ПРОЛОГ

Снаружи бушевали зимние бури,

Но жителям пещер,

Вырытых горными гномами

Под хребтами Харолисовых гор,

Но них не было дела.

Вот властитель-тан призвал

Собравшихся гномов и людей

К тишине, и гномский бард

Выступил вперед,

Дабы воздать должное

Нашим героям…

ПЕСНЬ О ДЕВЯТИ ГЕРОЯХ

Север грозил нам бедою: сбылось давнее предсказание.

У порога зимы плясали драконы.

И вот наконец из темных лесов,

С Равнин, из материнского лона Земли,

Пришли они, отмеченные Небом.

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Один пришел из сада камней,

Из гномских пещер, где бродит мудрое эхо,

Где сердце и разум согласно бьются

В напряженных жилах руки.

Надежно его плечо, несокрушим дух…

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Другого породила страна вольных ветров,

Летящих на четыре стороны, света,

Край зеленых лугов, родина кендеров,

Где малые зерна тянутся к небу —

Зелень, золото и опять зелень.

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Третья пришла с Равнин,

Из страны Долгих дорог и распахнутых горизонтов.

С Жезлом в руке явилась она,

Осененная милосердием и добром,

Уязвленная всеми ранами мира.

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы, не оборвался рассказ.

Четвертый, тоже с Равнин,

Пришел за тенью луны;

Древний обычай предков указывал ему путь.

Ток своей крови он посвятил луне,

С мечом пробиваясь земными дорогами В свет.

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Скажем и о прощании, о горькой разлуке;

Темная тень воительницы, дрожит в сердце огня —

Пространство между мирами,

Колыбельная, услышанная в детстве

И вновь зазвучавшая в час пробуждения

И зрелости размышлений.

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

У Рыцаря в сердце мечом врезаны, слова чести,

Начертанные столетиями полета

Зимородка над миром,

Судьбою Соламнии, разрушенной и восставшей из пепла,

Когда позвал долг.

Светло танцующий меч — отцово наследие…

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

Ни закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Еще один — ясный сеет, брат темноты

Бесхитростный меч подъят в могучей руке

И рубит любые узлы, даже те, что вяжет жизнь сердца.

Думы его — что озера в ветреный день:

Он и сам не видит их глубины…

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Вождя-полуэльфа терзает и реет на части

Смешение альпийской и человеческой крови —

Так река разделяет леса и даже миры.

Вышедший биться, он страшится любви.

И медлит, не в силах сделать свой выбор.

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Восьмой дышит темным воздухом ночи,

Молчаливые звезды которой суть письмена

И числа, разящие хладом бренную плоть.

Он мудр, но его благословение бескрыло

И достается самым униженным, отданным ночи.

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Скажем и о тех, что делят с ними дорогу:

О простой девушке, чья простота сродни высшей награде,

И о принцессе лесов, вечно юных и древних

Зеленых управителей судеб.

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

Север грозит нам бедою, как и было предсказано.

В морозную ночь чутко дремлют драконы.

Но мы знаем: из темных лесов,

С Равнин, из материнского лона Земли,

Вышли они, чтобы вновь занялся рассвет

Их было девять под тремя лунами,

В мертвых сумерках осени.

На закате мира явились они,

Чтобы не оборвался рассказ.

МОЛОТ

— …Молот Хараса!

Торжественное эхо раскатилось по громадному Залу Аудиенций короля горных гномов. И сразу же разразилась сущая буря приветствий. Низкие, гулкие голоса гномов сплетались с чуть более высокими выкриками людей. Наконец растворились тяжелые двери в дальнем конце Зала и вошел Элистан, жрец Паладайна.

Чашеобразный Зал, громадный даже по гномским меркам, был набит до отказа. Возле стен устроились чуть ли не все восемьсот беглецов из Пакс Таркаса, гномы же вплотную друг к дружке расселись на каменных скамьях внизу.

Элистан появился в конце длинного центрального прохода. Он благоговейно держал на ладонях огромный боевой молот. При виде жреца Паладайна, облаченного в белоснежные одеяния, ликующий шум только усилился; звуки отражались от каменных стен и метались под высоким сводчатым куполом — казалось, дрожала сама земля.

Танис болезненно поморщился: от оглушительного гула у него заломило виски. Он задыхался, стиснутый толпой. Он никогда не любил подземелий, и, хотя купол Зала вздымался на непомерную высоту — огни множества факелов не могли его осветить, — толща земли осязаемо давила на полуэльфа, он чувствовал себя попавшим в ловушку.

— Скорее бы, что ли, все закончилось… — вполголоса сказал он стоявшему рядом Стурму.

Рыцарь, и без того склонный к меланхолии, казался еще угрюмей и задумчивей обыкновенного.

— Не одобряю я этого, Танис, — сказал он и сложил руки на блестящем стальном нагруднике своих древних лат.

— Знаю, — раздраженно ответил Танис. — Я уже слышал это от тебя, причем не единожды. Возражать поздно — остается терпеть!

Конец фразы потонул в новом взрыве восторженного рева: прежде, чем двинуться вперед по проходу, Элистан высоко поднял Молот, показывая его толпе. Танис прижал руку ко лбу… В просторной и обычно прохладной подземной пещере было жарко и душно из-за множества набившегося народа, и полуэльф понял, что ему вот-вот сделается дурно.

Элистан пошел вперед по проходу. Приветствуя его, с тронного возвышения посередине зала поднялся Хорнфел, тан Хайларских гномов. За его спиной виднелись семь резных каменных тронов, все пустые. Хорнфел стоял перед седьмым по счету и самым величественным. Этот трон был предназначен для королей Торбардина. Давным-давно опустевший, сегодня он наконец обретет владельца — как только Хорнфел примет Молот Хараса. Возвращение древней реликвии имело для хайларского тана особенный смысл: заполучив бесценный Молот, он сможет объединить и возглавить соперничающие гномские кланы…

— Это ведь МЫ сражались за то, чтобы вернуть Молот, — медленно, не сводя глаз с блистающего оружия, проговорил Стурм. — Легендарный Молот Хараса, выковавший когда-то Копья, способные поражать драконов… Утраченный сотни лет назад, вновь обретенный — и вновь утраченный! Отдать его гномам?..

Он даже не пытался скрыть отвращения.

— Когда-то он уже был им отдан, — устало напомнил рыцарю Танис, чувствуя, как по лбу сбегают капельки пота. — Если ты позабыл, скажи Флинту, пусть он заново поведает тебе эту историю. Но, как бы то ни было, теперь Молот воистину им принадлежит… Элистан между тем приблизился к тронному возвышению, где ждал его тан, облаченный в пышные одежды правителя и увешанный золотыми цепями, что так любят гномы. У подножия возвышения Элистан преклонил колени — весьма мудрый и предусмотрительный жест, ибо в ином случае рослый, широкоплечий жрец оказался бы едва ли не выше тана — даже при том, что высота ступеней к тронам составляла добрых три фута. Польщенные гномы снова разразились приветственным криком, зато люди, как подметил Танис, несколько притихли, а кое-кто начал перешептываться: увидеть своего вождя на коленях перед чужим — кому же это понравится?

— Прими сей дар нашего народа… — очередной взрыв восторга похоронил голос жреца.

— «Дар»!.. — фыркнул Стурм. — Сказал бы лучше — выкуп!..

— …И позволь, — продолжал Элистан, когда шум несколько улегся, -позволь поблагодарить народ гномов, великодушно позволивший нам поселиться в своем королевстве.

— И закопаться живьем в могилу, — пробормотал Стурм.

— Клянемся же встать плечом к плечу с гномами, если случится война!

—прокричал Элистан.

И опять разразилась буря ликующих криков, достигшая предела, когда Хорнфел нагнулся принять Молот. Гномы свистели и топали ногами, взобравшись на каменные скамьи.

Танис почувствовал подступающую дурноту… Украдкой оглядевшись кругом, он понял, что их со Стурмом отсутствие вряд ли будет замечено. Сейчас Хорнфел разразится речью, а после него — остальные шестеро танов, не говоря уже о членах Совета Высоких Искателей. Полуэльф тронул Стурма за плечо, взглядом приглашая рыцаря за собой. Вдвоем они потихоньку выбрались из Зала, низко пригнувшись у выхода. Они были глубоко внутри горы, пронизанной ходами и переходами подземного города гномов; но, по крайней мере, духота и оглушительный шум остались наконец позади.

— С тобой все в порядке? — спросил Стурм: даже сквозь бороду было видно, как побледнел полуэльф.

— Уже в порядке, — ответил Танис, жадно вбирая прохладный ночной воздух.

— Это просто жара… И шум.

— Что ж, мы отсюда скоро уйдем, — сказал Стурм. — Хотя, конечно, все зависит от того, как проголосует Совет Высоких Искателей — отпустить нас в Тарсис или не отпустить…

— Ну, в этом-то сомневаться не приходится, — пожал плечами Танис.

—Элистан теперь заправляет всеми делами — еще бы, ведь он привел народ в безопасное место! Никто из Высоких Искателей не решается больше перечить ему

— по крайней мере в глаза. Нет, дружище, следует думать, что этак через месяцок мы уже будем поднимать паруса на одном из белокрылых кораблей, которыми славен Тарсис Прекрасный…

— … Но без Молота Хараса, — с горечью докончил Стурм. И негромко процитировал: — «Рассказывают также, что Рыцари взяли золотой Молот, который благословил сам великий Бог Паладайн, и дали его Человеку с Серебряной Рукой, дабы он выковал Копье для Хумы, Победителя Драконов, а после того наградили Молотом гнома, прозванного за честь и доблесть в сражениях Харасом, то есть Рыцарем; с тех пор это прозвание заменило ему имя. И вот Молот Хараса был препровожден в томское королевство, и гномы клятвенно обещали, что вернут его, если приключится в том нужда…»

— И его вернули! — сказал Танис, стараясь умерить подступающий гнев. Сколько можно было повторять одну и ту же цитату?..

— Его вернули — но только для того, чтобы оставить здесь! — сквозь зубы выговорил Стурм. — А ведь мы могли бы унести его в Соламнию и выковать себе новые Копья…

— И все ради того, чтобы ты стал вторым Хумой, с Копьем наперевес мчащимся к славе!.. — Терпение Таниса лопнуло. — Ради этого ты готов пожертвовать жизнями восьмисот человек…

— Да не собираюсь я никем жертвовать! — в ярости закричал Стурм. -Просто это наш первый ключик к Копьям, а ты продаешь его за… Но тут оба умолкли, неожиданно заметив тень, проступившую в окружающем полумраке.

— Ширак, — прошептал тихий голос, и хрустальный шарик, зажатый в золотой лапке дракона на конце простого деревянного посоха, вспыхнул ярким светом. Свет его озарил алые одежды волшебника.

Молодой маг направился к Стурму и Танису, покашливая и опираясь на посох. Металлически поблескивающая желтая кожа обтягивала кости на его изможденном лице. Глаза горели золотом.

— Рейстлин, — напряженным голосом выговорил Танис. — Что тебе нужно? Рейстлина, казалось, совершенно не трогали гневные взгляды двоих мужчин: он давно привык к тому, что другие люди чувствовали себя рядом с ним неуютно и редко искали его общества.

Остановившись прямо перед ними, он простер тонкую руку и произнес: — Акулар-алан сух Таголанн Джистратар… — И прямо на глазах у потрясенных рыцаря и полуэльфа в воздухе замерцал прозрачный призрак оружия.

Это была двенадцатифутовая пика — оружие пешего копейщика. Сверкающее, зазубренное острие было выковано из чистого серебра, а деревянное древко — отполировано до блеска. На конце его виднелся стальной упор, предназначенный для втыкания в землю.

— Какая красота! — ахнул Танис. — Но что это?

— Копье, способное поражать драконов, — ответствовал Рейстлин. Держа Копье в руке, маг шагнул между ними, и они подались в стороны, как бы избегая его прикосновения. Они смотрели только на Копье. Потом Рейстлин повернулся и протянул его Стурму.

— Вот твое Копье, рыцарь, — прошипел он. — Безо всякого Молота и без Серебряной Руки. Помчишься ли ты с ним в битву, памятуя о том, что к Хуме вместе со славой пришла и смерть?

Глаза Стурма вспыхнули. Он благоговейно задержал дыхание, протягивая руку к Копью… Но, к его изумлению, рука прошла прямо сквозь древко, а Копье от прикосновения исчезло.

— Опять эти твои штучки!.. — зарычал он. Повернулся на каблуке — и ушел прочь, задыхаясь от ярости.

— Если ты собирался пошутить, Рейстлин, — спокойно сказал Танис, -должен тебе сообщить: не смешно.

— Пошутить? — прошептал маг. Взгляд странных золотых глаз провожал Стурма, растворявшегося в черноте подземного города гномов. — Следовало бы тебе получше знать меня, Танис.

И маг засмеялся жутким и таинственным смехом, который Танису довелось слышать прежде всего один раз. Потом Рейстлин насмешливо поклонился полуэльфу и ушел следом за рыцарем в темноту.

1. БЕЛОКРЫЛЫЕ КОРАБЛИ. НАДЕЖДА МАНИТ ИЗ-ЗА ПЫЛЬНЫХ РАВНИН

Танис Полуэльф сидел на Совете Высоких Искателей и хмурился, слушая выступавших. Ложная религия, которую когда-то проповедовали Искатели, была теперь официально мертва, но люди, возглавившие восемьсот беглецов из Пакс Таркаса, все еще сохраняли за собой это название.

— Мы вовсе не собираемся платить гномам неблагодарностью за то, что они позволили нам жить здесь, — размахивая отмеченной шрамом рукой, заявлял Хедерик. — Конечно же, мы благодарны им. Равно как и тем, чей героизм, проявленный при добывании Молота Хараса, сделал возможным наш переезд… — И Хедерик поклонился Танису. Тот ответил коротким кивком, и Хедерик продолжал:

— Но мы — мы же не гномы!

Он выразительно подчеркнул эти слова, и они снискали одобрительное бормотание слушателей, подогрев оратора еще больше.

— Мы, ЛЮДИ, не созданы для того, чтобы жить под землей!

Раздались выкрики «Правильно!», кто-то захлопал.

— Мы — земледельцы. Но как прикажете обрабатывать крутой горный склон? Мы хотим жить на землях, подобных тем, которые нас вынудили покинуть. И вот что я вам скажу: пусть те, кто заставил нас расстаться с прежней родиной, подыщут нам новую, не хуже!

— Кого он имеет в виду? Повелителей Драконов? — обращаясь к Танису, саркастически заметил Стурм. — Они, надобно думать, с радостью пойдут ему навстречу.

— Нет бы радоваться тому, что по крайней мере остались в живых, -буркнул в ответ Танис. — Дурни! Ты только посмотри, как они оглядываются на Элистана

— как будто это он выгнал их из родных мест!

Жрец Паладайна, признанный вождь беглецов, поднялся дать ответ Хедерику. Звучный баритон его раскатился под сводами пещеры:

— Верно, нам нужен новый дом. Потому-то я и предлагаю отправить разведчиков на юг, в город Тарсис Прекрасный.

Танису доводилось уже слышать об этом замысле Элистана, и он отвлекся, припоминая события месяца, истекшего с тех пор, как он и его друзья вернулись из Могилы Деркина, неся с собой священный Молот.

Гномские таны, с недавних пор объединенные под водительством Хорнфела, готовились дать бой Злу, надвигавшемуся с севера Особого страха перед ним гномы не испытывали. Их горное королевство было судя по всему, неприступно Но они сдержали обещание, данное Танису при возвращении Молота: беглецы из Пакс Таркаса отныне могли жить у Южных Врат — в южной оконечности королевства Торбардин.

Туда-то и привел беглецов Элистан, и люди начали устраиваться, но попытка наладить на новом месте прежнюю жизнь удалась не вполне.

Что верно, то верно — здесь они чувствовали себя в безопасности; однако беглецы, в большинстве своем — пахари, никак не могли почувствовать себя дома в просторных гномских пещерах. Они пытались что-то сажать на горных откосах, но каменистая земля приносила лишь скудные урожаи. Люди скучали по солнечному свету и вольному воздуху. И они не хотели зависеть от гномов.

Тогда-то и припомнил Элистан древние легенды о Тарсисе Прекрасном и о его кораблях, крылатых, словно белоснежные чайки. Но легенды были не более чем легендами — о чем Танис со всей прямотой и заявил Элистану, когда тот впервые заговорил о посетившей его идее. В этой части Ансалонского континента никто ничего не слышал о Тарсисе за все три столетия, истекшие со времен Катаклизма. И в немалой степени потому, что гномы тогда наглухо закрыли свое королевство, благополучно перерезав все сообщение между югом и севером, — ибо единственный путь через Харолисовы горы проходил подземельями Торбардина.

…Танис угрюмо слушал, как Совет Высоких Искателей единогласно голосовал за предложение Элистана. Решено было послать небольшой отряд на разведку в Тарсис с заданием выяснить, что за корабли приходили в этот порт и откуда, и еще — дорого ли придется платить за проезд на таких кораблях, а может быть, и за покупку целого судна.

«Ну и кто же поведет этот отряд?..» — мысленно спрашивал себя Танис, в глубине души, впрочем, уже зная ответ.

И действительно, все взгляды обратились к нему. Но прежде, чем Танис успел что-нибудь сказать, Рейстлин, до сих пор молча слушавший ораторов, вышел вперед и встал перед Советом. Его странные глаза блестели золотом.

— Вы — глупцы, — сказал Рейстлин, и его тихий, шепчущий голос был полон презрения. — Вы живете не наяву, а во сне, и это сон глупцов. Сколько раз нужно вам повторять, чтобы вы поняли? Сколько еще раз должен я напоминать вам о знамении звезд? О чем, хотел бы я знать, вы думаете, когда смотрите в ночное небо и видите на месте двух созвездий пустые темные дыры?

Члены Совета заерзали на скамьях, кто-то перекинулся страдальческими взглядами, изобличавшими смертную скуку.

Рейстлин заметил это и продолжал со все возрастающим презрением — Да, я слышал, как некоторые из вас высказывались в том духе, что это, мол, всего лишь явление природы, и не более того. Явление того же порядка, что и осенний листопад… Несколько членов Совета что-то забормотали, кивая головами. Какое-то время Рейстлин молча смотрел на них, насмешливо скривив губы. Потом заговорил снова:

— Повторяю: вы — глупцы. Созвездие, известное под названием Владычица Тьмы, отсутствует потому, что Владычица находится здесь, на Кринне. А отсутствие созвездия Войн, посвященного, как сказано в Дисках Мишакаль, другому древнему Богу — Паладайну, — говорит о том, что он также вернулся на Кринн и борется с нею!

Рейстлин сделал паузу. Элистан, стоявший здесь же, был жрецом Паладайна. Многие из присутствовавших успели принять эту веру, и он чувствовал их гнев: слова мага показались им святотатством. Только вообразить себе, чтобы Боги лично заинтересовались происходящим на Кринне и начали вмешиваться!.. Невероятно!..

Но Рейстлин никогда не боялся быть принятым за святотатца. Он возвысил голос:

— Вслушайтесь в мои слова! Помните «Войско Ужаса», окружающее, согласно Песне, Владычицу Тьмы? Так вот, это — драконы!

Последнее слово Рейстлин произнес с характерным шипением, от которого, как однажды выразился Флинт, мороз шел по коже.

— Да знаем, знаем мы это! — нетерпеливо перебил Хедерик. Обычно в это время по вечерам он вкушал стаканчик вина, подогретого со специями; жажда, мучившая Теократа, придала ему храбрости. Он, впрочем, сейчас же пожалел о сказанном: зрачки Рейстлина, похожие на песочные часы, так и впились в него, словно две черные стрелы.

— К ч-чему ты к-клонишь? — запинаясь, выговорил Хедерик.

— К тому, — прошептал маг, — что нигде на Кринне вам не обрести покоя и мира. Нигде! — И он махнул исхудалой рукой: — Ищите корабли и плывите, куда вам будет угодно. Но повсюду, где бы вы ни причалили, стоит вам поглядеть в небо — и вы увидите все те же темные дыры вместо созвездий. И повсюду, где бы вы ни причалили, будут драконы!

Рейстлин закашлялся. Судорога сотрясла его тщедушное тело, и он, вероятно, упал бы, но тут подбежал его брат-близнец Карамон и могучими руками подхватил молодого волшебника.

Когда Карамон вывел мага из комнаты, всем показалось, будто рассеялась черная туча. Члены Совета встряхнулись и стали посмеиваться -хотя голос кое у кого и дрожал — и рассуждать о «детских сказочках». Смешно было даже думать о том, чтобы война успела распространиться по всему Кринну! Помилуйте, она была уже близка к концу здесь, на континенте Ансалон. Верминаард, верховный Повелитель Драконов, потерпел поражение, армии драконидов отступали… Потягиваясь, члены Совета покидали свои сиденья и шли кто в кабачок, пропустить стаканчик, кто домой.

Они совсем позабыли о том, что так и не спросили Таниса, согласен ли он вести разведчиков в Пакс Таркас. Они попросту приняли это как должное… Танис обменялся мрачным взглядом со Стурмом и тоже вышел из пещеры. Нынче ночью был его черед стоять на страже. Хотя гномы и считали себя в полной безопасности в своей горной твердыне, Танис и Стурм настояли на том, чтобы внешние стены Южных Врат пребывали под неусыпным наблюдением. Слишком хорошо знали они, как опасно недооценивать Повелителей Драконов и терять бдительность — даже спрятавшись под землей… И вот Танис задумчиво и невесело смотрел вдаль с наружной стены. Перед ним расстилался широкий луг, укрытый гладкой пеленой мелкого снега, похожего на белую пыль. Безветренный вечер был спокоен и тих. За спиной Таниса громоздились величественные хребты Харолисовых гор. А сами Южные Врата, по сути, представляли собой гигантскую пробку в склоне горы и являлись частью гномских оборонительных сооружений, целых триста лет противостоявших внешнему миру. Триста лет со времени Катаклизма и опустошительных Братоубийственных войн.

Врата были шестидесяти футов в ширину и девяноста — в высоту, а в толщину

— не менее сорока. Их приводил в движение невероятный по мощности механизм. Считалось, что разрушить их невозможно. На всем Кринне им не было равных, кроме разве что вторых таких же, запиравших Торбардин с севера. Причем искусство древних каменщиков-гномов было таково, что запертые ворота полностью сливались со склоном горы и делались недоступны постороннему глазу.

Лишь с приходом переселенцев-людей у входа установили факелы: мужчины, женщины, дети нуждались в прогулках на свежем воздухе — с точки зрения гномов, прирожденных жителей подземелья, это была необъяснимая слабость.

Долго стоял Танис, глядя через луг на леса и не находя успокоения в их безмолвной красоте… Потом к нему вышли Стурм, Элистан и Лорана. Они оживленно беседовали, причем темой беседы был явно он, Танис, потому что при виде него все трое тотчас же неловко умолкли.

— Как ты невесел, — тихо сказала Танису Лорана, под ходя к нему вплотную. Ее рука легла на его плечо: — Ты веришь, что Рейстлин прав, Танта… Танис?

Она покраснела. Она все еще не без запинки произносила его человеческое имя. Однако она успела понять, что его эльфийское имя -Танталас — причиняло ему лишь боль.

Танис покосился на маленькую, изящную ручку и бережно накрыл ее своей. Всего несколько месяцев тому назад прикосновение этой руки только озлобило бы его и привело в смятение, заставив мучиться чувством вины и заново разрываться между любовью к женщине из племени людей и тем, что казалось ему всего лишь детской привязанностью к юной эльфийке. Но теперь… Теперь прикосновение Лораны наполнило его душу теплом и покоем, а кровь так и заиграла в жилах. Его беспокоили эти новые ощущения, и он поневоле продолжал думать о них, отвечая на ее вопрос.

— Я давно уже убедился, что с советами Рейстлина считаться нелишне,

—сказал он, наперед зная, как их всех расстроят эти слова. И точно: лицо Стурма потемнело, а Элистан нахмурился. — И я думаю, — продолжал Танис, -что он прав и на сей раз. Мы выиграли сражение, но до победы в войне еще очень и очень далеко. Она по-прежнему бушует на севере, в Соламнии. Я думаю также, что нам пора сделать вывод: силы Зла бьются отнюдь не за то, чтобы завоевать всего лишь Абанасинию…

— Но это же только домыслы! — заспорил с ним Элистан. — Прошу тебя, не позволяй тьме, окутывающей юного мага, омрачать и твой разум! Возможно, он и прав — но разве это повод хоронить надежду и отказываться от борьбы? Тарсис

— очень большой порт… Согласно нашим сведениям, по крайней мере. Там наверняка отыщутся люди, доподлинно знающие, действительно ли война охватила весь мир, как утверждает Рейстлин. Но даже если и так — должна все-таки где-нибудь найтись для нас тихая гавань!

— Танис, послушайся Элистана, — кротко проговорила Лорана. — Он мудр. Когда наш народ покидал Квалинести, он тоже уходил не вслепую. Он знал, где обрести мирное пристанище. У моего отца был план, о котором он, правда, тогда не смел говорить… Она осеклась, заметив, какое действие произвели ее слова. Танис неожиданно сбросил ее руку с плеча и обратил гневный взгляд на Элистана.

— Рейстлин говорит, что надежда — это не что иное, как уход от действительности, — сказал он холодно. Но потом, видя жалость и печаль на осунувшемся от забот лице Элистана, полуэльф устало улыбнулся: — Прости, Элистан. Я просто замучился, вот и все. Не сердись на меня… Ты прав, конечно. Мы пойдем в Тарсис, и пусть нам сопутствует если не удача, так хотя бы надежда.

Элистан кивнул и повернулся, собираясь уйти:

— Ты со мной, Лорана? Я знаю, девочка моя, ты тоже выбилась из сил, но нам нужно еще столько сделать, прежде чем я смогу препоручить Совету власть на время моего отсутствия…

— Я сейчас подойду, Элистан, — Лорана залилась краской. — Я… Мне надо кое о чем переговорить с Танисом.

Элистан окинул обоих понимающим взглядом, и они со Стурмом ушли в темноту за Воротами. Танис начал гасить факелы, как всегда перед закрытием Ворот. Лорана стояла у входа, и выражение ее лица становилось все холоднее — она видела, что Танис не обращает на нес внимания.

— Что с тобой? — сказала она наконец. — Уж не становишься ли ты на сторону мага, этой темной души, против Элистана — одного из мудрейших и самых замечательных людей, каких мне приходилось встречать?

— Не тебе судить Рейстлина, Лорана, — резко ответил Танис, окуная очередной факел в ведерко с водой. Факел зашипел и погас. — Не все сводится к черному и белому, как свойственно полагать вам, эльфам. Маг спасал всех нас от смерти, и притом не один раз. Я привык доверять его разуму, и, по-моему, это надежнее слепой веры!

— «Вам, эльфам»! — выкрикнула Лорана. — Как по-человечески ты рассуждаешь! А ведь в тебе самом эльфийского больше, чем ты сам думаешь, Танталас! Когда-то ты говорил, что носишь бороду не затем, чтобы скрыть свое происхождение, и я тебе верила. А теперь думаю — уж не ошиблась ли, я? Я провела среди людей достаточно времени, чтобы уяснить, как они относятся к эльфам. Однако я горжусь своим происхождением, а ты — нет! Ты стыдишься его! Почему? Из-за той женщины, которую ты любишь? Как ее звать — Китиара?

— Прекрати, Лорана! — Танис тоже сорвался на крик. Швырнув на землю факел, который держал в руках, он шагнул к эльфийке: — Уж если говорить об… Отношениях, что ты скажешь про себя саму и про Элистана? Он, конечно, священник и жрец Паладайна, но при всем том он — мужчина! А я от тебя только и слышу, — тут он передразнил ее голос, — «Элистан так мудр», «спроси Элистана, он знает», «послушай Элистана, он скажет»…

— Не смей приписывать мне свои собственные грехи! — парировала Лорана. — Да, я люблю и чту Элистана, и он того стоит. Он — мудрейший и благороднейший из всех людей, которых я знаю! Он каждый день приносит себя в жертву — вся его жизнь есть служение людям… Но любовь… Я всегда любила и теперь люблю одного-единственного мужчину… Хотя порою испрашиваю себя, не ошиблась ли я в нем! Помнишь, как в том ужасном месте, в Сла-Мори, ты сказал мне, что я веду себя как избалованная маленькая девочка? Так вот, с тех пор я повзрослела, Танис Полуэльф. За эти несколько месяцев я познала страдания и смерть. Я познала страх — такой страх, какого, я думала, и быть-то не может! Я научилась сражаться, я убивала врагов. И все это мучило меня так, что душа моя онемела — я уже не способна чувствовать боль. Но что хуже всего — это увидеть тебя таким, каков ты на самом деле…

— А я никогда и не претендовал на совершенство, Лорана, — сказал он тихо.

Серебряная и алая луны выплыли в небо; ни та ни другая не были полны, но светили достаточно ярко, и Танис разглядел слезы в лучистых глазах Лораны. Он потянулся обнять девушку, но она отшатнулась.

— Верно, не претендовал! — выговорила она с презрением. — Но как тебе льстит, когда другие считают тебя таковым!

И, словно не видя его протянутых рук, она выхватила из стенной скобы факел и скрылась во тьме, лежавшей за Вратами Торбардина. Танис проводил ее взглядом. Он видел, как играл свет факела в ее волосах цвета меда, видел, как она уходила, похожая на колеблемую ветром стройную осинку их общей родины — Квалинести… Он смотрел ей вслед и скреб пятерней густую рыжеватую бороду, которая нипочем не росла ни у одного эльфа на Кринне. Он хотел поразмыслить над последними словами Лораны, но в памяти неизвестно почему всплыла Китиара.