Глава 3

Не обращая внимания на бесстрастного Сократа, Морган нервно расхаживал по комнате. Солнце спряталось за тучу, и за окнами мансарды потемнело. Мысленно проклиная своих тюремщиков, Морган то и дело сжимал кулаки; он метался из угла в угол, как зверь в клетке.

Грирсон уже, наверное, подступил к лагерю Форреста, положение которого значительно усложнялось из-за того, что в его войске было слишком много необстрелянных солдат; их было в шесть раз больше, чем закаленных в сражениях бойцов. К тому же Форрест не имел ни артиллерии, ни лошадей, ни боеприпасов в достаточном количестве. В таких условиях он не сможет атаковать врага с привычной для него молниеносностью.

А лейтенант Морган, сражающийся на стороне Конфедерации, сидит тем временем в Мемфисе под арестом и ничем не может помочь своему генералу.

Но пора наконец забыть об уязвленной гордости и взглянуть правде в глаза.

Джессамин одержала победу. Даже если ему удастся вырваться на свободу в течение ближайшего часа, он уже не сумеет предупредить Форреста о подходе Грирсона. Но если он сбежит грядущей ночью, то успеет встретиться со своими и принять участие в предстоящем бою. И в этом – его долг. Он должен сражаться, каких бы усилий ему ни стоило добраться до места битвы. Даже если для этого ему придется выполнять самые нелепые приказания Джессамин и делать вид, что он с радостью предается плотским утехам.

Когда-нибудь он непременно отомстит этой девчонке. Отомстит за ужасные часы, проведенные в заточении.

Но сейчас ему не до мести. Главное сейчас – побыстрее вернуться к генералу Форресту.

Джессамин украдкой зевнула, от всей души желая, чтобы Кларабелл Хатчинсон играла рождественский гимн чуточку поживее, а не как похоронный марш. Все остальные выступления на музыкальном вечере в военном госпитале хорошо воспринимались публикой, а номер Кларабелл предварял финал. Сделав вид, что слушает с величайшим вниманием, Джессамин стала думать о более серьезных вещах.

Отец поехал продавать Сомерсет-Холл Ричарду Берку и вернется только послезавтра, перед самым Рождеством. Они с мистером Берком особо заботились о том, чтобы Сомерсет-Холл оставался в семейном владении, поскольку детей у Берка не было. Мужчины договорились, что если Берк или его наследники пожелают продать дом и землю третьему лицу, то Джессамин или ее наследникам будет предоставлено право в течение шести месяцев выкупить Сомерсет-Холл по той цене, какую заплатил за него Берк. Но Джессамин полагала, что, скорее всего никогда не сможет воспользоваться этим пунктом, то есть «правом отказа».

Они с отцом собирались отправиться в Нью-Йорк на следующей неделе. И теперь настало время распрощаться с Морганом и глупыми мечтами о том, что она смогла бы выйти за него замуж. Пора было серьезно подумать о своем будущем. Ей нужен мужчина, которому она сможет доверять, мужчина, который, в отличие от Моргана, всегда будет говорить ей правду, какой бы горькой она ни была.

Поджав губы, Джессамин вежливо поаплодировала Кларабелл.

Но с другой стороны, ей очень нравилось доставлять Моргану удовольствие и ласкать его, нравилось смотреть, как темнеют от страсти его глаза, и слушать его стоны…

Она с легкостью простила его, когда он вступил в кавалерию повстанцев. Простила, потому что признавала за ним право бороться за свои убеждения, пусть даже они противоречили ее собственным. Но когда он так бесчестно обошелся с ее семьей… Джессамин стиснула зубы и невольно сжала кулаки.

Скоро ей придется освободить его, чтобы он мог покинуть город до возвращения отца и до приезда Сайруса. Конечно, Аристотель мог бы и без нее его освободить, но ей очень хотелось увидеться с ним еще раз…

Тусклый зимний день угасал. Морган лежат на кровати, листал «Айвенго». Джессамин же, приподнявшись на цыпочках, высунулась из мансардного окна, пытаясь разглядеть, что происходит в штабе северян. В последние дни многие солдаты покинули город, чтобы выступить против Форреста, и Джессамин уже привыкла к тому, что в гарнизоне Мемфиса царит относительное спокойствие. Но час назад оттуда стали доноситься звуки, возвещавшие о сборах кавалерии, – топот копыт и сапог, а также звяканье оружия и сбруи.

Джессамин находилась с Морганом наедине, поэтому на всякий случай старалась держаться от него подальше.

Но сейчас, на время забыв о пленнике, она пыталась понять, что же все-таки происходит у штаба…

Действительно, куда направляются конники и сколько их? Может, это всего лишь небольшой отряд, имеющий намерение присоединиться к основным силам для участия в сражении против Форреста?

– Джессамин, не хочешь ли поласкать меня еще раз? – неожиданно спросил Морган.

Она оглянулась, пытаясь разглядеть получше его лицо.

– А что?

– Ах, Джессамин, клянусь, что не убью тебя, когда ты немного поласкаешь меня своими чудесными пальчиками! – Он ласково улыбнулся ей и закрыл книгу.

«Почему он снова со мной флиртует? – спрашивала себя Джессамин. – Может, просто от скуки?»

Но ей действительно хотелось снова его поласкать, очень хотелось. Вчера ночью она долго лежала без сна, вспоминая, как ласкала его, и представляя, как целовала бы его плечи, его шею, его мускулистую грудь…

Вспомнив об этих своих мечтаниях, она судорожно сглотнула и почувствовала, что у нее подгибаются колени. Немного помедлив, Джессамин приняла решение.

– А ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу?

Он тут же кивнул:

– Даю слово.

Джессамин казалось, что именно сейчас у нее появилась прекрасная возможность узнать все секреты мужского тела, узнать, что доставляет мужчине удовольствие. В конце концов, она ведь выйдет замуж, поэтому должна знать такие вещи. Нет ничего страшного в том, что она сейчас… немного потрогает Моргана. Они ведь с ним теперь точно не поженятся, поэтому у нее не должно быть опасений, что она поддастся его очарованию.

Тут Морган поднялся с кровати и выпрямился во весь рост – широкоплечий, узкобедрый, длинноногий. Джессамин едва удержалась от искушения броситься к нему и заключить в объятия.

– Сними рубашку, – приказала она. – И подтяжки (теперь он уже был в рубахе и в штанах, которые по просьбе хозяйки принес для него Аристотель).

Морган повиновался, и Джессамин затаив дыхание приблизилась к нему. Медленно подняв руку, она провела пальцем по шраму на его плече, затем провела ладонью по животу. Он тихо застонал, но не шелохнулся. Только зажмурился. Потом вдруг запрокинул голову, пробормотав что-то невнятное. В этот момент его густые каштановые волосы коснулись ее щеки, и Джессамин, вздрогнув, едва удержалась от стона. Трудно было поверить, что прикосновение волос может вызвать у нее такую реакцию, но она от этого действительно почувствовала влечение…

Немного успокоившись, она принялась поглаживать его плечи и грудь. Потом осторожно надавила пальцем на крохотный мужской сосок, твердый и остроконечный, как тугая почка. И в тот же миг Морган издал протяжный стон, и по его телу пробежала легкая дрожь. Почувствовав, что желание с каждым мгновением усиливается, Джессамин пробормотала:

– Повернись ко мне спиной и возьмись за столбик кровати. – Ей надо было во что бы то ни стало усмирить свою животную похоть.

Морган колебался, и она уже хотела повторить свой приказ, но тут он, шумно выдохнув, выполнил ее требование.

Какое-то время Джессамин молча смотрела на него. И вдруг ей показалось, что в комнате ужасно жарко, словно сейчас был август, а не конец декабря. О Господи, как же ей хотелось расстегнуть лиф, расстегнуть корсаж и сорочку и прижаться к нему томящейся грудью!

Что ж, пожалуй, ничего дурного не случится, если она действительно расстегнет несколько верхних пуговиц, ничего не обнажая, разумеется. Да-да, вот так…

Прерывисто дыша, Джессамин отступила на шаг, затем сказала:

– Расстегни брюки, но не касайся интимных частей своего тела.

Морган снова что-то бурчал, вероятно, непристойное. Однако подчинился. Джессамин в волнении облизала губы, ей ужасно хотелось потрогать его, хотелось прикоснуться к мужской плоти… О Боже, откуда у нее такие мысли?! Откуда такие желания?!

Цокот копыт на улице сделался громче, но Джессамин не обратила на это внимания, сейчас ее занимало совсем другое…

Нервно покусывая ноготь, Джессамин обошла вокруг Моргана и уставилась на него во все глаза. Его интимная плоть была толщиной… чуть ли не с ее запястье, причем такой длины… Интересно, что должна чувствовать женщина, принимая в себя такое?.. И это совершенно не походило на то, что она видела у мраморных статуй, – не походило ни величиной, ни цветом. А то, что она видела сейчас… О, это выглядело гораздо привлекательнее. Но что, если дотронуться и…

Джессамин медленно протянула руку и прикоснулась к возбужденной плоти Моргана. Он вздрогнул и тихо застонал.

Она тут же отдернула руку и посмотрела ему в лицо. Морган яростно кусал губы, кусал так, что выступили капельки крови. Господи, что с ним? Может, ему больно? Она невольно попятилась.

– Джессамин, ты не хочешь меня ублажить? – прохрипел Морган. Он по-прежнему стоял, вцепившись обеими руками в столбик кровати.

Она медлила с ответом. В висках у нее стучало, грудь высоко вздымалась, а шестое чувство твердило ей, что он неотразим и поэтому очень опасен.

– Так как же, Джессамин? Тебе стоит только прогнуть руку…

Словно околдованная его тихим голосом, она кивнула и прошептала:

– Ложись на кровать и возьмись за столбики.

Он и на сей раз подчинился – улегся на самую середину кровати. При этом штаны его сползли вниз, почти до коленей.

У Джессамин перехватило дыхание; как завороженная смотрела она на его набухшую, возбужденную плоть. И ей вдруг захотелось прикоснуться к ней губами, прикоснуться…

Собравшись с духом, Джессамин медленно опустилась на кровать рядом с Морганом и потянулась к его паху. В следующее мгновение он чуть приподнялся и опрокинул ее на постель, подмял под себя и тут же прикрыл ей рот ладонью. Заглянув ей в глаза, с ухмылкой проговорил:

– А теперь, моя Джессамин, ты узнаешь, что мужчина делает со своей пленницей. Я буду терзать твои губы до тех пор, пока тебе не станет больно. Но ты все равно будешь умолять, чтобы я продолжал. Я буду мять и ласкать твою грудь, пока она не заболит, и ты будешь биться подо мной в томительном ожидании, предвкушая следующее прикосновение. – Окинув ее взглядом, он снова ухмыльнулся.

«О Боже, что со мной происходит? – спрашивала себя Джессамин. – Каким образом голос Моргана так околдовал меня?» Она чувствовала, что сейчас ей хотелось лишь одного: хотелось обнять его и прижаться к нему покрепче.

– Морган, нет! Не говори так!

– О, Джессамин, сейчас я подниму твои юбки до самой груди! Потом сорву с тебя панталоны…

– Морган, пожалуйста, не…

– И ты примешь меня с радостью, примешь с восторгом.

Туг он придавил ее к матрасу всем своим весом и пристально посмотрел ей в глаза. Джессамин чувствовала, что сердце ее бьется все быстрее. И она нисколько не сомневалась в том, что он сделает все, что обещал. Более того, она знала, что будет реагировать именно так, как он предсказывал. Даже сейчас она с трудом удерживалась от того, чтобы не заключить его в объятия.

Тут стук копыт зазвучал совсем близко. Морган вскинул голову и прислушался. Цокот копыт звучал все громче, а затем послышалось даже и звяканье упряжи – было совершенно очевидно, что к дому приближались всадники.

«Господи, неужели кто-то сообщил юнионистам, что здесь скрывается Морган?» – промелькнуло у Джессамин.

Морган вскочил с кровати, но цепь ограничивала его свободу. Громко выругавшись, он начал натягивать штаны.

Помедлив секунду-другую, Джессамин встала с кровати. Взяв с дальнего стула ключ от оков, она бросила его Моргану, затем распахнула дверь.

– Морган, беги через окно. Твоя лошадь под навесом в саду Хатчинсонов.

Глаза его сверкнули.

– Так ты не собиралась сдавать меня?

– Конечно, нет, – пробурчала Джессамин. – Одному Богу известно, что сделали бы они с моим отцом, если бы поймали тебя здесь. Уходи! Быстрее!

Тут в комнату ворвался Аристотель и начал сдирать с постели белье.

– Мы не закончили с тобой одно дело, Джессамин, – сказал Морган, натягивая сапоги, которые бросила ему Девушка. – Я все еще намерен отомстить. В один прекрасный день ты будешь лежать подо мной и молить о ласках.

Аристотель внезапно выпрямился. В его руке сверкнул длинный узкий нож.

– Я ни за что не выйду за тебя теперь! – прокричала Джессамин. – Не выйду, даже если будешь умолять на коленях!

Морган рассмеялся:

– А я разве говорил о женитьбе?

В следующее мгновение он исчез за окном, бесшумно прикрыв за собой створки.

Джессамин прикрыла лицо ладонями и мысленно приказала себе успокоиться. Она не могла последовать за Морганом в окно, хотя ей этого ужасно хотелось.

– Вы в порядке, мисс Джессамин? – спросил Аристотель. – Кассиопея задержит солдат, а Сократ, как вы знаете, уже позаботился, чтобы и следов его лошади не обнаружили. Я сию же минуту верну комнате прежний вид, так что вы будете в полной безопасности.

Она кивнула и утерла навернувшиеся па глаза слезы.

– Хорошо, Аристотель. А я пойду их встречать.

Джессамин медленно спускалась вниз. Пустота комнат терзала ее сердце, напоминая о значительности потерь. Очень многое исчезло – картины, милые безделушки, даже мебель, включая пианино матери. Осталось лишь немного золота в банке Сент-Луиса да наличность от продажи Сомерсет-Холла, чего едва ли хватит на то, чтобы продлить отцу жизнь.

И ей еще предстоит защитить отца и слуг. А если юнионисты заподозрят ее во лжи… Джессамин вздрогнула при этой мысли, но тут же взяла себя в руки – ей следовало держаться так, как будто она ни в чем не виновата.

Добравшись до нижнего этажа, она услышала громкие голоса солдат; янки требовали, чтобы Кассиопея позволила им произвести обыск. Джессамин выглянула в окно. Некоторые из солдат расхаживали по саду и по лужайкам у дома. Конечно же, они кого-то искали. Только бы Морган успел вовремя уйти…

Вскинув подбородок, Джессамин решительно вышла в холл. Среди пехотинцев в кепи, кавалеристов в широкополых шляпах она с удивлением заметила человека в цилиндре.

Джессамин невольно замедлила шаг. Цилиндр?.. Какого дьявола штатский делает в этой компании?

В этот момент мужчина в цилиндре обернулся, и она тотчас же узнала Чарли Джоунса, племянника матери, известного своей дурной репутацией. Но почему он здесь? Ведь ему запретили появляться в этом доме уже много лет назад…

Тут Чарли ухмыльнулся и сказал:

– Добрый вечер, кузина.

Джессамин нахмурилась. Появление Чарли не предвещало ничего хорошего. И он, судя по всему, состоял в приятельских отношениях с солдатами, так что не стоило ему грубить.

Заставив себя улыбнуться, Джессамин спросила:

– Как поживаешь, кузен? Не желаешь ли чая?

Джоунс отрицательно покачал головой:

– Нет, спасибо. Мне нужно поговорить с тобой, кузина. – Приблизившись к Джессамин, он схватил ее за локоть.

Она осторожно повела плечиком, стараясь освободиться.

– Чарли, отпусти!

Некоторые из офицеров с неодобрительным ворчанием потянулись к саблям.

– Мистер Джоунс, она, возможно, и мятежница, но все-таки леди, – предупредил один из них. – Так что и обращаться с ней нужно соответственно.

Чарли поморщился, однако убрал свою руку.

– Простите, кузина, – пробормотал он, опасливо покосившись на офицеров. – Я слишком рад встрече, поэтому так…

– Да-да, я все поняла, Чарли, – перебила Джессамин. – «И постараюсь никогда не оказываться с тобой наедине», – добавила она мысленно. – Не желаешь пройти в гостиную? Там мы вполне могли бы поговорить.

Гостиная была единственной комнатой на первом этаже (кроме библиотеки), где сохранилась большая часть мебели. И плотно закрыть ее массивные двустворчатые двери было не так легко, как обычные. Вероятно, она оставит их открытыми, чтобы офицеры, если понадобится, могли вовремя прийти ей на помощь.

Чарли охотно согласился, и это ее немного обеспокоило. Слишком уж он покладистый… Что за игру он ведет? Знает ли он, что здесь был Морган?

Они вошли в комнату, и Джессамин, повернувшись к кузену, проговорила:

– Я слушаю тебя, Чарли. Что ты хотел мне сказать?

Он приблизился к ней почти вплотную и заговорил очень тихо, так, что солдаты не могли его услышать.

– Я знаю, что вы тут прячете шпиона мятежников.

– Нет, – решительно возразила Джессамин; она была очень рада, что говорит правду. – Никого мы не прячем.

Чарли взглянул на девушку прищурившись, и заявил:

– Но я знаю, что Морган Эванс был в городе.

Джессамин пожала плечами:

– Я об этом ничего не знаю. Насколько мне известно, Морган Эванс сражается сейчас под знаменами генерала Форреста.

Чарли в раздражении ударил кулаком по мраморной каминной полке: