Рейвен почтительно кивнул и с таким же почтением приблизился.

— Ты знаешь, о чем я просил Джессана? — спросил Густав.

— Да, Бабушка мне рассказала, — ответил Рейвен.

Он присел на корточки возле постели рыцаря.

— Она рассказала мне, что и как мой племянник сказал в ответ на твою просьбу. Он вовсе не намеревался тебя обидеть. Я хочу извиниться за него.

Рейвен умолк; было видно, что он тщательно обдумывает свои дальнейшие слова.

— В другое время я бы не понял сделанного богами выбора и сказал бы, что они ошиблись. Я не сомневаюсь ни в мужестве, ни в честности Джессана, но его молодость и неопытность беспокоят меня. Однако, — слова давались Рейвену с трудом, и он то и дело оглядывался на Вольфрама, — произошло нечто неожиданное. Произошло то, чего я не могу понять. Я начинаю думать, что боги действительно знают, кого они выбирают.

— А что случилось? — спросил Густав, поочередно глядя на суровое лицо дворфа и заметно помрачневшее лицо воина.

— Расскажи ты, — произнес Рейвен, отходя в сторону, но продолжая внимательно следить за выражением лица рыцаря.

— Произошло то, что неизбежно должно было произойти, господин, — начал Вольфрам, подходя ближе. — Вы помните доспехи, которые носило это порождение Пустоты?

— Да. Но почему ты о них вспомнил? Я ведь просил их уничтожить, так?

Вольфрам печально покачал головой.

— Вы были безусловно правы, мой господин. Но Джессан рассудил по-своему. Он решил принести их в селение и подарить дяде.

Дворф ткнул пальцем в сторону Рейвена.

— Боги милостивые! — воскликнул Густав. Он попытался сесть на постели, но слабость не позволяла ему это сделать. — Какая чудовищная ошибка. Доспехи обязательно надо уничтожить. Обязательно!

— Да, господин, — глухо ответил Вольфрам. — В этом ни у кого из нас нет разногласий. Весь вопрос — как?

Понизив голос, он наклонился к рыцарю и прошептал:

— Доспехи начали кровоточить. Конечно, это не кровь, а черная, как смола, сальная жидкость. Она чем-то похоже на ламповое масло, но смертельно опасна.

— Мы обнаружили двух дохлых крыс, что пробегали поблизости от доспехов, — мрачным тоном добавил Рейвен. — Может, они попробовали ее, а может, всего лишь запачкали в ней свои лапы. Как бы там ни было, обе крысы мертвы.

— А это значит, господин, — продолжил Вольфрам, — что мы не можем ни сжечь, ни закопать эти дьявольские доспехи. В любом случае это грозит отравить все вокруг. Что нам теперь делать?

— Вы должны унести доспехи из деревни, — ответил Густав, голос которого стал сильным и твердым. Опасность заставила в последний раз вспыхнуть его тускнеющие глаза. — Унести как можно дальше.

— В этом мы целиком с вами согласны. Но что дальше, мой господин? Куда бы ни попали эти доспехи, они всегда будут проклятием для того места!

Густав задумался, затем жестом велел Рейвену подойти.

— Джессан говорил, что ты собираешься отправиться в Дункар. Это так?

— Да, господин. Я служу в армии короля Моросса. Завтра я трогаюсь в обратный путь, чтобы вернуться в Дункар, в свой полк. Моя побывка почти закончилась. Если я не вернусь, меня сочтут дезертиром.

— Обязательно возвращайся, — сказал Густав. — Думаю, в Дункаре есть Храм Магов.

— Есть, господин.

— Отдай доспехи Верховному Магу. Он найдет способ обезопасить их. Только это надо сделать тайком. Никому их не показывай и ни с кем о них не говори.

— Верховному Магу! — Услышав об этом, Рейвен глубоко и облегченно вздохнул, радуясь, что переложит заботу о смертоносном грузе на другие плечи. — Так я и сделаю! Мой командир говорит, что это очень могущественный маг. Я принесу ему доспехи и спрошу, как снять проклятье с наших людей. А насчет Джессана можешь не сомневаться: он отправится выполнять твое распоряжение. Оно уведет его на север, очень далеко от доспехов. Кто знает, может, проклятие доспехов приобрело над ним какую-то власть? Твое поручение позволяет мне, не роняя чести, отказаться от своего обещания, а ему, тоже не роняя чести, покинуть селение. Воистину боги мудры, — почтительно прибавил Рейвен.

— Если они и впрямь мудры, почему же они позволили мальчишке притащить сюда эти доспехи? — пробормотал Вольфрам, но так, чтобы ни рыцарь, ни Рейвен его не услышали.

Густава трясло. Силы его покидали. Изможденный, он закрыл глаза. Однако у него хватило сил на то, чтобы протянуть руку и удержать намеревавшегося уйти дворфа.

— Я должен… поговорить с тобой, — едва слышно прошептал Густав, и Вольфрам только по губам понял смысл его слов. — Наедине, — добавил рыцарь.

Рейвен ушел. Вольфрам остался, но, казалось, тоже был бы не прочь сбежать.

— Я слушаю, господин.

— Ты ведь состоишь на службе у монахов с Драконьей Горы. — начал Густав.

— Не сказал бы, что на службе, господин, — уклончиво проговорил Вольфрам. — Я много путешествую и много чего вижу. Время от времени я привожу монахам кое-какие сведения.

— И тем не менее я не раз встречал тебя в монастыре. — заметил Густав.

— Просто пока монахов интересует то, что я сообщаю, — хитро улыбнулся Вольфрам.

— В этом я не сомневаюсь, — тоже улыбнулся Густав. — Мне тоже нужно кое-что сообщить монахам, Вольфрам. И выбор, естественно, падает на тебя.

— Мой господин, поверьте мне, я бы с радостью сделал для вас что угодно, — с исключительной серьезностью проговорил Вольфрам, потирая браслет на руке. — Но я уже выполняю одно поручение и боюсь…

Он замолчал.

— Что это у вас?

С неимоверными усилиями, превозмогая боль, Густав достал из-под одеяла серебряную шкатулку, украшенную драгоценными камнями. Вольфрам недоверчиво уставился на шкатулку, не говоря, однако, что готов взять ее.

— Мне необходимо, чтобы кто-то передал монахам эту шкатулку, — сказал Густав.

— Ах вот оно что! — Вольфрам почесал пальцем нос. Но рука его и сейчас не потянулась за шкатулкой. — И что же там внутри?

— Содержимое шкатулки предназначено только для монахов, — ответил Густав.

— Путь к Драконьей Горе далек, а странствовать нынче небезопасно, мой господин, — заметил Вольфрам и нахмурил брови. — Особенно для тех, кто выполняет поручения особ, непосредственно соприкоснувшихся с Пустотой.

— Понимаю, — угрюмо согласился Густав. — Я позаботился о том, чтобы тебя надлежащим образом вознаградили. Внутри лежит моя записка к монахам с распоряжением отдать все мое мирское состояние тому, кто принесет им эту шкатулку.

— А ваше мирское состояние — что оно включает в себя?

— Землю в Новом Виннингэле со всеми домами и постройками на ней. Помимо земли — содержимое сокровищницы, что спрятана в замке. Мой сенешаль знает, где она находится, и у него же хранится ключ. В шкатулке находится также перстень с моей печатью, поэтому сенешаль сразу поймет, что прибывший является моим посланником.

Вольфрам посмотрел на шкатулку, глаза его заблестели, но он по-прежнему ничем не показывал, что готов ее взять.

— Скажите мне вот что, мой господин. Исчадие Пустоты, напавшее на вас, охотилось за вами или за этой шкатулкой? — Дворф провел по своим усам и сощурил глаза. — Судя по удивительной щедрости обещанного вознаграждения, главной целью врикиля являлась шкатулка, а потом уже тот, у кого она находится. И любой, взявший шкатулку, смертельно рискует. Попаду ли и я под прицел?

— В известной степени — да, — ответил Густав. — Если ты примешь мое предложение, то окажешься в опасности. Не стану этого отрицать.

— Опасность исходит от врикилей?

— Не могу тебе ответить, ибо не знаю, существуют ли другие врикили. Если существуют, я верю и надеюсь, что мы сбили их со следа.

— Я еще хотел спросить насчет двоих юношей. Их вы отправляете с другой миссией. Их путешествие будет как-нибудь связано с этой шкатулкой?

Дворф попал прямо в цель. Густав понимал, что лгать бессмысленно: Вольфрам отнюдь не глуп, чтобы поверить вымыслам.

— Тебе отводится роль приманки, — наконец сказал он.

— Надо понимать, я должен буду отвести опасность от тех двоих, взяв ее на себя?

— Потому тебе и обещана столь высокая плата за риск.

Вольфрам обдумывал сказанное рыцарем, крутя его слова в своем мозгу. Одновременно он крутил браслет на руке.

— И большие у вас владения?

Губы Густава дрогнули. Будь у него побольше сил, он бы захохотал. Сейчас же он только сказал:

— Да, Вольфрам из числа Пеших, у меня большие владения.

Дворф был не особо рад услышать свой титул. Он несколько мгновений пристально глядел на рыцаря, потом наклонился к нему и хрипло прошептал:

— Связано ли это с вашим безумным… — Он смущенно кашлянул. — С вашим поиском, господин?

— Твое вознаграждение будет очень велико, можешь мне верить, — уклончиво ответил рыцарь.

Вольфрам снова призадумался, затем протянул руку к шкатулке.

— Я в вашем распоряжении, мой господин.

— Как видишь, шкатулка запечатана, — пояснил Густав, передавая ее дворфу. — Печать не должна быть сломана. Таково условие. В записке я упомянул, что, если печать окажется сломанной, мое обещание теряет силу.

— Я понимаю, мой господин, — сказал Вольфрам.

Он разглядывал шкатулку, вертя ее в руках.

— Сработано пеквеями, если не ошибаюсь.

Поднеся шкатулку к уху, Вольфрам потряс ее.

— Судя по звуку, там пусто, — удивленно пожал плечами дворф. — Верьте мне, мой господин. Я постараюсь доставить ее монахам в целости и сохранности.

Вольфрам спрятал шкатулку за пазуху. Он хотел еще порасспросить рыцаря, чтобы умело расставить словесные ловушки и попытаться узнать хоть что-то о шкатулке и ее таинственном содержимом. Но Густав закрыл глаза. Его дыхание становилось все более прерывистым и тяжелым. Силы оставили его; еще немного, и жизнь покинет тело.

Лицо Вольфрама приняло торжественное выражение. Как говорят эльфы, каждый, кто стоит у смертного одра другого, видит свой собственный конец. Дворфы верили, что после смерти дух умершего вселяется в тело волка и продолжает жить.

— Да примет тебя Волк, — тихо произнес дворф, осторожно коснувшись руки рыцаря своей шершавой, мозолистой рукой.

Прижимая шкатулку к груди, Вольфрам покинул дом врачевания, едва не столкнувшись в дверях с Бабушкой.

— Он спит, — громко прошептал Вольфрам.

В ответ Бабушка только хмыкнула.

Войдя в хижину, она не особо удивилась, найдя рыцаря лежащим с открытыми глазами.

— Не беспокойся, — сказала она.

Бабушка смочила его губы водой и сменила тряпку, которая лежала у него на лбу.

— Они пойдут. Оба. Таков выбор богов.

— Тогда пусть приходят сюда побыстрее, — со вздохом произнес Густав. — Я слишком устал.

— Но, дядя, ты же обещал! — возразил Джессан.

Произнося это, он подумал, что похож сейчас на хнычущего малого ребенка, которому посулили и вдруг не дали игрушку. Неудивительно, что лицо Рейвена помрачнело от раздражения. Джессан понимал, что сейчас самое время взять свои слова назад, но обида была сильнее. И он начал оправдываться.

— Дядя, я — единственный в нашем селении, кто до сих пор не получил имени воина.

Ранесса была не в счет. Кто станет давать имя воина этой сумасшедшей?

— У меня была возможность отправиться в Карну с другими воинами, но я дожидался тебя. Ты всегда говорил, что родственники должны держаться вместе, и я верил тебе. Да, родственники всегда должны держаться вместе. Дядя, прошу тебя, возьми меня с собой в Дункар!

— Не могу, Джессан, — ответил Рейвен. — Боги сделали свой выбор.

Выдержка изменила Джессану.

— Боги? — вскричал он. — Конечно, если они приняли облик высохшей пеквейской старухи. Дядя, ведь все в нашем селении знают о ее взбалмошности! Я…

Рейвен наотмашь ударил племянника по лицу и сбил с ног. Он не собирался щадить Джессана и потому ударил достаточно сильно. Мальчишке нужен урок, который он запомнит надолго.

Джессан сел, мотая гудящей головой. Он выплюнул выбитый зуб и отер кровь с края рассеченной губы. Быстро взглянув на дядю, он тут же отвел глаза. Никогда еще Джессан не видел Рейвена таким разгневанным.

— Воин никогда не позволяет себе непочтительно отзываться о богах, — сказал Рейвен, голос которого дрожал от ярости. — Жизнь воина в руках богов. Меня удивляет, что боги, вместо того чтобы сжать свои руки в кулаки, широко раскрыли их, оказав тебе великую честь. И еще: воин не позволяет себе говорить непочтительно о старших. Кто так говорит — просто жалкий и ничтожный трус.

Джессан медленно встал. Он стоял, глядя в лицо дяде. Юноша понимал, что поступил недостойно и заслужил полученное наказание.

— Я виноват, дядя, — сказал он. — Я позволил себе необдуманные слова. — Тыльной стороной ладони он снова отер кровь. — Прошу, прости меня.

— Ты оскорбил не только меня, — угрюмо напомнил ему Рейвен. — Проси прощения у богов.

— Я обязательно это сделаю, дядя, — пообещал Джессан.

— Тебе нельзя просить прощения у Бабушки, иначе тебе пришлось бы повторить все сказанное, а я верю, что подобные слова никогда больше не сорвутся с твоих губ. Но, начиная с этого момента, все, о чем бы она тебя ни попросила, ты исполнишь должным образом и без возражений. Так ты искупишь свою вину перед нею.

— Да, дядя, — ответил подавленный и опечаленный Джессан.

Он чувствовал: есть какая-то причина, по которой дядя не хочет брать его в Дункар. Других объяснений не было. Рейвенстрайк верил в богов, но при необходимости мог с ними и не согласиться. И Джессан очень хорошо об этом знал.

Через некоторое время суровый взгляд Рейвена смягчился, и воин обнял племянника за плечи и притянул к себе.

— Тебе предстоит увидеть дальние земли, Джессан, — сказал Рейвен, вновь отстраняя юношу от себя. — Ты побываешь там, где ни я, ни вообще кто-либо из нашего племени никогда не был. Ты увидишь диковинные народы, узнаешь странные обычаи, услышишь чужие наречия. Относись ко всему с уважением. Помни, что везде и для всех ты будешь чужестранцем.

Джессан кивнул. Он не решался доверить свои чувства словам.

— Я отправляюсь в путь прямо сейчас, — сказал Рейвен. — Когда вернешься из своего путешествия, придешь в Дункар. Я буду ждать тебя.

— Спасибо, дядя, — дрогнувшим голосом произнес Джессан.

Наступило тягостное молчание. Дядя и племянник оба ощущали это.

— Я думал, ты выступишь в путь только завтра, — наконец нарушил молчание Джессан.

— Я получил известие, — уклончиво ответил Рейвен. — Мне велят как можно скорее возвращаться в полк.

— Не забудь про доспехи, — сказал Джессан.

— Про них-то я не забуду, — глухо ответил Рейвен. — Можешь не сомневаться.

— Не знаю, что с ним стряслось, — признался Джессан Башэ. — С той самой минуты, когда я отдал Рейвену доспехи, он вел себя как-то странно. Мне он говорил, что доволен подарком, однако я почему-то ему не верю. Теперь я даже жалею, что не послушался дворфа и не бросил эти доспехи куда-нибудь в глубокий овраг. И еще. Рейвен сказал, что в Дункар меня не возьмет, поскольку я должен буду отправиться вместе с тобой.

Башэ испустил радостный возглас. Увидев подавленное лицо друга, он умерил свой пыл.

— Прости меня, Джессан. Я ведь знаю, как тебе хотелось отправиться в Дункар вместе с дядей. Он хоть сказал, почему не берет тебя с собой?

— Дядя сказал, что миссия, для которой нас с тобой избрали боги, несравненно важнее вступления в Дункарганскую армию. Я смогу это сделать после возвращения. Я хорошо подумал над его словами. Быть может, он и прав. Ты говорил, что нас ждут приключения и путешествие в земли эльфов. Еще никто из нашего селения не забирался в такую даль.

Башэ пританцовывал от радости, хлопая в ладоши.

— А я стану первым пеквеем, ушедшим так далеко! Я рад, что мы пойдем вместе. Одному мне было бы страшно, но когда ты рядом, я ничего не боюсь.

Джессан вздохнул и покачал головой. Увы, он не испытывал столь же радостных чувств, как его друг; наоборот, он был глубоко разочарован. Он взглянул на солнце, которое уже успело пройти высшую точку на небе и теперь постепенно клонилось к западу.

— Мне надо идти и проститься с дядей. Он скоро уходит. Иди к рыцарю, там с тобой и встретимся.

Джессан повернулся и ушел.

— Сегодня наверняка был самый отвратительный день в моей жизни, — пробормотал он, говоря сам с собой. — Как хорошо, что он скоро кончится.

Мысль о том, что все худшее сегодня уже произошло, принесла Джессану некоторое утешение. Вряд с ним может стрястись еще какая-нибудь беда.

Джессан успел отойти совсем немного, когда услышал за собой топот маленьких ног и голос Башэ, окликавший его. Он повернулся. Башэ стремительно несся к нему.

— Джессан, как хорошо, что я тебя догнал. Я забыл рассказать тебе замечательную новость, — выпалил Башэ, вспотев от радостного возбуждения. — Бабушка решила пойти вместе с нами.