Фрэнсис Пол Вилсон
      "Враг"
      Апостол зла
      Автор выражает признательность маркизу де Саду за его порочную философию; Джорджу Хейдьюку, книга которого "Сделай меня счастливым" подсказала несколько гнусных трюков, использованных в романе; и, как всегда, Стивену Спруиллу и Альберту Цукерману за их неоценимую помощь.
      Часть первая
      Сейчас
      Сентябрь
      Глава 1
      Куинс, Нью-Йорк
      Собирается дождь.
      Мистер Вейер всеми костями чувствовал приближение летней грозы, сидя в тенистом уголке кладбища Святой Анны в Бейсайде. Уголок этот был в его полном распоряжении. В сущности, в его полном распоряжении были чуть ли не все пять районов Нью-Йорка. Выходные перед Днем труда. [День труда отмечается в США в первый понедельник сентября] И очень жаркие. Все, кто мог себе это позволить, уехали на север штата или на пляжи Лонг-Айленда. Остальные сидели по домам, прильнув к кондиционерам. Даже бездомные убрались с улиц, нырнув в относительную прохладу подземки. Солнце с подернутого дымкой полуденного неба изливало расплавленный огонь. Не было видно ни облачка. Но здесь, в тени склонившегося дуба, мистер Вейер знал, что погода скоро переменится, судя по усиливающейся ломоте в коленях, в пояснице, в спине.
      И еще кое-что переменится тоже. Может быть, все. И только к худшему.
      От случая к случаю он приходит в этот уголок кладбища с тех пор, как впервые почувствовал, что здесь что-то не так. Произошло это снежным зимним вечером пять лет назад. Через какое-то время он наконец нашел место могилу, что для кладбища, разумеется, совершенно естественно. Однако эта могила была не такая, как прочие. Ничем не отмеченная и не обозначенная. Кроме того, было еще одно отличие: на ней ничего не росло.
      В течение пяти последних лет мистер Вейер смотрел, как кладбищенские садовники пытаются засеять этот участок, выкладывают его дерном, даже высаживают газонные вечнозеленые травы и цветы вроде барвинка или плюща. Они прекрасно пускали корни вокруг, но ничего не приживалось на прямоугольном куске земли в четыре фута над могилой.
      Конечно, садовники не знали, что это могила. Об этом знали только мистер Вейер и тот, кто выкопал яму. И, разумеется, еще один, другой.
      Мистер Вейер не часто сюда приходит. Путешествия, даже в другую часть города, который он стал считать родным домом после окончания Второй мировой войны, даются ему нелегко. Прошли времена, когда он ходил, куда хотел, и никого не боялся. Теперь глаза его стали совсем плохи, спина закостенела и сгорбилась, при ходьбе он опирается на палку и передвигается медленно. У него тело восьмидесятилетнего старика, и он принимает соответствующие меры предосторожности.
      Однако его любопытство с возрастом не уменьшилось. Он не знает, кто выкопал эту могилу и кто в ней лежит. Но кто бы там внизу ни лежал, грязь, камни и сорные травы несут на себе след Врага.
      Враг неуклонно накапливает силу, вот уже больше двух десятилетий. Но крепчает осторожно, оставаясь невидимым. Почему? Противников у него нет. Чего он ждет? Сигнала? Особого случая? Возможно, ответ частично связан с тем, кто здесь погребен. Возможно, обитатель могилы не имеет отношения к затаившемуся Врагу.
      Это не важно - до тех пор, пока Враг остается в бездействии. Ибо чем дольше Враг медлит, тем ближе мистер Вейер к концу своих дней. А потом он уже не станет свидетелем воцарения хаоса и кошмара.
      По нему пробежала тень, неожиданный порыв ветра осушил выступившую на коже испарину. Он взглянул вверх. Набегали тучи, затмевая солнце. Пора идти.
      Он встал и в последний раз посмотрел на голую землю над непомеченной могилой. Он знает, что ему придется вернуться сюда снова. И снова. Слишком много вопросов вокруг этой могилы и ее обитателя. Он чувствует, что дело здесь не закончено.
      Ибо обитатель могилы не упокоился с миром. В сущности, не упокоился вообще.
      Мистер Вейер повернулся и нетвердой походкой пошел прочь с кладбища Святой Анны. Приятно будет оказаться в прохладной квартире, и задрать ноги, и выпить стакан чая со льдом. Хотелось бы верить, что жена скучает в его отсутствие, но Магда в своем состоянии, наверно, даже не понимает, что его нет.
      Глава 2
      Пендлтон, Северная Каролина
      Конвей-стрит была практически забита. Как автомобильная стоянка. Уилл Райерсон праздно сидел в старенькой "импале" с откидным верхом, застрявшей в пробке между едва ползущими впритирку друг к другу машинами, и смотрел на указатель нагрева радиатора. Стрелка надежно стояла в безопасных пределах.
      Он похлопал по приборному щитку. "Славная машина, хорошая девочка".
      Взглянул на часы. Нынче утром он и так поздновато выехал на работу, а теперь совсем опоздает. Уилл глубоко вздохнул. Ну и что? Трава в северном кампусе Дарнеллского университета может несколько лишних минут обождать еженедельной стрижки. Единственная проблема в том, что нынче утром он отвечает за рабочие бригады, и, если не появится вовремя, Джей-Би придется браться за руководство. А дел у Джей-Би и без того хватает. Поэтому он и повысил недавно Уилла в должности.
      Уилл Райерсон продвигается все выше и выше.
      Он улыбнулся при этой мысли. Его всегда влекло в академические круги, он мечтал проводить рабочие дни в кампусе крупного университета. Что ж, за три с чем-то последних года мечта стала реальностью. Если не считать того, что он ездит туда каждый день не затем, чтобы погружаться в накопленные за века знания, а затем, чтоб ухаживать за газонами.
      Разумеется, Уилл со своими учеными степенями вполне может преподавать в Дарнелле, но для подтверждения квалификации пришлось бы открыть свое прошлое, а этого он сделать не в состоянии.
      Он окинул себя взглядом в зеркальце заднего обзора - гладко зачесанные назад длинные волосы с пробивающейся сединой, еще влажные после утреннего душа, покрытый шрамами лоб, перебитый нос, окладистая седеющая борода. Только ясные голубые глаза остались от прежнего облика. Была бы жива мама, даже она с трудом узнала бы теперь сына.
      Он заглянул подальше вперед. Где-то там, должно быть, произошла авария. Либо дорожный департамент решил заняться ремонтными работами в утренний час пик. Уилл вырос в настоящем городе, где час пик царствовал, как король, - нет, властвовал, как император, - и эта ничтожная пробка в подметки ему не годится.
      Он убивал время, читая наклейки на бамперах автомобилей. Большинство из них было религиозного содержания, включая изрядное количество потрепанных плакатов с призывами "Клуба стражи" и прочее, вроде: "Родись заново, услышь Зов - Он возвращается, твой Бог мертв? Обратись к моему Иисус жив, близится долгожданная встреча", - и любимая надпись Уилла: "Иисус возвращается, и знайте, ребята: Он сильно не в духе".
      "Знаю, знаю", - подумал Уилл.
      Он прикинул, не включить ли радио, но был не в настроении слушать вездесущие мелодии в стиле кантри или новую музыку, заполонившую университетские студенческие станции, и стал просто прислушиваться к работающему вхолостую двигателю. Жадно жрущему бензин мотору V-8 стукнуло четверть века, но урчал он, словно котенок, которому неделя от роду. Уиллу это кое-чего стоило, но в конце концов он отлично отрегулировал момент зажигания.
      Уилл приметил, что правый ряд вроде бы ползет дюйм за дюймом вперед побыстрей левого, где стоит он. Когда перед ним открылось местечко, он проскользнул туда через разделительную линию и с полквартала показывал несколько лучшее время. А потом встал намертво вместе со всеми.
      Большое дело - продвинуться на пятнадцать футов от прежнего места в левом ряду. Стоило беспокоиться. Он снова заглянул вперед, нет ли возможности объехать пробку по следующей параллельной улице, но не мог разглядеть знак. Глянул направо и заледенел.
      Шагах в шести от правой передней дверцы его машины на тротуаре стояла телефонная будка. Обычно он замечал их за несколько кварталов, а эту скрывала непомерно огромная толпа людей, скопившихся на расположенной рядом автобусной остановке. Он совершенно ее не заметил.
      Грудь Уилла в панике сжалась и затрепетала. Близко до будки? Слишком близко. Давно он стоит? Слишком давно. Нельзя здесь стоять. Не так уж много ему надо - всего только на полкорпуса вперед или назад, но только сдвинуться, убраться от этого телефона.
      Впереди места нет; он упирается прямехонько в задний бампер стоящей впереди машины. Уилл крутнулся на сиденье, оглядываясь на фургон, заглядывая поверх него. И там все забито. Следующая машина висит на хвосте. Он в ловушке.
      Выскочить из автомобиля - вот единственное, что можно сделать. Выскочить, отбежать на короткое расстояние, покуда пробка не рассосется, потом примчаться назад и унестись прочь.
      Он потянулся к ручке дверцы. Надо пошевеливаться, если он хочет убраться, прежде чем~
      "Нет. Стой. Остынь".
      Может быть, ничего и не будет. Может, кошмар наконец прекратился. Может, все кончено. Он так давно не позволяет себе приближаться к телефонам, откуда ему знать, что это случится снова? Пока ничего не произошло. Может быть, ничего и не будет. Если просто спокойно сидеть и не рыпаться, может быть~
      Телефон в будке зазвонил.
      Уилл зажмурился, стиснул зубы, изо всех сил ухватился за рулевое колесо.
      "Проклятие!"
      Телефон прозвонил только раз. Не обычным звонком продолжительностью в две секунды, а длинным, протяжным, нескончаемым звоном.
      Уилл открыл глаза, чтобы посмотреть, кто ответит. Кто-то всегда отвечает. Кем будет этот несчастный?
      Он следил за пассажирами на автобусной остановке. Какое-то время они не обращали внимания на телефон. Потом начали переглядываться, посмотрели на будку, потом вдаль на дорогу, где застрял их автобус в потоке машин за пределами видимости. Уилл знал, что так продолжаться не может. Никто не способен остаться равнодушным к такому звонку.
      Наконец к будке направилась женщина.
      "Нет, леди, не надо!"
      Она пробиралась вперед, не слыша его безмолвного предостережения. Подошла к автомату, заколебалась. Это из-за звонка. Уиллу известно, как действует на нервы этот бесконечный, необычный и странный звонок. Невольно чувствуешь, что тут что-то не так.
      Она оглянулась на других пассажиров, те все вместе смотрели на нее, подталкивая взглядами к дальнейшим действиям.
      Казалось, они говорили: ответь же! На худой конец, хоть остановишь этот проклятый нескончаемый звон!
      Она сняла трубку, приложила ее к уху. Уилл наблюдал за выражением ее лица, смотрел, как оно изменяется от сдержанного любопытства до озабоченности, а потом до ужаса. Она отдернула трубку, взглянула на нее так, словно наушник был вымазан грязью, бросила и вышла. Тогда к автомату направился другой пассажир - на сей раз мужчина. И тут Уилл заметил, что автомобиль перед ним пришел в движение. Он рванулся за "шевроле", повис на его бампере, когда тот помчался вперед.
      Он крепко сжимал вспотевшими руками руль, борясь с охватившим его ознобом и тошнотой.
      И не оглядывался назад.
      Лизл Уитмен сидела в своем кабинете на математическом факультете Дарнеллского университета и смотрела на экран компьютера, стараясь не обращать внимания на назойливое попискивание часов.
      Обеденный перерыв.
      К этому времени она успела лишь самую чуточку проголодаться и поистине увлеклась расчетами. Весьма продуктивное утро. Покуда не хочется его завершать. Неплохая выходит статья. Ей действительно кажется, что она привлечет к себе всеобщее внимание.
      Но назначенная на час лекция по исчислению на курсе повышенного типа ждать не будет, и парочка дарнеллских аспирантов-энтузиастов задержит ее после занятий как минимум еще минут на пятнадцать, стало быть, Лизл освободится только после двух. Тогда она будет умирать с голоду и, может быть, даже не сможет стоять на ногах. А каждый раз, проголодавшись до такой степени, рискует наброситься на еду словно бешеная.
      Ну и что из этого?
      Еще одна обжираловка роли не играет. У нее и так уже фунтов двадцать лишних. Кто заметит, если набрать еще немножко? Разве что Уилл Райерсон, но ее вес его, кажется, не волнует. Он ценит ее за то, что она собой представляет, а не за то, как она выглядит.
      У Лизл никогда не было проблем с лишним весом, пока дело не подошло к тридцати годам. Пока дело не дошло до развода. Сейчас ей тридцать два, и она знает, что вступает на большую дорогу. Одинокая и разочарованная, она погрузилась в докторскую диссертацию. И увлеклась едой. Еда оставалась единственным ее удовольствием. И в какой-то момент она превратилась в заядлого обжору. Объедалась, проклинала себя за это и объедалась снова.
      А почему бы и нет? Ее всю жизнь считали занудой математичкой, а занудам математичкам полагается быть расхлестанными и неряшливыми. Сама профессия к этому располагает, не правда ли? Лизл никогда не позволяла себе выглядеть неряшливо, однако просторные одежды, к которым она приобрела склонность, придавали ей расхлестанный вид. Красилась она редко - цветущая внешность исключала эту необходимость, - но тщательно ухаживала за своими от природы белокурыми волосами.
      "Поешь сейчас, - велела она себе. - Сейчас!"
      Вес, может, и не играет роли, но все-таки надо держаться в определенных пределах.
      Она нажала клавишу, чтобы сохранить в памяти компьютера набранный текст, проследила, как на мониторе появляется надпись "готово". С удовлетворением убедившись, что ее работа надежно хранится теперь в университетском банке данных "Крей-П", она выключила машину и посмотрела в окно. Еще один ясный, теплый, великолепный сентябрьский день в Северной Каролине.
      Сейчас надо поесть. Где? Насчитываются четыре варианта. Здесь, на математическом факультете - в одиночестве в собственном кабинете, или присоединившись к Эверетту в его офисе, - или в кафе, или на свежем воздухе. На самом деле вариантов всего три. Сама себе Лизл составила бы гораздо лучшую компанию, чем Эв. Но он единственный сотрудник факультета, оставшийся на этаже, и она, может быть, просто обязана оказать ему любезность, пригласив пообедать вместе. Никакого риска тут нет, а Эв всегда с искренней радостью реагирует на ее предложение.
      Она зашагала по коридору к открытым дверям его кабинета. "Эверетт Сандерс, д-р философии" - было написано на матовом стекле черными буквами. Он склонился над клавиатурой компьютера, повернувшись худой спиной к двери. Лоснящийся розовый скальп просвечивает сквозь редеющие светло-каштановые волосы. Униформа Эва Сандерса: белая рубашка с короткими рукавами и коричневые синтетические брюки. Лизл не требовалось заглядывать спереди, она и так знала, что на его шее аккуратно и плотно завязан неописуемый коричневый галстук. Лизл постучала в дверное стекло.
      - Войдите, - не оглядываясь, произнес он.
      - Это я, Эв.
      Эв обернулся и, завидев ее, встал. Как всегда, джентльмен. Слегка за сорок, но выглядит старше. И, разумеется, очередной грязно-коричневый галстук затянут высоко над адамовым яблоком.
      - Привет, Лизл, - сказал он, устремив на нее из-за стекол очков в тонкой проволочной оправе водянистые карие глаза. Улыбнулся, обнажив чуть желтоватые зубы. - Замечательно, правда?
      - Что именно?
      - Отзыв.
      - Ах да! Отзыв. По-моему, замечательно, и вы тоже так считаете?
      В ежегодном выпуске "Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт", посвященном колледжам, Дарнеллский университет получил высшую оценку, и дело даже дошло до того, что его назвали "новым южным Гарвардом".
      - Могу поспорить, Джон Мэннинг теперь жалеет, что ушел в Дьюк. Все, что нам требуется для полноты картины, это баскетбольная команда первой лиги.
      - И чтобы вы ее тренировали, - добавила Лизл.
      Эв издал один из своих редких смешков - хе-хе-хе - и потер руки.
      - Итак, чем могу быть полезен?
      - Я собираюсь сейчас поесть. Не хотите пойти со мной?
      - Нет, пожалуй. - Он взглянул на часы. - Я прекращаю работу через две минуты, потом перекушу здесь и побегу на лекции. Лучше вы ко мне присоединяйтесь.
      - Ну, тогда ладно. Я сегодня с собой ничего не принесла. Увидимся позже.
      - Прекрасно. - Он улыбнулся, кивнул и снова уселся за компьютер.
      Лизл с облегчением вышла. Приглашение Эва к ленчу было для нее чем-то вроде игры, в которую она играла сама с собой. Он всегда приносил завтрак с собой, всегда ел у себя в кабинете. Предлагать ему поесть вместе было совершенно безопасным актом вежливости. Он никогда не принимал приглашений. В Эве Сандерсе не было ничего непредсказуемого. Она гадала, что стала бы делать, если бы он когда-нибудь согласился.
      Лизл вытащила из-за двери своего кабинета подушку в виниловой наволочке, прихватила ее с собой и направилась к кафетерию.
      Как правило, лазанью [блюдо итальянской кухни из нарезанного полосами или кусками пресного теста, отваренного и запеченного с маслом, сыром или другим гарниром] в кафе готовили хорошо, но для горячих блюд погода, пожалуй, была слегка жарковатой. Лизл взяла фруктовый коктейль и индейку в белом соусе.
      Вот так. Это выглядело вполне благоразумно.
      А потом подошла к стойке с десертом и, не успев удержаться, проглотила кусок пирога с кокосовым кремом.
      "А, никто не заметит".
      Она оглядела столики в факультетском зале, не обнаружила никого, к кому стоило бы подсесть, и вышла на воздух, направившись к поросшему травой холму позади кафетерия. В надежде найти там Уилла.
      Он был там. Она приметила знакомую фигуру Уилла Райерсона, привалившегося к широкому стволу единственного на холме дерева - корявого старого вяза. Он потягивал из банки шипучку и, по своему обыкновению, читал.
      При виде его у нее поднялось настроение. Уилл действовал на нее, словно тоник. С тех самых пор, как она связалась с идеей опубликовать математическую статью, Лизл обнаружила, что каждый раз с началом работы внутри у нее все свивается в плотные маленькие болезненные клубочки. Даже руки потели от напряжения, как от тяжелого физического труда. А сейчас, когда Уилл поднял глаза и взглянул на нее, все эти клубочки разом ослабли. В его седеющей бороде засветилась приветственная улыбка. Он захлопнул маленькую книжечку, которую держал в руках, и сунул ее в пакет с завтраком.
      - Чудесный денек! - сказал Уилл, когда она присоединилась к нему под их деревом. "Под их деревом". По крайней мере, так она его мысленно называла. Ей было неведомо, как называет его Уилл.
      - Да уж, ничего не скажешь. - Она бросила на мшистую траву подушку и села. - Что вы тут читали?
      - Когда?
      - Когда я подошла.
      Уилл вдруг чрезвычайно заинтересовался своим сандвичем.
      - Книжку.
      - Я догадалась. Какую именно?
      - Гм~ "Постороннего". [повесть французского писателя Альберта Камю (1913 - 1960), где трактуется тема абсурдности жизни]
      - Камю?
      - Угу.
      - Удивительно, что вы до сих пор ее не прочли.
      - Да я читал. Решил попробовать перечитать. Но это не помогает.
      - Не помогает чему?
      - Не помогает понять.
      - Что понять?
      Он усмехнулся:
      - Хоть что-нибудь, - и откусил огромный кусок сандвича.
      Лизл улыбнулась и покачала головой. Весьма типично. Однажды она слышала, как о чем-то сказали: "Тайна, покрытая мраком". Вот это и есть Уилл. Философ-газонокосильщик из Дарнеллского университета.
      Лизл впервые увидела его два года назад под этим самым деревом. Стоял точно такой же день, как сегодня, и она решила посидеть на свежем воздухе, проверить несколько контрольных работ. Уилл подошел и заявил, что она заняла его место. Лизл подняла глаза на высокого бородатого незнакомца, которому близилось к пятидесяти. Акцент у него был явно северный, пахло от него машинным маслом, руки сплошь покрыты мозолями и, судя по виду, постоянно имели дело с моторной смазкой и маслом, на зеленом комбинезоне пятна грязи и пота, на рабочие ботинки налипли травинки. У него были ясные голубые глаза, длинные темно-каштановые волосы с проседью, зачесанные назад и стянутые красной резинкой в коротенький конский хвостик, жестоко перебитый нос и широкий шрам справа на лбу. Стареющий хиппи-разнорабочий, которому удалось устроиться на постоянное место, подумала она, улыбнулась и переместилась ровно на три шага вправо. Он уселся, вытащил сандвич и бутылку пепси. Тоже типично. Но когда он достал Кьеркегорову "Болезнь к смерти" [сочинение датского религиозного философа и писателя Серена Кьеркегора (1811 - 1855), в котором дается экзистенциально-психологическое обоснование христианской религиозности] и принялся читать, Лизл пришлось пересматривать свои оценки. И она не могла не заговорить с ним.
      С тех пор они разговаривали. Они стали друзьями. В некотором роде. Она сомневалась, что Уилл способен на настоящую крепкую дружбу с кем-либо. Он был невероятно скрытен во всем, что касалось его самого. Все, что ей удалось выведать о его происхождении, это то, что он из Новой Англии2. Он излагал ей глубочайшие мысли о жизни, о Любви, о философии, о религии, о политике, и, слушая, она ясно видела, что он много раздумывал над этими проблемами. Он говорил на любую тему, кроме Уилла Райерсона. Что придавало ему еще больше загадочности.
      Лизл чувствовала, что он человек одинокий и что она стала одним из немногих людей в его жизни, с кем он мог общаться на равных. Остальные газонокосильщики не принадлежали к кругу Уилла, или он не входил в их круг. Он часто жаловался, что его коллег ничего не интересует, кроме спорта да большегрудых телок. Так что обычно он проводил обеденный перерыв с Лизл, чтобы обсудить накопившиеся за время разлуки идеи.
      Поэтому она и не поняла, по какой причине он так уклончиво отвечает про книжку, спрятанную в пакете с завтраком. Она совершенно уверена, что это никакой не "Посторонний". Но тогда что же? Порно? Сомнительно. Порнография не в его стиле. И даже если бы так, он, скорее всего, пожелал бы поговорить с ней на эту тему.
      Лизл выбросила из головы эти мысли. Не хочет говорить, его дело. Он не обязан давать ей объяснения.
      Она наблюдала, как он сосредоточенно ест. В руках у него был один из излюбленных им длинных сандвичей со всякой всячиной, нарезанной на кусочки, запихнутой внутрь между двумя половинками итальянского батона и сдобренной растительным маслом и уксусом.
      - Хотела бы я быть похожей на вас.
      - Вот уж чего не советую, - буркнул он.
      - Я имею в виду обмен веществ. Возможность вот так вот поесть, по крайней мере. Боже милосердный, вы только взгляните на этот сандвич! Могу представить, что вы едите на обед. И ни одного фунта не прибавили.
      - Но я, кроме того, не просиживаю целый день за рабочим столом.
      - Правда, и все же ваш организм гораздо энергичней сжигает калории, чем мой.
      - Он работает хуже обычного. Переваливаю пятидесятилетний рубеж и чувствую, что машина сдает.
      - Возможно, но мужчины легче женщин переживают старение.
      По мнению Лизл, Уилл превосходно переживал старение. Может быть, благодаря отличному сложению: очень худой, мускулистый, добрых шести футов, даже чуть больше, ростом, широкоплечий, и никакого брюшка. Возможно, за два последних года его длинные волосы и борода поседели, но ясные голубые глаза остаются мягкими и кроткими - и непроницаемыми. Уилл снабдил зеркала своей души стальными противоураганными ставнями.
      - Просто мужчины так не волнуются по этому поводу, - заметил он. Возьмите пузанчиков из нашей рабочей бригады.
      Лизл усмехнулась.
      - Знаю. Некоторые кажутся на восьмом месяце беременности. И если я наберу еще немножко, буду казаться точно такой же. Если б я только могла сбрасывать фунты, как вы.
      Уилл пожал плечами.
      - По-моему, так обстоит дело со всем, что касается нас - двух противоположностей. Чего не можете вы, могу я. Чего не могу я, можете вы.
      - Знаете, Уилл, а вы правы. И вместе мы с вами составим одну великолепно сложенную и идеально образованную персону.
      Он рассмеялся.
      - И я говорю: мне почти ничего не известно о точных науках, а вас вполне можно классифицировать как особу культурно неполноценную, имея в виду гуманитарные сферы.
      Лизл кивнула, полностью признавая его правоту. Пасторальные обеденные часы, проведенные с Уиллом, заставили ее болезненно осознать удручающие пробелы в своем образовании. Да, она получила степень доктора философии, но через школу, колледж и университет прошла словно с завязанными глазами. Точные науки и математика, математика и точные науки - в них заключалась вся ее жизнь, все, что ее волновало. Уилл продемонстрировал, сколько она упустила. Если бы ей довелось начинать все сначала, она взялась бы за дело иначе. За пределами точных наук и математики лежал целый мир - богатый, красочный, полный историй, музыки, искусства, танцев, философских, этических и политических школ и учений и многого другого, - который она потеряла. Полностью потеряла. Но у нее еще будет возможность наверстать. А с таким руководителем, как Уилл, это будет необычайно занимательно. И все же мысль о потерянном времени огорчала ее.
      - Ну, спасибо. Впрочем, я, безусловно, стала гораздо культурней, чем до нашей встречи. Можем продолжать?
      Она почувствовала, как лицо его, завешенное бородой, смягчилось.
      - Сколько угодно.
      И тут Лизл заметила, что кто-то машет у подножия холма. Она узнала крепенькую, ладненькую фигурку Адель Коннорс.
      - Эгей! Лизл! Смотрите все! Я их нашла! - пронзительно прокричала она и помчалась вверх по склону, размахивая в воздухе связкой ключей.
      - Ключи? - воскликнула Лизл. - О, как удачно!
      Адель была одной из лучших факультетских секретарш. Вчера Лизл нашла ее ломающей руки и оплакивающей потерю ключей. Адель безуспешно искала их почти целый день. В конце концов, она, не имея возможности завести без ключей собственную машину, попросила Лизл подбросить ее домой.
      Лизл это несколько раздосадовало. Не то чтобы ей не хотелось сделать Адели одолжение, а просто секретарши взяли моду считать ее одной из своих. Но Лизл вовсе себя таковой не считала. Не занимая покуда высокой должности, она все же была младшим преподавателем математического факультета университета и желала, чтобы к ней иногда относились именно так. Но винить в этом надо было только себя. Может быть, будучи единственной женщиной на факультете, она в первое время чересчур свойски общалась с секретаршами. Не привыкшая занимать ответственные посты, она опасалась, как бы секретарши не сочли ее заносчивой сучкой. Кроме того, девичья болтовня пришлась весьма кстати - она разузнала все про всех, кто работал на факультете, даже не задавая вопросов.
      И все же~ как ни полезна была эта дружба, за нее пришлось расплачиваться. Она не могла не заметить, что секретарши, обращаясь ко всем другим докторам философии на факультете, так и величают их - "докторами"; тогда как ее вечно окликают по имени - "Лизл". Ерунда, но обидно.
      - Где они были? - спросила она, когда Адель добралась до вершины холма.
      - Прямо под подушкой на моем кресле. Это что-то!
      - Ты вроде бы говорила, что все обыскала?
      - Ну да! Ну конечно! Только одно упустила. Позабыла обратиться за помощью к Господу.
      Краешком глаза Лизл углядела, что Уилл замер, едва надкусив сандвич. Она безмолвно застонала. Адель была из Заново Рожденных. Она могла бесконечно толковать об Иисусе.
      - Чудесно, Адель, - быстро сказала Лизл. - Кстати, это Уилл Райерсон.
      Уилл с Аделью обменялись кивками и приветствиями, но Адель не свернула с излюбленной темы.
      - Дайте же мне рассказать, как Господь мне помог, - продолжала она. После того как ты забросила меня до мой вчера вечером, я позвала большого Дуэйна и маленького Дуэйна, и мы встали на колени посреди гостиной и стали молиться, чтобы Господь помог мне найти ключи. Мы проделали это вчера вечером дважды и еще раз сегодня утром, как раз перед тем, как за маленьким Дуэйном пришел школьный автобус. И знаете что?
      Лизл ждала. Вопрос явно не был риторическим, так что она с огромным усилием принудила себя ответить:
      - Ключи нашлись.
      - Хвала Господу, да! Сегодня утром большой Дуэйн привез меня на службу, я подхожу к столу, сажусь в кресло, чувствую что-то твердое под подушкой. Смотрю, и - хвала Господу! - это они! Это просто маленькое чудо, вот что! Потому что я знаю - вчера их там не было! Бог нашел их и положил туда, куда я обязательно села бы. Я просто знаю, что Он это сделал. Пути Господни неисповедимы, правда? - Она повернулась и побежала вниз по склону, вскрикивая и бормоча всю дорогу: - Сегодня я целый день буду свидетельствовать и благодарить Его, свидетельствовать и благодарить моего великолепного Господа. Всем пока!
      - Пока, Адель, - вымолвила Лизл.
      Она оглянулась и посмотрела на Уилла, увидела, что он сидит прислонившись к дереву и глядя вслед удаляющейся Адели, а сандвич, забытый, лежит у него на коленях.
      - Невероятно! - пробормотал он.
      - В чем дело? - спросила она.
      - Вот такие люди отбивают у меня аппетит.
      - Ничто не способно отбить у вас аппетит.
      - Адели мира сего способны. Я хочу сказать, каким же можно быть пустоголовым!
      - Она никому не причиняет вреда.
      - В самом деле? А мне интересно, что она знает, куда смотрит? Бог не наколдовывает удачу. Он не подворачивается под руку, чтобы помочь найти ключи или обеспечить хорошую погоду для церковного пикника в День труда.
      Лизл видела, что Уилл начинает горячиться. Обычно он избегал религиозных тем - во всем прочем вел игру честно, но, похоже, не любил рассуждать о Боге. Это обещает быть интересным. Пусть продолжает.
      - Бог помог ей найти ключи от машины. Замечательно. Просто великолепно. Воздай хвалу Господу и передай мне картофельное пюре. Где ее голова, хотел бы я знать? У нас, в таких странах, как Эфиопия, голодают тысячи, нет, сотни тысяч людей. Отчаявшиеся отцы и матери стоят на коленях рядом с опухшими от голода детьми и вопиют к небесам ради нескольких капель дождя, что бы можно было вырастить хлеб и накормить семьи. Бог им не отвечает. Вся эта проклятая религия остается помойным ведром, где барахтаются, словно мухи, дети и взрослые. Однако Адель быстренько проборматывает парочку "Отче наш", и Бог тут как тут - находит пропавшие ключи и сует их под подушку, прямо туда, где она обязательно обнаружит их с утра пораньше. Дождя в Эфиопии нет, но Адель как-ее-там получила свои чертовы ключи. - Он прервался, чтобы перевести дух, и посмотрел на Лизл. В этом сценарии что-то не так, или дело во мне?