Глава 16

Этот «шевроле» был знаком Энгелю. Но в прошлый раз ему самому пришлось вести чертов драндулет, а теперь его запихнули на заднее сиденье, отведя роль пассажира. Один из «посыльных» сел рядом с ним, по-прежнему угрожающе держа руку у лацкана куртки. Второй занял место водителя.

Парня за баранкой звали Гиттель, а второй — тот, который сидел рядом с Энгелем, — отзывался на кличку Лис. Оба они были отменные профессиональные громилы, постоянно переезжавшие то в Питтсбург, то в Сиэтл или Детройт, и Энгель знал их уже несколько лет.

Гиттель тронул машину с места, мотор заглох, и парень прорычал по этому поводу несколько слов. Энгель сказал:

— На этом все накалываются. Я ездил на этой развалине вчера ночью.

Вновь заводя машину, Гиттель прошипел сквозь сжатые зубы: — Вот покончим с Энгелем, я вернусь и скажу этому ублюдку Кенни пару ласковых.

— Он и для меня не смог найти ничего лучшего, — отозвался Энгель. — Это не его вина.

— Заткнись, — сказал Лис, — или я разобью твою башку.

Энгель посмотрел ему в лицо.

— А я думал, что мы друзья.

— Я завел взамен собаку.

Гиттель опять тронул машину, осторожно отвел ее от бордюра и повернул к центру города. Энгель спросил Лиса:

— Можно мне сказать ему, что нужно включить передачу? — Ну, все, — сказал Гиттель. — Больше мне ничего не остается, — и он опять подогнал машину к обочине в двух кварталах от дома Энгеля.

Лис забеспокоился.

— Эй, ты соображаешь, что делаешь? Сначала надо доставить его к Нику Ровито. Да и место тут небезопасное.

Гиттель вылез из машины, открыл заднюю дверцу со стороны Энгеля и рявкнул:

— Ну, выходи, сукин ты сын!

Энгель медленно вылез, ища пути к спасению.

Гиттель сунул ему в руку ключи.

— Ты, я вижу, шибко умный, — сказал он, — так что ты и поведешь этот сраный драндулет.

Энгель посмотрел на ключи. За его спиной волновался Лис: — Гиттель, так дела не делают! Меченые не водят машину! — Засохни! — оборвал его Гиттель. — Или поведешь ее сам! — И добавил, обращаясь к Энгелю: — Давай-ка за руль. Мы вдвоем сядем сзади, так что подумай хорошенько, прежде чем выкинуть какой-нибудь трюк!

— И не собираюсь, пока не встречусь с Ником, — ответил Энгель. — Куда вы должны были меня отвезти?

— В миссию.

— Хорошо.

Они вновь сели в машину, только за рулем теперь оказался Энгель, и двинули на север. Энгель уже приноровился к автомобилю, и по дороге к городу мотор заглох всего два раза. Миссия располагалась на Семьдесят второй улице в бывшем магазине, в котором когда-то проживал еврей-портной, пока кто-то из соседских ребятишек не пустил ему красного петуха. Хозяин долго и безнадежно искал какого-нибудь предпринимателя, который согласился бы снять помещение, и в конце концов с радостью сдал его в аренду миссии «Иисус вас любит», одной из тех сомнительных организаций, которые раздают алкоголикам бесплатный суп и поношенные ботинки. Поскольку в этом квартале жители, едва завидев полицейского, начинают швырять из окон бутылки, мусор, мебель и даже друг друга, а количество крыс превышает количество людей, поскольку крысы поддерживали такое положение, загрызая младенцев, то не было ничего удивительного в том, что здесь открылась подобная миссия. Даже домовладелец не знал, что миссия «Христос вас любит» — это лишь прикрытие для организации.

Ну разве найдет трущобный торговец наркотиками лучшую «крышу», чем прилавок миссии, где раздают похлебку? Чтобы наширяться, клиенту даже не нужно было идти домой. А поскольку в миссии, как и полагается, имелась ночлежка, ему не надо было идти домой и потом.

Энгель остановился напротив миссии и вышел из машины в сопровождении Гиттеля и Лиса. Перейдя загаженную улицу (Энгель шагал между парнями), они вошли в помещение.

Окна на фасаде миссии были замазаны известкой, поверх которой нарисованными нетвердой рукой красными буквами было обозначено название общества. На парадной двери висело нацарапанное простым карандашом на картонке от рубашки объявление, сообщавшее публике о том, что хоровое исполнение псалмов и гимнов проводится по пятницам и субботам с утра, в девять часов. Приглашаются все желающие.

У дверей толпились с полдюжины еле живых истощенных алкашей, которые выглядели так, словно Бог уже назначил им срок, да так и забыл прибрать их души, и еще по меньшей мере с десяток им подобных устроились на раскладных стульях в длинной общей комнате у самого входа. На стенах тут и там были развешаны картинки на библейские темы, а у дальнего торца на небольшом возвышении размещался маленький электроорган Это помещение служило витриной организации и одновременно было собственно миссией, которая могла предоставить ровно столько же горячих обедов и поношенных ботинок, сколько и любая другая богадельня Нью-Йорка. Прилавки для раздачи вышеуказанных благ выстроились вдоль левой стены Здесь, грозно хмурясь, дежурили юные громилы, на лицах которых нельзя было заметить и следа благочестивого рвения.

В дальней стене зала подле органа виднелась обшарпанная коричневая дверь, на которой красовались золотистые буквы, выведенные все той же неверной рукой, что расписала красным окна фасада. Надпись гласила: «Без стука не входить».

Гиттель толкнул дверь и вошел, не постучавшись Энгель шел следом, а Лис прикрывал тылы Они прошли по залу, не возбудив у сидевших там ни малейшего интереса или любопытства клиентура миссии, как правило, не любила совать нос в чужие дела.

Кабинет, в который они только что вошли, представлял собой тесную, замусоренную комнату, обставленную подержанной мебелью. Повсюду стояли картонные ящики, набитые двубортными в узкую полоску костюмами, которые теперь не надел бы даже Дэниз О' Киф За столом сидел неряшливый замызганный тип с красным носом пропойцы Он складывал на желтых листах бумаги какие-то цифры, орудуя тупым огрызком карандаша Его ботинки были покрыты грязью, костюм пропылен, плечи пиджака обсыпаны перхотью. Этот человек возглавлял миссию «Не имеет значения, — говаривал он, — ни то, откуда моя миссия получает средства, ни то, куда еще их можно было бы направить Преступления приносят деньги, но эти деньги идут на богоугодное дело, а все остальное несущественно» Большую часть времени, за исключением тех редких моментов, когда был трезв, как стеклышко, он сам верил в то, что говорил, и управлялся с делами миссии куда лучше, чем любой циник из организации Звали этого придурка Клэббер, но больше всего ему нравилось, когда его величали «Ваше преподобие»

Ни Энгель, ни громилы на сей раз не стали величать Клэббера ни его преподобием, ни каким другим именем Он оторвал взгляд от своих расчетов и налитыми кровью глазами наблюдал, как они проследовали по его загаженному святилищу и, открыв дверь в противоположной стене, вошли в комнату, выкрашенную в черный цвет.

Здесь было все черное. Стены и потолок, звукопоглощающие панели. Пол устлан черным линолеумом. Под укрепленным на потолке крюком, с которого свисали три голые двадцатипятиваттовые лампочки, стояли черный деревянный кухонный стол и четыре кухонных кресла, тоже черные. Человек мог орать во весь голос, истекать на полу кровью — и этого никто бы не заметил За столом сидел Ник Ровито и еще один мужчина серой неприятной наружности, типичный пятидесятилетний неудачник с вечно обеспокоенным лицом и нескладной фигурой Он взглянул на Энгеля и тотчас отвел глаза. Типичный неудачник из тех, кто начинает дело, разоряется, устраивает в конторе пожар, чтобы получить страховку, и все кончается тем, что на его заднице вспыхивают брюки.

Ник Ровито указал на Энгеля:

— Это он?

— Да.

— Посмотри внимательно Точно он?

Коротышка умоляюще посмотрел на Энгеля, словно сам попал в передрягу. Глядя на него, Энгель размышлял о пожарах и думал: неужели Мюррей Кейн был похож на этакую крысу? Нет Это убожество рядом с такой женщиной, как Марго Кейн? Невозможно. Неуместные мысли. Есть гораздо более важные вещи, о которых стоит подумать. Ник Ровито спросил:

— Посмотри на него, посмотри ему в лицо. Это он или ты водишь меня за нос?

— Это он.

— Хорошо.

— В чем дело, Ник? — спросил Энгель. Ник Ровито встал с кресла, обошел стол и ударил Энгеля по лицу.

— Я относился к тебе как к собственному сыну Даже лучше, — сказал он.

— Я не заслужил этого, — ответил Энгель Он понимал, что это — самая серьезная неприятность в его жизни, но не знал, где ее истоки Однако у него хватило здравого смысла не терять голову и попытаться подойти к делу разумно. Лицо горело от пощечины, которую ему залепил Ник, но Энгель решил не обращать на это внимания.

Ник Ровито повернулся к коротышке — Все, хватит. Езжай домой. Скажи своим приятелям, что мы сами все сделаем. И держи пасть на замке.

Коротышка, казалось, не встал, а сполз с кресла. Он съежился, словно паук, которого ткнули карандашом, и проворно побежал к двери, моргая и облизывая губы, не глядя ни на Энгеля, ни на остальных.

Когда он вышел, Энгель сказал:

— Я не понимаю, чем ты недоволен. Ник. А этого парня я вообще впервые вижу.

— Не смей больше произносить мое имя! А я не стану называть твое. Я велел привезти тебя сюда, ты, грязный подонок, для того, чтобы сказать тебе «прощай». Так вот: прощай!

— Объясни мне, что я такого сделал? — попросил Энгель. — Я помогал тебе четыре года и не заслужил пощечины.

Ник Ровито отступил назад, бросив на него хмурый косой взгляд.

— Верно, до сих пор ты вел себя хорошо, — сказал он.Или, может быть, за тобой есть еще какие грешки? Что скажешь? — Я никогда не предавал тебя. Ник, — ответил Энгель.Никогда.

Вторая пощечина оказалась тяжелее первой, потому что на сей раз удар был нанесен тыльной стороной ладони.

— Я тебе говорил: не смей произносить мое имя! Энгель слизнул кровь, выступившую в уголке рта.

— Я всегда поступал честно, — ответил он.

— Скажи мне вот что. Ты нашел костюм? Ты нашел его и взял себе? Верно?

— Один из нас сошел с ума, — произнес Энгель и получил удар кулаком. Он слегка повернул голову, и удар пришелся в скулу, а не в нос.

— Ник, не надо уродовать его! — заволновался Лис. — Нам еще его везти!

Ник опять отступил, массируя кисть.

— Ты прав. Мне не следовало выходить из себя.

— Объясни, что такого я сделал, — попросил Энгель. — Мне кажется, я заслужил такую малость.

— Чего ты тянешь резину, подонок? Тебе не убедить меня, так что и не старайся.

— Я прошу одного: объясни мне по-человечески, что я такого сделал?

Ник Ровито покачал головой.

— А ты упорный мерзавец, — сказал он. — Вот за это я тебя и любил: ты всегда борешься до последнего. Хочешь, чтобы я объяснил? Даже увидев здесь того парня — как его там? Роуз? Так вот, даже увидев этого парня Роуза, ты не теряешь надежды на то, что я имел в виду что-то другое, что-то такое, от чего ты сумеешь отмазаться? Ну ладно, подонок, я скажу тебе словами Я объясню тебе.

Энгель ждал, слушая внимательно, как никогда в жизни.

— Ты воспользовался моим именем, — продолжал Ровито. — Ты использовал свои связи со мной. Ты заявлялся к предпринимателям, честным дельцам вроде этого Роуза, и ставил их на уши. «Я — Эл Энгель, — говорил ты. — Я работаю с Ником Ровито, вы его знаете. Либо вы заплатите мне, либо я устрою так, что у вас начнутся неприятности. Профсоюзные склоки. Рэкет. Трения с полицией. И все такое прочее». Так ты говорил им, ты, грязный подонок! Ты занялся вымогательством под прикрытием организации.

— Не было этого, — Энгель покачал головой. Он знал, насколько серьезно наказывалась попытка воспользоваться мощью организации в личных целях. Более тяжкого проступка и представить было нельзя — ну, разве что, покушение на самого Ника Ровито. Организации не выжить, если каждый ее член пожелает стать боссом или начнет ее именем устраивать личные дела. Того, в чем его обвинили, было достаточно, чтобы потихоньку расшибить ему башку, и у Энгеля затряслись руки.

— Я велел привезти тебя вовсе не для того, чтобы выслушивать ложь, — сказал Ник Ровито.

— Мне и в голову не приходило такое, — ответил Энгель. — И в голову не приходило. И я никогда не встречался с этим парнем, Роузом.

Ник Ровито покачал головой.

— Так с чего бы ему утверждать обратное? Почему он указал на тебя? Если ты с ним не встречался, если он не знаком с тобой, то зачем он это сделал?

— Не знаю. Я всегда был верен тебе, на все сто процентов. Придет время, и ты узнаешь об этом.

Лис расхохотался, а Гиттель сделал жест, будто играл на скрипке.

— Я честен до конца, — сказал Энгель. — За мной следит Каллагэн, ему хочется знать, что со мной стало, и он поднимет шум. Ник Ровито ухмыльнулся и покачал головой.

— Убийцы никого не интересуют. Полиция не станет искать того, кто принял убийцу. А на тебе с вечера висит мокрое дело.

— На мне?

— Вечером ты застрелил одного подонка. В Джерси, в тот момент, когда он выходил из кегельбана. Ты застрелил его и, убегая, выбросил пистолет. Он уже в полиции, и на нем будут обнаружены твои отпечатки пальцев. Энгелю начинало казаться, что все это происходит во сне. — Мои отпечатки?

— Возможно, ты сочтешь меня барахольщиком, — продолжал Ник Ровито, — но я никогда ничего не выбрасываю. Помнишь пистолет, из которого ты пальнул в Коннели?

— Так он у тебя?

— Прекрасный набор отпечатков, сохраненных свеженькими в холодильнике. С утра Каллагэн начнет разыскивать тебя по подозрению в убийстве. Завтра к вечеру он найдет твой труп Ни свидетелей, ни допросов, ни доказательств. И не нужно тратить ни времени, ни денег на судебное разбирательство Он умоет руки и займется чем-нибудь другим И он был прав. Энгель тряхнул головой, стараясь отогнать эту мысль, пытаясь не думать о том, что произошло в последние полчаса и чему еще было суждено случиться, но у него ничего не вышло.

Ник Ровито одарил его издевательской ухмылкой.

— Прощай, подонок, — сказал он. — Прощай, ублюдок, дешевка хренова.

— Ник...

— Убрать его!

Геттель и Лис подошли к нему и схватили за руки чуть выше локтей, крепко сжав пальцы — тем самым приемом, которым и он пользовался несчетное число раз. Они вытащили его из черной комнаты и проволокли по кабинету, где по-прежнему сидел, моргая, придурок Клэббер, провели его через зал, вытолкали за дверь и перевели через улицу к машине.

С колес уже исчезли колпаки, антенну тоже сняли. И стекла задних фонарей. Бардачок был взломан, обивка заднего сиденья исполосована ножом.

Геттель оглядел пустынную улицу.

— Детишки порезвились, — сказал он — Никакого уважения! — И обернулся к Энгелю: — Давай-ка за руль.

— Ты что, спятил? — возразил Лис.

— Энгель не станет шалить. Ведь не станешь, Энгель?

Именно этим он и собирался заняться. Но сказал:

— Нет уж, увольте. Я слишком хорошо вас знаю, парни.

— Ну и умница, — отозвался Гиттель. — Он попробует сыграть на нашей симпатии, на нашей дружбе. Он попытается подкупить нас, но устраивать всяких подлянок не станет, верно, Энгель? — Ты меня насквозь видишь, — отозвался Энгель.

— А я сомневаюсь, — сказал Лис, — я хочу, чтобы ты об этом знал.

Они вновь уселись в машину, Энгель — за руль, двое парней — на заднее сиденье. Лис дал Энгелю понять, что его пистолет наготове, а Гиттель сказал Лису, что никаких оснований для беспокойства нет. Энгель спросил, куда теперь ехать, и Гиттель объяснил:

— Езжай к мосту Триборо. До Сто двадцать пятой улицы.

— Хорошо.

На сей раз Энгель не спешил Он сосредоточился на управлении машиной, непрестанно переключая передачи и напрягаясь, словно тащил машину на собственной спине Чтобы усыпить бдительность Гиттеля и Лиса, он разговаривал с ними именно так, как мог бы ожидать Гиттельвзывал к старой дружбе, сочувствию, искусно удерживаясь на грани прямого подкупа Однако он вовсе не рассчитывал, что его действия немедленно приведут к желаемому результату Он готовился где-нибудь по дороге улизнуть от этих двоих.

Будка сборщика платы за проезд располагалась точно посередине моста. Энгель подумал, нельзя ли просто выйти там из машины и удрать, рассчитывая, что Гиттель и Лис не отважатся стрелять около будки, но основное затруднение состояло в том, что там некуда было бежать. Если бы будка стояла у подножия моста, еще можно было бы попытаться После моста ему велели ехать по Гранд-Сентрал-Парквей, петлявшей по Куинсу.

— Езжай к Лонг-Айлендской автостраде, — сказал Гиттель, — а потом дуй на восток.

Это означало ехать прочь от острова Лонг-Айленд, прочь из Нью-Йорка.

По обе стороны Сентрал-Парквей раскинулись сады В час дня движение здесь было не особенно оживленным Энгель притормозил, желая потянуть время Он занял крайний левый ряд и ехал со скоростью сорок миль в час. Он выжидал удобного момента, занимая болтовней сидящих на заднем сиденье парней до тех пор, пока, наконец, удобный момент не наступил Все полосы шоссе были свободны. И ни одного человека, переходящего дорогу поблизости.

Он перевел рычаг в нейтральное положение, открыл дверь и вывалился из машины. В этот миг кто-то крикнул:

— Эй!

Незабываемое ощущение — хлопнуться на асфальт на скорости сорок миль в час. Выпрыгивая, Энгель свернулся в клубочек и теперь летел вперед, перекатываясь с боку на бок, постепенно теряя скорость. Наконец он распластался на спине в каких-то кустах.

Он с трудом сел, ощущая легкую дурноту и головокружение. Прямо перед ним черный «шевроле», хотя и замедлив ход миль до двадцати, продолжал мчаться по дороге и останавливаться, вроде, не собирался. Он съехал ближе к средней полосе, но все еще двигался по прямой. Что ни говори, Кенни умел балансировать руль и центровать оси.

Энгель живо представил себе, как Гиттель и Лис с истошными воплями лезут с заднего сиденья вперед, отпихивая друг друга и зря теряя силы.

Пока он сам теряет время.

Все в порядке. Энгель поднялся на ноги, ощущая боль не менее чем в тридцати местах, перешел, шатаясь, через полосы шоссе, ведущие на восток, затем пересек полосы противоположного направления, добрался до металлического ограждения, перевалился через него и, выбрав одну из сумрачных улочек Куинса, рванул во все лопатки, спасая свою жизнь.

Глава 17

В манхэттенской телефонной книжке людям по фамилии Роуз отводилось целых шесть колонок. В справочнике Куинса три с половиной колонки. А тот Роуз, с которым столкнулся Энгель, мог с равным успехом жить и в Бруклине, и в Бронксе. Или к Коннектикуте. Да хоть на Луне.

Энгель закрыл оба справочника и вернулся к столу, где стыл кофе и сох датский сыр. Он уселся, набил сыром рот и, жуя, посмотрел в окно.

Он сидел в круглосуточной забегаловке на Тридцать первой улице Куинса в полумиле от Сентрал-Парквей. Энгель добрался сюда с огромным трудом и, повалившись на землю, минут пятнадцать отлеживался, не в силах даже думать, что же ему делать дальше.

Энгель мало что понимал, но и тех крох информации, которыми он располагал, хватило, чтобы сделать непреложный вывод: его подставили. Его подставили тонко, искусно, не оставили ни малейшего шанса. К тому же, подставил его кто-то неизвестный. Впрочем, если он правильно понял, этих незнакомцев было несколько. Коротышка по имени Роуз лишь представлял других, таких же, как и он сам, мерзавцев. Неужели Ник Ровито поверил бы голословному обвинению такой мрази, как Роуз? Нет. Ник Ровито стал бы требовать назвать имена предпринимателей, которые могли подтвердить его слова, а затем прощупал бы их Совершенно очевидно, что все они спели одну и ту же песенку Короче говоря, целая группа совершенно незнакомых людей пожелала подставить парня по фамилии Энгель. Да, но зачем это понадобилось целой группе совершенно незнакомых людей?

Все они бизнесмены. Солидные граждане. Не маньяки, не злые шутники, не кучка мстителей. Мужья и отцы, владельцы предприятий, налогоплательщики, и всем им внезапно и неожиданно приспичило указать пальцем на человека, совершенно им незнакомого.

Но зачем?

Попивая кофе и вглядываясь в темноту за окном, Энгель пережевывал этот вопрос пополам с сыром, но, когда он расправился с едой, решение не приблизилось ни на йоту Сыр кончился, а в чашке оставалась только кофейная гуща, и Энгель решил отложить вопрос и заняться более насущными проблемами.

Например, куда пойти?

Вернуться домой он не мог, это ясно. Если ребята Ника Ровито еще не добрались туда, то полицейские уж точно там. (Ему не хотелось об этом думать, но тут возникло дополнительное затруднение: полицейские уже начали, либо скоро начнут, искать его в связи с убийством Вилли Менчика. Как будто у него и без того не хватает неприятностей!) Так что его квартира теперь — запретная территория. То же касается и квартиры матери. И, в сущности, любого места, где он когда-либо бывал Он мельком подумал о Долли, с которой хоть сейчас мог связаться через ее подругу Роксану. Однако Долли оставляла свои записки на виду, так что одна из них наверняка попадет в лапы врагов, а значит, девушку рано или поздно выследят. Деньги? У него было около сорока долларов — меньше, чем он обычно имел при себе, но вчера вечером в Коннектикуте он настоял на том, чтобы ему было позволено расплатиться за обед. Оставались еще часы, которые, вероятно, можно будет заложить завтра утром.

Поддавшись секундной слабости, он подумал о том, чтобы сдаться полиции. В обмен на защиту и снисходительное отношение он не мог стать ручной птичкой, стукачом Разумеется, у него не будет ни малейшего шанса убедить их в том, что его подставили с убийством Менчика, что он проведет остаток жизни (долгий ли, короткий — скорее, короткий) за решеткой, а это почти то же самое, что сдохнуть на месте. Нет. Должен быть другой, лучший путь.

Теперь по порядку, все по порядку. Во-первых, найти безопасное место и укрыться там на время Во-вторых, дознаться, зачем его подставили, и в-третьих, убедить Ника Ровито в том, что это была подставка — Будете еще что-нибудь заказывать?

Официантка, в равной мере угрюмая и нахальная, выглядела в своем белом халате типичной медсестрой-садисткой Энгель взглянул на нее и покачал головой.

— Счет, пожалуйста Она швырнула чек на стол с таким видом, будто бьет его козырь, и удалилась, торжествуя. Энгель оставил четверть доллара на чай, расплатился с барменом и вышел из кафе За углом на автостоянке сиротливо торчало одинокое такси, на крыше которого тускло мерцал огонек Шофер ссутулился за баранкой, держа перед глазами номер «Дейли ньюс» На его голове красовалась кепка, за ухо был заложен карандаш. Шофер жевал резинку.

Энгель нерешительно остановился на тротуаре. Сумей он придумать, куда поехать, можно было бы сесть в это такси. Но для начала надо выбрать место, где никому бы не пришло в голову его искать. Укрыться у кого-нибудь из знакомых, а то и в заброшенной квартире, только бы...

Есть!

Энгель стиснул пальцы, и в его сознании забрезжил тонкий лучик надежды. Итак, первая часть плана готова. Остались вторая и третья.

Он подошел к такси, уселся на заднее сиденье и сказал:

— Манхэттен, Западная семьдесят первая улица. Шофер медленно обернулся.

— Манхэттен? А почему бы на метро не поехать? Метро обойдется дешевле.

— Я спешу, — ответил Энгель.

— Не нравится мне Манхэттен, — сказал водитель. — В любое место в Куинсе — ради бога.

— Вы не имеете права отказаться, — заявил Энгель. — Это незаконно.

— Так ты, значит, крутой парень? Давай-ка любой адрес в Куинсе, и я тебя отвезу.

— Отлично. Ближайший полицейский участок. Таксист сморщился.

— Чтобы сдать меня легавым?

— А ты как думаешь?

Водитель вздохнул, сложил газету и уставился перед собой. — Ненавижу крутых парней, — сказал он. Энгель прикурил сигарету и выдул струйку дыма в спину водителя.

— Еще каких крутых, — отозвался он, чувствуя себя донельзя крутым.

Шофер ехал сломя голову. Он явно мечтал побыстрее доставить Энгеля в Манхэттен, развернуться и убраться в свой любимый Квинс.

Машина промчалась по Тридцать первой улице до Северного бульвара, пронеслась по мосту Куинсборо, по Третьей авеню до Шестьдесят шестой улицы, пересекла Центральный парк, двигаясь на запад, выехала на Бродвей и, свернув на Семьдесят первую улицу, остановилась. Дальше Энгелю предстояло идти пешком. Таксометр нащелкал доллар и восемьдесят пять центов. Энгель протянул шоферу два доллара и подождал сдачи. Таксист, хмурясь, протянул ему мелочь с таким видом, будто не может поверить в происходящее. Энгель спрятал свои пятнадцать центов, вылез из машины и захлопнул дверцу. Таксист выпалил пару явно непечатных выражений, но машина уже тронулась. Так что Энгель не расслышал слов. Однако смысл уловил.

Он поднялся по ступенькам ближайшего дома и, как только такси свернуло за угол, вновь спустился на тротуар и пошел к нужному кварталу. Дверь первого этажа была открыта. Энгель ринулся вверх по лестнице и остановился у двери квартиры, в которой жил Чарли Броди.

Это было идеальное место. Жена Броди не придет сюда еще по меньшей мере несколько дней, да и никто другой не появится. При жизни Чарли Энгель не был его близким другом, так что никому и в голову не придет искать его здесь. А он тем временем в тишине и покое поразмыслит над вторым и третьим пунктами своей программы — выяснит, откуда на него свалилась эта напасть и как от этой напасти избавиться. Дверь, разумеется, была заперта, но Энгелю было не до таких мелочей. Осмотрев соседние двери и вспомнив расположение комнат, он представил себе, какую часть этажа занимала квартира Броди, а затем вышел на лестницу и поднялся на крышу.

Ночь была чудесная — такая же, как во время поездки в Коннектикут, но на сей раз у Энгеля не было времени наслаждаться ночной прохладой. Он перебрался по крыше к задней стене, по которой вилась пожарная лестница, и посмотрел вниз. На каждом этаже виднелась широкая площадка, тянувшаяся вдоль двух окон — по одной площадке на две соседние квартиры. Двумя этажами ниже, справа, насколько мог судить Энгель, было окно квартиры Броди. Точнее, окно спальни.

Спускаясь по лестнице, Энгель с горечью подумал, что он успел за короткое время совершить массу преступлений: ограбление могилы, угон грузовика, а теперь вот собирается взломать квартиру и незаконно проникнуть внутрь. Еще одним правонарушением была поездка по Гранд-Сентрал-Парквей. Вероятно, прыжок из машины, идущей на скорости сорок миль в час, тоже не укладывался в рамки закона, а ведь до того он еще набрался наглости выдать себя за полицейского!