Еще одна глава

В самые тяжкие минуты жизни Оттобальт наведывался в портретную галерею замка и искал поддержки и утешения у венценосных предков. Разглядывая их свирепые и торжественные физиономии, он вспоминал, в какие передряги попадали его родственнички, и на душе обычно становилось полегче. Но на сей раз даже этот испытанный способ подвел уппертальского владыку, отчего он немного растерялся.

Настроение у него было подавленное, как и всегда, когда король занимался напряженной умственной деятельностью.

В данный момент он отчаянно пытался сообразить, в какую авантюру дал себя втянуть неугомонному магу, а также какими последствиями она чревата как для всего королевства, так и для его персоны лично.

Первая паника, вызванная сообщением о приближении дражайшей родственницы, немного улеглась, и Оттобальт обрел способность рассуждать более спокойно. Из рассуждений явственно вытекало, что он выскочил из огня да в полымя, а обвинить в этом некого, потому что никто его за бороду не тянул и нечто особенное магу заказывал он лично. Маг, справедливости ради нужно заметить, предлагал что-нибудь попроще. Отдельные заклинания королю даже очень понравились, жаль, что против тети они не действуют. Как там это звучало? Король наморщил лоб: «сорок четвертый просит посадки»? И вполне даже прилично, без ругательств и непристойных слов. Так нет же, потянуло дурака этакого на драконов, как беременную на солененькие спинамские дзундульчики.

Драконов в Вольхолле не любили.

Во-первых, по вине этих злобных и коварных тварей многие граждане оставались без работы. Будучи прекрасными специалистами в разных областях, драконы нередко подряжались на выполнение каких-нибудь необременительных заданий, при этом брали меньше, чем люди, а работу выполняли быстрее, не говоря уже о том, что и не в пример качественнее.

Так, вредные и злопакостные хаббсы переманивали драконов к себе на службу в качестве охранников. Вообще, специалистов этой профессии поставлял как раз Упперталь, а также два других государства – Сипо и Хаарб. Однако содержать двух драконов казне было значительно дешевле, чем отряд из ста наемников, а результат если и менялся, то в лучшую сторону. Не говоря уже о том, что драконы не имели скверной привычки напиваться до зеленых чертиков в глазах и в пьяном виде приставать к дамам на улицах и в подворотнях.

Во-вторых, по вине драконов погибло несметное количество воинов. Зачем далеко ходить за примером, если сам Оттобальт осиротел именно по этой причине? Его отец, славный король Отфрид, старший брат Хеннерта, отправился как-то сражаться с коварным и злобным чудовищем – драконом по национальности, – по слухам обитавшим где-то недалеко от Дарта. Для поднятия боевого духа он прежде завернул к виночерпию и нализался до положения риз, после чего перепутал входную дверь с окном и, как водится, разбился насмерть.

Одним словом, житья от драконов не было.

В-третьих, драконы обо всем на свете имели свое собственное мнение, что было бы еще полбеды. Но грандиозные размеры позволяли им придерживаться этого мнения в любых ситуациях и даже отстаивать его, если придется. И что ужасно – это не их проблема.

«Да-а, – думал король, – мне бы такие зубы и такой живой вес, я бы тоже по всякому поводу имел собственное мнение. Скажем, не желаю видеть тетю – и тетя не приезжает. Скорее всего. Наверное…»

Придворный лекарь Мублап на цыпочках двигался извилистыми коридорами замка в надежде НЕ ОТЫСКАТЬ своего венценосного пациента.

Сегодня утром его разбудили ни свет ни заря и вызвали пред светлые очи первого министра Мароны. Министр выглядел озабоченным, злым и к задушевной беседе не располагал. Впрочем, Мублап нисколько этому не удивился: в Дарте все от мала до велика старались морально подготовиться к высочайшему визиту королевы-тети Гедвиги, в связи с чем заранее убеждали себя, что все к худшему в этом паршивейшем из миров. А тетя и варвары – это вообще цветочки.

Получалось неубедительно.

– У нас проблема, – процедил Марона сквозь зубы. – Варвары подошли к стенам Дарта, а его величество разбит и подавлен, потому совершенно отказывается оказывать им сопротивление. Он, видите ли, надеется, что они возьмут нас в плен и уволокут за далекие моря и высокие горы, в дремучие Швицкие леса. Как в сказке про доверчивого жильцутрика и хитрую синарулю.

– Зачем? – побелел лекарь.

– Это я вас хочу спросить: зачем? – запыхтел Марона.

Он был толстенький, лысенький и вообще-то очень симпатичный человек. В нормальные дни его кругленькие хомячьи щечки всегда были покрыты нежным румянцем, с уст не сходила приветливая улыбка, и у него далее были очаровательные ямочки на щеках. Однако сегодня он больше напоминал сердитую тыкву.

– Я именно вас, Мублап, и хочу спросить, как может статься, чтобы владыка богатой и процветающей страны был готов отказаться от благополучия, пожертвовать и собой, и подданными, и даже проиграть войну? Вы представляете себе, что Оттобальт Победоносный лично выносит на подушечке ключи от замка и вручает их какому-нибудь Лысому Орлу?

– В принципе да, – почесал нос лекарь. – В моей богатой практике я сталкивался и не с такими прискорбными случаями. Один мой пациент, как сейчас помню, в припадке отчаяния лично перевозил тещу в свой дом на постоянное жительство. Своими руками паковал старые тещины тапочки и даже чесал за ухом дряхлого блохастого хузиняпсу.

– Кошмар! – ужаснулся первый министр.

– Увы, это правда.

– Неужели нас ожидает нечто подобное?

– И такое возможно, господин министр.

– Вы можете предложить радикальное решение?

– Как знать? – пожал плечами Мублап. – В принципе нерешаемых проблем и неизлечимых болезней в природе не существует. Просто мы не знаем, как их решать и как лечить.

– Утешили, – набычился первый министр.

– Я говорю прописные истины.

– А вы не прописные истины изрекайте, а пропишите лучше нашему обожаемому королю какого-нибудь скипидару, чтобы у него – да простит меня Всевысокий Душара – мозги на место въехали. А то складывается впечатление, что у его величества башню сорвало.

– Эх, жаль, его величество никогда не читал Фрейда, – вздохнул Мублап.

– А это кто? – насторожился Марона.

– Понятия не имею. Но когда я учился в Шеттском университете, наш профессор медицины всегда говорил: «Жаль, ребята, мы не читали Фрейда. В этом корень всех зол».

– И нет никакой надежды отыскать и изучить труды этого вашего Фрейда?

– Нет. Никто в Вольхолле никогда не видел ни единой строчки, написанной им.

– Так, может, он и не писал ничего?

– Вполне возможно. О нем известно только, что он был зигмундом.

– Кем-кем?

– Зигмундом, господин министр.

– И о чем это говорит?

– Это тоже тайна. Но старым исследователям сие знание внушало большие надежды.

– Так, к Душаре вашего сомнительного зигмунда. Делайте что-нибудь!

– Что?

– Не знаю. Меня держат на службе, чтобы я придумал, кого назначить ответственным за решение определенной задачи, а вас – дабы вправлять королю мозги в подобных случаях. Дайте ему успокоительного, или взбодрительного, или слабительного, на худой конец. Но чтобы его величество наконец осознал, что варвары – это не малина с медом, и согласился с оружием в руках отстаивать уппертальские идеалы и уппертальский образ жизни!

– Понятно, – покорно сказал лекарь. – А вы, господин министр, даже не подозреваете, отчего на сей раз король так болезненно воспринял приезд тети? Ведь прежде все проходило значительно легче.

– Догадываюсь – Марона даже зажмурился от ужаса. – Последние вести от тети могут поколебать кого угодно. Она стала магистром рыцарского ордена и Нучипельской Девой.

– Что?

– Вот-вот.

И первый министр пустился в пространные объяснения.

Во дни, когда королева-тетя Гедвига не пеклась о благе своего возлюбленного племянника и отдыхала душой и телом от трудов праведных, она колесила по стране в поисках кого-то или чего-то, нуждающегося в ее немедленном вмешательстве. Ибо венценосная тетя полагала лучшим отдыхом смену занятий.

В одной из таких поездок она и открыла для себя славный городишко Нучипельс, лепившийся на берегу моря и когда-то бывший значительным портом и крупным торговым центром. Некогда к его причалам приставали высокие крутобокие суда из разных стран мира, но теперь время процветания осталось далеко позади.

Дело в том, что на Тум-Тумских островах, лежавших через пролив и прекрасно видных в безоблачную погоду, основали разбойничье гнездо кровожадные пираты.

Пираты наносили торговым флотилиям урон ничуть не меньший, чем печально известный Морской Змей Вапонтих, поедающий корабли, будто гунухские сладости. Они грабили, жгли и топили беззащитные суда и всячески препятствовали росту экономики Нучипельса, в связи с чем многострадальный городишко впал в бедность и запустение. Только один человек все еще отваживался пускаться в полный опасностей и приключений путь. Синий корабль бравого капитана Вихочи славился своей быстроходностью и пока что выигрывал все гонки у разъяренных тум-тумских пиратов, которые поклялись потрохами Вапонтиха однажды захватить его.

Капитан Вихоча и снабжал Нучипельс нарядной одеждой, пряностями и украшениями с далекой Малервы, где все эти товары стоили не в пример дешевле.

Именно дешевизна означенных предметов и побудила королеву-тетю Гедвигу остановить свой взор на Нучипельсе и купить здесь небольшой фортик, который она со вкусом, тщанием и хозяйственной смекалкой премиленько обставила дальнобойными катапульточками. Правда, они срабатывали через раз, но в интерьер вписывались прекрасно.

Не чуждая романтики и азарта, грозная королева-тетя даже пристрастилась к мореходному делу и охотно составляла компанию Вихоче, когда тот отправлялся на Малерву на большие сезонные распродажи.

В тот раз, который и послужил началом всей истории, на Малерве во время зимней распродажи уцененных товаров выкинули смехотворно дешевых иноходцев. В Уппертале и Ландсхуте такие кони стоили бешеных денег, а в далеких гунухских степях за подобного красавца давали одну любимую жену или пять нелюбимых (с тещами в нагрузку). Обожавшая лошадей Гедвига не могла устоять перед подобным соблазном и прикупила всю партию, слабо соображая, что с ней делать дальше. Впрочем, с животными ей было возиться не впервой (См. Историю о мечезубом пумсе, глава 125 Летописей Королевства Упперталь, сделанных на лучшем розовом пергаменте с великой скрупулезностью).

Королева-тетя, в юности близко знакомая с наемным убийцей (состоявшем на службе у ее отца, короля Шетта и Зейдерзейских островов), была полностью согласна с его неизменным принципом: «Если ты хочешь что-то сделать хорошо, делай это сам».

Поэтому неугомонная труженица и разогнала ошалевших конюхов и перетащила соломенный тюфячок в грузовой трюм, отринув с негодованием пуховые подушки и перины и даже тончайшие шелковые одеяла, положенные ей по статусу. Гедвига полагала, что наследники славы Хеннертов и Зейдерзеев должны быть чужды комфорта и уметь отдыхать даже на гвоздях. Правда, поспать она любила и никогда в этом удовольствии себе не отказывала. Зная маленькую слабость обожаемой королевы, слуги старались не будить ее до полудня, а буде в этом возникала необходимость, прибегали к помощи нучипельского звонаря, который мог и мертвого поставить на ноги.

Звонарь устроил в королевском фортике отдельную башенку, где понавешал столько колоколов, что их звон мог привлечь внимание даже Всевысокого Душары, который, как известно, после сотворения мира несколько утомился и прилег почивать до тех пор, пока… Поскольку во всех летописях и скрижалях после «пока» находилось внушительное пустое место, выходило, что Создателю Вольхолла почивать еще очень долго.

Существо королевской крови – наместник Душары на земле. И спит почти столько же.

Вот почему никого не удивил тот факт, что, утомленная хлопотами о своих четвероногих питомцах, Гедвига проспала не только нападение тум-тумских пиратов, не только отчаянную погоню, но и позорное поражение славного Вихочи. Перегруженный конями корабль на сей раз не выдержал гонки и на четвертый час был догнан и взят на абордаж.

Нужно ли говорить, что как раз в этот момент королеве-тете снился какой-то особенно сладкий и упоительный сон. Кажется, она выдавала Оттобальта за скромную и работящую принцессу с большим приданым и несомненными организаторскими способностями. Пропустила она и увлекательную программу разграбления судна и пленения всех его пассажиров и матросов, а также торжество по случаю исполнения давней клятвы, которое закатил было пиратский капитан Мервалт.

Она открыла правый глаз только в тот момент, когда пираты с целью инвентаризации закатились в трюм, дабы подробнее узнать, что именно им досталось на сей раз. Впоследствии они с ужасом вспоминали, что так им не доставалось никогда.

Завидев прямо над собой плохо выбритые ухмыляющиеся физиономии наглых захватчиков, королева немного удивилась. А переведя взгляд на нечищеные сапоги и неглаженые манжеты кровожадных пиратов, преисполнилась благородного негодования.

Пираты были не менее удивлены зрелищем столь представительной и, со всей очевидностью, глубоко положительной особы в столь не подходящем месте. Поначалу они слегка обалдели, зато решительная Гедвига не растерялась и, надавав серьезных тумаков искателям фортуны, схватила наиболее приглянувшегося за волосы и с диким воплем «Лошадок моих обижать!? А ну все за борт, гады! Ща глотки начну пилюкать!» приставила свой любимый шеттский кинжал к горлу хрипящего заложника.

Пират извивался и брыкался, головорезы стояли вытаращив глаза, а Гедвига по пунктам перечисляла, за что их следует немедленно казнить самым жестоким образом. Первым пунктом в список прегрешений попала заляпанная илом и песком обувь, неряшливая внешность и отсутствие пристойных манер.

Пираты не смогли решить эту задачу психологически, потому как никогда сами в заложниках не бывали. Тем более по-дурацки они ощущали себя после удачного штурма торгового судна, где никто не предполагал встретить столь жестокое сопротивление непредсказуемого противника, выбившего их из колеи совершенно нетипичным поведением. Да и знаменитое хеннертское чутье Гедвигу не подвело, и она верно сделала выбор: в ее руках оказался капитан пиратской команды, и они не знали, что делать – не то спасать его, не то выполнять приказ сумасшедшей дамы.

Дама поняла, что вот-вот наступит момент трагического перелома. А в поединке бывает только один победитель. Поэтому, бешено сверкая глазами, она завопила: «В критические дни я сумасшедшая! Я чувствую себя слишком уверенно! Я едва себя контролирую! Сигайте в воду быстрее, не то, не то, не то я не знаю, что сейчас сделаю! Считаю до трех!»

Пираты не поняли значения слов «критические дни», но именно в силу необразованности им привиделось нечто ужасное, наподобие проказы, чумной лихорадки или конца света. Тем более фраза «глотки начну пилюкать», вырвавшаяся сама собой у Гедвиги, возымела отдельное действие на бандитов: это был их родной язык, но из уст знатной дамы такое услышишь не каждый день. Да и картина, когда главарь с приставленным к горлу нешуточным ножиком корчился от боли после удара ногой в пах и хлопка по ушам, нанесенного нежными женскими руками (разве мы не упоминали, что Гедвига очень любила в свободное время позаниматься рукопашным боем?), говорила сама за себя. Вконец ошеломленные пираты с криками «Да она ненормальная!» стали прыгать за борт.

Последним был капитан; с фразой «Этот корабль уже занят!», вошедшей во все исторические труды современности, она выпихнула главаря в набегавшую волну.

Неизвестно, какую репутацию Гедвига приобрела впоследствии среди пиратов, но ходили слухи, что ее посчитали за свою, за флибустьерку, и из чувства локтя (вор у вора не ворует) перестали терроризировать бравого Вихочу. В Нучипельсе она бесспорно стала живой легендой, примером для подражания и в довершение всего основала орден рыцарей Бесумяков, происходящий от названия островов (Бесумякские), у берегов которых и разразилась эта беспрецедентная морская баталия.

Жители Нучипельса были безгранично признательны за спасение ценного груза, не говоря уже о том, что уровень их жизни с каждым днем поднимался: ведь пираты более не нападали на торговые суда в их водах, а срочно подыскивали себе новую штаб-квартиру. В центральном соборе состоялась церемония, на которой Гедвигу посвятили в рыцари и официально нарекли Нучипельской Девой-Избавительницей, закатили пышные празднества, после которых королевским указом в календаре был отмечен новый выходной. В городе был также возведен бронзовый памятник работы неизвестного скульптора, который самой Гедвиге не нравился из-за малого портретного сходства.

Грандиозная пышнотелая Нучипельская Дева, стоя в бушующих волнах, голыми руками откручивала голову неизвестному Морскому Змею. При чем был змей, никто не знал. Не то художник таким образом олицетворил пиратство, не то отдал дань моде на художественное изображение драконов, которых в ту пору лепили где угодно.

Но все это уже детали. Самым же главным и невыносимым для его величества Оттобальта Уппертальского явился именно факт возросшего авторитета драгоценной тетушки. Гедвига и сама по себе была грозной силой, но Гедвига в качестве Главного магистра ордена рыцарей Бесумяков – это нечто за гранью добра и зла.

Нет, не зря бесновался сейчас в подвале замка безумный лесоруб Кукс, гремя цепями и требуя, чтобы его немедленно отправили на рудники или в страшную Пухскую тюрьму, которая пустовала вот уже три с половиной века.

Кукса успокоить удалось довольно быстро.

А вот с безутешным повелителем дело обстояло гораздо сложнее, и лекарь Мублап ощущал свою полную профнепригодность и абсолютно детскую беспомощность. Эх! Был бы он хоть на десятую долю зигмундом, может, ему было бы чуток полегче.

Вот почему он и крался теперь по коридорам замка, держа в объятиях огромную сумку, набитую флаконами, баночками, горшочками и пучками сушеных трав.

Короля он нашел в картинной галерее, где благородный монарх не без интереса рассматривал портреты своих предков как по мужской, так и по женской линии. Женщины рода Хеннертов, к которому относилась и знаменитая тетя Гедвига, славились своим мужеством, но нельзя не признать, что они проявили чрезвычайную, более того – небывалую, смелость, заказав художнику свое изображение. Особенно третья, седьмая, девятая и та, что висела сразу за углом.

– Добрый день, ваше величество, – пропел Мублап самым фальшивым бодрым тоном, какой ему когда-либо приходилось издавать. – Как мы себя чувствуем?

– Мы себя не чувствуем! – отрезал Оттобальт. – Только отдельно – руки и отдельно – ноги. Трясутся.

– Это просто прекрасно, ваше величество.

– У?

– Говорю, это просто прекрасно. Если трясутся, а не отнимаются, есть надежда.