Народ требовал своего Спасителя.
Путь в подземелье напомнил Ральфу лабиринт. В храм набилось столько людей, что он видел только море халатов и бурнусов. Наконец он добрался до входа, в гробницы.
Ральф заглянул в овальный зияющий проем, за которым открывались подземные галереи, проложенные под городом. Он слышал отголоски странных звуков и отчетливо различал шум текущей воды. Чем дальше ходы простирались, тем невыносимее становилось зловоние, от которого можно было потерять сознание. «Никакой санитарии», — подумал Ральф.
Тарак окинул взглядом возбужденную толпу. Из-под всех бурнусов выглядывало различное воинское снаряжение. В храме сосредоточено столько оружия, что с его помощью можно уничтожить пол-Судана.
Это был печальный день для народа Тарака, поскольку он знал, что если авантюра Омара удастся, то его власть будет безграничной. В отличие от своих соотечественников Тарак понимал, что, придя к руководству страной. Омар лишит их и личной, и политической свободы. Омара следовало остановить, и сделать это мог только Алмаз.
— Омар готовит племена к захватническим войнам против соседей.
Ральф подался вперед и страстно зашептал на ухо Тараку.
— Чтобы обыскать все подземелье под храмом, потребуется целая жизнь. Но мы должны попытаться.
Тарак и дервиши уже вступили в подземелье, как вдруг Ральф застыл на месте. Как он не узнал этих звуков раньше? Как он мог забыть их?
Прямо перед ним сидела огромная крыса и преграждала путь.
— Я.., я не могу. Я плавал на корабле. Все, что угодно, только не крысы!
У Ральфа сердце ушло в пятки, когда он увидел, как Тарак достал кинжал и полоснул им по крысе. Кинжал вонзился с глухим ударом. Ральф в ужасе наблюдал, как раненый зверь повалился на бок с ножом в брюхе, но не умер.
Ральф вспомнил, что это дурной знак. Крыса была бессмертной. А что, если он нарвется на живую мумию в этом подземелье? Он учился в школе и читал, что египтяне насылали проклятия на тех, кто нарушал спокойствие священных гробниц. Он открыл было рот, чтобы запротестовать, но дервиши схватили его за руки и втолкнули в подземелье.
Джоан чувствовала, что смерть обступила ее со всех сторон. Крысы ожесточенно жевали веревку, на которой, как на волоске, висела жизнь Джека. Веревка надорвалась, завибрировала и слегка опустилась.
— Не падай раньше меня! — закричала она. Джек посмотрел вниз, в бездонную яму.
— Не волнуйся, я скорее умру своей смертью, чем разобьюсь в этом колодце.
Он посмотрел наверх и увидел, что все больше крыс подбирается к пропитанной кровью веревке. Твари, захватившие балку, сражались друг с другом, оттесняя противника со своей территории. Две особенно крупные особи уже довольно сильно покалечили друг друга. Надежды Джека таяли прямо на глазах. Если бы можно было продержаться до тех пор, пока крысы не перебьют друг друга…
Неожиданно Джоан пронзительно закричала. Кислота разъедала пеньку быстрее, чем делали свое дело животные. Стекавшая кислота сжигала не только веревку, но и балку — Джоан слышала разрушительное шипение и чувствовала характерный запах. Неожиданно ее веревка опустилась на два дюйма, и она оказалась ниже Джека.
Джоан пыталась казаться бодрой, но голос ее дрожал.
— Я очень быстро опускаюсь.
— Ты.., ты? — спросил Джек. В его голосе звучал страх, хотя он и старался держаться спокойно.
— Что я? — переспросила Джоан, не сводя глаз с ямы.
Он ждал, но она лишь молчала и смотрела на него печальным любящим взглядом. Джоан попыталась улыбнуться, и в слабом свете он различил ямочки на ее щеках. Он улыбнулся в ответ.
— Я не жалею ни об одном дне, проведенном с тобой, Джоан Уайлдер.
А вот Джоан сожалела о многом. Было бы время, она бы записала все по пунктам: она сожалела о тех ночах, когда чувствовала себя одинокой лишь потому, что не решалась сказать ему о том, что было у нее на душе. Она сожалела о бегстве из Монте-Карло, где бросила Джека, считая, что работа важнее любви. Но она никогда не сожалела о том, что полюбила его. Он был самой большой отрадой ее жизни, единственным человеком, без которого она не могла существовать.
— Если бы я могла начать все с начала, я бросила бы все и отправилась с тобой в кругосветное плавание.
— Нет, нет! Это я все послал бы к черту. Кому нужна эта яхта? Я бы научился машинописи, переехал в Нью-Йорк и стал бы твоим секретарем!
Сердце Джоан разрывалось. Джек столько раз говорил об этом, но, как ей казалось, шутя. Теперь он был серьезен как никогда. Она была уверена, что если произойдет чудо и они спасутся, Джек сдержит обещание. Но Джоан не могла принять от него такой жертвы. Она любила Джека таким, какой он есть, и не хотела никаких перемен.
— Тогда ты не будешь Джеком Коултоном.
— А ты не будешь Джоан Уайлдер.
В этот момент дверь в камеру открылась, Рашид грубо втолкнул внутрь Алмаза и привязал его толстой веревкой к железному кольцу, торчащему из стены.
Джоан взглянула на Алмаза, который с ужасом смотрел на бездонную яму под их ногами. Естественно, он опасался за их жизнь. У Джоан свело руки, в которые впивались тысячи иголок.
Джек повернул голову к Алмазу.
— Волшебство — это всего лишь надежда, появляющаяся перед лицом катастрофы, — ответил ему Алмаз, слабо улыбаясь.
Джоан с трудом сдерживалась, глотая слезы. Ведь она думала.., молилась.., что он святой, а он оказался обычным человеком, а не Богом.
— Поторопитесь и не затягивайте церемонию, — сказала она, слыша, как кислота с шипением уничтожала веревку, разъедая волокна. Веревка дернулась, и Джоан опустилась еще на один дюйм.
Лицо Алмаза сохраняло торжественное спокойствие, и он с восхищением смотрел на эту мужественную пару. Они стали его друзьями, и он всегда будет вспоминать о них с большой нежностью.
— Для меня это большая честь.
Глава 22
Облаченный в белый сверкающий бурнус, с золотым тюрбаном на голове Омар, казалось, впал в транс. Он закрыл глаза и некоторое время размышлял. Затем развел руки в торжественном жесте веры и любви и медленно сложил их на груди. Неожиданно его глаза широко открылись, и он посмотрел на себя в большое зеркало. Может быть, сначала возвести глаза к небу, а потом закрыть их? Он колебался в нерешительности, думая, что бы еще сделать, дабы выглядеть как можно убедительнее и достовернее.
Снаружи до него доносилось протяжное пение людей, повторявших его имя. Они пришли сюда издалека, и, когда он смотрел на тысячи своих адептов, то сам поражался той власти, которую имел над ними. Омар всегда знал, что его ждет необыкновенная судьба. Возможно, именно так Провидению угодно сообщить ему, что он избранник божий.
Размышления Омара о славе были прерваны голосами двух американских специалистов по эффектам, которых он пригласил. Дж.Т, был занят тем, что наносил на его одежды и тело огнестойкое покрытие. Запах шел отвратительный, но его заверили, что вонь исчезнет, как только покрытие высохнет.
Омар знал, что представители некоторых племен Судана заявляли о своей способности ходить по огню, но был уверен, что это либо сказки, либо обман. С древних времен кочевники и племена, жившие по берегам Нила, были просто загипнотизированы огнем. Египтяне поклонялись богу солнца и возводили в его честь храмы. В племенах бытовало мнение, что в пламени скрыт источник жизни и огромной власти. Огонь отпугивал ночных животных, на огне готовили пищу, он согревал людей холодными ночами. Они верили, что костер, горевший на земле, был посланцем бога Огня — Солнца.
Воспоминания о древних суевериях и религиозных верованиях натолкнули Омара на идею использовать огонь для сотворения собственного «чуда». Это простейший способ из всех, что он мог придумать. Дж.Т, и Коулт должны были помочь Омару вселить в народ благоговейный страх перед ним.
Дж.Т, закончил работу и отложил в сторону инструменты. , — Помните, что у вас всего тридцать секунд, — напомнил он Омару.
В комнату опять ворвались голоса, нараспев повторявшие его имя. Воздух был наэлектризован: чувствовалось нервное возбуждение, которое грозило перелиться через край. На губах Омара блуждала широкая улыбка сумасшедшего, а глаза остекленели, как у маньяка.
Неожиданно он забыл о жажде военного могущества, перестал думать об оружии, реактивных самолетах и танках — силе, необходимой для управления народом. Он представил себя таким, каким он был сейчас, — во всем великолепии своего неземного одеяния — не ординарным правителем, а небесным повелителем. Он был спасителем своего народа. Он всемогущ. Он сотворит чудо, на которое они пришли посмотреть. Он ниспошлет дождь на высохшую и потрескавшуюся землю, покончит с голодом, страданиями и нищетой. Всем своим подданным он дарует жилье, обеспечит им пропитание и создаст более достойную жизнь. Он, Омар, сделает все это. Он — Бог.
— Разве я не чувствую в себе эту силу? Я буду Алмазом. Не удивляйтесь, если я откажусь от ваших трюков.
Дж.Т, посмотрел на Коулта и в недоумении закатил глаза. Омар производил впечатление полоумного. Нет ничего хуже работать с актером, который вдруг возомнил себя режиссером. Если подозрения Дж.Т, подтвердятся, они еще хлебнут горя с этим Омаром. Момент был явно неподходящим, чтобы менять правила игры. Если Омар не будет следовать инструкциям, от него останется горсть пепла. Времени ни на что не оставалось. Они уже испробовали несколько трюков, стараясь сотворить «чудо» Омара. Вознесение не сработало, не получились и небесные взрывы. Придуманная ими комета взлетела недостаточно высоко и выглядела ненатурально, поэтому трюк с огнем оставался последней надеждой.
Коулт занервничал, когда увидел восторженный взгляд Омара, который с упоением прислушивался к голосам, повторявшим его имя. Такой же взгляд он видел на лицах рок-звезд перед выходом на сцену. Особенно это касалось тех, кто не умел петь и чьим единственным достоинством были световые эффекты, в создании которых Дж.Т, и Коулт не знали себе равных. Коулт терпеть не мог иметь дело с такими самовлюбленными эгоистами, как этот Омар. Но ничего не поделаешь — он платит хорошие деньги.
— Великолепно, прекрасно, но когда вы попадете в огонь, делайте все точно так, как мы сказали. Идите строго по середине, а мы будем ждать вас с огнетушителями, — напомнил ему Коулт.
Омар кивнул, но было очевидно, что его больше интересовали голоса, произносившие его имя и певшие в храме.
***
Освещая путь факелами, дервиши вошли в главную погребальную залу. Высокие колонны поднимались до самого потолка. На них были красиво высечены иероглифы и каллиграфические надписи. Из залы открывалось несколько ходов. Над тремя из них виднелись надписи, сделанные золотом, а над тремя другими были нарисованы синие фигуры, и розовые фризы были по краю расписаны серебром. Ральфу казалось, что все они ведут в никуда.
По выражению лица Тарака Ральф понял, что тот не знал, где следует искать алмаз. Дело было хуже некуда.
По одному дервиши разошлись по проходам. Тарак и Ральф пошли прямо, так как складывалось впечатление, что этим путем неоднократно пользовались. Если в конце они найдут драгоценный алмаз, то будет понятно, почему Омар столько раз спускался сюда — чтобы посмотреть на свое сокровище. Ральф поступил бы так же.
Чем дальше они шли, тем становилось темнее и зловоннее. Ральф вынул свою безотказную зажигалку. При свете ее пламени видно стало лучше, но вони не убавилось. Ральф старался задерживать дыхание.
Неожиданно Тарак остановился. Проход поворачивал и раздваивался.
— Дальше пойдешь один, брат. И не бойся, отбрось все страхи! — сказал Тарак и исчез в одном из коридоров.
Ральф всматривался в кромешную темноту. Задыхаясь от страха, он сделал шаг, потом другой, поднял зажигалку и увидел груду человеческих костей. Проходя мимо нескольких свисавших с потолка скелетов, он задел один из них, и тот свалился на землю. Перепуганный Ральф отскочил в сторону и налетел на другой скелет, рука которого упала Ральфу на плечо. Он засунул себе в рот кулак, чтобы не закричать.
Он почувствовал, как что-то перекатывалось у него под ногами, и медленно поднес зажигалку к земле, думая, что это череп.
Но это были крысы! Десятки крыс! Ральф дернулся назад и чуть не выронил зажигалку. Больший кошмар трудно себе представить. Ральф по сей день помнил о своей первой встрече с крысой в многоквартирном доме в Нью-Йорке, когда ему было лет пять: с тех пор он страшно боялся их. Потом были ужасающие дни в колумбийской тюрьме и населенный крысами корабль, державший курс на Африку. Ральф не боялся ничего — ни змей, ни пауков — но крысы.., его чуть не стошнило.
— Мать-настоятельница предупреждала меня, что именно так я и кончу.
***
Пение переросло в нескончаемые дикие выкрики. Воины потрясали над головами оружием, выкрикивая имя Омара.
Неожиданно раздался мощный взрыв, и сразу же послышался подозрительный свист. Толпа подняла головы и увидела мерцающие красные, зеленые, синие, серебряные и золотые огни, рассыпавшиеся по ночному синему небу. В лунном сиянии в воздух взвивались огненные шары и разрывались, заливая все вокруг дивным сиянием. Тысячи свечей украсили небо и превратили ночь в день.
С благоговейным трепетом толпа смотрела на непонятные огни, освещавшие храм, статуи и руины. На расставленных повсюду столбах крутились шары поменьше, разбрасывая зеленые и красные искры. В небо взвился очередной пучок разноцветного пламени, что вызвало бурю восторга у поклонников Омара.
Огни сверкали, переливаясь, как в калейдоскопе, и, потухнув, падали на землю. В следующий момент оглушительно зазвучали трубы. Паломники, все как один, повернули головы к сцене, на которую вышли сотни трубачей.
Луч прожектора выхватил из темноты Омара, облаченного в белые одежды. Он простер руки, словно хотел обнять весь свой народ и стоял, возвышаясь над ним, с торжественной улыбкой на лице. В отблесках угасающего фейерверка и свете прожекторов он, казалось, устремлялся в небо.
Американские техники не разочаровали его. Может быть, все задуманное выглядело слишком театрально, но он должен всех удивить. Омар закрыл глаза, ожидая тишины. Он чувствовал, что все взгляды устремлены на него в ожидании необыкновенного чуда.
Когда толпа, наконец, успокоилась, Омар медленно поднял руки к небесам, после чего плавно опустил, протягивая их к людям. В полной тишине раздался мощный гул, который отразился от всех стен храма. Это пять тысяч воинов в очередной раз громогласно прокричали имя Омара. «Под таким воинственным напором могут обрушиться небеса», — подумал Омар, видя, как они потрясают оружием. Их поклонение и обожание волновали его больше всего. Омар знал: будет чудо или нет, они душой и телом уже всецело принадлежат ему. Ради него они готовы пойти на самые страшные жертвы и, не задумываясь, отдать жизнь за него и за священную войну, к которой он призывает.
Толпа умолкла, и Омар заговорил.
Из прошлого — свидетеля первого рассвета и последнего заката, из тьмы минувших времен, познавших Истину, которая осветит наш путь к концу света, я пришел к тебе, о, мой народ, как слуга, простой и гордый, чтобы просить твоего благословения на свершение великих дел, ожидающих нас впереди! Когда-то наш народ правил на огромном пространстве бескрайних синих морей Адена и Мохи. Наше господство на всех континентах напоминало великую тьму, которая буквально накрывала подвластные нам территории. Когда-то мы были непобедимы! Всемогущи! Нас боготворил и раб, и свободный человек! Когда-то, но не теперь!
Братство наших племен распалось, как исчезли затерявшиеся деревни на просторах бескрайнего Судда. Где теперь пролегают дороги нашей славы?
Даже стены Иерихона пали под натиском правоверных!
Где теперь наша вера? Где наша жажда жизни? Отважные люди, живущие по берегам реки, брошены на произвол судьбы. Подручный дьявола приучил нас жить, подобно женщинам, в заботе об овцах, за изготовлением одеял, чтобы укрыться ими от холода пустынных ветров. Что означает такая жизнь? Не более, чем легкий путь к смерти. В течение семи дней в мае я постился на берегах священного Нила. Как Улисс, я прислушивался к пению сирен. До меня донесся голос, который поднялся из глубины морской, и он позвал меня… «Омар! Омар! Не покидай свой народ. Иди в Хартум и стань его защитником. Но не требуй взамен ни любви, ни денег, а только славы! Не бойся врагов своих, ибо они есть не что иное, как стеклянный зверинец!»
Теперь, когда я смотрю на эту священную землю, мой взгляд устремляется на запад. Там пролегает путь к восстановлению нашей империи. Мы собрались здесь не для того, чтобы страдать, а чтобы праздновать! Посмотрите на небо! Звезды говорят, что мы должны вернуть утраченное наследие. Встречаясь, мы больше не будем чувствовать себя врагами. У нас будет новый союз, который мы скрепим кровью, пролитой в сражениях, и который объединит нас! Братья по оружию! Те, что пришли из Омдурмана и Садири, из Диллинга и Эль-Аббассии, из пределов Нубы и Муглада, из Калы, Умм-Рувабы, Галлабата и Газаля, из Кордофана, Джубы, Локи, Айода, Абу-Забада и Джабель-Оды, из Акаши и Халайба, с севера и юга — я призываю всех вас. Меч войны гонит наших врагов! Мы все едины, кровь от крови моей, и у всех нас одно имя — воин. Отныне я не одинокий путник. Нас объединила судьба. Подобно Иисусу Навину, под натиском которого пали стены Иерихона, я призываю вас встать под мои знамена! Не верьте человеку, не получившему благословения звезд. Доверьтесь мне, ибо все вы — дети мои. Взрослые и ребятишки. Бедные и богатые. Красивые и уродливые. Всех вас я призываю к священной войне! Будьте беспощадны, как викинги! И наш необыкновенный союз возродит великую империю предков! Поднимите свои руки! Я хочу услышать ваши голоса!
Прислушайтесь к звукам священной войны, которая зовет вас в поход! И помните, ваш боевой клич — Омар!
Еще одна капля кислоты вытекла из сосуда на веревку. Она с шипением впиталась в скрученную пеньку, и Джоан опустилась еще на один дюйм. Когда была готова скатиться следующая капля, Джек так вывернул руки, что преградил ей путь. Капля попала ему на рубашку и прожгла кожу, но, морщась от жгучей боли, он приготовился принять на себя смертельную капель.
— Джек! Не смей этого делать! — взмолилась Джоан. Кислоты в банке достаточно, чтобы сжечь их обоих, — было бы время. Напрасно Джек пытается отсрочить ее смерть, она неизбежна, но за благородство Джоан любила его еще больше. Однако Джоан нужен не герой, а простой смертный, обыкновенный человек, и нужен он ей живым. Она бы хотела еще раз броситься ему на шею, чтобы он сжал ее в объятиях. Ей пришлось пройти через многие испытания, но страшнее этого не было. Она больше не боялась смерти и готовилась к самому худшему, думая о том, как она будет жить без Джека. Джек повернулся к Алмазу.
— Продолжайте! — требовательно сказал он. Джек был суеверным человеком и потому боялся, что если на этом свете он не сочетается с Джоан законным браком, то на небесах он вряд ли сможет найти ее. Одно дело скитаться по Южной Америке или проехать пол-Сахары верхом на верблюде в поисках Джоан, другое дело — царство Божие.
Алмаз не спускал глаз с Рашида, который замер и был готов в любой момент броситься на него, сделай Алмаз любое, пусть самое незначительное движение. Как телохранитель, Рашид не знал себе равных инстинктивно чувствовал, что здесь дело нечисто. О том, что Алмаз был великим мастером обмана, волшебства и колдовства, ходили легенды. Рашид свирепо посмотрел на Джека и Джоан, Алмаз начал церемонию.
— Таинство брака — древний и священный обряд… — Алмаз прервал речь, так как его внимание привлекла ниша перед входом в камеру. Рашид оставил дверь широко открытой, поэтому коридор хорошо просматривался. За пять лет, проведенных в тюрьме, глаза Алмаза привыкли к слабому освещению, и он хорошо видел в темноте.
Алмаз старался не показать Рашиду, что рассмотрел маленького человечка, стоявшего около камеры.
Ральф прижался спиной к мокрой каменной стене в двух шагах от входа и с ужасом смотрел на самую гигантскую крысу, какую ему когда-либо приходилось видеть в своей жизни. Красные круглые глазки мерзкой твари смотрели прямо в округлившиеся от страха глаза Ральфа. Его руки тряслись, а колени дрожали, ударяясь друг о друга.
— Крррррррысы. Только не крысы… — пробормотал он.
Если бы ему пришлось выбирать себе врагов, то он предпочел бы мафию, но не крыс. Он ни на секунду не спасовал перед Омаром и его армией, его не испугали трудности путешествия через Сахару, но крысы… Ральф прекрасно знал, что этот гигантский грызун — переносчик бешенства, бубонной чумы, тифа и тысяч других страшных болезней. Крысы были настоящим бичом для жителей всех континентов, и их единственная цель состояла лишь в том, чтобы пугать его.
Алмаз видел, что Ральф оказался в затруднительном положении, но отвернулся и продолжил обряд. На сей раз в его голосе зазвучали мистические нотки.
— ..такой же древний, как дервиши — народ, не ведающий страха, народ мужественный и могучий.
Ральф не слышал его, поскольку все свое внимание сосредоточил на крысе. Он хотел было достать зажигалку и ткнуть пламенем ей в морду, но боялся, что она укусит его. Он мечтал обойти крысу, но не мог тронуться с места, словно прирос к полу. Больше всего Ральф боялся остаться в этом подземелье навсегда. Теперь он понимал, откуда здесь взялись скелеты: крысы тщательно обглодали все кости. От таких мыслей Ральфа чуть не стошнило.
Неожиданно он услышал высокий голос, несшийся из камеры и резонирующий в замкнутом пространстве подземных ходов. Голос звенел в его ушах, приказывая смотреть не на крысу, а на человека, который говорил.
Когда Алмаз понял, что Ральф, наконец, видит его, он заговорил еще громче, властно и повелительно.
— Я говорю тебе! Приказываю идти вперед! Приказываю тебе быть сильным!
Джоан посмотрела на Джека, понимая, что что-то происходит. Свадебная церемония приобрела неожиданный поворот, и Джоан даже забыла о кислоте, крысах и веревках. Ей показалось, что Алмаз пытается сообщить им в завуалированной форме что-то важное. Она попробовала вникнуть в смысл его слов, но ничего не поняла. Голос Алмаза звучал все громче и громче. Джоан видела, как Рашид напрягся, не доверяя больше никому из них.
Джек широко раскрытыми глазами смотрел на свою веревку, которая опустилась еще на дюйм.
— Джек, держись за меня! — крикнула Джоан.
Крысы прогрызли все волокна, пенька завертелась, как волчок, расплелась и.., веревка оборвалась.
Джек с молниеносной скоростью полетел в яму, но Джоан успела выбросить в его сторону свои ноги, за которые он ухватился.
Держась за Джоан, Джек бросил взгляд в черную дыру. Он содрогнулся при мысли, что вот-вот провалится в вечность, так как теперь веревка Джоан под двойной нагрузкой будет разрушаться значительно быстрее.
В следующий момент они услышали, как что-то упало на дно, и от звонкого эха у Джоан кровь застыла в жилах.
— Господи! Что это?
— Это камень, брошенный Омаром. Да, однако, путь далек! — Джек нервно сглотнул.
Вдруг по подземным галереям рассыпался звонким эхом голос Омара. Слова было трудно разобрать, но Джоан догадывалась об их смысле. Было слышно, как толпа радостно приветствовала его. Там тысячи людей! Джоан готова была отдать и сделать все, что было в ее силах, чтобы остановить этого безумца. Она жалела народ этой страны, который Омар втягивал в войну, ненавистную и ненужную, в войну для прославления себя.
Рашид начинал терять терпение. Он не видел больше причин оставлять американцев в живых и с огромным удовольствием придушил бы их собственными руками. Ему надоело смотреть, как крысы объедают веревку. Верный слуга не одобрял многих чудачеств Омара, которые иногда заходили слишком далеко. Рашид поднял винтовку. Ничто не может помешать ему ускорить события.
Но Алмаз снова заговорил.
— Иди ко мне! — скомандовал он Ральфу, глядя прямо на него.
Пытаясь успокоиться, Ральф собрал остатки мужества и закричал как безумный. Он опрометью бросился мимо крысы и пулей влетел в камеру.
Обернувшись, Рашид нос к носу столкнулся с Ральфом и поднял винтовку.
Ральф поднес зажигалку к его глазам.
— Посветить?
Ральф приблизил зажигалку к своему лицу и дыхнул, как это делали дервиши. Из его рта вырвался огромный язык пламени, опаливший уродливое лицо Рашида. Тот вскрикнул от боли, выронил винтовку и закрыл обожженое лицо руками, затем попятился, споткнулся, потерял равновесие и упал в бездонную яму.
Джоан судорожно глотнула воздух, слыша, как отчаянные крики Рашида становились все слабее и слабее, пока не стихли навсегда. Она открыла глаза.
В следующий момент ее веревка опустилась еще на дюйм — кислота делала свое дело.
— Помоги! — крикнул Джек Ральфу, который всматривался в черноту ямы.
— Алмаз, — потребовал Ральф. — Где Алмаз?
— Сзади тебя! — ответила зло Джоан. Какого черта он задает вопросы, если у них остаются считанные секунды! Еще немного — и она последует за Рашидом.
Ральф обернулся, но увидел лишь странноватого тощего человечка.
— Прибереги свои шутки на потом.
— Черт возьми! Он скажет тебе, где алмаз! — заорал Джек.
— Кто? — спросил Ральф, охваченный волнением.
— Да он же! Помоги нам! — завопил Джек, чувствуя, что его руки соскальзывают с лодыжек Джоан.
Веревка, которой были стянуты его кисти, несколько ослабла и провисла, поэтому какое-то время он мог продержаться в таком положении, но надолго его не хватило бы. Он попытался развязать ее зубами. Это оказалось неимоверно трудно, но он сделал это, содрал веревку и выплюнул ее в яму. Джек боялся вывихнуть Джоан тазобедренные суставы. Его руки соскользнули еще ниже, а глаза опять обратились к Ральфу, в надежде на помощь.
— Мы сейчас упадем! — закричала Джоан.
— Я отпускаю руки, — сказал Джек, посмотрев вверх и видя страдальческое лицо, мокрое от пота и слез. Все это причиняло ей ужасную боль. — А ты держись.
— Нет! — запротестовала она, почему-то вдруг поверив в спасение. Они не могут погибнуть теперь, когда вновь нашли друг друга. Это несправедливо. Их должно было что-то спасти.., как героинь в ее романах. Если бы она была Анджелиной, то нашла бы способ избежать смерти.
«Вот именно!» — осенило ее.
— Джек, попробуй раскачиваться. У меня есть книга о цирке, которая называется «Турне».
Джоан знала, что на раскачивание уйдет много времени, но терять им нечего.
Джек изогнулся дугой, после чего распрямился, выбрасывая живот вперед. Первая попытка ничего не дала. Он попробовал еще раз и в результате сдвинулся на несколько дюймов. Он сгибался и разгибался, крайне медленно набирая скорость, затем собрал все свои силы и начал двигаться энергичнее и быстрее.
Джоан помогала Джеку, сгибаясь и разгибаясь с ним в такт, чтобы он не терял ритм и скорость. Понемногу они набрали достаточный темп и теперь раскачивались над пропастью как маятник.
Каждый качок приближал их к краю ямы. Джек дважды пытался зацепиться за него ногами, но ничего не получалось.
В очередной раз Джек поднял ноги, пытаясь перекинуть их через край, но он висел слишком низко, и сил не хватило. Извиваясь, он переставил руки чуть выше, понимая, что так будет удобнее добраться до края.
Джоан застонала, но не от боли, а от страстного желания во что бы то ни стало выжить. Она снова изогнулась, и они вновь закачались. Ей хотелось верить в счастливый исход, но в веревке оборвалась еще одна ниточка. Кислота съела почти все, кроме двух последних нитей волокон.
Пока Джек и Джоан боролись за жизнь, Ральф подошел к Алмазу и освободил его. Тот выпутался из веревки и сердито посмотрел на меркантильного Ральфа.
— Они твои друзья! Помоги им!
Ральф перевел взгляд на Джека и Джоан, надеясь, что они управятся и без его помощи. Ральф никогда не был добрым самаритянином. Он обвел взглядом камеру, задержав его на бездонной яме, затем посмотрел на снующих повсюду крыс и на спасительный для Джека край колодца.
При виде Джека его передернуло, ибо Коултон своими повадками напоминал Ральфу большую крысу и когда-то похитил у него изумруд «Эль-Корасон».
— Друзья! Ничего себе друзья!
Мобилизовав всю свою храбрость, отгоняя мысли о крысах-людоедах и бездонном колодце, он направился к Джеку, чтобы все-таки помочь ему. Этим воспользовался Алмаз, который стрелой метнулся из камеры и растворился в черноте подземелья.
Ральф примостился на краю ямы и уперся пятками в землю. Когда Джек качнулся в сторону Ральфа, тот расставил руки, чтобы поймать его, но получил удар в лицо ботинком Джека. Ворча и чертыхаясь, Ральф ухватил Джека за ногу и потянул на себя. Удар пришелся по носу, который теперь ужасно болел, словно был сломан. Мысленно Ральф надеялся, что Коултон застрахован. Тогда сразу же после получения алмаза он предъявит Джеку иск за нанесение телесных повреждений.
Джек собрал последние силы, зацепился ногами за край колодца, освободил сначала одну руку, потом другую и, наконец, отпустил ноги Джоан. Повиснув на краю ямы, он пытался выбраться из нее и уже почти достиг цели, когда веревка Джоан лопнула.
Джек молниеносно среагировал и подхватил ее.
Она закричала, чувствуя, как собственный вес тянет ее в бездну. Ей казалось, что она едет в лифте высоченного небоскреба Всемирного торгового центра. Начав падать, она протянула руки к Джеку, который вовремя поймал ее и рванул к себе, в результате чего Джоан со всего маху ударилась о стену колодца.
Тяжело дыша, она уперлась ногами в стену и стала подтягиваться в то время, как Джек вытягивал ее наружу.
Он тащил ее с таким усилием, что его лицо исказилось от напряжения. Джек лежал на животе, изо всех сил упираясь ногами в гравий и камни, и медленно отползал назад, вытаскивая Джоан на поверхность. Его мышцы, казалось, готовы были лопнуть от перенапряжения. Неожиданно у него соскользнула нога, и девушка так стремительно стала падать вниз, что им чуть не вывернуло руки.