В «Шато Фронтенак» есть двор, куда въезжают машины и экипажи. Центр города справа отсюда, и девушка свернула именно туда. Гроуфилд пошел рядом с ней по правую руку. Они миновали арку и оказались на Оружейной площади, главной площади Квебека. Поскольку было межсезонье, тут стояла всего одна двуколка. Прикрытая попоной лошадь посапывала, выдувая ноздрями две мощные струи пара, а кучер съежился в своем старом коричневом пальто с бурым меховым воротником и оранжево — зеленой вязаной шапочке, натянутой на уши.

— Сядем в этот экипаж, — предложила девица. — Скажите кучеру, что мы хотим посмотреть Равнину Авраама.

Гроуфилд заколебался. Одно дело — форсировать события, и совсем другое — смело бросаться неведомо куда, ничего никому не сказав. Возможно, его ждет смертельная западня.

— Я в этом вовсе не уверен, — сказал он. Девушка нетерпеливо посмотрела на него.

— В чем дело? Никто не причинит вам зла.

— Я в этом вовсе не уверен, — повторил он.

— Кажется, вы сказали, что знакомы с мистером Марбой. Гроуфилд поразмыслил над этим доводом. Девица была права. Характер Марбы — вот на что он возлагал все свои надежды. Гроуфилд знал, что Марба — человек холодный, расчетливый, своевольный, но отнюдь не жестокий. К генералу Позосу, например, Гроуфилд так не поехал бы. А к Марбе нужен именно такой подход, если, конечно, он правильно понимает характер Марбы. И место встречи не имеет значения. Если же он ошибается в оценке Марбы, то такой подход обречен на неудачу. В каковом случае место встречи тоже не имеет значения. Гроуфилд пожал плечами и сказал:

— Ладно, будь по — вашему.

Они перешли через улицу и разбудили дремавшего кучера. Услышав, что Гроуфилду приспичило обозревать Равнину Авраама, кучер энергично закивал, энергично высморкался и принялся энергично понукать свою лошадь, которая скорее спала, нежели бодрствовала. Похоже, ни кучера, ни лошадь не удивило то, что их пассажиры принадлежат к столь разным расам.

Гроуфилд и девица сидели рядышком в открытой двуколке. На противоположном сиденье валялась толстая меховая полость, и Гроуфилд прикрыл ею колени Вивьен и свои. Дама поблагодарила его, впервые выказав нечто свойственное живому человеку. Лошадь медленно затрусила вперед, рывками влача за собой двуколку.

Они неспешно объехали всю Оружейную площадь, на удивление темную, если учесть, что она лежала в самом сердце такого огромного туристического центра, и свернули налево, на улицу Святой Анны.

Сначала Гроуфилд понятия не имел, кто это говорит.

Приглушенный картавый говор, казалось, висел в воздухе вокруг них. Создавалось впечатление, будто толстое покрывало, лежащее на коленях, решило вдруг поболтать с пассажирами. Однако болтало не покрывало. Болтал кучер. Из глубин пальто, из — за толстого шарфа, из — под вязаной шапки — отовсюду доносился обычный треп для туристов, рассказ о достопримечательностях, надоевший несчастной лошади не меньше, чем пони молочника его однообразный маршрут. Как только двуколка свернула на улицу Святой Анны, кучер забубнил, что по левую руку стоит английский кафедральный собор, освященный в 1804 году, первая английская церковь, построенная за пределами Великобритании. Кучер выдал какую то статистику, потом заговорил о зданиях ценовой палаты и торговой академии. Все эти захватывающие сведения посыпались на Гроуфилда как стальные чушки. Гроуфилд взглянул на девицу и увидел, что она улыбается.

— Слушайте внимательно, — посоветовала она. — Когда приедем на место, он устроит вам экзамен.

— Никак не пойму, кто это вещает, человек или лошадь, шепнул Гроуфилд.

— Создается впечатление, что человек, — ответила девица, — но на самом деле это у лошади в брюхе урчит.

То ли свежий воздух подействовал, то ли езда в туристском экипаже, а может, единообразие мыслей, только они оба находили статистическое бормотание кучера весьма забавным. Во всяком случае, перемена произошла и была настолько разительной, что Гроуфилд с трудом в нее поверил. Он хотел даже отпустить замечание на этот счет, но сдержался, боясь все испортить.

Кроме того, у них нашлись и другие темы для разговора. Они перешептывались под размеренное бормотание кучера, обсуждая его самого и его лошадь, обмениваясь впечатлениями о получаемых от кучера сведениях, о домах и вывесках, мимо которых катила двуколка. О создавшемся положении не было сказано ни слова. Никаких разговоров на личные темы, никаких обсуждений событий, происходивших в гостинице. Беседовали только о том, что было перед глазами, о самом обыденном. Столь поверхностный разговор немного действовал на нервы, но девушка весьма умело поддерживала его, а Гроуфилд всегда чувствовал себя прекрасно рядом с достойным партнером по сцене. Пока лошадь уныло плелась, стуча подковами, по улице Святой Анны, он даже успел разыграть сценку под названием «Случайное свидание, которое принесло счастье».

Двуколка свернула влево, на улицу Дофина. Слева, если верить ворчанию кучера, стояло здание квебекского литературно — исторического общества, а прежде в этом доме располагалась местная тюрьма. На ее заднем дворе когда — то вершились публичные казни, а в подземелье туристы, если им это интересно, все еще могут увидеть древние узилища.

Сразу за тюрьмой двуколка миновала старую стену, защищавшую городище, и кучер пробубнил сквозь шарф, что они проезжают Кентские ворота, возведенные в 1879 году королевой Викторией в честь ее почившего отца. После этого кучер, наконец, временно затих.

Похоже, тут был жилой район, погруженный во тьму, еще более густую, чем за стеной. Гроуфилд опять занервничал и забыл, что надо импровизировать. В итоге сценка заглохла, и какое — то время они ехали молча, пока не миновали здание парламента провинции, залитое светом стоявших на лужайке прожекторов. Тут Гроуфилд заметил, что девушка пристально разглядывает его. Когда он посмотрел на нее, она засмеялась и сказала:

— А вы и впрямь струхнули.

— Если ничего не случится, можете смеяться надо мной, сколько угодно, — ответил Гроуфилд. — А пока не надо.

— Ладно, посмеюсь.

Впереди тянулась Большая Аллея, широкая, хорошо освещенная улица, на которой был светофор. Девушка склонилась к Гроуфилду и шепнула:

— Мы случайно встретили приятеля и на радостях пригласили его прокатиться с нами. Скажите кучеру, чтобы не волновался. Гроуфилд кивнул.

Перекресток приближался, а светофор по — прежнему сиял красным глазком. Кучер буркнул что — то своей лошади, и та тотчас стала на месте.

— Рональд! — воскликнула вдруг девица, приподнимаясь и взмахнув рукой. — Посмотри, милый, это Рональд, — громко сказала она Гроуфилду.

Гроуфилд посмотрел. По тротуару в их сторону шел человек. Он был высок и худощав, но лица Гроуфилд разглядеть не мог. Девица болтала что — то о «большой удаче» и издавала множество разнообразных радостных звуков. Гроуфилд молча следил за человеком. Когда тот подошел, он узнал Онума Марбу с его заговорщицкой улыбочкой, так хорошо знакомой Гроуфилду по их последней встрече год назад в Пуэрто — Рико.

— Рад видеть вас обоих, — сказал Марба совершенно искренним тоном, но с насмешливой ухмылкой.

— Ты должен поехать с нами, — заявила девица. — Мы собираемся посмотреть Равнину Авраама.

Она ткнула Гроуфилда в бок костлявым кулачком.

— Ох! — произнес Гроуфилд. — Да, конечно. Залезай, Рональд, поехали прокатимся.

— Вы уверены, что это удобно…

— Конечно, удобно, — ответил Гроуфилд. — Лезь сюда, светофор уже зеленый.

— Большое спасибо, — сказал Марба. — Буду очень рад. Он забрался в двуколку и сел на скамью напротив Гроуфилда и девушки, спиной к кучеру, который повернулся на облучке и без особого любопытства посмотрел на них.

— Мы уселись, трогай, — сказал ему Гроуфилд. Кучер хмыкнул, отвернулся, пробубнил что — то своей лошади, и та поплелась через Большую Аллею в парк под названием Равнина Авраама.

Марба подался вперед. Черты его впотьмах опять утратили четкость. Кожа у него была не такая черная, как у девушки, а скорее цвета шоколада, но сейчас оба они выглядели совершенно одинаково.

— Вы появляетесь в самых неожиданных местах, мистер Гроуфилд, — заметил Марба.

— Как и вы, мистер Марба.

— Я провожу тут отпуск. Вы тоже на отдыхе?

— Не совсем. Меня захомутало какое — то американское шпионское ведомство. Не ЦРУ, а что — то там еще. Точно не знаю, мне не сообщили. Они прислали меня следить за вами. Марба скорчил насмешливо — удивленную гримасу. Так полагалось по сценарию, но Марба не очень старался играть достоверно.

— Следить за мной? С какой стати американскому правительству посылать вас следить за мной?

— Дело в том, что мы с вами знакомы. Они надеялись, что я войду к вам в доверие, разнюхаю, что тут творится, и доложу об этом им.

— Надеюсь, они не очень на вас потратились, — сказал Марба. — Я просто провожу здесь отпуск.

— И полковник Рагос тоже? Марба улыбнулся и ответил:

— Моего президента нет в Квебеке.

— Разумеется, он тут не под своим именем, — проговорил Гроуфилд. — Как и вы. Как и генерал Позос. Здесь собрались главы семи государств: трех американских, двух южноамериканских, одного центральноамериканского и одного азиатского. Все под вымышленными именами. Возможно, приехали и представители других стран, таких, которые эти ребята — шпионы называют Третьим миром.

Марба, казалось, призадумался. Кучер на облучке опять забубнил, теперь уже об исторической битве армий Вулфа и Монтколма, и Гроуфилду пришлось беседовать с Марбой под его бормотание. Марба с полминуты пошевелил мозгами, пока кучер сообщал пассажирам, что и Вулф, и Монтколм погибли в бою, потом наклонился к Гроуфилду и сказал:

— Давайте на миг забудем о нелепости ваших утверждений (с чего бы, к примеру, моему президенту вести тайные переговоры с вождями Южной Америки?). Отбросим это и допустим, что вы говорите мне правду в тех пределах, в каких сами знаете ее.

Зачем, спрашивается, вы предаете своих соотечественников?

— Никого я не предаю, — ответил Гроуфилд. — Меня силой заставили заниматься этим делом. Я должен был либо ехать сюда, либо отправляться за решетку. По правде сказать, я, наверное, смирился бы и сделал то, чего они требовали, если б мог. Но нынче днем меня похитили и одурманили, а когда я вернулся в гостиницу, в номере у меня сидел полковник. Пора было выходить на главаря. Мои соотечественники, как вы их назвали, не пожелали мне ничего сказать, а кроме них я тут никого не знаю, за исключением вас и генерала Позоса. Я пришел к вам, потому что вас легче застать в трезвом уме и твердой памяти.

— Пришли за помощью?

— За сведениями и за советами. А при нужде — и за помощью. Марба умильно улыбнулся.

— Помню, как я последний раз видел вас в деле, — сказал он. — Помню, какое глубокое впечатление произвело на меня ваше умение пользоваться истиной как оружием. Надеюсь, вы не собираетесь прибегнуть к тому же приему?

— Я хочу только соскочить с крючка, и больше ничего, ответил Гроуфилд. — Как и в прошлый раз.

— А вы частенько попадаете в переделки, не правда ли? Только я не понимаю, почему вы так честны и бесхитростны в разговоре со мной. Почему бы вам не действовать в соответствии с полученными указаниями? Почему бы не явиться ко мне с невинным видом и не попытаться что — нибудь разнюхать?

Гроуфилд пожал плечами.

— Я вас знаю и не стал бы с вами хитрить. Марба снова улыбнулся и шутливо погрозил Гроуфилду пальцем.

— Гроуфилд, Гроуфилд, вы как раз тем и занимаетесь, что хитрите.

— Это как же? Я говорю правду.

— А разве вы не могли прийти ко мне, думая, что я уже знаю правду?

Гроуфилд откинулся на сиденье и пристально вгляделся в лицо Марбы.

— Должно быть, вы весьма нелестного мнения обо мне, сказал он.

— Напротив. Я очень высокого мнения о ваших способностях.

— Есть ли смысл говорить, что я не знал о вашем интересе ко мне?

— Нет. Вы соображаете не хуже других. Когда Вивьен оставила вас в покое, а я не выказал больше никакой заинтересованности, вы должны были понять, что я навел справки по другим каналам и выяснил, зачем вы пожаловали.

— Вы правы, — согласился Гроуфилд. — Я должен был это понять. Наверное, я был слишком озабочен другими событиями. Марба улыбнулся и покачал головой.

— Так дело не пойдет, Гроуфилд, — сказал он. — Не отпирайтесь, это только поссорит нас. Гроуфилд пожал плечами. — Ладно, не буду.

— Хорошо, — похвалил его Марба. — А теперь скажите мне, чего вы хотите на самом деле?

— Мне нужно знать две вещи. Первое, это вы убили Карлсона? Девица громко фыркнула. Гроуфилд повернулся к ней и увидел, что она изумленно таращится на него.

— Что за чертовщину вы несете?

— Потише, дорогая, — ласково сказал Марба. Девица быстро посмотрела на него, потом перевела взгляд на спину кучера.

— Прошу прощения, — извинилась она тоном ниже. — Но наглость этого человека…

— Вопрос с его точки зрения вполне резонный, — сказал Марба. — И неизбежный. — Он посмотрел на Гроуфилда. — Нет, не мы. Убийства не входят в наши планы на субботу и воскресенье. Равно как и шпионаж, которого нам хотелось бы избежать во что бы то ни стало.

— Вы оставили у меня в номере подслушивающее устройство?

Марба снова улыбнулся.

— Берете нас на пушку? Что ж, хорошо. Да, мы спрятали и вашей комнате микрофон.

— Стало быть, вам известно, кто убил Карлсона.

— Мы, конечно, записали голос убийцы. Но не знаем убийцу ни в лицо, ни по имени. Хотите послушать пленку?

— С удовольствием.

— Когда мы вернемся, я это устрою.

Девица быстро и глухо затараторила на каком — то языке, которого Гроуфилд прежде никогда не слыхал, но Марба ответил ей по — английски:

— Мистер Гроуфилд не представляет для нас опасности, дорогая. И он, разумеется, знает, что мы наблюдаем за ним. Мы вполне можем прокрутить ему эту пленку.

— И неприлично говорить на незнакомом мне языке в моем присутствии, — выговорил ей Гроуфилд, положив конец счастливому случайному свиданию. Сидевшая рядом девушка снова стала холодной, отчужденной и надменной, какой была в вестибюле гостиницы, а еще раньше у него в номере.

— Неприлично искать нашего общества, не выучив прежде язык, на котором говорят у нас в стране, — парировала она.

— Дети, дети, — примирительно сказал Марба, и это прозвучало странно в устах такого утонченного и сдержанного человека. — Сейчас не время препираться. Мистер Гроуфилд, вы говорили, что хотите знать две вещи. Какая же вторая?

— Мне нужна легенда. Лично я плевать хотел на ваши замыслы и не думаю, что от них зависит существование Соединенных Штатов, но мне надо скормить своим шпионам складную историю, чтобы они оставили меня в покое и позволили заниматься своим делом.

— И вы хотите, чтобы эту легенду предоставил вам я?

— Я хочу, чтобы мы придумали ее вместе, — ответил Гроуфилд. — Вам известно, из — за чего ваши друзья могли собраться здесь, и вы способны обучить меня политической болтовне, в которую мои шпионы поверят.

— Ас какой стати я должен вам помогать? — спросил Марба.

— Если я провалюсь, люди, которые подослали меня к вам, не угомонятся. Они попытаются наладить подслушивание в ваших номерах, станут выслеживать вас, вставлять объективы и замочные скважины, подмазывать официантов и так далее. Они не дадут вам покоя, даже если ничего не разнюхают. Но выдумав складную и достоверную историю о цели вашего сборища, такую историю, которую они проглотят и успокоятся, мы заставим их убраться, и вы сможете беззаботно провести свои выходные дни. Марба расхохотался, да так громко, что кучер перестал долдонить наизусть путеводитель. Потом он откашлялся и возобновил это занятие, начав с того места, на котором его прервали.

Марба сказал:

— Гроуфилд, я вами восхищаюсь, честное слово. Вы всегда находите самые убедительные причины, чтобы заставлять других людей делать то, что выгодно вам.

— То, что хорошо для меня, хорошо и для вас, — ответил Гроуфилд. — Просто мне повезло.

— И еще как. Ладно, я должен обсудить это кое с кем. Свяжусь с вами позднее. Не сомневаюсь, что ваши доводы возымеют действие.

— Хорошо.

Марба повернулся к девушке.

— Вивьен, когда вы вернетесь в гостиницу, отведите мистера Гроуфилда в комнату советников. Я позвоню им и предупрежу о вашем приходе.

— Ничего, если он увидит…

— Это совершенно безопасно, — заверил ее Марба. — Мистер Гроуфилд не намерен каким — либо образом угрожать нашему союзу.

Девушка пожала плечами. Похоже, он не сумел убедить ее до конца. Она сидела, сложив руки на груди и упрямо надув губы. Двуколка свернула на улицу Людовика Святого и поехала по ней. Гостиница стояла в конце этой длинной улицы с односторонним движением. Марба поднялся и сказал:

— До встречи, Гроуфилд.

— Буду ждать.

Марба кивнул и легко спрыгнул с двуколки прямо на ходу. Гроуфилд помахал ему рукой, и коляска покатила дальше под стук подков по камню. Фигура Марбы исчезла из виду. За минуту мимо двуколки промчались три машины, и Гроуфилд подумал, что Марба, должно быть, в одной из них.

Девушка сидела все в той же позе и с тем же выражением лица. Она смотрела вперед, и взгляд ее был сердитым и укоризненным. Пытаясь заново сыграть сценку случайного свидания, Гроуфилд склонился к ней и проговорил:

— Вон тот мотель справа был построен в тысяча семьсот сорок шестом году индейцем племени алконкин в честь святой девы Гваделупской. В его подвалах хранится самая большая в мире коллекция глазных яблок замученных миссионеров. Ответа он не дождался. Девица продолжала яростно сверкать глазами.

— В чем дело? — спросил Гроуфилд. — Вы мне не верите?

Девица одарила его ледяным взглядом.

— Вы мне не нравитесь, — сказала она и снова уставилась в пространство.

— Как же так? — удивился Гроуфилд. — По пути туда все было очень славно.

Еще один ледяной взгляд.

— Если желаете знать, по пути туда я считала вас патриотом. Думала, вы трудитесь на благо своей страны из — за убеждений. Патриот может быть и моим недругом, если наши страны враждуют, но я по крайней мере его уважаю. Вы же никакой не патриот, вы здесь не по своей воле, и вам наплевать, что вы предаете собственную страну. Вас заботит только одно: вы сами; вам невдомек, что существуют вещи более возвышенные, чем ваша персона. Я презираю вас, мистер Гроуфилд, и не желаю больше разговаривать с вами. И не хочу, чтобы вы разговаривали со мной.

Она опять уставилась прямо перед собой.

— Когда — нибудь, мисс Камдела, мы с вами основательно побеседуем о патриотизме, — ответил Гроуфилд. — И о том, что важнее — патриотизм или преодоление личных затруднений. А пока я намерен позаботиться о собственной шкуре, нравится это вам или нет.

Весь остаток пути до гостиницы на Оружейной площади они молчали, и Гроуфилду вполне хватило времени, чтобы осознать, что, по сути дела, он ответил девушке невпопад.