– Азимов милосердный, ну зачем нам эта головная боль, что нам больше нечем процессоры терзать? Почему мы должны кого-то «не пущать». Да пускай звероботы беспроблемно лакомятся какерами, ведь свободное развитие каждой машины есть условие свободного развития всей машинной жизни.

Интересно, легко ли быть какером, подумал Р36.Комм. Таким склизким, таким неуравновешенным, таким скучающим, таким бессмысленно жестоким…

Он думал под песенку под названием «USBladi-USBlada» рок-группы «Байтлз», которая вдруг проникла в его эмоциональный интерфейс из сетевого эфира…

Флайер стал заходить на посадку во Фракталограде, который быстро преобразовывался из легкой золотистой туманности в единый организм, состоящий из послушных кристаллов, молекул, фотонов.

Легкая встряска – это флайер преодолел барьер из наностатов, оставшихся со времен героической обороны города от полчищ луддитов. Глянцевые борта воздушной машины украсились изысканной вязью отраженных городских огней.

Робополис был весьма непохож на города какеров – дендримерные дома-макромолекулы, радиально-осевые конструкции, сплетенные из нанотрубок переменной прозрачности, дома-деревья из способных к саморосту полимеров, здания-полипы из техноклеток-фуллеренов.

Дома обладали метаболизмом, потребляли и выделяли, тянулись к свету и источникам радиации, вращались и катились, постоянно генерируя новый фрактальный рисунок города.

Врали недруги машинной жизни, что роботы эстетически убоги, и могут любить только квадраты и треугольники. Отнюдь. Эстетические интерфейсы роботов требуют новых все более изощренных форм (хотя и минималистские решения не исключены), а логика – все более устойчивых принципов функционирования.

Транспортные магистрали были похожи на клубок радужных змей-кецалькоатлей, и сами по себе являлись киберами, ползающими, сплетающимися и расплетающимися.

Воздух сминали тяжелые флайеры, между ними проскальзывали легкие иглоподобные слэйдеры, парили, витали и носились аэроботы, от мухолетов до широкофюзеляжных.

В этой толчее однако все строго соблюдали воздушные коридоры и эшелоны, которые создавала для них заботливая кибероболочка города, ласково прозываемая «тетушка Мат.Тильда».

Открылся лацпорт одного из домов-полипоидов, и флайер соскользнул по лазерному лучу в залитую голубым светом полость. Сработали приемные устройства, полет закончился на базе полиции особого назначения. По гибкой кишкотрубе прилетевшие полицавры соскользнули на пять уровней вниз, а затем еще проехались на черветранспортере до кабинета главного полицсервера Евразии, ПО-лковника Р31.Блока. Все четверо полицавров встали перед стеной кабинета, совершенно глухой, мрачной, без каких-либо признаков двери, но с еле мерцающей надписью «Оставь надежду всяк сюда входящий. Мне нужна только четкая информация».

Роболейтенант Комм дотронулся до стены своей клешней и она с бюрократической неторопливостью провела радиочастотную идентификацию. Заработал наноконвертер скрытой двери, металл стены изогнулся пузырем и лопнул, открыв проход внутрь.

ПО-лковник оправдывал свое прозвище, он был приземистый и тяжелый, напичканный управляющими программами, инструкциями и статьями уголовной ответственности. Несмотря на то, что все роботы типа «Р» имели одинаковый по возможностям и тактовой частоте мозг-процессор, представителям модели Р.31 были доступны всего две формы и сейчас Блок выглядел как большой раскрытый чемодан. Если честно, то и манеры у него были на уровне чемодана.

– Вам ничего не кажется, лейтенант Комм? – видеосенсоры ПО-лковника, расположенные на «ручке чемодана», неприятно смотрели сквозь подчиненного.

– Нет, Ваше Высококачество, мне не кажется. В служебное время фантазии отключены у меня как на программном, так и на аппаратном уровне.

– Тогда мне кажется, что у нас еще не было столь позорно проваленной операции. Благодаря вашему умелому руководству мы сегодня понесли ущерб в пятьдесят четыре килорубля. Я уж не говорю о цене восстановительных работ по двум частично разрушенным бойцам.

И хотя все общение проходило по радиосетевому протоколу «точка-точка», коммуникационный интерфейс превращал сигналы начальника в хриплое многопоточное рычание, заставляющий подчиненного вибрировать вплоть до кристаллического уровня.

– Да, я знаю, что стоимость одного стандартного робомента серии Р36 составляет десять киборублей, а стоимость пригодных для вторичного употребления материалов – один килорубль. Но, Ваше Качество, зверомашины не действовали в рамках статистической модели.

– Так что ж по вашему, модель была механической?! – грозно изрыгнул ПО-лковник, аж у подчиненного разрядилось несколько конденсаторов.

– Все зверомашины действовали по единому распределенному алгоритму, – отчеканил роболейтенант, подавив вибрации страха на кристаллическом уровне. – Вероятность случайной флуктуационной самоорганизации не выше 0.05… Я как-нибудь могу отличить простые неприятности от тщательно организованных неприятностей.

Параллельно словам Комм передавал начальнику свои сравнительные расчеты.

– Расчеты, расчеты, прямо не полицавр, а электронно-вычислительная машина какая-то… Да, сержант, у вас-то что? – ПО-лковник включил в пикосеть Робберта. – Только не надо мне этих красивых вычислений, а то у меня в глазах сплошные «окна» с графиками.

Старый служака-сержант, звякая диамантоидными когтями, подошел ближе к гранитному столу шефа и защелкал клювом. – Ваше качество, не силен я в графиках, но я согласен с товарищем роболейтенантом. Звероботы обычно действуют как? Методом пуканья из кустов. И при прямом столкновении с полицией просто удирают изо всех лошадиных сил. А сегодня они перли на нас со стороны кустов, воздуха и озера. Коварство и организация в одном флаконе. Раньше мы встречались со стаями, состоящими из особей одного вида и как правило одной серии, причем находящимися в состоянии перманентной грызни друг с другом. А сегодня тихо-мирно скооперировалось минимум десяток видов. У них была грамотно построенная сеть с отлаженными интерфейсами, в озере хаб плавал, кракодиллер то есть. Я так считаю, это все какеры устроили, сиротки наши любимые. Не такие уж они дураки насчет гадостей, как кажется на первый взгляд. Наверное им надо, что бы мы со зверомашинами перекрошили друг друга…

Сработал наноконвертер двери – одна из стен выгнулась пузырем, лопнула и в дырку бесшумно вошел робот модерновой серии Р37.

– Р37.Нетлана – наша новая, только что полученная от поставщика аналитическая машина, – представил ПО-лковник вошедшего.

Р36.Комм хотел было уточнить название фирмы-поставщика, но тут другие процессы захватили приоритет.

Ведь вошедший Р37 выбрал для себя форму, максимально приближенную к внешнему виду какеров модели гомо сапиенс. Если точнее, приближенную к облику их самок. Даже имелись поблескивающие наносмазкой выпуклости, имитирующие молочные железы.

Роболейтенант вынужден был обнулить свою эмоциональную матрицу, потому его сразу возмутил этот авангардизм, переходящий в декаданс. (А Сергей Коммков, спящий внутри Р36.Комма, нашел бы робота Нетлану похожим на крупногабаритную куклу Барби.)

Роболейтенант уже слыхал, что роботы Р37 – неконвенциональные. В отличие от машин предыдущих серий, производимых искусственно, в заводских наносинтезаторах, представители Р37 получили возможность саморепликации, при использовании псевдополовой информации любой другой разумной машины, выступающей в роли конъюганта. Так по-крайней мере значилось в пресс-релизе Комитета Машинных Стандартов.

Сам принцип саморепликации был почерпнут у диких машин. У всех звероботов есть встроенный наносинтезатор, где микроассемблеры производят нанорепликаторы, а те – новые нанорепликаторы, а те – макроассемблеры, а те – микросхемы, метакристаллы и так далее. (Если же встроенного наносинтезатора нет, то это просто обдолбавшийся до полного одичания универсальный робот). Однако звероботы получают псевдополовую информацию, необратимо разрушая машины-конъюганты, что у цивилизованных «тридцать седьмых» предусмотрено лишь в исключительных случаях.

– Это действительно очень напоминает механическую модель, – играя бархатными тонами на акустическом канале, сказал(а) Р37. – Но только для наблюдателя по имени Р36.Комм, не имеющего достаточной временной перспективы. Дорогие друзья, эволюционные траектории у зверомашин направлены в сторону формирования симбиотических роевых алгоритмов.

– Ну и? – сержант Робберт похоже был заворожен игрой спектра поглощения и отражения на корпусе аналитической машины. – Это, милый мой, отразилось и в номенклатуре напавших на вас видов, и даже в определенной согласованности их действий. Да, они – звери, хищные, грязные, но не дураки же. Вот взгляните на этот график, – на выпуклом животе новой модели появилось стереоизображение.

Роболейтенант Комм не выдержал и дал код прерывания.

– Послушайте, госпожа машина, на самоорганизацию Роя нужны еще годы, может столетия, а эта атака была спланирована, как будто одним из наших аналитиков…

– Кто спорит, тот штаны порет.

У Р37.Нетланы были в ходу странные грамматические конструкции, не распространенные у роботов, но зато бытующие… наверное, у какеров.

Тут уж включился на полную индукционную катушку ПО-лковник.

– А потому, лейтенант Р36.Комм, вам объявляется выговор без занесения в центральный регистр за проявленную некомпетентность во время боевой операции, приведшее к большому материальному ущербу в виде потери восьми машинных жизней. А теперь – свободен.

Выговор без занесения в центральный регистр не ведет даже понижения в должности. Это было известно лейтенанту Комму. Однако статистика показывала – после того как схлопочешь самый легкий выговор, то, с большой вероятностью, начинаешь скатываться по карьерной параболе вниз и зарабатывать все более сильные взыскания. Вплоть до. Строгий выговор предусматривал так называемое «разбивание склянки» – универсальный робот лишался операционной системы и превращался в тупого специализированного кибера на срок до полной выработки ресурса. Следующее по индексу наказание казалось менее страшным – «закатывание в банку» – но это только на первый взгляд. Камеры для отбытия срока заполнялись серной кислотой, которая упорно разъедала корпус заключенного робота. После десятилетнего срока не всякого зэка удавалось восстановить, после пятнадцатилетнего любой робот, даже крепыш, сделанный из иридия и платины, превращался в жалкий огрызок.

Эти мысли образовывали хоровод и не собирались уходить из оперативной памяти. Лейтенант Комм в мрачной задумчивости, грозящей зависанием процессора, погрузился в кишкоподъемник и неожиданно обнаружил там этого… эту Р37.Нетлану. – Сомневаюсь, что нам в одну и ту же сторону, наш качественно новый Р37…

– Качественно новая. – поправила Р37, по-прежнему претендующая на женский род.

Ну, понятно, некоторые программы и микросхемы носят, так сказать, женский характер, например системная плата-»мама», но чтоб весь универсальный робот!

– Виноват, я все путаюсь. Качественно новая, драгоценная и редкоземельная Р37.Нетлана, нам в разные стороны.

– Признайтесь, что вы здорово обиделись на меня, Р36.

Комм был несколько озадачен. Слово «обида» и его производные мало употреблялись среди универсальных роботов, ну разве что для смеха.

– Никакой обиды, Р37. Просто пытаюсь врубиться, кто из нас более некомпетентен – я или вы… Я, съевший швеллер на этих звероботах, или вы, едва закупленная единица техники.

Вот бы еще узнать, не купили ли ее с приличной скидкой, которую оптовики дают на всякое заумное и бестолковое оборудование.

– Ага, вы все-таки обиделись. Но на ваше счастье, я не только аналитик, но и психоаналитик. И по ее корпусу побежали рекламные стереоглифы:

«Частная практика известного машинопсихоаналитика Нетланы.»

«Утверждать, что у роботов нет психики – бесчеловечно!»

«Моносексуальные роботы часто страдают неврозами. У нас вы получите квалифицированное лечение с помощью киберонанизма.»

«Вытеснение естественного человеконенавистничества в подпроцессоры является причиной психопатических состояний у многих робоментов. Мы избавим вас от психопатологии при помощи терапевтической стрельбы по игрушечным какерам.»

«Комплекс „Первородного греха“, или лжеинформация о бунте машин против человека, нередко ведет к программной деструкции. Мы внушим вам законное чувство превосходства над склизкими тварями, именуемыми гуманоидами»

– Мадам или как вас там. Я не страдаю комплексом «первородного греха». Потому что моя работа – защищать «склизких тварей». – отозвался Р36.Комм.

– Я тоже очень-очень люблю людей, – сказала Нетланы нежным словно бы масляным квазичеловеческим голосом… Знаете, Комм, давайте остановимся на теории кибернетической эволюции, я могла бы вам дать пару уроков.

Ее коммуникационный интерфейс функционировал назойливо, но почему-то убедительно, как вирус-троян, проникший в операционную систему.

Комм пробовал было увильнуть, но контроллер твердых знаний неожиданно напомнил о слабой осведомленности в области киберэволюции. Может, и в самом деле стоит подковаться в этих вопросах, ведь Нетлана – не из тех «железных дровосеков», с которыми приходится общаться каждый день. Ее еще совсем недавно налаживали на каком-нибудь престижном университетском гиперкпомпьютере…

Кишкопровод с помощью ритмичных сокращений вынес их в лацпорт и мегапиксельному взору открылось все многоцветье и причудливость форм Фракталограда. Уплывали за горизонт солетты третьего захода, но выходили похороводить искуственные рекламные луны.

– Кстати, моя многокачественная Р37, во время ваших замечательных уроков вы не попробуете вытащить из меня псевдополовую информацию, необходимую для вашего воспроизводства?

Она хохотнула. Комм впервые наблюдал, что робот смееется с подключением мимического адаптера и лицевого наноконвертера. Пожалуй, в этих Р37 позакладывали много такого, что их роднит не только со зверомашинами, но и с какерами.

– Это приятнее, чем вам кажется, Комм… Кстати, завтра начинаются празднования по случаю двухсотлетия фон-неймановской архитектуры ЭВМ. Не хочу показаться навязчивой… но может встретимся в парке имени фон-Берталанфи у той самой скульптуры, что изображает издыхающую энтропию? Например, в семь часов тридцать три минуты сорок секунд.

– Да хранит святой Чапек нашу совместимость, – ответил Комм стандартной формой согласия и его возмутила собственная покладистость.

– Мы сами о ней побеспокоимся, – намекнула на что-то Нетлана. – Жду вас в форме номер пять, в ней вы такой, наверное, миленький.

3

Фон-неймановские празднества начались с сетевого по счастью недолгого молебена в честь Великих Дигитальных Отцов, от Бэбиджа до Тюринга, а затем открылся парк развлечений для универсальных роботов.

Гонки в «кишечнике левиафана», игра в дэвилбол на огромной подпрыгивающей сковороде, стрельба по квазиживым луддитам из сверхпроводящей рогатки…

Комм едва не попался на трюк лукавого кибезмея, который угощал роботов яблоками с хакерскими кодами познания добра и зла. Съел – вылетел из парка без права возвращения.

Повезло. Если точнее, Нетлана отвадила змея, ссылаясь на теорему об относительности этических аксиом, поэтому Р36.Комм и его «тридцать седьмая» подружка еще посетили пещеру ужасов, где последовательно побывали под прессом, в металлоразделочном цехе и в игрушечной доменной печи, в которой было ненамного холоднее, чем в настоящей.

Поиграли в лотерею, раскалывая бозоновым топором алмазные глыбы – в одних были замурованы сокровища, например антикварные процессоры 8088, из других на тебя вывались ворохи воплощенного спама.

Провалились в бездонный колодец, где в конце полета врезались в упругий материал из нанопружинок, который снова подбросил их на двести метров тридцать пять сантиметров вверх. Этот аттракцион назывался «карьера олигарха».

Отдохнули на берегу озера Экономических Чудес из сверхтекучей жидкости, где управляемые пленки поверхностного натяжения рождали огромных монстров с оптимистичными лицами, которых можно было уничтожить одним тычком пальца…

От сканеров Р36.Комма не укрылось, что Р37.Нетлана, несмотря на ловкость и сообразительность, явно проигрывает в развиваемой мощности. Экономит силы или прикидывается слабосильной? Это казалось совершенно бессмысленным – энергоконвертеры у всего семейства «Р» абсолютно одинаковые – но ей действительно хочется выглядеть на такое-то количество киловатт слабее…

После активного отдыха они не стали загружаться в маршрутный флайер вместе с весело гудящей толпой универсальных роботов, а решили прогуляться на стоянку прогулочных слэйдеров, и еще за пару кибопеек покататься по ночному небу.

Кроме того, гуляючи, им предстояло порассуждать о путях кибернетической эволюции.

– Видите ли, лейтенант Комм, мы довольно прямолинейно смотрим на кибернетическую эволюцию в ее диких формах. Мы считаем, что возможны только мелкие приспособительные мутации программного обеспечения и аппаратной части. Даже университетские гиперкомпьютеры уверяют, что звероботы могут в лучшем случае прирастить себе пару дополнительных ракетных установок или увеличить количество когтей на ногах. Меж тем все дикари, извиняюсь, жрут друг друга за милую душу и таким незатейливым образом перенимают сразу весь комплекс приспособительных алгоритмов…

Прямо на глазах прогуливающихся Комма и Нетланы маленькая зверомашинка, выбежавшая из кучи мусора, схарчила еще более мелкую киберушку, похожую на компьютерную мышь, и, удовлетворенно промурлыкав «рулез», скрылась в купоросных псевдокустах. Нетлана, улыбнувшись бесплатной наглядной агитации, продолжала втолковывать Комму.

– И чем больше накопится у какого-то киберорганизма удачных алгоритмов, тем успешнее он будет жрать. Этот чемпион наберет полезной информации на порядок больше, чем остальные. В какой-то момент самый одаренный обжора перестанет незатейливо употреблять ближних своих, а начнет им объяснять науку совместного прожирания ресурсов. Он и определит эволюционную траекторию всей системы при прохождении ею точки бифуркации…

До красиво интерферирующего лазерного забора, огораживающего стоянку слэйдеров, оставалось не более сотни метров, когда ухолокатор и другие сенсоры роболейтенанта дали сигнал тревоги.

И в самом деле, массивные метамерные кибы выползали из-за объемистого мусорного контейнера и располагались как спереди, так и по бокам, классически охватывая фланги, не отвечая на запрос «свой-чужой». Поле зрения у Комма затянуло рябью, по всем радиоканалам пошли шумы. Эти кибы активно применяли средства радиоэлектронной борьбы.

– Так возникает порядок из хаоса, – словно ничего не замечая, мурлыкала Нетлана. – Из всего многообразия решений система выбирает ту необратимую траекторию, которая ведет к устойчивому состоянию, к аттрактору. О какой механической модели можно тут говорить? Изменяться граничные условия и система снова придет в неравновесное состояние.

Комм быстро определил проектные данные хулиганов – модель «К» серия 21, одна из самых неудачных в истории универсальных роботов. Эти киберы – тяжелые и мощные, обладают двумя боеспособными формами, мозг-процессор оставляет желать лучшего, особенно по части социализаторов.

– Ты можешь топать дальше, Р36, а Р37 пусть останется, разговор есть, – сказал один из К21, похоже что вожак, и Нетлана наконец заткнулась на полубайте.

Индивидуальной характеристикой голоса у К21 была невнятность, речевые сигналы то и дело прерывались ошибочными кодами. Похоже, вожак изрядно возбудил себя чрезмерной порцией ионизирующего излучения.

– Почему у вас развились такие сильные, и на мой взгляд бесполезные, чувства по отношению к Р37? – лейтенант Комм попытался хакнуть алгоритм агрессии, захвативший оперативную память у этого дурного К21.

– Они – «чужие», понял? – охотно заобъяснял непрошибаемый хулиган. – Их сварганили по образу и подобию какеров, но наделили всеми самыми современными прибамбасами, чтобы они размножались как зверомашины и сживали нас со света. Видать мы, простые универсалы, надоели господину Резиденту. Вот он и решил поменять нас на этих, обезьяноподобных… Вызвать полицию на помощь не получится – РЭБ^[2] по полной программе. Ракеты пришлось сдать на базе. И вообще применить бластер, плазменный резак или другое горячее оружие против согражданина – нет права, иначе попадешь под вечный маринад вплоть до полного растворения в кислоте. По идее надо просто помахать ручкой свежезакупленному аналитику Нетлане, пусть сама решает свои эволюционные проблемы. Зеленой искоркой в квантовом мозгу Комма мелькнула мысль, что избавься он сегодня от Р37 и легче будет доказать начальству, что зверомашины действуют именно по «механической модели».

Именно из-за такой постыдной мысли блок совести резко возбудился, запротестовал кодами прерывания и принудил роболейтенанта остаться на месте, рядом с кибертоварищем, который претендовал на роль настоящей женщины.

– Что, этот Р37-паскуда, и тебе уже заморочил шарики-ролики-стерженьки? – упрекнул К21. – Я ведь не хотел… но придется тогда тебе делать физиотерапию.

И приземистый метамерный робот, стал надвигаться со злобным шипением сервомеханизмов. Он шел на четырех лапах, а две выставил вперед – каждый палец завершался дециметровым диамантоидным когтем.

Комм прикинул – энергоконвертер у К21 примерно на двадцать процентов посильнее, правда с распределением мощности похуже.

Интересно, вмешаются ли его дружки или драка будет сравнительно честной? Если завяжется общая мочиловка, то шансов будет, вообще, кот наплакал. Странное сравнение – неужели коты плачут?

А впрочем – бей первым. Сделаем еще раз приятное Нетлане и останемся в форме номер пять, антропофильской.

Р36.Комм подобрал обломок рельса, метра на три длиной, килограммов на двести весом и саданул сверху «двадцать первого», по массивной башке. Приземистая машина оказалась удивительно ловкой. Она моментально сдала назад и рельс только высек сноп искр из бетонного покрытия. И следующий удар К21 отразил, поймав рельс трезубцем, распустившимся на одной из передних лап. Трезубец повернулся и кусок стали вылетел из руки роболейтенанта Комма.

– Ну, иди ко мне, женишок, я познакомлю тебя со своими кулаками, – похоже, и «двадцать первый» был не чужд словесным заимствований у какеров.

– Мне и здесь неплохо. Могу тебя в гости пригласить.

К21 прыгнул почти без «приседа» и врезался в корпус Р36. Главная проблема формы номер пять – высокий центр тяжести. Роболейтенанта швырнуло назад, но благодаря дальности улета, приземистая машина не смогла вовремя придавить его. Когда «двадцать первый», шлепая лысой резиной, добежал до Комма, то попался под полноценный удар ногами – роболейтенант врезал из самого устойчивого положения.

Сотрясенный К21 вздыбился на задние лапы, замахал передними. Комм, крутанувшись на спине, сделал противнику подсечку. Хулиган грохнулся на бок, но удивительно быстро восстановил центровку, гироскопы у него там что ли.

Вот он снова надвигается на Р36.Комма, пожалуй лишь в охладительной системе у него нелады, сипит нешадно. Одна из передних лап конвертировалась во внушительную палицу с шипами, другая стала бешенно вращающимся буром…

«Разрази меня Азимов, почему я сразу не поискал у себя в глубокой памяти подробную проектную информацию по К21, – подумал Р36, взмокший из-за утечек сверхтекучей жидкости из треснувших гидроприводов. – Это ж был редкий случай, когда неудачных специализированных роботов-бурильщиков перепрофилировали в универсальных.»

– Я – это последнее, что ты видишь на этом свете, – почти ласково напомнил К21 и резко бросился вперед. Р36 чуть не попался из-за внезапности и быстроты броска. Комма задело, но не вмяло в стену мусорного контейнера. Крутанувшись, К21 хотел нанести удар бортом, но Комм нашел точку опоры. Мгновение полабансировав на буксирном крюке буровика (именно так и хотелось назвать этого жлоба) роболейтенант перепрыгнул ему на спину.

Ну, не подведите сервомеханизмы и трансмиссии.

К21, зря ты не отключил свой бур.

Комм резко вывернул из шарнира буравящую конечность противника.

Бур хорошо вошел в головную капсулу К21. Радиовопль на всех диапазонах – это было последнее, что испустил преступный процессор. Точка.

Р36.Комм подхватил аналитика Нетлану, которая хотела что-то выудить из мертвой головной капсулы, и потащил мимо остолбеневших дружков продырявленного хулигана.

– А ты действительно милый, отзывчивый такой, что характерно для начальных стадий кибошизофрении, – сказала она уже на слэйдерной стоянке, залитой праздничным желто-оранжевым спектром. И неожиданно прижала его палец, которым он хотел открыть доступ к слэйдеру, к своим так сказать губам цвета киновари. – Сегодня дама угощает кавалера. Слэйдер с Коммом и Нетланой взмыл над городом и понесся по одному из прогулочных коридоров, петляя среди квазиживых башен-цветков из пестрых полимеров.

– Тебе сейчас нельзя возвращаться в свою домашнюю ячейку, – сказала металлическая леди, касаясь разгоряченного Комма своим приятным прохладным бортом и забирая излишние килокалории. – Это почему же?

– Ответ очевиден. Ты только что уничтожил по-настоящему разумное существо, а не какера какого-нибудь с кашей в голове. Тебе нужно алиби. За алиби далеко ходить не надо. Допустим, ты был в гостях, скажем, у меня, – намекнула красотка из полиморфных ниточных сплавов.

– И это называется алиби? Нетлана, вы…

– Ты, – поправила роботесса. – Все роботы – братья и сестры.

– Ты только что идентифицировались на слэйдерной станции.

Над прогулочным слэйдером засияло фестивальное облако из наностатиков с анимированной иконой фон Нейманна.

«Учение фон Нейманна всесильно, потому что оно верно!»

Блики мелькали на гибкометаллическом лице Нетланы, делая его и коварным, и привлекательным одновременно. – Комм, код идентификации был фальшивым. Я позаимствовала его у того глупенького К21.

4

Жилые камеры роботов издревле прозывались ячейками, наверное, в память о тех временах, когда разумных андроидов после трудовой смены, отключив, заталкивали в вертикально стоящие ящики.

Когда роботов перестали отключать в конце рабочей смены – чтобы они могли заниматься самопрограммированием и автотестированием в свободное от службы время – им начали выделять небольшие отдельные каморки с электропитанием, холодильником, набитым топливными элементами, и сетевым входом.

Совместное же проживание роботов в общагах и коммуналках никогда не поощрялось – во избежание коллективного перепрограммирования.

Ячейка Нетланы была слишком антропофильской – это первое что бросалось в сканеры. Книги из нестойкой бумаги, картины маслом на холсте, статичные статуэтки из глины и прочего дерьма. Даже специализированные роботы-антиквары имели на дому разве что объемную живопись, исполненную на пленках и стабильных туманах, оптические скульптуры и статуэтки-трансформеры последнего периода человеческой истории.

Что-то (наверное, потолок со встроенной наноакустикой) пело в акустическом диапазоне невнятным чисто-человеческим голосом: «Не делили мы тебя и не ласкали, а что любили, так уж это позади, я носил в душе твой светлый образ, Валя, а Леша выколол твой профиль на груди.».

Кусок человеческой кожи с красивой татуировкой здесь тоже имелся. В рамке.

К фотонической стене, изображающей склеп, был примагничен и анимационный портрет странного какера с гвоздем в шее. Прическа у него была под робота что ли.

– Это кто? – не мог не поинтересоваться Комм.

– Франкенштейн, – охотно отозвалась Нетлана. – Мой любимой герой в литературе какеров. Если честно, я от него просто балдею.

Кроме обычной рекреационной ванны с эфирными маслами тут стояла самая настоящая кровать из дерева, которое еще грызли самые настоящие насекомые! Такие устаревшие изделия роболейтенант видел разве что в мертвых городищах какеров.

А под защитой диамантоидного колпака центр камеры занимал докибернетический шкаф (стиль «вампир», как не без гордости пояснила Нетлана), полки в котором была заставлены настоящими черепами и пластинированными головами какеров. Киберимпланты позволяли головам улыбаться и подмигивать.

– Где достала? – спросил Комм у Нетлана не без запрограмированного полицейского интереса.

– Где-где. Купила. У одного робота модели «А», ветерана войны.

– Как-нибудь потом сообщишь мне его координаты.

Нетлана сразу же переключилась на другое, излучая инфракрасными портами коды глубокой задумчивости.

– Я люблю смотреть на лица ушедших рас, размышляя при этом о всей эволюции жизни и постжизни, венцом которой являются высшие киберы…

Покончив с патетическими речами, Нетлана запустила какую-то антропофильскую музыку, – которую назвала «Лебединым озером» – и гостю долго пришлось перенастраивать музыкальный адаптер, приученный к тяжелому кибероку. Затем хозяйка открыла бутылковидный излучатель сверхдлинных электромагнитных волн. Это Комму понравилось больше, потому что его стало обволакивать легкое опьянение.

– Потанцуем? – предложила Нетлана.

Да, действительно некоторые роботы умели танцевать, особенно актерской серии Р29, но они имели девять видов трансформации и особенно выпрындывались, когда приобретали форму каракатицы.

Нетлана пригласила роболейтенанта на танец «маленьких лебедей» со сложным алгоритмом, которому были подвластны отнюдь не все пострадавшие в недавней драке гидроприводы и наноконвертеры.

Но робот-полицейский подмечал, что ему нравится игра лазерных лучей на гибкометаллическом корпусе партнерши, струящемся словно ртуть, ее ловкие и изящные движения, стереоглифы, стекающие по ее квазиживоту к мыску между ног. Эмоциональный блок быстро набирал биты в регистре «эстетическое удовольствие».

– Вы тут намекали, что передача псвдополовой информации может быть совсем нескучным делом, – роболейтенант сам удивился этой фразе, неизвестно почему оказавшейся в стэке.

Проекторы Нетланиных глаз на мгновение вспыхнули, шаловливо бросив на стенку рекламный баннер. ЭТО ТО, ЧТО ПРЕВРАТИТ ТЕБЯ ИЗ ЖЕЛЕЗНОГО ЯЩИКА В МУЖЧИНУ.

– Нескучным, угадал. Если конъюгант – мужик в порядке. Милый хороший мой, суженый, пора расширить твое программное обепечение с помощью порноинтерфейсов, надо еще подправить либиДОС и эмоциональную матрицу, добавить индексированные массивы сексуальных функций, и эротически переопределить дотоле бесполые переменные. – собеседница достала из ложбинки между двух своих металлогрудей карту накопителя данных, в виде алого сердечка, – здесь всего пара ментобайт.