которые используют мощную волю для собственной пользы. Это де Садовская тема: представление о ком-то, желающем причинить боль или искалечить более слабого человека исключительно ради самоутверждения. Что более показательно, Достоевский также был одержим идеей изнасилования или совращения несовершеннолетних девочек. Его первый роман, «Бедные люди», написанный в возрасте двадцати четырех лет (в 1844 году), взволновал русских критиков, потому что, казалось, он был полон жалости к несчастной молодой девушке Вареньке, соблазненной и преданной, и морального осуждения злодея, который торжествует в конце. На самом деле Достоевский был болезненно впечатлен идеей соблазнения и триумфом соблазнителя. Версилов, отрицательный герой садистского типа в романе «Подросток», Имеет склонность совращать несовершеннолетних девочек, а Свидригайлов в «Преступлении и наказании» и Ставрогин в «Бесах» действительно свершают изнасилование ребёнка.
Самой характерной особенностью Достоевского является его двойственность, его стремление разорваться между двумя конфликтующими эмоциями, как правило, - любовью и ненавистью. В раннем произведении «Неточка Незванова» высокомерная девочка Катя осыпает поцелуями Свою подругу детства Неточку и говорит ей: «Мне очень хотелось любить тебя, а потом вдруг ненавидеть захочется...» И это типично. Версилов в «Подростке» выдвигает предположение, что он одержим «двойником», который стоит за ним и заставляет его делать обратное тому, что он хочет делать. «Право, мысленно раздваиваюсь и ужасно этого боюсь. Точно подле вас стоит ваш двойник; вы сами умны и разумны, а тот непременно хочет сделать подле вас какую-нибудь бессмыслицу...» Это то, что По назвал «бесом противоречия». Он заставляет убийцу, который не в силах больше опасаться, что его вот-вот обнаружат, неожиданно во .весь голос закричать о своей вине на улице. Психолог Виктор Франкл назвал это «Законом запасных усилий».
Но значение этого раздвоения становится яснее в менее напряженных ситуациях. В «Подростке» Аркадий описывает, как его навестила мать, когда он был в школе-интернате: простая крестьянская женщина, она принесла ему немного еды. Он довел ее до слез, отказавшись принять еду, холодно заметив, что школьная еда более вкусная, и коротко обрезал ее полное слез прощание, указав, что остальные ребята смотрят, затем, когда она ушла, он рыдал от угрызений совести и хватался за носовой платок, который она ему дала. С другой стороны, рассказчик «Униженных и оскорбленных» замечает, что много раз испытывал подсознательное желание, чтобы кто-нибудь нанес ему рану или сказал слово, которое можно понять как оскорбление, так чтобы он потом мог выместить все зло на ком-нибудь. Когда Достоевский сам обнаружил, что женщина, в которую он был влюблен, перенесла свои чувства на школьного учителя без гроша в кармане, он немедленно стал лучшим другом учителя («он для меня дороже родного брата...») и заставил его сдать экзамен, который подготовил его для хорошо оплачиваемой работы.
Настоящая проблема в данном случае заключается в отсутствии воображения - в определенном и клиническом смысле. У ребенка есть жажда насильственных эмоций - приведений и ужасов, - потому что его жизнь в общем-то не богата событиями. Том Сойер не отказывает себе в удовольствии помечтать о том, что будет чувствовать тетя Полли, если он умрет... Все это - просто попытка подогреть прохладные эмоции, и это законное использование воображения. Если вы воображаете потерю кого-то, кого вы любили, эффект даст перефокусировка этой любви, чтобы пробудить признательность. Это словно переместиться из кошмара в давно знакомую комнату. Если точно выразить это соображение, мы наслаждаемся, слушая стук дождя по стеклу, когда мы в тепле и безопасности; это эффект превращения обычной комнаты - не особо интересной - в небесное наслаждение. Любовники могут поссориться по той же причине: потому что они обнаружили, что удовольствие от выдумывания сильнее, чем удовольствие от спокойствия и ухаживания без особых событий.
И здесь мы можем ясно увидеть, что настоящая проблема заключается в
скуке, в нашем стремлении принять что-то как «само собой разумеющееся» и упустить значение опыта «Где жизнь, которую мы потеряли живя?» Если вы пристально смотрите на неподвижный объект, ваш взгляд расплывается; если вы хотите избежать этого, вам надо сохранить перефокусировку. Это основа того, что неправильно в человечестве, того, что католики зовут первородным грехом: это стремление наших ценностей помутнеть в скуке. Кризис заставляет их перефокусироваться. Достоевский знал это из опыта - он был приговорен к смерти расстрельной бригадой и приговор отменили в последний момент. Такой опыт сохраняется у человека на всю жизнь, постоянно спасая его от незначительных эмоций. Но Достоевский был человеком высоких эмоций; самодисциплина никогда не была его сильной стороной. На самом деле, без опыта его тюремного заключения и ссылки в Сибирь он, возможно, никогда бы не стал крупным писателем. Отсюда его попытки
заставить себячувствовать, подвергая себя унижению. Отсюда потребность страдать в любых ситуациях, которые угрожали ему с завидным постоянством. В конце жизни он напоминал сварливого человека, который наслаждался пререканиями и провоцированием оскорблений, и, обижая людей, он любил затем устремиться к крайнему раскаянию и самоуничижению.
Все это равносильно недостатку воображения. Воображение - это сила предвкушения. Я не прыгаю в море полностью одетый - не важно, насколько мне жарко, - потому что я могу предвидеть неудобство. Воображение можно рассматривать как вид некоего регулятора моего психологического здоровья, это что-то вроде термостата. Если термостат не работает, человек может делать абсурдные вещи, пытаясь привести баланс в порядок. Ван Гог отрезал свое ухо. Т. Е. Лоуренс нанял кого-то, чтобы его выпороли.
В животном мире этот тип иррациональной реакции известен как «перемещенная активность». Зоолог Тимберген заметил, что когда колюшки оспаривают границы своих «территорий», обе особи неожиданно встают на головы в песок и начинают копать норы; злость обращается на песок. Серебристые чайки выдергивают траву; синицы вымещают свою ярость на листьях и почках. Фрэнк Харрис утверждает, что Карлейля видели разговаривающим с цветами поутру после своей первой брачной ночи - он обнаружил, что был импотентом. Это «перемещенная активность». Забивание гвоздей - это типичная перемещенная активность; это также можно увидеть в превратностях судьбы отца, когда у его жены есть ребенок. Перемещенная активность - это, строго говоря, не иррациональность; это просто более или менее сознательное решение позволить бесполезной энергии распространиться и найти отдушину через другой канал. Цель - восстановить эмоциональный баланс.
В случае Достоевского сомнительно, что эмоциональные потрясения происходили большей частью по его вине, были следствием типичной русской лени и потворства своим слабостям.