Глава 4

«Ргабвар» отбыл и увез довольно много больных, большую часть которых составляли совсем юные кромзагарцы. В изоляторе на «Веспасиане» лежало довольно много пациентов. Кроме того, больными были полны и полевые лазареты, ежедневно посещаемые Лиореном, и многие больные пребывали куда в худшем состоянии, чем те, кого увез «Ргабвар». Однако выживание любого вида – это будущее его потомства, и попасть в отделение к такому светилу, как Торннастор, уже было счастьем.

Лиорен не обращал внимания на вежливые, но все более саркастичные напоминания полковника Скемптона – главного администратора госпиталя – о том, что госпиталь не в состоянии вместить все население планеты Кромзаг и даже его часть и что для проведения клинического исследования набрано уже более чем достаточно пациентов. Содержание незакодированных посланий Скемптона было известно и экипажу «Ргабвара». Медики понимали, что палат действительно не хватает, однако Приликла не стал возражать против отправки еще двадцати кромзагарцев.

Лиорен думал о том, что Приликла – самое сговорчивое существо во всей изведанной Галактике, чего нельзя было сказать о кромзагарцах. Они были его пациентами, но им не суждено было стать его друзьями – и, вероятно, такое стало бы возможно только в том случае, если бы многочисленные божества Галактической Федерации (в существовании которых Лиорен сильно сомневался) сумели бы провести радикальную реконструкцию личности кромзагарцев.

Лиорен забегал к себе, только чтобы поесть да поспать. Все остальное время он проводил рядом с жутко нелюбезными больными или пытался морально поддержать около двухсот медиков и пищевиков, разбросанных по всему континенту и старающихся (увы, иногда безуспешно) спасти жизнь упрямым аборигенам. Лиорен все надеялся на то, что местные жители одумаются, захотят в конце концов поговорить с ним, сообщат сведения, которые дадут ему возможность им помочь. Он надеялся, что в непроницаемой стене необщительности, замкнутости появится хотя бы крошечная трещинка... но все было тщетно. Кромзагарцы – и дети, и взрослые – продолжали умирать с удручающей частотой. Увы, ни на планете, ни даже в Главном Госпитале Сектора не было возможности всем больным поголовно вводить питание внутривенно. Время от времени, несмотря на строжайший надзор как на поверхности, так и с орбиты, кромзагарцы ухитрялись-таки погибать от рук друг друга.

Так оно и случилось как-то раз, когда Лиорен пролетал на флайере над одним из лесных поселений, которое давным-давно объявили заброшенным – видимо, такое заключение было сделано из-за того, что местные обитатели просто-напросто попрятались на деревьях. Лиорен заметил, что шестеро кромзагарцев ведут бой на лужайке, в пространстве между двумя хижинами. К тому времени, когда флайер, способный вместить четверых нидиан, не будь у тарланина таких длинных ног, сделав круг, приземлился неподалеку от поля боя, четверо кромзагарцев уже валялись на земле бездыханные.

Невзирая на множественные укусы и глубокие царапины от ногтевых ранений, Лиорену удалось установить, что трое погибших были мужского пола. Четвертой была женщина, жить которой оставалось считанные секунды. Драхт-Юр вдруг указал на два кровавых следа, тянувшихся по примятой траве к распахнутой двери одной из хижин.

Шаги у Лиорена были шире – около двери он оказался раньше нидианина и первым увидел два корчащихся окровавленных тела, сцепившихся на полу в последнем смертельном поединке. Лиорен с трудом сдержал презрение к подобному звериному поведению существ вроде бы разумных. Шагнув к дерущимся, Лиорен просунул между ними свои срединные конечности и попытался разнять. Вот тут-то он и был смущен донельзя: оказалось, что это не двое дерущихся насмерть мужчин, а мужчина и женщина, предающиеся акту совокупления.

Тарланин отпустил их и попятился, но они вдруг забыли друг о друге и яростно накинулись на него, а тут как раз подоспел Драхт-Юр и на полном ходу врезался Лиорену под колени. Из-за этого двустороннего нападения Лиорен шлепнулся на спину, двое кромзагарцев оказались сверху, а нидианин – где-то под ним. Несколько мгновений Лиорену пришлось заниматься спасением собственной жизни.

После того, как в первые же дни выяснилось, что аборигены слабы и измождены болезнью, было решено отказаться от ношения тяжелых защитных костюмов, и все сотрудники Корпуса Мониторов сменили их на обычную бортовую одежду – более легкую и удобную, но защищавшую только от солнца, дождя и укусов насекомых.

Лиорен ощутил прикосновение чужих рук, ног, коленей и зубов – и чуть не задохнулся от возмущения. На его родной планете Тарла выяснение отношений никогда не осуществлялось в столь варварской манере. И хотя по числу конечностей Лиорен не уступал двоим кромзагарцам, вместе взятым, выбраться из этой кучи-малы он никак не мог. Кромзагарцы вели себя отнюдь не как ослабленные и измученные чумой существа. Они наносили Лиорену серьезные телесные повреждения и причиняли такую боль, о существовании которой тарланин прежде и не догадывался.

Отразив ряд сильных ударов и отчаянно пытаясь помешать кромзагарцам вырвать с корнем свои стебельчатые глаза, Лиорен сообразил, что Драхт-Юр пробует выползти из-под него и уползти к двери. То, что агрессоры этого не заметили, тарланина порадовало: нидианин не отличался физической силой и ловкостью, необходимыми для рукопашной схватки. Чуть погодя Лиорен краем глаза увидел на голове нидианина прозрачный шлем, услышал долгожданный хлопок – это открылся баллон с усыпляющим газом – и почувствовал, как вдруг обмякли тела терзавших его кромзагарцев. Вскоре они медленно сползли на пол.

Все то непродолжительное время, пока покрытые белесыми чумными бляшками аборигены входили с Лиореном в чересчур тесный контакт, он думал о том, какое счастье, что местные патогенные микроорганизмы не способны инфицировать его – представителя иной расы.

А вот усыпляющий газ, подобранный для работы на Кромзаге, неплохо, пусть и не так быстро, воздействовал и на других теплокровных кислорододышащих. Лиорен не мог двигаться – он только слышал, как рычит и лает Драхт-Юр, перевязывая ему самую опасную рану. Наверное, нидианин пытался сказать своему начальнику о том, что хотел отправить пилота флайера за медицинской помощью, но что его транслятор напрочь отказывается работать – видимо, сломался во время потасовки. Не сказать, чтобы Лиорена все это так уж безумно огорчало – да, он получил множество ранений, но жесткий пол уже казался ему самой мягкой пуховой периной... Однако сознание тарланина работало четко и ясно и не желало поддаваться сну.

Вмешательство в половой акт кромзагарцев явилось серьезной ошибкой, однако ничего удивительного в такой ошибке не было: с тех самых пор, как спасательная экспедиция высадилась на Кромзаге, никто из ее участников ничего похожего на спаривание у аборигенов не наблюдал, и был сделан вывод, что Кромзагарцы слишком слабы и измучены войной и болезнью для того, чтобы проявлять хоть какую-то сексуальную активность. Поэтому реакция кромзагарцев, сила и ярость отпора изумили и напугали Лиорена.

Сезон спаривания на Тарле был очень недолгим, и подобная активность, в особенности у взрослых тарлан, много лет проживших в браке, становилась причиной для торжества и публичной демонстрации и уж никак не для того, чтобы скрывать свои отношения, – хотя Лиорен знал о том, что представители многих рас в Галактической Федерации – рас во всем остальном высокоразвитых – рассматривали акт соития как нечто сугубо личное.

На самом деле никакого опыта у Лиорена в этих вопросах не было вообще – ведь он посвятил себя целительству и просто не мог предаваться никаким радостям, способным отрицательно повлиять на его врачебную объективность. Будь он рядовым тарланином – ремесленником или представителем любой другой профессии, не требующей безбрачия, и вмешайся кто-нибудь так, как он сейчас, в его любовный акт, Лиорен бы высказал словесное неудовольствие, но такую агрессию – нет, никогда!

Ужасно огорченный случившимся, Лиорен упорно ломал голову над причиной такой реакции аборигенов. Она представлялась ему совершенно неразумной даже для совершенно нецивилизованных существ. А вдруг кромзагарцы, будучи тяжело больны и изранены во время недавней схватки, заползли в дом ради того, чтобы подарить друг дружке последнюю, предсмертную радость? Лиорен точно знал, что совокупляться кромзагарцы могли только по обоюдному согласию – уж слишком сложен был сам механизм соития, чтобы любой из партнеров мог совершить насилие над другим.

Не исключал Лиорен и такого варианта, что совокупление явилось итогом драки, что женщина, так сказать, досталась победителю. У подобного поведения имелась масса исторических прецедентов – правда, на счастье, не в тарланской истории. Однако этот вариант не подходил: в драке участвовали особи обоих полов.

Лиорен решил, что обязан подготовить подробный отчет о случившемся для специалистов-этнографов, которым когда-нибудь придется вынести свое заключение по кромзагарской проблеме, – если, конечно, хоть кто-то из местных жителей останется в живых к тому времени, когда планете будет предложено вступить в Федерацию.

Вдруг все четыре глаза Лиорена, один из которых следил за хлопочущим около кромзагарцев Драхт-Юром, перестали видеть. Комната погрузилась во мрак. Лиорен успел ощутить легкое раздражение и провалился в сон.

Драхт-Юр поместил Лиорена в изолятор на «Веспасиане» и настаивал, чтобы его руководитель пробыл там до полного заживления ран. Он не уставал напоминать Лиорену о том, что если до сих пор он, Драхт-Юр, ходил в подчиненных, то теперь он – врач, а Лиорен, соответственно, пациент, – причем напоминал назойливо и ворчливо, вполне в духе нидиан – косматых ехидных коротышек.

Однако Лиорен, невзирая на все увещевания Драхт-Юра о важности покоя и постельного режима, время от времени все же вел себя как начальник и распорядился-таки, чтобы рядом с его кроватью разместили коммуникационную систему.

Время плелось словно беременный струмлер вверх по склону горы, а медицинская ситуация на Кромзаге ухудшалась день ото дня. Смертность выросла до ста пятидесяти случаев в день, а «Тенельфи» все не прилетал. Лиорен послал короткое радиосообщение в Главный Госпиталь Сектора. Это сообщение было записано заранее и повторено несколько раз, дабы его легче было воспроизвести после долгого пути по космическим дебрям. Лиорен спрашивал, есть ли какие новости. Он не удивился, не получив ответа, – он понимал, что затраты энергии на долгий рассказ о новостях были бы колоссальны. Собственно, своим сообщением Лиорен только хотел напомнить, что медицинский и обслуживающий персонал на Кромзаге близок к отчаянию, что нарастает недовольство, что ситуация напоминает массовый психоз, – но ведь в госпитале об этом и так прекрасно знали. Пять дней спустя пришло сообщение, что «Тенельфи» отправился в путь и прибудет на Кромзаг через тридцать пять часов. Корабль вез лекарство – препарат, прошедший предварительное тестирование, однако не апробированный в отношении отдаленных побочных эффектов. Это лекарственное средство устраняло самые тяжелые симптомы чумы. Кроме того, в сообщении говорилось, что к крупной партии медикаментов приложена документация: подробное описание патофизиологического исследования и указания по применению. Новость очень обрадовала Лиорена, но он быстро обуздал свои эмоции и принялся строить планы, как побыстрее разослать лекарства по планете. Драхт-Юр несколько смягчил свои предписания – и позволил Лиорену переместиться из палаты в центр связи «Веспасиана», правда, наотрез запретил тарланину не только летать на не приспособленном к тарланской физиологии флайере, но и вообще спускаться на поверхность планеты. Однако всеобщая радость продлилась только до прибытия «Тенельфи».

Исследовательский корабль доставил огромную партию лекарств. Для лечения местной чумы требовалась всего лишь одна инъекция препарата, однако Лиорену предписывалось воздержаться от повсеместного лечения эпидемии до тех пор, пока не будет проведено дополнительное исследование в полевых условиях.

Судя по данным, приведенным Главным патофизиологом Торннастором, физиологические параметры после введения минимальных доз препарата были весьма благоприятны, однако существовала опасность серьезных побочных эффектов. Наблюдались отдельные случаи помрачения сознания. Правда, все эти эпизоды носили кратковременный характер и могли не иметь тяжелых последствий, но все же требовалось дальнейшее исследование. После однократной инъекции препарата наступало не слишком значительное, но непрерывное улучшение симптоматики и жизненных показателей. В последующие дни наблюдалась регенерация тканей и органов по всему телу. Будучи в сознании, больные просили и поглощали пищу в таких объемах, которые весьма и весьма превосходили размеры их желудка и мало соответствовали плачевному общему состоянию. Отмечалось неуклонное нарастание массы тела.

Подобным же образом реагировали на лечение и дети. У них также чередовались периоды потери сознания с полубессознательным состоянием, вот только дети требовали питания в еще больших объемах. Ежедневные измерения доказывали, что кромзагарские дети быстро растут и набирают вес.

Был сделан вывод о том, что, вероятно, на фоне улучшения общего состояния у детей, чей рост претерпел задержку из-за чумы, происходило возвращение к норме, и они набирали вес и рост, соответствующий возрасту. Что касается периодов потери сознания, то их сочли необходимыми для компенсаторного отдыха столь бурно регенерирующего организма и не представляющими особого клинического значения. Препарат давали в очень малой дозировке, однако минимальное увеличение этой дозировки сразу вызвало резкое нарастание вышеописанных эффектов у одного из больных. Невзирая на великолепную физиологическую эффективность лечения, эпизоды потери сознания все же вызывали определенную тревогу, и высказывалось опасение о возможности поражения мозговых структур в будущем.

Торннастор просил прощения, что посылает препарат, апробированный не до конца. Он оправдывался тем, что гипопространственные сигналы, получаемые от Лиорена, заставили всех поторопиться. С тем, чтобы выиграть время, препарат отправили поскорее и окончательную апробацию рекомендовали провести прямо на месте. Торннастор же, в свою очередь, намеревался продолжить апробацию нового лекарства в стенах госпиталя.

– Мне предписано апробировать препарат на группе, насчитывающей не более пятидесяти кромзагарцев, – пояснил Лиорен после того, как пересказал инструкции Торннастора младшему медицинскому персоналу. – В группу рекомендовано включить больных самого разного возраста, с разной степенью заболевания и вводить препарат с небольшими различиями в дозировке. Особенное внимание нам советуют уделять умственному состоянию больных, пребывающих в полубессознательном состоянии. Мы должны надеяться, что по возвращении домой и помещении в привычную среду их сознание придет в норму. Период первоначальной апробации займет десять дней, после чего...

– За десять дней мы потеряем четверть оставшегося населения, – не выдержал Драхт-Юр, голос которого даже через транслятор звучал сердитым хрипловатым лаем. – И так уже в живых осталось две трети по сравнению с тем, что было, когда «Тенельфи» разыскал эту проклятую Круттом планетку. Они тут дохнут, как... как...

– Вы угадали мою мысль. – Лиорен не стал выговаривать Драхт-Юру за дурные манеры, но для себя решил, что надо будет уточнить, кто такой Крутта. – Однако не из-за нашего единомыслия я намерен нарушить предписания Торннастора. И, прошу заметить, это мое решение. Безусловно, я готов выслушать ваши профессиональные советы и прислушаться к ним, если они окажутся ценными, однако и руководство, и ответственность за все последствия я беру на себя, и только на себя. Вот такой у меня план.

Никому даже в голову не пришло критиковать план Лиорена – настолько тщательно он все продумал, не пренебрегая никакими мелочами, и вот что удивительно: подчиненные давали Лиорену советы, однако эти советы носили личный, а не профессиональный характер.

Большей частью советы заключались в том, чтобы послушаться Торннастора, но расширить рамки экспериментальной группы до нескольких сотен, может быть, даже до тысячи больных вместо пятидесяти. Сотрудники наперебой говорили о том, что экспериментальный курс ничего особенного не даст, кроме надежд на лучшее будущее. Лиорен чувствовал большое искушение последовать советам подчиненных – хотя бы только из уважения к тому, чьи рекомендации он получил вместе с лекарством, – ведь Торннастора считали лучшим патофизиологом в Галактической Федерации. Это заботило Лиорена намного больше, нежели соображения карьеры. Однако тарланскому медику все же казалось, что Торннастор не до конца понимает всю срочность ситуации на Кромзаге. Заведующий Отделением Патофизиологии Главного Госпиталя Сектора был большим педантом, он всегда требовал от своих сотрудников совершенства в работе и ни за что бы не позволил, чтобы стены его отделения покинул несовершенный продукт.