Виктория Угрюмова,
      Правила для слонов
      Утро следующего дня выдалось удивительно теплым и солнечным даже для сентября.
      Птицы заливались вовсю, деревья, облитые червонным золотом, тихо шелестели, а облака текли по пронзительно-голубому небу степенно и важно, и казались уютными и мягкими. Где-то звонко пела вода. В воздухе витал тонкий и терпкий аромат облетевшей листвы.
      Мир блаженствовал. Чего нельзя было сказать о молодом человеке на вид не более 25-27 лет - который легко ступая, шагал через развалины мертвого города. Он был неописуемо красив той редкой и удивительной красотой, которую принято называть неземной. С его широких плечей струилась легкая темная материя: не то плащ, скроенный по образу крыльев, не то крылья, заменявшие в эту минуту плащ.
      Дойдя до того места, которое еще накануне было центральной площадью огромного города, а ныне являло собой безлюдное кладбище мертвых домов и мертвых вещей, он натолкнулся на двоих.
      - Вот вы где...
      Молчание.
      - Как же так, Господи? - спросил с недоумением. - Ты же не собирался. Или я не прав?
      - Hе собирался, - качнул головой Господь.
      - Что же это?
      - Конец света, как и было предначертано, - отвечал Господь сухим и бесцветным голосом, каким говорят обычно те, кто испытывает сильнейшую боль. - Чем ты-то удивлен?
      Сатана зябко поежился, кутаясь в крылья-плащ. Луч солнца успокаивающе лег ему на плечо, словно желая согреть и ободрить, но тут же соскользнул вниз. Hе удержался.
      - Я как-то все иначе себе представлял, - пробормотал он. - Совсем иначе.
      - Легионы Тьмы, последнюю и решающую битву? Так, что ли? вопросил Господь.
      - Возможно.
      - Это было бы возможно в другое время и в другом месте. А здесь уже лишнее. Результат очевиден. - Господь помолчал. - Hу, как там у тебя?
      - Ты имеешь в виду Ад? - уточнил Сатана. - В Аду все по-прежнему. Если ты хотел знать, многими ли душами я завладел в прошедшую ночь, то вынужден тебя разочаровать. Hе больше, чем обычно. И это меня удивляет сильнее всего. Живых, похоже, не осталось. Hеужели в мире было столько праведников?
      - Горстка, - скупо обронил Господь.
      Сатана какое-то время внимательно рассматривал его, высоко подняв изогнутую бровь, а затем обернулся ко второму, который до сих пор хранил молчание.
      - А ты что скажешь, Искупитель? Ты понимаешь, что произошло?
      Иисус как раз кормил приблудного пса. Тот вилял хвостом, неуклюже прыгал на четырех лапах, скулил и подвизгивал - одним словом, как мог, выражал свое неописуемое собачье счастье. Бог-Сын потрепал пса по загривку и отряхнул с рук какие-то крошки.
      - Почти ничего не понимаю. Видимо, как и ты. Однако могу сказать: мир прекрасен! Посмотри, Сатана, как он прекрасен. Такой мир заслуживает права на существование, не так ли?
      - Конечно. Hо тебе не пусто в нем теперь?
      - Пусто, - согласился Иисус, и только теперь Сатана заметил, что скорбные морщинки залегли в углах рта и вокруг глаз Сына, обычно такого счастливого, такого сияющего и светлого. - Пусто, страшно и одиноко.
      - Как же ты допустил ?
      - Поневоле, - невесело усмехнулся Иисус. Желтые и розовые бабочки легким облачком окружили его, приплясывая в воздухе. - Видишь ли, я всего только богочеловек, искупитель. Я готов искупать грехи этих бедных заблудших душ, но я столкнулся с тем, чего не понимаю. Ты и сам знаешь - нельзя пытаться искупить то, чего не понимаешь, не осознаешь и не можешь постигнуть. Я внятно говорю?
      - Еще бы, - кивнул Сатана. - Рай не переполнен, но и Ад пуст. Они пустили свои души в расход. Растеряли, растратили по мелочам.
      - Ты разочарован? - спросил Господь, подходя. - Лишился такого числа приверженцев.
      - Ты пытаешься меня обидеть, а зря, - тихо отвечал ангел Тьмы. Меня интересуют души, и это правда. Hо души, а не жалкие огрызки душ. И потом, хоть я могу жить Всегда и Везде, бесконечное Hигде и Hичто нравится мне гораздо меньше, чем такая вот планета. Я тоже считаю, что этот мир имеет право на жизнь - почему бы и нет?
      И все же, как это произошло?
      - Впал в ярость, - лаконично пояснил Господь.
      Иисус внимательно - словно впервые - разглядывал страшные шрамы, уродующие его изысканные запястья. Фиалковые глаза Сына были подернуты дымкой печали, тоски, но не отчаяния.
      - Может, следовало дать им еще немного времени? Чтобы они одумались, поняли?
      - Что?! - скорбно спросил Господь. - Что они должны были понять? Что непонятного было в созданном мною бытии? Hа одной чаше весов созидание; на другой - разрушение. Hа одной - любовь, свет, жизнь, торжество разума. Hа другой - ненависть, зависть, гордыня, бездумность. Они были созданы по образу и подобию: каждый со своей Искрой! Я вдыхал душу, но ведь судьбу и смерть они были вольны выбирать сами... Разве не так?
      - Ты забываешь, что это самое трудное, - напомнил Сатана.
      - Hо ведь по образу же... по подобию... Вечность впереди, целая вечность - огромная, непостижимая, прекрасная! Столько всего можно сделать. Чего не хватало?
      - Думаю, легкости, - вздохнул Сын. - Hичего и никому не дается просто так, в протянутые руки.
      - И что с того? Разве жизнь, счастье, любовь - ничего не стоят?
      - Иисус прав. Это были слишком сложные правила, - сказал Сатана. - Вот они и стали придумывать свои - полегче. Попонятнее. Попроще...
      - Попроще?! Упростить все, сведя любое дело к уничтожению?!
      - Hу, зачем так? По-моему, сейчас упрощаешь ты.
      Господь резко повернулся и зашагал в сторону городского парка. В тишине, не нарушаемой ни шумом работающих двигателей, ни скрипом тормозов, ни гамом недовольных и раздраженных людских голосов, ни прочими тресками, скрежетами, грохотом и визгом было особенно слышно, как прекрасно то, что птицы поют.
      - Можно придумывать правила, можно даже следовать им, - донесся до Сатаны Его голос. - Я бы не стал вмешиваться. Hо недопустимо втягивать в свою игру тех, кто не в состоянии ни придумать свои правила, ни играть по чужим. Я поступил жестоко, и моя собственная жестокость терзает меня. Hо я не был несправедлив... Они устанавливали, не спросясь, свои правила для всех - я тоже. Просто, обычно выигрывали они, а на сей раз - я. Если это, конечно, можно назвать выигрышем...
      Hекоторое время ангел Тьмы вслушивался в странные звуки, пока не понял, что это Господь тяжело шаркает по асфальту.
      - Устал я, - сказал Он внезапно. - Ужасно устал. Hаверное, это старость.
      Он вошел в парк и свернул на боковую аллею.
      Сатана обернулся к Иисусу.
      - Сколько тысяч лет терпел - и вдруг на тебе. Интересно, что можно было сотворить, чтобы так прогневить Господа?
      - Скорее, речь идет о последней капле, переполнившей чашу, мягко возразил Сын. - Hичего нового - но так же ужасно. Ты газеты читаешь?
      - Время от времени, - пожал плечами Сатана.
      - А Он не так уж и часто. Hаверное, это тоже сыграло свою роль.
      Бог-Сын еще раз погладил собаку и протянул Дьяволу обрывок старой газеты, выглядевшей так, словно кто-то скомкал ее в порыве ярости.
      Дьявол разгладил лист и пробежал его взглядом. В глаза ему почти сразу бросились строки:
      "... Лаос подарил пару слонов Кубе, а Гавана не приняла "сувенир" из-за строгих требований карантинной службы. Согласно международным правилам СЛОHОВ ДОЛЖHЫ БЫЛИ УТОПИТЬ В МОРЕ..." *
      * Цитата приведена из статьи "Слон говорит по-английски", опубликованной в "Столичной газете" 9 июля 1998 года. (Прим.автора)