Флер Даксени наморщила носик, прикусила губы и, наклонив голову набок, несколько секунд молча рассматривала свое отражение в зеркале. Затем весело рассмеялась.
      – Никак не могу выбрать! Они все такие чудесные, просто сказка!
      Продавщица из магазина «Дело в шляпе!» устало переглянулась с молоденьким парикмахером, который, нервничая, сидел в углу на позолоченном табурете. Парикмахер прибыл в номер Флер полчаса назад и до сих пор дожидался, когда же ему позволят приступить к работе.
      – Вот эта, с вуалькой, просто чудо! – Флер взяла в руки миниатюрное изделие из черного атласа, украшенное клочком воздушного кружева. – Правда, изысканно?
      – Очень изысканно, – согласилась продавщица и едва успела подхватить черный шелковый цилиндр, который Флер небрежным жестом бросила на пол.
      – Очень, – эхом отозвался из угла парикмахер и украдкой взглянул на часы.
      Через сорок минут он должен вернуться на рабочее место. Тревор будет недоволен. Может, позвонить, объяснить обстановку?
      – Ну хорошо! Я решила. – Флер подняла вуаль и ослепительно улыбнулась всем присутствующим. – Надену эту.
      – Прекрасный выбор, мадам, – обрадовалась продавщица. – Шляпка просто очаровательная.
      – Очаровательная, – прошептал парикмахер.
      – А остальные пять упакуйте, пожалуйста, в коробки.
      Флер загадочно улыбнулась отражению и вновь опустила на лицо темную газовую ткань. Продавщица вытаращила глаза.
      – Вы их все берете?
      – Конечно! Разве можно выбрать? Они безупречны. – Флер обернулась к парикмахеру. – А вы, солнышко, сделаете мне под эту шляпку совершенно особенную прическу?
      Молодой человек уставился на нее, чувствуя, как от шеи поднимается густой румянец.
      – Ох… Да, наверное… То есть… Но Флер уже отвернулась.
      – Запишите, пожалуйста, на мой счет в отеле, – сказала она продавщице. – Это ведь разрешено?
      – Безусловно, мадам, – с жаром ответила девушка. – Более того, постояльцам отеля полагается пятнадцатипроцентная скидка на наши товары.
      – Что ж, если полагается… – изящно зевнула Флер. – Лишь бы не возиться с кучей счетов.
      – Я сейчас же пойду и все оформлю.
      – Вот и прекрасно, – отозвалась Флер.
      Продавщица помчалась выполнять, а Флер одарила молодого парикмахера чарующей улыбкой.
      – Я в вашем распоряжении!
      Голос у нее был низкий, мелодичный и удивительно ровный. Парикмахеру послышалась в нем легкая насмешка. Молодой человек, покраснев, приблизился к креслу, где сидела Флер. Остановившись у нее за спиной, он собрал в одну руку ее волосы и уронил их тяжелой рыжевато-золотистой волной.
      – У вас хорошие волосы…
      – Как это приятно! – откликнулась довольная Флер. – Волосы у меня всегда были отличные. И кожа замечательная.
      Флер приоткрыла ворот гостиничного халата, потерлась щекой о светло-кремовое плечо и вдруг спросила:
      – Как по-вашему, сколько мне лет?
      Молодой человек растерялся.
      – Я… даже не знаю…
      – Сорок, – лениво произнесла Флер и закрыла глаза. – Сорок, – повторила она. – Поневоле задумаешься, верно?
      – Вы совсем не выглядите… – начал парикмахер, силясь выдать комплимент.
      – Не выгляжу на сорок? А насколько я вы гляжу?
      Парикмахер окончательно смутился. Открыл было рот и снова его закрыл, так и не сказав ни слова. Он вдруг понял, что у этой невероятной женщины вообще нет возраста. Она не поддавалась никаким оценкам и классификациям.
      Их взгляды встретились, и молодого человека пробрала дрожь, как будто что-то важное произошло между ними. Дрожащими руками парикмахер снова взялся за ее волосы, пропуская сквозь пальцы шелковистое пламя.
      – Вы выглядите так, как выглядите, – хрипловато прошептал он. – Возраст здесь ни при чем.
      – Как мило, – равнодушно одобрила Флер. – Не пора ли нам заняться прической? Только сначала, зайчик, закажите мне бокал шампанского.
      Опустив руки не без легкого разочарования, парикмахер послушно отправился к телефону. Пока он набирал номер, открылась дверь – это вернулась девушка из «Дело в шляпе!» с целой стопкой шляпных картонок.
      – Вот! – воскликнула она, запыхавшись. – Здесь распишитесь, пожалуйста!
      – Будьте добры, бокал шампанского, – сказал парикмахер в трубку. – Номер триста один.
      – Я тут подумала… – нерешительно начала продавщица. – Вы уверены, что вам нужны целых шесть черных шляпок? У нас в этом сезоне прекрасный выбор оттенков… – Она постучала ногтем по зубам. – Например, вам чудесно по дойдет изумрудно-зеленый…
      – Черный, – твердо ответила Флер. – Меня интересует только черный цвет.
      Спустя час Флер посмотрела на свое отражение в зеркале, улыбнулась и кивнула. Простой черный костюм идеально облегает фигуру. На ногах прозрачные черные чулки и скромные неброские черные туфельки, волосы уложены безупречным узлом, на котором прекрасно смотрится крошечная черная шляпка.
      Единственный светлый блик во всем наряде – абрикосово-розовый шелк, выглядывающий из-под жакета. Флер твердо следовала правилу – даже в самой скорбной обстановке в костюме непременно должна быть яркая цветная деталь. В толпе унылых черных костюмов розовая искорка притягивает взгляд. Люди будут оглядываться на нее, сами не понимая почему. Именно то, что нужно.
      Не сводя глаз с зеркала, Флер опустила на лицо полупрозрачную вуаль. Довольная улыбка исчезла, сменившись выражением загадочности и легкой грусти. Несколько секунд Флер молча рассматривала свое отражение, потом взяла черную кожаную сумочку от Оспри и медленно кивнула несколько раз, отметив, что вуалетка бросает на лицо таинственные тени.
      Неожиданно зазвонил телефон, и Флер, встрепенувшись, отвлеклась от созерцания.
      – Алло?
      – Где ты была? Я не мог дозвониться.
      Невозможно не узнать этот голос с сильным греческим акцентом. Флер с досадой сдвинула брови.
      – Сакис, радость моя! Я сейчас немного тороплюсь…
      – Куда ты собралась?
      – Никуда. Пройтись по магазинам.
      – Зачем тебе ходить по магазинам? Я купил тебе одежду в Париже.
      – Да, дорогой, но я хотела сделать тебе сюрприз – подобрать что-нибудь новенькое к сегодняшнему вечеру.
      В ее голосе трепетала искренняя нежность.
      – Что-нибудь элегантное сексуальное… – Вдруг ее осенило вдохновение. – Знаешь, Сакис, я подумала, может, есть смысл платить наличными? Так получится дешевле. Я ведь могу снять деньги с твоего счета в гостинице?
      – В определенных пределах. Скажем, не больше десяти тысяч фунтов.
      – Столько мне не нужно! – рассмеялась она. – Мне нужен только один костюм! Пять сотен максимум.
      – А потом сразу возвращайся в отель.
      – Конечно, солнышко.
      – Никаких «конечно». На этот раз, Флер, будь добра, не опаздывай. Поняла? Не о-паз-ды-вай. – Он пролаял эти слова командирским тоном.
      Флер брезгливо поморщилась.
      – Чтобы все было четко! Леонид заберет тебя в три часа, вертолет должен взлететь в четыре. В семь ты встречаешь гостей. Я не хочу, чтобы получилось, как прошлый раз. Это было… просто неприлично! Ты слышишь? Флер?
      – Конечно!.. Постой, тут в дверь стучат. Пойду узнаю, что им нужно.
      Она выждала секунды две, уверенным движением положила трубку на рычаг и тут же вновь сняла.
      – Алло? Пришлите кого-нибудь за багажом, пожалуйста.
      В вестибюле было тихо и спокойно. Продавщица в бутике «Дело в шляпе!» заметила Флер и помахала ей, но Флер, не оглядываясь, прошла к стойке регистрации.
      – Я хочу выписаться. И еще мне нужно снять деньги со счета. Счет на имя Сакиса Папандреу.
      – Да-да, – любезно отозвалась белокурая служащая и, пробежавшись пальчиками по клавишам, спросила:
      – Сколько денег вы желаете снять?
      Флер ослепительно улыбнулась в ответ.
      – Десять тысяч фунтов. И не могли бы вы вызвать мне два такси?
      Служащая удивленно взглянула на нее.
      – Два?
      – Одно – для меня, одно – для багажа. Багаж отправьте в Челси. – Флер опустила глаза под вуалью. – А я поеду на похороны.
      – Ax, примите мои соболезнования! – Девушка вручила счет отеля на нескольких листах. – Кто-то из ваших родных?
      – Пока нет, – промолвила Флер и, не глядя, подписала счет.
      Она смотрела, как кассирша отсчитывает две толстые пачки денег и укладывает их в конверты с гербом отеля. Флер приняла оба конверта, бережно уложила их в сумочку и защелкнула застежку.
      – Пока нет, а там посмотрим.
 
      Ричард Фавур с закрытыми глазами сидел на передней скамье в церкви Святого Ансельма и слушал, как церковь наполняется людьми: приглушенный шепот, шарканье ног, постукивание каблучков по плиткам пола, орган тихонько играет «Иисус, моя радость».
      Ричард всегда ненавидел этот хорал. Органист предложил его три недели назад, когда стало ясно, что Ричард не в состоянии сообщить, какое произведение органной музыки особенно любила Эмили. После неловкой паузы органист тактично промолвил:
      «Многим нравится "Иисус, моя радость"».
      Ричард с готовностью согласился.
      А теперь недовольно хмурил брови. Наверное, можно было выбрать что-нибудь не настолько заезженное и безликое. Эмили обожала музыку, постоянно ходила на концерты, пока позволяло здоровье. Не случалось разве ей обернуться к нему с горящими глазами:
      «Мне так нравится эта пьеса, а тебе?».
      Ричард зажмурился, напрягая память, но вспоминалась только Эмили во время болезни: как она лежит в кровати, бледная, хрупкая, с потускневшими глазами, без единого слова жалобы… От чувства вины перехватило горло. Почему он ни разу не спросил жену, какую музыку она больше всего любит? Ни единого раза за тридцать три года совместной жизни! А теперь поздно. Он уже никогда этого не узнает.
      Ричард устало потер лоб и взглянул на программку, лежавшую на коленях. В глаза бросились слова: «Богослужение и панихида в память Эмили Миллисент Фавур». Простые черные буквы, чистая белая бумага. Ричард решительно отверг все поползновения сотрудников типографии добавить разные финтифлюшки, вроде серебряной окантовки и тисненых ангелочков. Он был уверен, что Эмили с ним согласилась бы. По крайней мере, надеялся, что не ошибается.
      Через несколько лет после свадьбы Ричард понял, что не очень хорошо знает свою жену, а еще через несколько – что никогда и не узнает до конца. Эта невозмутимая отстраненность и привлекала его в ней с самого начала – как и бледное красивое лицо, и стройная мальчишеская фигура, которую она оберегала от взоров так же ревностно, как прятала сокровенные мысли. Тайна манила Ричарда, и ко дню свадьбы его жажда дошла почти до отчаяния. Наконец-то они с Эмили смогут полностью раскрыться друг для друга – так он думал, мечтая узнать не только ее тело, но и разум, и душу, самые потаенные страхи и мечты.
      Они обвенчались ветреным солнечным днем в маленькой деревушке в графстве Кент. Во время церемонии Эмили сохраняла полное спокойствие и безмятежность. Ричард решил, что ей просто лучше удается скрывать волнение, наверняка сжигавшее ее так же, как и его, – волнение, что становилось все сильнее с приближением вечера и начала новой жизни.
      Сейчас, закрывая глаза, он вспоминал те первые звенящие мгновения, когда за коридорным закрылась дверь и он впервые остался наедине со своей женой в номере истбурнской гостиницы. Он смотрел, как Эмили отточенными плавными движениями снимает шляпку, сам не зная, чего он больше хочет – чтобы она отшвырнула дурацкую вещицу и бросилась в его объятия или чтобы это восхитительное ожидание длилось вечно. Казалось, Эмили нарочно отдаляет миг соединения, дразня его своей холодностью, своим спокойствием, будто прекрасно понимая, что с ним творится.
      Наконец она повернулась к нему. Их взгляды встретились; он глубоко вздохнул, не зная, с чего начать, что из рвущегося наружу высказать, прежде всего. А она одарила его, будто издалека, спокойным взглядом голубых глаз и спросила:
      «В котором часу обед?».
      Даже тогда он все еще думал, что Эмили поддразнивает его, намеренно затягивает время ожидания, подавляя свои чувства, пока они не вырвутся на свободу и не сольются с его страстью. И он терпеливо ждал, изумляясь ее самообладанию. Ждал, когда прорвет плотину; ждал потопа и наводнения, слез и нежной капитуляции. Ждал и не дождался. Чувство Эмили больше походило на апрельскую капель: его ласки и откровенное проявление любви неизменно встречали прохладный отклик. Когда он попробовал добиться от нее более откровенной реакции, столкнулся сперва с непониманием, а затем и с почти испуганным сопротивлением.
      В конце концов, он бросил эти попытки, и мало-помалу, незаметно для самого Ричарда, его любовь тоже преобразилась. Чувства больше не бурлили на поверхности души раскаленным прибоем, а ушли в глубину, отвердели, превратились в нечто прочное, сухое и благоразумное. И сам Ричард был теперь твердым, сухим и благоразумным. Он научился хранить свои мысли про себя и высказывать вслух хорошо, если половину того, что у него на уме. Научился улыбаться, когда хотелось хохотать во все горло, прищелкивать языком, когда хотелось кричать от отчаяния; научился держать себя в узде.
      И сейчас, ожидая, когда начнется поминальная служба, он был благодарен Эмили за эти уроки. Не научи она его самообладанию, у него по щекам уже текли бы неудержимые горячие слезы, а руки, спокойно державшие программку, закрыли бы искаженное болью лицо – Ричард, забыв обо всем, целиком отдался бы своему безмерному горю.
      К приходу Флер свободных мест почти не осталось. Она остановилась на пороге, оглядывая лица, прислушиваясь к голосам, оценивая одежду присутствующих и качество букетов. Окинула взглядом скамьи – нет ли здесь кого-нибудь, кто может ее узнать?
      Нет, ни одного знакомого. Мужчины в скучных костюмах, дамы в невнятных шляпках. Флер даже засомневалась: не ошибся ли Джонни? Не ужели в этой бесцветной толпе таятся настоящие деньги?
      – Хотите программку?
      Она подняла глаза и увидела, что к ней, широко шагая по мраморному полу, приближается длинноногий незнакомец.
      – Скоро уже начнется, – прибавил он, нахмурившись.
      – Да, конечно, – вполголоса отозвалась Флер и подала ему бледную надушенную руку. – Флер Даксени. Рада вас видеть… Простите, я забыла ваше имя…
      – Ламберт.
      – Ну разумеется! Теперь вспомнила.
      Она помолчала, поглядывая на его лицо, по-прежнему высокомерно нахмуренное.
      – Вы – тот, который умный.
      Ламберт пожал плечами.
      – Можно сказать и так.
      Умный или сексуальный, подумала Флер. Не одно, так другое – или и то и другое сразу. Она снова взглянула на Ламберта. Одутловатое лицо с расплывчатыми, словно резиновыми чертами – такое впечатление, будто он все время строит рожи. Пожалуй, лучше ограничиться комплиментом его уму.
      – Пойду сяду, – сказала она. – Надеюсь, мы с вами еще увидимся.
      – В задних рядах много свободных мест! – крикнул он ей в спину.
      Флер притворилась, что не расслышала. Сосредоточенно изучая программку, она быстро прошла вперед и остановилась у третьего ряда.
      – Простите, здесь не найдется места? Задние ряды переполнены.
      Флер невозмутимо ждала, пока десять человек, пыхтя, пересаживались потеснее; затем изящно опустилась на скамью. Склонила на мгновение голову и снова подняла взгляд, полный сдержанной скорби.
      – Бедная Эмили, – произнесла она. – Бедная, милая Эмили.
      – Кто это? – шепнула Филиппа Честер мужу, снова занявшему место рядом с ней.
      – Не знаю, – пожал плечами Ламберт. – Какая-нибудь приятельница твоей матушки. Она явно хорошо меня знает.
      – Что-то я ее не помню, – сказала Филиппа. – Как ее зовут?
      – Флер. Не запомнил фамилию.
      – Флер… Никогда о ней не слышала. Может быть, школьная подруга?
      – Да-да! – подхватила Филиппа. – Наверное. Как та, Джоан. Помнишь, как она явилась к нам в гости ни с того ни с сего?
      – Не помню, – отмахнулся Ламберт.
      – Да помнишь! Ну Джоан! Она еще подарила маме ту кошмарную стеклянную миску. – Филиппа, сощурившись, присмотрелась к Флер. – Только эта уж очень молодая. Мне нравится ее шляпка. Я бы ужасно хотела носить такие малюсенькие шляпки, но у меня слишком большая голова. Или прическа неподходящая.
      Ламберт что-то пробормотал себе под нос, уставившись в листок бумаги. Филиппа огляделась по сторонам. Столько народу, и все пришли сюда ради мамы.
      – Скажи, моя шляпка нормально выглядит? – спросила она.
      – Замечательно, – отозвался Ламберт, не поднимая глаз.
      – Столько денег стоит, даже подумать страшно. Но, знаешь, когда я надевала ее сегодня утром…
      – Филиппа! – зашипел Ламберт. – Ты можешь помолчать? Я не в силах сосредоточиться! Мне надо готовиться к выступлению!
      – Ах да. Да, конечно.
      Филиппа присмирела, почувствовав укол обиды. Ее никто не просил выступить. Речи произнесут Ламберт и Энтони, младший брат Филиппы, а ей остается только молча сидеть в новой шляпке. Да и этого она не умеет делать, как следует.
      – Когда я умру, – проговорила она вдруг, – я хочу, чтобы вы все выступили на моей поминальной службе. И ты, и Энтони, и Джиллиан, и все наши дети…
      – Если они у нас будут, – буркнул Ламберт, не оборачиваясь.
      – Если они у нас будут, – уныло повторила Филиппа, глядя на море черных шляпок. – Я могу умереть раньше, чем они родятся… Мы ведь не знаем, когда умрем. Хоть бы и завтра. – Ее поразило видение самой себя в гробу: лицо покрывает восковая бледность, вокруг рыдающие родственники… Защипало глаза. – Да, я могу умереть завтра. И тогда…
      – Не болтай ерунду. – Ламберт убрал в карман листок с текстом своей речи и незаметно ущипнул Филиппу за толстую ляжку. – Ну скажи, что ты болтаешь?
      Филиппа промолчала. Пальцы Ламберта сжались сильнее, так что она охнула от боли.
      – Я болтаю ерунду, – тихо ответила Филиппа.
      – Правильно. – Ламберт разжал пальцы. – А теперь сядь прямо и держи себя в руках.
      – Прости. Я просто разволновалась. Так много народу… Я даже не знала, что у мамы столько друзей.
      – Твоя мама пользовалась успехом в обществе, – сказал Ламберт. – Ее все любили.
      «А меня никто не любит», – хотела пожаловаться Филиппа, но вместо этого лишь беспомощно подергала свою шляпку, так что из-под узких черных полей выбились несколько растрепанных прядей; когда все встали, чтобы исполнить первый гимн, вид у Филиппы был еще более неприглядный, чем прежде.

      – Окончен день, что дал Господь, – пела Флер, заставляя себя поглядывать время от времени в сборник гимнов и притворяться, что читает слова.
      Как будто она не знает их наизусть! Флер столько раз пела эти гимны на похоронах и поминальных службах, что и не сосчитать. Почему люди вечно выбирают одни и те же надоевшие псалмы для панихиды? Неужто не догадываются, как это отравляет жизнь профессиональным охотницам на вдовцов?
      В первый раз на похороны незнакомого чело века Флер попала случайно. Однажды скучным утром шла себе по тихой улочке в Кенсингтоне, думая, как бы устроиться на работу в элитную художественную галерею, и вдруг увидела компанию хорошо одетых людей, толпившихся на тротуаре у входа в маленькую католическую церковь. Из праздного любопытства Флер замедлила шаги, проходя мимо них, а там и совсем остановилась – не вплотную к группе, но и не так, чтобы в стороне. Прислушиваясь к разговорам, она поняла, что здесь говорят о доверительных фондах, о семейных бриллиантах, об островах в Шотландии. У этих людей явно водились деньги. Серьезные деньги.
      А потом уныло моросящий дождик превратился в ливень, и люди на тротуаре дружно рас крыли двадцать пять зонтиков – словно вспорхнула стая черных дроздов. Флер показалось вполне естественным застенчиво заглянуть в глаза одному пожилому, добродушному на вид господину и с благодарной улыбкой пристроиться к нему под черный шелковый купол. Разговаривать было невозможно из-за шума дождя, болтовни вокруг и проносящихся машин; они просто улыбались и кивали друг другу и к тому времени, когда закончилась репетиция хора и двери церкви открылись, уже чувствовали себя стары ми друзьями. Пожилой господин провел Флер в церковь и вручил программку, потом сел рядом в заднем ряду.
      – Я не так уж близко знал Бенджи, – доверительно сообщил ей новый знакомый. – Они очень дружили с моей покойной женой.
      – Он был другом моего отца, – ответила Флер, скользнув глазами по программке и постаравшись запомнить имя «Бенджамен Синджон Грегори».
      – Я его совсем не знала, но нужно проявить уважение.
      – Согласен с вами! – обрадовался пожилой джентльмен и протянул руку. – Позвольте представиться: Морис Сноуфилд.
      Мориса Сноуфилда ей хватило на три месяца. Он оказался не настолько богат, как надеялась Флер, а от его доброжелательной рассеянности она чуть не тронулась рассудком. Зато, покинув дом в Уилтшире, она унесла с собой достаточно денег, чтобы оплатить дочери Заре школу за два полугодия вперед, и еще осталось на целую коллекцию черных костюмов.
      – И всякая тварь признает Тебя.
      По церкви пронесся шорох – все закрыли сборники гимнов, сели и развернули программки. Флер, пользуясь случаем, раскрыла сумочку и еще раз проглядела записку от Джонни, приколотую к газетной вырезке с объявлением о службе в память Эмили Фавур, двадцатого апреля, в церкви Святого Ансельма.
      «Перспектив но, – говорилось в записке. – Ричард Фавур человек смирный и очень богатый».
      Флер взглянула на переднюю скамью. Там сидел выступавший первым человек с резиновым лицом, рядом с ним – невзрачная блондинка в ужасной шляпке, дальше – мальчишка-подросток и еще одна женщина, постарше, в шляпке еще ужаснее… Взгляд Флер скользнул вдоль ряда и вдруг замер. На дальнем конце скамьи сидел мужчина неброской внешности, с волосами, тронутыми сединой. Он сгорбился, прислонившись лбом к деревянной загородке перед скамьей.
      Флер критически рассматривала его. Да нет, не притворяется – он действительно любил свою жену. Этот человек по-настоящему страдает. А насколько можно судить по его позе, со своими родными он не привык откровенничать.
      Что ж, отлично. Неподдельное горе открывает прямой путь к цели. Самая легкая добыча – как раз те, что и помыслить не могут о том, что бы полюбить снова, и клянутся хранить верность покойной жене. Именно поэтому, потеряв голову из-за Флер, они глубоко убеждены, что нашли истинную любовь.
      Ричарду предлагали выступить.
      – Вам, наверное, привычно произносить речи, – говорил викарий. – Деловые речи. Здесь почти то же самое. Пару слов о характере жены, несколько интересных эпизодов из жизни, не много о ее благотворительной деятельности – все, что может напомнить собравшимся об Эмили.
      Увидев помертвевшее лицо Ричарда, священник мягко прибавил:
      – Если вам слишком тяжело…
      Ричард кивнул и пробормотал:
      – Боюсь, да.
      – Вполне вас понимаю, – бодро заверил викарий. – Вы не одиноки!
      На самом деле, подумал Ричард, он все-таки одинок в своем горе. Вот умерла жена, и никто, кроме него, даже не догадывается, как мало он ее знал. Чувство одиночества преследовало его всю их совместную жизнь; сейчас оно внезапно усилилось и стало непереносимым, исполнившись горечи, что сродни гневу. Хотелось заорать: напомнить об Эмили? Да что я о ней знал?
      В итоге задача произнести речь в память покойной выпала другу семьи, Алеку Кершо. Алек поднялся на кафедру, подровнял стопку белых карточек и поверх очков-половинок взглянул на собравшихся.
      – Эмили Фавур была отважна, обаятельна и щедра душой, – начал он громко, официальным тоном. – Ее чувство долга уступало только ее милосердию и стремлению помогать людям.
      Алек сделал паузу. И тут Ричарда словно током ударило: Алек тоже на самом деле совсем не знал Эмили. Все его слова были пусты. Чистая формальность, лишь бы отделаться.
      Ричарда охватила нелепая тревога, чуть ли не паника. Вот сейчас отзвучат речи, закончится панихида, все разойдутся – и все, официальная версия готова. Такой была Эмили Фавур, вопрос закрыт, говорить больше не о чем.
      Разве возможно такое стерпеть? Сумеет ли он жить дальше, приравняв жену к горсточке благопристойных клише?
      – Она необыкновенно плодотворно трудилась в области благотворительности, особенно в фонде «Радуга» и хосписе Святой Бригитты. Думаю, многие помнят первую рождественскую распродажу в Грейвортском гольф-клубе, ставшую впоследствии ежегодной.
      Флер подавила зевок. Неужели эта речь никогда не кончится?
      – И конечно, название Грейвортского гольф-клуба напоминает нам о еще одном важнейшем аспекте жизни Эмили Фавур. Кое-кто назвал бы это увлечением… Игрой! Разумеется, мы-то знаем, что для нее все было намного серьезнее.
      Среди присутствующих послышались одобрительные смешки. Флер вскинула глаза. Ну-ка, о чем речь?
      – Когда Эмили вышла замуж за Ричарда, перед ней встал выбор: отдать мужа гольфу и остаться соломенной вдовой или стать ему партнером по игре. Она стала партнером. Играла всегда замечательно ровно, несмотря на слабое здоровье, и это может подтвердить всякий, кто стал свидетелем ее убедительной победы в женском парном турнире.
      «Вдовой или партнером», – лениво повторила Флер про себя. Тут и выбирать нечего: вдовой, конечно, лучше.
      Когда поминальная служба закончилась, Ричард по подсказке викария прошел к западному входу – перемолвиться словом с друзьями и родственниками.
      «Людям приятно будет лично выразить соболезнование», – сказал священник.
      У Ричарда на этот счет возникли большие сомнения. Большинство собравшихся проскакивали мимо, заслоняясь от него невнятными сочувственными фразами, точно оберегами. Некоторые, правда, останавливались, прямо смотрели и глаза и пожимали руку; как ни странно, это чаще были как раз почти незнакомые люди: представители юридических фирм и частных банков, жены коллег по бизнесу.
      – Теперь в «Лейнсборо», – важно говорил Ламберт, стоявший по другую сторону двери. – Поминки состоятся в «Лейнсборо».
      Элегантная рыжеволосая дама остановилась перед Ричардом и протянула ему бледную руку. Ричард, уставший от рукопожатий, взял эту руку.
      – Главное, помните, – молвила дама, словно продолжая уже начатый разговор, – одиночество – это не навсегда.
      Ричард вздрогнул, пробудившись от умственной дремоты.
      – Что вы сказали?.. – начал он, но незнакомка уже исчезла.
      Ричард обернулся к своему пятнадцатилетнему сыну Энтони.
      – Кто это?
      Энтони пожал плечами.
      – Ламберт с Филиппой что-то о ней говорили. По-моему, они с мамой вместе учились в школе.
      – Откуда она знает…
      Ричард умолк. Он чуть было не сказал: «Откуда она знает, что мне одиноко?» Вместо этого он улыбнулся сыну.
      – Ты хорошо выступил.
      Энтони пожал плечами.
      – Вроде да.
      Бессознательным движением, которое повторялось у него каждые три минуты, Энтони поднес руку к лицу и потер лоб, прикрывая темно-красное родимое пятно, похожее на маленькую ящерицу. Каждые три минуты, сам того не замечая, Энтони старался заслонить отметину. Ричард не мог припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь дразнил Энтони из-за родимого пятна; во всяком случае, дома все держались так, словно никакого пятна и вовсе нет. Тем не менее, рука Энтони с удручающей регулярностью взлетала вверх, а иногда и подолгу задерживалась у лба, защищая красную ящерку от посторонних глаз.
      – Такие дела, – кивнул Ричард.
      – Угу, – отозвался Энтони.
      – Наверное, нам пора.
      – Ага.
      Вот так, разговор окончен. Когда они с Энтони перестали разговаривать? Как случилось, что долгие, полные любви монологи, обращенные к маленькому сыну, превратились в пустой обмен ничего не значащими репликами на людях?
      – Отлично, – сказал Ричард. – Ну что, пошли?
      Когда Флер прибыла в ресторан отеля «Лейнсборо», зал «Белгравия» был уже полон. Она приняла у загорелого официанта-австралийца бокал коктейля «Баксфиз» – апельсиновый сок с шампанским – и двинулась прямиком к Ричарду Фавуру. Приблизившись, она чуть-чуть изменила направление, как будто собираясь пройти мимо.
      – Извините…
      Голос Ричарда за спиной вызвал у Флер мгновенную вспышку торжества. Иногда приходится полчаса дефилировать взад-вперед, пока объект раскачается заговорить.
      Она неспешно обернулась и одарила Ричарда Фавура самой широкой и приветливой улыбкой. Флер по опыту знала, что разыгрывать недотрогу с вдовцами – дохлый номер. На долгое ухаживание им не хватает кому энергии, кому уверенности в себе, а у иных в процессе успевают возникнуть подозрения. Лучше одним прыжком ворваться в жизнь безутешного страдальца и сразу прочно занять место.
      – Еще раз здравствуйте.
      Флер отхлебнула шампанского, выжидая.
      Если бдительные родственники сейчас наблюдают за ними, пусть видят – разговор затеял он, а не она.
      – Я хотел вас поблагодарить за добрые слова, – сказал Ричард. – Мне показалось, вы знаете, как это бывает.
      Флер мечтательно посмотрела на свой бокал выбирая, какую версию изложить. Наконец подняла глаза и мужественно улыбнулась.
      – Увы, да. Я сама все это пережила. Уже давно.
      – И вы справились.
      – Я справилась, – эхом отозвалась Флер. – Хотя это было нелегко. Трудность в том, что не знаешь даже, с кем поговорить. Родные – слишком близкие люди.
      – Или недостаточно близкие, – мрачно добавил Ричард, думая об Энтони.
      – Вот-вот, – поддержала Флер. – Недостаточно близкие, чтобы понять, каково тебе сейчас, чтобы разделить с ними свое горе.
      Она сделала еще глоток и взглянула на Ричарда. Черт, да на нем лица нет! Уж не перестаралась ли она?
      – Ричард?
      Флер обернулась. На них надвигался тот самый человек с «резиновым» лицом.
      – Приехал Дерек Каули. Ну ты помнишь – директор «Грейлоуз» по софту.
      – Я видел его в церкви, – сказал Ричард. – Кто додумался его пригласить?
      – Я, – откликнулся Ламберт. – Полезное знакомство.
      – Понимаю.
      Лицо Ричарда застыло.
      – Я с ним немного поболтал, – продолжал, ничего не замечая, Ламберт, – а он хочет еще и с тобой побеседовать. Ты можешь уделить ему минутку? Я пока не заводил речь о контракте…
      Он запнулся, словно только сейчас заметил Флер. Все ясно, подумала Флер, сощурив глаза. Женщины не в счет.
      – А, здравствуйте, – сказал Ламберт. – Простите, я забыл, как ваше имя?
      – Флер, – ответила она. – Флер Даксени.
      – Да-да. И вы… учились в школе вместе с Эмили?
      – О нет! – Флер очаровательно улыбнулась.
      – Я так и подумал, вы слишком молоды, – сказал Ламберт. – Как же вы познакомились с Эмили?
      – О, это интересная история.
      Флер задумчиво отпила из бокала.
      Просто удивительно, как часто удается обойти неудобный вопрос, просто прихлебывая вино или жуя какое-нибудь канапе. Скорее всего, кто-нибудь подойдет и воспользуется паузой, чтобы вклиниться в разговор, и все позабудут, что она так и не ответила.
      К сожалению, никто не подошел, и Ламберт продолжал смотреть на нее с беззастенчивым любопытством.
      – Очень интересная, – повторила Флер, глядя на Ричарда. – Мы с вашей женой встречались всего дважды, но она произвела на меня глубокое впечатление.
      – Где вы встречались? – поинтересовался Ламберт.
      – На обеде, – ответила Флер. – На большом благотворительном обеде. Мы оказались за одним столиком. Я пожаловалась на качество еды, а Эмили согласилась со мной, отметив, однако, что жаловаться – не в ее характере. А потом мы разговорились.
      – О чем вы говорили? – спросил Ричард, заглядывая ей в лицо.
      Флер поразило тоскливое выражение его глаз.
      – Обо всем на свете. Я была с ней очень откровенна… – Флер понизила голос, и Ричард бессознательно наклонился ближе к ней. – Она то же была откровенна со мной. Мы говорили о своей жизни… о семье… О том, как трудно порой сделать выбор…
      – Что она говорила? – вырвалось у Ричарда.
      Флер пожала плечами.
      – Столько лет прошло… Я уже точно не помню. – Она улыбнулась. – В сущности, пустячный разговор. Полагаю, Эмили давным-давно о нем забыла. А я вот помню ее. Увидела объявление о панихиде и не удержалась, пришла. – Флер опустила глаза. – Наверное, это несколько нахально с моей стороны. Надеюсь, вы не сердитесь.
      – Конечно, нет, – сказал Ричард. – Я рад всем друзьям Эмили.
      – Странно, она никогда о вас не рассказывала, – заметил Ламберт, критически глядя на Флер.
      – Я бы скорее удивилась, если бы она стала рассказывать обо мне, – улыбнулась Флер. – Такой пустяк – парочка долгих задушевных раз говоров, много лет назад.
      – Я очень… очень хотел бы узнать, о чем она говорила, – произнес Ричард со смущенным смешком. – Жаль, что вы не помните…
      – Помню какие-то обрывки. – Флер дразняще улыбнулась ему. – Разрозненные кусочки. Знаете, она говорила удивительные вещи. И да же очень… личные.
      Флер умолкла, выразительно покосившись на Ламберта.
      Ричард сразу же отреагировал.
      – Ламберт, поговори, пожалуйста, с Дереком Каули. Я подойду к вам позже. А сейчас я хочу еще немного побеседовать с миссис Даксени.
      Пятнадцать минут спустя Флер покинула «Лейнсборо» и уселась в такси. В кармане у нее лежала карточка с телефоном Ричарда Фавура, а в ежедневнике появилась запись о совместном ланче, назначенном на завтра.
      Как просто! Бедняга явно изнывал от желания узнать все, что она может рассказать о его жене, и только хорошее воспитание не позволило ему перебивать Флер, которая как бы невзначай постоянно отвлекалась на посторонние предметы. Несколько минут бесцельной болтовни, а потом она взглянула на часы и вскрикнула, что ей нужно бежать. Лицо у Ричарда вытянулось.
      Казалось, он смирился с разочарованием, и на этом все закончится. Флер почти уже поставила на нем крест, как вдруг он вытащил еженедельник и спросил, не могли бы они встретиться за ланчем. Флер сильно подозревала, что у Ричарда Фавура не водилось привычки приглашать не знакомых женщин на ланч.
      К тому времени как такси подъехало к подъезду многоквартирного дома в Челси, где обитали Джонни и Феликс, Флер успела набросать на листочке все, что запомнила по поводу Эмили Фавур. Слова «слабое здоровье» она подчеркнула, а слово «гольф» подчеркнула двойной чертой. Жаль, она не знает, как выглядела покойная. Полезно было бы посмотреть фотографию. Впрочем, Флер не собиралась долго обсуждать Эмили Фавур. По ее опыту, тему покойных жен следовало, насколько возможно, обходить стороной.
      Выпрыгнув из такси, Флер увидела у подъезда своего приятеля Джонни, наблюдавшего за разгрузкой небольшого грузовичка. Джонни, живой и быстрый в движениях человек хорошо за пятьдесят, с каштановой шевелюрой и вечным загаром, был знаком с Флер уже лет двадцать; ему, единственному из всех людей на свете, она никогда не врала.
      – Джонни! Как мой багаж, прибыл благополучно?
      Он обернулся на звук своего имени, недовольно морщась оттого, что его отвлекают. При виде Флер лицо Джонни разгладилось.
      – Золотко! Иди скорее сюда, полюбуйся!
      – Что там?
      – Новый канделябр. Феликс вчера отхватил на аукционе. Осторожнее, не урони! – заорал он на грузчика.
      – Феликс дома?
      – Дома, дома. Заходи, поднимайся. Я сказал, осторожнее, бестолочь!
      Флер еще на лестнице услышала мощные аккорды Вагнера, а когда перешагнула порог квартиры Джонни, звук усилился, чуть ли не вдвое.
      Феликс, не первой молодости весьма упитанный персонаж, стоял в гостиной перед зеркалом и подпевал Брунгильде пронзительным фальцетом.
      Когда Флер впервые услышала этот высокий свиристящий голос, то решила, что у Феликса какая-нибудь ужасная болезнь, а оказалось, что благодаря необычному тембру он успешно зарабатывает на жизнь певчим в церквях и соборах. Иногда Флер и Джонни ходили послушать в его исполнении вечерю в соборе Святого Павла или в Вестминстерском аббатстве – а заодно посмотреть, как он важно раскланивается, весь в белых оборочках. Несколько реже случалось увидеть его во фраке, исполняющим «Мессию» Генделя или «Страсти по Матфею» Баха.
      Голос Феликса не нравился Флер, а «Страсти по Матфею» нагоняли на нее скуку, но она исправно сидела в первом ряду, рьяно хлопала в ладоши и вместе с Джонни кричала: «Браво!» Дело в том, что Флер многим была обязана Феликсу. О панихидах можно узнавать и из газет, однако Феликс о похоронах знал все. Среди певчих обязательно оказывался если не он сам, то кто-нибудь из его знакомых. А Флер удачнее всего работалось именно на немноголюдных похоронах для узкого круга самых близких людей. Феликс увидел Флер в зеркале, дернулся и оборвал пение.
      – Не мой диапазон вообще-то! – крикнул он, заглушая музыку. – Низковато! Как прошла панихида?
      – Неплохо! – проорала Флер.
      Она подошла к проигрывателю для компакт-дисков и убавила громкость.
      – Неплохо, – повторила она. – Весьма многообещающе. Завтра у меня ланч с мистером Фавуром.
      – О-о, молодец! – похвалил Феликс. – А я собирался рассказать тебе, какие у нас на завтра назначены похороны. Все довольно мило – заказали «Услышь молитву мою». Но если у тебя уже все схвачено…
      – Все равно расскажи, – попросила Флер. – Что-то я не совсем уверена насчет этих Фавуров. Не знаю, есть ли у них на самом деле деньги.
      – Да ну?
      – Кошмарные шляпки.
      – Хм… Шляпки – это еще не все.
      – Так-то оно так…
      – А что говорит Джонни?
      – Что я говорю о чем? – раздался в дверях громкий голос Джонни. – Осторожней, нескладеха! Вот сюда поставь. Да-да, на стол.
      Грузчик в комбинезоне поставил на стол высокий предмет, укутанный в оберточную бумагу.
      – Подсвечник, – сказала Флер. – Какая прелесть.
      – Канделябр, – поправил Джонни. – Правда, красавец?
      – А я-то какой умный – шикарную штуковину откопал! – похвастался Феликс.
      – Наверняка стоил уйму денег, – буркнула Флер. – Лучше потратили бы их на какое-нибудь доброе дело.
      – На тебя, например? Нетушки! – Джонни принялся протирать канделябр носовым платком. – Если тебе так нужны денежки, что ж ты бросила очаровашку Сакиса?
      – Какой он очаровашка? Хам и наглец. Без конца мной командовал, орал…
      – И покупал тебе костюмы от Живанши.
      – Ну да, – с сожалением подтвердила Флер. – Просто я ни секунды больше не могла его терпеть. И потом, он не захотел дать мне золотую карточку, так чего мучиться?
      Флер пожала плечами.
      – Почему вообще мужики тебе дают кредитные карточки, это выше моего понимания! – объявил Феликс.
      – Да, – отозвалась Флер. – Тебе, конечно, не понять.
      – Уела! – расхохотался Феликс.
      – Все-таки ты его неплохо пощипала, разве нет? – спросил Джонни.
      – Да так, помаленьку. Совсем немного. – Флер вздохнула и закурила сигарету. – Только время зря потратила, нафиг.
      Феликс отреагировал мгновенно:
      – Выражаемся? Один фунт в копилку для штрафов! Большое спасибо.
      Флер, закатив глаза, нащупала в сумочке кошелек.
      – С пятидесяти сдача найдется?
      – Наверное, – откликнулся Феликс. – Надо посмотреть в копилке.
      – Знаешь, Флер, – заметил Джонни, продолжая полировать канделябр, – с твоего «помаленьку», я смотрю, набегает приличная сумма.
      – Совсем неприличная, – возразила Флер.
      – Сколько у тебя прикопано?
      – Недостаточно.
      – А сколько будет достаточно?
      – Ах, Джонни, прекращай меня допрашивать! – разозлилась Флер. – Это все ты виноват. Ты мне сказал, что Сакис – легкая добыча.
      – Ничего подобного. Я только сказал, что, согласно моим источникам, он мультимиллионер и к тому же эмоционально уязвим. Как показала практика, это чистая правда.
      – Он станет еще более эмоционально уязвим, когда сообразит, что ты от него сбежала, – заметил Феликс, убирая пятидесятифунтовую банкноту в большую жестянку, расписанную розовыми херувимчиками.
      – Нечего его жалеть! – возмутилась Флер.
      – Да я и не жалею. Если человек позволяет водить себя за нос, значит, так ему и надо.
      Флер вздохнула.
      – Во всяком случае, я отлично провела время у него на яхте. – Она выдохнула струйку дыма. – Даже обидно.
      – Ужас, как обидно, – согласился Джонни, отступая на шаг назад, чтобы получше рассмотреть канделябр. – Опять придется кого-нибудь искать.
      – Только не жди, что мы подберем тебе еще одного богатого грека, – вмешался Феликс. – Меня не так уж часто приглашают петь на право славных мероприятиях.
      – Ты ходила на панихиду по Эмили Фавур?
      – Ходила. – Флер затушила сигарету. – Впечатление не ахти. Там в самом деле водятся деньги?
      – О да! – встрепенулся Джонни. – По край ней мере, должны водиться. Мой приятель, он работает у де Руше, говорил, что у Ричарда Фавура на личном счету несколько миллионов, а есть еще и семейная фирма. Как там не быть денежкам?
      – Что ж, завтра я с ним встречаюсь за ланчем, проясню этот вопрос.
      Флер подошла к камину и принялась рассеянно перебирать карточки с приглашениями, адресованные Джонни и Феликсу.
      – Знаешь, тебе бы снизить планку, – посоветовал Феликс. – Могла бы удовлетвориться простым заурядным миллионером… время от времени.
      – О чем ты говоришь! Миллиона в наше время ни на что путное не хватит, – отмахнулась Флер. – Ты это знаешь не хуже меня. А мне необходимо обеспечить себя на будущее. – Ее взгляд упал на фотографию в серебряной рамке: маленькая девочка с сияющим на солнце нимбом пушистых светлых волос. – Обеспечить Зару, – поправилась Флер.
      – Милая Зара, – отозвался Джонни. – Давно уже о ней ничего не слышно. Как у нее дела?
      – Нормально, – туманно ответила Флер. – Она в школе.
      – Кстати… – Джонни покосился на Феликса. – Ты ей уже сказал?
      – Что? Ах, об этом… Нет пока.
      – Что такое? – насторожилась Флер.
      – Нам тут позвонили на прошлой неделе…
      – Кто звонил?
      – Хэл Уинтерс.
      Последовала короткая пауза. Наконец Флер спросила:
      – Что ему нужно?
      – Хочет с тобой пообщаться.
      – Что вы ему сказали?
      – Ничего. Сказали, что мы не знаем, где ты сейчас.
      – Хорошо.
      Флер осторожно перевела дух. Потом наткнулась на взгляд Джонни и быстро отвела глаза.
      – Флер, – серьезно сказал Джонни, – тебе не кажется, что надо бы ему перезвонить?
      – Нет, не кажется, – отрезала Флер.
      – А, по-моему, стоило бы.
      – А, по-моему, нет! Джонни, я тебе уже говорила, я не желаю это обсуждать.
      – Но…
      – Ты меня понял? – рявкнула Флер. – Не желаю!
      Не дав Джонни времени снова раскрыть рот, она подхватила сумочку, тряхнула головой, откидывая волосы назад, и стремительно вышла из комнаты.

      Ламберт положил трубку на рычаг и несколько секунд неподвижно смотрел на телефон. Потом обернулся к Филиппе.
      – Твой отец просто дурак! – выкрикнул он. – Тупой, проклятый дурак!
      – Что он сделал? – испуганно спросила Филиппа.
      – С бабой какой-то связался, только и всего. В его-то возрасте!
      – И так скоро после маминой смерти, – подхватила Филиппа.
      – Вот именно, – кивнул Ламберт. – Вот именно.
      Он одобрительно взглянул на Филиппу, и ее от радости бросило в жар. Ламберт нечасто так смотрел на жену.
      – Это он сейчас звонил – предупредить, что приведет ее с собой на ланч. И говорит, как…
      Ламберт скорчил рожу, и Филиппа поскорее отвела глаза, пока не успела сформироваться крамольная мысль, что она вышла замуж за необыкновенно уродливого мужчину.
      – Как пьяный, – закончил Ламберт.
      – С утра пораньше?!
      – Да не в том смысле, – нетерпеливо отозвался Ламберт. – Пьяный не от выпивки, а…
      Он умолк. Несколько секунд Ламберт и Филиппа молча смотрели друг на друга.
      – От счастья, – договорила Филиппа.
      – Ну да, – словно нехотя, буркнул Лам берт. – Что-то в этом роде.
      Филиппа наклонилась к зеркалу и дрожащей рукой начала подводить веки жидкой тушью.
      – Кто она? – спросила Филиппа. – Как ее зовут?
      – Флер.
      – Флер? Та самая, с поминальной службы? У нее еще такая чудесная шляпка?
      – Черт побери, Филиппа! Неужели я стал бы его спрашивать, какая у нее шляпка? Давай-ка поторопись.
      Не дожидаясь ответа, Ламберт вышел из комнаты.
      Филиппа молча рассматривала свое отражение: водянисто-голубые глаза, блеклые волосы, чуть раскрасневшиеся щеки. В мозгу проносились потоки слов, которые мог бы сказать ей муж, будь он другим человеком. Он мог бы сказать:
      «Да, родная, по-моему, это она», или: «Филиппа, любовь моя, я видел только тебя одну!», или он мог бы сказать: «Чудесная шляпка? Самая чудесная шляпка была у тебя!»
      А она бы тогда ответила уверенным, чуть поддразнивающим тоном, какой удавался ей только в воображении:
      «Да ну что ты, милый, даже ты не мог не заметить этой шляпки!»
      А он бы тогда сказал:
      «Ах, ты об этой шляпке!» – и они бы оба засмеялись.
      А потом-потом он поцеловал бы ее в лоб, а потом…
      – Филиппа! – Резкий голос Ламберта раз несся по квартире. – Филиппа, ты готова?
      Филиппа вздрогнула.
      – Еще пять минут!
      – Давай поживее!
      Она принялась шарить в сумочке в поисках губной помады нужного оттенка. Если бы Ламберт был другим человеком, он мог бы ответить:
      «Не спеши, моя хорошая» или: «Мы не так уж торопимся».
      Может быть, он вошел бы в комнату, и улыбнулся Филиппе, и стал перебирать ее волосы, а она бы засмеялась и сказала:
      «Ты меня отвлекаешь!», а он бы сказал:
      «Просто не могу удержаться, ты такая роскошная женщина!» – и поцеловал бы ее пальцы, а потом…
      В углу комнаты приглушенно зачирикал телефон. Филиппа, затерявшаяся в мире грез, его даже не услышала.
      Ламберт снял трубку в кабинете.
      – Ламберт Честер слушает.
      – Доброе утро, мистер Честер. Это Эрика Фортескью из Первого банка. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
      – Я как раз собирался уходить. У вас что-то важное?
      – Я по поводу вашего перерасхода, мистер Честер.
      – А-а… – Ламберт оглянулся на дверь кабинета и на всякий случай прикрыл ее ногой. – В чем проблема?
      – У вас превышен лимит, на довольно крупную сумму.
      – Чепуха!
      Ламберт откинул голову, раскрыл рот и принялся ковыряться в зубах.
      – На данный момент у вас дебет более трех сот тысяч фунтов, а между тем договоренность была на двести пятьдесят.
      – К вашему сведению, в прошлом месяце лимит повысили. До трехсот пятидесяти.
      – Соглашение было оформлено письменно?
      – Этим занимался Ларри Коллинз.
      – Ларри Коллинз больше не работает в банке, – сообщил ровный голос Эрики Фортескью.
      Черт, подумал Ламберт. Ларри уволили. Доигрался, засранец.
      – Коллинз зафиксировал соглашение перед уходом, – сказал он вслух.
      Можно будет соорудить какую-нибудь записку.
      – В наших документах ничего такого нет.
      – Должно быть, он забыл. – Лицо Ламберта скривилось в самодовольной ухмылке. – Возможно, он также забыл вам сообщить, что через два года я получу столько денег, сколько вы в жизни не видели.
      Вот тебе, настырная стерва, прибавил он мысленно.
      – Доверительный фонд вашей жены? Да, он говорил об этом. Вы предоставили подтверждение?
      – Конечно, все улажено.
      – Понятно.
      – И после этого вас беспокоит мизерный перерасход?
      – Да, мистер Честер, беспокоит. Как правило, мы не принимаем имущество супругов как обеспечение единоличного счета.
      Ламберт злобно уставился на телефон. Что эта нахалка себе позволяет?
      – И еще…
      – Что?
      Ламберту стало не по себе.
      – Я заметила, что в бумагах вашей жены отсутствуют какие-либо упоминания о доверительном фонде. Они есть только в вашей папке. Для этого имеется причина?
      – Имеется, – огрызнулся Ламберт, забыв об осторожности. – Фонд не упомянут в бумагах моей жены, потому что она о нем не знает.
      Папки были пусты, все до единой. Флер, не веря своим глазам, открывала их одну за другой. Хоть бы листочек какой завалялся, выписка из банковского счета, ну хоть что-нибудь!
      В коридоре послышался шум, Флер торопливо захлопнула железные ящики конторского шкафа и отскочила к окну. Когда вошел Ричард, она выглядывала в окно, с наслаждением вдыхая задымленный лондонский воздух.
      – Чудесный вид! Я обожаю Риджентс-парк. Ты часто бываешь в зоопарке?
      – Вообще не бываю, – засмеялся Ричард. – Последний раз ходил туда, когда Энтони был маленьким.
      – Обязательно сходим, – объявила Флер. – Пока ты еще не уехал из Лондона.
      – Может, сегодня?
      – Сегодня мы идем в Гайд-парк, – твердо ответила Флер. – Договорились ведь.
      – Как скажешь, – с улыбкой ответил Ричард. – А сейчас нам пора, не то опоздаем к Филиппе и Ламберту.
      – Прекрасно!
      Флер очаровательно улыбнулась Ричарду и позволила увести себя из комнаты. В дверях она обернулась – не пропустила ли чего? Да нет, конторский шкаф был единственным предметом обстановки, напоминающим о бизнесе. Ни письменного стола, ни бюро. Должно быть, Ричард хранит деловые бумаги где-нибудь в другом месте. На работе или в загородном доме в Суррее.
      По дороге в ресторан она как бы невзначай уронила руку в ладонь Ричарда. Когда их пальцы сплелись, Флер заметила, как порозовела у него шея. Такой типичный английский джентльмен, застегнутый на все пуговицы, подумала Флер, сдерживая смех. За четыре недели сподвигся не более чем поцеловать ее сухими, робкими, отвыкшими от поцелуев губами. То ли дело Сакис, настоящий зверь – после первого же совместного ланча поволок ее к себе в номер! Флер поморщилась, вспомнив жирные волосатые ляжки Сакиса и его лающий командирский голос. Нет уж, так гораздо лучше. Удивительное дело, ей даже понравилось, что с ней обращаются точно с невинной школьницей. Она шла рядом с Ричардом и улыбалась, чувствуя себя защищенной. Необыкновенно уютное чувство, как будто ей и в самом деле было что защищать, как будто она берегла себя именно для этой драгоценной ми нуты.
      Другой вопрос – может ли она себе позволить такое долгое ожидание. Четыре недели ланчей, обедов, походов в кино и в картинные галереи, а она все еще не выяснила, есть ли у Ричарда Фавура серьезные деньги. Да, у него несколько первоклассных костюмов, дом в Лондоне, поместье в Суррее и репутация богача. Все это ровно ни чего не значит. Может быть, дом заложен и перезаложен, а сам Фавур – без пяти минут банкрот. Может, он еще попросит у нее денег! Так однажды случилось, и с тех пор Флер проявляла похвальную осмотрительность. Если не найдется существенных подтверждений его богатства, значит, она напрасно теряет время. Ей бы уже сейчас пора двигаться дальше – к следующим похоронам, следующему доверчивому простофиле. Вот только…
      Флер оборвала течение мыслей и крепче ухватила руку Ричарда. Если быть честной до конца, нужно признать, что за время, прошедшее после ухода от Сакиса, ее уверенность в себе значительно пошатнулась. За несколько недель Флер побывала на трех похоронах и пяти панихидах, но Ричард Фавур так и оставался единственной многообещающей добычей. Джонни с Феликсом, конечно, славные ребята, но и они уже мнутся, глядя на ее багаж, загромождающий гостевую комнату в их квартире. Обычно она не делала таких долгих перерывов между мужчинами (Феликс называл это «передышкой»); только выбралась из постели одного – сразу ныряй к другому.
      Поторопить бы как-нибудь Ричарда… Обеспечить себе местечко в его постели, закрепиться в доме, тогда можно будет и финансы его оценить, как следует, а заодно решить проблему жилья. Иначе ей придется пойти на такие меры, до которых она поклялась не опускаться: снять собственную квартиру, может быть, даже найти работу…
      Флер содрогнулась и решительно выпятила подбородок. Нужно затащить Ричарда в койку, только и всего. Потом все пойдет легко и гладко.
      Когда свернули на Грейт-Портлендстрит, Флер подтолкнула Ричарда локтем.
      – Смотри! – шепнула она. – Смотри, вон там!
      Ричард обернулся. На другой стороне улицы стояли две монахини и, судя по всему, оживленно спорили.
      – Никогда раньше не видела, чтобы монашки ссорились, – хихикнула Флер.
      – Я, пожалуй, тоже.
      – Я к ним подойду, – неожиданно решила Флер. – Подожди меня здесь.
      Ричард изумленно смотрел, как Флер переходит через дорогу. Вот она уже на противоположном тротуаре – ослепительная фигурка в ярко-алом пальто, а рядом – две монахини в черных одеяниях. Флер заговорила с ними, те стали кивать и улыбаться в ответ. И вот уже она снова возвращается к нему, а монашки шагают прочь – по-видимому, в полном согласии.
      – Что случилось? – воскликнул Ричард. – Что ты им сказала?
      – Сказала, что Пресвятую Деву огорчает, когда праведники ссорятся. – Флер усмехнулась, глядя на ошеломленное лицо Ричарда. – На самом деле я просто им объяснила, как пройти к метро.
      Ричард расхохотался.
      – Ты потрясающая женщина!
      – Я знаю, – со скромной гордостью ответила Флер.
      Она просунула руку Ричарду под локоть, и они повали дальше.
      Ричард смотрел, как играют на асфальте блики неяркого весеннего солнца, и чувствовал, что его переполняет искрящееся веселье. Всего четыре недели он знаком с этой женщиной, а уже не может представить себе жизни без нее. Когда она рядом, унылая, скучная повседневность преображается, тянет наслаждаться каждым мгновением; а вдали от нее он только и думает о том, чтобы снова быть с нею. Флер словно превращает жизнь в игру, только это не запутанный лабиринт со строгими правилами вроде тех, которых истово придерживалась Эмили, а, скорее, азартная игра. Кто смел, тот и съел. Ричард ловил себя на том, что с детским замиранием сердца ждет, что еще она скажет, какую удивительную затею придумает. За прошедшие четыре недели он познакомился с Лондоном лучше, чем за целую жизнь. Никогда раньше он так много не смеялся – и давно уже не тратил столько денег.
      Часто он возвращался мыслями к Эмили и чувствовал себя виноватым, что наслаждается жизнью, проводит столько времени с Флер, что поцеловал ее. А еще ему было совестно, что он совсем забыл, зачем начал встречаться с Флер – чтобы как можно больше узнать об истинной Эмили. Иногда во сне ему являлась Эмили с бледным укоряющим лицом, и тогда он просыпался, сжавшись в комок от горя, обливаясь потом от стыда, но к утру образ покойной жены тускнел, и Ричард снова не мог думать ни о чем, кроме Флер.
      – Поразительно хороша! – возмутился Ламберт.
      – Я же говорила, – ответила Филиппа. – Разве ты не обратил на нее внимания на панихиде?
      Ламберт пожал плечами.
      – Вероятно, я подумал, что она довольно привлекательна. Но… посмотри на нее сейчас!
      Подразумевалось: посмотри на нее рядом с твоим отцом.
      И они молча смотрели, пока Флер снимала свое алое пальто. Под ним обнаружилось облегающее черное платье. Флер слегка изогнулась, разглаживая платье на бедрах, и Ламберт вдруг ощутил мгновенное жгучее желание. Какого черта, почему рядом с Ричардом такая женщина, а он вынужден обходиться Филиппой?
      – Идут, – сказала Филиппа. – Здравствуй, папа!
      – Здравствуй, дорогая, – ответил Ричард, целуя ее. – Ламберт, добрый день!
      – Добрый день, Ричард.
      – Знакомьтесь – Флер.
      При этих словах Ричард не смог сдержать горделивую улыбку.
      – Очень рада с вами познакомиться. – Флер тепло улыбнулась Филиппе и протянула руку. Филиппа, после секундного колебания, пожала ее. – А с вами, Ламберт, мы уже встречались.
      – Весьма мимолетно, – сухо ответил Ламберт.
      Флер удивленно взглянула на него и снова улыбнулась Филиппе. Та, слегка волнуясь, ответила на ее улыбку.
      – Простите за опоздание, – сказал Ричард, разворачивая салфетку. – Мы… ммм… отвлеклись на незапланированную интерлюдию с парочкой монахинь. Монашки в бегах.
      Он покосился на Флер, и оба вдруг начали хохотать.
      Филиппа тревожно оглянулась на Ламберта. Тот поднял брови.
      – Прошу прощения, – сквозь смех проговорил Ричард. – Долго объяснять, но это было ужасно смешно.
      – Очевидно, – заметил Ламберт. – Вы уже решили, что будете пить?
      – Мне «Манхэттен», – сказал Ричард.
      – Что-что? – вытаращила глаза Филиппа.
      – «Манхэттен», – повторил Ричард. – Не ужели ты не знаешь этот коктейль?
      – До прошлой недели Ричард сам пребывал в непорочном неведении по части «Манхэттена», – вмешалась Флер. – Обожаю коктейли, а вы?
      – Не знаю, – растерялась Филиппа. – На верное, да.
      Она отхлебнула газированной минеральной воды и попыталась припомнить, когда в последний раз пробовала коктейль. И тут, не веря своим глазам, увидела, как рука ее отца скользнула под стол и потянулась к руке Флер. Филиппа глянула на мужа: Ламберт как зачарованный смотрел туда же.
      – Мне тоже «Манхэттен», – весело сказала Флер.
      – А мне, пожалуй, джин, – заявила Филиппа.
      У нее кружилась голова. И это взаправду ее отец? Держится за руки с другой женщиной! Поверить невозможно. Филиппа ни разу не видела, чтобы отец с матерью держались за руки, и вот, пожалуйста: улыбается, как ни в чем не бывало, будто мамы вовсе никогда не было на свете.
      «Он ведет себя совсем не как мой папа, – подумала Филиппа. – Он ведет себя как… как нормальный мужчина».
      С Ламбертом будет сложно, подумала Флер. Он постоянно бросал на нее подозрительные взгляды, расспрашивал о ее прошлом и пытался вы знать, как близко она была знакома с Эмили. Флер почти воочию видела, как слово «авантюристка» оформляется у него в мозгу. Это, конечно, хорошо, поскольку говорит о том, что здесь имеются деньги, на которые она могла бы покуситься, – но и плохо, если означает, что Ламберт ее раскусил. Нужно его умаслить.
      Когда принесли десерт, Флер обернулась к Ламберту с уважительным, прямо-таки трепетным выражением:
      – Ричард говорил, вы в его фирме – специалист по компьютерам?
      – Верно, – скучающим тоном ответил Ламберт.
      – Какая прелесть! Я совсем не разбираюсь в компьютерах.
      – Как и большинство людей.
      – Ламберт разрабатывает программы для нашей фирмы, – объяснил Ричард, – и продает их в другие компании. Весьма приличный дополнительный доход.
      – Значит, скоро вы станете вторым Биллом Гейтсом?
      – На самом деле мой подход коренным образом отличается от концепции Гейтса, – холод, но произнес Ламберт.
      Флер внимательно посмотрела на него – не шутит ли? Да нет, в его жестком взгляде не было и намека на юмор. Боже, подумала Флер, еле сдерживая смех, не следует недооценивать мужское тщеславие!
      – Тем не менее, вы ведь можете заработать миллиарды?
      Ламберт пожал плечами.
      – Деньги меня не интересуют.
      – Ламберт не снисходит до денежных вопросов, – с нервным смешком вмешалась Филиппа. – Домашней бухгалтерией занимаюсь я.
      – Эта задача как нельзя лучше подходит женскому менталитету, – изрек Ламберт.
      – Постой, Ламберт, – запротестовал Ричард, – по-моему, это немного несправедливо.
      – Может, и несправедливо, – отозвался Ламберт, погружая ложечку в шоколадный мусс, – зато правда. Мужчина – творец, женщина – администратор. Он созидает, она распоряжается созданным.
      – Женщины создают детей, – заметила Флер.
      – Женщины производят детей, – поправил Ламберт. – Создает детей мужчина. Женщина – пассивный партнер. А кто определяет пол ребенка? Мужчина или женщина?
      – Врач, – сказала Флер.
      Ламберт недовольно нахмурился.
      – Вы, кажется, не совсем уловили мою мысль. Все очень просто…
      Договорить он не успел – его перебил звонкий женский голос.
      – Какой сюрприз! Семейство Фавур в полном сборе!
      Флер подняла глаза. К ним приближалась блондинка в изумрудно-зеленом жакете. Взор незнакомки перебегал с Ричарда на Флер, с Ламберта на Филиппу и обратно. Флер ответила ей спокойным взглядом. Интересно, зачем некоторые женщины накладывают на лицо столько краски? На веках блондинки толстым слоем лежали ярко-голубые тени с блестками, ресницы торчали черными иглами, на переднем зубе виднелось пятнышко помады.
      – Элеонора! – воскликнул Ричард. – Как приятно тебя видеть! И Джеффри с тобой?
      – Нет, я пришла с подружкой. После ланча мы собираемся в «Скотч-хаус». – Элеонора перебросила сумочку на позолоченной цепочке с одного плеча на другое. – Кстати, Джеффри на днях говорил, что тебя давно не видно в клубе.
      В ее интонации ясно прозвучал вопрос, а взгляд опять скользнул в сторону Флер.
      – Позвольте вас познакомить, – сказал Ричард. – Это мой друг Флер Даксени. Флер, это Элеонора Форрестер. Ее муж – капитан Грейвортского гольф-клуба.
      – Очень приятно, – произнесла Флер, поднимаясь со стула и пожимая руку новой знакомой.
      Рука у Элеоноры Форрестер оказалась твердой и шершавой, почти мужской, если бы ногти не были накрашены красным лаком. Тоже гольфистка!
      – Давно вы дружите с Ричардом? – спросила Элеонора.
      – Да нет, – ответила Флер. – Как раз четыре недели, как мы познакомились.
      – Понятно, – сказала Элеонора и похлопала колючими ресницами. – Понятно, – повторила она еще раз. – Что ж, я пойду. Кто-нибудь из вас собирается участвовать в Весеннем турнире?
      – Я – безусловно, – сказал Ламберт.
      – Я, скорее всего, тоже, – сказал Ричард. – А впрочем, как знать?
      – Как знать? – эхом откликнулась Элеонора и снова посмотрела на Флер, поджав губы. – Рада была познакомиться с вами, Флер. Очень, очень интересно…
      – Так! – воскликнул Ламберт, когда она удалилась и уже не могла их слышать. – Завтра сплетня пойдет по клубу.
      – Элеонора дружила с мамой, – словно извиняясь, прошептала Филиппа. – Она, наверное, подумала…
      Филиппа смущенно умолкла.
      – Ты все-таки поосторожнее, – сказал Ричарду Ламберт. – Вот приедешь в Грейворт, а там только о тебе и говорят.
      – Приятно быть в центре внимания, – хмыкнул Ричард, улыбнувшись Флер.
      – Смейся, смейся, – нахмурился Ламберт. – А все-таки я бы на твоем месте…
      – Да, Ламберт? Что бы ты сделал на моем месте?
      В голосе Ричарда зазвучали стальные нотки. Филиппа предостерегающе глянула на Ламберта, но его было не остановить.
      – Я бы поостерегся, Ричард. Нет, в самом деле, ты ведь не хочешь, чтобы у всех создалось ложное впечатление. Нехорошо, если люди начнут шептаться у тебя за спиной.
      – А почему кто-то вдруг станет шептаться у меня за спиной?
      – Это же очевидно! Послушайте, Флер, я ни в коем случае не хочу вас обидеть, но вы ведь понимаете, правда? Эмили многим была дорога, и когда они о вас услышат…
      – Не только услышат, – перебил Ричард, – они с ней еще и познакомятся, поскольку она скоро приедет в Грейворт погостить. А если тебя, Ламберт, это смущает, можешь обходить наш дом стороной.
      – Я только хотел сказать… – начал Ламберт.
      – Я понял, что ты хотел сказать, – оборвал его Ричард. – Очень даже хорошо понял. Жаль, Я был о тебе лучшего мнения. Флер, мы уходим.
      На улице Ричард взял Флер под руку.
      – Прошу прощения, – сказал он. – Ламберт иногда ведет себя отвратительно.
      – Все нормально, – тихо ответила Флер.
      Господи, прибавила она мысленно, то ли еще бывало. У одного дочь вцепилась мне в волосы, у другого соседка обозвала потаскухой…
      – Так ты приедешь в Грейворт? Прости, я должен был сперва спросить… – Ричард смотрел встревоженно. – Обещаю, тебе там понравится. Можно гулять по окрестностям, ты познакомишься с другими членами семьи…
      – И научусь играть в гольф?
      – Если захочешь, – улыбнулся Ричард. – Заставлять тебя никто не станет. – Он смущенно помолчал. – Разумеется, у тебя… у тебя будет отдельная комната. Я бы не хотел, чтобы ты… чтобы ты…
      – Неужто не хотел бы? – тихо сказала Флер. – А я бы хотела.
      Она встала на цыпочки и нежно поцеловала Ричарда в губы. Через несколько мгновений она мягко продвинула язык в глубь его рта. Ричард разом застыл. От неожиданности? От желания? Флер провела рукой по его затылку и стала ждать, что будет дальше.
      Ричард стоял совершенно неподвижно. Полу открытые губы Флер прижимались к его губам, ее слова эхом отдавались в голове, он пытался собраться с мыслями – и не мог. Его парализовало волнение. Вот так должно было быть с Эмили, мелькнуло в затуманенном мозгу. Ричард с трудом удерживал равновесие. Именно так все должно было быть у него с горячо любимой женой. Нет, Эмили никогда не волновала его так, как эта женщина – восхитительная женщина, с которой он знаком всего четыре недели. Он в жизни не испытывал ничего подобного. Никогда еще ему так сильно не хотелось… трахаться.
      – Возьмем такси, – невнятно выговорил Ричард, с трудом оторвавшись от Флер. – Поедем ко мне.
      Говорить было невыносимо тяжело. Как будто слова могли замарать эту удивительную минуту, отравить затаившееся внутри чувство, словно он стоит на пороге невероятных ощущений. Но молчать тоже нельзя – нужно как-то добраться до квартиры.
      – А как же Гайд-парк?
      Зачем она мучает его?
      – В другой раз, – еле ворочая языком, выдавил Ричард. – Идем. Идем!
      Он подозвал такси, затолкал Флер в машину, назвал водителю адрес и снова повернулся к ней. От одного взгляда на нее чуть не остановилось сердце. Флер полулежала, откинувшись на спинку черного кожаного сиденья, платье у нее таинственным образом задралось, и стал виден краешек черного чулка.
      – Боже, – выдохнул Ричард, не сводя глаз с прозрачного черного кружева.
      Эмили никогда не надевала черных кружевных чулок.
      Вдруг его пронзил холодный страх. Что он делает? Что с ним творится? Перед глазами возник ли мысленные картинки: ласковая улыбка Эмили, ее пушистые волосы в его руке, ее стройные ножки и крепкая маленькая попка. Уютные, спокойные вечера и ночи, полные нежности.
      – Ричард, – чуть хрипловато произнесла Флер, проводя пальцем по его бедру.
      Ричард внутренне заметался. Его охватил ужас. То, что казалось таким ясным и чистым всего минуту назад, когда они стояли на тротуаре, вдруг замутилось. Воспоминания не хотели уходить, чувство вины сдавило горло. Он вдруг понял, что чуть не плачет. Он не может, он не хочет этого!.. Но желание все еще бушевало, разрывая его на части.
      – Ричард? – снова спросила Флер.
      – Я женат, – будто со стороны донесся его собственный голос. – Я не могу. Эмили по-прежнему моя жена.
      Он посмотрел на Флер, надеясь, что ему полегчает. Он поступил правильно, и ему должно стать легче. Однако легче не стало. Ричарда терзали противоречивые эмоции, душевный раз лад, физическая потребность. Он не знал, на что решиться.
      – На самом деле Эмили больше не твоя жена, – негромко и медленно проговорила Флер. – Ведь, правда?
      – Я не могу! – Лицо Ричарда побелело от отчаяния.
      Он сгорбился на сиденье, глаза блестели, резко выступили скулы.
      – Ты не понимаешь… Эмили для меня – единственная…
      Голос Ричарда сорвался. Он отвел глаза.
      Флер минутку подумала и быстро одернула платье. Когда Ричард овладел собой и снова обернулся к ней, черные кружевные чулки уже скрылись под волнами благопристойной черной шерстяной материи.
      – Боюсь, я тебя разочаровал, – промолвил, наконец, Ричард. – Я пойму, если ты решишь…
      Он пожал плечами.
      – Что решу?
      – Что не хочешь больше меня видеть.
      – Какие глупости! – Голос Флер звучал мягко, сочувственно и самую чуточку кокетливо. – Ты не воображаешь, будто мне от тебя только одно и нужно?
      Она улыбнулась, и Ричард, помедлив, улыбнулся в ответ.
      – Нам так хорошо вместе, – продолжала Флер, – совершенно ни к чему торопить события…
      Произнося это, она мельком заметила в зеркальце заднего вида лицо таксиста с выпученными глазами и чуть было не захихикала. Вместо этого она обернулась к Ричарду и сказала, понизив голос:
      – Я с удовольствием приеду погостить в Грейворт и буду очень рада отдельной комнате. А там пусть все идет, как идет.
      Несколько секунд Ричард молча смотрел на Флер, потом вдруг взял ее за руку.
      – Ты – удивительная, – севшим голосом вы говорил он. – Я… – Он сильнее сжал ее руку. – Мне вдруг показалось, что ты для меня очень близкий человек.
      Флер скромно опустила глаза.
      «Проклятая Эмили, – подумала она, – так и стоит между нами». Но вслух ничего не сказала и не отнимала руки до самого Риджентс-парка.

      Две недели спустя Энтони Фавур стоял в кухне усадьбы «Клены» и смотрел, как тетя Джиллиан взбивает сливки. Она их взбивала вручную, мрачно и решительно, и все крепче стискивала губы с каждым взмахом венчика. Энтони точно знал, что в одном из кухонных шкафчиков имеется электрический миксер – сам им пользовался, когда жарил оладьи. И, тем не менее, тетя Джиллиан неизменно взбивала сливки вручную. Она почти все делала вручную. Джиллиан жила в семье с самого рождения Энтони, и на его памяти именно она вела дом, готовила, командовала уборщицами, а потом хмуро осматривала результаты их трудов и заново протирала совершенно чистые на вид поверхности. Мама Энтони такими вещами не занималась. Она часто хворала, а когда была здорова, играла в гольф.
      Энтони мысленно увидел маму – невысокую, худенькую, с серебристо-белокурыми волосами, в отглаженных брюках из шотландки. Вспомнил серо-голубые глаза, дорогие очки без оправы, лег кий цветочный запах. Мама неизменно выглядела подтянутой и аккуратной, вся в серебристо-голубых тонах. Энтони исподтишка взглянул на Джиллиан: тусклые седые волосы собраны в два тяжелых пучка, ярко-красные щеки, сутулые плечи, кофта цвета фуксии. У Джиллиан бы ли точно такие же серо-голубые глаза, как и у мамы; если бы не это, трудно поверить, что они сестры.
      Энтони еще раз взглянул в напряженное лицо Джиллиан. Когда папа позвонил и сообщил, что привезет ту тетку погостить, Джиллиан стала еще угрюмей, чем обычно. Она ни слова не сказала, но ведь тетя Джиллиан и вообще была не разговорчива – никогда не скажет, если ей что-то не нравится, и злится тоже молча. Обо всем нужно догадываться самому. И вот сейчас Энтони догадывался, что тетя разозлилась не на шутку.
      Сам Энтони не знал, как относится к приезду той женщины. Накануне вечером, лежа в постели, он все думал о родителях и об этой невесть откуда взявшейся тетке. Энтони ожидал, что интуиция подскажет, что он должен чувствовать по этому поводу, но не почувствовал ровным счетом ничего. Ни отрицательных, ни положительных эмоций; только легкая растерянность от ос знания, что это происходит на самом деле: его отец встречается с другой женщиной. Временами эта мысль накатывала в самый неподходящий момент, когда он занимался чем-нибудь со всем посторонним, и Энтони замирал от потрясения, уставившись в пространство и глубоко дыша, чтобы на глазах не выступили слезы – еще чего не хватало! А в другое время ему казалось, что происходящее вполне естественно, как будто ничего иного и ждать нельзя.
      Он уже привык объяснять разным людям, что мама умерла. Наверное, говорить, что папа завел себе подружку, – всего-навсего следующий шаг. Иногда его это даже смешило.
      Джиллиан закончила взбивать сливки, отряхнула венчик и бросила в раковину, даже не облизав. Затем тяжело вздохнула и потерла рукой лоб.
      – У нас будет фруктовый торт? – спросил Энтони.
      – Да, – ответила Джиллиан. – С киви. – Она пожала плечами. – Не знаю, может, папа хотел бы чего-нибудь другого… Придется ему обойтись.
      – Ну и классно, – сказал Энтони. – Фруктовый торт все любят.
      – Придется обойтись, – повторила Джиллиан.
      Она устало обвела взглядом кухню, и Энтони сделал то же самое. Ему нравилось в кухне; это была его любимая комната. Лет пять назад родители отделали ее в стиле старинной крестьянской кухни: терракотовая плитка, открытый огонь в очаге, громадный деревянный стол и невероятно удобные стулья. Накупили кучу кастрюлек, сковородок и прочей утвари по дорогущим каталогам, развесили на стенах связки чеснока, а приглашенный дизайнер украсил помещение букетами сухих цветов.
      Энтони готов был сидеть в кухне хоть целый день – да часто так и делал с тех пор, как здесь установили настенный телевизор. А вот Джиллиан, похоже, терпеть ее не могла. Она и раньше кухню терпеть не могла, когда все было, по ее словам, «белым, как в больнице»; не смягчилась и теперь, хотя сама выбирала плитку и объясняла декораторам, что где должно размещаться. Энтони не мог ее понять.
      – Давай помогу, – предложил он. – Почищу картошку или еще что.
      – Картошки не будет, – раздраженно ответила Джиллиан. – Будет канадский рис. – Она сдвинула брови. – Надеюсь, его не слишком сложно готовить.
      – Наверное, вкусно получится, – промолвил Энтони. – А не хочешь взять рисоварку?
      Три года назад родители подарили Джиллиан рисоварку на Рождество. За год до этого они подарили ей соковыжималку, в последующие годы – машинку для шинкования зелени, хлеборезку и мороженицу. Насколько было известно Энтони, ни одним из этих устройств Джиллиан ни разу не пользовалась.
      – Так обойдусь, – буркнула Джиллиан. – Может, пойдешь погулять? Или уроки поделаешь?
      – Я бы помог…
      – Мне проще самой сделать.
      Джиллиан в очередной раз тяжело вздохнула и раскрыла поваренную книгу. С минуту Энтони молча смотрел на нее, затем пожал плечами и пошел на улицу.
      Погода стояла прекрасная, и Энтони решил, что даже рад пройтись по солнышку. Подъездная дорожка усадьбы «Клены» вывела его на дорогу к гольф-клубу. В Грейворте все дороги были частными, на них пускали только по спецпропускам, так что здесь почти никто не ездил – только владельцы домов да члены гольф-клуба.
      Может, думал Энтони на ходу, он еще успеет до папиного приезда быстренько пройти полкруга. Всю эту неделю ему полагалось готовиться к экзаменам, поэтому его и отпустили домой, но Энтони не собирался заниматься зубрежкой – он и так знал все, что могут спросить. Зато он рассчитывал всласть побездельничать, поиграть в гольф, а может, еще немножко в теннис – смотря, кто здесь окажется. Лучший друг Уилл, как и он, сейчас в школе, а у них не распускают учеников по домам перед экзаменами.
      «Везет же некоторым, – написал ему Уилл. – Ну, если провалишь все на свете, я не виноват».
      Энтони был с ним полностью согласен: и правда, везуха. А вот папа остался весьма недоволен.
      «За что мы деньги платим? – возмущался он. – За то, чтобы ты дома сидел?».
      Энтони не знал ответа, да это его и не волновало. Не его проблемы.
      Дорога шла под горку, среди травы, деревьев и въездов на чужие участки. Энтони пытался определить, в каких домах сейчас живут, по тому, стоит ли у крыльца машина. У Форрестеров новый белый джип, отметил он, проходя ми мо их дома. Красивый.
      – Эй, Энтони! Как тебе мой джип?
      Энтони, вздрогнув, оглянулся. Ярдах в пятидесяти от обочины на травке сидели Занфи Форрестер и Мекс Тейлор, переплетя обтянутые джинсами ноги; оба курили. Энтони подавил желание отвернуться и сделать вид, что не слышал. Занфи приблизительно его ровесница, они всю жизнь знакомы. Она и в раннем детстве была жутко стервозной девчонкой, а сейчас стала просто стервой. Всегда ухитрялась сделать так, чтобы он почувствовал себя глупым, неуклюжим уро дом. А Мекс Тейлор в Грейворт приехал недавно. Энтони знал только, что он учится в Итоне, в выпускном классе, играет в гольф с гандикапом семь и что все девчонки от него без ума. И этого больше чем достаточно.
      Энтони медленно двинулся к ним вниз по склону, стараясь не бежать, чтобы не запыхаться, и мучительно придумывая, что бы такое умное сказать. Когда он подошел совсем близко, Занфи вдруг вынула сигарету изо рта и давай целовать Мекса, обхватив его голову руками и вовсю извиваясь, точно в каком-нибудь дурацком фильме. Энтони яростно твердил себе, что она просто нарочно выпендривается. Небось думает, что он ревнует. Знала бы она!.. В школе их каждую неделю возили на дискотеку, и Энтони неизменно возвращался с парочкой засосов и телефонным номерком, вот так вот! Ну, это в школе, там не тянутся за человеком детские воспоминания, его принимают таким, какой он есть. А Занфи Форрестер, Фифи Тиллинг и вся их компашка до сих пор видят в нем примерного мальчика Энтони Фавура, с которым неплохо поиграть в гольф, но больше ни на что он не годится.
      Неожиданно Занфи оторвалась от Мекса.
      – Ой, у меня телефон завибрировал!
      Она бросила коварный взгляд на Мекса, мельком глянула на Энтони и вытащила мобильник из ярко-красного футляра на бедре.
      Энтони смущенно посмотрел на Мекса. Рука сама собой поднялась – прикрыть родимое пятно.
      – Алло? Фифи? Да, тут со мной Мекс!
      В голосе Занфи звучало торжество.
      Мекс небрежно спросил Энтони:
      – Хочешь покурить?
      Энтони замялся. Скажешь «да» – придется задержаться и разговаривать с ними. Кто-нибудь еще увидит, наябедничает отцу, такое начнется… А если сказать «нет» – решат, что он примерный мальчик.
      – Давай.
      Занфи все еще болтала по телефону, но, заметив у Энтони сигарету, оторвалась от трубки и захихикала.
      – Энтони! Ты куришь! Надо же, какой храбрый!
      Мекс усмехнулся, а Энтони почувствовал, что краснеет.
      Занфи убрала мобильник в карман.
      – Клево! У Фифи родители уехали до пятницы. Сегодня все соберемся у нее, – прибавила она, обращаясь к Мексу. – Ты, я, Фифи и Таня. Таня кое-что принесет.
      – Отлично, – одобрил Мекс. – А как насчет…
      Он дернул головой в сторону Энтони.
      Занфи скорчила гримаску.
      – Хочешь с нами? Мы идем к Фифи смотреть «Бетти Блю» на лазерном диске.
      – Не могу, увы, – сказал Энтони. – У меня папа…
      Он запнулся. Нет, не станет он говорить Занфи, что папа завел подружку.
      – …приезжает сегодня вечером.
      – Папа приезжает? – с сомнением переспросила Занфи. – И ты из-за этого должен торчать дома?
      – А по-моему, здорово, – добродушно сказал Мекс. – Я бы тоже хотел вот так дружить со своим папкой. – Он ухмыльнулся. – Жаль, я его терпеть не могу.
      Занфи звонко расхохоталась.
      – Я бы тоже хотела дружить со своим папочкой. Может, он бы тогда расщедрился мне на «ягуар» вместо несчастного джипа.
      Она закурила очередную сигарету.
      – Он подарил тебе джип? – удивился Энтони. – Тебе же еще нельзя водить, тебе нет пятнадцати.
      – На частных дорогах водить можно, – парировала Занфи. – Мекс меня учит. Правда, Мекс?
      Она откинулась на траву и пропустила сквозь пальцы белокурую прядь.
      – Он меня еще всякому разному учит. Понимаешь, о чем речь? – Занфи выпустила в воз дух дымовое колечко. – Да нет, где тебе… – Она подмигнула Мексу. – Не будем шокировать Энтони. Представляешь, он до сих пор целуется, не разжимая губ!
      Энтони уставился на нее в ярости и смущении, судорожно подыскивая остроумный ответ, но мозг словно утратил контакт с голосовыми связками.
      – Твой папа, твой папа… – задумчиво протянула Занфи. – Что-то я про него слышала на днях… Ах да! Он ведь завел себе шлюшку?
      – Неправда!
      – Правда, правда! Мама с папой об этом говорили. Какая-то дамочка из Лондона. Вроде красивая. Мама застукала их в ресторане за лан чем.
      – Это просто знакомая, – с отчаянием ответил Энтони.
      Хорошее настроение испарилось без следа. Он вдруг почувствовал, что ненавидит своего отца; даже маму ненавидит – зачем она умерла? По чему все не могло остаться, как было?
      – Я слышал про твою маму, – сказал Мекс. – Сурово.
      Энтони хотелось крикнуть: много ты понимаешь! Вместо этого он неумело затушил сигаре ту ногой и сказал:
      – Мне пора.
      – Жаль… – протянула Занфи. – Ты меня здорово заводишь – такие сексапильные штанишки. Где раскопал? На дешевой распродаже?
      – Увидимся, – сказал Мекс. – Хорошего тебе вечера с папой.
      Уходя, Энтони услышал за спиной приглушенный смех. Он не оглядывался до самого угла и лишь там позволил себе один беглый взгляд: Занфи и Мекс опять целовались.
      Он быстро завернул за угол и присел на низкую каменную ограду. В голове звучали много летние поучения взрослых: «Дразнятся только те, у кого незрелый ум», «Не обращай внимания – им надоест, и они отстанут», «Тебе не нужны та кие друзья, для которых внешность важнее внутренней сущности»…
      И что ему предлагается делать? Отгородиться от всех, кроме Уилла? Остаться вообще без друзей? Насколько он мог судить, приходилось выбирать: остаться одному или каким-то образом прижиться в компании. Энтони вздохнул. Взрослым легко говорить. Они не знают, каково это. Когда в последний раз отцу кто-нибудь говорил гадости? Да никогда, скорее всего. Взрослые не говорят гадостей друг другу. Ну не бывает этого, и все тут. И вообще, тоскливо подумал Энтони, взрослым нечего жаловаться – у них все в жизни легко и просто.
      Джиллиан сидела за громадным деревянным кухонным столом в доме покойной сестры и тупо смотрела на горку фасоли. Она страшно устала, сил не было даже поднять. С самой смерти Эмили ее все больше охватывала необъяснимая, пугающая апатия. Джиллиан не знала, как с этим справиться – разве только окунуться с головой в домашние хлопоты, чтобы ни минуты свободного времени не оставалось. Но чем больше она трудится, тем меньше у нее энергии. Вот сейчас присела отдохнуть на минутку – а век бы не вставала.
      Джиллиан тяжело навалилась локтями на стол. Она так и чувствовала, как стул прогибается под весом ее некрасивого, тучного тела. Обширная грудь заключена в простой практичный лифчик, под юбкой прячутся толстенные ноги. Плотная кофта давит на плечи, даже волосы сегодня кажутся тяжелыми.
      Несколько секунд она не отрывала взгляда от столешницы, обводя пальцем узоры древесины и притворяясь, что ничего особенного не происходит. Палец замер на темном пятнышке от сучка. Что толку себя обманывать? Ей не просто тяжело. Ей страшно.
      Телефонный разговор с Ричардом был совсем короткий. Ричард ничего не объяснил, только сказал, что привезет с собой даму и зовут ее Флер. Джиллиан посмотрела на свои короткие загрубевшие пальцы и прикусила губу. Могла бы знать, что рано или поздно этим кончится – Ричард найдет себе… подругу. А она-то вообразила, что все останется по-старому: Ричард, Энтони и она, Джиллиан. Почти как при жизни Эмили. Сколько раз они ужинали здесь втроем, а Эмили лежала в постели наверху.
      Какая дурость… Конечно, так не могло продолжаться. Во-первых, Энтони уже почти взрослый. Скоро он окончит школу и поступит в университет. На что она рассчитывала – что останется после этого жить в «Кленах» вдвоем с Ричардом? Неизвестно, как относится к ней Ричард. Видит в ней только сестру Эмили или нечто большее? Считает ее своим другом? Членом семьи? Или он ожидает, что теперь, после смерти Эмили, она должна уехать? Джиллиан не знала ответа. За все годы, что она прожила в этом доме, ей очень редко случалось разговаривать с Ричардом. Как правило, они общались исключительно через Эмили. А теперь Эмили нет, и они вообще не общаются. Джиллиан делала вид, что ее присутствие в доме, само собой разумеется, а Ричард не возражал.
      Теперь все изменилось. Появилась, женщина по имени Флер. Женщина, о которой Джиллиан ничего не знает.
      – Ты ее полюбишь, – прибавил Ричард перед тем, как повесить трубку.
      Джиллиан в этом сомневалась. Конечно, он употребил слово «любить» в современном легковесном значении. Дамы в клубе постоянно роняли такие словечки. Как я люблю это твое платье! Я просто влюбилась в эти духи! Люблю, влюбиться, любовь… Как будто это не священное слово, которым следует дорожить, лелеять его и беречь, а не трепать попусту. Джиллиан любила людей, а не модные сумочки. Она очень точно, отчаянно сознавала, кого любит – давно полюбила и будет любить всегда. Только никогда не говорила вслух о таких вещах – по крайней мере, с тех пор как стала взрослой.
      Облачко, закрывавшее солнце, передвинулось, и лучик упал на стол.
      – Хороший сегодня день, – сказала Джил лиан, прислушиваясь к звуку собственного голоса в мертвой тишине кухни.
      В последнее время она все чаще разговаривала сама с собой. Иногда ей по несколько дней приходилось оставаться в доме одной – Ричард уезжал в Лондон, Энтони – в школу. Пустые, одинокие дни. В Грейворте у нее не было подруг; когда Ричард и Энтони отсутствовали, телефон переставал звонить. Приятельницы Эмили воспринимали Джиллиан скорее как нанятую домоправительницу, не как члена семьи, – а Эмили не потрудилась их поправить.
      Эмили. Сестричка Эмили умерла. Джиллиан закрыла глаза и уронила голову на руки. Что же это за мир, где младшие сестры умирают прежде старших? Где хрупкое тело замужней сестры разрушают постоянные выкидыши, а мощный корпус другой сестры, старой девы, ни разу не подвергался испытанию? Джиллиан выхаживала Эмили после каждого выкидыша, нянчилась с нею после рождения Филиппы и позднее – когда на свет появился Энтони. Эмили слабела и угасала у нее глазах. А теперь Джиллиан осталась одна, по сути – в чужой семье, дожидаясь, пока явится та, кто займет место ее сестры.
      Может, пора уже уйти, строить жизнь заново? Благодаря щедрому завещанию Эмили она теперь ни от кого не зависит в финансовом плане. Уезжай, куда захочется, делай все, что пожелаешь… Перед ней промелькнули картинки из рекламного буклета для пенсионеров. Можно приобрести домик у моря и копаться в саду, а можно отправиться путешествовать.
      Джиллиан вспомнилось давнее предложение, от которого она пришла в такой восторг, что тут же кинулась рассказывать Эмили. Кругосветное путешествие с Верити Стэндиш!
      – Ты помнишь Верити, – взволнованно говорила она, а Эмили стояла возле камина и вертела в руках фарфоровую статуэтку. – Она в октябре улетает в Каир, оттуда поедет дальше. И приглашает меня! С ума сойти, правда?
      Она ждала, что Эмили улыбнется, начнет рас спрашивать, обрадуется за Джиллиан так же безоглядно, как Джиллиан радовалась за Эмили все эти годы. Ничего подобного! Эмили обернулась и, не дав сестре времени перевести дух, произнесла:
      – Я на четвертом месяце.
      Джиллиан ахнула. Слезы радости навернулись на глаза. Она думала, да и все думали, что у Эмили больше не будет детей. После Филиппы все ее беременности заканчивались выкидышем не позднее двенадцатой недели. Трудно было представить, что она способна доносить еще одного ребенка.
      Джиллиан бросилась к ней, схватила за руки.
      – Четвертый месяц! Ох, Эмили!
      Но голубые глаза Эмили смотрели на нее с укором.
      – Следовательно, ребенок должен родиться в декабре.
      Джиллиан вдруг сообразила, на что та намекает. Единственный раз в жизни она попыталась вырваться из-под власти сестры.
      – Ты ведь не будешь возражать против моей поездки? – Джиллиан старалась говорить бодро и буднично. – Я уверена, Ричард тебе поможет. А в январе я приеду и тоже включусь. – Она замялась. – Просто случай такой редкостный…
      – Поезжай, конечно! – ломким голосом воскликнула Эмили. – Я прекрасно могу нанять медсестру из роддома. И няньку для Филиппы. Все будет отлично.
      Она сдержанно улыбнулась.
      Джиллиан настороженно смотрела на сестру. Эта игра была ей знакома; ни разу еще она не су мела заранее предугадать следующий ход Эмили.
      – Да и когда ты вернешься, няньку вполне можно будет оставить. – Серебристый голосок Эмили мучительной занозой пронзил сердце Джиллиан. – Поселим ее в твоей комнате. Ты не против? Скорее всего, ты к тому времени уже будешь жить отдельно.
      Напрасно она поддалась на этот блеф. Нужно было все равно поехать с Верити. Прервать по ездку через несколько месяцев и вернуться к семье. Эмили не отказалась бы от ее помощи, сейчас Джиллиан была в этом уверена. Надо было поехать! Полные горечи слова отдавались у нее в мозгу, все тело напряглось, кровь была отравлена сожалениями о том, что произошло пятнадцать лет назад.
      Нет, она не поехала. Она сдалась, уступила, как и всегда уступала сестре, осталась и дождалась рождения Энтони. И уже после того поняла: никогда она не уйдет от них по собственной воле. Потому что Эмили не любила маленького сына. А Джиллиан полюбила его больше жизни.
      – Расскажи мне о Джиллиан, – попросила Флер, удобно устраиваясь на сиденье.
      – Джиллиан? – рассеянно отозвался Ричард, включая указатель поворота, чтобы перестроиться в соседний ряд. – Ну давай, болван, уступай дорогу!
      – Да, Джиллиан, – повторила Флер. – Давно она живет у вас?
      – Да уже много лет. С тех пор как… не знаю… наверное, с тех пор как родилась Филиппа.
      – И вы хорошо с ней ладите?
      – О да.
      Флер глянула на Ричарда. Его равнодушное лицо ничего не выражало. Так, с Джиллиан все ясно.
      – А Энтони? С ним я тоже пока не знакома.
      – О, Энтони тебе понравится. – Лицо Ричарда засветилось энтузиазмом. – Он славный мальчишка. Играет с гандикапом двенадцать – совсем неплохо для его возраста.
      – Замечательно, – вежливо ответила Флер.
      Чем дольше она общалась с Ричардом, тем яснее становилось, что ей не отвертеться от этой ужасной игры. Она представила себя в ботинках для гольфа с шипами и кисточками, и ее передернуло.
      – Здесь такие красивые места, – промолвила Флер, глядя в окно. – Я и не знала, что в Суррее разводят овец.
      – Изредка. Порой и коров.
      Губы Ричарда иронически дернулись. Флер ждала. Движение губ означало, что Ричард собирается пошутить.
      – С самыми отборными местными коровами ты познакомишься в гольф-клубе, – изрек Ричард и расхохотался.
      Флер тоже фыркнула. Ее развеселила не столько шутка, сколько сам Ричард. Неужто это и впрямь тот скучный зануда, с которым она познакомилась полтора месяца назад? Даже не верится! Ричард с радостной решимостью принял новую жизнь, полную веселья. Теперь уже он звонил ей по телефону, предлагая всякие экзотические идеи, шутил, затевал всевозможные развлечения.
      Как догадывалась Флер, этим он пытался от части возместить недостаток физических контактов в их отношениях – видимо, считал, что для нее это так же тяжело, как для него. Она пару раз говорила ему, что не страдает от воздержания, – но не слишком убедительно, чтобы не задеть его чувства. И вот он лез из кожи, чтобы компенсировать их общую неудовлетворенность. Раз уж нельзя развлекать ее в постели, он будет водить ее по театрам, коктейль-барам и ночным клубам. Каждое утро он звонил ей ровно в десять часов и излагал планы на вечер. Флер с удивлением заметила, что ждет этих звонков.
      – Шерингем-Сент-Мартин! – воскликнула она вдруг, заметив пролетающий мимо указатель.
      – Да, симпатичная деревушка, – кивнул Ричард.
      – Я читала, Ксавье Формби недавно открыл здесь новый ресторан – «Тыквенный домик». Там, должно быть, очаровательно. Обязательно нужно сходить.
      – А пошли сейчас, – немедленно предложил Ричард. – Поужинаем! Я позвоню, узнаю, найдется ли у них свободный столик.
      Он вытащил телефон и набрал номер справочной.
      Флер осторожно покосилась на Ричарда. Она ведь не обязана ему напоминать, что эта его Джиллиан, скорее всего, уже сварганила обед? Ричарда это, похоже, не волнует. Да он вообще почти не думает о Джиллиан. В некоторых семействах бывает полезно умаслить женскую половину, но в данном случае это, видимо, ни к чему. Лучше подыграть Ричарду. В конце концов, деньги-то у него.
      – Найдется? – сказал Ричард в телефон. – Очень хорошо, мы сейчас подъедем.
      Флер ослепительно улыбнулась.
      – Как ты здорово придумал!
      – Carpe diem, – сказал Ричард. – Лови день! Знаешь, я в детстве не понимал эту поговорку. Разве день можно поймать? Я в этом не видел смысла.
      – А теперь видишь? – спросила Флер.
      – О да! Все больше и больше.
      Телефон зазвонил в семь – как раз когда Энтони закончил накрывать на стол. Джиллиан сняла трубку, а Энтони пока любовался результатами своих трудов. Лилии в вазе, кружевные белые салфетки, осталось только свечи зажечь, а из кухни доносится чарующий аромат жаркого из баранины. Время выпить джину, подумал Энтони и посмотрел на часы. Пора бы уже отцу приехать.
      Вдруг в дверях кухни показалась Джиллиан в синем платье, которое она всегда надевала в торжественных случаях. Лицо у нее было мрачное, но это еще ни о чем не говорило.
      – Папа звонил, – сообщила она. – Сказал, что приедет попозже.
      – Насколько? – спросил Энтони, поправляя столовый ножик.
      – Около десяти. Они с этой женщиной решили пойти в ресторан.
      Энтони вскинул голову.
      – В ресторан? Быть не может!
      – Они сейчас там.
      – Так ведь ты ужин приготовила! Ты ему сказала, что жаркое уже в духовке?
      Джиллиан пожала плечами. На ее лице застыло усталое, безнадежное выражение, которое Энтони всей душой ненавидел.
      – Твой отец имеет право ужинать там, где ему хочется.
      – Надо было ему сказать! – крикнул Энтони.
      – Не мое дело указывать твоему отцу.
      – Да если бы он знал…
      Энтони умолк, с отчаянием глядя на Джил лиан.
      Почему она промолчала? Когда папа приедет и поймет, что он наделал, ему будет ужасно стыдно.
      – Что делать, теперь уже поздно. Он не сказал, в каком они ресторане.
      Похоже, она чуть ли не радуется, что так вышло. Как будто ей доставляет какое-то удовольствие, что все ее старания пропали даром.
      – Значит, нам придется одним все слопать? Он понимал, что говорит слишком агрессивно, но ничего не мог с собой поделать.
      – Вероятно. – Джиллиан опустила глаза на свое платье. – Пойду переоденусь.
      – Останься так. – Энтони сделал последнюю попытку спасти остатки праздника. – Тебе идет.
      – Помнется. Незачем зря его трепать. Джиллиан отвернулась и зашагала вверх по лестнице.
      «А пошли вы все! – подумал Энтони. – Мне что, больше всех надо?».
      Он вдруг вспомнил утреннюю встречу с Занфи Форрестер и Мексом Тейлором. Они вроде его куда-то приглашали? Может, не такие они и плохие.
      – Я тогда тоже схожу в гости. Раз праздничного ужина все равно не будет.
      – Очень хорошо, – не оглядываясь, ответила Джиллиан.
      Энтони подошел к телефону и набрал номер Фифи Тиллинг.
      – Алло?
      В голосе Фифи искрилось веселье, на заднем плане слышалась музыка.
      – Привет, это я, Энтони. Энтони Фавур.
      – А, понятно. Привет, Энтони. Эй, вы, – крикнула она кому-то, – тут Энтони звонит!
      Ему показалось, что он слышит смешки.
      – Я думал, что вечером буду занят, – проговорил он, запинаясь, – а получилось, что свободен. Так что могу, типа, зайти. Занфи говорила, у тебя там народ собирается.
      – А-а… Ну да. – Наступила пауза. – Вообще-то мы как раз надумали поехать в клуб.
      – Отлично, я с вами.
      Как звучит его голос – дружелюбно-раскованно или жалобно и тревожно?
      – Понимаешь, дело в том, что машина уже полная.
      – Ага, ясно.
      Энтони посмотрел на телефонную трубку. Не совсем понятно, что Фифи имеет в виду…
      – Ты уж извини. Так, именно это она и имеет в виду.
      – Да ладно. – Он очень старался говорить небрежным тоном. Даже веселым. – Как-нибудь в другой раз.
      – Да-да, конечно.
      Фифи его уже не слушала.
      – Тогда пока, – сказал Энтони.
      – Пока, Энтони. До встречи.
      Он положил трубку, умирая от унижения. Уж нашлось бы в машине место; могли бы потесниться, если бы захотели.
      Энтони посмотрел на свои руки и увидел, что они дрожат. Его бросило в жар, хотя в комнате больше никого не было.
      А все папочка виноват – приехал бы вовремя, не было бы этого позорного звонка. Недобрая мысль принесла облегчение. Джиллиан тоже виновата. Что на нее нашло? Не могла просто вы дать отцу пару ласковых, чтобы он немедленно вернулся домой?
      Несколько минут Энтони сидел, рассматривал обеденный стол, накрытый с таким старанием, вертел в руках салфетку и думал о том, как они его достали. Суетились, готовились, а все зря. Ладно, пусть так и остается, он не будет здесь убирать.
      Тут ему пришло в голову, что Джиллиан может в любую минуту заглянуть и велеть ему именно этим и заняться. Он вскочил и направился в кухню. Жаркое еще скворчало в духовке, на столе гордо возвышался торт, украшенный кусочками киви и взбитыми сливками. Энтони посмотрел на торт. Если нормального ужина все равно не будет, он имеет право взять шматочек, верно?
      Он подвинул стул на середину комнаты и щелкнул пультом от телевизора. Загремели бодрые звуки какой-то викторины. Энтони взял ложку и набросился на фруктовый торт.

      Завтрак был накрыт в зимнем саду.
      – Какая чудесная комната, – вежливо сказала Флер, стараясь поймать взгляд Джиллиан.
      Джиллиан упорно глядела в тарелку. Она ни разу не посмотрела Флер в глаза с той минуты, как та приехала накануне вместе с Ричардом.
      – Нам нравится, – весело откликнулся Ричард. – Особенно весной. Летом здесь бывает жарковато.
      Снова наступила пауза. Энтони поставил чашку. Все внимательно слушали, как она звякнула.
      – Мы пристроили ее лет… десять назад, – продолжил Ричард. – Правильно я говорю, Джиллиан?
      – Вероятно, – ответила Джиллиан. – Еще чаю?
      – Да, пожалуйста, – сказала Флер.
      – Хорошо, тогда я заварю новый чайник.
      Джиллиан скрылась в кухне.
      Флер откусила кусочек гренка. Пока все идет неплохо, даже, несмотря на несъеденный торт и жаркое. Накануне вечером их встретил мальчишка, как его… Энтони. Они не успели войти в дверь, как он сообщил, что Джиллиан целый день готовила праздничный ужин. Ричард пришел в ужас, Флер тоже весьма убедительно разыграла огорчение. К счастью, ее как будто никто не винил. Удачно также, что утром вчерашнего не поминали.
      – Вот, прошу.
      Джиллиан вернулась со свежезаваренным чаем.
      – Чудесно!
      Флер улыбнулась прямо в замкнутое лицо Джиллиан.
      Если впереди не встретится более серьезных препятствий, чем неловкие паузы в разговоре да обиженные взгляды, можно считать, ей повезло. Взгляды Флер нисколько не беспокоили, как и поднятые брови, и комментарии исподтишка. Да здравствует прославленная сдержанность британского среднего класса, думала Флер, прихлебывая чай. Они не занимаются выяснением отношений, не раскачивают лодку; лучше потерять деньги, лишь бы не пришлось, упаси господи, с кем-то поговорить напрямик! Все это делает их легкой добычей для таких, как она.
      Флер с любопытством смотрела на Джиллиан. Для женщины, имеющей доступ к весьма неплохим источникам денежных средств, та одевалась безобразно. Темно-зеленые брюки – кажется, они называются слаксы – и голубая вы шитая хлопчатобумажная рубашка с короткими рукавами, как у рабочего. Джиллиан наклонилась налить чаю в чашку, и Флер увидела вблизи ее руки выше локтя: мясистые, шершавые, мертвенно-белые.
      Энтони одет малость получше – стандартные джинсы и довольно симпатичная красная рубашечка. Жаль, родимое пятно его уродует. Не ужели родители не могли удалить? Видимо, нет, оно ведь идет через глаз. Будь он девочкой, можно бы хоть косметикой замазать… Так-то мальчик красивый, в отца.
      Флер не спеша перевела взгляд на Ричарда. Он раскинулся в кресле, глядя в сад с рассеянно-довольным видом, как бывает в начале отпуска. Почувствовал ее взгляд, поднял глаза и улыбнулся. Флер улыбнулась в ответ. Ричарду легко улыбаться, мелькнула мысль. Он хороший человек – добрый, заботливый и совсем не такой скучный, как сперва показалось. С ним весело.
      Да только ей не веселье нужно, а деньги. Не для того она так долго трудилась, чтобы в итоге получить строго ограниченный доход и летние поездки на Майорку!.. Флер беззвучно вздохнула и отпила еще чаю. До чего же иногда надоедает вечная погоня за деньгами. Как подумаешь, а чем Майорка плоха?.. Нет, это слабость. Такой долгий путь проделан, нельзя останавливаться на достигнутом. Она добьется своего. Должна добиться! В конце концов, других целей в ее жизни просто нет.
      Флер подняла голову и улыбнулась Ричарду.
      – Ваш дом – самый большой в Грейворте?
      – Да нет, вряд ли. Я думаю, один из самых больших.
      – У Тиллингов восемь спален, – подал голос Энтони. – И еще бильярдная.
      – Ну конечно, – улыбнулся Ричард. – Энтони у нас самый осведомленный.
      Энтони промолчал. Флер, сидящая напротив, выбивала его из колеи. Неужели эта женщина действительно встречается с его отцом? Она такая красивая, просто потрясающая! С ней и отец иначе смотрится. Вчера они приехали, оба такие шикарные, ослепительные, как будто из какого-то другого мира. Папа выглядел совсем не как его папа. А уж Флер, конечно, не выглядит мамой! Но она и не шлюшка. И не какая-нибудь там куколка. Она… Она прекрасна, вот и все.
      Потянувшись за чашкой, Ричард заметил, что Энтони уставился на Флер с неприкрытым восхищением, и невольно ощутил гордость. Вот так, сынок, хотелось ему сказать. Моя жизнь еще не кончена. А в глубине сознания неслись по рельсам виноватые мысли: образ Эмили, сидящей на том самом месте, где сейчас Флер, воспоминания о том, как они завтракали всей семьей и смех Эмили звенел над общим разговором. Ричард да вил в себе эти мысли, не давая им вырваться на поверхность. Нельзя поддаваться сантиментам. Живой думает о живом, счастье нужно ловить обеими руками. Флер – чудесная женщина. Сейчас, в этой залитой солнечным светом комнате, все казалось ясным и простым.
      После завтрака Ричард ушел к себе – переодеться для гольфа. Как он объяснил Флер, сегодня кубок Бантинга. В любой другой день он с удовольствием показал бы ей окрестности, но кубок Бантинга…
      – Ничего страшного, – сразу же сказала Флер. – Мне и так хорошо.
      – Можно потом встретиться в баре, – прибавил Ричард. – Джиллиан проводит тебя в гольф-клуб. – Он нахмурился. – Ты не обиделась?
      – Нет, конечно! – засмеялась Флер. – Я прекрасно проведу время в одиночестве.
      – Ты не будешь в одиночестве! – возразил Ричард. – Джиллиан о тебе позаботится.
      И вот теперь Флер задумчиво рассматривала Джиллиан. Та вынимала из посудомоечной машины чистые тарелки и составляла их в стопку. Наклоняясь, она громко вздыхала, а выпрямившись, каждый раз выглядела так, словно вот-вот надорвется.
      – Чудесные тарелки, – сказала Флер, вставая. – Очень красивые. Вы их сами выбирали?
      – Вот эти? – Джиллиан с ненавистью посмотрела на тарелку, которую держала в руке. – Нет, их выбирала Эмили. Жена Ричарда. – Пауза, голос Джиллиан стал жестче. – Моя сестра.
      – Понимаю, – молвила Флер.
      Быстро же мы перешли к сути дела, подумала она. Безупречная покойница. А ведь мы, пожалуй, недооценили Джиллиан. Сейчас начнется. Поджатые губы, угроза в свистящем голосе.
      «Тебе нет места в моей кухне!..».
      Флер молча ждала, не спуская глаз с противницы, но лицо Джиллиан, пухлое, бледное, словно непропеченная булка, оставалось совершенно бесстрастным.
      В конце концов, Флер спросила:
      – Вы играете в гольф?
      – Немного.
      – А я, увы, совсем не играю. Нужно будет научиться.
      Джиллиан, ничего не ответив, принялась расставлять тарелки на полках буфета. Тарелки были ручной работы, с изображениями домашних животных. Если уж держать их на виду, подумала Флер, так хоть бы ставили вверх головой, а не как попало. Джиллиан не обращала внимания на такие мелочи. Она с грохотом шваркала посуду на место. Скоро верхняя полка и полови на следующей заполнились коровками и овечками под самыми разными углами, и Джиллиан принялась расставлять тарелки с бело-синими узорами. Флер чуть не вскрикнула: нет, разве вы не видите, как это некрасиво? А можно было в две минуты переставить все так, чтобы получилось вполне симпатично.
      – Прелесть, – сказала она, когда Джиллиан закончила. – Обожаю кухни в крестьянском стиле.
      – Очень трудно поддерживать чистоту, – буркнула Джиллиан. – Плитки эти… Когда режешь овощи, промежутки вечно забиваются.
      Флер рассеянно осмотрелась, пытаясь придумать, что бы такое сказать по поводу резки овощей. Кухня неприятно напомнила ей другую кухню, в Шотландии, где ей пришлось однажды трястись от холода целый охотничий сезон, а в итоге оказалось, что титулованный хозяин дома мало того, что весь в долгу как в шелку, так еще и гулял от нее налево. Чертовы аристократы, свирепо подумала Флер. Лузеры несчастные, пустая трата времени.
      – Прошу прощения, – сказала Джиллиан, – мне нужно пробраться к тому шкафчику.
      Она протолкалась мимо Флер, нагнулась и вытащила из шкафа терку.
      – Давайте я помогу, – предложила Флер.
      – Мне проще самой сделать.
      Джиллиан втянула голову в плечи и старательно отводила глаза. Флер мысленно развела руками.
      – Ну, как скажете. Я тогда пойду наверх, займусь разными мелочами. Когда мы идем в гольф-клуб?
      – В двенадцать, – не оборачиваясь, ответила Джиллиан.
      Еще полно времени, думала Флер, поднимаясь по лестнице. Ричард и Энтони отсутствуют, Джиллиан на кухне усердно натирает сыр – самое время прояснить наконец существенные детали.
      Флер медленно шла по коридору, оценивая все, что попадалось на пути. Обои унылые, но недешевые; картины унылые и недорогие. Очевидно, хорошую живопись всю собрали в гостиной, на виду. Похоже, Эмили Фавур была из тех женщин, что носят дорогие платья и дешевое белье.
      Флер, не задерживаясь, прошла мимо своей комнаты и спустилась по узенькой лестнице. Удобно шарить в чужом доме – если что, всегда можно сказать, что заблудилась. Тем более вчера обзорная экскурсия прошла весьма бегло.
      «Там мой кабинет», – пояснил Ричард, махнув рукой в сторону лестницы. Флер и бровью не повела, мало того – изящно зевнула и сказала: «От вина я уже засыпаю!».
      Сейчас она решительно сбежала по ступенькам. Наконец-то добрались до сути! За этой дверью она разведает истинный потенциал Ричарда: есть ли смысл с ним возиться и сколько именно можно с него содрать. Также не мешает узнать, есть ли в этом деле какие-нибудь специфические факторы, которые следует учесть. Скорее всего, нет. Как правило, финансовые дела мужчин до невероятности схожи. Различаются только сами мужчины.
      Предвкушение волновало ей кровь. Сердце Флер билось чаще обычного, когда она взялась за ручку двери и надавила. Дверь не поддавалась. Флер подергала сильнее – бесполезно. Дверь была заперта.
      Несколько секунд Флер возмущенно смотрела на блестящую белую филенку. Кем надо быть, чтобы запирать кабинет на ключ в собственном доме? Она еще раз подергала – заперто, и все тут. Флер захотелось, как следует пнуть эту дверь, но она взяла себя в руки. Нет смысла здесь торчать – дождешься еще, что тебя заметят. Она быстро поднялась по лестнице, прошла по коридору и вернулась к себе в комнату. Там села на кровать и сердито уставилась на свое отражение в зеркале. Что теперь? Треклятая дверь стоит между нею и необходимыми ей сведениями. Как двигаться дальше, не располагая нужной информацией?
      – Черт, черт, дьявол! – сказала она вслух. – Черт и дьявол. Дьявол и черт.
      Звук собственного голоса ее подбодрил. Все не так уж плохо. Она что-нибудь придумает. Не может Ричард постоянно держать кабинет на замке, а если и может, ей нужно всего лишь отыскать ключ. А пока… Флер рассеянно провела рукой по волосам. А пока можно не спеша принять ванну и помыть голову.
      В половине двенадцатого Джиллиан тяжелыми шагами поднялась по лестнице. Флер, все еще в халате, подумала минутку и вышла в коридор. Пусть хоть Джиллиан ее развлечет.
      – Джиллиан, что мне надеть в клуб? – спросила Флер, стараясь встретиться с ней взглядом. – Посоветуйте!
      Джиллиан пожала плечами.
      – Жестких правил нет. Наверное, нужно что-нибудь нарядное.
      – Это слишком расплывчато! Идемте, помогите мне выбрать.
      Флер вернулась к себе в комнату, и Джиллиан, поколебавшись, вошла следом за ней.
      – Самые нарядные вещи у меня черные. В клубе кто-нибудь носит черное?
      – Да нет, вряд ли.
      – Вот и я так подумала. – Флер горестно вздохнула. – Так не хотелось выделяться из общей массы! А вы что наденете, можно посмотреть?
      – Ничего особенного я не надену, – ответила Джиллиан грубо, чуть ли не со злостью. – Простое синее платье.
      – Синее!.. Знаете что? – Флер порылась в одной из сумок. – Хотите, одолжу вам вот это?
      Она накинула на плечи Джиллиан длинный шелковый голубой шарф.
      – Подарок одного дуралея. Разве я похожа на женщину, которая станет носить голубое? – Она скорчила гримаску и продолжала, понизив голос: – Он еще, как видно, думал, что у меня восьмой размер и я обожаю красное белье. Ну что с таким поделаешь?
      Джиллиан смотрела на Флер, медленно заливаясь краской. В горле у нее зародилось какое-то непривычное ощущение, отдаленно напоминающее смех.
      – А вам подойдет идеально! – заверила Флер. – В точности под цвет глаз. Я бы так хотела, чтобы у меня были голубые глаза!
      Она заглянула в глаза Джиллиан, и ту бросило в жар.
      – Спасибо, – отрывисто произнесла Джиллиан. – Я примерю, только вряд ли подойдет к платью.
      – Хотите, я помогу? Я умею красиво завязывать такие штуки.
      – Нет! – вскрикнула Джиллиан.
      Флер подавляла ее. Ей хотелось вырваться.
      – Я как раз иду переодеваться, заодно и посмотрю.
      Она чуть ли не бегом выскочила из комнаты. Оказавшись в безопасности у себя в спальне, потерла о щеку краешек, скользящей гладкой ткани. От шарфа приятно пахло. Так же, как от Флер, – чем-то сладким, нежным и ярким.
      Джиллиан присела за туалетный столик. Голос Флер звенел у нее в ушах. Смех все еще вскипал пузырьками в горле. Джиллиан давно не чувствовала себя такой живой. Ей не хватало воздуха, она была близка к обмороку. Вот это и есть настоящий шарм, подумала она вдруг. Это, а не бурные приветствия и поцелуи клубных дам. Эмили называли очаровательной женщиной, но глаза у нее были как льдинки, а в приторном серебристом смехе не слышалась радость. У Флер теплые, неравнодушные глаза, а когда она смеется, то хочет, чтобы смеялись все вокруг. Конечно, Флер на самом деле вовсе и не думает того, что говорит. Никогда она не мечтала иметь голубые глаза и ничуть не нуждалась в советах Джиллиан. И уж точно она была совсем не прочь выделяться из общей массы. Однако благодаря ее словам у Джиллиан на несколько секунд потеплело на душе.
      Здание Грейвортского гольф-клуба было построено в колониальном стиле, с большой деревянной террасой, выходящей на восемнадцатый грин.
      – Это и есть бар? – спросила Флер, увидев на веранде столы и стулья, стаканы с джином и веселые раскрасневшиеся лица.
      – Бар внутри, но летом все сидят снаружи. Ужасно трудно поймать свободный столик. – Джиллиан, прищурившись, осмотрелась кругом и вздохнула. – Все заняты… Что будете пить?
      – «Манхэттен», – ответила Флер.
      Джиллиан взглянула на нее с сомнением.
      – Что это?
      – Там поймут.
      – Ну… хорошо.
      – Погодите-ка минутку.
      Флер протянула руку и подергала край шелкового шарфа.
      – Это нужно подобрать. Вот так. И смотрите, чтобы не морщился, ладно?
      Джиллиан чуть заметно пожала плечами.
      – Столько с ним мороки…
      – Так в этом самая и прелесть! Как чулки со швом – каждые пять минут приходится проверять, ровно ли.
      Джиллиан еще больше помрачнела.
      – Пойду за напитками, – сказала она. – Представляю, какая там очередь.
      – Помочь? – предложила Флер.
      – Нет-нет, лучше побудьте здесь, займете столик, если освободится.
      Джиллиан двинулась к стеклянным дверям бара. Уже подойдя к ним, она чуть замедлила шаги и незаметно поправила концы шарфа. Флер улыбнулась краешком губ и неторопливо оглядела веранду, замечая, что привлекает заинтересованные взгляды. Краснолицые любители гольфа перешептывались со своими приятелями, остроглазые дамы-гольфистки подталкивали друг друга локтями.
      Флер быстро оценила расположение столиков. Одни из них выходили на поле, другие – нет, одни были с зонтиками, другие – без. Самый лучший, как решила Флер, находился в углу. Столик был большой и круглый, и сидели за ним всего два человека. Флер без колебаний подошла к ним и улыбнулась тому, что посолиднее. Пухлый джентльмен был одет в ярко-желтую фуфайку и пил пиво из серебряной кружки.
      – Добрый день, – поздоровалась Флер. – С вами больше никого нет?
      Пухлый порозовел еще сильнее и закашлялся.
      – Должны подойти наши жены.
      – Ах, боже мой! – Флер пересчитала стулья. – Может, все-таки мы с подругой тоже поместимся? Она пошла заказать напитки.
      Мужчины переглянулись.
      – Понимаете, мне так хотелось видеть поле! – Флер бочком придвинулась к столу. – Здесь очень красиво, правда?
      – Один из лучших видов в Суррее, – буркнул джентльмен, что постройнее.
      – Посмотрите вон на те деревья!
      Флер указала на них рукой; джентльмены обернулись, а когда опять повернулись к столу, Флер уже усаживалась на свободный стул.
      – Вы сегодня играли? – спросила она.
      – Послушайте, – неловко начал один из джентльменов, – я не хотел бы…
      – Вы участвовали в кубке Бантинга? Кстати, что это такое – кубок Бантинга?
      – Вы – новичок в клубе? Если так…
      – Я вообще не член клуба, – сказала Флер.
      – Вы не член клуба? А есть у вас гостевой пропуск?
      – Не знаю, право, – неопределенно ответила Флер.
      – Типичный случай, черт побери! – сказал джентльмен постройнее своему приятелю в желтой фуфайке. – Куда смотрит охрана? – Он обратился к Флер: – Боюсь, я вынужден попросить вас, девушка…
      – Девушка? – повторила Флер, сияя. – Спасибо за комплимент!
      Ее собеседник гневно вскочил.
      – Здесь закрытый клуб, посторонним вход воспрещен! Так что давайте-ка вы со своей подругой…
      – О, вот и она, – перебила Флер. – Ау, Джиллиан! Эти милые люди пустили нас за свой столик.
      – Добрый день, Джордж, – сказала Джиллиан. – Что-то случилось?
      Наступила пауза. Флер непринужденно отвернулась. У нее за спиной слышались какие-то торопливые переговоры. Джентльмены не знали, что Флер – подруга Джиллиан! Им и в голову не пришло… Они подумали… Нет, конечно, они не подумали… Бывает же такое… Как тесен мир! А, вот принесли напитки.
      – «Манхэттен» – мне, – сказала Флер, оборачиваясь. – Будем знакомы? Я – Флер Даксени.
      – Алистер Леннокс.
      – Джордж Тиллинг.
      – А я нашла свой гостевой пропуск! – сообщила Флер. – Хотите посмотреть?
      Оба стали отнекиваться.
      – Друзья Джиллиан всегда… – забормотал один.
      – Строго говоря, я, скорее друг Ричарда, – сказала Флер.
      – Старый друг?
      – Нет, новый.
      Наступила пауза. В глазах Джорджа Тиллинга блеснул понимающий огонек.
      «Вспомнил, значит, – подумала Флер. – Твоя жена пересказывала сплетни обо мне, пока ты читал газету. Теперь жалеешь, что не слушал внимательнее?».
      И она улыбнулась ему уголком рта.
      – Ты представляешь, сколько о тебе ходит сплетен? – спросил Алек, когда они добрались до семнадцатого грина.
      Ричард сдержанно улыбнулся и выбрал среди клюшек паттер.
      – Догадываюсь. – Ричард взглянул на своего старого друга; тот смотрел на него сочувственно и чуть встревоженно. – Ты одного не понимаешь: быть предметом сплетен, в сущности, довольно забавно.
      – Тут не до шуток! – Шотландский акцент у него стал заметнее, как всегда, когда Алек волновался. – Говорят…
      Он запнулся.
      – Что говорят? – Ричард поднял руку. – Постой, дай сперва пробью.
      Он с десяти футов уверенно положил мяч в лунку.
      – Хороший удар, – машинально отметил Алек. – Ты сегодня отлично играешь.
      – Так что же обо мне говорят? Ну, облегчи душу.
      На лице Алека промелькнуло страдание.
      – Говорят, что, если ты не разорвешь отношения с этой женщиной, тебя не выдвинут в капитаны.
      Ричард плотно сжал губы.
      – Ясно, – проронил он. – А кто-нибудь из них знаком с «этой женщиной», как ты очаровательно выразился?
      – Кажется, Элеонора…
      – Элеонора видела Флер однажды в ресторане, очень мимолетно. Она не имеет никакого права…
      – Права здесь ни при чем, ты же сам понимаешь. Если клуб будет настроен против Флер…
      – С чего бы это?
      – Ну… Она совсем не похожа на Эмили, верно?
      Ричард знал Алека с семилетнего возраста и никогда прежде не испытывал желания его ударить. А сейчас вдруг нахлынула злость – на Алека, на всех. Сжимая кулаки и стискивая зубы, Ричард молча смотрел, как приятель раз за разом мажет мимо лунки. Наконец мяч упал в ямку, Алек поднял глаза и наткнулся на взгляд Ричарда.
      – Послушай, – виновато заговорил он, – тебе, может, и безразлично, что говорят в клубе, но пойми, дело не только в этом. Я за тебя беспокоюсь. Ты не можешь не признать, что эта Флер заполонила всю твою жизнь.
      Он поставил на место флажок, и они не спеша, двинулись к восемнадцатой лунке.
      – Ты за меня беспокоишься… – повторил Ричард. – Что именно тебя тревожит? Что я слишком весело провожу время? Что я никогда в жизни не был так счастлив?
      – Ричард…
      – Так в чем же дело?
      – Наверное, просто боюсь, как бы тебе не сделали больно.
      Алек смущенно отвел глаза.
      – Ну и ну! – воскликнул Ричард. – Пошел откровенный разговор!
      – Ты знаешь, что я имею в виду.
      – Я знаю только одно: я счастлив, и Флер счастлива, а все остальные пускай занимаются своими делами.
      – Ты бросаешься очертя голову…
      – Да, бросаюсь очертя голову. И оказывается, так и надо жить.
      Ричард взял мяч и в упор посмотрел на приятеля.
      – А ты хоть раз в жизни бросался очертя голову?
      Алек промолчал.
      – Я так и думал. Попробуй как-нибудь при случае.
      Ричард установил мяч и, выпятив подбородок, взмахнул клюшкой, примериваясь. Восемнадцатая лунка была длинной и сложной. Предстояло миновать небольшое озеро. Ричард с Алеком всегда сходились на том, что безопаснее обойти кругом, чем двигаться напрямик, рискуя уронить мяч в воду, но сегодня Ричард смело направил мяч вправо, в сторону озера. Они молча смотрели, как мяч взмывает в воздух над поверхностью воды и благополучно приземляется на фервее.
      – Надо же… получилось, – пробормотал Алек.
      – Да, – без удивления сказал Ричард. – Получилось. У тебя тоже получится, вот увидишь.
      – Пожалуй, я и пробовать не буду.
      – Н-да, – отозвался Ричард. – Наверное, в этом разница между нами.

      К огромному удивлению Флер, так прошло четыре недели. Каждое утро июльское солнце заливало зимний сад. Энтони приехал на каникулы. У Ричарда загорели руки до локтей. В клубе говорили исключительно об авиабилетах, курортах и виллах.
      Флер уже стала своей в гольф-клубе. По утрам, когда Ричард уезжал на работу, они с Джиллиан отправлялись пешком в Грейвортский фитнесс-клуб – Ричард купил для Флер сезонный абонемент. Плавали в бассейне, лежали в джакузи, выпивали по стакану свежевыжатого сока маракуйи и не спеша возвращались домой. Приятное, легкое времяпрепровождение понравилось даже Джиллиан, хоть поначалу она сопротивлялась. Уговорить ее в первый раз оказалось почти невыполнимой задачей, и Флер добилась своего, лишь напомнив о долге гостеприимной хозяйки. Чувство долга, абсолютно чуждое Флер, было, по-видимому, главной направляющей силой в жизни Джиллиан.
      Флер сделала глоточек кофе и прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением солнца на лице. Все уже позавтракали; в зимнем саду осталась она одна. Ричард поехал встречаться с юристом, а во второй половине дня у него была намечена игра в гольф с Ламбертом и какими-то деловыми знакомыми. Энтони тоже куда-то пропал – надо полагать, занимался обычными подростковыми делами. Джиллиан на верхнем этаже надзирала за уборщицей. Надзирать – вот еще одно понятие, абсолютно чуждое Флер. По ее мнению, все необходимое нужно или делать самой, или уж поручить кому-нибудь и выбросить из головы. Правда, она всегда была ленива. А в последнее время обленилась еще больше. Даже слишком!
      В душе Флер шевельнулось раскаяние. Уже четыре недели она живет в доме Ричарда Фавура. Четыре недели! А чего она за это время добилась? Один раз безуспешно ткнулась в запертую дверь его кабинета, а потом и вовсе забыла о деньгах, с головой ушла в беспечное солнечное существование. Один день плавно перетекал в другой, и вдруг оказалось, что она постарела на четыре недели. Прожила четыре недели и ни пенни не нажила! Даже не попробовала еще раз проникнуть в кабинет. Может, он давно стоит нараспашку и весь набит золотыми слитками…
      – Дам пенни за ваши мысли, – сказала Джиллиан, неожиданно появляясь в дверях.
      – Мои мысли стоят дороже, – весело откликнулась Флер. – Значительно дороже!
      Она с любопытством осмотрела сегодняшний наряд Джиллиан: мандаринового цвета платье с отвратительным фестончатым вырезом, а поверх него задрапирован подаренный Флер голубой шелковый шарф. Джиллиан надевала его каждый день и к любому платью, причем всегда точно так, как показала тогда Флер. Вероятно, Флер это должно было льстить, но не льстило, а, наоборот, раздражало. Неужели придется подарить ей шарфы всех цветов радуги?
      – Нам бы лучше выйти пораньше, – сказала Джиллиан. – Хотя не знаю, как там положено. Может, все придут с опозданием, для пущей стильности. – Она натужно засмеялась.
      – Опаздывать уже не принято, – рассеянно ответила Флер. – Впрочем, не удивлюсь, если в Суррее это еще в моде.
      А про себя подумала – сегодня. Сегодня она сделает очередную попытку, пока Ричард будет занят гольфом. Джиллиан можно попросить испечь пирог, и она засядет в кухне. Можно еще под каким-нибудь предлогом одолжить у Ричарда ключи. Она мигом обернется, никто и задуматься не успеет, куда она подевалась.
      – Не знаю, кто там будет, – продолжала тем временем Джиллиан. – Я никогда прежде туда не ездила.
      Джиллиан что-то очень разговорилась, подумала Флер. Она подняла голову, и Джиллиан умоляюще заглянула ей в глаза.
      «Да она трусит, – изумилась Флер. – Самозванка – я, а трясется от страха Джиллиан».
      Они собирались к Элеоноре Форрестер на завтрак, а также полюбоваться драгоценностями, которые Элеонора старалась распродавать при всякой возможности. Как выяснилось, Джиллиан раньше не бывала на этих утренних сборищах. Надо понимать, раньше ее и не приглашали.
      Когда Элеонора пригласила Флер, та сперва хотела отказаться, однако увидела радостную улыбку Ричарда и вспомнила свой основной принцип: если мужчина улыбается, сделай то же самое еще раз.
      Джиллиан переминалась с ноги на ногу, терзая край шелкового шарфа. Флер поднялась на ноги – шарф стало жалко.
      – Что ж, пойдем посмотрим на ее побрякушки.
      У Элеоноры был просторный сад, расположенный на склоне, с множеством беседок и кованых скамеек. На лужайке перед домом установили два раскладных стола – один с угощением, другой с ювелирными изделиями.
      – Прошу вас, выпейте коктейля! – воскликнула Элеонора, как только появились новые гостьи. – Я ведь знаю, что вы не за рулем! Слышали, что случилось с бедным Джеймсом Моррелом? – прибавила она, понизив голос. – На год отобрали права! Его жена просто в ярости. А вы садитесь, девочки уже почти все собрались.
      «Девочкам» было от тридцати пяти до шести десяти пяти. Оживленные, загорелые, подтянутые, они были одеты в разноцветные дорогостоящие наряды с аппликациями ручной работы. На грудях подпрыгивали крошечные теннисисты, по рукавам носились игроки в гольф, бесконечно поддавая клюшками мячи.
      – Смешные, правда? – сказала какая-то дама, перехватив взгляд Флер. – Фокси ими торгует. Рубашки-поло, брючки… Фокси Харрис. Когда она придет, наверняка вам расскажет подробнее.
      – Не сомневаюсь, – пробормотала Флер.
      – У Эмили была целая коллекция нарядов от Фокси, – подхватила еще одна гостья, вся в розовом с головы до ног. – Они ей так шли, это что-то необыкновенное!
      Флер промолчала.
      – Скажите, Флер, вы с Эмили были близки ми подругами? – спросила розовая дама.
      – Не очень, – ответила Флер.
      – Так я и думала! – воскликнула дама. – Я ведь знала ее лучше всех. Полагаю, она вам говорила обо мне. Я – Триша Тиллинг.
      Флер сделала неопределенный жест.
      – Нам так ее не хватает! – продолжала Триша.
      Она помолчала, как бы погрузившись в воспоминания.
      – Ну, и Ричард, конечно, ее обожал. Никогда не видела, чтобы муж и жена так любили друг друга.
      Флер почувствовала, что Джиллиан смущенно заерзала рядом с ней.
      – Они были созданы друг для друга! – щебетала Триша. – Как… как джин и тоник!
      – Весьма поэтичное сравнение, – отозвалась Флер.
      Триша смерила ее оценивающим взглядом.
      – Прелестные часики, Флер. Ричард купил? – Она заливисто рассмеялась. – Джордж постоянно покупает мне маленькие подарки!
      – Да неужели?.. – промолвила Флер.
      Больше она ничего не сказала, только рассеянно погладила наручные часы, краешком глаза наблюдая за довольным выражением на лице Триши.
      – Представляете, – заговорила Триша, будто совсем о другом, – бедняжка Грэхем Лузмор попал в ужасную передрягу. Вы помните Грэхема?
      Дамы нестройным хором подтвердили, что помнят.
      – Так вот, он поехал отдыхать на Филиппины и там женился на местной! Восемнадцать лет девчонке. Теперь живут в Доркинге! – Да мы дружно ахнули. – Ей, разумеется, нужны только его деньги.
      Триша поджала губы – словно горловину кошеля затянула.
      – Родит ребеночка, чтобы можно было потребовать содержание, а там – ищи-свищи! Оттяпает, небось, половину дома… Двести тысяч фунтов! И все – за одну нелепую ошибку. Дурак!
      – Может, не такой уж он дурак, – лениво протянула Флер и подмигнула Джиллиан.
      – Что? – огрызнулась Триша.
      – Ну, сколько бы вы заплатили роскошному молодому филиппинцу за то, чтобы он каждую ночь занимался с вами любовью? – Флер ослепительно улыбнулась Трише. – Я бы дорого дала!
      Триша вытаращила глаза.
      – Что… Что вы такое говорите? – прошептала она.
      – Я говорю – возможно, девушка того стоит.
      – Стоит?
      – То есть за нее не жалко отдать двести тысяч фунтов. Ему, по крайней мере, не жалко.
      Триша подозрительно уставилась на Флер.
      – Богатые вдовцы ужасно беззащитны, – изрекла она, наконец.
      – А также и богатые вдовы, – небрежно ответила Флер. – Мне вот, например, постоянно приходится быть настороже.
      Триша напряглась, однако сказать ничего не успела – их прервал голос Элеоноры Форрестер.
      – Еще по коктейлю? А потом я начинаю презентацию. Да, я рассказывала про бедного Джеймса Моррела? – прибавила она, раздавая бокалы. – Отобрали права на целый год! Он и выпил-то совсем чуточку. Ну кому из нас не случалось садиться за руль, сделав один глоточек?
      – Мне, – сказала Флер, поставив нетронутый бокал на траву. – Я не вожу машину.
      Вокруг загомонили потрясенные голоса. Как это можно – не водить машину? А как же она обходится? Как добирается до школы? А по магазинам?
      Шум перекрыл ехидный голос Триши Тиллинг:
      – Вероятно, вас возит шофер?
      – Иногда, – ответила Флер.
      Вдруг вспомнилось: она сидит позади отцовского шофера в Дубае, высовывает голову в окно, рассматривая пыльную раскаленную улицу, и ей по-арабски велят сидеть смирно. Они тогда проезжали мимо ювелирных рядов. Куда же они ехали?..
      – Ну что, все готовы? – ворвался в сознание голос Элеоноры. – Начнем с брошек. Правда, забавные?
      Она подняла повыше золотую черепашку и бриллиантового паука. Элеонора говорила и говорила, а Флер вежливо смотрела прямо перед собой, не различая слов. На нее нахлынули не прошеные воспоминания. Вот они сидят и хихикают с Нурой эль-Хасан. Нура одета в наряд из светлого шелка, ее маленькие смуглые руки сжимают ожерелье. Это подарок – Нуре исполни лось девять лет. Она надела бусы на шею Флер и обе расхохотались. Флер не стала хвалить бусы вслух, иначе Нура была бы обязана их ей подарить согласно обычаю. Поэтому Флер просто улыбнулась ей, а потом улыбнулась бусам, чтобы Нура поняла, что они ей очень понравились. Флер знала обычаи родины Нуры лучше, чем своей собственной.
      Она появилась на свет в Дубае, а полгода спустя ее мать сбежала с любовником в Южную Африку. Отец, который был намного старше жены, считал, что растить дочь – значит, не жалея осыпать ее деньгами. В лишенной корней среде дубайских экспатриантов люди постоянно менялись. Флер привыкла в начале учебного года знакомиться с новыми учениками Британской школы, а в конце года – расставаться с ними, легко заводить друзей и так же легко терять, привыкла использовать людей за тот недолгий срок, пока они рядом, а потом бросать – раньше, чем они бросят ее. Одна только Нура оставалась ей вер ной подругой. В большинстве мусульманских семей детям не разрешали водиться с христианами – по-здешнему, язычниками, но мама Нуры привечала дерзкую рыженькую девчонку и жалела ее отца, которому приходилось одному воспитывать дочь, вдобавок к напряженной работе.
      Когда Флер исполнилось шестнадцать, у отца неожиданно отказала печень. Он умер, оставив на удивление мало денег. Она больше не могла позволить себе роскошную квартиру, не могла учиться в Британской школе. Семейство эль-Хасан пригласило Флер пожить у них, пока не прояснится, что делать дальше. Несколько месяцев Нура и Флер спали в соседних комнатах. Они еще больше подружились, без конца болтали и сравнивали себя друг с другом. Нура в шестнадцать лет считалась невестой; родители уже устраивали ее брак. Флер это ужасало и в то же время зачаровывало.
      – Как можно такое терпеть? Выйти замуж за какого-то типа, который будет тобой командовать!
      Нура лишь улыбалась и пожимала плечами. Она была настоящая красавица – гладкая кожа, живые глаза, округлое, почти пухленькое личико.
      – Если он будет слишком много командовать, я за него не пойду, – сказала она однажды.
      – А родители тебя не заставят?
      – Нет, конечно! Они нас познакомят, а потом я им скажу, согласна или нет.
      Флер вдруг стало завидно. Будущее Нуры расписано заранее, а ее собственные перспективы зыбки, точно клочья рваной паутины.
      На следующий день она сказала маме Нуры, Фатиме:
      – Может быть, мне тоже выйти замуж?
      Флер говорила со смехом, как будто в шутку, но при этом не отрывала напряженного взгляда от лица Фатимы.
      – Конечно, ты когда-нибудь выйдешь замуж, – сказала Фатима. – Найдешь себе красивого англичанина.
      – А может, я выйду за араба? – сказала Флер.
      Фатима засмеялась:
      – Ты перейдешь в мусульманство?
      – Если надо, и перейду, – бесшабашно заявила Флер.
      Фатима посмотрела на нее внимательнее.
      – Ты серьезно?
      Девушка пожала плечами.
      – Может… вы мне кого-нибудь найдете?
      – Флер… – Фатима встала и взяла ее за руки. – Ты же знаешь, из тебя не получится хорошей жены для араба. Дело не только в религии. Ты не сумеешь приноровиться к такой жизни. Муж не позволит тебе поступать по-своему, как ты делаешь у нас. Тебе нельзя будет даже выходить из дому без его разрешения. Мой супруг – человек широких взглядов, у других – не так.
      – А для Нуры вы найдете мужа с широки ми взглядами?
      – Надеюсь. И ты, Флер, найдешь своего мужчину, только не здесь.
      Два дня спустя было объявлено о помолвке. Женихом Нуры стал Мухаммед Абдурахман – молодой человек из числа богатейших наследников в Эмиратах. По общему мнению, Нуре повезло.
      – А ты его любишь? Флер.
      – Конечно, я люблю его, – сказала Нура, но посмотрела отчужденно и больше не хотела об этом говорить.
      Всю семью захватили приготовления к торжеству. Флер бесцельно бродила по дому, поражаясь, сколько денег тратится на свадьбу. Рулоны шелка, угощение, подарки для гостей… Нура шелестела накидками и благоухала ароматическими маслами. Скоро она навсегда покинет родное гнездо. Флер останется одна, и что ей тогда делать? Семейству эль-Хасан она больше не будет нужна. Никому на свете она не нужна…
      Ночами девушка неподвижно лежала в постели, вдыхала терпкий мускусный аромат дома, не сдерживая слез, бегущих по щекам, и строила планы на будущее. Родители Нуры считали, что Флер уедет в Англию, к тетушке, живущей в Мейденхеде, с которой она ни разу в жизни не встречалась.
      – Семья – это главное, – говорила Фатима с уверенностью человека, окруженного толпой любящих родственников. – Родные о тебе позаботятся.
      Флер знала, что Фатима ошибается. В Англии все по-другому. Папина сестра никогда ею не интересовалась. Флер могла рассчитывать исключительно на себя.
      А потом состоялось обручение. Было много сластей, разные игры и общее хихиканье. В разгар веселья Нура достала маленькую коробочку.
      – Смотрите, мое обручальное кольцо!
      На ее руке оно смотрелось слишком громоздким – огромный бриллиант в затейливой золотой оправе. Раздались ахи и охи; даже по арабским меркам перстень был редкостный.
      Наверное, он стоит сто тысяч долларов, подумала Флер. Никак не меньше. На пальчике Нуры – сто тысяч долларов. А ведь она и покрасоваться в нем не сможет. Хорошо, если пару раз в жизни наденет. Сто тысяч долларов. Чего только не сделаешь на сто тысяч долларов!
      Тут все и случилось, почти помимо ее воли. Флер поставила чашку, посмотрела подруге в глаза и сказала:
      – Мне так нравится твое кольцо, Нура. Ну просто очень нравится. Вот бы мне такое.
      Наступила мертвая тишина. Нура побледнела; у нее задрожали губы. В глазах, обращенных к Флер, застыли боль и обида. Несколько секунд никто, кажется, не осмеливался дышать. Все присутствующие подались вперед. Потом Нура медленно, бережно стянула с пальца кольцо и уронила его на колени подруги. Еще мгновение смотрела на него, затем встала и вышла из комнаты. Последнее, что увидела Флер, – ее темные не прощающие глаза.
      В тот же вечер Флер продала бриллиант за сто двадцать тысяч долларов, а утром улетела в Нью-Йорк. Больше Нуру она не видела.
      И вот теперь, почти двадцать пять лет спустя, в ухоженном саду Элеоноры Форрестер Флер вдруг сдавило грудь, глазам стало мокро и горячо.
      «Если после этого я ничего не добьюсь, – яростно подумала она, – окончу жизнь обычной домохозяйкой, какой могла бы стать с самого начала, значит, все было впустую. Получится, я зря потеряла Нуру. А этого я не вынесу. Просто не переживу».
      Она замигала и сосредоточила взгляд на золоченой цепочке, которую показывала всем Элеонора.
      «Я куплю себе кулон и позавтракаю с этими дамами, а потом вытрясу из Ричарда Фавура все, что только можно из него вытрясти».
      Оливер Стерндейл откинулся в кресле и посмотрел на Ричарда с мягким упреком.
      – Ты отдаешь себе отчет, – в третий раз повторил юрист, – что, как только деньги перейдут на целевой счет, они уже больше не будут тебе принадлежать?
      – Знаю, – сказал Ричард. – Для того все и затевалось. Деньги должны принадлежать моим детям.
      – Сумма очень большая.
      – Я знаю, что сумма большая.
      Двое мужчин взглянули на бумаги, разложенные перед ними на столе. Сумма, о которой шла речь, была проставлена в самом низу страницы: цифра «один» и целый хвост нулей, напоминающий гусеницу.
      – На самом деле не так уж и много, – сказал Ричард. – Я хочу, чтобы эти деньги достались детям. Мы с Эмили так решили.
      Оливер вздохнул и принялся постукивать авторучкой себя по ладони.
      – Налог на наследство… – начал он.
      – Дело не в налоге. Я просто хочу их обеспечить.
      – Так обеспечь их как-нибудь иначе! Почему бы не купить Филиппе дом?
      – А почему бы не передать ей некоторую сумму денег? – На лице Ричарда мелькнула улыбка. – По сути это одно и то же.
      – Далеко не одно и то же! Мало ли что случится. Вдруг потом пожалеешь, что бесповоротно отдал все свое состояние.
      – Ну уж и все!
      – Весьма значительную часть.
      – Мы обсудили это с Эмили и согласились, что на остаток можно вполне благополучно жить. К тому же есть еще наша фирма.
      Юрист вновь откинулся на спинку кресла. Видно было, что его осаждают противоречивые мысли.
      – Напомни, когда вы приняли это решение? – спросил он, наконец.
      – Года два назад.
      – Эмили тогда уже знала…
      – Что умрет? Знала. А при чем здесь это?
      Оливер пристально посмотрел на Ричарда; кажется, он хотел что-то сказать, но только вздохнул и отвел взгляд.
      – Да так, – вполголоса произнес он.
      Потом прибавил более твердо:
      – А я знаю, что, отдавая такую крупную сумму, ты ставишь под удар собственное будущее.
      – Оливер, не надо мелодрамы!
      – Вы с Эмили, вероятно, не подумали о том, что после ее смерти твоя жизнь может измениться. Насколько я понимаю, у тебя сейчас гостит… знакомая.
      – Гостит, – улыбнулся Ричард. – Ее зовут Флер.
      – Так вот, – продолжил Оливер, помолчав. – Возможно, сейчас тебе это кажется глупым, но что, если ты когда-нибудь снова женишься?
      – Мне это глупым не кажется, – медленно ответил Ричард. – Только я не понимаю, какое отношение это имеет к деньгам, которые я хочу передать Энтони и Филиппе. Деньги и брак – что у них общего?
      – Ты серьезно? – ужаснулся юрист.
      – Наполовину, – сжалился Ричард. – Слушай, Оливер, я еще подумаю, не буду рубить сплеча, но с деньгами все равно нужно что-то делать рано или поздно. Я уже несколько месяцев постепенно обращаю их в ликвидность.
      – Могли бы пока спокойно полежать на срочном вкладе. Лучше потерять часть дохода, чем поторопиться и прийти к неверному решению. – Оливер вдруг вскинул голову. – Ты еще не рассказывал детям?
      – Нет. Мы с Эмили оба считали, что лучше им пока ничего не знать. Также мы решили, что распоряжаться этими деньгами они смогут только по достижении тридцати лет. Не надо, чтобы они привыкли все в жизни получать даром, не прикладывая труда.
      – Весьма разумно. И больше никто не знает?
      – Больше никто.
      Оливер вздохнул и нажал кнопку вызова, что бы секретарша принесла еще кофе.
      – Что ж, и то хорошо.
      Деньги уже у него в руках. Практически. Как только Филиппе исполнится тридцать… Ламберт раздраженно стиснул руль. Что это за магическое число – тридцать? Какие такие ценные качества появятся у Филиппы в тридцать, которых не было в двадцать восемь?
      Когда Эмили рассказала ему о деньгах Филиппы, он вообразил, что она должна получить их немедленно, буквально на днях. Его пронзил восторг, и это, должно быть, отразилось в лице – Эмили улыбнулась с довольным видом и сказала: «Разумеется, Филиппа получит деньги, только когда ей исполнится тридцать». Он понимающе улыбнулся в ответ и сказал: «Само собой», а на самом деле подумал: почему, чтоб вас черти взяли?!
      Мерзавка Эмили! Естественно, она это сделала нарочно. Сказала заранее, чтобы наблюдать, как он мучается. Вечное ее желание повелевать!.. Ламберт невольно улыбнулся. Он скучал без Эмили. Они с первого взгляда поняли друг друга. Дело было на приеме в компании, вскоре после то го как Ламберт занял должность технического директора. Эмили скромно стояла рядом с Ричардом и слушала развеселые байки директора по маркетингу, которого, как позднее выяснилось, она презирала. Взгляд Ламберта застиг ее врасплох – и он мгновенно разглядел, какая стальная надменная воля скрывается за показной кротостью. Он увидел настоящую Эмили. Она встретилась с ним глазами, поняла, что выдала себя, и тут же сказала Ричарду:
      – Познакомь меня с этим милым молодым человеком.
      Их руки встретились в рукопожатии, и губы Эмили уважительно дрогнули.
      Две недели спустя его пригласили провести уик-энд в поместье «Клены». Он купил по этому случаю новый блейзер, сыграл партию в гольф с Ричардом и несколько раз прогулялся по саду с Эмили. Говорила в основном она. Разговор казался беспредметным, Эмили без видимой связи перескакивала с одного на другое. Говорила, что директор по маркетингу ей несимпатичен, что ее восхищают люди, которые разбираются в компьютерах, что она хотела бы познакомить Ламберта с другими членами семьи. Прошло время, и директора по маркетингу уволили за то, что он отправил по электронной почте письмо с грубейшими ошибками. Затем Ричард заменил Ламберту служебную машину на более дорогую. «Эмили меня все ругает, – с улыбкой заметил он. – Боится, что мы вас потеряем, если будем плохо с вами обращаться!».
      А потом его снова пригласили в «Клены» и познакомили с Филиппой. Присутствовал и поклонник Филиппы – нескладный юнец лет двадцати двух, закончивший университет и толком не знающий, чем займется дальше. Как Эмили позднее рассказывала всем желающим в баре гольф-клуба, Ламберт буквально похитил у них Филиппу.
      – Это произошло у шестнадцатой лунки! – мелодично смеялась Эмили. – Филиппа потеряла мяч на болотистом участке и сама увязла, а Ламберт подхватил ее и снова вынес на твердую землю!
      Ламберт нахмурился. Филиппа оказалась тяжелее, чем можно было подумать, он чуть не надорвался, пока вытаскивал ее из грязи. Зато она оказалась и состоятельнее, чем он ожидал. Лам берт женился на Филиппе в уверенности, что тем обеспечит себе безбедное существование, не больше, и вдруг такой приятный сюрприз – как вы снилось, их ждет огромное богатство.
      Он выглянул в окно машины. Скучные лондонские пригороды уже сменились пейзажами Суррея; через полчаса Грейворт. Филиппа на соседнем сиденье молчала, углубившись в очередной любовный роман. Его жена миллионерша. Мультимиллионерша, если Эмили не врала. Вот только все эти миллионы им пока недоступны… Ламберт чуть не заскрежетал зубами. Какой смысл обращаться с Филиппой как с неразумным ребенком? Она в любом случае получит эти деньги, почему же не дать их ей сразу? И почему все держат от нее в секрете? Ни Филиппа, ни Энтони, по-видимому, даже не подозревают, что в будущем станут богачами, что им не обязательно работать, что им обеспечена легкая жизнь. Когда Филиппа начинала охать и вздыхать по поводу покупки очередной пары туфель, ему хотелось заорать на нее:
      «Черт побери, ты в состоянии позволить себе хоть двадцать пар!».
      Впрочем, Лам берт ни разу не поддался порыву. Он не хотел, чтобы жена начала придумывать, как потратит деньги. У него на этот счет были свои планы.
      Он взглянул в зеркальце заднего вида на проносящуюся по скоростному ряду «лагонду», и его руки алчно сжались на руле. Два года, всего лишь два года осталось ждать. В настоящий момент проблему представляет только банк. Ламберт нахмурился. Недоумки хреновы! Им что, не нужен в будущем богатый клиент? За последние несколько недель то один, то другой придурок названивал ему, требуя личной встречи и настырно напоминая о перерасходе. Нужно что-то делать, пока эти тупицы не додумались обратиться к Филиппе. Она-то об этих делах ни сном ни духом! Даже не знает, что у него имеется третий банковский счет.
      Ламберт, в который раз мысленно перебрал варианты. Первый: вообще не обращать внимания на требования банка. Второй: согласиться на встречу, признать, что у него не хватает средств, чтобы покрыть недостачу, и добиться отсрочки платежа до тех пор, когда Филиппа получит деньги. Отсрочка на два года? Вполне реально, хотя и маловероятно. В банке могут решить, что такого обеспечения для них недостаточно, обратятся к его работодателю за дополнительными гарантиями… Ламберт нахмурился. Нетрудно представить, как отреагирует святоша Ричард! Дисциплинированный Ричард, который ни разу в жизни плату за газ не просрочил! Он вызовет Ламберта к себе в кабинет, будет долго рассусоливать, как важно жить по средствам, Диккенса станет ему цитировать!..
      Нет уж. Ламберт сделал глубокий вдох. Третий вариант: заткнуть хоть чем-нибудь пасть этим пираньям из банка. Сунуть им хороший шматок, пусть подавятся. Тысяч пятьдесят фунтов или около того. Одновременно можно намекнуть, что их недоверие его удивляет, учитывая его перспективы на будущее. Он, мол, подумывает, не перевести ли свои деньги в другой банк. Пускай подергаются! Ламберт мрачно улыбнулся. Пожалуй, это лучший выход. Безусловно, лучший из трех. Практически идеальный вариант. Только один-единственный малюсенький недостаток: у него нет пятидесяти тысяч фунтов. Пока еще нет.

      Когда машина свернула на дорожку, ведущую к «Кленам», Филиппа оторвалась от любовного романа и взглянула на мужа затуманенными глазами.
      – Мы уже здесь?
      – Нет, черт побери, на Марсе!
      – А я не дочитала! Погоди две минутки, я просто должна узнать, что будет дальше. То есть что будет, я знаю, но интересно посмотреть…
      Филиппа умолкла. Она вся была там, в книге, жадно пожирая текст, словно коробку шоколадных конфет.
      – Черт, – сказал Ламберт. – Ну и хрен с тобой, а я не буду здесь сидеть.
      Он выскочил из машины и с грохотом захлопнул дверцу. Филиппа даже не оглянулась.
      Парадная дверь была приоткрыта, но дом казался пустым. Ламберт осторожно осмотрелся, стоя посреди прихожей. Ни следа Джиллиан. Машины Ричарда нет на месте – наверное, куда-то намылился со своей рыжей. Все разъехались – выходит, дом в его полном распоряжении.
      Ламберт затрепетал от восторга. Наконец повезло! Думал, придется красться ночью, а не то и вообще дожидаться другого случая, а тут… Идеально!
      Он взбежал по широкой лестнице. Коридор второго этажа был пуст и безмолвен. Ламберт замер, прислушиваясь, – ни звука. Оглянулся еще раз – проверить, не следит ли кто за ним, и осторожно двинулся к кабинету Ричарда. Эта комната, расположенная в стороне от спален, чаще всего бывала заперта. Если кто-нибудь его там застанет, не притворишься, будто попал туда по ошибке.
      А, неважно, подумал Ламберт, нащупывая в кармане ключ. Ричард ему доверяет. Вот, даже ключ от кабинета дал – на всякий, мол, случай. Если начнут расспрашивать, всегда можно сказать, что искал какие-нибудь данные по работе. На самом деле Ричард почти не хранит здесь бумаг, связанных с компанией, но он будет исходить из презумпции невиновности. Так поступает большинство людей.
      Дверь в кабинет была закрыта, однако, пробуя повернуть ключ в замке, Ламберт понял, что она не заперта. Теперь есть безупречное оправдание: заметил, что дверь в кабинет открыта, решил проверить… Войдя, он сразу направился к шкафчику с документами, выдвинул ящик и принялся перебирать папки.
      Пятьдесят тысяч фунтов – не слишком большие деньги. Во всяком случае, для такого человека, как Ричард. Не обеднеет. Да что там, даже не заметит разницы. Ламберт позаимствует у него пятьдесят кусков, решит с их помощью свои проблемы с банком и при первой возможности вернет деньги. Лишь бы в конце года сошелся баланс, тогда никто ничего и не заметит.
      Подделать подпись Ричарда – пара пустяков. Перечислить деньги с одного счета на другой – тоже. Сложнее решить, с какого именно счета их перевести. Нехорошо, если вдруг окажется, что он досуха вычерпал счет, предназначенный для расходов на хозяйство или на ежегодный отпуск. Зная Ричарда, нетрудно представить, что все деньги до последнего грошика у него расписаны на те или иные цели. Тут важно не ошибиться.
      Ламберт закрыл верхний ящик и выдвинул тот, что под ним. Снова начал перебирать документы. Вдруг какой-то звук заставил его замереть с растопыренными пальцами. Что-то зашуршало за спиной. Что-то… или кто-то?
      Он рывком обернулся и оцепенел. За письменным столом Ричарда, изящно скрестив ноги, сидела Флер.
      Мысли заметались у Ламберта в голове. Давно она здесь? Неужели видела…
      – День добрый, Ламберт, – приветливо поздоровалась Флер. – А что это вы здесь делаете?
      Филиппа дочитала последнюю страницу и удовлетворенно откинулась на спинку сиденья. Ее слегка подташнивало, в мозгу теснились слова и образы, ноздри вдыхали аромат кожаной обивки, смешанный с запахом мятных пастилок, которые Ламберт всегда жевал за рулем. Филиппа открыла дверцу и сделала глубокий вдох, пытаясь вырваться из мира грез, вернуться к реальной жизни. Мысленно она все еще была в Швей царских Альпах, с Пьером, лихим инструктором по горным лыжам. Мужественные губы Пьера прижимались к ее губам, его руки запутались у нее в волосах, играла нежная музыка… Когда Джиллиан внезапно постучала по боковому крылу машины, Филиппа вскрикнула и ударилась головой о раму окна.
      – Я собирала клубнику, – сказала Джиллиан. – Хочешь пить?
      – О да, – пробормотала Филиппа. – Кофе хорошо бы…
      Она выбралась из машины, спотыкаясь на подгибающихся ногах, встряхнулась и пошла за Джиллиан в дом. Пьер и Альпы понемногу отдалялись, тускнели, как полузабытый сон:
      – Папы нет дома? – спросила она, без сил опускаясь на стул в кухне.
      – У него встреча с Оливером Стерндейлом, – ответила Джиллиан, наливая воду в чайник. – Энтони тоже куда-то ушел.
      – Наверное, мы слишком рано приехали. А эта…
      Филиппа скорчила гримасу.
      – Кто – эта?
      – Ну, ты знаешь… Флер!
      – А что? – довольно сухо спросила Джиллиан.
      – Где она?
      – Понятия не имею. – Джиллиан помолчала. – Мы только что вернулись от Элеоноры.
      – От Элеоноры?
      – Да.
      – Вы ходили на завтрак к Элеоноре?
      – Да. – Под изумленным взглядом Филиппы лицо Джиллиан как будто замкнулось. – В сущности, глупость, конечно, – прибавила она смущенно.
      – Что-нибудь купили?
      – Я купила. Вот это.
      Джиллиан отвела в сторону голубой шарф и показала крошечную золотую черепашку на лацкане. Потом нахмурилась.
      – Не знаю, правильно ли я ее приколола. Боюсь, она прорвет ткань и испортит мне платье.
      Филиппа не верила своим глазам. Джиллиан никогда не носила брошек! И на завтраки к Элеоноре не ходила. Филиппа с матерью ходили, а Джиллиан всегда оставалась дома. А теперь, значит, с неожиданной ревностью думала Филиппа, Джиллиан пошла с Флер, а она осталась ни при чем.
      Флер просто обожала шокировать мужчин. Даже почти не жаль, что ей помешали, – так приятно полюбоваться на ошарашенную физиономию Ламберта!..
      Почти – но не совсем. Пока он не явился, все шло замечательно. Дверь в кабинет была не заперта, Флер проскользнула внутрь и принялась искать то, что ей требовалось. И нашла бы, если бы ее не прервали. Очевидно, Ричард – крайне организованный человек; все у него разложено по папочкам, рассортировано и пронумеровано. Первым делом она кинулась к письменному столу просмотреть свежую корреспонденцию и как раз рылась в верхнем ящике, когда пришел Ламберт.
      Флер мигом нырнула под стол – этот прием был у нее отработан долгой практикой. Несколько минут она колебалась: вылезать, не вылезать? Может, пересидеть, пока Ламберт не уйдет? А вдруг он оглянется и увидит ее? Лучше, конечно, устроить ему сюрприз, чем быть обнаруженной под столом.
      Тут она заметила, что Ламберт и сам какой-то дерганый. Прямо-таки как на иголках. Что это он там шурует в шкафу с документами? А знает ли об этом Ричард? И не происходит ли тут кое-что интересное? Пожалуй, надо дать ему понять, что она его заметила. Флер тихонько выбралась из-под стола, уселась в непринужденной позе на стул Ричарда и ждала, когда Ламберт обернется.
      А теперь с удовольствием наблюдала, как выпучиваются у него глаза и краска выступает на щеках. Тут явно что-то кроется…
      – У вас с Ричардом общий кабинет? – спросила она невинным тоном. – Надо же, я и не знала.
      – Не совсем, – ответил, опомнившись, Ламберт. – Я просто хотел проверить кое-какие данные по работе.
      – По работе, – повторил он чуть более агрессивно. – Здесь хранятся служебные документы. Интересно знать, что вы здесь делаете?
      – Ах я! – воскликнула Флер. – Пришла забрать то, что оставила здесь вчера вечером.
      – Оставили здесь? – недоверчиво переспросил Ламберт. – Что же это такое? Хотите, я помогу вам искать?
      – Не беспокойтесь, – ответила Флер, вставая и подходя к нему. – Я уже нашла.
      – Уже нашли, – повторил Ламберт, скрестив руки на груди. – Позвольте полюбопытствовать, что именно?
      Флер, секунду помедлив, раскрыла перед ним ладонь. В руке у нее были черные шелковые трусики.
      – Валялись под столом, – доверительно пояснила она. – Не хотелось шокировать уборщицу. – Флер взглянула в его побагровевшее лицо. – Надеюсь, вы-то не шокированы? Вы сами спросили.
      Ламберт не ответил. Похоже, ему было трудно дышать.
      – Вы уж не говорите Ричарду. – Флер придвинулась к Ламберту вплотную и заглянула в глаза. – Он будет… смущаться.
      Она умолкла, дыша чуть чаще обычного и наклоняясь к самому лицу Ламберта. Он смотрел на нее как загипнотизированный.
      И вдруг она исчезла. Ламберт остался стоять столбом, все еще ощущая ее дыхание на своей коже, слыша ее голос, мысленно прокручивая всю сцену снова и снова. Нижнее белье Флер – черное шелковое белье – валялось под письменным столом. Значит, они с Ричардом… Ламберт с трудом проглотил комок в горле. Они с Ричардом…
      Он захлопнул выдвижной ящик и отвернулся от шкафа, уже не в силах сосредоточиться, не в силах думать о счетах и банковском балансе, в состоянии думать только об одном…
      – Филиппа! – рявкнул он, выскочив на лестничную площадку. – Поднимись ко мне!
      Тишина.
      – Поднимись ко мне!
      Наконец-то появилась Филиппа.
      – Я разговаривала с Флер, – жалобно сообщила она, поднимаясь по лестнице.
      – Плевать. Иди сюда.
      Он схватил Филиппу за руку и втащил в спальню, которую они всегда занимали, когда гостили в «Кленах». Когда-то здесь была детская Филиппы – волшебная страна с розочками и зайчиками, но как только Филиппа уехала из дома, Эми содрала обои и вместо них наклеила клетку с рисунком темно-зеленой шотландки.
      – Что ты хочешь? – Филиппа выдернула.
      – Тебя. Сейчас же.
      – Ламберт!
      Она с тревогой взглянула на него. Его глаза потемнели.
      – Снимай платье.
      – А как же Флер…
      – К черту Флер!
      Он смотрел, как Филиппа торопливо стаскивает платье через голову, потом зажмурился и рванул ее к себе, больно впиваясь пальцами в тело.
      – К черту Флер, – повторил он, еле ворочая языком. – К черту. К черту.
      Вернувшись домой после разговора с юристом, Ричард застал Флер уютно расположившейся на обычном месте в зимнем саду.
      – А где Филиппа и Ламберт? Их машина возле дома. – Он глянул на часы. – Игра начнется через полчаса.
      – Они где-то здесь, – протянула Флер. – Я видела Ламберта, мельком… Пройдемся пока по саду?
      В саду она взяла Ричарда под руку и обронила вскользь:
      – Вы с Ламбертом, должно быть, хорошо друг друга знаете. Вы ведь родственники.
      Она не спускала глаз с его лица и заметила промелькнувшую неприязнь, которая тут же сменилась выражением благоразумной, цивилизованной терпимости.
      – Безусловно, теперь я лучше знаю его как человека, – ответил Ричард, – Хотя не сказал бы…
      – Что считаешь его своим другом? Я догадывалась. Значит, у вас с ним не бывает долгих раз говоров по душам? Вы не откровенничаете?
      – Что поделаешь, разные поколения, – оправдывался Ричард. – Это можно понять.
      – Еще как можно, – согласилась Флер, позволив себе усмехнуться.
      Все так, как она и подозревала, – эти двое практически не общаются. А значит, Ламберт не сунется к Ричарду с расспросами по поводу секса на полу в кабинете. Разоблачение ей не грозит.
      Что понадобилось в кабинете самому Ламберту, осталось невыясненным. Прежде Флер непременно захотелось бы все разузнать, но опыт научил ее, что в каждой семье у кого-нибудь да найдется своя тайна, а то и не у одного. Использовать внутренний разлад в собственных интересах никогда не удается. Семейные раздоры иррациональны, они не поддаются логике, зачастую уходят корнями в давнее прошлое, а враждующие стороны в любой момент готовы объединиться против чужака. Лучше всего не отвлекаться на них, а идти прямо к цели.
      После недолгого молчания Флер спросила:
      – Хорошо прошла встреча?
      Ричард пожал плечами и напряженно улыбнулся.
      – Она заставила меня задуматься. Понимаешь, мне все время кажется, что я плохо знал Эмили.
      – Встреча была связана с Эмили?
      – Нет… хотя речь шла о вопросах, которые мы с ней обсуждали незадолго до ее смерти. – Ричард нахмурился. – Я попробовал вспомнить ход ее рассуждений, – медленно проговорил он, – и вдруг понял, что не знаю, почему она хотела сделать то или это.
      – Может быть, я помогу? – предложила Флер. – Если ты изложишь ситуацию…
      Ричард посмотрел на нее.
      – Пожалуй, ты и могла бы помочь, но у меня такое чувство… Я должен разобраться сам. Ты понимаешь?
      – Конечно.
      Флер нежно сжала его локоть. Ричард коротко рассмеялся.
      – В сущности, все это совершенно неважно и никак не повлияет на то, что я собираюсь сделать. Просто… – Он умолк и посмотрел прямо в глаза Флер. – В общем, ты знаешь, что я чувствую, когда думаю об Эмили.
      – Она была полна тайн, – сказала Флер, сдерживая зевок.
      Сколько еще можно рассуждать о покойнице?
      – Не тайн, – возразил Ричард. – Очень надеюсь, не тайн. Просто… скрытых особенностей…
      Как только Ламберт кончил, он потерял всякий интерес к Филиппе, которую использовал в качестве заменителя. Он отлепил губы от ее шеи и выпрямился.
      – Мне надо идти.
      – Давай полежим еще чуточку, – жалобно попросила Филиппа.
      – Нет, нельзя. Все начнут удивляться, куда мы делись.
      Он заправил рубашку в брюки, пригладил волосы и ушел.
      Филиппа приподнялась на локтях, оглядывая пустую комнату. Она уже начала мысленную работу. Вот доказательство его великой страсти! Когда-нибудь у нее появятся подруги, и она им будет рассказывать по секрету, а они будут слушать и смущенно хихикать. «Честное слово, он просто обезумел… Мы сбежали к себе в комнату… Так романтично! Ламберт ужасно импульсивный». Снова хихиканье и восхищенные взгляды. «Ах, Фил, какая ты счастливая! Я уж и не помню, когда мы с мужем в последний раз занимались сексом…».
      И вдруг среди смеющихся голосов прозвучал совсем другой голос. Голос ее матери. «Отвратительная дрянь!».
      Ледяной взгляд голубых глаз. Дневник Филиппы неопровержимой уликой маячит перед глазами. Ее тайные подростковые фантазии вытащены на свет.
      Как будто и не прошло пятнадцати лет с тех пор, Филиппа почувствовала себя по-детски испуганной и униженной. Голос матери врезался в ее сознание. «Увидел бы это папа, ему бы стало противно! Девочка в твоем возрасте, и думает о сексе!».
      Секс! Ужасное слово гремело в воздухе, а с этим явились мерзкие, невыразимо гнусные картины. От смущения у Филиппы занемело лицо, свело легкие. Ей хотелось кричать; невозможно было смотреть в глаза матери.
      В следующей же учебной четверти она позволила нескольким старшеклассникам из соседней мужской школы трахнуть ее за кустами около хоккейной площадки. Каждый раз было больно и стыдно, и она беззвучно плакала все время, пока это происходило.
      «Так мне и надо, – думала она, пока один шестнадцатилетний оболтус за другим дышали пивом ей в лицо. – Ничего лучшего я не заслуживаю».
      Ламберт спустился вниз, как раз когда Флер и Ричард, взявшись под руки, входили в прихожую.
      – Флер захотела пойти с нами на гольф, – объявил Ричард. – Правда, она хорошо приду мала?
      Ламберт в ужасе уставился на Ричарда.
      – Как это – пойти с нами? Ей нельзя с нами! Это деловая игра!
      – Я не буду мешать, – пообещала Флер.
      – Нам предстоит секретный деловой разговор!
      – На площадке для гольфа? – удивилась Флер. – Значит, не такой уж он секретный. Да я и не буду слушать.
      – Флер очень хотела посмотреть на игру, – сказал Ричард. – По-моему, ничего страшного.
      – Вы ведь не против, Ламберт? – пропела Флер. – Я живу здесь уже четыре недели, а ни чего не видела, кроме восемнадцатого грина. – Она улыбнулась ему, взглянув из-под ресниц. – Я буду сидеть тихо, как мышка!
      – Пускай и Филиппа с нами идет, – предложил Ричард.
      – Она обещала пойти на чай к Трише Тиллинг, – торопливо ответил Ламберт.
      Боже упаси еще тащить за собой толпу квохчущих дамочек!
      – Милая Триша Тиллинг! – воскликнула Флер. – Мы с ней так очаровательно поболтали сегодня утром.
      – Флер уже стала завсегдатаем в клубе! – сказал Ричард, любуясь ею.
      Ламберт буркнул:
      – Не сомневаюсь.
      На лестнице раздались шаги; все обернулись на звук. По ступенькам спускалась раскрасневшаяся Филиппа.
      – Привет, Флер. Послушайте, не хотите пойти со мной к Трише? Наверняка она вам будет рада.
      – К сожалению, я должна быть в другом месте, – ответила Флер. – Увы.
      – Флер идет с нами на гольф, – объяснил Ричард с улыбкой. – Поистине нечаянная радость.
      Филиппа посмотрела на Ламберта. Что же он ее не позвал? Она бы отменила чай с Тришей. Ей мигом представился соответствующий разговор по телефону.
      «Извини, Триша, Ламберт потребовал, чтобы я непременно присутствовала на игре… Якобы это принесет ему удачу! – Непринужденный смех. – Я все понимаю… Наши мужчины – это что-то!».
      – Филиппа!
      Она вздрогнула. Смеющиеся голоса в голове умолкли. Ламберт нетерпеливо смотрел на нее.
      – Я сказал – загляни по дороге в мастерскую, узнай, починили они, наконец, клюшку.
      – А, хорошо, – кивнула Филиппа.
      Они идут веселиться, а она обречена тосковать весь вечер с Тришей Тиллинг…
      Филиппа тяжело вздохнула от обиды. Даже Джиллиан проводит время лучше, чем она.
      Джиллиан сидела в зимнем саду, лущила горох и смотрела, как Энтони чинит крикетную биту. Мальчику всегда хорошо удавалось что-нибудь делать руками. Методичный, дотошный. Когда ему было три года, воспитатели в детском саду поражались его рисункам – он неизменно покрывал целый лист одной краской. Всегда одной-единственной, и закрашивал сплошь, не оставляя просветов. Просто какая-то мания. В наше время, пожалуй, могли забеспокоиться, что он слишком уж аккуратен для трехлетнего, отправили бы его на консультацию к психологу, на какие-нибудь специальные занятия. Даже и тогда Филиппа порой замечала тень тревоги в глазах воспитательниц, но все помалкивали. Они же видели, что Энтони – ухоженный ребенок, которого в семье любят.
      Любят, как же. Джиллиан со злостью уставилась в окно. Его и правда любили – все, кроме родной матери. Ограниченной, эгоистичной матери, которая с ужасом отшатнулась, впервые увидев собственного сына. Она видела только крошечное родимое пятнышко и словно не замечала, что держит на руках здорового, крепкого малыша – ей бы за него вечно благодарить Бога.
      Разумеется, вслух Эмили и словом об этом не обмолвилась, но Джиллиан-то знала. Энтони рос веселым, живым карапузом – настоящее солнышко! Он бегал по дому, раскинув ручки, готовый обнять целый мир, в полной уверенности, что мир ответит ему такой же радостной любовью. А потом у нее на глазах малыш начал мало-помалу замечать, что мать неизменно смотрит на него с брезгливой гримаской, старается незаметно отодвинуться, чувствует себя спокойной, только если он отворачивается, так что ей не видно малюсенькую ящерку, изогнувшуюся поперек его глаза. В тот день, когда Энтони в первый раз поднял ручку к лицу, чтобы прикрыть от мира свое родимое пятно, Джиллиан еле дождалась вечера и открыто заговорила с Эмили. Возмущение и гнев прорвались наружу вместе со слезами, а Эмили сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы. Когда Джиллиан замолчала, она оглянулась на нее с холодным презрением.
      «Ты просто ревнуешь, – сказала Эмили. – Тебе хочется, чтобы Энтони был твоим сыном. Так вот, он не твой, он мой сын».
      Джиллиан потрясенно вытаращила глаза, вдруг растеряв всю свою уверенность. Неужели ей действительно хочется присвоить себе Энтони? Вдруг в ней и правда говорит болезненная ревность?
      «Ты прекрасно знаешь, что я люблю Энтони, – продолжала Эмили. – Все это знают. Ричард всегда говорит о том, как я замечательно с ним обращаюсь. И что такое родимое пятно? Мы даже не замечаем его. Право, Джиллиан, меня удивляет, что ты без конца о нем заговариваешь. Лучше не заострять на этом внимание».
      Эмили сумела так исказить и переиначить слова Джиллиан, что та уже и сама перестала понимать свои побуждения. Неужели она превратилась в завистливую старую деву? Делает поблажки собственническому чувству к Энтони? Джиллиан смешалась и ничего больше не сказала. В конце концов, Энтони вырос очень славным, беспроблемным мальчиком.
      – Готово! – Энтони гордо протянул ей крикетную биту.
      – Молодец, – сказала Джиллиан.
      Она смотрела, как Энтони встает и для пробы замахивается битой. Какой он высокий – практически взрослый. Но иногда, глядя на его сильные руки и гладкую шею, она снова видела перед собой счастливого толстенького малыша, который хохотал, сидя перед ней в колыбельке, которого она держала за ручку, когда он делал первые шаги… Которого она любила с той минуты, как он родился.
      – Осторожнее, – проворчала Джиллиан, когда бита просвистела совсем рядом с большущим комнатным растением в расписном горшке.
      – Я осторожно, – огрызнулся он. – Вечно ты зудишь.
      Он еще несколько раз взмахнул битой. Джил лиан молча очистила еще несколько стручков.
      – Чем сегодня займешься? – наконец спросила она.
      – Не знаю, – ответил Энтони. – Наверное, пойду возьму напрокат пару кассет. Так скучно, пока Уилл в школе!
      – А другие на что? Занфи и этот новый мальчик, Мекс… Можно и с ними пообщаться.
      – Угу.
      Его лицо мгновенно замкнулось. Энтони отвернулся, яростно рубанул битой воздух.
      – Осторожно! – вскрикнула Джиллиан, но было поздно.
      На обратном взмахе биты раздался треск, терракотовый горшок с грохотом свалился с подставки на вымощенный плитками пол.
      – Посмотри, что ты наделал! – напустилась на Энтони Джиллиан. – Я же говорила – осторожнее!
      – Ну ладно, прости.
      – По всему полу!
      Джиллиан в отчаянии смотрела на горку земли, осколки керамики, мясистые листья.
      – Подумаешь, горе какое.
      Энтони наклонился, подобрал черепок. Земляной ком упал ему на кроссовку.
      Джиллиан тяжело вздохнула и отставила миску с горохом.
      – Схожу за щеткой.
      – Я подмету, – сказал Энтони. – Большое дело!
      – Ты не сумеешь.
      – Сумею! Вроде щетка где-то здесь была…
      Энтони обвел взглядом зимний сад и вдруг замер.
      – Ё-моё! – воскликнул он.
      Черепок выпал из его руки и разлетелся вдребезги на полу.
      – Энтони! Сколько раз я тебе говорила…
      – Смотри! Кто это?
      Джиллиан обернулась. За стеклянной дверью стояла девочка с длинными, очень светлыми, почти белыми волосами, темными бровями и хмурым личиком.
      – Привет, – сказала она сквозь стекло. Голос у нее был высокий, с американским акцентом. – Вы меня, наверное, не ждали. Я Зара, дочка Флер.

      К тому времени как они добрались до восемнадцатого грина, Ламберт был ярко-красным, потел и гримасничал от злости. Флер завладела общим вниманием на все время игры, так и вилась вокруг Ричарда, будто на какой-нибудь вечеринке, без конца влезала в разговор с дурацкими вопросами. Вела себя так, словно не меньше самого Ламберта имела право здесь находиться. Нахалка чертова.
      Как любил говорить его преподаватель в колледже:
      «Конечно, я за равенство женщин… Все они одинаково ниже мужчины!».
      Парни понимающе посмеивались. В тот день старина Смизерс собрал у себя избранную компанию, чтобы угостить хересом. Ламберт фыркал громче всех – у них со стариной Смизерсом было схожее чувство юмора. И сейчас его насупленное лицо слегка посветлело от воспоминаний. Даже на минутку захотелось вновь стать юнцом…
      Те годы были в его жизни, пожалуй, самыми счастливыми и успешными. Он учился в Крейтоне – закрытой школе в районе Центральных графств – и очень быстро попал в компанию самых умных, крепких и самоуверенных ребят. Склонный от природы подавлять других, Лам берт собрал вокруг себя целую свиту подпевал. Вместе они помаленьку терроризировали младших учеников и задирали местных мальчишек. По большей части ученики Крейтона были середнячки, зубрилки без особых способностей, которым не светило в дальнейшем достичь того уважаемого статуса, каким они пользовались в захолустном городке; поэтому они спешили на сладиться им, пока можно, – расхаживали по улицам в серых форменных шинелях и ярких галстуках, шумели и ввязывались в драки с «городскими». Сам Ламберт редко дрался, зато про славился ядовитыми высказываниями в адрес «плебса», заработав тем самым репутацию остроумца. Учителя, ограниченные, скучающие и разочаровавшиеся в жизни, не только не останавливали его, а, наоборот, молчаливо поощряли. Их подмигивания, смешки и снобистские «реплики в сторону» раздували его тщеславие. Застенчивая мать Ламберта восхищалась высоким само уверенным сыном, его громким голосом и прямо линейными взглядами. Ко времени окончания школы он глубоко презирал всех, с кем сталкивался в Крейтоне, да и за его пределами тоже.
      Единственным исключением был отец. Ламберт его боготворил и до сих пор бессознательно пытался подражать этому рослому шумному мужчине с властными манерами. Нрав у отца был непредсказуемый и грозный в гневе; маленький Ламберт отчаянно жаждал его одобрения. Когда отец принимался высмеивать гримасы подрастающего сына или шутливо отвешивал ему весьма ощутимые подзатыльники, Ламберт заставлял себя улыбаться и хохотать в ответ, а когда тот целый вечер орал на робкую матушку, Ламберт забивался к себе в комнату и яростно твердил, что отец прав – отец всегда прав.
      Именно отец настоял на том, чтобы отправить его в Крейтон. Кто научил его издеваться над другими мальчишками, кто однажды повез его в Кембридж и показал здание своего прежнего колледжа? По мнению Ламберта, отец знал все на свете. Отец позаботится о его будущем, отцу нужно подражать во всем.
      А потом, в один прекрасный день – Ламберту было тогда пятнадцать, – отец объявил, что у него другая женщина, он ее любит и уходит из семьи. Несмотря на обещания навещать Ламберта, отец не приехал ни разу. Позднее они узнали, что любовница продержалась при нем всего полгода. Отец уехал за границу, и где он теперь – неизвестно.
      Раздавленный горем, как это бывает с под ростками, Ламберт вымещал злость на матери.
      Это она виновата, что отец ушел, что теперь них нет денег куда-нибудь поехать на каникулы, что приходится писать письма директору школы, упрашивая понизить плату за обучение. Чем хуже шли у них дела, тем самоувереннее держался Ламберт, тем яростнее презирал городских плебеев и тем упорнее преклонялся перед отсутствующим отцом.
      Вопреки советам учителей, он попытался поступить в Кембридж – в тот колледж, где учился отец. По результатам собеседования Ламберта не приняли. Неудача раздавила его. Ламберт заявил, что не намерен терять время в университетах. Учителя пытались его вразумить, хотя и не слишком усердно – в конце концов, он уже не был их учеником. Теперь их интересовали мальчишки помладше, те самые, кого Ламберт когда-то колотил за подгоревшие гренки. Как Ламберт распорядится своей жизнью, никого, в сущности, не интересовало, разве что матушку, но от нее он грубо отмахивался.
      И вот Ламберт отправился прямиком в Лондон и нашел себе работу в области компьютерных технологий. Самодовольные замашки, которые с него пообтерли бы в Кембридже, укоренились еще пуще, так же как и чувство превосходства над окружающими. Когда коллег с образованием попроще повышали в должности, он в отместку надевал на службу школьный крейтонский галстук. Когда соседи по квартире не приглашали его на воскресный пикник, он в отместку ехал в Крейтон и демонстрировал всем желающим свою новую машину. У него просто не умещалось в го лове, что кто-то может не восхищаться им и не подчиняться ему. Тех, кто не оправдывал его ожиданий, Ламберт считал безмозглыми тупицами, о которых не стоит и беспокоиться, а тех, кто оправдывал, втайне презирал. Он не умел дружить – вообще не понимал отношений, построенных на равенстве. Мало кто мог вытерпеть общение с ним в течение хотя бы двух часов, а когда Ламберт перешел на работу в компанию Ричарда, таких стало еще меньше. И тут в его жизни произошли важные перемены. Он женился на дочери босса, вышел на новый уровень и, по собственному своему мнению, достиг незыблемого положения в обществе.
      Он не сомневался, что Ричард ценит его высокие достоинства: интеллект, образованность, способность быстро принимать решения – пусть даже не так глубоко, как их ценила Эмили. Филиппа – маленькая дурочка, воображающая, что цветочки смотрелись бы на крейтонском галстуке лучше, чем полоски. А вот Флер… Ламберт нахмурился и вытер вспотевший лоб. Флер не подчиняется никаким правилам. На нее не производит впечатления статус зятя Ричарда, и вообще, она склонна пренебрегать светскими условностями. До чего же скользкая, никак ее не поймешь. Сколько ей лет на самом деле? Что у нее за акцент? Как она вписывается в привычную картину мира?
      – Ламберт!
      В раздумья вторгся голос Филиппы. Она шагала через восемнадцатый грин, весело размахивая сумочкой.
      Ламберт вскинул голову.
      – Филиппа!
      Он так извелся, что был чуть ли не рад увидеть знакомое, слегка разрумянившееся лицо жены. Очевидно, «чай с Тришей» плавно перешел в джин с тоником.
      – Я думала, успею застать вас на восемнадцатой лунке, а вы, оказывается, уже закончи ли! Шустрые какие!
      Ламберт не ответил. Когда Филиппа разойдется, она на любую тему вываливает полный набор комментариев, добавить уже нечего.
      – Хорошая была игра?
      Ламберт оглянулся. Ричард и двое из «Бриггс и K°» поотстали – они шли медленно и слушали, что говорит Флер.
      – Чудовищная.
      Ламберт, не дожидаясь остальных, сошел с травы и направился к сараю для тележек. Шиповки громко цокали об асфальт.
      – А что случилось?
      – Да все ваша дрянная Флер! Без конца задавала вопросы. Чтоб ее, пять минут помолчать не в состоянии! «Ричард, не мог бы ты объяснить еще раз глупой невежественной дурочке?», «Ричард, вот ты говоришь "денежный оборот", а что именно имеется в виду?». А я-то надеялся про извести на ребят впечатление!..
      – Может, ей просто интересно, – сказала Филиппа.
      – Нисколько ей не интересно. С чего она будет этим интересоваться? Обычная тупая шлюха, которая хочет быть в центре внимания.
      – Выглядит она чудесно, – вздохнула Филиппа, оборачиваясь, чтобы посмотреть на Флер.
      – Отвратно выглядит, – огрызнулся Ламберт. – Чересчур сексуально для гольф-клуба.
      Филиппа захихикала.
      – Ламберт, что за ужасы ты говоришь! Она помолчала, потом добавила, преувеличенно понизив голос:
      – Мы с Тришей как раз о ней говорили. Триша сказала, она очень богата! У нее есть шофер и так далее! Триша считает, что Флер – просто супер! – У Филиппы заблестели глаза. – Триша говорит…
      – Триша – дура.
      Ламберт снова утер пот со лба, недоумевая, какого черта он вообще обсуждает Флер со своей женой. Он оглянулся, увидел, как Флер неторопливо идет по траве в своем белом платье, глядя на него насмешливыми зелеными глазами, и в нем опять шевельнулось возбуждение, которое он весь день старался подавить.
      – Черт, что за фигня, – хрипло произнес Ламберт, снова отворачиваясь и в расстройстве поглаживая Филиппу пониже спины. – Выпить, что ли, к чертям свинячьим?..
      К несчастью, у ребят из «Бриггс и K°» не было времени на выпивку. Восхищенно оглядываясь на Флер, они загрузились в свой «сааб» и уехали. Остающиеся проводили их до автостоянки и долго смотрели, как они маневрируют между рядами блестящих БМВ, изредка перемежающихся «роллс-ройсами» и новенькими «рейндж-роверами».
      Филиппа смотрела вслед автомобилю со щемящим чувством. Она так мечтала познакомиться с этими людьми, поболтать, пококетничать, может, даже пригласить их с женами на обед. За два года замужества она всего один раз приглашала гостей: мать с отцом и Энтони. А ведь у них дома элегантная столовая, стол на десятерых, полная кухня дорогих кастрюль и кулинарная книга «Званые обеды», с рецептами и полезными советами, которые Филиппа трудолюбиво вырезала из журналов.
      Она-то думала, что, выйдя замуж за Ламберта, будет по вечерам принимать его друзей и подружится с их женами. А оказалось, что у Ламберта друзей нет. У самой Филиппы, если честно, – тоже. Да и знакомых нет, кроме жителей Грейворта, друживших не с ней, а с ее матерью, да коллег по работе, которые то и дело менялись, а по вечерам всегда были заняты.
      Флер неожиданно рассмеялась каким-то словам Ричарда. Филиппа вскинула голову. Вот бы Флер стала ее подругой! Лучшей подругой. Они вместе ходили бы в кафе, у них завелись бы собственные, только им понятные шуточки, Флер познакомила бы ее со своими подругами, и Филиппа пригласила бы их всех к себе… В воображении Филиппы столовая их лондонской квартиры наполнилась оживленными, остроумными людьми. Горят свечи, повсюду цветы, впервые со дня свадьбы распакован столовый сервиз. Филиппа выбегает на кухню – проверить, как там поживают шашлычки из морепродуктов, а за ней летит отзвук благовоспитанного смеха. Ламберт пришел бы следом, якобы для того, чтобы заново наполнить бокалы, а на самом деле – сказать, как он ею гордится. Он поставит бокалы на стол и медленно притянет ее к себе…
      – Это, кажется, Джиллиан? – Голос Флер пробудил Филиппу от мечтаний. – Что она здесь делает?
      Все стали оборачиваться. Филиппа старалась поймать взгляд Флер, чтобы заложить основы будущей дружбы, но Флер этого не замечала. Флер смотрела только на Ричарда, как будто больше никого на свете не существовало.
      Пока Джиллиан подходила к ним, Ричард все ближе придвигался к Флер; в конце концов, их бедра почти соприкоснулись.
      – Как хорошо, что ты пошла с нами, – шепнул он ей на ухо. – Я и забыл, что партия в гольф может тянуться бесконечно. Особенно если в ней участвует Ламберт.
      – Мне понравилось, – ответила Флер, безмятежно улыбаясь. – Во всяком случае, я многому научилась.
      – Ты хотела бы брать уроки гольфа? – не медленно спросил Ричард. – Мне надо было раньше предложить! Это нетрудно устроить.
      – Пожалуй, – сказала Флер. – А ты сам не мог бы учить меня?
      Она взглянула в лицо Роберту. Он раскраснелся на солнце, весь взбудораженный победой. Таким раскованным и счастливым она его еще не видела.
      – Джиллиан, привет! – сказал Ричард, как только та приблизилась. – Ты как раз вовремя – мы собираемся выпить.
      – Да-да, – отрешенно проговорила Джиллиан. – Люди из «Бриггс и K°» еще здесь?
      – Нет, им пришлось уехать, а мы решили отпраздновать в своей компании.
      – Отпраздновать? – повторил Ламберт. – Разве есть повод?
      – Льготная процентная ставка, которую нам предлагает «Бриггс и K°», – ответил Ричард.
      Уголок его рта дрогнул в улыбке.
      – Спасибо Флер – она их очаровала.
      – Льготная ставка? – воскликнула Филиппа, не замечая, что Ламберт недоверчиво сдвинул брови. – Как чудесно!
      Она горячо улыбнулась Флер.
      – Это было бы просто замечательно, – отозвалась Флер, – не будь эти люди отъявленными жуликами.
      – Что?!
      Все присутствующие вытаращили глаза.
      – Вы так не считаете? – спросила Флер.
      – Ну-у… – неуверенно протянул Ричард.
      – Безусловно, нет! – заявил Ламберт. – Эти ребята – мои хорошие приятели.
      – О, я никого не хотела обидеть… – Флер пожала плечами. – По-моему, они жулики, и на вашем месте я бы не стала вести с ними дел.
      – Допустим, во время игры они пару раз смошенничали, – неохотно признал Ричард, – и все-таки…
      – Можете мне поверить, они мошенничают не только при игре в гольф, – сказала Флер.
      – Вам поверить? – не сдержался Ламберт. – Да много ли вы-то во всем этом понимаете?
      – Ламберт! – резко произнес Ричард. Он с нежностью посмотрел на Флер. – Знаешь, дорогая, пожалуй, я подумаю. Ничего еще не подписано.
      – Хорошо, – сказала Флер.
      – Флер, – вполголоса обратилась к ней Джиллиан, – тут к вам…
      Ее перебил возмущенный голос Ламберта:
      – Что значит – подумаешь? Ричард, ты же не принимаешь всерьез всю эту чушь, которую наболтала Флер?
      Ричард ответил, с трудом держа себя в руках:
      – Ламберт, я всего лишь сказал, что подумаю.
      – Черт возьми, Ричард, сделка уже слажена!
      – Можно ее и разладить.
      – Ушам не верю!
      – Флер, – настойчиво повторила Джиллиан, – тут к вам кое-кто приехал.
      – С каких это пор Флер дает консультации по делам фирмы? – Ламберт весь побагровел. – У кого еще ты собираешься спросить совета? У молочника?
      Флер пожала плечами.
      – Я просто высказала свое мнение. Вы не обязаны к нему прислушиваться.
      – Флер!
      Голос Джиллиан поднялся до крика. Все посмотрели на нее.
      – Приехала ваша дочка. Наступила пауза.
      – Неужели? – проронила Флер. – Да, действительно, учебный год уже закончился. Как она добралась?
      – Твоя дочка?
      Ричард неуверенно рассмеялся.
      – Я ведь рассказывала о ней, кажется?
      – Рассказывала?
      – Может быть, и нет, – равнодушно ответила Флер.
      Ламберт прошептал на ухо Филиппе:
      – Да она настоящая психопатка!
      – Девочка буквально свалилась на нас с ясного неба, – растерянно сказала Джиллиан. – Ее зовут Сара? Я не совсем расслышала.
      – Зара, – поправила Флер. – Зара Роуз. Где она сейчас, кстати?
      – Пошла погулять, – ответила Джиллиан таким тоном, словно именно это поразило ее больше всего. – С Энтони.
      Энтони в очередной раз покосился на Зару, пытаясь придумать, что бы такое сказать. Они уже десять минут шагали в полном молчании. Зара сгорбилась, засунув руки в карманы и глядя прямо перед собой, как будто ей не хотелось встречаться с ним взглядом. Какие у нее худые плечи, думал Энтони. И вообще, вся она худая до невозможности. Руки-палочки, ребра выпирают сквозь футболку. Про сиськи и говорить нечего, хотя ей, наверное… А сколько?
      – Сколько тебе лет? – спросил Энтони.
      – Тринадцать.
      Голос с американским акцентом, резкий и не слишком дружелюбный. Она встряхнула длинными светлыми волосами и снова ссутулила плечи. Волосы крашеные, самодовольно подумал Энтони, гордясь своей проницательностью.
      – А… в какой школе ты учишься?
      Вот так, правильно. Светская беседа.
      – В Хитландской школе для девочек.
      – Хорошая школа?
      – Интернат, – ответила она, как будто это говорило само за себя.
      – А ты… давно приехала из Соединенных Штатов?
      – Я не оттуда.
      «Ха-ха», – подумал Энтони.
      – Ну, из Канады?
      – Я всю жизнь прожила в Британии, – сказала Зара скучающим тоном.
      Энтони озадаченно смотрел на нее.
      – А как же акцент…
      – У меня американский акцент – ну и что? Мне так хочется.
      Она в первый раз взглянула прямо на Энтони. Он решил, что у нее необыкновенные глаза – зеленые, как у Флер, только более глубокие и горящие.
      – Ты просто взяла и стала говорить с американским акцентом?
      – Угу.
      – Зачем?
      – Просто так.
      – Сколько тебе лет было?
      – Семь.
      Некоторое время они шли молча. Энтони старался вспомнить, каким он сам был в семилетнем возрасте. Смог бы он устроить такую штуку и много лет ее выдерживать? Ох, вряд ли.
      – Твой папа небось очень богатый?
      Энтони почувствовал, что краснеет.
      – Наверное. То есть не то чтобы прямо уж богатый. В общем, обеспеченный. Сравнительно. – Энтони сам понимал, что говорит ужасно напыщенно, но поделать ничего не мог и разозлился. – А почему ты спрашиваешь?
      – Ни почему.
      Зара вынула руки из карманов и принялась внимательно их рассматривать. Энтони машинально тоже посмотрел. Руки были худые, светло-коричневые от загара, на каждой – по одному крупному серебряному кольцу.
      «Почему? – заинтригованно думал Энтони. – Почему ты уставилась на свои руки? Почему хмуришься? Что ты ищешь?».
      Ей вдруг словно надоели собственные руки, она снова сунула их в карманы и обернулась к Энтони.
      – Ты не против, если я закурю косячок?
      У Энтони екнуло сердце. Девчонке всего тринадцать! И курит косячки?
      – Да нет… Не против.
      – Ты где обычно куришь? Или ты не куришь?
      – Курю, – слишком быстро ответил Энтони. – Большей частью в школе.
      – А-а. – Она пожала плечами. – Неужели во всем лесу нет подходящего места?
      – Есть одно… Вон там.
      Он повел ее в сторону от дороги.
      – Сюда обычно приходят, чтобы… ну… – Правда, что ли, ей только тринадцать? На два года младше него! Даже не верится. – Ну, ты поняла…
      – Заниматься сексом?
      – Э-э… да.
      Лицо у него горело, даже родимое пятно пульсировало от смущения. Они вышли на полянку.
      – Вот, здесь.
      – Отлично.
      Зара опустилась на корточки, вытащила из кармана плоскую коробочку и ловко свернула косяк.
      Когда она закурила, Энтони ожидал, что она посмотрит на него и скажет:
      «Bay, здорово цепляет», – так всегда делала Фифи Тиллинг.
      Однако Зара хранила молчание. В ней совсем не чувствовалось хвастливой взвинченности, как у его знакомых, употреблявших травку. Она как будто почти и не замечала, что он тут, рядом. Еще раз глубоко затянулась и передала само крутку ему.
      «Я сегодня собирался весь вечер сидеть дома и смотреть дурацкие фильмы по видику, – обалдело думал Энтони. – А вместо этого курю дурь с самой удивительной малявкой на свете».
      – У тебя дружная семья? – неожиданно спросила она.
      – Да как сказать… – Энтони снова растерялся.
      Ему вспомнилось, как они праздновали Рождество: мишурные гирлянды, глинтвейн, все наряжаются и веселятся.
      – Да, довольно-таки дружная. У нас еще куча друзей…
      Его слова растаяли в неподвижном лесном воздухе. Зара как будто и не слышала. По ее лицу бегали пестрые тени от листвы, и трудно было разобрать выражение. После долгой паузы она опять заговорила.
      – А как тебе Флер?
      – Она замечательная! – с жаром ответил Энтони. – Такая веселая! Я даже не думал…
      – Можешь не рассказывать. Ты даже не думал, что твой папа когда-нибудь снова станет встречаться с женщиной.
      Зара опять затянулась.
      Энтони с любопытством посмотрел на нее.
      – Не думал, точно. Вообще трудно представить, что папа или мама с кем-то встречаются, правильно?
      Зара промолчала.
      Вдруг до них донесся шум. Приближались чьи-то шаги, между деревьями слышались не ясные голоса. Зара одним быстрым движением загасила самокрутку и присыпала ее землей. Энтони с небрежным видом оперся на локоть. Еще миг – и на полянку вышли Занфи Форрестер и Мекс Тейлор. Занфи держала в руке бутылку водки, щеки у нее горели, блузка расстегнулась, открывая на обозрение розовый хлопчатобумажный лифчик. Увидев Зару и Энтони, она остановилась как вкопанная.
      – Энтони! – изумленно воскликнула Занфи. – А я не знала, что ты…
      – Привет, Занфи. Познакомься, это Зара. – Энтони посмотрел на Зару. – Это Занфи и Мекс.
      – Здорово, – сказал Мекс и подмигнул Энтони.
      – Привет, – сказала Зара.
      – Вообще-то мы уже уходим, – сказал Энтони.
      Он встал и протянул руку, но Зара на нее и не взглянула – без всякой помощи легко поднялась на ноги одним плавным движением.
      Занфи захихикала.
      – Энтони у нас настоящий джентльмен, да? – пропела она, заговорщически глядя на Зару блестящими глазами.
      – Правда? – вежливо ответила Зара, отказываясь разделить с ней шутку.
      Занфи чуть-чуть покраснела, потом решила снова захихикать.
      – Я такая пьяная! – объявила она и протянула бутылку Заре. – Угощайся!
      – Спасибо, я не пью.
      Зара сунула руки в карманы и сгорбилась.
      – Пошли, – повторил Энтони. – Наверное, твоя мама уже пришла.
      – Мама? – насторожилась Занфи. – А кто у тебя мама?
      Зара отвела глаза.
      – Флер. – Ее голос прозвучал неожиданно устало. – Моя мама – Флер.
      Пока они возвращались в «Клены», солнце зашло за тучку и на дорогу легла тень. Зара смотрела в пространство застывшим взглядом и с каждым шагом все сильнее хмурилась, чтобы задавить скопившиеся внутри слезы. Так поначалу всегда; через день-другой она придет в норму. Учителя говорили, что она скучает по дому. А как такое возможно – у нее же никогда не было настоящего дома, по которому можно скучать. Была только школа с запахом мебельного лака, хоккейными площадками и неуклюжими, тупы ми девчонками, а еще была квартира Джонни и Феликса, где ей на самом деле некуда было приткнуться, и еще – очередная семья, где временно обитала Флер. Так было всегда, сколько Зара себя помнила.
      В интернате она училась с пяти лет. Прежде она, вероятно, где-то жила, только напрочь забыла об этом, а Флер уверяла, что не помнит то же. Так что первым настоящим домом для нее стала Королевская школа в Бейзуотере – уютное заведение, где учились дети дипломатов и каждого заботливо укладывали в постель с дорогим плюшевым мишкой. Заре там всё нравилось, она обожала учителей, и особенно директрису – миссис Бертон.
      Еще она любила своего лучшего друга Ната, с которым познакомилась в первый день в школе. Родители Ната работали в Москве, и как-то вечером за чашкой горячего шоколада он ей открыл, что они его совсем не любят. Ну вот ни капельки.
      – Меня мама тоже не любит, – сразу же ответила Зара.
      – Мама меня вроде любит, – сказал Нат, глядя на нее огромными глазами поверх белой фарфоровой кружки, – а вот папа ненавидит.
      Зара задумалась.
      – Я своего папу не знаю, – наконец промолвила она, – но он американец.
      Нат посмотрел на нее с уважением.
      – Ковбой?
      – Наверное, – сказала Зара. – Носит такую здоровенную шляпу.
      Назавтра Нат нарисовал Зариного отца в ковбойской шляпе, и это еще большее укрепило их дружбу. На уроках они сидели за одной партой, вместе играли на переменках, всегда вставали в пару на прогулках, а иногда – хоть это и было строжайше запрещено – залезали ночью друг к другу в постель и по очереди рассказывали сказки.
      А когда Заре исполнилось семь, она вернулась в школу после того, как половину учебного семестра глотала клубничные коктейли в номере отеля в Кенсингтоне, и оказалось, что с кровати Ната сняты все простыни и вещи из шкафа исчезли. Миссис Бертон очень ласково стала ей объяснять, что родителей Ната неожиданно перевели из Москвы в Вашингтон, и они забрали сына к себе. Директриса не смогла договорить – горестные вопли Зары переполошили всю школу. Нат ее покинул! Родители все-таки его любят! Мало того – он уехал в Америку, где живет ее папа-ковбой, а Зару с собой не взял!
      Она проплакала неделю, отказываясь от еды и не соглашаясь написать письмо Нату, на какое-то время даже совсем перестала говорить, пока не придумала себе американский акцент. В итоге директриса вызвала в школу Флер, и Зара в истерике стала ее умолять, пожалуйста, пожалуйста, переехать в Америку.
      Вместо этого Флер немедленно забрала Зару из Королевской школы и отправила в замечательную начальную школу для девочек в Дорсете, где была очень здоровая обстановка: фермерские дочки ездили на собственных пони, держали собак и не водили неестественно крепкой дружбы между собой. На Зару они смотрели как на диковинку из Лондона, вечно хнычущую и не желающую расстаться со своим американским акцентом. Так она и осталась для них диковин кой.
      Она совершенно невероятная, как и Флер, только по-другому. Энтони молча шел рядом с Зарой, в голове гудело от мыслей, тело позванивало от нарастающего волнения. До него понемногу начинало доходить, что может означать приезд Зары. Если она останется жить в «Кленах», у него будет с кем выходить из дома, кого показывать знакомым. Ну и лицо было у Занфи, когда она увидела Зару, – это что-то с чем-то! Да же Мекс впечатлился.
      Энтони вдруг поймал себя на том, что изо всех сил надеется, что отцу не придет в голову выкинуть какую-нибудь глупость – например, поссориться с Флер. Так приятно, когда Флер живет у них в доме. А с Зарой, было бы еще лучше. Она, конечно, не шибко приветливая, но это ерунда. Со временем оттает. Он покосился в сторону Зары: на лбу залегли складки, зубы стиснуты, глаза горят. Прямо большевичка какая-то, подумал Энтони. Злится, наверное, что помешали докурить косяк. Наркоманы все с заскоком.
      Тут они завернули за угол, и лучи заходящего солнца ударили Заре в лицо. У Энтони екнуло сердце. В мимолетном вечернем свете это лицо со впалыми щеками выглядело совсем не злым, скорее грустным, а глаза блестели не от злости – от слез. И вдруг почудилось, что никакая она не наркоманка, а просто одинокая маленькая девочка.
      Когда они вернулись в «Клены», оказалось, что Заре уже отвели отдельную комнату и все ее ждут.
      – Дорогая! – воскликнула Флер, едва они с Энтони вошли в дом; никто не успел и рта рас крыть. – Поднимемся прямо в твою комнату, хорошо? – Она улыбнулась Ричарду. – Ничего, если я на несколько минуток уединюсь с дочерью?
      – Безусловно! Никакой спешки нет! – Ричард ободряюще улыбнулся Заре. – Я только позволю себе сказать, что очень рад познакомиться с тобой, Зара, Мы все очень тебе рады.
      Зара молчала всю дорогу вверх по лестнице и дальше по длинному коридору до ее комнаты. Когда дверь за ними закрылась, она встала прямо перед Флер.
      – Ты мне не сообщила, где ты!
      – Разве? Забыла, должно быть, пупсик.
      Флер подошла к окну и подняла раму.
      – Вот, так лучше. Ну, не смотри так сердито, золотко. Я знала, что Джонни тебе скажет, где я.
      – Джонни не было дома. Он уехал. – Зара бросала слова, словно подчеркивая каждое по отдельности. – Уже неделя, как начались каникулы. Мне пришлось остановиться в гостинице.
      – Да? – заинтересовалась Флер. – В какой?
      Зара напряженно выпрямила спину.
      – Неважно в какой. Ты должна была мне сообщить, где тебя найти. Ты обещала – Я хотела, пупсик, правда, Так или иначе, ты сюда добралась – это главное.
      Зара посмотрела на обтянутый зеленой тканью табурет у туалетного столика, потом – на отражение Флер в зеркале.
      – А куда девался Сакис?
      Флер пожала плечами.
      – Мы с ним расстались. Так бывает.
      Она неопределенно повела рукой.
      – Деньжат не густо было, да? – отозвалась Зара. – А мне показалось, у него с кошельком полный порядок.
      Флер вспыхнула.
      – Помолчи! Вдруг кто-нибудь услышит…
      Зара пожала плечами, вытащила из кармана жвачку и принялась жевать.
      – А этот деятель как, богатый?
      – Он очень хороший человек, – сказала Флер.
      – Где ты с ним познакомилась? На похоронах?
      – На панихиде.
      – Угу.
      Зара выдвинула ящик туалетного столика, посмотрела на бумагу, которой было выстлано дно, и опять задвинула ящик.
      – Надолго планируешь задержаться?
      – Смотря по обстоятельствам.
      – Угу. – Зара еще пожевала. – Больше ни чего мне не скажешь?
      – Ты еще ребенок, – сказала Флер. – Тебе не обязательно все знать.
      – Обязательно! – выкрикнула Зара. – Да же очень обязательно!
      Флер поморщилась.
      – Потише, Зара!
      – Послушай, – яростно прошипела та, – мне правда надо знать. Мне необходимо знать, где ты и как ты. Раньше ты мне всегда все рассказывала. Помнишь? Объясняла, куда мы поедем, какие там люди, что надо говорить. А теперь ты хочешь, чтобы я… сама тебя разыскивала. Типа, ты можешь уехать, куда пожелаешь, а я должна тебя найти, да еще и сказать все правильно, не дай бог ошибиться…
      – Можешь ничего не говорить.
      – Мне уже не десять лет. Со мной разговаривают, задают мне вопросы. Я не могу все время тупо повторять «не знаю, не помню».
      – Ты же умная девочка, сама сообразишь.
      – А ты не боишься, что я по ошибке скажу что-нибудь не то? – Зара смотрела на Флер злыми глазами. – Вдруг возьму и все тебе испорчу?
      – Нет, – не задумываясь ответила Флер. – Не боюсь. Потому что ты прекрасно понимаешь: это и для тебя плохо кончится. Плата за школу, дорогая моя, с неба не падает, как и за ту дрянь, которую ты куришь.
      Зара вскинула голову.
      – Джонни мне рассказал, – пояснила Флер. – Он был очень шокирован.
      – Да пошел он…
      Уголок рта Флер дрогнул в улыбке.
      – С тебя фунт штрафа, Феликсу в коробку.
      Зара невольно усмехнулась. Пожевала еще, рассматривая громадный серебряный перстень на левой руке – Джонни подарил его Заре в ту ужасную неделю, когда она уехала из Королевской школы, но еще не отправилась в Хитландскую школу для девочек. Если станет грустно, сказал ей тогда Джонни, потри кольцо, и ты увидишь, как я тебе улыбаюсь. Зара ему поверила. Немножко верила и до сих пор.
      – Между прочим, Джонни просил, чтобы ты ему позвонила, – вспомнила она. – Жутко срочно.
      Флер вздохнула.
      – Что на этот раз?
      Зара пожала плечами.
      – Не знаю, он мне не говорил. Вроде что-то важное.
      – Похороны?
      – Не знаю, – терпеливо повторила Зара.
      Флер вздохнула еще раз и принялась изучать свои ногти.
      – Важное, срочное… Небось, выбирает новые обои.
      – Или позвал гостей и думает, что надеть.
      – Или опять потерял квитанцию из химчистки. Помнишь?
      Их взгляды встретились, и Зара и Флер первый раз улыбнулись друг другу.
      «Вот так всегда, – подумала Зара. – Мы лучше всего ладим, когда болтаем о Джонни. Зато все остальное время – не сыпьте мне соль на раны!».
      Флер неожиданно встала.
      – Ладно, еще увидимся. И если уж тебя так интересуют мелкие подробности, могу сообщить, что покойную жену Ричарда звали Эмили и мы с ней дружили когда-то давным-давно. А вообще мы не слишком много о ней разговариваем.
      – Да уж, – буркнула Зара, сплевывая жвачку в мусорную корзинку. – Могу себе представить.
      В восемь вечера Джиллиан принесла в гостиную кувшин «Пиммз».
      – А где папа? – спросила Филиппа, входя в комнату и оглядываясь по сторонам. – Я его сегодня почти и не видела, а скоро уже уезжать.
      Ламберт сказал:
      – Он все еще работает. У себя в кабинете.
      Взяв предложенный Джиллиан бокал, он сделал несколько торопливых глотков, словно боялся лопнуть от раздражения, если сейчас же не зальет злость алкоголем. С тех пор как они вернулись в «Клены», Ламберт, пользуясь любым удобным случаем, заглядывал в кабинет, но всякий раз оказывалось, что дверь приоткрыта, настольная лампа включена и через щель виднеется затылок Ричарда. Стервец и с места не сдвинулся! Стало быть, ничего не вышло. Придется возвращаться в Лондон, так и не решив проблему с перерасходом, не говоря уже о сделке с «Бриггс и K°», которая к шести часам должна уже быть заключена и подписана. В груди Ламберта кипела бессильная ярость. Ну и денек, одно сплошное несчастье! А виновата во всем гадюка Флер.
      – Ламберт, познакомьтесь, это Зара.
      Вот она опять, в тесном красном платье, которое делает ее похожей на шлюху, – улыбается, словно весь дом ей принадлежит, и толкает перед собой свою паршивую дочурку.
      – Будем знакомы, Зара! – выдавил Ламберт, не сводя глаз с обтянутой платьем груди Флер.
      И имечко-то дурацкое, кто только такое вы думал?
      – Привет!
      Филиппа бросилась к Заре, пылая энтузиазмом. По дороге домой ее осенила блестящая идея: она может подружиться с дочерью Флер. Будет ей кем-то вроде старшей сестры. Они станут бол тать о нарядах, косметике и мальчиках, малышка будет поверять ей свои сердечные тайны, а она, Филиппа, будет давать ей советы…
      – Я Филиппа, – тепло улыбнулась она, – старшая сестра Энтони.
      – Привет, Филиппа, – равнодушно ответила Зара.
      Последовала короткая пауза.
      – Хочешь лимонада? – предложила Джил лиан.
      – Спасибо, лучше воды, – сказала Зара.
      Джиллиан посмотрела на Филиппу.
      – Если вам скоро уезжать, давайте пообедаем пораньше. Как только Ричард спустится. Может, сходишь позовешь его, а мы пока сядем за стол?
      – Хорошо.
      Филиппа не торопилась уходить. Она все разглядывала Зару. В жизни не видела такой худышки! Прямо как фотомодель. Неужели ей действительно всего тринадцать лет? А по виду, скорее…
      – Филиппа! – ворвался в ее мысли голос Джиллиан.
      – Ах, прости, замечталась!
      Филиппа хотела заговорщически подмигнуть Заре, но та с каменным лицом смотрела вдаль. Филиппа почувствовала себя задетой. Что эта девчонка о себе воображает?
      В дверях появился Ричард.
      – Простите, что всех задерживаю. Мне было нужно кое о чем подумать.
      Филиппа заметила, как Ламберт встрепенулся и сразу же отвел глаза. Она тихонько подтолкнула мужа локтем, надеясь поймать его взгляд и выразительно указать глазами на Зару, однако Ламберт не обернулся. Филиппа обиженно шмыгнула носом.
      – А теперь предлагаю тост! – Ричард взял у Джиллиан бокал. – С приездом, Зара!
      – С приездом, Зара! – послушно подхвати ли все.
      Филиппа уткнулась взглядом в бокал. Когда в последний раз кто-нибудь предлагал выпить за нее? Когда в последний раз ей где-нибудь были рады? Никто не обращает на нее внимания, да же родные, а подруг у нее нет. Джиллиан больше ею не интересуется. Никому она не нужна. Филиппа сморгнула, сосредоточилась на немногих истинных чувствах, живущих в ее душе, и, наконец, выжала слезинку. Ну вот, они довели меня до слез. Я плачу, а никому и дела нет.
      Еще одна слезинка выползла на щеку, Филиппа снова шмыгнула носом.
      – Филиппа! – Встревоженный голос Ричарда поднялся над общим гулом. – Что с тобой, моя хорошая?
      Филиппа подняла голову. У нее дрожали губы.
      – Со мной ничего, – прошептала она. – Про сто… я думала о маме. Сама не знаю почему.
      – Ах, родная моя…
      Ричард кинулся к ней.
      – Ничего страшного. Ты не волнуйся.
      Филиппа опять шмыгнула носом, улыбнулась отцу и позволила ему обнять ее одной рукой за плечи и увести из комнаты. Все молчали, заботливо глядя на ее залитое слезами лицо. Проходя мимо Зары, Филиппа подняла глаза, готовясь мужественно встретить очередной сочувственный взгляд, но наткнулась на бесстрастное выражение Зары, и ее пробрала дрожь. Перед этой девочкой она чувствовала себя глупой и словно прозрачной, как будто Зара совершенно точно знала все ее мысли.
      – Мне вас жалко, – прошептала Зара.
      – Как это? – растерялась Филиппа.
      В лице Зары ничто не дрогнуло.
      – Что у вас мама умерла.
      – А-а… Спасибо.
      Филиппа резко выдохнула, стараясь вернуть себе выражение мужественного страдания. Только она уже не чувствовала себя мужественной страдалицей. Слезы высохли, никто больше на нее не смотрел. Ламберт завел с Энтони разговор о крикете. Момент был безнадежно упущен, а испортила все Зара.

      Две недели спустя Ричард оторвался от чтения «Таймс» и громко фыркнул.
      – Гляди!
      Он указал на крошечную заметку в разделе деловых новостей, под заголовком: «Бухгалтер отстранен от должности».
      Флер пробежала глазами заметку, и на лице у нее появилась улыбка.
      – Я же говорила! Я сразу поняла, что эти люди – жулики.
      – Что случилось? – спросила, входя в комнату, Джиллиан.
      Ричард посмотрел на нее ликующими глазами.
      – Те люди, с кем мы играли в гольф на поза прошлой неделе, «Бриггс и K°». Один из них попался на мошенничестве – подделал цифры в бухгалтерских книгах другой фирмы. Вот, в газете.
      – Боже мой, – озадаченно сказала Джиллиан. – А это хорошо?
      – Нет! Хорошо то, что мы решили все-таки не заключать с ними договор. Хорошо, что Флер их раскусила. – Ричард нежно сжал руку Флер. – Отлично выглядишь, Джиллиан.
      – Я собралась на занятия по бриджу, – объяснила Джиллиан и посмотрела на Флер. – Вы точно не хотите пойти?
      – Дорогая, на прошлом занятии я совершенно запуталась. До сих пор не могу выучить, сколько взяток в одной масти. Или наоборот? – Флер наморщила носик, рассмешив Джиллиан. – А Триша очень хотела найти себе партнера, так что иди те. Желаю хорошо провести время.
      – Что ж… – Джиллиан разгладила жакет на бедрах. Новенький светло-голубой полотняный жакет был куплен во время похода по магазинам в обществе Флер на прошлой неделе. К нему Джиллиан надела длинную кремовую юбку, тоже совершенно новую, и подаренный Флер голубой шарф. – Если вы точно не хотите…
      – Точно не хочу, – сказала Флер. – И не забывайте, сегодня я готовлю ужин, так что домой не торопитесь.
      – Ну ладно. – На лице Джиллиан расцвела неуверенная улыбка. – Знаете, мне нравятся эти уроки. Никогда не думала, что карточная игра может быть такой захватывающей!
      – Мне всегда нравился бридж, – заметил Ричард, – а вот Эмили никогда им не увлекалась.
      – Там нужно очень сосредоточиться, – сказала Джиллиан. – Мне это как раз и нравится.
      – Хорошо, – улыбнулся Ричард. – Приятно, что у тебя завелось хобби.
      Джиллиан чуть-чуть покраснела.
      – Да ерунда, просто забава. – Она оглянулась на Флер. – Наверное, я приду не поздно, успею приготовить ужин. Зачем вам возиться?
      – Мне хочется! – воскликнула Флер. – Идите-идите, а то опоздаете!
      – Хорошо.
      Джиллиан еще помялась, потом подхватила сумку и пошла к двери. На пороге оглянулась.
      – В холодильнике должно быть все, что нужно…
      Ричард расхохотался.
      – Иди уж!
      Когда Джиллиан, наконец, ушла, Ричард и Флер какое-то время сидели, ничуть не тяготясь молчанием.
      Вдруг Ричард сказал:
      – Странно, что не позвонил Ламберт. Наверняка он видел утренние газеты.
      – Думаю, ему стыдно, – промолвила Флер.
      – И поделом, – ответил Ричард. – Но он обязан перед тобой извиниться.
      Ричард вздохнул и отложил газету.
      – Боюсь признаться: чем ближе я знакомлюсь с Ламбертом, тем меньше он мне нравится. Филиппа, видимо, его любит, и все-таки…
      Он пожал плечами.
      Флер спросила:
      – Ты удивился, когда они поженились?
      – Да. Была у меня мысль, что они поторопились, но им явно этого очень хотелось. Эмили очень радовалась. И совсем не была удивлена. Материнский инстинкт, надо полагать.
      – А как же отцовский инстинкт?
      – Временно вышел из строя, наверное. – Ричард широко улыбнулся. – Сейчас-то они вполне счастливы, как ты считаешь?
      – О да, – ответила Флер. – Вполне счастливы. – Она помолчала. – Я согласна с тобой насчет Ламберта. Меня поразила его враждебность. Он как будто… подозревал меня в каком-то злом умысле. А я ведь просто высказала свое мнение.
      – Конечно! – с жаром подхватил Ричард. – И попала в самую точку. Ламберт мне еще ответит! Если бы не ты…
      Он замолчал, глядя через стол на Флер с такой любовью, какой она еще у него не замечала.
      Флер быстро кое-что подсчитала в уме, вскрикнула:
      «Ох нет!» – и прижала ко рту ладонь.
      – Что такое?
      – Да ничего. Неважно. – Она вздохнула. – Просто… помнишь, я на той неделе потеряла кошелек?
      – Разве?
      – Я не говорила? Да, ходила по магазинам и потеряла. Я все рассказала какому-то полицейскому, но ты же их знаешь…
      – А я и понятия не имел! Ты хоть сообщила, чтобы тебе закрыли кредитные карточки?
      – Да-да, – ответила Флер. – В том-то все и дело. Я еще не получила карточки на замену.
      – Тебе нужны деньги? – Ричард полез в карман. – Дорогая, что же ты не сказала?
      – Беда в том, что оформление новых карточек тянется долго. – Флер нахмурилась. – Ты знаешь, я держу деньги в банке на Каймановых островах. Ну и, конечно, в Швейцарии.
      – Я этого не знал, – сказал Ричард, – но я уже ничему не удивляюсь.
      – Вообще банк очень хороший, – продолжала Флер, – однако переоформить у них карточку… Гиблое дело!
      – Попробуй держать деньги в нормальном банке, как все, – посоветовал Ричард.
      – Мой бухгалтер почему-то порекомендовал оффшор…
      Она недоумевающе развела руками. Ричард протянул ей пачку банкнот.
      – Здесь сто фунтов.
      – Наличные у меня есть, – сокрушенно ответила Флер, – просто я только что вспомнила – у Зары на следующей неделе день рождения. Со всем вылетело из головы!
      – У Зары день рождения! – повторил Ричард.
      – Очень хочется подарить ей что-нибудь хорошенькое. – Флер побарабанила ноготками по подлокотнику. – На самом деле мне необходима полотая кредитка. Срочно.
      – Хочешь, я им позвоню? – предложил Ричард.
      – Я же говорю – гиблое дело!
      Флер еще побарабанила по подлокотнику и вдруг подняла голову.
      – Ричард, у тебя есть золотая карта? Ты не мог бы быстренько подключить меня к ней? В ближайшие день-два? Тогда я слетаю в Гилдфорд, куплю Заре хороший подарок, а там и новые карточки подоспеют. Если повезет. – Она серьезно посмотрела на Ричарда. – Я понимаю, что многого прошу…
      – Да нет, – ответил Ричард, – с удовольствием помогу. Просто не вижу смысла возиться с золотой картой. Я мог бы просто одолжить тебе, сколько нужно.
      – Наличными? – передернулась Флер. – Я не хожу по магазинам с наличными. Никогда! Вечно боюсь, что меня ограбят.
      – А давай пойдем за подарком вместе? Мне это будет приятно. – Лицо Ричарда смягчилось. – Я по-настоящему привязался к Заре. Только очень уж мало она ест.
      – Что?
      Флер так удивилась, что даже отвлеклась от основной цели.
      – Одни салатики да чистая вода целыми стаканами! Изредка поклюет что-нибудь, словно птичка. Просто тянет навалить полную тарелку яичницы с ветчиной да заставить ее все это съесть! – Ричард пожал плечами. – Ты, конечно, права, что не заостряешь на этом внимание; тут, скорее всего, нет серьезной проблемы. Но Зара слишком уж худая. – Он улыбнулся. – Хотя при ее характере вряд ли она обрадуется, если ей станут указывать, что и как есть!
      – Да, – согласилась Флер, – вряд ли.
      – По крайней мере, ей придется есть именинный торт! – У Ричарда загорелись глаза. – Устроим ей праздник! Сюрприз.
      – Так, когда ты сможешь сделать мне допуск на твою золотую карту? К субботе?
      – Флер, что-то я сомневаюсь насчет этой идеи…
      – Вот как! А почему?
      – Просто… я никогда ничего подобного не делал. Не подключал кого-то другого к своей кредитной карточке. Необходимости не возникало.
      – Понимаю. – Флер выдержала паузу. – А Эмили не была включена в твою карточку?
      – Нет, у нее была своя. Мы вели денежные дела раздельно.
      – Раздельно?
      Флер широко раскрыла глаза, от души надеясь, что ее лицо сейчас выражает удивление, а не досаду. Он еще упирается! Да что же это такое? Неужели она теряет навык?
      – Это же противоестественно! – сказала она вслух. – Муж и жена… Разве вам не хотелось, чтобы все у вас было общее?
      Ричард потер нос.
      – Мне хотелось… вначале. Меня привлекала идея совместного банковского счета. Но Эмили не захотела объединять ресурсы. Она стремилась к тому, чтобы все было четко разграничено. По этому завела себе отдельный счет, отдельную кредитное карточку и… – Он замолчал и смущенно улыбнулся. – С чего мы вдруг об этом заговорили? Такие скучные материи…
      – День рождения Зары, – напомнила Флер.
      – Ах да! Ни о чем не беспокойся – мы устроим для Зары великолепный праздник.
      – А тебе не кажется, что было бы разумно подключить меня к твоей карточке? Чтобы я могла пробежаться по магазинам…
      – Да незачем, – ответил Ричард. – Если хочешь, оформим кредитную карточку на твое имя.
      – Отлично, – обронила Флер, чуть заметно выпятив подбородок и внимательно рассматривая ногти.
      Ричард развернул «Тайме» на спортивном разделе. Несколько минут в комнате было тихо. Вдруг Флер сказала, не поднимая глаз:
      – Мне скоро нужно будет поехать на похороны.
      – Ох! – вскинулся Ричард.
      – Один мой друг – он живет в Лондоне – просил ему позвонить. Мы уже некоторое время ждали печальных новостей. У меня тяжелое предчувствие.
      – Понимаю, – серьезно сказал Ричард. – Такие вещи могут тянуться и тянуться. Знаешь, иногда даже кажется, что лучше уж сразу…
      – Да. – Флер взяла «Тайме» и раскрыла на странице объявлений. – Да, я тоже так думаю.
      – Ты к нам надолго? – спросил Энтони. Они сидели с Зарой в потаенном уголке сада.
      Энтони лениво срывал клубничины прямо с грядки и поедал их, а Зара сосредоточенно рассматривала толстый глянцевый журнал. Темные очки скрывали лицо.
      – Не знаю.
      – Вот здорово, если ты еще будешь здесь, когда Уилл приедет.
      Энтони ждал, что она спросит, кто такой Уилл и где он сейчас, однако она лишь пожевала свою жвачку и перевернула страницу. Энтони слопал еще одну клубничину и подумал – не пойти ли поиграть в гольф или еще чем заняться. Заре не нужно его общество. Она почти все время молчит, никогда не смеется и не улыбается. Не скажешь, что с ней безумно весело. И все-таки чем-то она его зачаровывала. Энтони признался самому себе, что мог бы целый день сидеть и смотреть на Зару и ничего больше ему не надо. В то же время казалось, что как-то неправильно сидеть с человеком и не пытаться с ним поговорить.
      – А где вы обычно живете?
      – Мы путешествуем, – ответила Зара.
      – Но где-то у вас должен быть дом!
      Зара пожала плечами.
      Энтони задумался.
      – Например… где вы были прошлым летом?
      – Гостили у маминого знакомого, – ответила Зара. – На яхте.
      – А-а, понятно.
      Энтони заерзал: яхты не вписывались в его жизненный опыт; очевидно, они бывают только у очень богатых людей. Он посмотрел на Зару с уважением, надеясь, что она расскажет подробнее, но Зара по-прежнему рассматривала кар инки в журнале. Энтони заглянул ей через плечо. Все модели выглядели точь-в-точь как Зара – молоденькие, истощенные, с костлявыми плечами и впалой грудью, они смотрели в объектив огромными печальными глазами. Интерес но, она узнает в них себя или просто изучает одежду? Сам Энтони считал, что наряды в журнале один другого страшнее.
      – Тебе нравится модная одежда? – снова попытался он завязать разговор.
      А вдруг футболка, которая сейчас на ней, от какого-нибудь знаменитого дизайнера? Энтони не мог этого определить.
      – Мама у тебя очень красиво одевается, – добавил он из вежливости и сразу представил себе Флер в красном платье: сплошные изгибы, блестящие волосы и переливчатый смех.
      До чего же Зара не похожа на свою маму; сильнее отличаться просто невозможно, даже если очень постараешься. Тут ему пришло в голову, что Зара, может быть, и старается.
      Ее резкий голос отвлек его от этих мыслей.
      – У тебя какой знак зодиака?
      – Мм… Овен.
      Она начала читать вслух, не глядя на него:
      – Влияние Плутона преобразит вашу жизнь. После восемнадцатого числа она войдет в более целеустремленную фазу.
      Зара перевернула страницу.
      – Ты правда веришь в гороскопы? – спросил Энтони.
      – Смотря, что там говорится. В хорошие предсказания я верю.
      Зара глянула на Энтони, и в уголке рта у нее мелькнула усмешка.
      – А тебе что предсказывают? У тебя какой знак?
      – Стрелец. – Она бросила журнал на землю. – Мне советуют: бросай читать ерунду и живи настоящей жизнью.
      – Ты бывала в каких-нибудь клубах?
      – Конечно, – ответила Зара. – Когда мы жили в Лондоне, мне было с кем ходить.
      – А-а, понятно. – Энтони еще подумал. – Твой папа живет в Лондоне?
      – Нет, в Штатах.
      – Ого! Он американец?
      – Да.
      – Классно! А где именно он живет?
      Вот здорово, можно поговорить о Соединенных Штатах! Надо рассказать ей, как они езди ли со школой в Калифорнию.
      – Понятия не имею. – Зара отвела глаза. – Я никогда его не видела. Не знаю даже, как его зовут.
      – Что?
      У Энтони, размечтавшегося, как он будет словно невзначай щеголять байками о Сан-Франциско, перехватило дыхание.
      – Ты не знаешь, как зовут твоего папу? – спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал не потрясенно, а просто заинтересованно.
      – Не знаю.
      – А разве… – Все, что он сейчас скажет, наверняка прозвучит глупо. – Разве мама тебе не говорила?
      – Она говорит, это не имеет значения.
      – А ты вообще хоть что-нибудь о нем знаешь?
      – Не-а.
      – Тогда откуда тебе известно, что он живет в Соединенных Штатах?
      – Это единственное, что она мне рассказала. Я была тогда совсем маленькая. – Зара подтянула колени к груди. – Я всегда думала… – Она запрокинула голову, и темные очки сверкнули на солнце. – Я воображала, что он ковбой.
      – Наверное, так и есть, – кивнул Энтони.
      Он посмотрел на Зару, костлявую, скорчившуюся в тугой комок, и представил себе ее спокойной и веселой, верхом на лошади, а рядом – загорелого мужественного ковбоя. Вариант не хуже любого другого.
      – Почему твоя мама тебе ничего не рассказывает? Это же вроде против закона?
      – Может быть, – отмахнулась Зара. – Флер такие вещи не волнуют. Она не рассказывает, потому что не хочет, чтобы я стала его искать. Ну, типа, это ее прошлое, не мое.
      – Все-таки он твой папа!
      – Угу, – отозвалась Зара. – Мой папа. – Она сдвинула на лоб темные очки и посмотрела прямо в глаза Энтони. – Ничего, я все равно его найду.
      – А как?
      – Когда мне исполнится шестнадцать, она мне все о нем расскажет. Обещала. – У Зары засветились глаза. – Два с половиной года осталось. А потом я поеду в Штаты. Она не сможет меня остановить.
      – Я тогда уже закончу школу, – взволнован, но сказал Энтони. – Я поеду с тобой!
      – Давай. – Зара впервые по-настоящему ему улыбнулась. – Поедем вместе.
      Когда они пришли домой, прожарившиеся на солнце, Ричард сидел в одиночестве на кухне, а перед ним стоял стакан с пивом. Было очень тихо, косые предвечерние лучи из окошка падали Ричарду на лицо. Энтони заглянул в холодильник, взял воду и спросил отца:
      – Играл сегодня в гольф?
      – Нет, а ты?
      – Нет.
      – Я думала, вы гольфовые наркоманы, – заметила Зара.
      Ричард улыбнулся.
      – Это мама тебе сказала?
      – И так видно. Вы же прямо живете на площадке для гольфа.
      – Мне нравится гольф, – сказал Ричард, – но в жизни есть и много других хороших вещей.
      Зара спросила:
      – А где Флер?
      – Не знаю, – ответил Ричард. – Наверное, куда-нибудь поехала.
      Ричард уже не вздрагивал, когда Зара называла свою маму по имени. Иногда это звучало да же трогательно. Как уютно они с Энтони устроились на подоконнике, словно пара котят. Ричард заметил, что Зара взяла себе низкокалорийный напиток. Сколько все-таки она весит? Ричард мысленно одернул себя: незачем лезть не в свое дело.
      А все-таки… В мозгу звучали слова Оливера Стерндейла:
      «Что, если ты когда-нибудь снова женишься?».
      – Ив самом деле… – произнес он вслух.
      Энтони и Зара оглянулись.
      – Не обращайте внимания, – сказал им Ричард.
      – Ладно, – вежливо ответил Энтони. – Мы включим телик?
      – Пожалуйста.
      Под бормотание телевизора Ричард отхлебнул пива. Деньги все еще лежат на срочном вкладе, дожидаясь его решения. Небольшое состояние, которое предстоит поделить между детьми. Когда они говорили об этом с Эмили, все казалось вполне очевидным. Но вот на поле появились еще два игрока: Флер и малышка Зара. Ричард откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Думала ли Эмили, что после ее смерти он может жениться еще раз? Или она, как и он, не сомневалась, что их любовь неповторима? Ему ни на минуту не приходила в голову мысль о повторной женитьбе. Горе было слишком огромно, любовь слишком сильна. А потом он встретил Флер, и все переменилось.
      Хочет он жениться на Флер? Он и сам не знал. Пока его вполне устраивали неопределенные от ношения. Живи, как живется, без напряга, день за днем.
      Вот только не в характере Ричарда плыть по течению, делая вид, будто не замечаешь проблему, в надежде, что она уйдет сама собой. Проблемы никуда не уходят, их необходимо решать. Особенно такие проблемы, как… как… Ричард заерзал, мысленно стараясь увильнуть от рискованной темы. Но на этот раз он заставил себя задуматься. Честно произнести про себя это слово: секс. Проблема секса.
      Флер – женщина понимающая, но она не может быть такой понимающей вечно. Да и почему она должна понимать Ричарда, если он сам себя не понимает? Флер прекрасна и желанна, все мужчины вокруг ему завидуют. И все же каждый раз, когда он входит в ее спальню и видит, как она лежит в постели, глядя на него зовущими, гипнотизирующими глазами, на него наваливается чувство вины, напрочь убивает страсть и оставляет его бледным и дрожащим от неудовлетворенного желания.
      До сих пор он считал, что это – непреодолимое препятствие для его брака с Флер, и мысленно примирился с тем, что скоро она покинет его под каким-нибудь предлогом, улетит, словно экзотическая бабочка, к другому, более перспективному цветку. Однако она не спешила упорхнуть, как будто знала его лучше, чем он сам. И Ричард понемногу начал задумываться – быть может, он неправильно смотрит на проблему? Он все время говорил себе, что отсутствие секса – помеха браку. А если все наоборот: отсутствие брака – помеха сексу? Возможно, оформив официально отношения с Флер, он освободится на конец от призрака Эмили? Неужели Флер, проницательная Флер, уже догадалась об этом?
      Ричард отхлебнул еще пива и твердо решил сегодня же вечером поговорить с Флер. Он не повторит ошибки, которую допустил с Эмили, – не будет молчать, пока не станет слишком поздно. С Флер все сложится по-другому. Никаких умолчаний и тайных мыслей. У них не будет секретов друг от друга.

      Не в обычае Флер было изводить себя мыслями о собственных ошибках и неудачах. Стремительно шагая по Грейвортской дороге и морщась от бивших в глаза лучей заходящего солнца, она не позволяла себе думать о том, что несколько месяцев, проведенных с Ричардом Фавуром, воз можно, не принесут никакого дохода. Нет, она уже смотрела в будущее. Только вперед – к новым панихидам, к новым завоеваниям! Главное – мыслить конструктивно. Сейчас она позвонит Джонни, наметит несколько подходящих похорон, а Ричард Фавур станет всего лишь еще одним именем из прошлого.
      В сущности, она неплохо провела время, пусть и без материальной выгоды, рассуждала Флер, прислонившись к дереву, чтобы перевести дух. В конце концов, нечасто мужчины требовали от нее так мало, как Ричард Фавур. Да он вообще практически ничего не требовал! Ей не пришлось демонстрировать головокружительное мастерство ни в койке, ни у плиты. Ее не заставляли вести торжественные приемы, запоминать имена влиятельных гостей, изображать любовь к детям и животным.
      Можно считать, что она побывала на курорте – отдохнула, набралась сил. Теперь, окрепшая и посвежевшая, она опять готова к борьбе. Да и вряд ли она уедет из «Кленов» без гроша; так или иначе, сумеет урвать перед отъездом тысчонку-другую; может, и больше. Нет, воровать Флер не собиралась – противоправные действия вообще были не в ее стиле. А вот исказить самую малость закон в собственных интересах – с превеликим удовольствием. Флер умела точно оценить, какую сумму можно присвоить, не рискуя, что ее станут преследовать.
      Она добралась до Луга – отдаленного уголка Грейворта, отведенного первозданной природе, куда редко кто-нибудь заходил. Флер убедилась, что рядом никого нет, и вытащила из сумочки мобильный телефон. Включила его и набрала номер.
      – Джонни?
      – Флер! Ну, наконец!
      – Что значит «наконец»? – нахмурилась Флер.
      – Зара тебе не передала, чтобы ты позвонила?
      – Ах да, – вспомнила Флер. – Действительно. Сказала, что ты страшно трепыхался.
      – Верно. Из-за тебя, между прочим.
      – Из-за меня? Джонни, о чем ты говоришь?
      – Не о чем, а о ком, – трагическим голосом промолвил Джонни.
      Флер так и представила, как он стоит в гостиной у камина, потягивает херес и наслаждается каждым словом.
      – Ну хорошо, Джонни, о ком ты говоришь?
      Последовала тщательно выверенная пауза.
      – О Хэле Уинтерсе, вот о ком.
      – Ах ты, черт! – Флер, застигнутая врасплох, не сумела сдержаться. – Здравствуйте, давно не виделись! Джонни, я ведь предупреждала…
      – Он в Лондоне.
      – Что? – Флер побледнела. – Что он делает в Лондоне?
      – Тебя ищет.
      – Ищет меня? Да он даже не знает, как за это взяться!
      – Для начала он взялся за нас.
      – Понятно.
      Несколько секунд Флер молча смотрела в пространство. Мысли вихрем кружились в голове. Теплый вечерний ветерок нежно шевелил волосы. Отсюда Лондон казался городом другой страны, а ведь до него всего час езды. Всего час езды до Хэла Уинтерса.
      – И что ты ему сказал? Надеюсь, ты его послал подальше?
      – Мы уговорили его подождать, – произнес Джонни.
      – То есть?
      – То есть через несколько дней он явится узнать, удалось ли нам что-нибудь выяснить.
      – А вы ему скажете, что не удалось, – бодро закончила Флер.
      – Нет, не скажем.
      – Почему?
      Флер изумленно посмотрела на мобильник.
      – Мы тут с Феликсом поговорили, и оба считаем, что тебе нужно с ним встретиться.
      – Да провалитесь вы!
      – Флер…
      – Ладно, хрен с тобой, с меня фунт штрафа.
      – Флер, послушай. – Трагизм в голосе вдруг пропал, как не бывало. – Нельзя все время бегать от проблем.
      – Я ни от чего не бегаю!
      – А что же ты делаешь? Как ты живешь?
      – Я… в каком смысле? Джонни, о чем речь?
      – Нельзя поступать с Хэлом Уинтерсом так же, как со всеми остальными. Не убегай от него. Это нечестно.
      – Да кто ты такой мне объяснять, что честно, что нечестно? – разгневалась Флер. – Ты тут вообще ни при чем! А если ты скажешь Хэлу Уинтерсу, где я…
      – Я ему не скажу, если ты не разрешишь, – ответил Джонни. – Я только прошу тебя, как следует подумать. Если б ты его видела, ты бы поняла. Он совсем отчаялся.
      – С чего вдруг? – резким тоном спросила Флер. – Он же не знает.
      – Знает! – возразил Джонни. – В том-то и дело. Он знает!
      Флер почувствовала, что у нее подгибаются ноги.
      – Знает?
      – Не наверняка, – согласился Джонни, – но он явно что-то проведал, а теперь хочет выяснить все до конца.
      – Ну и пускай провалится ко всем чертям.
      – Флер, что за детский сад! Он имеет право знать правду. И Зара имеет право познакомиться с отцом.
      Вернувшись с занятия по бриджу, Джиллиан застала Ричарда в кухне с третьим стаканом пива, Энтони и Зару перед телевизором – и ни следа как Флер, так и ужина.
      – Чем вы тут занимались? – поинтересовалась она, плюхнув на стол сумку и заглядывая в холодильник.
      Миски и пакеты, оставленные для Флер, стояли нетронутые.
      – Ничем, – лениво ответил Ричард. – Просто сидели.
      Он поднял голову и улыбнулся Джиллиан. Она скупо улыбнулась в ответ, но брови ее уже начинали хмуриться. Ричард посмотрел на холодильник и понял, в чем дело.
      – Джиллиан! Ужин! Ох, прости!.. Энтони, быстренько, давай поможем Джиллиан.
      Он вскочил на ноги. Энтони последовал его примеру чуть медленнее.
      – А что случилось? – спросил парень и по ходкой зомби двинулся через кухню, не отрывая взгляда от экрана.
      – Да вот, Флер… – Ричард растерянно умолк. – Ох, Джиллиан, прости, ради бога.
      – Неважно, – мрачно ответила Джиллиан, вперив взор в кучу разрозненных ингредиентов.
      – Флер, что ли, обещала ужин приготовить? – подала голос Зара.
      – Да, она что-то такое говорила, – слабо отозвался Ричард. – Не понимаю, что произошло.
      Зара выразительно закатила глаза.
      – Знаете, что бы я сделала? Заказала бы еду с доставкой, а потом взяла с нее денежки. Давайте уберем всю эту фигню… – Она указала на гору продуктов. – Закажем что-нибудь легкое и очень дорогое. У вас есть телефонная книга?
      – Да я сейчас быстренько приготовлю, – вздохнула Джиллиан, снимая жакет. – Все равно мы уже все вытащили из холодильника.
      – Так уберем обратно! Позвоним, и нам все принесут. Уж наверное, это быстрее, чем начистить ведро морковки! – Зара пожала плечами. – Как хотите, конечно, а я бы заказала готовое. Это все ведь не протухнет?
      – Вообще-то нет, – неохотно признала Джиллиан. – По большей части.
      – Скажите, что может испортиться, и мы это съедим. Салатик нарежем. – Зара улыбалась до ушей. – Ну, Энтони, сразу видно, что я в школе провалила экзамен по домоводству? – Она снова повернулась к Джиллиан. – Что тут скоропортящегося?
      – Не знаю… надо посмотреть.
      Джиллиан потыкала пальцем пучок салата.
      Глупость какая-то… Слушаться маленькую девочку? Но Зара так легко расправилась со всеми сложностями, и не возразишь. В Джиллиан уже росло привычное чувство обиды на весь мир, сварливые реплики так и просились на язык, брови мученически сошлись над переносицей. Эта роль была ей знакома; именно этого все от нее и ждали. Все, кроме Зары.
      – Имейте в виду, я терпеть не могу индийскую кухню, – объявила Зара, прихлебывая низкокалорийный напиток из банки. – И пиццу не будем заказывать, это гадость. У вас тут нигде не продают тайскую еду с доставкой?
      – Понятия не имею, – засмеялся Ричард. – Мы обычно не покупаем готовую еду, верно, Джиллиан?
      – Верно…
      Джиллиан села – ноги ее не держали. Энто ни уже укладывал мисочки и пластиковые коробочки с аккуратно надписанными наклейками обратно в холодильник. Зара листала телефонный справочник – «Желтые страницы». Момент для праведного гнева был упущен.
      Джиллиан ощутила разочарование и в то же время какой-то непонятный подъем.
      – Я никогда не пробовала тайской еды, – не уверенно сказала она.
      – Ой, ну обязательно надо попробовать! – оживилась Зара. – Она лучше всех. Знаете, наши лондонские друзья живут как раз над тайским магазинчиком. Когда мы у них гостим, я только этим и питаюсь. Энтони, найди мне страничку с тайскими закусочными!
      – Давай.
      Энтони послушно подошел и начал перелистывать справочник. Джиллиан поймала взгляд Ричарда, и ей вдруг неудержимо захотелось хихикнуть.
      – Отлично, попробуем вот эту! – Зара тут же схватилась за телефон. – Алло? Скажите, пожалуйста, вы могли бы прислать по факсу меню? Я сейчас назову номер.
      – Джиллиан, давай пока выпьем, – тихонько предложил Ричард. В глазах у него плясали веселые искорки. – Ужин явно в надежных руках.
      – Шикарно! – сообщила Зара, положив трубку. – Меню сейчас пришлют. Хотите, я закажу на всех?
      – Я тебе помогу, – сказал Энтони. – Пап, дай нам ключ от кабинета? Нужно принять факс.
      – Можно, я выберу за всех? – спросила Зара.
      – Прошу!
      Ричард вручил Энтони ключ и проводил взглядом их с Зарой.
      – А я-то беспокоился, что Зара ничего не ест, – заметил он, когда она уже не могла его услышать. – Видно, зря беспокоился. Никогда не видел ее в таком азарте.
      Он встал, зашел в кладовку и вернулся с бутылкой вина.
      – Все-таки мне совестно, Джиллиан. Я имею в виду – насчет Флер. Не похоже на нее – подводить людей.
      – Да, – кивнула Джиллиан. – Должно быть, случилось что-нибудь непредвиденное, и она задержалась.
      – Надеюсь, у нее все в порядке, – нахмурился Ричард, подавая Джиллиан бокал вина. – Позвоню-ка я в клуб – вдруг она решила поплавать?
      – Позвони, конечно. – Джиллиан набрала в грудь побольше воздуху. – И не нужно извиняться. В конце концов, что такое ужин? Всего-навсего еда.
      – Ну, все-таки…
      – Знаю, я слишком серьезно к этому отношусь. – Джиллиан прикусила губу. – Как там говорит Энтони? Напрягаюсь по пустякам. – Она вздохнула. – Это мне надо бы извиниться.
      – Не говори глупостей! – возмутился Ричард. – Господи, Джиллиан…
      Она не слушала.
      – Мне кажется, я понемногу меняюсь. – Она откинулась на спинку стула, поднесла к губам бокал и взглянула поверх него на Ричарда. – Это Флер меня изменила.
      Ричард героически рассмеялся.
      – Изменить нашу замечательную Джиллиан? Ни за что на свете!
      – Ричард! – В голосе Джиллиан прозвучал неподдельный гнев. – Прошу, без фальшивой вежливости, скажи: я действительно начала меняться к лучшему? – Она сделала большой глоток. – Я знаю, мы с тобой обычно не разговариваем так… так…
      Ричард вдруг посерьезнел.
      – Так откровенно.
      – Вот-вот. Откровенно. Но ты ведь не хуже меня понимаешь, что с появлением Флер изменилось очень многое. В ней есть что-то такое…
      Джиллиан замолчала.
      – Да, – согласился Ричард. – Есть.
      – Флер относится ко мне лучше, чем родная моя сестра, – промолвила Джиллиан чуть дрожащим голосом.
      Ричард широко раскрыл глаза.
      – Эмили?
      – Я любила Эмили, и все же… Она порой бы вала равнодушной и очень недоброй. – Джиллиан посмотрела Ричарду прямо в лицо. Ее голубые глаза блестели. – Может, и не стоит теперь говорить, но это правда. Эмили была со мной не доброй. А Флер ко мне добра. Только и всего.
      Флер вернулась в «Клены» и сразу поднялась к себе. Теперь она сидела перед зеркалом и разглядывала свое отражение в черной шляпке с вуалью. Так она просидела полчаса, не шевелясь, дожидаясь, пока отступит непривычное чувство тревоги. Однако напряжение не отпускало, внутренности скрутились тугим узлом, нахмуренный лоб не хотел разглаживаться, а в ушах все еще звучал сердитый голос Джонни, назойливый, словно дятел:
      «Почему ты не желаешь встретиться лицом к лицу со своим прошлым? Сколько можно убегать?».
      Никогда еще Джонни не говорил с ней так сурово и неуступчиво.
      – А что, по-твоему, я должна сделать? Пригласить его в гости? – Флер попыталась перевести все в шутку. – Познакомить с Ричардом? Джонни, подумай серьезно!
      – Ты должна, по крайней мере, признать, что он существует, – ответил Джонни. – Можешь встретиться с ним в Лондоне.
      – Не могу! У меня нет на это времени.
      – Ах у тебя нет времени… – ядовито повторил Джонни. – Что ж, может быть, у Зары найдется время.
      – Ей нельзя встречаться с отцом! Она… она не готова.
      – И кто ее подготовит, уж не ты ли?
      Наступило молчание.
      – Ладно, Флер, делай, как хочешь, – сказал, наконец, Джонни. – Дай мне знать, когда Зара будет готова встретиться с отцом, а я постараюсь его сдерживать до этого времени. Но больше я ничего не буду делать.
      – Джонни, ты просто лапочка…
      – Не буду сообщать тебе о похоронах, добывать приглашения. И не рассчитывай на нашу гостевую комнату.
      – Джонни!
      – Я тобой недоволен, Флер.
      Пока она смотрела на мобильник, не веря своим ушам, Джонни отключился. В животе у Флер возник ледяной ком отчаяния. Все вдруг пошло вкривь и вкось. Ричард не желает ей давать золотую кредитку, Джонни сердится, Хэл Уинтерс ее разыскивает…
      Хэл Уинтерс. Одно это имя выводило ее из себя. Достаточно уже он отравил ей жизнь и вот опять появился откуда ни возьмись и угрожает все разрушить, настраивает против нее друзей. Уже настроил против нее Джонни. Флер пронзил страх. Если она потеряет Джонни, кто тогда останется?
      Раньше Флер никогда не задумывалась о том, насколько она зависит от Джонни и Феликса. Двадцать лет квартира Джонни была в ее распоряжении. Двадцать лет она безоговорочно доверяла ему, сплетничала с ним, ходила с ним по магазинам. Вроде бы пустяки; спроси ее кто-нибудь – Флер сказала бы, что у них легкие приятельские отношения. И вот сейчас, когда эти отношения оказались под угрозой, Флер вдруг поняла, как много они для нее значат. У них и споров-то не возникало, разве что какую обивку выбрать для дивана. Джонни часто ее отчитывал, но всегда в шутку. А на этот раз он говорил серьезно. И все из-за типа по имени Хэл Уинтерс.
      Флер сердито взглянула в зеркало. Утонченная, изысканная, она достойна быть женой посланника, даже принца. А что такое Хэл Уинтерс? Торговец фармацевтической продукцией из города Скоттсдейла, штат Аризона. Ничтожный аптекарь, который четырнадцать лет назад торопливо совокупился с ней на заднем сиденье своего «шевроле», после чего старательно пригладил волосы, чтобы мамочка ничего не заподозрила. Умолял ее держаться подальше на людях и, ради всего святого, не выражаться в присутствии его родни.
      Сколько раз потом Флер горько недоумевала, как она могла быть такой дурой – принять на хохленную трусость за неуклюжее обаяние? По чему позволила ему вторгнуться в ее тело и оставить там частицу своего убожества? Один раз она подпустила его к себе, но больше – ни за что. Такой человек, как Хэл Уинтерс, не имеет права стать частью ее жизни. А если это означает потерять Джонни, что ж, так тому и быть.
      Флер выпятила подбородок, сдернула с головы шляпу с вуалеткой и надела вместо нее другую – строгую шляпку-клош. В ней она посетит похороны на следующей неделе. Джонни отказался ей помогать, и ладно, она обойдется и без Джонни. Сама прекрасно найдет все, что ей нужно.
      На туалетном столике лежали три вырезки из газет. Три поминальные службы в Лондоне. Три шанса начать все сначала. На этот раз она не будет прохлаждаться целый месяц, пока время уходит сквозь пальцы. Сразу вцепится на мертво. Не Ричард Фавур, так кто-нибудь другой сделает ее богатой.
      Флер закусила губу и схватила другую шляпку – отвлечься. Шляпка была из черного шелка, украшенная крошечными фиалками. Просто очаровательная, решила Флер, любуясь отражением в зеркале. Даже жалко надевать такую на похороны; скорее уж на свадьбу.
      Флер вертела головой, рассматривая шляпку с разных сторон, и тут в дверь постучали.
      – Ау?
      – Можно войти?
      Голос Ричарда звучал взволнованно.
      – Конечно! – отозвалась она. – Входи!
      Дверь распахнулась, и Ричард шагнул в комнату.
      – Не знаю, что только на меня нашло сегодня утром, – задыхаясь, выпалил он. – Конечно, ты можешь пользоваться золотой картой. Да всем, чем захочешь! Флер, любимая… – Он вдруг замолчал, словно только что ее увидел. – Эта… эта шляпка…
      – Да ну ее!
      Флер сорвала шляпку с головы и швырнула на пол.
      – Ричард, ты просто лапочка!
      Флер запрокинула голову, сияя улыбкой. Ричард стоял совершенно неподвижно и смотрел на нее так, будто никогда раньше не видел.
      – Ричард? Что случилось?
      На самом деле он не рассчитывал ее застать. Поднялся наверх посмотреть, как продвигаются дела с заказом, потом хотел позвонить в клуб и узнать, не там ли Флер. Проходя мимо ее двери, машинально постучал – на всякий случай, думая о другом, пытаясь переварить неожиданные слова Джиллиан.
      Эмили была недобра к Джиллиан… Его родная, чудесная, кроткая Эмили была недобра к собственной сестре. Удивительное обвинение. Тяжело в такое поверить. И все же… не невозможно, и это пугало сильнее всего. Еще пока Джил лиан говорила, а в мозгу у Ричарда звучали бурные протесты, какая-то крохотная частичка его разума совсем не была удивлена, как будто давно это знала.
      Когда он вышел из кухни, в груди заныло. Ричард с новой силой ощутил боль утраты Эмили – той Эмили, которую он любил. Нежное, всегда отстраненное создание с глубокими тайными особенностями. Как он мечтал их открыть! Неужели одна из этих особенностей – что Эмили была недоброй?
      «Ты мечтал узнать, – горько сказал он сам себе, поднимаясь по лестнице, – вот и узнал».
      Под внешней кротостью скрывалась бессердечность, и от этого страдала Джиллиан. Страдала молча, не жалуясь. Думать об этом было невыносимо.
      Вдруг ему страшно захотелось увидеть Флер. Открытую, любящую, безоглядно-добрую. Флер подарила счастье Джиллиан, ему самому и всем вокруг. Когда ее голос вдруг отозвался из-за двери, у Ричарда слезы навернулись на глаза. Любовь захватила его, втолкнула в дверь, заставила заговорить.
      А потом он, наконец, разглядел Флер, сидящую перед зеркалом в шляпке – точно такой же шляпке, какая была на Эмили в день свадьбы. Когда Эмили аккуратно снимала ее, Ричард впервые наткнулся на холодные стальные врата, всегда стоявшие между ними. Он полусознательно ожидал, что Флер сейчас сделает то же самое: бережно снимет шляпку, посмотрит сквозь него и спросит:
      «В котором часу обед?».
      Вместо этого она отшвырнула шляпку как не что жалкое, ненужное, досадную преграду между ними. Между ним и Флер. Она протянула к нему руки – живая, открытая, любящая.
      – Флер, я люблю тебя, – услышал он свой голос. – Я люблю тебя. – По щеке скатилась слезинка. – Я люблю тебя.
      – И я люблю тебя! – Она повисла у него на шее. – Какой ты милый!
      Ричард уткнулся лицом в бледную шею Флер. Вдруг хлынули слезы. Он плакал по идеальной Эмили. Узнав о том, что она не была непогрешима, он утратил невинность. Губы его были влажны и солоны, когда он, наконец, прижал их к губам Флер. Ему было необходимо чувствовать ее тепло, разрушить все разделяющие их барьеры.
      – Чего я ждал? – прошептал он, пока его руки лихорадочно блуждали по телу, которое она предложила ему еще несколько недель назад. – Чего я, спрашивается, дожидался?
      Он умирал от нетерпения, срывая с себя одежду, чувствуя то тут, то там прикосновение обнаженной кожи Флер. Когда ее руки легко прошлись по его спине, Ричарда затрясло от предвкушения. Он почти боялся, что, кинувшись с края пропасти, не достигнет другой стороны.
      – Иди ко мне…
      Ее тихий, мелодичный голос раздавался у самого уха Ричарда, теплые пальцы уверенно касались его тела. Он был не в силах ответить, он ничего не мог, только вздрагивал, парализованный блаженством. А потом она медленно вобрала его губами, и Ричардом овладело безмерное, исступленное наслаждение, отнимающее волю. Он сдавленно застонал, затем вскрикнул и в полном изнеможении рухнул в объятия Флер.
      – Я…
      – Шшш…
      Он лежал, тесно прижавшись к ней, и слушал, как бьется ее сердце. Ричард чувствовал себя в эту минуту ребенком, нагим, беззащитным и доверчивым.
      – Ты можешь брать у меня все, что захочешь, – прошептал он, наконец. – Все, что тебе нужно.
      – Мне нужен только ты, – тихо ответила Флер. Ее пальцы запутались у него в волосах. – А ты у меня есть, правда?

      Через несколько дней Флер получила по почте бандероль; внутри лежала блестящая золотая карточка «Америкэн экспресс».
      – Круто! – воскликнул Энтони (Флер открыла бандероль за завтраком). – Золотая карта! Пап, а почему мне такую нельзя? В школе у некоторых ребят есть.
      – Значит, родители у них не только богатые, но еще и глупые, – усмехнулся Ричард. – Так, где ручка? Подпиши сразу же. Нехорошо, если карта попадет в чужие руки.
      – Я буду очень осторожна, – улыбнулась Флер. – Спасибо тебе, Ричард. Теперь я смогу найти для Зары что-нибудь этакое!
      – Для Зары? – встрепенулся Энтони.
      Ричард объяснил:
      – На этой неделе у Зары день рождения.
      – День рождения? – повторил Энтони.
      – В среду, правильно, Флер?
      – Да, – кивнула она, расчеркиваясь на кредитке. – После завтрака съезжу в Гилдфорд.
      – Как вы думаете, ей будет приятно, если я испеку торт? – спросила Джиллиан.
      – Конечно! – тепло улыбнулась Флер.
      Энтони спросил:
      – Сколько ей исполнится?
      – Четырнадцать, – с маленькой запинкой ответила Флер.
      – А-а, понятно. – Энтони нахмурился. – Я по чему-то думал, что ей четырнадцать будет еще не скоро.
      – Уже скрывает свой возраст! – рассмеялась Флер. – Энтони, можешь гордиться!
      Энтони слегка покраснел и уткнулся взглядом в тарелку.
      – А что… – Джиллиан замялась, покосилась на Ричарда и все-таки продолжила: – Что, Зарин отец… не захочет ее навестить? – Джиллиан вспыхнула. – Извините, наверное, не стоило об этом говорить. Просто я подумала, раз у девочки день рождения…
      – Джиллиан, вы очень добры. – Флер отпила кофе. – К сожалению, отец Зары умер.
      – Умер? – вскинулся Энтони. – А я думал, он живет в Америке. Зара…
      Флер печально покачала головой.
      – Зара так и не смогла примириться со смертью отца. Для нее он все еще жив. Бедняжка постоянно фантазирует. Сейчас вот придумала, будто бы он в Америке. – Флер сделала еще глоток и вздохнула. – Специалисты говорят, лучше с ней не спорить.
      – Но…
      – Я сама виновата, – продолжила Флер. – Нужно было больше разговаривать с ней об этом, но мне тоже было тяжело…
      Она замолчала, глядя на Энтони огромными глазами, полными сочувствия. Ричард взял ее за руку.
      – А я и не знал, – прошептал Энтони. – Я думал…
      – Она идет… – перебила Джиллиан. – Привет, Зара! Мы как раз говорили про твой день рождения.
      – Мой день рождения, – эхом откликнулась Зара, застывая в дверях.
      Она обвела комнату внимательным взглядом и остановилась на золотой карте, которая сверкала на столе среди рваных оберток. Зара посмотрела на Флер, потом опять на карточку.
      – Ага, точно. Мой день рождения.
      – Хотим устроить тебе в среду настоящий праздник, дорогая, – сказала Флер. – С тортом, и свечами, и…
      Она сделала неопределенный жест.
      – С хлопушками, – безжизненно произнесла Зара.
      – Хлопушки! Отличная идея!
      – Угу.
      – Значит, решено, – объявил Ричард и встал из-за стола. – А сейчас мне нужно позвонить.
      Джиллиан обратилась к Флер:
      – Если вам нужно в Гилдфорд, я могу подвезти. Заодно и сама пройдусь по магазинам.
      – Чудесно! – сказала Флер.
      – А вы что будете делать, молодежь? – спросил Ричард.
      – Не знаю, – промямлил Энтони.
      Зара пожала плечами, глядя в сторону.
      – Ладно, – благодушно промолвил Ричард. – Думаю, вы найдете чем заняться.
      Зара не поднимала глаз от тарелки и старалась не встречаться взглядом с Энтони. В груди жгло от злости и разочарования; Зара боялась расплакаться. Флер добыла золотую карту, а значит, им пора уносить ноги. Как только Флер очистит счет, они отсюда уедут.
      Это похоже на игру в мяч – так объясняла когда-то Флер. Дело было года два назад, они сидели в кафе в каком-то аэропорту, ждали самолета.
      – Берешь золотую кредитку, снимаешь не много наличных, на следующий день кладешь обратно. Снимаешь еще какую-то сумму, побольше, опять возвращаешь. Мячик отскакивает все выше и выше, пока не стукнет в потолок – тогда ты хватаешь денежки и удираешь!
      Флер засмеялась, и Зара вместе с ней.
      – А почему нельзя сразу снять, сколько хочется? – спросила она тогда.
      – Нельзя, моя дорогая, – слишком подозрительно. Все должно происходить постепенно, ни кто и не заметит.
      – А как определить, когда ты дошла до потолка?
      – Никак. Надо оценивать заранее. Богат он или беден? Сколько может позволить себе потерять? Сплошная угадайка. Две тысячи? Десять тысяч? Пятьдесят? Кто знает, где предел?
      Тогда казалось, что все очень весело замечательная игра. Сейчас Заре было противно. Ее отвлек голос Энтони.
      – Купаться пойдешь?
      – А?
      Зара подняла голову и натолкнулась на взгляд Энтони. Он смотрел на нее с очень странным выражением, как будто умел читать мысли. Можно подумать, он знает, что происходит.
      Зару пробрал страх. За долгие годы притворства она ни разу не допустила ошибки. Нельзя расслабляться. Если Энтони станет известна правда, Флер ей никогда не простит. Флер ей не простит, и она не сможет найти своего отца.
      – А пошли! – Зара пожала плечами, заставляя себя держаться, как ни в чем не бывало.
      – Ладно. – Энтони все еще странно смотрел на нее. – Пойду соберу шмотки.
      – Давай.
      Она не отрывала взгляда от миски с медово-ореховыми хрустящими колечками, пока Энтони не вышел из кухни.
      Трубку взяла секретарша. Она сообщила, что Оливер Стерндейл у себя, но спешит – собирается уехать в отпуск.
      – Я ненадолго, – весело ответил Ричард.
      Дожидаясь, пока Оливер подойдет к телефону, Ричард оглядывал свой скучный упорядоченный кабинет. Почему он не собрался отделать его заново? Однообразие белых стен не нарушают картины, ковер функционального грифельно-серого оттенка. Ни одного красивого предмета в комнате.
      Раньше он не обращал внимания на такие вещи, как расцветка стен. Теперь же Ричард смотрел на мир глазами Флер. Он видел возможности там, где раньше замечал только факты. Хватит сидеть в этой унылой коробке! Хорошо бы Флер придумала новый дизайн для кабинета…
      – Ричард!
      Он вздрогнул, услышав в трубке голос Оливера.
      – Я как раз уезжаю.
      – Да, знаю – в отпуск. Я на одну минуту, только сообщить, что я принял решение.
      – Да?
      – Я намерен завершить передачу денег.
      – Понятно. Можно спросить почему?
      – Я понял, чего хочу на самом деле. Я хочу, чтобы Филиппа и Энтони были полностью независимы в финансовом отношении. Никому ни чем не обязаны, даже собственному отцу. Главное, чтобы они могли сами распоряжаться своей жизнью. – Ричард нахмурился. – Кроме того, я хочу… подвести итог. Начать с чистого листа.
      – Обычно это требует больших затрат, – заметил Оливер.
      – Деньги у меня есть, – нетерпеливо произнес Ричард – Денег много. Оливер, мы все это уже обсуждали.
      – Очень хорошо, тебе решать. Но до следующей недели я не смогу этим заниматься.
      – Спешки нет, просто имей в виду. Ладно, не буду задерживать. Хорошего отдыха! Куда едешь?
      – В Прованс. У моих друзей там домик.
      – Замечательно, – машинально ответил Ричард. – Чудесная природа…
      – Да-да, – перебил Оливер. – Послушай…
      – Да?
      – Эта твоя новая жизнь с чистого листа… Она включает в себя женитьбу на Флер?
      – Очень надеюсь.
      Ричард улыбнулся телефонной трубке.
      Оливер вздохнул.
      – Прошу тебя, будь осторожен.
      – Оливер, не начинай…
      – Ты все-таки задумайся о возможных осложнениях. Например, как я понял, у Флер имеется дочь школьного возраста.
      – Зара.
      – Вот оно как… Зара. А есть у матери деньги на ее обучение? Или это тоже ляжет на твои плечи?
      – У Флер хватило денег, чтобы отправить Зару в Хитландскую школу для девочек, – сухо ответил Ричард. – Как по-твоему, этого достаточно?
      – Ясно. А ты уверен, что это делается за ее счет? Что деньги не поступают из некоего иного источника, который отпадет, если она снова выйдет замуж?
      – Нет, не уверен, – сказал Ричард с досадой. – У меня не хватило бесцеремонности рас спрашивать о таких подробностях.
      – А я бы на твоем месте расспросил. Так, для общего сведения.
      – Оливер, ты просто смешон! Да какая разница? Ты прекрасно знаешь, что я мог бы, если надо, отправить в частную школу целый сиротский приют! Даже и после перевода денег.
      – Тут дело в принципе, – ворчливо отозвался Оливер. – Сначала плата за обучение, потом какое-нибудь предприятие на грани банкротства, а там, оглянуться не успеешь…
      – Оливер!
      – Я всего лишь оберегаю твои интересы, Ричард. Брак – очень серьезное дело.
      – А ты задавал все эти вопросы Элен перед тем, как сделать ей предложение? – осведомился Ричард. – Вот ей повезло!
      Оливер засмеялся.
      – Уел!.. Послушай, Ричард, мне пора. Поговорим еще, когда я вернусь.
      – Счастливо!
      – А revoir, mon ami.
      И подумай о моих словах.
      Зара и Энтони молча шли по дороге, перебросив купальные полотенца через плечо. Зара с каменным лицом смотрела вдаль, Энтони озадаченно хмурил брови.
      – Почему ты не сказала, что у тебя на этой неделе день рождения?
      – Я не обязана все тебе рассказывать.
      – Не хотела, чтобы я знал, сколько тебе лет?
      Энтони рискнул улыбнуться краешком губ.
      – Тринадцать, – огрызнулась Зара. – Будет четырнадцать.
      – Четырнадцать тебе исполнится в эту среду, – уточнил Энтони.
      – Ну, значит, так.
      – А что ты хочешь в подарок?
      – Ничего.
      – Так не бывает! Что-нибудь ты все-таки хочешь?
      – Не-а.
      – Зара, обычно люди радуются своему дню рождения.
      – А я – нет.
      Наступила короткая пауза. Энтони заглянул Заре в лицо, высматривая хоть какую-нибудь реакцию – ничего. Их словно вновь отбросило к исходной точке, поведение Зары ставило Энтони в тупик.
      Тут ему пришло в голову, что молчание каким-то образом связано с ее отцом и… всеми эти ми делами. Энтони сглотнул, вдруг почувствовав себя очень взрослым и понимающим.
      – Если захочешь поделиться… ну, о твоем папе, то я тут, рядом.
      Он запнулся, чувствуя себя дураком. Конечно, он рядом – где ему еще быть?
      – В общем, я готов с тобой поговорить.
      – О чем тут говорить?
      – Ну, ты знаешь…
      – Не знаю, в том-то и беда. Я ничего о нем не знаю.
      Энтони вздохнул.
      – Зара, от правды не спрячешься.
      – От какой такой правды? Ты считаешь, я его не найду?
      – Зара…
      Она наконец-то повернула голову и посмотрела на Энтони.
      – Что? Чего ты на меня так смотришь?
      – Твоя мама нам все рассказала.
      – Что рассказала?
      – Что твой папа умер.
      – Что?!
      От крика Зары в лесу взлетела с ветки ворона, громко хлопая крыльями. Энтони даже испугался: лицо у нее побелело, ноздри раздувались, резко обозначились скулы.
      – Флер так сказала?!
      – Ну да. Я тебе очень сочувствую. Я знаю, каково это…
      – Он не умер!
      – Ох ты, господи… Зря я сунулся.
      – Он не умер, ясно?!
      К ужасу Энтони, по щеке у Зары поползла слеза.
      – Я не хотел…
      – Знаю, что не хотел. – Зара упорно смотрела в землю. – Слушай, ты тут ни при чем. Просто… Ладно. Сама справлюсь.
      – Ага, – неуверенно сказал Энтони.
      Он больше не чувствовал себя взрослым и понимающим. Совсем наоборот, у него было чувство, что он окончательно все запутал.
      Флер вернулась из Гилдфорда с подарками не только для Зары, но и для Ричарда, Энтони и Джиллиан.
      – Зара получит свой подарок в среду, а тебе ждать не обязательно, – весело сказала Флер, протягивая Ричарду шелковый галстук ослепительной расцветки. – Примерь! Я потратила кучу денег, – прибавила она, глядя, как Ричард завязывает галстук. – Надеюсь, твоя карточка выдержит. Некоторые кредитные компании начинают дергаться, если потратишь больше пятидесяти фунтов.
      – Да не беспокойся, – ответил Ричард, затягивая узел. – Очень красиво! Спасибо тебе. – Он окинул взглядом пакеты с покупками, которыми была завалена половина прихожей. – Я вижу, поездка была успешной?
      – Просто замечательной! – сияя, ответила Флер. – Я еще купила подарок для всей семьи.
      Она указала на коробку, которую принес таксист.
      – Видеокамера!
      – Флер! Ты так потратилась!
      – Потому мне и была нужна кредитная карточка, – усмехнулась Флер. – Видеокамера довольно дорогая.
      – Я думаю! Боже мой…
      – Не волнуйся, я уже запросила свой банк на Каймановых островах, чтобы они перевели энную сумму тебе на счет. Это, оказывается, можно сделать за сутки, а вот мне чековую книжку прислать никак не могут. – Флер скорчила гримаску. – Вот мы повеселимся! Никогда раньше не снимала видео.
      Она начала срывать оберточную бумагу.
      – Я тоже, – откликнулся Ричард. – Понятия не имею, как с ней обращаться.
      – Энтони разберется. Или Зара.
      – Верно! – Ричард чуть нахмурился. – Флер, мы ведь ни разу с тобой не говорили о деньгах?
      – Да, – ответила Флер. – Кстати, ты мне напомнил. Ничего, если я положу деньги на твою карточку? Мне должно кое-что поступить, и, представь себе, в данный момент проще будет отправить сумму тебе.
      Флер снова принялась потрошить обертку видеокамеры.
      – Ну конечно, я не против. Много денег?
      – Да нет, не очень, – отмахнулась Флер. – Тысяч двадцать, что ли. Не знаю, твоя карта допускает такие операции?
      – Конечно, это случается не каждый день, – засмеялся Ричард. – Но, думаю, она как-нибудь выдержит. Ты уверена, что тебе больше некуда пристроить деньги?
      – Это ненадолго, – сказала Флер. – Пока я не разберусь со своими счетами. Ты ведь не возражаешь?
      Она еще раз дернула обертку и извлекла на конец камеру из коробки.
      – Боже мой, посмотри, сколько кнопочек! А в магазине сказали, ею нетрудно пользоваться!
      – Может быть, это проще, чем кажется. Где инструкция?
      – Где-то здесь была… Дело в том, – прибавила Флер, шаря в коробке, – что деньги свалились на меня довольно неожиданно. Пришли из доверительного фонда. Ты знаешь, эти семейные фонды…
      – Как раз знакомлюсь, – ответил Ричард.
      – Я еще не решила, на что их потратить. Можно заплатить вперед за школу – тогда лучше, чтобы деньги были под рукой. А можно еще что-нибудь с ними сделать. Например, куда-нибудь вложить. О, нашла! «Инструкция».
      Оба растерянно уставились на толстую глянцевую книжицу.
      – А вот еще: «Дополнения», – хихикнула Флер, указывая на другую книжку.
      – Я-то представлял себе тоненькую брошюрку… – Ричард перелистал инструкцию. – Значит, за учебу Зары ты платишь сама?
      – Конечно, – ответила Флер. – А ты думал кто?
      – Я думал, может быть, родственники Зариного отца…
      – Нет, – отрезала Флер. – Мы с ними не общаемся.
      – Прости, я не знал…
      – У меня есть собственные деньги. Немного, но нам с Зарой хватает.
      Она посмотрела на Ричарда блестящими глазами, и он вдруг почувствовал, что затронул что-то очень личное. Какое у него право допрашивать ее о деньгах, если он еще даже не предложил ей замужество? Что она может подумать?
      – Прости за любопытство, – быстро сказал Ричард. – Все это – не мое дело.
      – О, смотри! – просияла Флер. – Кажется, я нашла, где здесь увеличение!
      Когда Энтони и Зара вернулись из бассейна, Флер с Ричардом сидели в холле, изучая инструкцию.
      – Здорово! – обрадовался Энтони. – У нас такая есть в школе. Дайте, я попробую!
      Он взял видеокамеру, отступил на несколько шагов и навел объектив.
      – Улыбочку! Улыбнись, пап! Улыбайся, Зара!
      – Что-то не хочется, – буркнула Зара и затопала вверх по лестнице.
      – По-моему, она немного расстроилась, – объяснил Энтони, смущенно глядя на Флер. – Из-за своего отца.
      – Ясно, – сказала Флер. – Схожу поговорю с ней.
      – Ладно. – Энтони снова припал к окошку видоискателя. – Пап, ну ты же должен выглядеть естественно!
      Зара сидела на кровати, обхватив руками коленки.
      – Значит, папа умер, да? – спросила она, как только Флер вошла в комнату. – Ты гадина!
      – Не смей так со мной разговаривать!
      – А то – что?
      Несколько секунд Флер молча смотрела на дочь и вдруг сочувственно улыбнулась.
      – Я понимаю, тебе сейчас трудно, дорогая. В твоем возрасте часто случаются перепады на строения.
      – Нет у меня никаких перепадов! И нифига у меня в среду не день рождения!
      – Было бы на что жаловаться! Получишь кучу подарков, тебе устроят праздник… Тем более не впервой. – Флер заглянула в зеркало и большим пальцем подправила бровь. – Ты вроде была совсем не против, когда мы дважды отпраздновали твои десять лет.
      – Так то десять, – ответила Зара. – Я была молодая и глупая. Думала, это все неважно.
      – Так ведь, правда, неважно!
      – Нет, важно! Хочу нормальный день рождения, как у всех.
      – К сожалению, не всегда получается так, как мы хотим.
      – А чего хочешь ты? – Голос дочери звучал сухо и враждебно.
      Их взгляды встретились в зеркале.
      – Что тебе надо, Флер? Большой дом? Громадную машину?
      – Дорогая…
      – А я, например, хочу, чтобы мы остались здесь. В этом доме, с Ричардом, Джиллиан и Энтони. Я хочу здесь жить! – Ее голос сорвался. – Почему нам нельзя остаться?
      – Все это очень сложно, пупсик.
      Флер достала губную помаду и принялась аккуратно подкрашивать губы.
      – Что тут сложного? Мы можем остаться, если б только ты захотела! Ричард тебя любит, я знаю. Вы бы поженились…
      – Какой ты еще ребенок! – Флер отложила помаду и ласково улыбнулась дочери. – Конечно, ты всегда мечтала быть подружкой невесты. Помнишь, мы купили тебе такое миленькое розовое платьице?
      – Да мне тогда было девять! Черт!
      Зара от злости вскочила на ноги.
      – Потише, дорогая.
      – Ты что, совсем ничего не понимаешь? – Неожиданно по щекам Зары поползли две слезинки, и она нетерпеливо смахнула их рукой. – Я хочу… Хочу, чтобы у меня был свой дом! Меня спрашивают: «Где вы живете?» – и каждый раз приходится отвечать: «То в Лондоне, то еще где-нибудь».
      – А что такого? Это же гламурно!
      – Никто не живет «еще где-нибудь». Люди живут у себя дома!
      – Пупсик, я понимаю, тебе тяжело.
      – Мне тяжело из-за тебя! – закричала Зара. – Если бы ты захотела, у нас тоже мог быть свой дом.
      – Когда-нибудь он у нас будет, дорогая. Даю тебе слово. Когда накопим достаточно денег, мы с тобой поселимся где-нибудь вдвоем. Только ты и я, и больше никого.
      – Неправда! Ты говорила: когда мне исполнится десять, мы заживем своим домом. Ну вот, мне уже тринадцать – ах, извини, четырнадцать! И мы по-прежнему живем с тем, с кем ты на данный момент трахаешься.
      – Хватит! – прошипела Флер. – Теперь послушай меня. Не будем пока говорить о том, что ты омерзительно выражаешься, но позволь тебе напомнить, что ты еще маленькая и не знаешь, что для тебя лучше. А я, между прочим, твоя мать. Со мной жизнь тоже была неласкова. У тебя, по сравнению, никаких забот, одни развлечения, живи и радуйся. А какие у тебя перспективы? Да другие девочки за такую жизнь убить готовы!
      – Иди ты со своими перспективами! – заорала Зара.
      Слезы уже бежали ручьем.
      – Я хочу остаться здесь! И не смей говорить, будто папа умер!
      – Да, это я неудачно сказала, – нахмурилась Флер. – Прости меня.
      – А все остальное? – всхлипывала Зара. – За остальное ты не попросишь прощения?
      – Дорогая… – Флер подошла и нежно вытерла ей слезы. – Ну, моя маленькая! Давай с тобой завтра сходим куда-нибудь в кафе? И сделаем маникюр? Только ты и я. Повеселимся!
      Зара молча, судорожно пожала плечами. Слезы текли ей на шею, капали на футболку.
      – Даже не верится, что ты уже тинейджер, – нежно прошептала Флер. – Иногда ты выглядишь десятилетней.
      Она притянула Зару к себе и поцеловала в макушку.
      – Не расстраивайся, пупсик, все будет хорошо. Все наладится.
      Слезы хлынули вновь. Зара силилась что-то сказать.
      – Ты устала, – уговаривала Флер. – Как видно, переутомилась. Давай-ка отдохни. Прими ванну, а потом спускайся к нам.
      Она нежно подняла длинную прядь Зариных светлых волос, подержала на свету и опять уронила. Подхватила губную помаду, глянула еще разок в зеркало и, не оглядываясь, вышла из комнаты.

      Филиппа беспокоилась о Ламберте. Вот уже несколько недель он постоянно был в дурном на строении, постоянно раздражался на жену, а теперь от простой угрюмости перешел к злобным нападкам. Что она ни сделает – все нехорошо.
      А началось с неудачи с «Бриггс и K°». После достопамятной игры в гольф Ламберт ходил злой как черт. Потом вышла газетная статья, где его друзей назвали мошенниками, и Ламберт чуть не взбесился от ярости. Как показалось Филиппе, его злоба в основном была направлена на Флер. Вероятно, Ричард сказал ему пару слов на работе, после чего настроение у Ламберта отнюдь не улучшилось. По утрам он просыпался мрачный и недовольный, вечерами приходил хмурый и огрызался, если Филиппа пробовала его подбодрить.
      Поначалу это ее не очень огорчало. Филиппа даже радовалась, что у нее появилась ответственная задача: помогать мужу в трудное время.
      «В горе и в радости, в богатстве и в бедности, – шептала она себе под нос по десять раз на дню. – Любить и беречь».
      Вот только Ламберт что-то не стремился любить ее и беречь. Похоже, он вообще видеть ее не мог.
      Филиппа изучала журнальные статьи на тему взаимоотношений в семье, пролистала несколько книг в библиотеке и попыталась воплотить в жизнь некоторые из почерпнутых оттуда советов. Она готовила новые, необычные блюда, предложила Ламберту вместе найти новое хобби, проникновенно спрашивала, не хочет ли он обсудить свои проблемы, пробовала склонить его к сексу. На все попытки ответом были недовольно нахмуренные брови.
      Поговорить Филиппе было не с кем. Девушки на работе весьма свободно болтали о мужьях и бойфрендах, но Филиппа в этих разговорах обычно не участвовала. С одной стороны, природная скромность не позволяла ей обсуждать за чашкой кофе подробности интимной жизни, с другой – если честно, это и была истинная причина – Ламберт настолько отличался от других мужей, что Филиппа стыдилась о нем рассказывать. Все сотрудницы, насколько можно судить, были замужем за веселыми, жизнерадостными ребятами, которые любили футбол, выпивку и секс, приходили с женами на корпоративные вечеринки и, едва познакомившись друг с другом, тут же находили общие темы. Ламберт не увлекался футболом и не ходил в паб. Секс ему иногда нравился, а иногда вызывал, чуть ли не отвращение. На корпоративных мероприятиях он всегда сидел в сторонке, курил сигару и скучал. Позже, в машине, он передразнивал речь ее коллег, и Филиппа с грустью отказалась от давно взлелеянного плана пригласить несколько симпатичных супружеских пар к себе домой.
      Со дня злосчастной партии в гольф Ламберт с Филиппой ни разу не были в «Кленах». Когда она предлагала навестить отца, Ламберт, насупившись, отвечал, что ему недосуг. Филиппа могла бы поехать и без него, но боялась показать, что у них в семье неладно. Так она и сидела с Ламбертом у телевизора вечер за вечером и читала романы. У всех знакомых семейных пар находилось куда поехать на выходные, только им было нечем заняться. Утром вставали, Ламберт уходил к себе в кабинет и читал там газету, потом наступало время ланча, потом Филиппа отправлялась по магазинам. С каждым днем ее все больше мучило одиночество.
      И вдруг, без всякого предупреждения, ей позвонила Флер.
      – Филиппа, я в пятницу приеду в Лондон, на панихиду. Как насчет совместного ланча?
      – Ланча? Ах, боже мой! – Филиппа разрумянилась, сердце колотилось в груди, как будто ее пригласили на свидание. – Буду очень рада!
      – Я знаю, что вы заняты на работе, – продолжала Флер, – а не то предложила бы встретиться пораньше и пройтись по магазинчикам.
      – Я отпрошусь, – неожиданно для самой себя выпалила Филиппа. – У меня скопилось много отгулов.
      – Везет! Так, может, встретите меня на вокзале? Я сообщу, каким поездом поеду. Прямо оттуда и отправимся по городу.
      Филиппа повесила трубку, чувствуя себя почти невесомой от восторга. Флер хочет с ней подружиться! Перед глазами мгновенно возникла картина: они обе дружно хохочут, заказывая еду в дорогом ресторане, а в магазине подначивают друг друга примерить самые экзотические наряды. После договариваются о следующей встрече…
      Филиппа в волнении обхватила себя руками. Флер – ее подруга!
      – В пятницу я иду на ланч с Флер! – крикнула она Ламберту, стараясь выдерживать небрежный тон. – Она приедет в Лондон.
      – С чем ее и поздравляю.
      – Собирается на панихиду. – Филиппа продолжала радостно сыпать словами. – Интересно, по ком? Какой-нибудь родственник, наверное. Или знакомый. Представляю, как шикарно она будет выглядеть. А мне что надеть? Может, купить что-нибудь новенькое?
      Голос Филиппы все журчал, а Ламберт думал о другом. Перед ним лежало очередное суровое письмо из банка с требованием предоставить надежные гарантии, что он возместит свой весьма существенный перерасход. Необходимо срочно раздобыть деньги! Значит, нужно опять съездить а «Клены» и пробраться в кабинет Ричарда. Рискованное дело. Особенно если учесть, что отношения с Ричардом сейчас натянутые. Ламберт свел вместе брови. Старый дурак вызвал его к себе и отчитал за то, что он обидел Флер. Отчитал!.. А что Флер испортила им всю игру, что она вообще не умеет вести себя на поле для гольфа – это, значит, ничего? Да ведь Ричарда не прошибешь. Флер его околдовала, факт. Остается вы ждать, пока дурь у Ричарда пройдет, а до тех пор в «Клены» не соваться.
      – Мне нужны шорты, – объявила в соседней комнате Филиппа, словно воображала, будто он все еще слушает. – Для уик-эндов. Дизайнерские, конечно, однако не слишком роскошные…
      Беда в том, что у него нет возможности дожидаться, пока Ричард перебесится. Деньги нужны немедленно! Ламберт хлебнул пива из тяжелой серебряной кружки, что стояла на письменном столе, и снова перечитал письмо. Пятьдесят тысяч наверняка заткнут пасть банку. Денежки ждут в «Кленах». Если бы знать наверняка, что его там не застукают… Явилось непрошеное воспоминание: он перебирает папки в шкафу у Ричарда, и тут за спиной раздается голос Флер. Ламберта прошиб холодный пот. Конечно, она ни о чем не догадалась, откуда ей? А вот окажись на ее месте Ричард…
      Вдруг в его сознание пробился голос Филиппы.
      – Папа, видимо, уедет на какое-то совещание, а у Джиллиан будет урок бриджа.
      Ламберт навострил уши.
      – Иначе Флер их тоже пригласила бы, правда? Но мне так даже больше нравится, ты согласен? Только мы вдвоем… Знаешь, это очень укрепляет дружбу!
      Ламберт встал и вышел в соседнюю комнату.
      – Что ты сказала? У твоего отца в пятницу совещание?
      – Да, он собирается в Ньюкасл.
      – Впервые слышу.
      – Разве он тебя не берет с собой? – Филиппа покусала губы. – Можешь пойти с нами. Если хочешь, – прибавила она с сомнением.
      – Не говори ерунды. Чтобы я сидел в ресторане с парочкой хихикающих девчонок?
      Филиппа прыснула со смеху, страшно довольная, что их с Флер назвали хихикающими девчонками.
      Ламберт в порыве неожиданного благодушия снисходительно улыбнулся.
      – Идите без меня, девушки. У меня на этот день намечены дела поважнее.
      Утро среды выдалось ясным, жарким и ослепительно синим. Спустившись, Зара увидела, что стол для завтрака накрыли в саду. Возле ее тарелки стоял громадный букет, а привязанный к спинке стула серебристый воздушный шар, наполненный гелием, рвался в небо. Саму тарелку было почти не видно под грудой открыток и подарков.
      – С днем рождения! – завопил Энтони, как только увидел, что она выходит из зимнего сада. – Джиллиан, Зара пришла! Открывай «Бакс-физз»! Это я придумал – «Бакс-физз» на завтрак, – похвастался он. – И блинчики.
      Зара молчала, глядя на нарядно украшенный стол как на какое-то невиданное чудо. Наконец спросила осипшим голосом:
      – Это все мне?
      – Конечно, тебе! У тебя же день рождения! Давай садись, – продолжал он тоном гостеприимного хозяина. – Бери клубнику.
      Из дома вышла Флер с кофейником в руках и мило улыбнулась дочери.
      – С днем рождения, дорогая. Хочешь кофейку?
      – Нет, – ответила Зара.
      – Как хочешь, – пожала плечами Флер.
      – Клубники возьми обязательно, – не отставал Энтони. – Вкуснющая!
      Зара села и посмотрела на кучу открыток. Вид у нее был слегка обалдевший.
      – Клевый шарик, да? – весело спросил Энтони. – Это Занфи и Мекс подарили.
      – Чего?
      Зара посмотрела на Энтони – не шутит ли.
      – Услышали где-то, что у тебя сегодня день рождения. Кажется, от них и открытка есть. Я им сказал, что мы, наверное, попозже сходим куда-нибудь все вместе. Ну, это только если ты захочешь.
      – Шарик прислали… – Зара подергала за веревочку, глядя, как шарик снова взмывает вверх. – Я же их и не знаю почти. А ты вроде вообще их терпеть не можешь.
      Энтони робко улыбнулся.
      – Занфи не такая уж противная… Ну давай, открывай подарки.
      – Погодите! – крикнул Ричард из зимнего сада. – Я хочу это заснять на видео!
      – О господи, – вздохнул Энтони. – Мы так весь день провозимся.
      Джиллиан вынесла в сад полный поднос бокалов с апельсиновым соком и пенящимся шампанским.
      – С днем рождения! Какой чудесный день!
      – Спасибо, – промямлила Зара.
      – Все готовы? – спросил Ричард. – Снимаю! Можешь открывать подарки.
      – Сначала мой, – волнуясь, попросил Энтони. – Вон тот, красный, в полосочку.
      Зара взяла сверток и несколько секунд на него смотрела, не произнося ни слова.
      – Такой хорошенький, – весело сказала Флер.
      Зара покосилась на нее, прикусила губу и сорвала обертку. На колени ей упала маленькая картинка в рамке.
      – Карта Америки, – пояснил Энтони. – На тот случай, если… если ты туда поедешь.
      Зара посмотрела на Энтони. У нее дрожал подбородок.
      – Спасибо, – сказала она и расплакалась.
      – Зара!
      – Что с тобой, пупсик?
      – Тебе не нравится? – испуганно спросил Энтони.
      – Очень нравится, – прошептала Зара. – Простите меня. Я просто…
      – Просто нужно срочно глотнуть шампанского и заесть блинчиками, – бодро объявила Джиллиан. – Я знаю, нелегко, когда тебе исполняется четырнадцать. Очень хорошо это помню. Пойдем-ка со мной. – Она погладила Зару по худенькому голому плечику. – Поможешь принести завтрак, а уж затем посмотрим остальные подарки.
      – Тебе не понравился праздник? – спросил Энтони некоторое время спустя.
      Они сидели в глубине сада, в спрятанной среди кустов беседке и слушали, как грохочет новенькая магнитола Зары.
      – Понравился.
      – Что-то вид у тебя нерадостный.
      – У меня все нормально, понял? – рявкнула Зара.
      Энтони выждал еще пару минут, потом небрежно спросил:
      – Какой, ты говорила, у тебя знак зодиака?
      – Стре… – начала она и вдруг замолчала. – Не верю я в эту чушь.
      – Нет, веришь. Ты тогда читала гороскопы.
      – Мало ли кто что читает…
      – Все равно ты же знаешь свой знак? – перебил Энтони. – Ясно, что не Стрелец. Тогда какой?
      – А тебе зачем?
      Зара дернулась, банка с диетической колой опрокинулась и плеснула ей на куртку.
      – Тьфу, мерзость! Пойду за тряпкой.
      – Никуда ты не пойдешь! Не увиливай! Зара, какой у тебя знак зодиака?
      – Слушай, придурок, у меня вся куртка промокла.
      – Ну и что? Ты ее нарочно промочила. Думаешь, я болван? – Зара начала подниматься, Энтони быстро протянул руку и прижал ее запястье к земле. – Какой у тебя знак зодиака? Говори!
      – Черт побери! – Зара презрительно посмотрела на него и мотнула головой. – Ну ладно. Скорпион.
      – Мимо. – Энтони откинулся назад. – Лев.
      – И что дальше? – огрызнулась Зара. – Лев, Скорпион, какая разница?
      – Зара, в чем дело?
      – Тебя надо спросить, это ты у нас ведешь себя как последний придурок.
      – На самом деле у тебя день рождения не сегодня, так?
      – Сегодня!
      Зара отвела глаза и вытащила из кармана жвачку.
      – Нет! День рождения у Стрельцов – между двадцать вторым ноября и двадцать первым декабря. Я проверил. – Энтони подвинулся так, чтобы видеть ее лицо, и жалобно спросил: – Зара, в чем дело? Обещаю, я никому не скажу. Мы ведь друзья, правда?
      Зара пожала плечами и молча сунула жвачку за щеку.
      – И что твой папа умер, я тоже не верю. – Энтони говорил медленно, не отрывая взгляда от ее лица. – Я думаю, он жив. Твоя мама и об этом соврала.
      Зара жевала – очень быстро, почти отчаянно, глядя на верхушки деревьев.
      – Ответь, – упрашивал Энтони. – Я никому не скажу. И вообще, кому я могу что-то рассказать? Я же никого не знаю.
      Зара отрывисто рассмеялась.
      – Ты много кому можешь рассказать. Своему папе, Джиллиан…
      – Нет, я не скажу! – крикнул Энтони и тут же понизил голос. – Я им ничего не скажу, ни за что. Просто я хочу знать правду – когда у тебя на самом деле день рождения и почему ты притворяешься, что сегодня, и… вообще все.
      Наступила долгая пауза. Наконец Зара повернулась к нему.
      – Ладно, слушай. Имей в виду, если ты кому-нибудь хоть слово… Я тогда скажу, что ты пытался меня изнасиловать.
      Энтони в ужасе вытаращил глаза.
      – Что?
      – Скажу, ты специально заманил меня в самый дальний угол сада и прижал к земле.
      Она замолчала, глядя на руку Энтони, которая всего несколько минут назад сжимала ее запястье. У парня запылали щеки.
      – А потом попытался меня изнасиловать.
      – Ах ты…
      – Вряд ли дело дойдет до суда, но тебя обязательно допросят. Это не очень приятно. А кто-нибудь так и будет думать, что ты это сделал. Так всегда бывает.
      – Слушай, я не верю…
      Он смотрел на нее, слегка задыхаясь.
      – Теперь понял, что я серьезно? Ты обещал не говорить никому. Если скажешь отцу, или Джиллиан, или хоть кому-нибудь – я обращусь в полицию. И ты будешь в глубокой жопе. – Она выплюнула жвачку на траву. – Ну что, еще хочешь послушать?
 
      Ричард чувствовал, что в его жизни наконец-то все стало на свои места. Он сидел в кресле, смотрел, как Флер листает альбом с образцами обоев, и не мог понять, как это он принял то, что было у них с Эмили, за истинную любовь. Было нестерпимо думать о том, сколько лет он потратил зря. Сколько лет, окрашенных в тусклые угольные тона!.. Теперь он живет среди ярких, насыщенных оттенков, которые срываются со страниц и радуют глаз.
      – Надо решить, что ты хочешь в кабинете – крашеные стены или обои. – Флер посмотрела на него поверх темных очков. – И в какую сумму нужно уложиться.
      – Можешь тратить, сколько захочешь.
      Флер ответила восхитительной застенчивой улыбкой. У него тут же мурашки побежали по коже под рубашкой, словно в предвкушении еще одной ночи блаженства.
      Флер больше не ночевала в собственной спальне. Она приходила к нему каждую ночь, уютно сворачивалась у него под боком, ее волосы рассыпались по подушке. Каждое утро его встречала ее улыбка, каждое утро сердце Ричарда делало перебой при виде нее. Они никогда еще так много не разговаривали, Ричард никогда еще не чувствовал себя таким счастливым, а у Флер ни когда еще так не сверкали глаза. Она вся как будто светится от счастья, думал Ричард, и в походке появилась какая-то новая упругость. И все это… все это благодаря ему. Губы Ричарда изогнула смущенная улыбка.
      А когда он сделает предложение, больше уже нечего будет желать. Вот вернется из отпуска Оливер, они уладят денежные вопросы, и Эмили окончательно уйдет в прошлое. Он выберет подходящий момент, подходящее место, подходящее кольцо… Тихое, благопристойное бракосочетание… А потом – бурный, шумный, упоительный медовый месяц. Этого медового месяца он ждал всю свою жизнь.
      Когда Зара закончила рассказ, Энтони рухнул на траву и устремил взгляд в слепящее си нее небо.
      – Не может быть, – пробормотал Энтони. – И все это ради какой-то там золотой кредитки?
      – Знаешь, сколько можно загрести через золотую кредитку? – возразила Зара.
      – Да я не к тому… – Он нахмурился. – Не понимаю, а зачем врать, что твой папа якобы умер?
      – Она сказала твоему отцу, что она вдова. Наверное, хотела его растрогать.
      С полминуты Энтони молчал, потом, запинаясь, проговорил:
      – Выходит, ей с самого начала были нужны только его деньги. С ума сойти можно! Мы ведь не такие уж богатые.
      – Значит, она ошиблась. А может, вы богаче, чем ты думаешь.
      – Господи, бедный папа. Он-то ни о чем не догадывается! Зара, я должен ему сказать.
      – «А потом он повалил меня на землю, ваша честь, – ровным голосом продекламировала Зара. – Я вырывалась, но он был сильнее».
      – Ладно! – разозлился Энтони. – Я не скажу, но, черт возьми, папа не может себе позволить потерять кучу денег!
      – Считай, что это плата за удовольствие, – ответила Зара. – Мама всегда так говорит.
      – Она и раньше так делала? – Энтони широко раскрыл глаза. – Встречалась с мужчинами ради денег?
      Зара пожала плечами, глядя в сторону. Оказалось нетрудно сочинить для Энтони смягченный вариант настоящей правды. Даже если он проболтается, не утопит окончательно Флер. Зара изобразила мать глупенькой транжирой, которой до смерти хочется добыть золотую карту, чтобы тратить денежки Ричарда на модные туфли и парикмахерские. Энтони потрясен. Что же с ним было бы, расскажи она все, как есть? Что ее мама – циничная, бездушная обманщица, которая втирается в доверие к людям, когда они горюют и потому беззащитны? А потом благополучно удирает, пользуясь тем, что они не хотят преследовать ее, оберегая свою раненую гордость?
      Правда здесь, у нее внутри только тоненькая занавеска отделяет ее от мира. Протяни руку и дерни – ткань порвется, и выйдут на свет все обманы, вранье и мерзкие выдумки, свернувшиеся у нее в мозгу, словно клубок змей. Только Энтони не протянет руку. Он думает, что уже узнал правду. Ему и в голову не придет, что там может быть что-то еще.
      – По сути, она не лучше, чем проститутка!
      – Она берет столько, сколько сама стоит! – отрезала Зара. – Разве твоему папе было с ней плохо?
      Энтони растерянно посмотрел на нее.
      – Так ведь он думает, что она его любит! Я и сам так думал. Я думал, что она любит его!
      – Может, и любит.
      – Когда люди любят друг друга, их не интересуют деньги!
      – Конечно, интересуют, – свысока ответила Зара. – Ты разве не хотел бы иметь подружку, которая может купить тебе «порше»? Если скажешь «нет» – соврешь!
      – Да, но настоящая любовь – это совсем другое! – возмутился Энтони. – Там важна личность.
      – Там все важно, – отпарировала Зара. – Важнее всего деньги, потом уже внешний вид, ну а на крайний случай – личность.
      – Господи, у тебя все мозги наизнанку! Деньги вообще ни при чем! Ну вот, например, выйдешь ты замуж за хорошего человека, а потом вдруг случится биржевой кризис, и он потеряет свои деньги?
      – А, например, ты женишься на очень хорошей девушке, а она попадет в аварию и потеряет свою личность? В чем разница?
      – Это не одно и то же, ты сама понимаешь. Почему ты защищаешь свою маму?
      – Не знаю! – воскликнула Зара. – Наверное, потому что она – моя мама! Я никогда раньше никому про нее не рассказывала. Я и не понимала ничего… – Зара запнулась. – Ох, вот ведь черт! Зря я тебе рассказала.
      – Лучше бы я и не спрашивал! Ну и каша…
      Они со злостью смотрели друг на друга.
      – Слушай, – сказала, наконец, Зара, – твой папа ведь не совсем тупой? Он не допустит, что бы она ободрала его дочиста, правда?
      Зара заставила себя смотреть ему прямо в глаза.
      Энтони медленно выдохнул.
      – Наверное, не допустит.
      – А тебе ведь нравится, что она здесь живет, скажи?
      – Конечно, нравится! Даже очень. И что ты здесь живешь… тоже нравится.
      – Это хорошо, – ответила Зара с улыбкой. – Потому что мне тоже нравится здесь жить.
      Немного позже они вернулись в дом, и оказалось, что Флер и Ричард все еще добродушно переругиваются по поводу обоев.
      – Энтони! – воскликнула Флер. – Вразуми своего папочку! Сначала он мне разрешил переделать кабинет по своему усмотрению, а теперь заявляет, что не хочет никаких узоров, только полоски или медальоны.
      – Я не знаю, что такое медальоны, – ответил Энтони.
      Он ожидал, что теперь, когда он знает правду, Флер покажется ему другой. Страшной, что ли. Он боялся той минуты, когда снова встретится с ней. А она такая же, как всегда, – приветливая, красивая. Она улыбнулась ему, и он неожиданно для самого себя улыбнулся в ответ. Да не ужели все, что рассказала про нее Зара, на самом деле правда?
      Ричард сказал:
      – Знаешь, Флер, давай ты прихватишь еще образцов, когда поедешь в Лондон? Наверняка мы найдем компромисс, только помни: именно мне предстоит сидеть в этом кабинете, да еще и работать по возможности. – Он улыбнулся Заре и Энтони. – Флер мечтает устроить здесь оранжевые стены.
      – Не оранжевые, а терракотовые!
      Зара спросила мать:
      – Когда ты едешь в Лондон?
      – Послезавтра, – ответила Флер. – В пятницу.
      – Она поедет на панихиду, – пояснил Ричард.
      Зара застыла. Ее лицо побелело.
      – Ты поедешь на панихиду?
      – Верно, – ответила Флер.
      – На панихиду? – повторила Зара, не веря своим ушам. – Ты поедешь на панихиду?
      – Да, дорогая, – нетерпеливо отозвалась Флер. – Успокойся, пожалуйста. – Она впилась взглядом в глаза дочери. – Я еду всего лишь на один день. Это по бедной Хетти Фэйрбразер. Ты помнишь Хетти, дорогая?
      Зара вздрогнула и отвернулась.
      – Зара! – окликнула Джиллиан. – Тебя к телефону! Некто по имени Джонни.
      – Джонни? – встрепенулась Зара. – Джонни звонит? Уже иду! Скажите ему, чтобы не вешал трубку!
      Зара, не оглядываясь, побежала в дом.
      – Хочешь диет-колу? – крикнул ей вслед Энтони, но Зара не слушала. – Я пойду… посмотрю, вдруг она хочет колы.
      Ричард посмотрел на Флер.
      – Что-то Зара очень расстроилась, услышав про панихиду.
      – Да, – печально согласилась Флер. – С тех пор как умер отец, ее страшно расстраивает все, что связано со смертью. Я стараюсь при ней об этом не упоминать.
      – Конечно, – сказала Джиллиан, – понимаю.
      – Бедненькая… – Внезапно глаза Ричарда блеснули. – А кто такой Джонни? Близкий друг Зары?
      – Он нам обеим близкий друг, – сдержанно ответила Флер. – Я его знаю много лет.
      – Пригласи его сюда, – предложил Ричард. – Мне хочется познакомиться с твоими друзьями.
      – Может быть, – ответила Флер и заговорила о другом.
      Зара скрылась в крошечной комнатке, где находились только телефон, стул и столик, на котором можно было оставлять записанные сообщения. Энтони дожидался ее под дверью, а когда она вышла, раскрыл рот от удивления: глаза у нее сверкали, она снова была полна веселья.
      – И кто же такой Джонни? – не удержался Энтони. – Твой бойфренд?
      – Не говори ерунду! Нет у меня никаких бой-френдов. Джонни просто друг. Очень хороший.
      – Все так говорят.
      – Слушай, ему пятьдесят шесть лет!
      – А-а, – протянул Энтони, чувствуя себя круглым дураком.
      – И еще он голубой, – прибавила Зара.
      У Энтони глаза полезли на лоб.
      – Голубой?
      – Ага, голубой! Ну что, доволен?
      Зара захихикала и направилась в сад. Энтони кинулся за ней.
      – Куда ты идешь?
      – Джонни просил кое-что передать Флер.
      На лужайку они, запыхавшись, прибежали одновременно.
      – Джонни надеется, что ты передумала, и просит ему позвонить, если передумаешь! – объявила Зара.
      – Насчет чего? – спросила Флер.
      – Он сказал, ты знаешь. А еще он сказал, что свозит меня в Нью-Йорк! Вместо подарка на четырнадцатилетие!
      Зара метнула в сторону Флер торжествующий взгляд.
      – В Нью-Йорк! – восхитился Энтони. – Фантастика!
      – Как мило, – кисло отозвалась Флер.
      – В общем, я передала. – Зара вытащила из кармана жвачку и принялась удовлетворенно жевать. – Ну что, ты ему позвонишь?
      – Нет. – Флер захлопнула альбом с образцами. – Не позвоню.

      В пятницу утром Ричард уехал очень рано, и Флер с облегчением перевела дух. Постоянно находиться рядом с Ричардом было довольно утомительно. Поскольку погода стояла по-летнему чудесная, он часто брал выходные – «давно за служенный отпуск». В первый раз услышав слово «отпуск», Флер очаровательно улыбнулась и подумала – мажет, удастся уговорить его поехать на Барбадос? Но Ричард никуда не собирался ехать. Он хотел только одного – быть с ней, словно влюбленный подросток. Флер не знала, куда от него деваться. Накануне она дошла до того, что предложила ему поиграть в гольф! Хоть какое-то разнообразие. Осторожнее, думала она, допивая утренний кофе, как бы не погрязнуть в повседневности.
      И вдруг взяла себя в руки: ни в чем погрязнуть ей не грозит, ведь она не останется с Ричардом. Сегодня, в три часа пополудни она посетит панихиду по Хетти Фэйрбразер, покойной супруге отошедшего от дел магната Эдварда Фэйрбразера, а уже к концу поминальной службы у нее, возможно, появятся совершенно новые планы.
      Флер встала, проверила, не помялся ли черный костюм, и поднялась на второй этаж. Проходя мимо кабинета, она замедлила шаги. Ей так и не подвернулся случай познакомиться с состоянием финансов Ричарда. Казалось бы, сейчас это легко – она занимается отделкой кабинета, можно в любую минуту заглянуть туда, порыться в шкафу, и никто ничего не заподозрит. Вот только бы отделаться от восторженного Ричарда. Кроме того, Флер была уже практически уверена, что Ричард – птица не того полета, какой ей требуется. Джонни все-таки что-то напутал. Фавур – человек обеспеченный, и только. С его золотой карты можно урвать тысяч пятнадцать, ну, двадцать. Незачем и возиться с его жалкими бухгалтерскими книгами.
      Единственно сила привычки толкнула Флер к двери кабинета. Через несколько минут приедет такси, чтобы отвезти ее на станцию, есть время просмотреть хотя бы свежую корреспонденцию. В конце концов, она ведь занимается отделкой кабинета.
      Флер открыла дверь запасным ключом, который дал ей Ричард, и содрогнулась, оглядывая тусклые стены. Задержала взгляд на большом окне позади письменного стола и представила себе красиво задрапированную густо-зеленую занавесь. В тон занавеси – темно-зеленый ковер. На стенах – старинные гравюры на темы гольфа. Если повезет, удастся подобрать что-нибудь подходящее на аукционе.
      Да нет, какие аукционы? Флер прикусила губу, села и немного покрутилась на вращающемся стуле. За окном лежал сад: лужайка, грушевое дерево, сетка для бадминтона – Зара и Энтони вчера забыли снять. Все такое знакомое, привычное. Слишком привычное. Удивительно, как трудно будет со всем этим расстаться. А если уж честно, трудно будет расстаться с Ричардом…
      Что делать, жизнь вообще трудна. Флер стиснула зубы, нетерпеливо побарабанила ноготками по блестящей полированной столешнице. Она все еще не достигла своей цели: стать богатой. Значит, выбора нет, нужно двигаться дальше. Нет смысла тянуть. Ричард – не тот человек, чтобы ни с того ни с сего подарить ей платье от хорошего модельера или бриллиантовый браслет. Сейчас она прикинет, сколько с него можно взять, выпотрошит золотую кредитку и сделает ноги. Если правильно оценить предельную сумму – а уж она-то в таких вещах не ошибается, – Ричард не станет поднимать шум и забьется куда-нибудь в уголок зализывать раны. Флер к тому времени успеет войти в другую семью – может быть, даже в другой стране.
      Она со вздохом пододвинула к себе лоток с входящими бумагами и принялась перебирать письма. Пальцы двигались медленно, словно не хотя, никак не получалось сосредоточиться. Флер и сама толком не знала, что, собственно, ищет. Азарт погони ее покинул. Раньше она стала бы лихорадочно просматривать бумаги одну за другой, ловить малейшие намеки на возможность урвать выгоду. Сейчас – рассеянно пробегала глазами очередную страницу, выхватывая то тут, то там по несколько слов, и откладывала в сторону. Вот короткое письмо по поводу сдачи внаем лондонской квартиры Ричарда, вот просьба о пожертвованиях от какого-то детского благо творительного фонда… Вот выписка банковского баланса…
      Доставая выписку из конверта, Флер почувствовала, как у нее чуть быстрее забилось сердце. Наконец что-то интересненькое! Она развернула листок и машинально посмотрела итоговую сумму, заранее прикидывая цифру. Затем поняла, что именно видит перед собой, – и потрясенно застыла. Ладони вдруг стали влажными, в горле пересохло.
      Нет, подумала она, из последних сил стараясь овладеть собой. Тут какая-то ошибка. Этого просто не может быть. Или может? Голова кружилась от изумления. Может, она неправильно прочитала цифры? Флер зажмурилась, сглотнула, сделала глубокий вдох и снова открыла глаза. В конце столбца стояло все то же ни с чем не сообразное число. Флер пожирала его взглядом. Не ужели это правда? Перед ней действительно…
      – Флер! – долетел снизу голос Джиллиан.
      Флер подскочила, судорожно оглянулась на дверь.
      – Такси приехало!
      – Спасибо!
      Флер вдруг заметила, что у нее трясутся руки. Она еще раз посмотрела на цифру, борясь с дурнотой. Что, черт возьми, происходит? Никто, абсолютно никто не хранит такие суммы на обычном счете «до востребования». Разве что полные дураки – а дураком Ричард не был – или уж настолько богатые…
      – Флер! Опоздаете на поезд!
      – Иду!
      Торопясь, пока Джиллиан не надумала подняться, Флер затолкала листок в конверт. Нужно подумать. Нужно очень серьезно подумать.
      Для сегодняшней вылазки с Флер Филиппа купила себе новый наряд и стояла возле турникетов на вокзале Ватерлоо, чувствуя себя страшно заметной в светло-розовом костюме. Может, лучше было выбрать что-то поскромнее? Впрочем, когда появилась Флер, у Филиппы отлегло от сердца. Флер была еще наряднее – в том же черном костюме, в котором Филиппа впервые увидела ее на поминальной службе, и с потрясающей черной шляпкой, украшенной малюсенькими фиолетовыми цветочками. Прохожие оглядывались, пока она шла по платформе, и Филиппа вдруг ощутила гордость. Эта ухоженная, элегантная красавица – ее подруга!
      – Дорогая!
      Поцелуй Флер был скорее напоказ, нежели от души, но для Филиппы это не имело значения. Она с восторгом представляла себе, как они обе смотрятся со стороны: одна вся в розовом, другая – в черном. Две роскошные женщины встретились, чтобы пойти в ресторан. Еще вчера такая картина наполнила бы ее завистью, а сегодня она сама была в картине. Она, Филиппа, – одна из этих двух роскошных женщин.
      – Куда пойдем? – спросила Флер. – Я заказала столик у Гарви Николса на половину первого, а начать можно с чего-нибудь другого. Какой магазин вы предпочитаете?
      – Да все равно! – возбужденно воскликнула Филиппа. – Посмотрим на плане города. У меня есть проездной на метро…
      – Я планировала взять такси, – снисходительно перебила Флер. – Я никогда не езжу на метро, если только есть возможность этого избежать.
      У Филиппы жарко заполыхали щеки. На одно ужасное мгновение ей почудилось, что день безнадежно испорчен, но тут Флер со смехом подхватила ее под локоть.
      – Извините за привередливость! Вы, наверное, постоянно ездите на метро?
      – Каждый день. – Филиппа заставила себя улыбнуться. – Хотя готова изменить своим привычкам.
      Флер засмеялась.
      – Вот и умница!
      Они направились к стоянке такси, и Филиппа не отняла руки. В голове у нее звенело от волнения, как будто она собиралась закрутить роман.
      В такси Филиппа выжидающе посмотрела на Флер, готовясь услышать какую-нибудь восхитительную сплетню.
      «Ах, Флер! – будет она вскрикивать в подходящие моменты. – Ну разве так можно!».
      И нежно пожмет руку Флер, как полагается старинной подруге. Шофер подумает, глядя на них в зеркальце, что они дружат всю жизнь. Может быть, даже, что они сестры.
      Между тем Флер молчала, рассматривая проезжающие машины. Лоб ее пересекла морщинка. Флер кусала губы и, похоже, была не в настроении разговаривать. Филиппе показалось, что она о чем-то глубоко задумалась и вообще предпочла бы сейчас быть совсем в другом месте.
      Вдруг Флер обернулась.
      – Скажите, Филиппа, вы с Ламбертом счастливы?
      Филиппа вздрогнула от неожиданности. Сегодня ей не хотелось думать о Ламберте, но Флер ждала ответа.
      – О да! – Филиппа светло улыбнулась. – У нас очень счастливый брак.
      – Счастливый брак… – повторила Флер. – А что это, в сущности, такое – счастливый брак?
      – Ну-у, – неуверенно протянула Филиппа. – Это… ну, вы знаете.
      – Не уверена.
      – Вы же и сами были замужем? За отцом Зары?
      – Да, – несколько отстраненно ответила Флер. – Конечно. Но наш брак не был счастливым.
      – В самом деле?
      Филиппа с тревогой посмотрела на Флер, опасаясь, что та начнет вспоминать неудачное замужество, однако Флер нетерпеливо махнула рукой.
      – Хочется понять, зачем вообще люди женятся? – Она задумчиво посмотрела на Филиппу. – Вот зачем вы решили выйти за Ламберта?
      Филиппу пробрала дрожь, как будто на экзамене по предмету, которого она совершенно не знает. Она торопливо перебирала самые приятные воспоминания своего замужества: они с Ламбертом перед алтарем в день венчания; медовый месяц на Мальдивах, нежный и загорелый Ламберт, полуденный секс под сеткой от москитов.
      – Я люблю Ламберта, – пролепетала Филиппа. – Он сильный, он обо мне заботится…
      Она покосилась на Флер.
      – И нам хорошо вместе, – запинаясь, выговорила Филиппа.
      – А как вы поняли, что Ламберт – тот человек, который вам нужен? – продолжала расспрашивать Флер. – Как вы узнали, что уже хватит искать, пора остановиться и… и навсегда изменить свою жизнь?
      У Филиппы загорелись щеки.
      – Просто поняла, – ответила она тонким голосом, как будто оправдываясь.
      Вдруг нахлынуло воспоминание об одном раз говоре с матерью; а она-то думала, что задавила его навсегда. Мать сидела в постели, не сводя с Филиппы льдисто-голубых глаз, и медленно произносила каждое слово:
      – Ты скажешь Ламберту «да» и будешь благодарить судьбу. Кому ты еще нужна?
      – Джиму я была нужна, – дрожащим голосом отвечала Филиппа.
      – Джиму? Твой отец его презирает! Он ни когда бы тебе не разрешил выйти замуж за Джима. Ты выйдешь за Ламберта.
      – Но…
      – Никаких «но»! Это твой единственный шанс. Посмотри на себя! Ни красоты, ни обаяния, да к тому же и не девственница. Кто на тебя позарится?
      Филиппе от этих слов стало физически плохо, как будто ее в буквальном смысле разрывали на части. И теперь ей стало плохо от одного воспоминания.
      – Просто поняла, – явно не удовлетворившись ответом, повторила Флер. – Я тоже «просто поняла», что мне подходит эта шляпка. Я ее купила, а потом увидела другую, еще лучше.
      – Шляпка очаровательная, – слабым голосом отозвалась Филиппа.
      – Все дело в том, что шляпок может быть и несколько. Хоть двадцать штук, а муж – только один. Вы не боитесь, что поторопились с выбором?
      – Нет! – выпалила Филиппа. – Мы с Ламбертом идеально подходим друг другу.
      – Что ж, очень хорошо. – Флер улыбнулась. – Я рада за вас.
      Филиппа смотрела на Флер, чувствуя, как сползает с лица бодренькая улыбка. Ей вдруг впервые в жизни захотелось честности. С Флер можно говорить откровенно, ей можно рассказать о своих несчастьях и попросить совета. К сожалению, она инстинктивно постаралась изобразить свою жизнь в самых розовых, романтических тонах, чтобы Флер восхитилась, а может быть, даже позавидовала. И теперь шанс рассказать правду был упущен.
      Ламберт прибыл в «Клены» вскоре после того, как Джиллиан отправилась на занятие по бриджу. Он оставил машину перед домом, открыл дверь своим ключом и остановился, прислушиваясь. В доме было тихо, как он и ожидал. На кануне вечером Ламберт позвонил и будто невзначай предупредил Джиллиан, что, возможно, заедет между двумя совещаниями.
      – Так ведь никого не будет дома, – сказала ему Джиллиан. – Ричард в Ньюкасле, у меня бридж, а Энтони с Зарой, скорее всего, пойдут на тренировку. Энтони готовится к Кубку клуба.
      – Я все равно загляну, – небрежно ответил Ламберт, – раз мне, так или иначе, проезжать мимо.
      Теперь он без колебаний направился прямо в кабинет Ричарда. Найти нужную информацию несложно, а там уж он из дому переведет необходимую сумму к себе на счет. Через неделю он сможет представить в банк чек, который даст ему несколько месяцев отсрочки. К Рождеству Филиппе исполнится двадцать девять лет, до получения денег останется совсем немного, и досадные финансовые проблемы решатся раз и навсегда.
      Войдя в кабинет, Ламберт поймал себя на том, что самым нелепым образом заглядывает под стол. Как будто не знает, что Флер сейчас в Лондоне с его же собственной женой! Поехала на панихиду. Что, другого дела нет, как мотаться по панихидам, черт бы ее побрал? Хмурясь, Ламберт несколько секунд разглядывал пыльный ковер, потом выпрямился и подошел к шкафу с документами. Выдвинул третий ящик сверху – тот самый, до которого так и не успел тогда добраться. И вот она, награда: целая стопка папок с банковскими выписками.
      – Бинго, – пробормотал он себе под нос.
      Опустившись на колени, Ламберт наугад вы тащил файл с надписью: «Домашнее хозяйство». Документы были аккуратно подшиты. Перелистывая их, Ламберт чувствовал, как от предвкушения замирает сердце. Перед ним как на ладони открывалась финансовая жизнь Ричарда. Когда-нибудь все это богатство достанется им с Филиппой. Только что-то не видно пока никакого особого богатства. Баланс этого счета ни разу не превысил трех тысяч фунтов. Кому нужны такие гроши?
      Ламберт нетерпеливо сунул папку на место и вытащил другую, довольно потрепанную, с надписью «Дети». Карманные деньги, пренебрежительно подумал он и бросил папку на пол. Она упала и раскрылась. Ламберт уже протягивал руку за следующей и вдруг случайно опустил глаза. То, что он увидел, повергло его в шок. Самый верхний листок в папке был датирован предыдущим месяцем, а указанный в нем баланс приближался к десяти миллионам фунтов стерлингов.
      – Сколько блюд закажем? – спросила Филиппа, заглядывая в меню. – Три?
      – Десять миллионов, – рассеянно ответила Флер.
      – Что? – поразилась Филиппа.
      – Ax, простите! Я задумалась. Витаю в облаках, – улыбнулась Флер.
      Она сняла шляпку и встряхнула золотисто-рыжими волосами. В дальнем углу ресторана молодой официант застыл на месте, не сводя с нее восхищенных глаз.
      – За десять миллионов миль отсюда! – расхохоталась Филиппа.
      Пока что день более чем оправдывал ее ожидания. Они не спеша прошлись по магазинам, перемерили множество нарядов, брызгали друг на друга всевозможными духами, заливаясь смехом и привлекая общее внимание, точно две райские птицы. Журналы врут, подумала Филиппа. Там без конца твердят, будто, чтобы привлечь мужчину своей мечты, нужно выбирать подруг менее красивых, чем ты сама. Ничего подобного! Флер гораздо красивее Филиппы, хотя и старше, но Филиппа совсем не чувствует себя рядом с ней ущербной – наоборот, Флер словно подняла ее до себя. К ней сегодня все относятся по-другому. Прохожие улыбаются, мужчины открывают перед ней двери, а пробегающие мимо молоденькие секретарши смотрят на нее завистливыми глазами. Филиппа наслаждалась каждой минутой.
      – Ах, я ничего не знаю! – воскликнула вдруг Флер. – Почему жизнь такая сложная? – Она вздохнула. – Закажем по коктейлю.
      Флер помахала рукой, и тут же к ним подскочил тот молоденький официант.
      – «Манхэттен», – с улыбкой сказала Флер.
      – Два, – прибавила Филиппа.
      Официант ей улыбнулся. А как хорош!.. Да и все служащие в дорогих заведениях на диво хороши собой.
      – Прошу прощения, леди. – К их столику приблизился другой официант с серебряным подносиком, на котором стояла бутылка шампанского. – Уже оплачено.
      – Не может быть! – развеселилась Флер. – Шампанское! – Она осмотрела бутылку. – И весьма неплохое. От кого это, можно узнать?
      – Прямо как в кино! – восхитилась Филиппа.
      – Здесь приложена карточка для миссис Даксени, – сообщил старший официант.
      – Ага! – отозвалась Флер. – Значит, от знакомого!
      – Читайте скорее! – взмолилась Филиппа.
      Флер вскрыла конвертик и прочитала вслух:
      – «Приятного аппетита, мои дорогие девочки. Жаль, что меня сейчас нет с вами. Ричард». – Флер в изумлении посмотрела на Филиппу. – Это от вашего отца! Он прислал нам шампанское.
      – Я-то думала, это от какого-нибудь принца, – разочарованно протянула Филиппа. – А как папа узнал, куда мы пойдем?
      – Должно быть, я сама обмолвилась, – медленно проговорила Флер. – А он запомнил и заказал для нас шампанское по телефону, надеясь, что мы не передумаем. И ни слова не сказал!
      – Открыть? – осведомился старший официант.
      – Ой, да! – взвизгнула Филиппа.
      – Да, пожалуйста, – кивнула Флер.
      Несколько секунд она вертела в руках карточку и внимательно ее разглядывала.
      – Ваш отец такой заботливый…
      – Знаете, я, пожалуй, все-таки выпью «Манхэттен», – объявила Филиппа. – А потом шампанское. В конце концов, я не за рулем!.. Что с вами, вам нехорошо?
      – Нет-нет, – нахмурилась Флер. – Просто задумалась.
      Официант откупорил бутылку – пробка выскочила почти беззвучно – и налил шампанское в бокал, а бокал ритуальным жестом подал Флер.
      – Обычно мужчинам сложно меня удивить, – проговорила Флер как будто про себя. – Но сегодня…
      Она отхлебнула шампанское.
      – Восхитительно!
      – Сегодня вас все-таки удивили! – с торжеством воскликнула Филиппа.
      – Сегодня меня все-таки удивили, – подтвердила Флер, отпила еще и мечтательно посмотрела на бокал. – Даже два раза.
      От звука ключа, поворачивающегося в замке входной двери, Ламберт так и подскочил. Пришла уборщица.
      Трясущимися руками он затолкал папки в ящик и, выскочив из кабинета, неторопливо спустился по лестнице. Проходя в прихожей мимо уборщицы, жизнерадостно ей улыбнулся, хотя сердце отчаянно колотилось и по спине бегали мурашки.
      Десять миллионов оборотных средств! Это деньги для доверительного фонда, не иначе. Тогда почему они лежат не на целевом, а на текущем счете Ричарда? Что происходит? Ламберт остановился возле своей машины, слегка задыхаясь и с трудом сдерживая панику. Деньги лежат не на целевом счете, значит, Филиппа вовсе не миллионерша. А у него чудовищный перерасход и никакой возможности его покрыть.
      Он открыл дверцу, рухнул на сиденье и уронил голову на руль, обливаясь холодным потом. Бессмыслица какая-то! Неужто Эмили его обманула? Обещала ведь, что Филиппа будет богата! Они, мол, все организуют, деньги положат на имя Филиппы, и, как только ей исполнится тридцать, она их получит. А что в реальности? Деньги все еще на счете у Ричарда. Похоже, Ричард собрался что-то с ними сделать. Но что? Передать Филиппе? Или вышвырнуть на хрен?
      Ламберт уже ничему бы не удивился. А самое ужасное, что от него совершенно ничего не зависело.
      Когда принесли десерт, Филиппа перегнулась через стол и заглянула Флер в глаза. Она выпила два «Манхэттена» и щедрую дозу шампанского, после чего стала крайне разговорчива, хоть и невнятно выговаривала слова. Растрепанная, с покрасневшими щеками, она, видимо, собиралась сказать нечто важное.
      – Я вам наврала.
      Слова вырвались как будто сами собой. Флер удивилась.
      – Прошу прощения?
      – Нет, это я прошу прощения. Вы же моя лучшая подруга, а я вам наврала. Вы моя лучшая подруга, – с жаром повторила Филиппа. – А я вам сказала неправду. Про Ламберта.
      Она схватила Флер за руку и сморгнула слезы.
      – В самом деле? А что такое вы мне сказали про Ламберта? – Флер высвободила руку и взялась за ложечку. – Ешьте пирожное, Филиппа.
      Та послушно взяла ложечку и принялась ковырять пирожное с заварным кремом. Вдруг она вскинула глаза.
      – Я сказала, что люблю его.
      Флер не спеша угостилась ложечкой шоколадного мусса.
      – А на самом деле не любите?
      – Иногда мне кажется, что люблю, но… – Филиппа задрожала. – На самом деле – нет.
      – Сложно вас за это винить.
      – Я попала в ловушку брака без любви, – изрекла Филиппа, глядя на Флер воспаленными глазами.
      – Ну так уходите.
      Флер зачерпнула еще ложечку мусса.
      – Вы считаете, мне нужно уйти от Ламберта?
      – Если вы с ним несчастны…
      – А может, мне стоило бы завести роман? – с надеждой спросила Филиппа.
      – Нет, – твердо ответила Флер. – Ни в коем случае.
      Филиппа неуверенно проглотила заварной крем, взяла еще. По щеке у нее покатилась слезинка.
      – А если я уйду от Ламберта, а потом… а по том пойму, что я на самом деле его любила?
      – По крайней мере, будете знать наверняка.
      – А если он уже не примет меня обратно? Я останусь одна!
      Флер пожала плечами.
      – Ну и что?
      – Как – что? Я не могу одна! – Голос Филиппы поднялся до крика. – Вы знаете, как трудно в наше время с кем-нибудь познакомиться?
      – Я-то знаю. – Флер позволила себе сдержанную улыбку. – Просто нужно уметь искать.
      – Я не смогу одна, – упрямо повторила Филиппа.
      Флер досадливо вздохнула.
      – Так оставайтесь с ним. Филиппа, вы слишком много выпили…
      – Нет, вы правы, – перебила Филиппа. – Я уйду от него. Он мерзкий человек.
      – Не могу с этим не согласиться.
      – Я не хотела за него выходить, – всхлипнула Филиппа.
      Слезы с новой силой полились на скатерть.
      – Теперь вы от него уйдете, – сказала Флер, сдерживая зевок. – Значит, все в порядке. Попросим счет?
      – А вы мне поможете пережить все это?
      – Конечно.
      Флер подняла руку, и два официанта с совершенно одинаковыми белокурыми волосами подлетели к столику.
      – Счет, пожалуйста, – сказала Флер. Филиппа посмотрела на часы.
      – Вам, наверное, пора на панихиду? – тускло спросила она.
      – Пожалуй, я туда все-таки не пойду, – подумав, проговорила Флер. – Мы с Хетти не были близкими подругами. Кроме того, я сегодня не в настроении. Все это довольно сложно…
      Филиппа не слушала.
      – Флер, – объявила она, утирая слезы, – вы мне очень нравитесь.
      – В самом деле, дорогая?
      Флер ласково улыбнулась. И как только у такого человека, как Ричард, могла родиться эта безвольная плакса?
      Филиппа шмыгнула носом.
      – Вы с папой поженитесь?
      – Он мне пока не предлагал, – быстро ответила Флер, сверкнув улыбкой.
      Подали счет в кожаной папочке. Флер, не глядя, положила в папку золотую карту Ричарда. Дамы проводили глазами уносившего ее безликого официанта.
      – А если предложит? Вы согласитесь?
      – Что ж…
      Флер откинулась на спинку стула. Десять миллионов, подумала она. Эта мысль перекатывалась в сознании, словно громадный сверкающий шар. Десять миллионов фунтов стерлингов. Превосходное состояние по любым меркам.
      – Кто знает? – сказала, наконец, Флер и одним глотком осушила бокал.
 
      – Думаешь, мой папа с твоей мамой поженятся? – спросил Энтони, плюхнувшись на безупречно ровную травку грина.
      – Откуда я знаю? – раздраженно ответила Зара. – Перестань спрашивать одно и то же. Я не могу сосредоточиться!
      Она наморщила нос, глубоко вздохнула и ткнула мяч клюшкой. Мяч прокатился несколько дюймов по направлению к лунке и замер.
      – Ну вот, все из-за тебя! Отвратный удар.
      – Нормальный удар, – возразил Энтони. – Ты быстро учишься.
      – Ничего не быстро. Дурацкая игра.
      Она со злостью стукнула клюшкой о землю. Энтони тревожно оглянулся: вроде никто не видел. Вокруг почти никого и не было. Они находились на детском грине, здесь всегда было безлюдно, а сосны загораживали вид. Энтони половину утра отрабатывал удары, готовясь к Кубку клуба – главному соревнованию летнего сезона. Оставшееся время он занимался тем, что подбирал мячи, которые у Зары то и дело улетали в кусты.
      – По мячу надо бить осмысленно. Вот представь себе…
      – Нечего тут представлять! – огрызнулась Зара. – Я знаю, что нужно делать – загнать дурацкий мяч в дырку. Просто у меня не получается!
      Она швырнула клюшку на землю и уселась рядом с Энтони.
      – Не понимаю, как ты можешь играть в эту тупую игру. На ней даже калории не сжигаешь!
      – Она вроде как затягивает, – сказал Энтони. – А куда уж тебе худеть?
      Зара словно не слышала – сидела молча и нахохлившись. Несколько минут было тихо.
      – Чего ты злишься? – спросил, наконец, Энтони.
      – Я не злюсь.
      – Нет, злишься. Весь день сегодня психуешь. С тех пор, как твоя мама уехала. – Он замялся. – Это потому, что…
      – Почему?
      – Ну, я просто подумал, может, ты знала ту женщину, по которой панихида, и…
      – Нет, – перебила его Зара. – Дело совсем не в том.
      Она отвернулась, насупившись еще сильнее.
      – Здорово, что ты поедешь в Нью-Йорк, – бодрым тоном произнес Энтони.
      – Еще неизвестно, поеду или нет.
      – Конечно, поедешь! Твой друг Джонни тебя отвезет.
      Зара пожала плечами.
      – Как-то я себе это плохо представляю.
      – А почему?
      Она опять пожала плечами.
      – Не представляю, и все тут.
      – Просто ты хандришь, – с умным видом изрек Энтони.
      – Я не хандрю! Мне хочется…
      – Чего? – встрепенулся Энтони. – Чего тебе хочется?
      – Хочется знать, что будет, понял?
      – У моего папы с твоей мамой?
      – Ага, – чуть слышно ответила она.
      – Я думаю, они поженятся. – Энтони был полон энтузиазма. – Спорим, папа скоро сделает ей предложение. И тогда вся эта история с золотой картой… – Он понизил голос. – У мужа и жены все равно все общее.
      Зара посмотрела на него.
      – Как ты хорошо все разложил по полочкам!
      – А что?
      Энтони покраснел и подергал пучок коротко подстриженной травы.
      – Энтони, ты такой порядочный, ё-моё!
      – Неправда! – возмутился он.
      Зара вдруг расхохоталась.
      – Да это же неплохо!
      – Ты так говоришь, как будто я… примерный мальчик. А я не такой! Я тоже делал… разные вещи.
      – Какие? – подначила Зара. – По магазинам тырил?
      – Ты что! Нет, конечно.
      – Играл в азартные игры? А как насчет секса?
      Энтони густо покраснел. Зара придвинулась ближе.
      – Энтони, ты когда-нибудь занимался сексом?
      – А ты?
      – Не говори чушь. Мне всего тринадцать.
      Энтони сразу полегчало.
      – Ну, мало ли… С тебя сталось бы. В смысле, ты же куришь травку?
      – Это совсем другое, – ответила Зара. – И вообще, если слишком рано начать заниматься сексом, будет рак шейки матки.
      – Рак шеи? – озадачился Энтони. – Это как?
      – Шейки матки, дубина! Ты хоть знаешь, что такое матка? Это вот здесь. – Она показала куда-то в районе застежки своих джинсов. – Там, внутри.
      Энтони проследил взглядом за ее пальцем и почувствовал, как застучала в висках кровь. Рука сама собой взлетела к родимому пятну.
      – Чего ты его прикрываешь? – спросила Зара.
      – Что? – придушенно просипел Энтони.
      – Да я про твое родимое пятно. Не надо его закрывать.
      – Тебе, что ли, нравится?
      – Ну да. А тебе разве нет?
      Энтони в растерянности отвел глаза. Никто никогда не говорил с ним о его отметине; он привык делать вид, что пятна не существует.
      – По-моему, очень сексуально.
      Голос Зары одновременно и ласкал, и царапал слух.
      Энтони задышал чаще. Никто никогда не называл его сексуальным.
      – Мама его видеть не могла.
      – Не может быть, – утешила Зара.
      – Может! Она… Неважно, – оборвал Энтони.
      – Еще как важно!
      Несколько секунд Энтони молча смотрел в землю. Верность матери боролась в нем с внезапным отчаянным желанием выговориться.
      – Она хотела, чтобы я носил повязку на глазу. Чтобы этой штуки не было видно.
      – Повязку?
      Энтони рывком обернулся и натолкнулся на недоверчивый взгляд Зары.
      – Я помню. Она спросила, как я считаю – правда, мол, было бы весело носить повязку на глазу. Как у пиратов. И достала такую… жуткую черную пластиковую нашлепку на резинке.
      – А ты?
      Энтони зажмурился, вспоминая взгляд матери – отвращение, прикрытое бодрой неискренней улыбкой. От боли сдавило грудь.
      – Я эдак посмотрел на нее и сказал: я же через повязку не смогу видеть. А она засмеялась и сделала вид, что пошутила. Только… – Он проглотил комок в горле. – Не шутила она. Я и тогда уже знал. Она хотела прикрыть пятно.
      – Черт, ну и сволочь!
      – Она не сволочь! – Голос Энтони сорвался. – Она просто…
      Он закусил губу.
      – А, по-моему, смотрится сексуально! – Зара придвинулась еще ближе. – Ну очень сексуально!
      Наступила короткая пауза. Зара смотрела Энтони прямо в глаза.
      – А… а если люди целуются, от этого бывает рак шейки матки? – спросил Энтони и сам удивился, каким хриплым стал у него голос.
      Сердце колотилось как сумасшедшее.
      – Вроде нет, – сказала Зара.
      – Это хорошо.
      Он медленно и неловко обхватил Зару за костлявые плечики и притянул к себе. Ее губы пахли мятой и диетической колой, язык мгновенно нашел его язык. Она уже целовалась раньше, как в тумане подумал Энтони. Много целовалась. Уж наверное, больше меня.
      Когда они разъединились, он посмотрел на нее настороженно: вдруг смеется? Сейчас возьмет и скажет что-нибудь обидное.
      Нет. К его изумлению и ужасу, она смотрела куда-то вдаль, и по щеке Зары ползла слезинка. В голове у Энтони замелькали картины обвинений и беспомощных оправданий.
      – Зара, прости! Я не хотел…
      – Не волнуйся, – тихо ответила она. – Это не из-за тебя. Совсем даже не из-за тебя.
      – Значит, ты не против?
      Он смотрел на нее, слегка задыхаясь.
      – Конечно, не против. Я хотела, чтобы ты меня поцеловал. Ты же и сам понял. – Она вытерла щеку, подняла глаза и улыбнулась. – Знаешь что? Поцелуй меня еще.
      К тому времени как Филиппа пришла домой, у нее страшно разболелась голова. Флер взяла такси и уехала на вокзал Ватерлоо, а Филиппа отправилась дальше по магазинам в одиночку. Она обошла магазинчики подешевле, куда постеснялась бы заглянуть с Флер, хотя втайне предпочитала именно их. Теперь туфли жали распухшие ноги, прическа потеряла всякую форму, на коже, казалось, осела вся лондонская пыль. Входя в квартиру, Филиппа услышала в кабинете незнакомый голос, и сердце забилось быстрее. Ламберт привел кого-то в гости? Можно будет устроить импровизированный ужин! Как удачно, что на ней розовый костюм – пусть думают, будто она каждый день так одевается!
      Филиппа промчалась через прихожую, заглянула по дороге в зеркало, сделала утонченное и в то же время приветливое лицо и распахнула дверь кабинета.
      Ламберт был один – сидел, сгорбившись, в кресле у камина и слушал автоответчик. Незнакомый Филиппе женский голос говорил:
      «Необходимо срочно встретиться и обсудить сложившуюся ситуацию».
      – Какую ситуацию? – спросила Филиппа.
      – Никакую! – рявкнул Ламберт.
      Филиппа посмотрела на красный огонек автоответчика.
      – Она вот сейчас звонит? Почему ты не снимешь трубку и не поговоришь с ней?
      – Почему ты не заткнешься? – прорычал муж.
      Филиппа посмотрела на него. После ланча с Флер она уже снова начала думать, что ее брак, возможно, не настолько ужасен, может быть, есть еще надежда. Решение расстаться с Ламбертом постепенно растаяло, оставив привычное горьковатое ощущение неудавшейся жизни.
      А теперь вдруг решимость вернулась. Филиппа набрала в грудь воздуху и сжала кулаки.
      – Какого черта ты мне все время хамишь! – закричала она.
      – Что-о?
      Ламберт медленно повернул голову, глядя на жену с непритворным изумлением.
      – Все, хватит, надоело! – Филиппа шагнула вперед, заметила, что все еще держит сумки с покупками, и плюхнула их на пол. – Ты обращаешься со мной как с прислугой! Как с какой-то дурой! Я требую уважения!
      Филиппа топнула ногой, жалея, что никто их сейчас не видит. Великолепные реплики сами просились на язык, сцены бурных объяснений из тысяч любовных романов кружили в голове. Она сама чувствовала себя доведенной до точки героиней одного из таких романов.
      – Я вышла за тебя по любви, Ламберт. Я хотела разделить с тобой твою жизнь. Твои мечты, твои надежды. Но ты отстранился от меня, ты меня игнорируешь…
      – Я тебя не игнорирую! – возразил Ламберт. – О чем…
      – Ты вытираешь об меня ноги! – Филиппа гордо встряхнула волосами. – Что ж, достаточно. Больше не хочу.
      – Что? – повысил голос Ламберт. – Филиппа, что за дурь на тебя нашла?
      – Задай себе тот же вопрос! Я ухожу от тебя.
      Она вздернула подбородок, подхватила сумки и повернулась к двери.
      – Я ухожу, и ты меня не остановишь.

      Вернувшись из Лондона, Флер застала в холле прощавшегося с Ричардом Джеффри Форрестера, капитана Грейвортского гольф-клуба.
      – Ага! – воскликнул Форрестер. – Вы как, раз вовремя! Сообщить ей хорошие новости, Ричард, или сам скажешь?
      – О чем речь? – спросила Флер.
      – Джеффри только что мне объявил, что я, если хочу, могу занять должность капитана клуба, – ответил Ричард.
      Он явно старался сохранить невозмутимое лицо, но губы уже изгибались в улыбке, а глаза сияли от восторга.
      – Комитет проголосовал за него единогласно, – кивнул Джеффри. – И могу вас заверить, такое нечасто бывает.
      – Замечательно, дорогой! – воскликнула Флер. – Я так рада!
      Джеффри взглянул на часы.
      – Все, бегу. Утром дашь мне знать о своем решении?
      – Безусловно, – ответил Ричард. – Доброй ночи, Джеффри.
      – Надеюсь, мы вас обоих увидим на Кубке клуба? – спросил, уходя, Джеффри. – Никаких отговорок! – Он добродушно улыбнулся Флер. – Пора бы вам тоже заняться гольфом!
      – Боюсь, гольфист из меня никакой.
      – Начинать никогда не поздно! Мы вас еще приобщим к гольфу, правда, Ричард?
      – Надеюсь. – Ричард сжал руку Флер. – Очень надеюсь.
      Они смотрели вслед отъезжающей машине, потом вернулись в дом.
      – Что он говорил о каком-то решении? – спросила Флер.
      – Я сказал Джеффри, что не могу дать согласие, пока не посоветуюсь с тобой.
      – Как? Почему? – поразилась Флер. – Ты же хочешь быть капитаном!
      Ричард вздохнул.
      – Конечно, хочу, однако, все не так просто. Должность капитана – не только большая честь, но и огромная ответственность. – Он поднес к губам прядь волос Флер. – Если я соглашусь, мне придется гораздо больше времени проводить в клубе. Больше играть, присутствовать на всевозможных заседаниях… – Ричард развел руками. – Много всякого разного. А значит, я меньше времени смогу проводить с тобой.
      – Зато ты будешь капитаном! Разве не об этом ты мечтал?
      – Странное дело, – произнес Ричард. – Стать капитаном Грейворта – это, можно сказать, была моя цель. И вот цель передо мной, а я уже не помню, зачем так упорно к ней шел. Финиш переместился. – У Ричарда дернулся кончик носа. – Или точнее будет сказать – восемнадцатая лунка переместилась!
      Он хрюкнул от смеха. Флер, напротив, тревожно хмурилась.
      – Нельзя так запросто отказываться от своей цели! – воскликнула она вдруг. – Тем более если ты шел к ней всю жизнь.
      – А почему нет? Что, если цель потеряла для меня свою ценность? – Ричард пожал плеча ми. – Что, если мне приятнее быть с тобой, чем носиться рысью по полю с каким-нибудь занудой из соседского гольф-клуба?
      – Нельзя отказываться от борьбы! Нельзя вот так вот взять и… остепениться! Ты всю жизнь мечтал стать капитаном Грейворта, и теперь тебе предоставляется такая возможность. Счастливый случай надо хватать обеими руками, даже если…
      Она замолчала, тяжело дыша.
      – Даже если это мешает стать счастливым?
      – Может быть, и да! Лучше поймать случай и быть несчастным, чем упустить и потом всю жизнь жалеть об этом.
      – Флер. – Он взял ее руки в свои и поцеловал. – Ты удивительная, совершенно необыкновенная! Не могу себе представить настолько понимающую, самоотверженную жену…
      Наступило звенящее молчание.
      – Только я не твоя жена, – медленно проговорила Флер.
      Ричард опустил глаза, глубоко вздохнул и снова посмотрел ей прямо в лицо.
      – Флер…
      – Ричард, мне нужно принять душ. Приехала из Лондона вся в грязи.
      Она вырвалась из его рук и бросилась к лестнице.
      – Конечно, – тихо произнес Ричард. Потом улыбнулся, глядя на нее снизу вверх. – Ты, наверное, совсем без сил. А я даже не спросил, как прошла панихида.
      – Я на нее не поехала. Загуляла с Филиппой.
      – А, хорошо! Я рад, что вы подружились.
      – И спасибо за шампанское! – прибавила Флер, взбегая по ступенькам. – Мы так удивились!
      – Да, – сказал Ричард. – Я на это и рассчитывал.
      Флер метнулась в ванную, открыла до отказа оба крана и заперла дверь. В голове у нее все смешалось, необходимо спокойно подумать. Она вздохнула, присела на безобразный пузатый пуфик и принялась рассматривать свое отражение в зеркале.
      А какая у нее в жизни цель? Ответ пришел мгновенно, без раздумий. Ее цель – скопить много денег. Сколько – много? Десять миллионов фунтов – много. Если они с Ричардом поженятся, у нее будет много денег.
      – Но не в полной моей собственности, – вслух сказала Флер своему отражению.
      Она со вздохом сбросила туфли. Ноги чуть заметно ныли после прогулки по лондонским улицам, несмотря на обувь из мягкой качественной кожи и многочисленные такси.
      Если она станет женой Ричарда, выдержит ли такую жизнь? Миссис Ричард Фавур, из Грейворта!.. Флер передернуло. От одной мысли сделалось трудно дышать. После свадьбы мужчины меняются. Ричард накупит ей брюк из шотландки и заставит играть в гольф. Выделит определенную сумму на расходы. Каждое утро, проснувшись, она будет видеть рядом с собой его простодушную влюбленную улыбку. Если соберется за границу, он захочет поехать с ней.
      С другой стороны… Флер прикусила губу. С другой стороны, у него куча денег. Такой потрясающий случай может больше и не представиться. Флер сорвала с себя жакет, перебросила через вешалку для полотенец. Вид черного шелка вдруг напомнил о панихиде, на которую она не пошла. Упущенная возможность! Мало ли с кем там можно было встретиться…
      – Пора решать, – сказала Флер отражению, вылезая из юбки и расстегивая бюстгальтер. – Бери, что дают, или уходи.
      Она сдернула чулки, босиком прошлепала к ванне и переступила через бортик. Погружаясь в горячую воду с пышной пеной, почувствовала, как расслабилось тело и сознание очистилось от мыслей.
      В дверь постучали.
      – Это я! – послышался голос Ричарда. – Принес тебе бокал вина.
      – Спасибо, дорогой! – крикнула Флер. – Сейчас заберу.
      – И еще Филиппа звонит по телефону. Хочет поговорить с тобой.
      Флер возвела глаза к потолку. Хватит с нее Филиппы на сегодня!
      – Скажи, что я ей перезвоню.
      – Ладно. Я поставлю бокал у двери.
      Флер представила себе, как Ричард наклоняется, аккуратно ставит бокал на ковер, смотрит на него, прикидывая – не опрокинет ли она бокал, когда будет выходить из ванной, наклоняется вновь и переставляет на несколько дюймов в сторону, после чего удаляется на цыпочках. Осторожный, благоразумный. Позволит он ей растранжирить все его деньги? Скорее всего, нет. И получится, что она вышла за него совершенно зря.
 
      Филиппа положила трубку, кусая губы. Слезы с новой силой полились по красному опухшему лицу. Ей казалось, будто из нее вырывают внутренности. Больше позвонить некому. Некому довериться. Ей необходимо выговорить все Флер, а Флер принимает ванну.
      – Господи! – сказала Филиппа вслух. – Господи, помоги мне!
      Она сползла с диванчика на пол и зарыдала, держась за живот и раскачиваясь. Розовый костюм помялся и был весь в пятнах от слез. Впрочем, все равно никто ее не видит. Не видит и не слышит.
      Полчаса назад Ламберт хлопнул дверью, а она, униженная, бессловесная, лежала, скорчившись на диване. При малейшем движении живот пронзала резкая боль и слезы выступали на глазах. Когда дыхание немного выровнялось, Филиппа дотянулась до телефона, набрала номер «Кленов» и попросила позвать Флер. Голос звучал как обычно. Флер, думала она в отчаянии. Флер. Только бы поговорить с Флер.
      Но Флер была в ванной и не могла подойти к телефону. Как только Филиппа распрощалась с отцом, слезы потекли вновь. Она сползла на пол.
      Ну, как могло получиться, что день, начавшийся так чудесно, закончился кошмаром?!
      На ее слова о разводе Ламберт рассмеялся. Тогда Филиппа расправила плечи, посмотрела мужу прямо в глаза и заявила еще резче, чем в первый раз:
      – Я ухожу от тебя!
      По жилам побежал адреналин, на губах заиграла улыбка, и Филиппа вдруг подумала: давно надо было это сделать.
      – Я поеду к отцу. Поживу у него, пока не найду себе отдельную квартиру.
      Ламберт посмотрел на нее и сказал:
      – Филиппа, заткнись, а?
      – Ламберт, ты что, не понял? Я ухожу от тебя!
      – Никуда ты не уйдешь.
      – Уйду!
      – Черта с два!
      – Уйду! Ты меня не любишь, так зачем жить вместе?
      – А потому что мы с тобой женаты, черт побери! Ясно тебе?
      – А может, я, черт побери, не хочу больше этого брака!
      – А я хочу!
      Ламберт вскочил, подошел к ней и стиснул ее запястье.
      – Ты не уйдешь от меня, – сказал он, и Филиппа не узнала его голоса.
      Ламберт покраснел и весь трясся. Он был похож на одержимого.
      – Ты от меня не уйдешь, понятно, черт бы тебя драл?
      Подумать только, это ей польстило! Филиппа смотрела в его бешеное лицо и думала: какая любовь!.. Она уже готова была сдаться, погладить его по подбородку и назвать «милым». Когда он шагнул к ней, уголки ее губ поползли в стороны в улыбке. Филиппа ждала страстного, примиряющего объятия… а Ламберт вдруг схватил ее за горло.
      – Ты не уйдешь от меня, – грубо прошипел он. – Ты никогда и никуда не уйдешь!
      Его руки так сдавили ей шею, что Филиппа не могла вздохнуть.
      – Скажи, что не уйдешь! Говори!
      – Я не уйду от тебя, – хрипло выговорила Филиппа.
      – Вот, другое дело.
      Он вдруг разжал руки и уронил ее на диван – так ребенок бросает надоевшую игрушку. Когда Ламберт уходил, она не пошевелилась, не спросила, куда он идет. Она словно оцепенела. В прихожей хлопнула дверь, и Филиппа расплакалась от облегчения. В конце концов, она кое-как добралась до телефона и позвонила единственному человеку на свете, кому могла рассказать о том, что произошло. Откуда силы взялись – разговаривая с отцом, сумела выдержать обычный, непринужденный тон. Сумела выговорить:
      – Ничего страшного, конечно, папа, до встречи, – а положив трубку, рухнула на ковер, сжавшись в комок от боли.
      Ричард положил трубку и с нежностью посмотрел на телефон. Приятно, что Филиппа звонила не ему, а Флер. Значит, Флер постепенно становится настоящим членом семьи, близким человеком не только для него, но и для его родных. Джиллиан очень привязалась к Флер, Энтони вроде тоже хорошо к ней относится… И уж точно парню нравится Зара, усмехнулся Ричард.
      За лето Флер прочно вошла в их жизнь – трудно даже представить, как они жили без нее. Поначалу она казалась загадочным, экзотическим созданием со странными представлениями о мире, чуждая всему, к чему они привыкли. А теперь… Теперь она просто Флер. То ли она изменилась, то ли они сами, не разберешь.
      Перемены произошли не только в их семье, думал Ричард, наливая себе бокал вина. Куда-то исчезли неодобрительные взгляды в гольф-клубе, утихли сплетни. Теперь Флер уважают в Грейворте не меньше, чем самого Ричарда. На значение на должность капитана для нее так же почетно, как для него.
      Ричард прикусил губу. Пора ему тоже оказать ей честь: привести в порядок дела, купить обручальное кольцо и формально попросить ее руки.
      На следующее утро у Флер не нашлось времени перезвонить Филиппе.
      – Она опять звонила, – сообщила Джиллиан, нарезая помидоры к ланчу. – Пока выходи ли на обследование. Очень расстроилась, что в третий раз вас не застала.
      – Общее состояние у меня на высоте, – заметила Флер, рассматривая листок бумаги. – А вот с объемом легких просто беда. Почему бы это?
      – От курения, – ядовито вставила Зара.
      – Я не курю!
      – Раньше курила.
      – Совсем недолго, – возразила Флер. – И пол года жила в Швейцарских Альпах, это должно бы поправить дело.
      – Да, еще звонил ваш приятель Джонни, – сказала Джиллиан, заглядывая в блокнот, лежавший у телефона в кухне. – Уже четвертый раз на этой неделе.
      – Вы еще не помирились? – удивленно спросила Зара.
      Джиллиан прибавила:
      – По его словам, дело важное. Я пообещала, что вы ему перезвоните.
      – Я не в настроении общаться с Джонни, – нахмурилась Флер. – Позвоню потом.
      – Позвони сейчас! – воскликнула Зара. – Если он хочет поговорить – так, наверное, не зря. Вдруг что-то срочное?
      – У Джонни не бывает ничего срочного, – едко ответила Флер. – У него в жизни нет никаких забот.
      – А то у тебя есть?
      – Зара, – дипломатично вмешалась Джиллиан, – сходи, пожалуйста, набери мне клубники.
      Наступила короткая пауза. Зара мрачно смотрела на мать.
      – Ладно, – буркнула она, наконец, вставая.
      – А я попозже найду время и перезвоню Джонни, – сказала Флер, рассматривая свои ногти. – Может быть.
      Ламберт дошел до предела. Он сидел у себя в кабинете, рвал в клочки бумагу и смотрел в окно, не в силах сосредоточиться. За последние дни на автоответчике скопилось не меньше трех сообщений от Эрики Фортескью из Первого банка, с требованием немедленно связаться с ней. Пока ему удавалось увиливать от разговора, но вечно прятаться невозможно. Что, если она явится к нему на работу? Или позвонит Ричарду?
      Перерасход составлял уже триста тридцать тысяч фунтов. Когда он успел вырасти? На что ушла такая прорва денег? Что у Ламберта есть особо ценного? Ну, машина, одежда, несколько наручных часов. Есть друзья-приятели с женами, которых он одаривает бутылками бренди в клубе, билетами в оперу и на крикетные матчи. Он всегда делал вид, будто все это достается ему бесплатно, и друзья верили. Узнай они, что он платит из собственного кармана, были бы страшно смущены; может, и подняли бы его на смех. Сейчас щеки Ламберта горели от злости и унижения. Кто они, так называемые друзья? Безмозглые идиоты! С трудом вспоминается, как их зовут. И ради того, чтобы ублажить этих олухов, он поставил себя в невыносимое положение!..
      Какого черта Эмили внушила ему мысли о богатстве? Что за игры? Ламберта переполняло холодное бешенство. Он проклинал Эмили за то, что она умерла, удрала на тот свет, а его оставила подбирать хвосты. Где же, правда? Получит Филиппа деньги или не получит? Может быть, Ричард передумал? Или Эмили просто все выдумала, с начала до конца? С нее сталось бы, с этой хитрой, властолюбивой стервы! Наплела ему, будто его ждет состояние, он и развесил уши, начал тратить куда больше, чем прежде. Теперь он кругом в долгах, а ее намеки да обещания кончились ничем.
      Только вот… Ламберт прикусил губу. Только вот нет уверенности, что дело кончилось ничем. Остается сводящий с ума шанс, что Ричард еще раскошелится. Может, он все-таки переведет деньги на целевой счет, и Филиппа в тридцать лет станет миллионершей, как обещала Эмили. А вдруг Ричард решил отодвинуть срок – до тридцати пяти, а то и до сорока лет?
      Мучение – ничего не знать наверняка, а точнее выяснить невозможно. Ричард, урод, себе на уме, ни за что Ламберту не скажет, а Филиппа, уж конечно, вообще ничего не знает. Ламберту вдруг вспомнилось ее красное искаженное лицо вчерашним вечером. Когда он в ярости вылетел из дома, она хныкала, лежа на диване. С тех пор он ее не видел.
      Сейчас Ламберт понимал, что неадекватно отреагировал на ее жалкую угрозу уйти. Конечно, она это ляпнула просто так; никогда Филиппа от него не уйдет. Но уж очень она его допекла! Он до смерти перепугался и решил, что должен удержать ее любой ценой, сохранить брак, по крайней мере, до тех пор, когда что-то более или менее прояснится. Вот и сорвался. Пожалуй, он хватил через край. Ладно, зато притихнет на время…
      Зазвонил телефон, и Ламберта пронзил страх. Неужели Эрика Фортескью из Первого банка звонит из приемной, сейчас поднимется сюда…
      Он схватил трубку, рявкнул, пытаясь скрыть страх:
      – Да?
      – Ламберт? – Это была его секретарша, Люси. – Я договорилась о переносе заседания.
      – Хорошо.
      Ламберт положил трубку. Сейчас ему не до заседаний. Он не в состоянии ни с кем разговаривать. Нужно придумать, что делать.
      Пойти прямо к Ричарду, объяснить ситуацию и попросить о помощи? Согласится ли Ричард? Сумма задолженности всплыла в сознании Ламберта, его затрясло. Число, которое казалось ничтожным на фоне гигантского состояния, обещанного Филиппе, теперь выглядело несообразно большим. Ламберт зажмурился и попробовал представить себе, как он униженно молит Ричарда о поддержке и молча выслушивает его нравоучения. Тоска-то какая! Сплошной беспросветный кошмар.
      Все Ларри Коллинз виноват, подумал вдруг Ламберт, приятель, работавший в банке. Ларри сам предложил ему превысить кредит. На него произвели сильное впечатление слова Ламберта о том, что Филиппа скоро получит миллионы. Он уверял, что высоко ценит такого клиента, что вполне можно обойтись без формальностей и бумажной волокиты. Повысить допустимую сумму перерасхода – не проблема. Не будь Ларри безответственным дебилом, не хлопай ушами его начальство, у Ламберта и не было бы никогда та кого громадного перерасхода, и проблемы просто не возникло бы. Нет, никто не додумался проконтролировать, и перерасход рос как на дрожжах – а потом Ларри уволили. Смылся, голубчик, с него и взятки гладки, а он, Ламберт, отдувайся теперь за все.
      Что же делать? Если взять с десятимиллионного счета пятьдесят тысяч и сунуть банковским деятелям, чтобы успокоились, то придется найти способ возместить эту сумму Ричарду до конца года. Просто так оставить нельзя, Ричард обязательно заметит недостачу. Нужно снова превысить кредит – а кто ему теперь позволит, Ларри-то в банке больше не работает! Тем более нет никаких гарантий, что Филиппа деньги получит. Ламберт в отчаянии стиснул кулаки. Хоть какое-нибудь доказательство, чтобы убедить очередного дурака подписать ему кредит. Несчастная бумажонка или письмо. Что-нибудь за подписью Ричарда.

      Две недели спустя Ричард сидел в кабинете Оливера Стерндейла и подписывал одну бумажку за другой. Поставив последнюю подпись, он надел колпачок на авторучку Оливера и с улыб кой посмотрел на старого друга.
      – Готово.
      – Готово, точно, – кисло ответил Оливер. – Ты хоть понимаешь, что ты теперь практически нищий?
      Ричард засмеялся.
      – Оливер, для человека, только что распростившегося с десятью миллионами, у меня осталось неприлично много денег. И тебе это прекрасно известно.
      – Ничего такого мне не известно, – отрезал Оливер.
      Встретился взглядом с Ричардом, и вдруг в его глазах заиграли огоньки.
      – Впрочем, раз уж тебе так полюбилась эта безумная идея, позволь тебя поздравить с ее успешным воплощением.
      – Ну, поздравь.
      – Поздравляю! Эти двое молодых людей теперь весьма богаты, – заметил Оливер. – Ты уже решил, когда им сказать?
      – Нет пока. Времени еще много.
      – Время есть, – согласился Оливер, – но нужно же их как-то подготовить. Особенно Филиппу. Как бы не оказалось, что ее тридцатилетие уже завтра, а ты только еще подыскиваешь слова, чтобы сообщить ей, что она вот-вот станет миллионершей. Такие сюрпризы имеют порой довольно неприятные побочные эффекты.
      – Я понимаю, – кивнул Ричард. – На самом деле я уже думал о том, чтобы пригласить сюда Энтони и Филиппу – через месяц-полтора – и вместе с тобой все им объяснить. Ты как-никак доверенное лицо.
      – Хорошая идея, – поддержал Оливер. – Даже замечательная.
      – Знаешь, я чувствую себя таким свободным, – сказал вдруг Ричард. – Я и не сознавал, как все это на меня давит. А теперь я могу…
      Он умолк и слегка покраснел.
      – Как собирался, начать с чистого листа?
      – Именно.
      Оливер тактично кашлянул.
      – Ричард, не хочешь ли ты мне о чем-нибудь рассказать – как своему юристу?
      – Да вроде нет.
      – Ты ведь сказал бы мне, если бы… что-нибудь такое было?
      – Само собой.
      На губах Ричарда играла легкая улыбка. Оливер строго посмотрел на него.
      – Заметь, я не имею в виду факс из Лас-Вегаса: «Знаешь, нас тут оженили».
      Ричард расхохотался.
      – Оливер, за кого ты меня принимаешь?
      – За порядочного человека и хорошего друга. – Оливер в упор смотрел на Ричарда. – А еще – за человека, которому может понадобиться защита.
      – От кого, позволь спросить?
      – От тебя самого. От собственной щедрости.
      – Оливер, что ты говоришь?
      – Я ничего не говорю. Только пообещай, что не женишься, не сообщив сначала мне. Прошу тебя.
      – Честное слово, Оливер, мне бы это и в голову не пришло. И кто сказал, что я вообще собираюсь жениться?
      Оливер насмешливо улыбнулся.
      – Ты серьезно меня спрашиваешь? Могу пре доставить тебе целый список, если угодно. Первым в списке будет стоять имя моей жены.
      – Лучше не надо! – хмыкнул Ричард. – На самом деле меня совершенно не волнует, кто, что обо мне говорит. Пусть болтают, если им нравится.
      – А раньше тебя это волновало?
      Ричард задумался.
      – Пожалуй, нет. Зато Эмили страшно беспокоилась о таких вещах. А я, естественно, беспокоился за нее.
      – Н-да, могу себе представить. А ты действительно изменился, знаешь?
      – Разве? – с невинным видом спросил Ричард.
      – Не прикидывайся! – Оливер помолчал. – Серьезно, я рад, что у тебя все так хорошо складывается. Ты это заслужил.
      – Не уверен. Но все равно спасибо.
      Взгляды мужчин встретились.
      Через несколько мгновений Ричард отвел глаза.
      – И спасибо, что нашел время встретиться со мной в субботу. Да еще и в день, когда разыгрывается Кубок клуба!
      – Мне нетрудно. – Оливер откинулся на спинку кресла. – Я начинаю только в двенадцать. А ты?
      – В половине первого. Еще успею размяться. Будет очень кстати, я этим летом совсем забросил тренировки.
      – Знаю, – ответил Оливер. – Я же сказал – ты изменился.
      В одиннадцать утра Филиппа, наконец, была готова к выходу. Она взглянула в зеркало – напоследок поправить волосы.
      – Пошли, – торопил ее Ламберт. – Не забывай, я начинаю в час.
      – Времени достаточно, – монотонно ответила Филиппа.
      Не глядя на Ламберта, она пошла за ним вниз по лестнице.
      Садясь с ним в машину, она в который раз спрашивала себя: как это получилось? Почему она снова позволила ему войти в свою жизнь – без возражений, даже без единого вопроса? Он появился через три дня после ссоры, с бутылкой вина и цветами.
      – Тебе! – бесцеремонно объявил Ламберт, стоя на пороге гостиной.
      Филиппа, вздрогнув, оторвала взгляд от телевизора. Она была уверена, что больше никогда Ламберта не увидит. Даже подумывала сменить замки, но узнала, сколько это стоит, и решила потратить деньги на ящик «Бейлиз». Когда Ламберт возник на пороге, она как раз открывала четвертую бутылку.
      Должно быть, алкоголь затуманил ей разум. Глядя, как он стоит в дверях, не издеваясь над ней, но и не особо раскаиваясь, она вдруг поняла, что ровным счетом ничего не чувствует. Филиппа старалась вызвать в себе злость и ненависть, которые, по идее, должны были гореть ярким пламенем, придумывала, что бы ему сказать пообиднее, – а в голову приходило только:
      «Ах ты, по донок».
      Это она и сказала, но таким бесцветным голосом, что лучше бы не трудилась.
      Ламберт сунул ей цветы, а она посмотрела на них и подумала: довольно симпатичные. Потом он открыл бутылку и налил ей бокал вина, и Филиппа выпила, хотя ей и так уж было нехорошо.
      Как будто ничего не случилось. Как будто она не угрожала уйти от него, а он и пальцем ее не тронул. Не было криков и слез. Ламберт не вспоминал о скандале; молчала и она. Когда она раскрывала рот, собираясь заговорить об этом, ей становилось дурно, сердце давало сбой, и казалось, что проще помалкивать. Проходили дни, случившееся поблекло, отодвинулось в прошлое, и Филиппа уже совсем не была уверена, что справится с таким разговором.
      И все-таки в глубине души ей хотелось еще раз наорать на Ламберта. Взвинтить себя до истерики и визжать, пока он не рухнет под грузом вины. Хотелось вновь пережить ту нее сцену, только героиней, победительницей. А еще хотелось собраться с духом и рассказать всему миру, что у них произошло.
      Никто ведь ничего не знал: ни Флер, ни отец, ни приятельницы. Она пережила самый страшный кризис в своей жизни, а никто и не догадывается! Флер даже не перезвонила. Две недели прошло, а от нее ни слуху ни духу.
      Злые слезы навернулись на глаза. Филиппа выглянула в окно машины. Поначалу она все время названивала в «Клены» – ужасно тянуло поговорить с Флер, попросить совета и помощи. А потом Ламберт вернулся, они вроде как помирились, и Филиппе уже хотелось поделиться с Флер не ради ее совета, а просто, чтобы насладиться потрясенной реакцией. Всякий раз, как звонил телефон, Филиппа с надеждой бросалась к аппарату, но звонка от Флер все не было, и, в конце концов, Филиппа перестала ждать. Может, Флер просто не любит разговаривать по телефону, уговаривала себя Филиппа. А может, ей не передали. Может, она и перезвонила, а телефон как раз был занят.
      Сегодня все по-другому, сегодня им не нужны никакие телефоны. Она отведет Флер в сторонку и все-все ей расскажет. От одной мысли об этом Филиппу пробирала восторженная дрожь. Она расскажет Флер мельчайшие подробности, и Флер ужаснется, как это Филиппа пережила такой кошмар в полном одиночестве.
      «Мне не с кем было посоветоваться, – скажет она Флер обыденным тоном. – Ты не перезвонила… – Пожатие плеч. – Я была в отчаянии. Конечно, я стала искать утешения в бутылке».
      «Ах, дорогая, мне так стыдно!».
      Флер с моль бой возьмет ее за руки, а Филиппа только вновь пожмет плечами.
      «Все уже в прошлом, – скажет она беспечно. – Хотя было тяжело, черт возьми!».
      – Что? – спросил вдруг Ламберт. – Ты ко мне обращаешься?
      – Ох! – У Филиппы заалели щеки. – Нет-нет, не к тебе.
      – Сама с собой разговариваешь, – отметил Ламберт. – Неудивительно, что тебя считают психопаткой.
      – И вовсе меня не считают психопаткой! – вскинулась Филиппа.
      – Ну, как хочешь.
      Филиппа сердито посмотрела на Ламберта, придумывая убийственный ответ. Но в реальной жизни находчивость ее покидала; слова не шли с языка. Мысленно она уже спешила к Флер, которая выслушает ее, поахает, возьмет за руку и поклянется, что никогда больше не подведет.
      – Круто, – сказала Зара, подходя вместе с Энтони к зданию гольф-клуба. – Здорово эти штуковины развеваются.
      – Вымпелы.
      – А?
      – Они называются вымпелы.
      Зара посмотрела на него скептически.
      – В общем, их всегда развешивают, когда разыгрывается Кубок клуба, – продолжал Энтони. – А в саду играет оркестр. Вообще-то весело. Потом еще будет чай со сливками.
      – Но сначала нужно пройти все лунки?
      – Типа, да. Для этого все и затевается. Зара трагически вздохнула и плюхнулась на ступеньку.
      – Слушай, – Энтони сел рядом с ней, – если тебе неохота таскать за мной клюшки, я пойму. В смысле, день жаркий и так далее.
      – Хочешь от меня отбрыкаться?
      – Нет, ну что ты!
      – Вот и ладно. – Зара прищурилась. – Боишься?
      – Нет.
      – Кто лучше сыграет – ты или папка твой?
      – Папа, наверное. Он всегда меня обыгрывает.
      – Ты же тренировался всю неделю, а он – нет.
      Энтони смущенно пожал плечами.
      – Все равно он классно играет. Немного посидели молча.
      – А ты классно целуешься, – сказала вдруг Зара.
      Энтони удивленно вскинул голову.
      – Что?
      – Что слышал. – Она улыбнулась до ушей. – Повторить?
      – Нет! Услышат еще.
      – Ну и?.. Это ведь правда.
      Энтони залился краской. К крыльцу подошли несколько дам, и Энтони отвернулся, пряча лицо.
      – А ты… – начал он. – То есть я хочу сказать…
      – Не парься, – сказала Зара. – Я и сама знаю, что тоже хорошо умею. Меня учил настоящий спец.
      – Кто это? – ревниво спросил Энтони.
      – Кара.
      – Что еще за Кара?
      – Девчонка из Италии. Я тебе не рассказывала? Мы прошлым летом у них жили. У нее то же богатый папочка. Из мафии, наверное.
      Энтони вытаращил глаза.
      – Девчонка?
      – Ну. Только старше намного. Ей тогда семнадцать было. Целуется, прямо как я не знаю кто!
      – Как же она тебя учила?
      – А ты как думаешь? – ухмыльнулась Зара.
      – Нифига себе…
      Энтони покраснел еще сильнее.
      – У нее был младший брат, – сказала Зара. – Только он ничем не интересовался, кроме своего дурацкого компьютера. Жвачки хочешь?
      Она посмотрела на Энтони и закатилась хохотом.
      – Я тебя шокировала?
      – Ну, знаешь… Тебе же было всего двенадцать!
      Зара пожала плечами.
      – В Италии рано начинают.
      Она развернула жвачку и сунула ее за щеку. Несколько минут Энтони молча смотрел, как она жует.
      – А что потом случилось?
      – В смысле?
      – Почему вы у них не остались?
      Зара отвела глаза.
      – Не остались, и все.
      – Твоя мама поссорилась с этим итальянцем?
      – Да не то чтобы… – Зара посмотрела по сторонам и понизила голос. – Флер надоело в Италии. Вот мы однажды ночью и слиняли.
      – Как, просто взяли и уехали?
      – Угу. Собрали вещички и айда.
      Энтони напряженно думал.
      – А вы… – Он сглотнул, потер подошвой о ступеньку. – Вы от нас-то не сбежите?
      Наступило долгое молчание.
      – Надеюсь, не сбежим, – наконец сказала Зара. – Очень сильно надеюсь.
      Она сгорбилась, глядя вдаль.
      – Хотя с Флер всякое может быть.
      Флер сидела в баре гольф-клуба и смотрела, как вокруг толкутся участники соревнований и их жены: здороваются, подшучивают над спортивными успехами друг друга и тут же, прервав разговор на полуслове, с восторженным визгом приветствуют новоприбывших. Флер было здесь уютно как дома. Окружение напоминало ей детство, клуб экспатриантов в Дубае. Радостно визжащие суррейские дамы не слишком отличались от экспатриантских жен, собиравшихся кучками в баре – выпить джина, восхититься новыми туфельками своих приятельниц и вполголоса посудачить о начальниках своих мужей. Развеселые мужички с кружками пива в руках тоже очень напоминали деловых знакомых ее отца: преуспевающие, загорелые, подвинутые на конкуренции. В Дубае поля для гольфа были песочные, без травы – вот и вся разница. Флер выросла в этой атмосфере и чувствовала себя в ней как рыба в воде.
      Чей-то голос перебил ее мысли.
      – Флер!
      Она оглянулась и увидела Филиппу. Та была одета в белый брючный костюм и напряженно смотрела на Флер – жутковато даже.
      – Филиппа! – светским тоном воскликнула Флер. – Как я рада вас видеть! Ламберт участвует в Кубке?
      – Да, участвует. – Филиппа принялась дергать замочек от молнии на своей сумочке. – А я хотела с вами поговорить.
      – Очень хорошо. Только сперва я добуду вам что-нибудь выпить.
      – Выпить! – загадочно вскрикнула Филиппа. – Боже, если бы вы знали! – Она уселась за столик и тяжело вздохнула. – Если бы вы знали…
      – Да-да, – без особого азарта откликнулась Флер. – Вы пока посидите, а я мигом вернусь.
      Возле стойки бара она наткнулась на Ламберта – он проталкивался мимо очереди.
      – Привет, – буркнул он хмуро.
      – Я пришла заказать что-нибудь для вашей жены, – пояснила Флер. – Или вы сами собирались?
      Ламберт вздохнул.
      – Что она хочет?
      – Понятия не имею. Вероятно, белого вина. Или «Манхэттен».
      – Пусть будет вино.
      – Хорошо.
      Флер бросила взгляд на Филиппу – та лихорадочно рылась в сумочке. Судя по покрасневшему носу, искала платок. Неужели тяжело потратиться на приличную пудру? Флер передернула плечами. Вдруг ей пришло в голову, что, если сейчас вернуться к столику, от Филиппы, пожалуй, не отвяжешься до самого обеда.
      – Прекрасно, – протянула она. – Пойду поищу Ричарда, пожелаю ему удачи. Филиппа там, у окна.
      Она дождалась ответного бурчания Ламберта и скользнула в толпу, упорно отворачивая голову от столика Филиппы, пока не выбралась из бара.
      На крыльце она увидела Ричарда, Энтони и Зару.
      – Все готовы? – весело спросила Флер. – Кто играет первым?
      – Папа, – сказал Энтони, – я почти сразу после него.
      – Мы почти сразу после него, – поправила Зара. – Я кэдди – буду таскать клюшки за Энтони. И подсказывать, которую клюшку взять – большую или маленькую.
      – Ага, точно, – хмыкнул Энтони. – Ты даже не знаешь, какая клюшка как называется.
      – Нет, знаю!
      Ричард поймал взгляд Флер и улыбнулся.
      – А вечером устроим праздничный ужин.
      – Может, еще нечего будет праздновать, – протянул Энтони.
      – Надеюсь, что будет! – возразил Ричард.
      – Я тоже надеюсь, – сказала Зара, глядя на Энтони. – Зачем мне какой-то лузер?
      Флер засмеялась.
      – Молодец! Так и надо!
      – Ладно, – промолвил Ричард, – мне пора.
      – А это кто? – перебил Энтони. – Вон тот тип. Он нам машет.
      – Где? – спросила Флер.
      – Сейчас вошел в ворота. Я его не знаю.
      – Он член клуба? – спросил Ричард.
      Все обернулись, щурясь против солнца. Человек у ворот был загорелый, с волосами цвета лесного ореха, двигался легко и быстро. Одетый в безупречный костюм из светлого льна, он с легкой жалостью смотрел на розовые бриджи шедшей впереди дамы. Вот он поднял голову и снова помахал им рукой. Флер и Зара дружно ахнули. В следующую секунду Зара с ликующим воплем бросилась к нему навстречу.
      – Это еще кто такой? – воскликнул Ричард, глядя, как неизвестный обнимает Зару. – Ваш близкий знакомый?
      – Глазам не верю, – слабым голосом проговорила Флер. – Джонни!..

      – Надо мне было позвонить, – сказала Флер, свесив ноги с поросшего травой обрывчика, на краю которого сидели они с Джонни.
      Вдали виднелась восемнадцатая лунка; человек в красной рубашке готовился пробить по мячу.
      – Прости, я думала, ты все еще сердишься на меня.
      – Я и сердился. А сейчас еще больше сержусь! Ты представляешь, какое усилие мне пришлось над собой сделать, чтобы приехать сюда? Тебе известно, что я никогда не выезжаю из Лондона, если только совсем уж не припрет!
      – Да, – ответила Флер. – Но ты все-таки приехал! Я рада, что мы по-прежнему друзья…
      – Я чудовищно измучился, пока выяснил, когда отъезжает поезд. А потом вдруг сообразил, что понятия не имею, с какого вокзала он отходит, пришлось перезванивать, а человек, с которым я только что разговаривал, уже ушел на обед!.. – Джонни покачал головой. – Организовано все из рук вон… А уж сам поезд…
      – Зато как приятно тебя видеть, – успокаивающе произнесла Флер. – Ты надолго?
      – Я вообще не намерен здесь задерживаться! Черт побери, этого еще не хватало!
      – С тебя фунт штрафа! – пропела Флер.
      Она откинулась на траву, чувствуя, как солнце светит прямо в лицо. Хорошо бы сейчас оказаться в Лондоне, с Джонни и Феликсом. Поболтать с ними от души, пробежаться по магазинам, сходить на какую-нибудь панихиду…
      – Я смотрю, ты здесь как дома, – заметил Джонни. – Типичная суррейская кумушка. Уж не увлеклась ли ты гольфом?
      – Нет, конечно.
      – Рад слышать. Беспросветно обывательская игра.
      – Не такая уж и плохая, – возразила Флер, словно оправдываясь. – Между прочим, Зара начала учиться гольфу.
      – Ну, у Зары никогда не было вкуса, – с нежностью ответил Джонни.
      – Жаль, что ей пришлось уйти с этими клюшками.
      – Да я, собственно, с тобой хотел поговорить. Для того и приехал. Ты не отвечала на звонки, так что у меня не осталось выбора.
      – О чем ты хочешь поговорить? – насторожилась Флер.
      Джонни молчал. Флер резко выпрямилась.
      – Джонни, надеюсь, речь не о Хэле Уинтерсе?
      – Именно о нем.
      – Ты же обещал избавиться от него!
      – Ничего подобного я не обещал. Флер, он не мышь и не таракан, чтобы от него избавляться. Он – отец твоей дочери. Ты сказала, что хочешь ее подготовить; очевидно, не подготовила.
      – Заре не нужен отец, – хмуро ответила Флер.
      – Нужен.
      – У нее есть ты.
      – Дорогая, это далеко не то же самое.
      Флер дернула плечом, чувствуя, как губы против воли складываются в улыбку.
      – Пожалуй.
      – Зара имеет право на настоящего отца, – сказал Джонни. – И смею тебя уверить, она его получит.
      – То есть?
      – Хэл Уинтерс приедет в следующую субботу. Он намерен любой ценой увидеться с Зарой.
      – Что? – У Флер кровь отхлынула от лица. – Как?
      – Все уже решено.
      – Как ты посмел! Это не твое дело!
      – Очень даже мое! Наше с Феликсом. Если ты увиливаешь от ответственности, кто-то должен вести себя разумно. Феликс, к твоему сведению, вообще хотел привезти его сегодня на такси, но я сказал – нет, честнее будет предупредить Флер. – Джонни вынул из кармана носовой платок и вытер лоб. – Хочешь – верь, хочешь – не верь, я на твоей стороне.
      – Спасибо огромное! – отрезала Флер.
      От страха она уже не владела собой.
      – Я не хочу его видеть, понимаешь? Я не хочу его видеть!
      – И не надо. Он хочет встретиться с Зарой. Это их дела.
      – Как, а я ни при чем?
      – Конечно при чем, но тебе он не нужен, а Заре очень нужен.
      – Ей и без него хорошо!
      – Совсем не хорошо. Она чуть не каждый день звонит мне по телефону и просится поехать в Америку, к отцу. Флер, у нее уже сдвиг на этой почве!
      Флер смотрела на друга с застывшим лицом, сжав губы в ниточку. Потом вдруг расслабилась.
      – Ладно. Хорошо. Ты совершенно прав. Привези к нам мистера Уинтерса в следующую субботу. Только не говори пока Заре, я сама ее подготовлю.
      – Флер…
      – Я обещаю! Правда.
      Джонни смотрел подозрительно.
      – И ты проследишь, чтобы она была здесь, когда он приедет?
      – Конечно, дорогой, – ответила Флер и, закрыв глаза, вновь подставила лицо солнечным лучам.
      Филиппа сидела в одиночестве за столиком в саду. Перед ней стояли заварочный чайничек, тарелочка с громадными оладьями и выигранная в лотерею бутылка вина. В дальнем углу сада оркестр играл «Странники в ночи», несколько детишек пытались танцевать. Слезинка выкатилась из глаза Филиппы и капнула в чашку с чаем. Совсем одна!.. Флер ее покинула, Джиллиан на той стороне сада болтает с какой-то приятельницей, которую Филиппа никогда раньше не видела. Никто ее не спросил, как она себя чувствует и почему она такая бледная. Никому до нее нет дела.
      Все вокруг смеялись, разговаривали, наслаждались музыкой.
      Вдруг Филиппа увидела, что к ее столику приближаются Зара и Энтони. Она устремила взгляд в пространство и чуть-чуть отодвинула тарелку с оладьями, чтобы все поняли: у нее совершенно нет аппетита.
      – Привет, Филиппа! – весело крикнул Энтони. – А нам чаю хватит?
      – С избытком, – прошептала Филиппа.
      – Клево! – Зара так и сияла. – Вы не представляете, как Энтони здорово сыграл! Расскажи давай!
      – Прошел за шестьдесят восемь ударов, – сообщил Энтони, заливаясь румянцем.
      По его лицу неудержимо расползалась улыбка.
      – Шестьдесят восемь! – повторила Зара.
      – Это хороший результат? – вяло спросила Филиппа.
      – Еще бы! Лучший!
      – С учетом гандикапа, – быстро вставил Энтони. – У меня пока довольно большой гандикап, так что результат приличный.
      – В смысле, ты должен выиграть! – сказала Зара. – Энтони – чемпион!
      – Да ладно тебе! – смутился Энтони. – Пока еще нет.
      – Вот найдем твоего папу – у тебя результат лучше, чем у него.
      – Знаю. Даже неловко как-то.
      Зара состроила рожицу.
      – Ну, ты даешь! Если бы я смогла хоть в чем-нибудь победить Флер, я бы ей потом всю жизнь припоминала.
      – А где Флер? – тонким голосом спросила Филиппа.
      – Наверное, где-нибудь с Джонни.
      – Джонни?
      – Это наш знакомый, – небрежно ответила Зара. – Приехал сюрпризом. Он, типа, ее самый близкий друг.
      – Понятно, – сказала Филиппа.
      – О, и знаешь еще что? – добавил Энтони. – Занфи Форрестер всех приглашает в Корнуолл, там у ее родителей коттедж. На несколько дней. Как ты думаешь, папа нас отпустит?
      – Понятия не имею, – глухо ответила Филиппа.
      Ревность подступила к горлу: самый близкий друг Флер – неведомый мужчина по имени Джонни. Флер помчалась к нему, а о Филиппе забыла.
      – Хоть бы отпустил… Пошли посмотрим другие результаты?
      – Обязательно! – ухмыльнулась Зара. – Посмотрим на результаты этих лузеров и позлорадствуем.
      – Нет! – возмутился Энтони. – Просто посмотрим.
      – Ты можешь просто смотреть, – ответила Зара, – а я буду злорадствовать!
      К шести часам закончили игру последние игроки, и Энтони был официально объявлен победителем Кубка. Все дружно закричали «Ура!», а Энтони стал весь ярко-красный.
      – Молодец! – похвалил Ричард. – Я горжусь тобой!
      Он хлопнул сына по плечу, и Энтони покраснел еще гуще.
      – Я знала, что он победит! – воскликнула Зара. – Вот знала, и все тут!
      – Я тоже, – улыбнулась Джиллиан. – И специально для него испекла фруктовый торт.
      – Как все это чудесно! – сказала Флер. – Я уже говорила, что ты молодец? Джонни, правда, он молодец?
      – Мои поздравления, молодой человек, – произнес Джонни. – Терпеть не могу гольф и все, что с ним связано, и тем менее – поздравляю.
      Джиллиан спросила:
      – Останетесь с нами поужинать?
      – Увы, нет, – ответил Джонни. – Лондон зовет. Впрочем, я надеюсь посетить вас вновь ровно через неделю. Вы к тому времени вернетесь из Корнуолла? – спросил он Зару.
      – Конечно!
      – Хорошо, – кивнул Джонни. – А то я собрался привезти тебе подарок.
      Подошли Филиппа и Ламберт. Ощутимо повеяло холодком.
      – Рано начинаете, Ламберт, – непринужденно заметила Флер, глядя на стаканчик бренди в руке у Ламберта.
      – Хорошо сыграл, Энтони. – Ламберт пропустил слова Флер мимо ушей и чересчур крепко пожал руку Энтони. – А я сегодня играл хреново. – Он отхлебнул бренди. – Совсем хреново.
      – Энтони, я и не знала, что ты так хорошо играешь, – пролепетала Филиппа, подвигаясь поближе к Флер. – А вы знали, Флер?
      – Конечно, – с чувством ответила Флер.
      – Понимаете, мне в последнее время было… – начала Филиппа, доверительно понизив голос, но Джонни ее перебил:
      – Мой поезд уходит через пятнадцать минут! Нужно вызвать такси.
      – Тебя подвезут, – сказала Флер. – Кто на машине? Ламберт, вы могли бы подбросить Джонни до станции?
      – Вряд ли, – пробурчал тот.
      – Да, подвези его, Ламберт, – обрадовалась Филиппа. – Потом приезжай к дому.
      – Отлично! – сказала Флер. – Я тоже помещусь, у вас такая просторная машина.
      Не успела Филиппа раскрыть рот, как все трое умчались. Она горестно смотрела вслед, чувствуя, как растет в груди обида. Можно подумать, что ее, Филиппы, и вовсе нет на свете.
      – Тебе нехорошо? – спросила Джиллиан.
      – Все в порядке, – буркнула Филиппа, отворачиваясь.
      Ей не нужна забота Джиллиан. Джиллиан – это совсем не то. Ей нужна Флер!
      На обратном пути Зара пристроилась поближе к Ричарду.
      – Энтони сегодня так здорово играл… Вы должны им гордиться.
      – Я и горжусь, – улыбнулся Ричард.
      – Он был такой… – Зара сморщилась, подбирая нужное слово. – Уверенный. Прямо властный, вы бы видели!
      – Он за лето сильно вырос, – отозвался Ричард.
      – И вроде как совсем не думал про свое дурацкое пятно. Просто играл, и все.
      – Что ты сказала? – нахмурился Ричард.
      – Ну, вы знаете. Всякие там страдания на счет родимого пятна.
      – О чем ты? – осторожно спросил Ричард.
      – Он мне рассказывал, как его мама ненавидела эту штуковину. – Зара передернула плечами. – Хотела, чтобы он повязку носил на глазу и так далее. Ну, вроде он больше об этом не вспоминает.
      – Зара, что за… – Ричард едва сдерживался.
      Он проглотил комок в горле и медленно перевел дух.
      – Что за история с повязкой?
      Зара посмотрела на него и прикусила губу.
      – Ох… Вы не знали? Наверное, они вам не рассказывали.
      В машине, на обратном пути со станции, Флер вынула из сумочки пудреницу и, не глядя на Ламберта, принялась подкрашивать губы длинной золотой кисточкой. Ламберт, словно загипнотизированный, наблюдал краем глаза, как она наносит сочный глянцевый блеск. Он отвлекался от дороги и вилял, отчего ехавшие за ними машины принимались возмущенно гудеть.
      – Ламберт! – воскликнула Флер. – Вы в состоянии вести машину? – Она принюхалась. – Сколько бренди вы успели принять?
      – Я в норме, – коротко ответил Ламберт.
      Он затормозил у светофора, и автомобиль остановился, чуть вибрируя. Ламберт чувствовал запах духов Флер, видел перед собой ее ноги – длинные, белокожие, дорогостоящие ноги.
      – Ну что, Флер, нравится вам жить с Ричардом?
      – Конечно. Ричард – очень хороший человек.
      – И к тому же богатый.
      – Правда? – невинно удивилась Флер.
      – Денег у него до хрена. – Ламберт повернулся лицом к Флер; та слегка пожала плечами. – Только не говорите, будто не знали, что он богат!
      – Я об этом как-то не задумывалась.
      – Да бросьте!
      – Ламберт, поедем домой, пожалуйста.
      – Домой, – с насмешкой повторил он. – Да уж, теперь это ваш дом, верно? Спутница жизни мистера денег-до-хрена!
      – Ламберт, – железным голосом произнесла Флер, – вы пьяны. Вам не надо было садиться за руль.
      – Чушь.
      Зажегся желтый свет. Ламберт поставил ногу на педаль акселератора.
      – Значит, деньги вас не интересуют? – спросил он под шум ожившего мотора. – Всех они интересуют в этом поганом мире, кроме вас одной!
      – Как вы меркантильны, – тихо пробормотала Флер.
      – Что такое?
      – Вы низкий, меркантильный человек.
      – Просто я живу в реальном мире. Ламберт тяжело дышал, его лицо порозовело.
      – Мы все живем в реальном мире.
      – Это вы-то? Не смешите! В каком таком реальном мире вы живете? Ни трудностей, ни за бот, работать не надо, лежи себе и получай денежки.
      Флер стиснула зубы, но промолчала.
      – Небось решила, что Ричард – ценная добыча, а? – продолжал Ламберт, еле ворочая языком. – Издалека его углядела! Может, и на панихиду специально пришла, чтобы его зацапать.
      – Мы почти приехали, – сказала Флер. – Вы чуть не разбили машину. И Джонни могли угробить.
      – Жаль, что не угробил. Одним педиком на земле стало бы меньше.
      Наступила короткая пауза.
      – Я вас не ударю, – дрожащим голосом вы говорила Флер, – потому что вы за рулем, а я не хочу стать причиной аварии. Но если вы еще когда-нибудь скажете нечто подобное…
      – Что, побьете? Ах, как страшно!
      – Я вас не стану бить, – ответила Флер, – а вот кое-кто из друзей Джонни мог бы.
      Машина свернула на подъездную дорожку «Кленов» и остановилась. Флер сразу же выскочила, с омерзением глядя на Ламберта.
      – Вы мне противны! – объявила она и захлопнула дверцу.
      Ламберт тупо смотрел ей вслед, чувствуя, как в висках стучит кровь. Презирает он ее или желает? Она-то, во всяком случае, здорово на него разозлилась.
      Ламберт вытащил фляжку и отхлебнул бренди. Он, стало быть, меркантильный? А попробовала бы она выкрутиться, когда кредит в банке превышен на триста тысяч фунтов стерлингов!.. Ламберт ощутил привычный уже страх и поскорее глотнул еще бренди. Нужно что-то делать. И немедленно, пока его не начали искать к ужину. Дверь дома стояла приоткрытой – видно, Флер побежала прямо к Ричарду ябедничать. Эх, бабы… Ламберт ухмыльнулся. Пускай жалуется, пусть плетет, что захочет. По крайней мере, на какое-то время отвлечет Ричарда.
      Войдя в дом, Ричард остановился и сказал Заре:
      – Знаешь, я хотел бы поговорить с Энтони. С глазу на глаз, если ты не против.
      – Конечно. По-моему, он в саду. Мы хотели поиграть в бадминтон.
      Она смотрела настороженно.
      – Вы не сердитесь, что я вам сказала про повязку?
      – Нет! Не сержусь, конечно. Ты правильно сделала.
      Ричард нашел Энтони возле столбов для бадминтона – парень терпеливо разматывал сетку.
      С минуту Ричард не подходил ближе, просто смотрел на своего сына – своего высокого, доброго, талантливого сына.
      – Иди сюда, – позвал он, когда Энтони оглянулся. – Дай я тебя как следует поздравлю.
      Он обхватил Энтони и крепко прижал к себе.
      – Мой мальчик, – прошептал Ричард ему в волосы и вдруг понял, что чуть не плачет. – Мой мальчик… – Сморгнул и отпустил сына. – Я ужасно тобой горжусь!
      – Круто, – ответил Энтони и, не удержавшись, улыбнулся. – Значит… тебе ничего, что я тебя обыграл?
      – Мне-то? – изумился Ричард. – Конечно! Пора тебе меня обыгрывать. Ты уже мужчина!
      У Энтони от смущения порозовела шея.
      – Но я горжусь не только твоей отличной игрой. Я вообще тобой горжусь. Тем, какой ты есть, с головы до ног… Мама тоже тобой гордилась.
      Энтони молчал, комкая в руках веревочную сетку.
      – Может, она не всегда это показывала, – медленно проговорил Ричард. – Ей бывало трудно открыто проявлять свои чувства. И все-таки она очень гордилась тобой. И любила тебя больше всего на свете.
      – Правда? – спросил Энтони дрожащим голосом, не поднимая глаз.
      – Она любила тебя больше всего на свете.
      Несколько секунд оба молчали. Ричард смотрел, как постепенно светлеет лицо сына, как расслабляются его руки, сжимающие сетку. На губах появилась улыбка, и внезапно Энтони глубоко вздохнул, как будто начиная жизнь заново.
      Он поверил мне, подумал Ричард. Поверил без всяких вопросов. Спасибо, Господи, что у него такая доверчивая душа.
      Зара решила помочь Джиллиан на кухне. Она выгружала посуду из посудомойки, а Джиллиан тем временем выкладывала листья салата из пластиковых пакетиков в большущую деревянную миску. Зара терпеливо слушала, как Джиллиан распространяется о какой-то задуманной ею поездке, а сама пока гадала, о чем сейчас Энтони говорит с отцом.
      – Такое совпадение! – упоенно рассказывала Джиллиан. – Элеонора, оказывается, тоже давно мечтала побывать в Египте! А Джеффри не желает ехать в страну, где нет ни одного поля для гольфа.
      – Значит, вы увидите пирамиды?
      – Непременно! И покатаемся на теплоходе по Нилу.
      – Вас там убьют, – сказала Зара. – Как у Агаты Кристи.
      Джиллиан засмеялась.
      – Представляешь, Элеонора то же самое сказала!
      – Наверное, все так говорят. – Зара с недоумением разглядывала кастрюлю, которую держала в руках. – Это что за фигня?
      – Пароварка для спаржи, – с вызовом ответила Джиллиан. – И не выражайся, пожалуйста.
      Зара скорчила гримаску.
      – Вы прямо как Феликс! Он заставляет платить штраф за каждое ругательство.
      – Прекрасная идея! У нас в школе тоже была коробка для штрафов.
      – Так сейчас-то девяностые годы, или вы не заметили?
      – Я заметила, – сказала Джиллиан. – Но все равно спасибо за напоминание.
      Она взяла со стола две бутылочки с приправой для салата.
      – Базилик или чесночную?
      – Обе, – предложила Зара. – Смешайте их, и все дела.
      – Хорошо. Если получится гадость, будешь виновата!
      Они оглянулись – в кухню вошла Флер.
      – А, привет, – сказала Зара. – Джонни успел на поезд?
      – Едва-едва. Чудом живы остались. Ламберт напился, выписывал такие зигзаги!
      – Вот черт!.. – Зара покосилась на Джиллиан. – Я хотела сказать – ой, мамочки!
      Джиллиан захлопотала вокруг Флер.
      – Бедненькая! Вы садитесь! – Она нахмурила брови. – А ведь это уже не в первый раз. Ламберта судить надо!
      – Давайте позвоним в полицию! – обрадовалась Зара.
      – Лучше поставь чайник, – сказала Джиллиан, – и завари мамочке чайку покрепче.
      – Нет, спасибо, – отказалась Флер. – Я, пожалуй, приму ванну.
      – Примерь пару новых шляпок, – посоветовала Зара. – Это тебя подбодрит.
      – Зара, прекрати! – Джиллиан обернулась к Флер. – А Ричард знает?
      – Нет пока.
      – Нужно ему рассказать.
      – Расскажу, – пообещала Флер.
      Она вышла в холл и начала подниматься по лестнице. Тут снизу раздался голос:
      – Вот вы где! А я вас весь день ищу!
      Флер оглянулась. Филиппа, красная, запыхавшаяся, бегом догоняла ее.
      – Флер, нам надо поговорить! Мне столько нужно вам рассказать… – Она вытерла слезинку. – О нас с Ламбертом. Вы просто не представляете…
      – Филиппа, – резким тоном перебила Флер, – не сейчас, дорогая. Я не в настроении. А если хотите знать почему, спросите своего мужа.
      И не дав ей времени ответить, убежала наверх.
      Филиппа потрясенно смотрела вслед. На глазах снова выступили слезы. Флер не хочет с ней разговаривать! Ее даже затошнило от горя и злости. Теперь у нее не осталось друзей; некому рассказать свою печальную историю. А все из-за Ламберта! Ламберт ухитрился обидеть еще и Флер. Он все испортил! Филиппа сжала кулаки, чувствуя, как бьется сердце. Ламберт сломал ей жизнь, а никто об этом не знает. Его необходимо наказать. Пусть все увидят, каков он на самом деле!

      Полчаса спустя ужин был готов.
      – Куда все подевались? – спросила Джиллиан, оторвавшись на минутку от плиты. – Где Филиппа?
      – Я ее не видел, – ответил Энтони, откупоривая бутылку вина.
      – А Ламберт?
      – Кому он нужен? – фыркнула Зара. – Давайте уже есть.
      – Я видел Филиппу в саду, – произнес Энтони. – Когда мы играли в бадминтон.
      – Схожу за ней, – решила Джиллиан. – И скажите, пожалуйста, всем, что ужин на столе.
      – Ладно.
      Джиллиан ушла, а Энтони распахнул дверь кухни и завопил во все горло:
      – Ужин готов! – Оглянулся на Зару и пожал плечами. – Если они не услышали, я не виноват.
      Он налил себе бокал вина и отпил.
      – Эй, а я? – возмутилась Зара. – Мне не нальешь?
      Энтони удивился:
      – Ты же не пьешь вина.
      – Все когда-нибудь бывает в первый раз, – ответила Зара и схватила его стакан.
      Она осторожно отхлебнула и наморщила нос.
      – Наверное, к этому нужно привыкнуть. Пока я останусь верна диет-коле.
      – Вроде в кладовке еще была…
      Энтони посмотрел на Зару и поднялся на ноги.
      – В холодильнике тоже есть, – хихикнула Зара.
      Она встала и пошла за ним в кладовую. Энтони закрыл за собой дверь и обнял Зару. Тихо скрипнула дверь, к которой они прислонились; губы привычно встретились.
      – Ты жутко сексуальная, – шепнул Энтони, когда они оторвались друг от друга.
      – Ты тоже, – прошептала Зара.
      Энтони, воодушевившись, осторожно провел рукой по ее спине.
      – А от этого точно не бывает…
      – Да точно, точно, – успокоила его Зара.
      Ламберт услышал, как Энтони зовет всех к столу, и его прошиб пот. Надо торопиться. Успеть бы выскочить из кабинета, пока не начали искать.
      Он отыскал стопку личной писчей бумаги Ричарда и старенькую пишущую машинку. На столе перед ним лежали реквизиты банковского счета и образец подписи. По идее, нетрудно состряпать письмо, подтверждающее намерение Ричарда сделать богатой свою дочь, а заодно и Ламберта.
      Вроде проще простого, только в глазах все расплывается, мысли в голове ворочаются медленно и неуклюже, и все время отвлекает воспоминание о ногах Флер. Ламберт со злобой тыкал пальцем в клавиши, отчаянно ругаясь при каждой опечатке. Пять листов бумаги уже испорчено; он вырвал их из машинки и швырнул на пол. Кошмар какой-то!
      Ламберт отхлебнул бренди и попытался собраться с мыслями. Всего-то и нужно – сосредоточиться, по-быстрому сварганить проклятое письмо и как ни в чем не бывало спуститься к ужину. А потом ждать звонка из Первого банка.
      «Вы хотели гарантий? – скажет он удивленно. – Что же вы сразу не сказали? А как вам письмо-поручение от мистера Фавура?».
      Тут они и заткнутся! Не станут же они сомневаться в словах Ричарда Фавура, черт побери?
      – Сумму, – пробормотал он вслух, тщательно нацеливаясь на каждую клавишу. – В пять мил-ли-о-нов. Точка.
      Пять миллионов. Черт, вот если бы это была правда, если бы на самом деле…
      – Ламберт?
      Ламберт вздрогнул и медленно поднял голову. У двери стоял Ричард и смотрел на него с подозрением.
      – Что это ты здесь делаешь?
      Джиллиан вышла в сад, мысленно перебирая картины будущей поездки в Египет. На душе было легко, и это придавало упругость походке, заставляло улыбаться самой себе и напевать. Подумать только – поездка в Египет с Элеонорой Форрестер… Не с кем-нибудь, а с Элеонорой Форрестер! Раньше Джиллиан машинально сказала бы «нет». А теперь она думала: почему, собственно, нет? Почему ей, в конце концов, не поехать в далекую экзотическую страну? Почему не составить компанию Элеоноре? Джиллиан представляла, как блуждает по песчаным тропинкам, как, замирая от восторга, любуется останками древ ней удивительной цивилизации. Ее греет солнце иного континента, вокруг звучит чужая, непонятная речь, на пестром уличном базаре она торгуется с продавцом сувениров…
      Тут что-то хрустнуло под ногой, и Джиллиан очнулась. Посмотрела вниз – кто-то бросил на лужайке стеклянный флакончик.
      – Так и пораниться можно! – вслух сказала Джиллиан, подбирая пузырек.
      Бутылочка от аспирина – пустая. Наверное, кто-то случайно уронил ее в траву. И все-таки Джиллиан встревожилась и невольно ускорила шаги.
      – Филиппа! – позвала она. – Ужин готов! Ты в саду?
      Тишина. Потом донесся тихий-тихий стон.
      – Филиппа! Это ты?
      Джиллиан пошла на звук и вдруг поняла, что бежит.
      Филиппа лежала на траве за розовыми кустами, раскинув руки. Ее подбородок был испачкан рвотой, на груди приколота записка, начинавшаяся словами:
      «Всем, кого я знаю…».
      Рядом валялся второй пузырек из-под аспирина.
      – Я жду объяснений, – негромко сказал Ричард. Он посмотрел на листок, который держал в руке. – Если все обстоит так, как я предполагаю, тебе придется многое объяснить.
      – Это… это розыгрыш…
      Ламберт затравлен но смотрел на Ричарда, пытаясь выровнять дыхание, а заодно утихомирить бьющийся в мозгу страх. Он сглотнул – в горле царапало, будто наждаком.
      – Шутка.
      – Нет, Ламберт, это не шутка. Это подлог.
      Ламберт облизал губы.
      – Послушай, Ричард, я вовсе не собирался использовать письмо.
      – Ах вот оно что! И для чего же ты не собирался его использовать?
      Ламберт натужно засмеялся.
      – Ты не понимаешь!
      – Не понимаю! – отрезал Ричард. – Я не понимаю, почему ты счел себя вправе влезть без разрешения ко мне в кабинет, рыться в моих личных бумагах и писать от моего имени письма. Что касается содержания… – Он хлопнул по листку ладонью. – Признаться, это меня удивляет больше всего.
      – То есть как…
      Ламберту стало дурно. Значит, Эмили ему лгала. Водила его за нос. Филиппа все-таки не получит денег! В глазах потемнело от ярости. Страх куда-то подевался, Ламберт забыл об осторожности.
      – Тебе легко быть порядочным! – неожиданно для самого себя заорал он. – У тебя – миллионы!
      – Ламберт, опомнись!
      – Эмили говорила, что я буду богат! Она сказала, что на имя Филиппы будет открыт целевой счет и я смогу ни в чем себе не отказывать! Выходит, она врала, гадюка?
      Ричард онемел.
      – Эмили так сказала? – спросил он, наконец, чуть дрожащим голосом.
      – Она сказала, что я беру в жены миллионершу! А я и поверил!
      Ричард вдруг понял.
      – Ты влез в долги?
      – Еще бы, да я кругом в долгах! Как и все остальные в этом поганом мире. Все, кроме тебя, разумеется! Я превысил кредит в банке на триста тысяч фунтов. По сравнению с десятью миллионами – пустячок, правда? Ты мог бы хоть завтра заплатить такую сумму.
      Ричард смотрел на Ламберта и старался справиться с отвращением, напоминая себе, что это все-таки его зять.
      – Филиппа знает? – спросил он.
      – Конечно, нет!
      – Слава богу, – пробормотал Ричард и снова посмотрел на листок бумаги у себя в руке. – Так что же именно ты намеревался с этим делать?
      – Предъявить в банке. Тогда они хоть на какое-то время заткнутся.
      – Значит, у тебя не только совести, но и мозгов нет!
      Ламберт пожал плечами. Несколько минут они с одинаковой неприязнью смотрели друг на друга.
      – Я… подумаю об этом, – в конце концов, произнес Ричард. – А пока попрошу тебя ничего не говорить Филиппе. И… никому другому.
      – Устраивает, – нагло ухмыльнулся Ламберт.
      У Ричарда внутри словно что-то лопнуло.
      – Не смей мне улыбаться! – рявкнул он. – Ты бесчестный, беспринципный… мошенник! Боже, и как только Филиппу угораздило в тебя влюбиться?
      – Надо думать, она поддалась моему природному обаянию, – отозвался Ламберт, приглаживая волосы.
      – Вон отсюда! – дрожа от ярости, выговорил Ричард. – Убирайся из моего кабинета, пока я… пока я…
      Ему не хватило слов. Ричард умолк, а Ламберт насмешливо скривил губы.
      Прежде чем тот или другой успел сказать еще что-нибудь, снизу, из прихожей, донесся крик Джиллиан:
      – Ричард! Иди сюда, скорее! С Филиппой плохо!
      Джиллиан доволокла Филиппу до дома и вызвала по телефону «скорую». Когда мужчины спустились в холл, Филиппа сидела на полу и еле слышно стонала.
      – По-моему, ее благополучно вырвало. – Джиллиан нахмурилась и резким жестом смахнула слезинку. – Дурочка, какая же дурочка!
      Ричард потрясенно смотрел на свою дочь – такую несчастную, некрасивую.
      – Неужели она на самом деле хотела…
      Он замолчал, не в силах произнести страшные слова.
      – Нет, конечно, – ответила Джиллиан. – Просто пыталась таким способом позвать на помощь.
      – Она же всегда казалась такой…
      Ричард запнулся. Он хотел сказать, что Филиппа всегда казалась очень счастливой, и вдруг понял, что это неправда. Если подумать, с тех пор как Филиппа стала взрослой, он почти никогда не видел ее по-настоящему счастливой. Она постоянно выглядела испуганной или обиженной, а если и веселилась, то с какой-то истерической ноткой.
      Теперь его пронзило острое чувство вины. Следовало позаботиться о том, чтобы Филиппа была довольна и счастлива, думал Ричард. Я не уделял ей внимания, надеясь на жену и зятя, а они ее подвели. Мы ее предали.
      – Филиппа! – Ламберт наклонился к ней. – Ты меня слышишь?
      Глаза Филиппы открылись. Она застонала громче.
      – Ламберт, – сказала Джиллиан, – лучше отойди от нее.
      – Почему это? – ощерился Ламберт. – Я ее муж!
      – При ней была записка, – сказала Джил лиан.
      Она протянула записку Ричарду. Он прочитал и потемнел лицом. На лбу начала пульсировать жилка.
      – Дай сюда! – потребовал Ламберт. – Я имею право…
      – Ты не имеешь права! – отрезал Ричард. – Нет у тебя никаких прав!
      – «Скорая» приехала, – прервала их Джиллиан, глядя в окно. – Кто поедет с Филиппой?
      – Я, – сказал Ламберт.
      – Нет, – мгновенно возразил Ричард. – Я поеду.
      По дороге в больницу Ричард не отводил глаз от лица дочери, поддерживал ей голову, пока Филиппу рвало в картонную коробку, и поправлял волосы.
      – Я не хотела за него выходить, – прошептала Филиппа.
      Ее опухшее лицо было залито слезами.
      – Я его видеть не могу!
      – Все хорошо, солнышко, – ласково сказал Ричард. – Мы почти приехали. Ты поправишься.
      – Это все мама! – прорыдала Филиппа. – Она заставила меня выйти замуж за Ламберта! Она! сказала, что я уродина, да еще и не… – Филиппа остановилась и посмотрела на Ричарда покрасневшими глазами. – Скажи, ты, правда, терпеть не мог Джима?
      – Какого Джима? – растерянно спросил Ричард, но тут у Филиппы опять началась рвота.
      Ричард молча смотрел на дочь. Навалилась черная тяжелая тоска. Такое чувство, словно его счастливую семью переворошили, будто кучку драгоценных камней, и оказалось, что под каждым кишмя кишат мерзкие червяки. Какие еще предстоят сюрпризы? Что еще от него скрывали?!
      – А где Флер? – спросила Филиппа, едва снова смогла выпрямиться. – Она знает?
      – Вряд ли, – успокаивающе ответил Ричард. – Если хочешь, можно ничего ей не говорить.
      – Нет, я хочу! – истерически взвизгнула Филиппа. – Я хочу, чтобы она была здесь, со мной!
      – Родная моя… – Ричард вдруг почувствовал, что к глазам подступают слезы. – Я тоже очень этого хочу.
      К вечеру Ричард вернулся домой, усталый и подавленный. Все сбежались к дверям – встречать. Флер подбежала и схватила его за руку.
      – Ну что, как? Дорогой, я так волновалась!
      – Ее оставили в больнице до завтра, – ответил Ричард. – Говорят, серьезных повреждений нет. Хотят… – Он прочистил горло. – Хотят назначить ей консультации у психотерапевта.
      – А можно ее навестить? – нерешительно спросил Энтони, сидевший рядом с Зарой на ступеньках.
      Ричард улыбнулся.
      – Завтра она вернется домой. Честное слово, беспокоиться не о чем. Слава богу, пронесло.
      – А все-таки зачем она это сделала? – спросил Энтони. – Ну, то есть она сама-то соображала, что творит? Не подумала, что ли, как все перепугаются?
      – Сомневаюсь, что она всерьез о чем-то думала, – мягко сказал Ричард. – У нее сейчас голова не очень хорошо работает… А где Ламберт?
      – Ушел, – ответила Джиллиан, поджав губы. – Я отправила его на ночь в гостиницу. Он был слишком пьян, чтобы вести машину.
      – Умница, Джиллиан. И спасибо тебе. Если бы ты не пошла искать Филиппу…
      Джиллиан отвела глаза.
      – Да ладно. – Она взглянула на часы – Поздно уже, пора спать. Энтони, Зара – отправляйтесь.
      – О'кей, – ответил притихший Энтони. – Всем спокойной ночи.
      – Спокойной ночи, – сказала Зара. Ричард вдруг спохватился:
      – Энтони, прости, что не получилось как следует отпраздновать твою победу. Еще обязательно отпразднуем – в другой раз.
      – Конечно, пап. Спокойной ночи.
      – Я, пожалуй, тоже пойду спать, – объявила Джиллиан. – Ричард, ты не голодный?
      – Нет. – Он посмотрел на Флер. – Пожалуй, я пропустил бы стаканчик виски.
      Флер улыбнулась.
      – Я тебе налью.
      Она исчезла в гостиной. Ричард посмотрел на Джиллиан.
      – Ты догадывалась, что нечто подобное может случиться? Ты знала, что Филиппа несчастна?
      – И думать не думала! – Джиллиан закусила губу. – И все же теперь, задним числом, я удивляюсь, как это мы ничего не замечали.
      – Вот именно, – кивнул Ричард. – Я чувствую в точности то же самое.
      – Мне кажется, я ее подвела, – сказала Джиллиан.
      – Вот это как раз нет! – с неожиданной силой воскликнул Ричард. – Если кто ее и подвел, так лишь ее собственная мать.
      – Что? – поразилась Джиллиан.
      – Эмили ее подвела! Эмили была…
      Он замолчал, тяжело дыша. Джиллиан растерянно смотрела на него. С минуту никто из них не произносил ни слова.
      – Я всегда чувствовал, что в Эмили что-то скрыто, – заговорил Ричард. – Мне отчаянно хотелось понять ее лучше. А теперь выясняется, что кроткая невинная Эмили – всего лишь… видимость! Настоящую Эмили я бы и знать не за хотел!
      – Ох, Ричард! – В глазах у Джиллиан стояли слезы. – Эмили была не такая уж плохая…
      – Я знаю. – Ричард устало потер лицо. – Но я-то считал ее совершенством.
      – Совершенных людей на свете нет, – промолвила Джиллиан.
      – Я был дураком. Доверчивым дураком.
      – Ты не дурак. Иди выпей виски и не думай об Эмили. – Она посмотрела Ричарду прямо в глаза. – Пора забыть о ней и жить дальше.
      – Да, – медленно проговорил Ричард. – Пора…
      Флер сидела на диване в гостиной. Рядом стояли два стаканчика с виски.
      – Бедный, – сказала она вполголоса, когда Ричард вошел в комнату. – Какой ужасный вечер.
      – Ты еще не все знаешь. – Ричард осушил свой стакан. – Флер, я порой думаю: неужели в мире совсем не осталось порядочных людей?
      – О чем ты? – Флер встала и подлила ему виски. – Что еще случилось?
      – Это так противно, что даже не хочется рассказывать.
      Она вновь села на диван, вопросительно глядя на Ричарда. Тот вздохнул и сбросил ботинки.
      – Сегодня я застал Ламберта у себя в кабинете. Он пытался подделать письмо. У него проблемы с деньгами, и он надеялся, что мое имя успокоит кредиторов. – Ричард отхлебнул еще виски и покачал головой. – Омерзительно.
      – А проблемы серьезные?
      Ричард нахмурился.
      – Боюсь, что да.
      – Не рассказывай, если не хочешь, – быстро сказала Флер.
      Ричард взял ее руку и вымученно улыбнулся.
      – Спасибо тебе за деликатность, но у меня нет от тебя секретов. Да и легче становится, когда выговоришься. У Ламберта… создалось впечатление… что Филиппа должна в скором времени получить большие деньги. Рассчитывая на это, Ламберт стал жить не по средствам.
      – Ах, боже мой! – Флер наморщила лоб. – Значит, поэтому Филиппа…
      – Нет, Филиппа ничего не знает о деньгах, просто они с Ламбертом поссорились. Филиппа пригрозила, что уйдет от него, и он разъярился. – Ричард посмотрел на Флер. – У вас с ней, кажется, был долгий разговор в Лондоне.
      – Не то чтобы очень уж долгий, – нахмурилась Флер.
      – Тем не менее, она прислушивается к твоим советам. Филиппа очень хочет тебя увидеть. – Ричард провел рукой по волосам Флер. – По-моему, ты заменила ей мать.
      – Ну, вряд ли, – рассмеялась Флер.
      – Что касается Ламберта… – Ричард пожал плечами. – Не знаю, помирятся они с Филиппой, или лучше отправить его подальше.
      – Отправить подальше! – Флер дернула плечом. – Он гадкий человек.
      – И бесчестный. Когда Филиппе исполнится тридцать… – Ричард сделал еще глоток. – Самое смешное, что я как раз сегодня подписал все бумаги.
      Флер застыла. Потом спросила небрежным тоном:
      – Какие бумаги?
      – Сегодня утром я перевел крупную сумму денег на целевые счета для Энтони и Филиппы. – Ричард улыбнулся. – По пять миллионов каждому, если быть точным.
      Несколько секунд Флер молча смотрела на него.
      – По пять миллионов каждому… Итого, десять.
      Она замолчала, словно прислушиваясь к собственным словам.
      – Я понимаю, сумма значительная, – кивнул Ричард. – Просто я хотел, чтобы они ни от кого не зависели в финансовом отношении. А у меня еще осталось больше чем достаточно.
      – Ты просто взял и отдал такие деньги, – слабым голосом проговорила Флер.
      – Дети пока ни о чем не знают. Я ведь могу на тебя положиться – ты им не скажешь?
      – Конечно, – пробормотала Флер и одним глотком осушила стакан. – Пожалуйста… налей мне еще виски.
      Ричард встал, плеснул в стаканчик янтарной жидкости и протянул ей. Вдруг его рука замерла в воздухе.
      – Флер, чего я жду? Я давно уже собираюсь тебя кое о чем спросить. Понимаю, сегодня был нелегкий день, но, может быть, это только лишняя причина сделать то, что я хочу.
      Ричард опустился на колени, по-прежнему сжимая в руке стаканчик с виски.
      – Флер, – произнес он дрогнувшим голосом, – любимая, ты выйдешь за меня замуж?

      С утра пораньше перед домом остановился белый джип. Громкий гудок разбудил Ричарда. Протирая глаза, он прошлепал к окну и выглянул.
      – Это друзья Энтони, которые едут в Корнуолл, – сказал он Флер. – Рано они собрались.
      В дверь постучали, и голос Энтони произнес:
      – Пап? Мы уходим!
      Ричард открыл дверь. На лестничной площадке стояли Зара и Энтони, одетые совершенно одинаково – джинсы, бейсболки и у каждого по громадной сумке.
      – Так, значит, отправляетесь… Надеюсь, вы будете хорошо себя вести?
      – Конечно, – нетерпеливо ответил Энтони. – И вообще, там же будет мама Занфи.
      – Знаю-знаю, – кивнул Ричард. – Я разговаривал с ней вчера и перечислил несколько основных правил.
      – Папа! Что ты ей сказал?
      – Да ничего особенного, – усмехнулся Ричард. – Всего-навсего, что вы должны каждое утро принимать холодную ванну, затем как минимум час изучать произведения Шекспира…
      – Папа!
      – Желаю как следует повеселиться! – сжалился Ричард. – Ждем вас в пятницу.
      Снаружи снова загудел джип. Энтони посмотрел на Зару.
      – Ну, пошли?
      – Пожелайте Филиппе, чтобы скорее выздоравливала, – сказала Зара.
      – Ага. – Энтони прикусил губу. – Пусть поправляется…
      – Не волнуйтесь, у нее все будет хорошо. Давайте бегите, а то Занфи опять включит свою ужасную гуделку.
      Ричард смотрел им вслед, пока ребята спускались по лестнице. Зара согнулась чуть ли не вдвое под тяжестью своей сумки. Что она только туда напихала?
      Хлопнула наружная дверь, и Ричард вернулся к Флер.
      – Это Энтони и Зара, – сказал он, хотя все и так, было ясно. – Поехали в Корнуолл.
      – Мм… – Флер сонно повернулась на другой бок, вся замотавшись в одеяло.
      Ричард долго смотрел на нее, потом глубоко вздохнул.
      – Не знаю, в котором часу ты хотела ехать. Я отвезу тебя на станцию, только скажи когда.
      – Хорошо. – Флер открыла глаза. – Ты ведь не против? Прости, Ричард, мне просто нужно немного подумать.
      – Конечно. – Ричард заставил себя говорить бодрым голосом. – Я понимаю. Я не буду тебя торопить.
      Он сел на край кровати. Флер лежала, закинув руки за голову – тонкие, изящные руки, как у балерины. Глаза вновь закрылись – Флер не спешила расставаться со сладкой утренней дремотой. А вдруг она ему откажет? Эта мысль принесла с собой такую острую боль, что Ричарду стало страшно.
      На кухне Джиллиан заваривала чай. Когда вошел Ричард, она оглянулась.
      – Я их проводила до машины. За рулем был тот юноша, Мекс. Надеюсь, он достаточно ответственный.
      – Наверняка.
      Ричард сел за стол и огляделся.
      – Как сразу тихо стало в доме… Мне уже не хватает их вечного гомона.
      Джиллиан, улыбаясь, поставила перед ним кружку с чаем.
      – Что будем делать с Филиппой? Сегодня ее выписывают?
      – Да, если за ночь ничего не случилось, – ответил Ричард. – Я поеду за ней.
      – Я с тобой! Можно?
      – Конечно. Она тебе обрадуется. – Ричард поднес кружку к губам, собираясь с мыслями. – Хочу предупредить: Флер на несколько дней уезжает в Лондон.
      – Понимаю. – Она взглянула на бледное напряженное лицо Ричарда и осторожно спросила: – Ты с ней не едешь?
      – Нет. Ей нужно немного побыть одной. Что бы… все обдумать.
      – Понимаю, – повторила Джиллиан.
      – Вернется к субботе.
      – Ну, так это совсем ненадолго! – просияла Джиллиан.
      Ричард слабо улыбнулся и допил чай. Джиллиан озабоченно спросила:
      – Как ты полагаешь, Флер захочет чаю? А то мне надо подняться к себе…
      – Нет, Флер не будет пить чай, – вспомнил Ричард, – но она просила принести ей «Таймс».
      – «Таймс», – пробормотала Джиллиан, оглядываясь по сторонам. – А, вот она. Давай отнесу.
      Она взяла аккуратно сложенную газету.
      – Флер обычно не читает газет, – заметила Джиллиан с любопытством. – Интересно, зачем ей сейчас это понадобилось?
      – Не знаю, – ответил Ричард, наливая себе еще чаю. – Я не спрашивал.
      В десять часов Флер была готова к отъезду. Ричард отнес ее чемодан в машину.
      – Мы высадим тебя у станции, а сами поедем дальше, в больницу. Филиппа расстроится, что мы придем без тебя, – мимоходом добавил Ричард.
      – Да, очень жаль, – сказала Флер.
      Их взгляды встретились.
      – Я никак не могу…
      – Конечно, конечно, – заторопился Ричард. – Я зря это сказал.
      – Ты такой милый! – Флер погладила Ричарда по руке. – Надеюсь, Филиппа справится.
      – У нее все будет в порядке, – сказала, выходя в прихожую, Джиллиан. – Поживет немного у нас, мы за ней приглядим. Когда вы вернетесь, она уже будет как огурчик – Джиллиан оглядела платье Флер. – Какая вы элегантная – вся в черном.
      – Очень практичный цвет для Лондона, – пробормотала Флер. – Немаркий.
      Джиллиан спросила:
      – Вы остановитесь у своего друга Джонни? Если понадобится срочно, мы сможем с вами связаться?
      – Нет, я, скорее всего, остановлюсь в другом месте, – ответила Флер. – Вероятно, в гостинице. – Она чуть сдвинула брови. – Я позвоню и продиктую вам телефон, как только устроюсь.
      Сойдя с крыльца, Флер окинула дом оценивающим взглядом.
      – Приятный у вас дом, правда? – сказала она вдруг. – Приветливый.
      – Очень! – с жаром подхватил Ричард – По-моему, в таком доме уютно жить…
      Флер посмотрела ему в глаза.
      – Да, – сказала она ласково, усаживаясь в машину. – Конечно, Ричард.
      Филиппа сидела в постели, опираясь на по душку. Увидев, что в палату вошли Ричард и Джиллиан, она машинально постаралась изобразить жизнерадостную улыбку, но губы не слушались, и щеки как будто одеревенели. Филиппе казалось, что она никогда больше не сможет улыбнуться. Ледяной стыд сковал ее тело, заморозил естественные движения души.
      Она совсем по-другому представляла себе последний романтический жест в своей жизни. Думала – очнется, а вокруг собрались родные, глотают слезы, гладят ее по плечу и обещают исправиться. И вдруг вместо всего этого – унизительные медицинские процедуры, равнодушные медсестры, вежливые и презрительные. Когда Филиппа увидела измученное лицо отца, что-то в ней надломилось и захотелось плакать. Только вот плакать она разучилась. Всегда готовый бить ключом источник пересох. Романтические декорации рухнули, остался сухой холодный камень.
      Филиппа облизнула губы.
      – Привет.
      Собственный голос показался ей незнакомым и словно неживым.
      – Здравствуй, моя хорошая!
      – Привет, Филиппа! – улыбнулась Джиллиан. – Ты как тут?
      – Мне гораздо лучше, – ответила Филиппа, старательно выговаривая слова, как будто на чужом языке.
      – Тебе уже можно вернуться домой. Все бумаги для выписки готовы.
      – Хорошо, – сказала Филиппа.
      Откуда-то из далека пришла новая мысль.
      – Флер дома?
      – Нет, – ответил отец. – Флер на несколько дней уехала в Лондон.
      – Ясно…
      Слабо вспыхнуло разочарование и сейчас же погасло. Филиппа вежливо спросила:
      – Она вернется?
      Джиллиан ответила раньше Ричарда:
      – Конечно! Обязательно вернется.
      В машине они почти не разговаривали. Когда приехали в «Клены», Джиллиан принесла в зимний сад мисочки с бульоном. Ричард сел напротив Филиппы.
      – Нам нужно поговорить о Ламберте, – начал он осторожно.
      – Да, – тускло ответила Филиппа.
      – Ты…
      – Я больше не хочу его видеть.
      Ричард долго смотрел на Филиппу, потом глянул на Джиллиан.
      – Хорошо. Если ты уверена…
      – Я хочу развестись. Между мной и Ламбертом все кончено. – Филиппа зачерпнула ложку бульона. – Вкусно.
      – Натуральный куриный бульончик! – отозвалась Джиллиан. – Не то, что эти ваши готовые обеды в картонных коробочках!
      – Ты точно не передумаешь? – спросил Ричард.
      – Совершенно точно, – спокойно ответила Филиппа. – Не передумаю.
      Ее вдруг охватило чувство свободы – как будто она стряхнула с себя груду ненужного хлама. В голове стало легко и чисто. Она свободна – можно начинать жить заново.
      Немного позже к дому подъехал на такси Ламберт с букетом розовых гвоздик. Ричард встретил его у двери и провел в гостиную.
      – Филиппа наверху, отдыхает. Она не хочет тебя видеть.
      – Жаль, – сказал Ламберт. – А я вот цветочков принес…
      Он положил цветы на журнальный столик, сел на диван и принялся полировать свои часы о рукав.
      – Я так понимаю, она все еще немного расстроена.
      – Более чем расстроена, – ответил Ричард, стараясь совладать с голосом. – Учти, Филиппа намерена подать на развод.
      – Развод? – Ламберт пригладил волосы, не поднимая глаз. – Это шутка такая?
      – Я не шучу, – сказал Ричард. – Развод – не тема для шуток.
      Ламберт взглянул на него и испугался. Губы Ричарда были плотно сжаты, смотрел он враждебно.
      Ну что, Ламберт, свалял дурака? Интересно, что ты будешь делать теперь?
      Он подумал немного и встал.
      – Ричард, я хочу извиниться. Сам не знаю, что на меня вчера нашло. Перепил, должно быть.
      – Ламберт… – устало начал Ричард.
      – Филиппа – девочка чувствительная, – продолжал тот. – У нас и раньше бывали размолвки, однако скоро забывались. Я уверен, так будет и сейчас, если только ты дашь нам шанс…
      – У тебя был шанс! – загремел Ричард. – Ты получил свой шанс, когда стоял рядом с ней перед алтарем и клялся любить и оберегать мою девочку! Ты любил ее? Ты заботился о ней? Или она всегда была для тебя всего лишь средством разбогатеть?
      Он замолчал, тяжело дыша. Ламберт смотрел на него в страхе, прикидывая, что сказать в ответ. Поверит ли Ричард, если он станет уверять, что безгранично любит Филиппу?
      – Будем откровенны, Ричард: я не святой. Не хлебом единым жив человек.
      – Как ты смеешь цитировать Библию? – прорычал Ричард. – Как ты смеешь эксплуатировать мою дочь?
      – Я ее не эксплуатировал! – оправдывался Ламберт. – У нас был счастливый брак!
      – Ты использовал ее, унижал, оскорблял. Ты сделал все, чтобы превратить веселую, жизнерадостную девушку в эмоциональную развалину!
      – Черт побери, она всегда такой была! – заорал в ответ Ламберт, почувствовав себя несправедливо обиженным. – Ей сломали психику задолго до того, как мы познакомились! Хоть это на меня не вешай!
      Ричард на мгновение онемел, потом отвернулся и тихо сказал:
      – Я не желаю больше тебя видеть. Ты уволен за нарушение условий контракта.
      – Какие еще нарушения?
      – Грубейшие, – спокойно ответил Ричард. – Злоупотребление доверием и подлог.
      – Я буду оспаривать твое решение в суде!
      – И наверняка проиграешь дело. Впрочем, поступай, как хочешь. По поводу развода, – продолжил Ричард, – к тебе обратится адвокат Филиппы. Что касается денег…
      Наступила тишина. Ламберт подался вперед, преисполнившись надежды.
      – Я возмещу твой долг в размере двухсот пятидесяти фунтов стерлингов. Не более. А ты в письменной форме обязуешься не предпринимать попыток увидеться с Филиппой. Все контакты – только через адвоката. На этом мы в расчете.
      – Двести пятьдесят? – повторил Ламберт. – А остальная часть перерасхода как же?
      Голос Ричарда чуть заметно дрожал.
      – Остальная часть твоего перерасхода, Ламберт, – это твои проблемы.
      – Двести семьдесят пять.
      – Двести пятьдесят. Сумма окончательная.
      Последовала долгая пауза.
      – Ладно, – сказал, наконец, Ламберт. – Ладно. Я согласен.
      Он протянул руку, но Ричард не сделал ответного движения. Ламберт подержал руку в воздухе и опустил, посмотрев на Ричарда с невольным восхищением.
      – Я попросил водителя такси подождать у входа. Поезд отходит в три. – Ричард сунул руку в карман. – Вот деньги на билет.
      Он протянул конверт. Ламберт заколебался, пожал плечами и взял.
      Открывая входную дверь, Ричард сказал:
      – Также посоветовал бы тебе выйти из членов клуба. Пока не попросили…
      – Ты мне всю жизнь поломать хочешь! – разозлился Ламберт. – Ты меня утопишь!
      – Такие, как ты, непотопляемы. Они сами всех вокруг топят. Всех, кто имел несчастье с ними соприкоснуться.
      Ламберт молча посмотрел на него, сел в такси и откинулся на спинку сиденья. Водитель завел мотор.
      – Скажи, – вырвалось у Ричарда, – ты хоть что-то чувствовал к Филиппе или все было притворством с начала и до конца?
      Ламберт задумчиво скривился.
      – Да она, в общем-то, ничего себе… Когда накрасится.
      – Ясно, – вздохнул Ричард. – Уезжай, пожалуйста. Немедленно.
      Он смотрел вслед автомобилю, пока тот не скрылся за поворотом.
      – Уехал? – На порог вышла Джиллиан. – Я слышала ваш разговор. Я, конечно, не разбираюсь в таких вещах, но, по-моему, ты был великолепен.
      – Так уж и великолепен… – Ричард устало потер лицо ладонями. – Представь себе, ему да же не стыдно.
      – Таким людям не бывает стыдно, – сказала Джиллиан, удивив Ричарда. – Нужно просто держаться от них подальше. Забудь и не переживай из-за него.
      – Конечно, ты права, – ответил Ричард, – хотя забыть не так-то легко. Остается горький осадок.
      Он покачал головой и медленно двинулся к дому.
      – Как Филиппа?
      – Хорошо. У нее все будет нормально.
      Джиллиан взяла Ричарда под руку, и несколько минут оба молчали.
      – Как мне не хватает Флер, – вздохнул Ричард. – Она только сегодня утром уехала, а мне уже ее не хватает.
      – Мне тоже. – Джиллиан сочувственно сжала его локоть. – Ничего, скоро вернется. Может быть, позвонит вечером.
      – Не позвонит. – Ричард кашлянул. – Вчера я попросил Флер выйти за меня замуж. По этому она и уехала в Лондон. Сказала, что ей нужно подумать.
      – Понимаю, – прошептала Джилиан.
      – Лучше бы я промолчал… – Ричард поднял голову. – Джиллиан, а если она откажет?
      – Не откажет, – ответила Джиллиан. – Я уверена, что она согласится.
      – А вдруг нет?
      – А вдруг да? Старайся думать о том, что она согласится.
      Вечером, когда Филиппа легла в постель, а Ричард и Джиллиан пили кофе в гостиной, Джиллиан вдруг сказала:
      – Только не возводи Флер на пьедестал.
      – Что? – изумился Ричард.
      Она вспыхнула.
      – Прости, я не должна говорить тебе такие вещи…
      – Глупости, говори мне все, что захочешь, но я не совсем понял.
      Он озадаченно нахмурился.
      – Да неважно.
      – Нет, важно! Джиллиан, мы так давно знаем друг друга, что можем быть откровенны. – Ричард наклонился вперед, серьезно глядя на нее. – Объясни, что ты имела в виду. Какой пьедестал?
      Джиллиан заявила напрямик:
      – Ты считал Эмили совершенством. А теперь считаешь совершенством Флер.
      Ричард засмеялся.
      – Я не считаю Флер совершенством! Я…
      Он запнулся и слегка покраснел.
      – Именно так ты и считаешь. Для тебя она – идеал. А на самом деле идеальных людей не бывает. Когда-нибудь тебе вдруг откроется в ней нечто такое, чего ты раньше не замечал. Так случилось и с Эмили. – Джиллиан прикусила губу. – Может быть, ты узнаешь о ней даже что-нибудь плохое, и все-таки Флер – хороший человек.
      Ричард распахнул глаза.
      – Джиллиан, к чему ты клонишь? Ты что-то знаешь о Флер?
      – Не выдумывай. Просто я не хочу, чтобы ты опять разочаровался. Если не ждать ничего сверхъестественного, у тебя… – Она смущенно кашлянула. – У тебя будет больше шансов стать счастливым.
      – Иными словами, ты считаешь, что я идеалист, – медленно проговорил Ричард.
      – Ну… да. Наверное. – Джиллиан совсем смутилась. – Да что я в этом понимаю? – Она со стуком поставила кофейную чашку и поднялась из-за стола. – Какой сегодня был долгий день…
      – Ты права! – неожиданно воскликнул Ричард. – Джиллиан, ты видишь меня насквозь!
      – Мы давно с тобой знакомы.
      – Почему же мы раньше никогда вот так не разговаривали? Ты ни разу не давала мне советов!
      – Не хватало нахальства соваться.
      – А зря.
      – Тогда все было иначе. Теперь мы изменились.
      – Флер нас изменила.
      Джиллиан улыбнулась и кивнула.
      – Вот именно.
      Настала пятница. Флер так и не позвонила; Джиллиан и Ричард, не находя себе места, бродили по дому. Небо за окном заволокло тяжелыми серыми тучами. К полудню пошел дождь, и почти сразу к дверям подъехал белый джип. Оттуда под общий смех и радостный визг вылезли Энтони и Зара.
      – Ну, рассказывайте! – воскликнул Ричард, стремясь отвлечься от тревожных мыслей. – Хорошо съездили?
      – Ой, замечательно! – ответила Зара. – Хотя у Занфи Форрестер в голове ровно одна мозговая клетка.
      – Один раз мы пошли гулять, – начал Энтони, – и заблудились…
      Они с Зарой переглянулись и дружно захихикали.
      – А еще мы пили сидр, – отсмеявшись, продолжила Зара.
      – Это ты пила сидр, – поправил Энтони, – мы все пили пиво! – Он снова прыснул. – Зара, изобрази корнуольский акцент!
      – У меня не получится!
      – Получится!
      – Контекст не тот, – сказала Зара. – Я не могу без контекста.
      Ричард с Джиллиан переглянулись, и Ричард сказал:
      – Видно, вы там здорово повеселились. Я позже побеседую с миссис Форрестер.
      – А где Флер? – спросила Зара, с размаху бросив сумку на пол.
      – Уехала в Лондон на несколько дней, – небрежно ответил Ричард. – Завтра вернется.
      – В Лондон? – резким тоном переспросила Зара. – Что она делает в Лондоне?
      – Да так… Честно говоря, я точно не знаю.
      – Она вам не говорила?
      – Подробно не рассказывала. – Ричард улыбнулся. – Как насчет выпить горячего шоколада?
      – Ладно, – рассеянно ответила Зара. – Минуточку, мне надо кое-что проверить.
      Она, не оглядываясь, взбежала по лестнице и бросилась в комнату Флер. Там остановилась, сделала глубокий вдох и с сильно бьющимся сердцем открыла дверцу платяного шкафа.
      Черные костюмы Флер исчезли – все до одного.
      – Ох, нет! Пожалуйста, не надо… – Стало больно в груди, как от удара тяжелым молотком. – Пожалуйста, не надо!
      У нее подкосились ноги. Зара села прямо на пол.
      – Пожалуйста, – шептала она, уткнувшись лицом в ладони. – Не надо, пожалуйста! Ну зачем ты, Флер… Пожалуйста, не надо!
      К ужину атмосфера в доме стала напряженной. Зара не поднимала глаз от тарелки, хоть ни чего и не ела. Ричард, скрывая волнение, непрерывно шутил, однако никто не смеялся. Джиллиан гремела посудой и прикрикнула на Энтони, когда он уронил на пол ложечку. Филиппа сделала три глотка и заявила, что доест у себя в комнате.
      После ужина все, кроме Филиппы, собрались в гостиной перед телевизором. Разговаривать не хотелось. Посмотрели старый фильм, началась следующая передача, а все так и сидели, тупо уставившись в экран.
      «Мы боимся разойтись по комнатам, – думала Зара. – Боимся остаться в одиночестве».
      – Я ложусь, – наконец объявил Энтони. – Спокойной ночи!
      – Я тоже, – быстро сказала Зара и выскочила вслед за ним.
      На лестнице она поймала его за рукав.
      – Можно, я сегодня буду спать у тебя?
      – В смысле, поменяться комнатами?
      – Нет, – пробормотала Зара. – В смысле, с тобой. Я просто…
      Она с трудом перевела дух.
      – Просто не хочу быть одна, ясно?
      – А-а, – протянул Энтони. – Ладно… – У него заблестели глаза. – А если кто-нибудь увидит?
      – Не волнуйся, – ответила Зара. – Никому мы не нужны.

      – Зара! Зара!
      Чей-то голос шипел и шипел в самое ухо. В конце концов, Зара решила, что нужно его послать куда подальше. Она сонно протерла глаза, от крыла их и ахнула.
      – Давай-давай, ахай!
      Возле кровати стояла Флер в шикарном красном костюме, который Заре был незнаком, и смотрела на дочь сверху вниз со странной смесью гнева и злорадства.
      – И чем это вы здесь занимаетесь?
      В комнате с занавешенным окном было полу темно. Вдруг Зара сообразила, что лежит рядом с Энтони, а его голая рука протянулась поперек ее груди.
      – Тут совсем не то, что ты подумала, – торопливо сказала она.
      – Дорогая, ты лежишь в постели с пятнадцатилетним мальчиком. Только не ври, будто ты попала сюда по ошибке.
      – He по ошибке! Но все равно мы не… то есть он не…
      – Мне некогда все это слушать, – отрезала Флер. – Вставай, одевайся. Мы уезжаем.
      У Зары страшно бухнуло сердце.
      – Что значит «уезжаем»?
      – То и значит, дорогая моя. Внизу ждет машина. На днях я познакомилась с очень милым человеком. Его зовут Эрнст. Мы поедем к нему на виллу…
      – Я не поеду, – перебила Зара.
      – Не глупи. – В голосе Флер послышалось нетерпение. – Мы уезжаем, и без разговоров.
      – Я закричу! И всех разбужу!
      – И все сбегутся… – подхватила Флер. – И увидят, как вы тут развлекаетесь с господином Фавуром-младшим. Как на это посмотрит его отец?
      – Мы ничего такого не делали! – прошипела Зара. – Мы с ним не спали! Мы просто… спали.
      – Что-то не верится… Ну давай, поднимайся!
      Пуховое одеяло зашевелилось, из-под него вынырнула голова Энтони. Моргая спросонья, он уставился на Флер и, узнав ее, побелел.
      – Флер… Ой, караул! Не сердитесь! Мы не нарочно… – Он испуганно оглянулся на Зару и снова на Флер. – Честное слово…
      – Шшш, – остановила его Флер. – Ты же не хочешь, чтобы сюда явился твой папа?
      – Не говорите ему! – взмолился Энтони. – Он не поймет.
      – Вот и не шуми, если хочешь, чтобы папа ничего не узнал. – Флер посмотрела на Зару. – А ты иди со мной, сейчас же.
      – Не пойду, – упрямо заявила Зара.
      – Лучше иди, – всполошился Энтони. – А то папа услышит.
      – Умный мальчик, – сказала Флер. – Пошли, Зара.
      – Пока, – сказал Энтони, снова натягивая одеяло.
      – Пока, – прошептала Зара.
      Она тихонько погладила его по голове.
      – Пока…
      Тут у нее по щекам потекли слезы, и она не могла больше говорить.
      Машина стояла за углом, чтобы из дома не было видно, – громадный темно-синий «роллс-ройс» с кожаными сиденьями и шофером в ливрее. Шофер выскочил наружу и распахнул дверцу перед Зарой и Флер.
      Зара остановилась как вкопанная.
      – Я не поеду. Не могу. Я хочу остаться здесь насовсем!
      – Тебе это не нужно, – сказала Флер.
      – Нет, нужно! Здесь так хорошо! Я люблю Ричарда, и Джиллиан, и Энтони…
      – Скоро мы будем жить на вилле в Альгавре, – категоричным тоном произнесла Флер. – Там интересно, мы познакомимся с необычными людьми, и здешняя жизнь покажется нам скучной.
      – Не покажется!
      Зара пнула боковое крыло «роллс-ройса». Шофер чуть заметно вздрогнул.
      – Прекрати! – Флер втолкнула Зару в машину. – Сядь и веди себя нормально!
      – Ну почему обязательно надо уезжать? Объясни!
      – Ты прекрасно знаешь почему.
      – Нет, объясни! – крикнула Зара.
      Она ждала какой-то реакции, может быть, да же пощечины, но Флер, не отвечая, смотрела в окно. Каждая черточка в ее лице дрожала.
      К восьми часам они обыскали весь дом.
      – Я смотрела в саду, – сказала, входя в кухню, Джиллиан. – Ее там нет. Энтони, она точно тебе ничего не говорила?
      – Точно, – пробормотал Энтони, пряча глаза. – Не знаю, что случилось. Я ее не видел со вчерашнего вечера.
      – На Зару не похоже, – наморщив лоб, проговорил Ричард. – Что ж, надеюсь, она сама объявится.
      – А не стоит позвонить в полицию? – спросила Джиллиан.
      – Это, пожалуй, лишнее, – ответил Ричард. – В конце концов, сейчас всего восемь утра. Возможно, она пошла погулять и с минуты на минуту вернется. Да, Энтони?
      – Угу, – буркнул Энтони, глядя в сторону.
      Полчаса спустя Джиллиан бегом прибежала на кухню.
      – Там какая-то машина приехала! Может, Зару привезли!
      – Ну вот, – улыбнулся Ричард. – Я не сомневался, что мы подняли панику из-за ерунды. – Он встал. – Энтони, сваришь еще кофе? И позавтракай, наконец! У тебя такой вид, словно ты всю ночь не спал.
      – Но я спал, – поспешно ответил Энтони. – Очень крепко спал.
      – Хорошо, – ответил Ричард, посмотрев на него с любопытством. – Ладно, вари кофе, а я пойду посмотрю, кто там.
      Тут снова появилась Джиллиан.
      – Это не Зара, Это Джонни, друг Флер. И с ним какой-то незнакомый человек.
 
      – Ричард любит тебя! – сказала Зара обвиняюще. – Любит, ты ведь знаешь!
      Флер молчала. Они остановились в первом же городке и теперь ждали в машине, когда откроется банк. Флер держала наготове золотую карту Ричарда.
      – Он хочет, чтобы вы поженились, – твердила Зара. – Ты была бы с ним по-настоящему счастлива.
      – Дорогая, ты каждый раз так говоришь.
      – На этот раз – правда! Сейчас все по-другому. – Зара нахмурилась. – Ты и сама какая-то другая, ты изменилась!
      – Чушь! – со злостью ответила Флер.
      – Джонни тоже так думает. По его мнению, ты созрела для семейной жизни.
      – Для семейной жизни! – передразнила Флер. – Осесть на одном месте и стать уютной женушкой?
      – А чем плохо? – закричала Зара. – Скажешь, лучше, когда неуютно? Тебе у них понравилось, я видела! Ну почему мы уезжаем?
      – Ах, дорогая… – Флер обернулась, и Зара с ужасом увидела, что у нее влажно блестят глаза. – Разве я могу превратиться в скучную суррейскую домохозяйку?
      – Ты не будешь скучной домохозяйкой! Ты будешь собой!
      – Собой? А какая я?
      – Не знаю, – растерялась Зара. – Такая, какой тебя считает Ричард.
      Флер с горечью фыркнула.
      – Ричард считает, что я – очаровательное любящее создание, которому плевать на деньги. – Она стиснула в руке кредитку. – Если бы я вышла за него, моя дорогая, то скоро развелась бы.
      – Или нет!
      – Развелась бы, пупсик, никуда бы не делась. – Флер принялась рассматривать свои ногти. – Я себя хорошо знаю. А Ричард заслуживает лучшего.
      – Ему не нужно лучшее! Ему нужна ты!
      – Много ты понимаешь, – отрубила Флер и снова отвернулась к окну. – Ладно, – тихо сказала она, как будто самой себе, – заберем денежки и двинемся дальше.
      Хэл Уинтерс был высок и широкоплеч и носил очки в металлической оправе. Он сидел рядом с Джонни за кухонным столом, пил кофе большими глотками, а Ричард, Джиллиан и Энтони молча смотрели на него.
      В конец концов Ричард произнес:
      – Извините. Просто вы нас несколько ошеломили. Сначала Зара пропала, а теперь вот…
      – Да, я понимаю, вы удивились.
      Хэл Уинтерс говорил медленно, с сильным среднезападным акцентом, от которого Энтони пришел в полный восторг.
      – Флер же вам сказала, что я помер.
      – Если подумать, я не уверен, что она именно так сказала, – нахмурился Ричард.
      – Очевидно, произошло недоразумение, – бодрым тоном предположила Джиллиан. – Жаль, что ее сейчас нет.
      – Слушайте, слушайте! – подхватил Джонни, пронзив Ричарда взглядом. – Зара тоже пропала. Какое удивительное совпадение!
      – Вчера вечером Зара была здесь. – Ричард наморщил лоб. – Ума не приложу, что могло случиться…
      Хэл Уинтерс расстроено обвел взглядом всех присутствующих.
      – Я сегодня улетаю в Штаты. Если мы с малышкой разминемся…
      – Наверняка она скоро появится, – сказала Джиллиан.
      – Вчера мы говорили с женой. – Хэл Уинтерс с несчастным видом потер лицо. – Когда я рассказал, что у меня, наверное, есть еще один ребенок, Бетти-Энн здорово огорчилась. Все глаза себе выплакала. А сейчас привыкла уже, хочет, чтобы я привез Зару к нам, познакомил с семьей. А как я ее привезу, если она пропала?
      Наступила пауза.
      – Еще кофе? – безнадежно спросил Ричард.
      – Да неплохо бы, – ответил Хэл Уинтерс.
      – Пойду позвоню в полицию, – сказала Джиллиан. – Сколько можно ждать?
 
      – Наконец-то! – Флер выпрямилась.
      Ткань ее жакета зашелестела, соприкасаясь с кожаной обивкой сиденья.
      – Смотри! Открывают двери.
      – Сколько возьмешь? – поинтересовалась Зара, разворачивая жвачку.
      – Пока еще не решила.
      – Десять тысяч? Двадцать?
      – Не знаю! – нетерпеливо повторила Флер.
      – Меняешь счастье на вонючие двадцать тысяч долларов!
      – Фунтов.
      – Какая разница? Ну, будут эти деньги валяться у тебя в банке. Тебе же только и надо – смотреть в конце месяца на цифирки в бумажках и радоваться.
      – Дорогая, деньги – это страховка на будущее.
      – Страховка – люди! – крикнула Зара. – Деньги тратятся, а люди остаются!
      – Нет, не остаются, – свысока ответила Флер. – Люди уходят.
      – Не уходят! Ты сама от них уходишь! Ты им не оставляешь выбора!
      – Дорогая, ты еще ребенок и не понимаешь, о чем говоришь.
      Голос Флер слегка дрожал. Она щелкнула ярко-красным ногтем по золотой карте.
      – Пусть я ребенок, – сказала Зара. – Значит, у меня уже и своего мнения быть не может? – Она выглянула в окно. – Банк открылся. Давай, иди, загребай бабки. А Ричарда выбрось на помойку. Выкидывай нафиг самого хорошего человека в мире. – Зара нажала на кнопку, и стекло с еле слышным шорохом пошло вниз. – Иди! – повысила она голос. – Торопись, чего ждать-то? Валяй, исковеркай ему жизнь! Всем нам!
      – Помолчи! – закричала Флер. – Можешь ты помолчать? Мне нужно подумать. – Она прижала ко лбу трясущуюся руку. – Мне нужно со всем немножко подумать…
      Джиллиан вежливо спросила:
      – Значит, вы работаете в области фармакологии, Хэл?
      Уинтерс слегка оживился.
      – Специализируюсь на обезболивающих. Фирма, которую я представляю, выпускает высококачественные анальгетики в виде таблеток. На настоящий момент это второй по величине производитель в Соединенных Штатах.
      – Боже мой! – сказала Джиллиан.
      – У вас бывают головные боли, мэм?
      – Наверное, иногда бывают…
      Хэл Уинтерс вытащил из кармана прозрачную упаковку таблеток без всяких надписей.
      – Более эффективного средства вы не найдете! Дело в том, что оно воздействует на причину боли. На самые корни, можно так сказать. – Он зажмурился и похлопал себя по затылку. – Как правило, боль начинается вот здесь. Отсюда распространяется дальше. – Хэл открыл глаза. – Так вот, главное – остановить боль, пока она не распространилась. Это и делают наши маленькие красавцы.
      – Понимаю, – слабо отозвалась Джиллиан.
      – Хэл, каждый раз, как ты мне это излагаешь, у меня самого начинает болеть голова, – пожаловался Джонни. – Поэтому твои таблетки так хорошо раскупают?
      В кухню вошел Ричард.
      – Я побеседовал с полицейскими. Помощи от них не скоро дождешься.
      – Папа, – тихо сказал Энтони. – Пап, мне надо с тобой поговорить.
      – Что такое?
      Энтони судорожно сглотнул.
      – Давай выйдем.
      Они пересекли прихожую и вышли из дома. Входная дверь стояла настежь – на случай, если Зара потеряла свой ключ. Ночью прошел дождь, воздух был влажный и свежий. Энтони подошел к деревянной скамейке, вытер сиденье и сел. Здесь их не могли услышать.
      – Так, – сказал Ричард, усаживаясь рядом и вопросительно глядя на сына. – О чем речь?
      – О Заре.
      – Энтони! Ты знаешь, где она?
      – Нет! Понятия не имею! Просто… – Он покраснел. – Сегодня утром кое-что случилось…
      – Утром?
      – Ну, точнее, ночью.
      – Энтони, мне все это не нравится.
      – Да ничего плохого не было! В общем… Просто… когда рассказываешь, звучит не очень… – Он набрал побольше воздуху. – Заре вечером стало одиноко, она и попросилась спать со мной. То есть, ну… Ты понимаешь. В моей кровати. Для компании.
      Он умоляюще смотрел на Ричарда. Тот резко выдохнул.
      – Ясно, – тихо сказал Ричард. – Теперь многое становится ясно.
      – Мы ничего не делали! Честно! Я не вру! Вот только Флер…
      – Что – Флер? – вскинулся Ричард.
      – Она нас увидела. Вместе, в постели. Она… – Энтони нервно облизнул губы. – Она жутко разозлилась.
      – Флер была здесь?
      – Утром, очень рано. Ни свет ни заря. Вошла, увидела нас – и утащила Зару с собой.
      – Еще бы! – гневно крикнул Ричард. – Энтони, как ты мог?
      – Я ничего не сделал!
      – У тебя что, совсем мозгов нет?
      – Я не подумал… не сообразил… – Энтони заглянул в глаза отцу. – Папа, прости… – Его голос сорвался. – Честное слово, мы не… Ничего такого…
      – Я тебе верю, – сжалился Ричард. – Но пойми, как все это выглядело с точки зрения Флер. Она доверила нам свою дочь. – Он уронил голову на руки. – Странно, что она не пришла ко мне…
      Энтони прикусил губу.
      – Ты думаешь, она вернется?
      – Не знаю. Очень хочется верить, что вернется, хотя, возможно, она решила… решила…
      Он не мог продолжать.
      – Если не вернется, это я виноват! – крикнул Энтони. – Флер не приедет, и Зара не встретится со своим папой! Черт, я все испортил!
      – Дело не в тебе, – сказал Ричард. – Не говори ерунды. Ты просто не все знаешь.
      Некоторое время они сидели молча, и каждый думал о своем.
      Вдруг Энтони сказал:
      – Ты ее любил по-настоящему, да, пап?
      – Да, – ответил Ричард. – И сейчас люблю.
      – Как по-твоему, куда она поехала?
      – Не представляю. – Ричард вытянул ноги и внезапно встал. – Нужно рассказать все мистеру Уинтерсу.
      – Папа! Я не могу!
      – Придется. Иначе будет нечестно. – Ричард строго посмотрел на Энтони. – Похоже, он порядочный человек. Мы обязаны сказать ему правду.
      – Он меня убьет!
      – Вряд ли. – Ричард невольно улыбнулся. – В наше время не заставляют жениться под дулом пистолета.
      – Жениться? – ужаснулся Энтони. – Да мы даже не…
      – Я понимаю, что вы даже «не». Просто пошутил. – Ричард тряхнул головой. – Эх, молодежь, слишком быстро вы вырастаете. Может, это очень увлекательно – пить, курить и спать в чужой кровати, но тут тоже бывают свои склонности.
      Энтони смущенно пожал плечами.
      – Посмотри на себя, – продолжал Ричард. – Тебе всего пятнадцать. А Заре так и вообще четырнадцать!
      Энтони поднял голову.
      – Между прочим, пап, мне надо еще кое-что тебе рассказать. Насчет того, сколько лет Заре. И… еще кое о чем.
      – Как это – сколько лет Заре?
      – Помнишь ее день рождения? Который был недавно?
      – Конечно помню! – нетерпеливо отозвался Ричард. – И что?
      – Ну-у… – Энтони переступил с ноги на ногу. – Тут все так запутано. Дело в том…
      – Погоди-ка, – прервал его Ричард. – Что там такое?
      По подъездной дорожке медленно, как во сне, плыл громадный сверкающий темно-синий «роллс-ройс». Урча мотором, он подъехал к крыльцу и замер.
      Ричард с Энтони переглянулись и двинулись к нему.
      – Может, ошиблись домом? – спросил Энтони. – Как думаешь, кто это? Какая-нибудь кинозвезда?
      Ричард молчал. Его губы были плотно сжаты, на шее вздулись жилы, мускулы свело от страха и надежды.
      Из машины вышел шофер в форменной одежде и, не обращая никакого внимания на Ричарда и Энтони, открыл заднюю дверцу.
      – Смотри! – взволнованно пискнул Энтони. – Выходят!
      Из машины показалась нога – длинная стройная нога, а за нею – рукав ярко-красного жакета.
      – Это… – Энтони оглянулся на отца. – Не может быть!
      – Флер, – сказал Ричард, насколько мог спокойно.
      Она обернулась на его голос, замерла на мгновение, сделала несколько шагов в их сторону и вновь остановилась. Губы у нее чуть-чуть дрожали. С минуту длилось молчание.
      – Видишь, я вернулась, – неверным голосом произнесла, наконец, Флер.
      – Вижу, – ответил Ричард. – Вернулась. Ты… – Он посмотрел на «роллс-ройс». – Ты решила, что мне ответишь?
      – Да, решила. – Флер вздернула подбородок. – Ричард, я не выйду за тебя замуж.
      Боль резанула грудь. Ричард смутно расслышал разочарованный вздох Энтони.
      – Понимаю, – словно со стороны услышал он собственный голос. – Что ж, спасибо, что дала мне знать.
      – Я не выйду за тебя, – с силой повторила Флер, – но я… осталась бы здесь на какое-то время. – В ее глазах вдруг что-то блеснуло. – Если ты позволишь.
      У Ричарда отнялся язык. Боль в груди постепенно отступала; медленно отпускало напряжение последних дней. Откуда-то из глубины поднималась робкая, неуверенная надежда на счастье.
      – Я бы очень этого хотел. Я хочу, чтобы ты осталась.
      Он шагнул вперед, схватил руки Флер, поднес их к лицу, потерся щекой о прохладную бледную ладонь.
      – Я думал, ты не вернешься! – Вдруг подступили слезы, а с ними – чуть ли не гнев. – Я думал, что ты уже никогда не вернешься!
      Флер прямо смотрела на него.
      – Я и не собиралась.
      – Что же произошло? Почему ты решила…
      – Ричард, не спрашивай. – Флер прижала палец к его губам. – Не задавай вопросов, если не уверен, что хочешь услышать ответ. Потому что ответ…
      Ее ресницы дрогнули.
      Флер посмотрела вдаль.
      – Ответ может оказаться совсем не таким, как тебе хотелось.
      Ричард долго молча глядел ей в лицо. Наконец он сказал:
      – Джиллиан мне говорила нечто очень похожее.
      – Джиллиан – мудрая женщина, – промолвила Флер.
      – А где Зара? – спросил Энтони, которому наскучили непонятные взрослые разговоры. – Эй, Зара!
      – Зара, солнышко, вылезай! – нетерпеливо позвала Флер.
      Медленно и осторожно Зара выбралась из «роллс-ройса». Застыла на месте, будто настороженная кошка, робко посмотрела по сторонам. Энтони вдруг вспомнил, как она в первый раз появилась у них в доме.
      – Ладно, – сказала Зара, встретившись с ним глазами. – Вот, мы вернулись. – Шаркнула ногой по земле. – Если вы, конечно, хотите…
      – Конечно хотим! – закричал Энтони. – Правда, пап?
      – Конечно хотим, – кивнул Ричард.
      Он мягко выпустил руки Флер и подошел к Заре.
      – Пошли, Зара. Там кое-кто очень хочет с тобой познакомиться.
      – Кто? – сразу же спросила Флер.
      – Я думаю, ты знаешь, – сказал Ричард.
      Несколько секунд оба с вызовом смотрели друг на друга. Потом Флер, словно сдаваясь, чуть заметно пожала плечами. Ричард удовлетворенно кивнул и вновь повернулся к Заре.
      – Идем, малышка Зара. Мы выяснили отношения – теперь твоя очередь.
      Он ласково обнял Зару за узкие костлявые плечики и медленно повел ее к дому.