Глава 3

В середине прошлого столетия тогдашний правитель крошечного княжества Монако Карл III был поставлен перед дилеммой. По договору с Францией княжество уступало ей большую часть своей территории и львиную долю доходов, по существу соглашаясь на французский протекторат. У Карла III остался совсем маленький участок земли, но он был потрясающе красив и живописен. Для привлечения в свою страну иностранцев, где, как он надеялся, они будут охотно оставлять деньги, князь решил построить самое роскошное в мире казино, которое выкачивало бы из игроков сумасшедшие суммы. В своих планах он пошел еще дальше и вокруг комплекса казино Монте-Карло разбил постоянно цветущие парки, а также возвел великолепные и очень дорогие отели.

С поздней осени до весны Зал Гарнье, названный так в честь Шарля Гарнье, архитектора, приглашенного Карлом III для проектирования комплекса, становился сценой, на которой давались пышные оперы и балеты, проводились концерты. Для выступления в Монте-Карло отбирались лучшие труппы мира, здесь исполнялись произведения самых известных и прославленных композиторов.

Монте-Карло гордился всем лучшим из лучшего.

Поскольку Джоан была знакома с историей города и знала, какой репутацией он пользовался, она понимала, какой чести удостаивало ее издательство «Эйвон букс», организуя авторский вечер писательницы в бальном зале. Она понимала также, что по такому случаю ей нечего надеть.

Когда Джоан получила известие из нью-йоркского офиса Глории Хорн о том, что в ее честь будет устроен вечер, она тут же начала перетряхивать свой гардероб. У нее было платье для коктейля из тяжелой ткани, которое она приобрела два года назад в «Ломанэ», платье из черного крепа, присборенное на бедрах, — это вообще исключалось — и платье из набивного шифона с оборками, которое ее заставила купить Элейн.

Джоан сунула в кошелек пачку франков, пытаясь представить, сколько может стоить действительно дорогое платье, и отправилась за покупками.

Она не нашла ничего ни в местных магазинах, ни в магазине готового платья «Лоуз» в отеле «Монте-Карло». Но в магазинчике отеля «Палас» Джоан застыла в изумлении, глядя на себя в зеркало, уверенная в том, что видит кого-то другого.

— Это платье от Сен-Лорана, — сказала продавщица.

— Я вижу, — ответила Джоан уверенно.

Ей было все равно, кто его создал, просто платье выглядело необыкновенно красиво. Женщина назвала его «бюстье» — прилегающий лиф без бретелек, плотно драпированный по талии. Джоан поразило, как модельеру удалось заложить такое количество шелка цвета лаванды в крошечные, мягкие складки, образующие юбку.

Джоан купила это платье — неужели оно на самом деле стоит таких денег? — и туфли от Феррагамо, а также серьги, браслет и ожерелье от Диора. Вообще-то, украшения были дешевыми, но с платьем они смотрелись великолепно.

Пока продавщица подсчитывала стоимость ее покупок и заворачивала их, Джоан снова подошла к витрине с украшениями и засмотрелась на сказочные рубины и изумруды. Интересно, что сказал бы этот коротышка с тонкими губами, стоящий за прилавком, если бы знал, какой изумруд у нее был когда-то. Она усмехнулась, чем привлекла его внимание.

Он окинул ее внимательным, придирчивым взглядом с головы до ног, должно быть, решил, что она — нестоящий покупатель, и занялся своими делами. Джоан пожала плечами и перешла к другой витрине. В ней были выставлены кольца с бриллиантовыми солитерами самой различной огранки: овальные, квадратные, круглые, грушевидные, маркизы.

Рассматривая кольца, Джоан вдруг почувствовала, как на нее накатила необъяснимая грусть. Она взглянула на левую руку и представила, как прекрасно бриллиантовое кольцо смотрелось бы на ее среднем пальце. Подняв глаза, она увидела, что маленький продавец тоже пристально смотрит на ее руку. Он сочувственно покачал головой и быстро отвел глаза.

Джоан почувствовала, что более секунды не сможет находиться здесь и видеть эти кольца. Она поспешно вернулась в отдел платьев, взяла свои покупки, оплатила счет и стремительно вышла. Только оказавшись на «Анджелине», она вздохнула с облегчением. Ей захотелось заново пережить то волнение, которое было связано с платьем и предстоящим вечером. Она вела себя глупо! Украшения будут выглядеть великолепно, и ей совершенно ни к чему бриллиантовое кольцо.

Спускаясь в каюту, — чтобы переодеться к вечеру, Джоан вспомнила, что не рассказала Джеку об инциденте. Собственно, и рассказывать-то было нечего.

Джек наблюдал, как она спускается по лестнице. Он посмотрел на еще видневшуюся полоску заходящего солнца. Сегодня ее вечер, и, может быть, встреча с Глорией приободрит ее.

Джек стал спускаться вниз и чуть не сбил с ног Джоан. Она рассматривала снимки, висевшие на стене, которые он сделал во время их круиза, и вежливо улыбнулась, словно он был простым пассажиром судна, совершавшего морское путешествие. Он прижался к стене, чтобы пропустить ее.

Что на нее нашло в последнее время? Этот узкий проход обычно служил им поводом для шуток, и он пользовался им, чтобы лишний раз обнять ее. Он посмотрел на фото, где они были запечатлены в рыбацкой деревушке к югу от Марселя. Он многое помнил…

Помнил, как они голышом ныряли с освещенных лунным светом скал около Мальорки, как Джоан училась плавать с аквалангом, как она учила его делать бисквиты, как он все больше и больше влюблялся в нее. Теперь, по ее словам, ей хотелось чего-то другого — ей хотелось перемен. Но ему Джоан нравилась такой, как есть, его все устраивало в их отношениях. Временами Джека мучили ощущения, что вокруг него рушатся стены, что все изменилось — против его воли и согласия.

Он посмотрел на Джоан, пробирающуюся через каюту, где все было перевернуто вверх дном. Джек еще раз посмотрел на фотографии: он должен был что-то сделать, чтобы снова заставить ее улыбаться — радостно и счастливо. Должен!

Джек отправился принять душ и побриться, а Джоан забралась на его доску для серфинга. Он утверждал, что это очень ценная реликвия. «Последнее, что у меня осталось от тех дней, которые я провел в средней школе в Калифорнии». Доска с большим трудом помещалась в каюте, и Джоан предпочла бы, чтобы она осталась в Калифорнии, где ей и было место. Осторожно двигаясь по доске, она чуть не споткнулась о его баскетбольный мяч. Она никак не могла взять в толк, почему все это хозяйство нужно возить с собой. Они не заглядывали в эту кунсткамеру со дня отплытия из Нью-Йорка. Здесь валялись баллоны к аквалангам, гидрокостюмы, грязная одежда, заплесневевшие мокрые полотенца — она понюхала одно из них и бросила обратно на пол — и две колонки без штепсельных вилок к его неработающей стереосистеме. И повсюду бросались в глаза сувениры, приобретенные за время путешествия: они свисали с потолка, были прикреплены к стенам и расставлены по полкам. Бывая в каком-нибудь месте, Джек не мог не купить что-нибудь на память, и Джоан удивляло, почему ему недостаточно одних лишь воспоминаний.

В Испании он заказал особые часы, по форме напоминавшие «Анджелину». Теперь они стояли, никому не нужные.

— Джек! — крикнула она. — Нам надо поторапливаться.

Джоан подошла к комоду, выдвигая один переполненный ящик за другим и тихо ругаясь про себя. Она регулярно аккуратно раскладывала вещи, но Джек умудрялся опять все перепутать в переворошить. В ящике с его теннисками она нашла свои купальники. Здесь же ей попались банка сардин, пакет сухой смеси для приготовления сдобных булочек, пара сломанных очков и недоеденный сэндвич. Странно, что все это не уничтожили тараканы!

В поисках новых колготок и бежевой комбинации Джоан попыталась открыть еще один ящик, но он не поддавался. Упершись ногой в основание комода, она потянула сильнее. Наконец ей удалось открыть его, и оттуда выскочил пучеглазый аллигатор. Схватившись за сердце и повторяя собственное имя, чтобы не выругаться, Джоан взяла маленькое чучело рептилии. Она погладила крокодила по голове и вспомнила, как они покупали его в Колумбии.

Почему-то теперь ей казалось, что все это случилось с другой Джоан. Тогда она была счастлива, и они с Джеком были как одно целое. Они нуждались друг в друге и во всем зависели друг от друга. О чем это она? Разве сейчас они не нуждаются друг в друге?

В этот момент из ванной появился Джек. Она быстро собрала свои вещи и прошла мимо него в узкий коридор. В Колумбии они понимали друг друга с полуслова, а теперь этого не удавалось достичь даже во время продолжительных бесед. Что-то, связывавшее их, ушло, но она знала, что именно работа загнала ее в тупик и она слишком озабочена этим. Джек вежливо улыбнулся ей. Он вел себя так, словно она была чужой! Джоан повернулась к снимкам, чтобы он не видел слез, стоявших у нее в глазах.

Она бросилась в ванную.

Джек подошел к комоду и осторожно выдвинул ящик, в котором лежали его носки, ремень и пара скатанных белых брюк. Он вытряхнул их из ящика, и облако пыли окутало его. Закашлявшись и повернувшись в другую сторону, он заметил галстук, висевший прямо перед носом. Ослеп он, что ли, что не заметил его! Он взял галстук и посмотрел в сторону ванной.

Конечно, это Джоан достала галстук для него. Он не носил их с тех пор, как перестал бывать на Уолт-стрит. Но для нее он готов был на все, даже на галстук. Сегодня особый вечер. Она увидит, что он умеет обращаться с этой высокомерной публикой не хуже, чем кататься на водных лыжах.

Джек закончил свой туалет и вышел на палубу, чтобы выкурить сигарету перед уходом.

Джоан, одетая, появилась из крошечной ванной. Ей и самой было странно, что удалось туда втиснуться со всем своим хозяйством, включая термобигуди, фен, полный набор косметики, накладные ногти и одежду. Она невесело подумала, что, может быть, это дает ей слабую надежду претендовать на получение Пулитцеровской премии.

Джоан грациозно перелезала через доску для серфинга, стараясь не зацепить колготки, когда Джек спустился вниз. Она посмотрела на него.

— Галстук! — воскликнула Джоан, явно удивленная и польщенная. Она никогда не видела его в галстуке и знала, что он надел его, чтобы доставить ей удовольствие.

— Для тебя… — сказал он, улыбаясь.

Всякий раз, когда она смотрела на Джека, он все больше казался ей похожим на одного из ее героев, но сегодня это особенно бросалось в глаза. Он подал Джоан руку и, немного поколебавшись, привлек ее к себе.

Джек не мог оторвать от нее глаз. Бесспорно, она была самой красивой женщиной, какую он когда-либо встречал. С тех пор как они познакомились, он уже не мог смотреть ни на одну женщину. Стоило ему только подумать о Джоан, как его охватывало волнение. И теперь, когда она стояла так близко от него, он подумал: а не могут ли они «немного опоздать», как это принято в светских кругах? «Нет, — решил он. — Лучше не спрашивать». Для Джоан сегодняшний вечер был особенным, и именно он хотел подарить его ей.

Они повернулись, чтобы подняться на палубу, и тут Джек неожиданно ударился головой о висящий баллон акваланга. Он потер ушибленное место, все поплыло у него перед глазами. Словно сквозь туман он увидел Джоан, которая улыбалась ему своей очаровательной улыбкой, украшавшей ее щеки ямочками. При виде этой улыбки он терял всю свою уверенность и становился податливым, как воск. Она дотронулась до его головы, в глазах появилась тревога. На сей раз Джек не смог удержаться: он заключил ее в свои объятия и крепко поцеловал.

Джоан стояла, прижавшись к Джеку. Ими по-прежнему владела страсть, и этого нельзя было отрицать. Неожиданно она пожалела, что им надо идти на вечер. Она хотела, чтобы он обнимал ее, хотела принадлежать ему. Интересно, догадывался ли он, как на нее действовали его поцелуи?

Голова Джоан покоилась на его плече, и она с наслаждением лежала в его объятиях, чувствуя себя в полной безопасности. Наконец, они покинули яхту и прошли в конец пирса, где одиноко стояло единственное транспортное средства — мотоцикл.

Джоан в растерянности посмотрела на свое платье от Сен-Лорана, потом на Джека.

— Я думала, ты возьмешь машину.

— Извини, дорогая, я упустил это из виду. Джоан покорно вздохнула, смирившись с судьбой. Джек был неисправим.

— Ладно.

Джек сел на мотоцикл.

— Это как машина, только места меньше. Джоан не так представляла себе свое прибытие в отель сегодня вечером. Она игриво села на мотоцикл боком, как в дамское седло, чтобы не испортить дорогое платье.

— Я же сказала, что все в порядке.

Джек завел мотоцикл, но не сразу, поскольку мотор глох трижды, прежде чем они тронулись с места. С оглушительным ревом мотоцикл понесся по улице.

На пристани, всего в двадцати пяти футах от стоянки «Анджелины», в три ряда возвышались контейнеры с провизией и другими необходимыми вещами. В первом ряду стояли коробки с пивом и закусками. Во втором ряду хранились новые пеньковые канаты, моторное масло и запасные части к «Анджелине». В третьем ряду размещался один большой деревянный контейнер без какой-либо маркировки.

В тот момент, когда Джек и Джоан скрылись из виду на своем мотоцикле, со стороны контейнеров донеслось негромкое рычание. Это было по меньшей мере странно — на территорию пирса не допускались никакие животные, да и тех, что обитали в окрестностях, можно было пересчитать по пальцам. Раздавшийся затем кашель дал недвусмысленно понять, что необычные звуки принадлежали человеку. «Анджелина» мерно покачивалась на воде, прокалывая ночное небо высокой мачтой. Минуты шли, но больше ни один странный звук не нарушил ночной тишины.

Глава 4

Темно-синее небо над Монте-Карло было усеяно мерцающими звездами. Вечерний воздух дышал теплом, был наполнен шелестом листвы и напоен ароматом множества благоухающих цветов. Море замерло в спокойном ожидании, а все улицы города были запружены дорогими спортивными машинами, седанами и лимузинами, направляющимися к казино и отелям. Их фары заливали ослепительным светом деревья, цветы, парки, отели и рестораны.

Проезжая мимо казино Монте-Карло, Джоан подумала, что оно высечено из золотого монолита. Как вдовствующая королева, казино возвышалось над своими подданными, поскольку ни одно здание в городе не выглядело столь величественно и царственно. Между двумя изысканными куполами на крыше второго этажа красовались часы, украшенные затейливой резьбой. Три пары стеклянных дверей были распахнуты настежь, и роскошный красный ковер устилал лестницу до самого тротуара.

Расположенный рядом Отель-де-Пари являл собой не менее впечатляющее зрелище. Его архитектура в стиле «belle Epoque» заставила Джоан совершить путешествие во времени. «Он просто подавляет своей красотой»,

— подумала она, глядя на позолоченные зеркала, хрустальные люстры и богато отделанные стены. И повсюду — в садах и игорных комнатах — виднелись потрясающе одетые женщины, шедшие под руку с богатыми американцами, дипломатами, иностранными знаменитостями и французскими военными при полном параде.

Никогда ранее Джоан не доводилось видеть такого количества изысканных туалетов от знаменитых кутюрье и великолепных драгоценностей. Здесь она поняла, что как нельзя кстати купила себе это платье — ведь на своем вечере она должна быть неотразима. Ее поглотило море шифона, крепдешина и органди всех цветов радуги. По одежде гостей — по мундирам почтенных чиновников и послов, сверкавших и переливавшихся, как драгоценные камни, и новомодным тканям лилово-фиолетовых оттенков, в которые были облачены их дочери (неужели это их дочери?) — Джоан научилась распознавать авторство некоторых дизайнеров. Вот это шелковое, лимонного цвета платье

— от Оскара де ла Ренты, гладкое, черно-белое, ниспадающее — от Валентине, а малиновое с широкими плечами — явно от Нолан Миллер.

Посещение магазинов оказалось для Джоан более поучительным, чем она думала.

Дружески обняв Глорию, Джоан напустила на себя светский вид. Джек обвел взглядом толпу, чувствуя себя явно не в своей тарелке. Здесь были герцоги, лорды и леди, маркиз и махараджа с махарани. Все были разодеты в пух и прах. Джек засунул палец за тугой воротник в надежде ослабить его. Галстук-то он надел, но все присутствующие — в отличие от него — были в смокингах. Он посмотрел на Глорию, которая наблюдала за ним. Было видно, с каким злорадством она следила за его тайными мучениями.

Джек хотел ответить ей злым взглядом, но единственной причиной, которая мирила его с Глорией и со всем происходящим, была Джоан, а для нее этот вечер имел огромное значение.

Он посмотрел на Джоан. Она была ослепительна. Ее атаковали читатели, и она всем улыбалась, надписывала книги и отвечала на вопросы.

Появились официанты с подносами, уставленными бокалами с шампанским. Взяв один из них, Джек сразу же осушил его. Официант, стоявший с бутылкой, вновь наполнил бокал. Внимание Джека привлек седовласый барон, который поднял бокал, призывая к тишине.

— Предлагаю тост за здоровье женщины, которая не перестает наполнять нашу жизнь романтикой и любовью, особенно мою нудную, никчемную жизнь. Пожелаем Джоан Уайлдер написать еще тысячу романов!

Джоан охнула.

— Тысячу… — пробормотала она про себя, надеясь, что до этого дело не дойдет. — Большое спасибо.

Джек поднял бокал и тоже выпил за Джоан. Он гордился ею, хотя давно не говорил ей об этом. Может быть, у Джоан сложилось впечатление, что он не ценит ее творчество? Конечно, она нуждалась в гораздо большей поддержке с его стороны. Подумать только, он прочел всего один ее роман, хотя за это время должен был прочитать все, что она написала. Вместо этого он почти все свободное время уделял «Анджелине» и предавался развлечениям — взять хотя бы этот прием.

«Я обязан загладить свою вину перед ней», — подумал он и направился к Джоан. Неожиданно в комнату ворвалась новая группа людей, которые окружили Джоан. Джеку показалось, что они ее просто поглотили. Умом Джек понимал, что это не та публика, с которой Джоан привыкла иметь дело в Нью-Йорке. По натуре она была замкнутым человеком и, скорее, любила одиночество.

В то же время он чувствовал, что с этими людьми у нее было больше общего, чем у него. Вокруг нее была особая атмосфера. В ней было что-то загадочное: она казалась окутанной тайной, которую ему никогда не разгадать. Такой уж, она уродилась. «Это — порода», — всегда говорила его мать, а Джек только смеялся над ее словами. Теперь ему было не до смеха. Всем сердцем желая стать частью происходящего торжества — ради Джоан, конечно, — он все больше чувствовал себя чужим здесь, отчего становилось скверно на душе. Подошел официант и наполнил его бокал — в очередной раз.

Через час Джоан уже казалось, что ее улыбка стала натянутой и постепенно сползала с лица. По словам Глории, она поздоровалась с более чем тремястами гостями и потому чувствовала себя, как выжатый лимон.

— Ты получила столько комплиментов, дорогая, — обняла ее Глория.

— Ты задала им жару, мой ангел, — пробормотал Джек невнятно.

Джоан присмотрелась — его галстук был перекошен. Она пожалела, что они не успели поесть перед отходом.

Слева от Джоан стоял итальянский виконт, рассказывающий о том, что читает ее книги исключительно во время продолжительных переездов с одной виллы на другую. Его особняки, в количестве шести штук, были разбросаны по всему миру. Справа ее осаждала матрона из Нью-Йорка, которая приехала в Европу на праздник, чтобы навестить свою дочь, маркизу. Джоан понимала, что они ждут, когда их представят Глории и Джеку.

— Это — мой издатель Глория Хори.., а это — Джек Коултон.

— Ах, издатель, очень приятно… — Виконт повернулся к Джеку и пожал ему руку. — А вы — чем вы занимаетесь?

— Завсегдатай казино. — Джеку не понравилось, как итальянец, не отрываясь, смотрел на грудь Джоан. Он устал от этих неискренних людей. Джек засунул руку в карман пиджака, куда положил несколько фишек для рулетки, купленных ранее.

— Пойду отмечусь за столом, — сказал он Джоан.

Не надо портить ей праздник, если он в плохом настроении.

— Джек… — Джоан попыталась удержать его, но было уже поздно. Он вышел из бальной залы и направился в игорные комнаты.

Матрона повернулась к виконту.

— Чем он занимается?

— Думаю, играет в рулетку, — ответил тот напыщенно.

Джоан это задело, ей захотелось глотнуть свежего воздуха. Она поспешно направилась к дверям, ведущим на террасу, прошла мимо скрипача, буфетной стойки, заставленной всякой всячиной, но ей казалось, что двери все время удалялись от нее. Что с ней творилось в эти дни? Между нею и Джеком все изменилось, но почему? Она во всем винила себя. В последнее время она слишком дала волю своим эмоциям, и ей явно не хватало уравновешенности, бросало из одной крайности в другую. Вот почему-то охватила необъяснимая тоска, когда она смотрела на бриллиантовые кольца. Теперь, думая об этом, она решила, что просто подвержена депрессии. И хуже всего было то, что это сказывалось на работе.

Она подбежала к балконному ограждению и вздохнула полной грудью.

С балкона открывался великолепный вид. Огни Монте-Карло представляли собой эффектное зрелище. Почему теперь Джек был не с ней? Ведь он знал, как этот вечер важен для нее. Сколько людей пришли сюда исключительно ради Джоан Уайлдер, так почему же он не хочет быть вежливым и учтивым хотя бы сегодня? Ей одновременно хотелось и расплакаться, и вправить ему мозги.

Следом за Джоан, запыхавшись, на террасу быстрым шагом вышла Глория.

— Не паникуй, Джоан. Он не виноват. Эти сумасшедшие читатели… Я хочу сказать, что любимый писатель Джека — тот, что обычно пишет на упаковках:

«Потяните, чтобы открыть».

Голос Джоан дрожал от напряжения.

— Да будет тебе известно, Глория, его любимый писатель — я. По крайней мере, была.

— До сих пор? — спросила Глория, заметив, что лицо Джоан стало мертвенно-бледным, а голос звучал уже не так уверенно.

Даже Глория сообразила, что у них с Джеком нелады. Ей не хотелось ничего объяснять Глории, главным образом потому, что Джоан сама ничего не понимала.

К ним подошел официант.

— Что желаете выпить, сударыни?

Джоан в недоумении посмотрела на него. Она никак не ожидала увидеть официанта-араба. Чувствовалось, что униформа мешает ему, сковывая движения. Он выглядел почти комично, но Джоан отметила, как почтительно он поклонился ей.

— Водку с тоником, — сказала Глория.

— Текилу note 1 , — ответила Джоан. Глория ошеломленно выслушала заказ Джоан. Официант еще раз поклонился и ушел.

— Текилу? Она же очень крепкая.

— Да нет, просто хочется вспомнить вкус, с которым я познакомилась в Колумбии. Вот были дни, — ответила Джоан, вспоминая, как они с Джеком впервые встретились. Неужели то волшебство ушло, и в этом все дело?

— Если тебя мучают ностальгические воспоминания о днях, когда ты находилась на волосок от смерти и тебя чуть не съел крокодил, то я могу себе представить, чем ты занималась последнее время. — Глория на мгновение умолкла, вспомнив, какими «любезностями» обменялись Джек и виконт. Было очевидно, что дела у счастливой пары обстоят неважно и ничем не напоминают блаженство в Раю.

Глория продолжала:

— В самом деле, чем ты занималась? Неужели ты думаешь, что я проехала три тысячи миль, чтобы спорить с тобой? Я здесь потому, что ты уже три месяца задерживаешь книгу.

Джоан ненавидела начальственный тон Глории, который звучал так, словно она читала приговор.

— Я на последней главе, — Джоан попыталась улыбнуться.

Глория покачала головой.

— Какая-то жалкая у тебя улыбка. Что ты делала? Предавалась любовным утехам с Питером Пэном на сказочном леденцовом корабле?

Джоан кусала губы, но молчала. Появился араб-официант с напитками. Он протянул неразбавленную текилу Глории. Джоан обратила внимание, как он окидывал глазами террасу. Было видно, что его голова занята чем угодно, но только не работой, — Нет, это не мое, — сказала Глория. — Я заказывала водку с тоником.

— О, извините, — сказал он с поклоном. Затем взял напиток у Глории, поставил его на серебряный поднос, после чего легким движением подбросил в воздух; поднос перевернулся вверх дном и снова очутился у него в руке в прежнем положении.

Джоан дважды зажмурилась, думая, что этого не может быть. Но бокалы с напитками действительно поменялись местами. Она предположила, уж не джинн ли это, но любезно приняла из его рук свой бокал.

Вдруг официант опять занервничал, ища глазами кого-то.

— Благодарю вас, — сказал он, затем отступил назад и неожиданно исчез. Логика подсказывала Джоан, что он был где-то рядом, среди толпы, но если верить глазам, человек испарился, растаял в воздухе, как маг и чародей.

Джоан и Глория чокнулись. Они не обратили внимания на пятерых арабов-телохранителей, которые прокладывали себе дорогу через толпу, не увидели огромного человека с широким багровым шрамом, пересекавшим лицо.

— Хорошо, вернемся к последней главе, — улыбнулась Глория.

— Глория… — Джоан собрала все свое мужество. — Я не закончу ее.

Глаза Глории стали размером с блюдце. Пораженная, она спросила, заикаясь:

— Что.., что? Почему не закончишь?

— По одной простой причине: написав семнадцать книг, я вдруг поняла, что не знаю, где и как закончить восемнадцатую.

Джоан собралась было продолжить объяснения, как вдруг перед ее глазами возникла белая роза.

— Тогда позвольте мне подсказать вам, как это сделать.

Джоан подняла глаза и увидела самого красивого араба, какого ей приходилось встречать в жизни. Он был со свитой, включая посыльного со шрамом на лице, которого она видела сегодня днем. Высокий, в красивых шелковых одеждах и тюрбане, он был похож на видение из «Тысячи и одной ночи». Джоан легко представила, как он несется по Сахаре на вороном жеребце, размахивая ятаганом и врезаясь в ряды противника.

У него был мелодичный завораживающий голос.

— Ваша книга не заканчивается.., а только начинается заново вашим путешествием на Нил… — Он замолчал, глядя на нее пытливым взглядом, в котором читалось желание, — ..вместе со мной.

Джоан, остолбенев, смотрела, как он протягивает ей розу.