- Куда немцы могли направиться?.. Куда, Катанга, куда? - профессор упорно долбил капитана "Броненосца". - Не прямо же в Берлин.
      - Вероятно, на какую-нибудь итальянскую военно-морскую базу. Немцы ведь в союзниках с макаронниками, у них даже пакт [Договор от 22 мая 1939 года "Стальной Пакт"] заключен. - Катанга с прежней ленцой жевал резинку.
      - Послушайте, мастер, а нельзя ли эту подлодку выследить? - ляпнул доктор Джонс, наверное, потому что страшно было прекращать бесполезное толковище и идти мучиться в каюте.
      Капитан прекратил жевать и показался задумчивым, даже отрешенным.
      - Вблизи нет ни одного военного корабля Его Величества…
      - Вы же морской волк, морскую собаку съели! Ну же, раскиньте мозгами. - Впервые в жизни Индиана взывал о помощи, причем к совершенно непонятному человеку. - Осталось два дня, всего два!..
      Капитан сделался чуть менее вялым.
      - Не убивайтесь так, док. На свете много хороших девушек, да и вряд ли немцы серьезно навредят мисс Кэмден. Так, какие-нибудь половые забавы, не более.
      Доктор Джонс стал мерить палубу тоскливыми шагами, голова настолько поникла, что сзади казалась - шляпа лежит прямо на плечах.
      - На свете скоро останется мало чего хорошего, мистер Катанга. Владыка гуннов двинулся в поход и я не представляю, что может застопорить его, кроме… меня.
      - Если гунны - это немцы, то в прошлую войну с ними разобрались и без вас, док, - терпеливым, даже ласковым голосом внушал моряк.
      Наступило тягостное молчание, обрамленное плеском бьющей в борт воды. Судно с пока что отключенным двигателем тяжело приминало волну. Не раз Индиане приходилось плясать в скользких тапочках на краю могилы, но сейчас хотелось выть от полного отсутствия идей.
      - Предположим, не довезем мы его, - неожиданно проговорил Катанга. Он помедлил, а потом обратился к невидимым грузополучателям: - Весьма сожалею, господа, но произошла потеря грузапо независящим от судовладельца и капитана причинам. Действие непреодолимой силы, форс мажор… - Несколько изменив тон, капитан переключился на судью: - Зона боевых действий, Ваша Честь. Немцы изъяли и затопили катер, не стали даже разбираться в том, что он предназначен их испанским друзьям.
      - ..? - помутневшие глаза доктора Джонса быстро прояснялись, наливались надеждой, электрические искры воли вырывали тело из состояния разжиженности, а руки уже трясли моряка за плечи. - Эй, что вы имеете в виду?
      - Из суда я выйду победителем. Грузовладельцы ничего не добьются. Военные риски, ничего не попишешь. А какими угрозами нацисты заполнили эфир - их слышали на многих торговых судах, греческом "Мемноне", аргентинском "Сан-Епифанио", норвежском "Тронхейме", вобщем, на здоровенном куске Средиземного моря.
      - Да не темните вы! - с нетерпеливостью согнутой пружины проорал археолог. - Какой такой груз вы не довезете?
      - Особый. Абсолютно секретный. Сумма фрахта получена вперед, еще и премия по прибытии. Выгодный контракт… грязный, конечно, некрасивый… На борту, мистер Джонс, имеется боевой патрульный катер, оснащенный гидроакустикой. Это то, что мы везем франкистам в Ла-Корунью.
      - Катер с гидроакустикой? - засуетился Индиана. - Что ж вы раньше-то молчали? Срочно спускайте его на воду!
      - Не торопитесь, сэр, - внушительно произнес капитан. - Меня вот что интересует - та штука, которую уволокли немцы, действительно ценная?
      Индиана придвинул свои глаза к недоверчивому моряку. Их взгляд был тяжел и убедителен, некоторые бы назвали этот взгляд гипнотическим.
      - Слушайте очень внимательно, мастер. Украденный у меня груз НЕ ИМЕЕТ ЦЕНЫ.
      Заметно было, что в голове Катанги что-то включилась, потому что некая волна прокатилась по губастой физиономии. И язык его заработал куда оперативнее:
      - Без настоящего специалиста оборудование катера будет просто металлом, док. Впрочем, я некогда служил акустиком на линкоре Его Величества. Чувствуете куда вас кривая выводит? Но надо еще меня уговорить, чтобы я бросил ненадолго собственное судно и передал командование алкашу-старпому.
      Подводная лодка "U-46" серии VII-B шла на погружение. Она крупно завибрировала, когда в цистерны главного балласта ворвалось море, заставляя ее проваливаться вниз. Одновременно горизонтальные рули помогали выйти на нужную глубину в шестьдесят футов. В следующие пять часов ей предстояло двигаться в погруженном режиме со скоростью порядка двенадцати узлов. О том, что происходит наверху, можно будет догадываться лишь с помощью гидрофонов и шумопеленгаторов, самописец эхолота станет показывать, что происходит внизу. И следовала лодка отнюдь не в итальянский порт. Штурман уже проложил сложный курс на восток, который включал отвороты от районов патрулирования британских военных кораблей, базирующихся на Крите.
      Тем временем моряки "Броненосца" выудили изглавного трюма пятидесятитонный катер, задействовав сразу две лебедки. После заправки и проверки двигателя, суденышко отправилось, выписывая зигзаги, на запад со скоростью тридцать узлов. На катере были установлены примерно такого же сорта гидроакустические приборы, что и на немецкой субмарине, хотя, конечно, гидрофонных мембран имелось поменьше.
      Катанга поставил Индиану к штурвалу, показав, как выдерживать курсовые показатели, сам же надел наушники гидрофонов.
      - Эй, мастер, кто там побулькивает внизу? - минут двадцать спустя прокричал профессор. - Немец не пускает пузыри?
      - Нет, доктор Джонс, только одна большая зубастая рыба передает вам привет и надеется на скорую встречу. Если серьезно, никаких намеков на подводную лодку. Выруливайте на курс десять.
      И вместе с поворотом штурвала катер двинулся уже не на запад, а на север.
      Спустя полчаса Катанга обреченно скинул наушники:
      - Такое впечатление, что немецкая лодка растворилась, как сахарная голова.
      - А что, если они отправились не в сторону Италии, а, например, Греции или Турции, то есть на северо-восток.
      - Ну, и что им может понадобиться на северо-востоке? - несколько заносчиво высказался Катанга.
      - Вы не слишком похожи на командира немецкой лодки, чтобы знать какие у него надобности, - слегка осадил компаньона доктор Джонс.
      - Ладно, будем делать то, что заказывает клиент,- капитан ограничился красноречивым взглядом и улыбкой, скользнувшей по щеке. Впрочем, бывший акустик Его Величества остался на боевом посту.
      Наверное, поэтому настал момент - минут через сорок - когда он подкинул свои наушники в воздух.
      - Есть, Джонс! Я ухватил ее за хвостик!
      Индиана не отказал себе в удовольствии приложить наушник к своей голове. Действительно, из резинового кругляша с дырочками доносились слабые звуки, смахивающие на частое поплевывание. Но они подразумевали Ковчег Завета и Лилиан.
      - Это точно лодка, а не какая-нибудь рыба-кит, прочищающий глотку? Да и откуда вообще эти звуки приплывают?
      - Мистер Джонс, так шумит "рыба-кит" с работающим винтом и подрагивающим стальным корпусом, - терпеливо разъяснил Катанга. - А приплывают звуки со стороны правого борта. Пеленг пятнадцать. Так что ложитесь на курс сто.
      Теперь можно было прикинуть, куда направляется немецкая субмарина. Примерно, конечно. Похоже, она собиралась пройти южнее Крита к Спорадским островам или к западному побережью Турции.
      - Эх, было бы у нас десятка два глубинных бомб, - помечтал Катанга.
      Небосвод крутился к ночи, и, как предполагал капитан, субмарина вскоре должна была всплыть. Так оно и случилось, однако поглазеть на нее из-за темноты не пришлось.
      На рассвете, а это было второе сентября, лодка снова нырнула, с катера же можно было увидеть британский крейсер, который, впрочем, не обратил на крохотного собрата никакого внимания.
      "U-46" в это время подвсплыла на перископную глубину и тоже разглядела крейсер.
      - Какая прекрасная мишень, - заметил командир лодки, пребывающий на центральном посту. - Пора уже отрывать Британии ласты.
      Он решил запросить Берлин о возможности атаки. На перископной глубине коротковолновая радиостанция могла принести пользу, связист срочно взялся за свою работу и передал шифровку. Но Берлин велел не отвлекаться. По личному указанию фюрера "U-46" надлежало следовать в порт Измир дружественной Турции, откуда знатная добыча должна была отправиться в Германию воздухом.
      Лишь два человека всеми фибрами хотели, чтобы Ковчег не попал так просто в Германию - Индиана Джонс и Райнгольд фон Урбах.
      Хотения доктора Джонса, конечно, понятны, а вот Урбах мечтал запустить свои руки в объект, прежде чем тот будет ликвидирован. Немецкий археолог доподлинно знал, что Ковчегу предстоит торжественное уничтожение в замке Вевельсбург в присутствии самого Адольфа Гитлера, рейхсфюрера СС Гиммлера, других высших чинов из партии, СС и института Аненэрбе…
      Ближе к полудню следующего дня акустик Катанга, оценив курс немцев, склонился к кандидатуре Измира как порта их назначения:
      - Там у турков крупная военно-морская база и аэродром, которые могут пригодиться команде соперника.
      Спустя полчаса катер-следопыт был замечен турецким патрульным кораблем и получил приказ остановиться. Этот момент капитан Катанга выбрал для окончательного выяснения отношений:
      - Доктор Джонс, что все-таки таилось в трюме "Броненосца" и затем перекочевало на немецкую подводную лодку? За какой-такой драгоценностью мы тянемся со столь завидным упорством?
      - Вы очень своевременно задали этот вопрос, мистер Катанга, учитывая, что нас вот-вот посадят голым задом на сковородку.
      - От вашего ответа зависит то, насколько я буду склонен к рискованным поступкам, - объяснил капитан. - Если ящик нашпигован какими-нибудь блестящими штучками-дрючками, я соглашусь поставить на кон свою жизнь при условии, что и мне отломится. Половина, док. Я честный человек и требую всего лишь половину.
      - То есть делим поровну? Да вы, я смотрю, любитель социальной справедливости… - американец хмыкнул. - Когда вы пустились в эту морскую прогулку, то уже проявили недюжинный нюх. Примите мои аплодисменты. Кто-то конечно, заявит, что ваши мотивы были корыстны. Тут я намерен твердо возразить - корыстны все мотивы без исключения, особенно подозрительна любовь ко всему человечеству, ко всем без исключения пролетариям, и так далее. Но вернемся к ящику. Хотя присутствует в нем и золото, интересен он отнюдь не этим. Капитан, немцы унесли с вашего судна Ковчег Завета.
      - Я совсем "того" или не совсем врубаюсь? - Катанга даже потер лоб, будто пытаясь что-то вспомнить. - Как прикажете вас понимать? Может, это приборчик физический так кличется?
      - Может и прибор, только очень древний. Но он работает не на физической, а на Божественной энергии. Понимайте меня буквально, Катанга, это те самые Скрижали Завета, которые Моисей высек со слов Господа Бога, это тот самый Ковчег, что находился в Святая Святых Иерусалимского Храма. Надеюсь, произнесенные мной звуки имеют для вас какой-то смысл, то есть помимо ложки с вилкой вам в руки уже попадало Святое Писание.
      - Невероятно. Я поражен, - дотоле вялый и циничный голос Катанги задрожал из-за внутреннего кипения. - Мои предки были людоедами, но я католик.
      - Так каков ваш положительный ответ? - настаивал Индиана.
      - Значит, это вы нашли Ковчег, мистер Джонс? Или как?
      - Да, земляные работы - моя профессия. Я откопал, а нацистские воришки забрали. Догадываетесь, зачем фюреру понадобились Божьи Заповеди?
      - Чтобы уничтожить их, - шоколадное щекастое лицо Катанги даже посерело.
      - И я все больше склоняюсь к тому же мнению.
      Тем временем турки оказались на расстоянии слышимости. Было у них не какое-нибудь корыто, а патрульный корабль явно немецкого происхождения. И сейчас два многоствольных пулемета смотрели, внушая минорное настроение, на жалкую команду катера.
      Турецкий командир обратился с мостика через мегафон на еле доступном английском языке:
      - Слюшай, кыто башкан этого судна, а?
      - Гюн айдын, бай. Ну, я башка, а в чем дело? - откликнулся Катанга.
      - Асмотр. Панятна, да?
      - Какой грубый чэловэк. Нам извэстна лючшэ, в каких вы водах. Глуши матор. Панятна, да?
      Вскоре несколько турецких гостей рылись там и сям, причем один из них быстренько уронил к себе в карман лежавшие на планшете часы. Другой поднял гидрофонные наушники и проорал что-то своему командиру. Тот недобро рявкнул в ответ, после чего турки немедленно окружили Индиану Джонса и Катангу, отняли у них револьверы и кнут, да еще стали подталкивать и пихать, как бы приглашая на выход.
      При личной встрече турецкий капитан, украшенный густой растительностью под носом, сказал задержанным:
      - Ваш катэр шпионски. Паэтому вы арэстованы, ваш судно канфисковано и будэт атбуксировано в дураджак Анталья.
      - Я - американский гражданин, а вот он британский. Понятно, да? попробовал раздуться Индиана Джонс. - И никакого дураджака нам не надо.
      - Вы нэ являться гражданин дружэствэнных Тюркии стран, - отразил офицер. - Абэщаю амырыкански гражданин сэмь лет тюрьмы, брытански десять.
      После такого щедрого обещания граждан недружественных стран засунули в тесненькую каюту, достаточно просторную лишь для болонки.
      И опять вернулось ощущение давящей, распластывающей беспомощности. Второе сентября, второй день войны догорает, а завтра, если верить апокрифу, последний подходящий день для спасения мира. И провести столь знаменательные часы придется в этой консервной банке.
      Или нет? Ровно над дверью тянулась проводка…
      - Гляньте, мистер Катанга, как вам эти проявления немецкой электротехники?
      Без особых рассуждений бывший акустик королевского флота крепкими пальцами сорвал зажимы, потянул проводку вниз, потом стал аккуратно обкусывать изоляцию. Капитану повезло, он не задел медную жилку проводника.
      Ну, пора. Индиана забарабанил в дверь.
      - Открывайте, я семь дней не ел! Кушать хочу, бастурму давай, бешбармак давай, люля-кебаб давай!
      Колочение в дверь продолжалось минут десять, наконец она отворилась и показалось два турка. Передний с пистолетом, задний с ружьем.
      - Устал от тэбэ, - произнес тот, кто с пистолетом, пропуская вперед того, кто с ружьем. Человек с ружьем ударил доктора Джонса два раза прикладом.
      - Вот тэбэ бастурма, вот тэбэ бешбармак.
      Удар прикладом страшен, это Индиана знал со времен мексиканской кампании. Однако и некоторая сноровка у него имелась с тех пор.
      Первый удар был нацелен на грудную клетку, но археолог успел полуобернулся и толкнуть приклад плечом. Второй удар направлялся в эрудированную голову, но стоящий боком доктор Джонс заслонил ее, резко подняв руку. Мозговое вещество не пострадало, однако при этом сам Индиана улетел в стенку.
      Решив, что "еды" на первое время достаточно, турки стали выбираться из каюты-темницы. Первым вышел человек с ружьем. Затем тот, что с пистолетом - он и начал закрывать дверь, держась за ручку с той стороны. На эту медную ручку, медлительный до поры, а сейчас резвый Катанга надел петельку оголенного провода. Щелкнуло, полетели искры. Дверь снова отворилась, и поперек порога легло слегка подрагивающее тело. А над пострадавшим склонялся в некоторой растерянности человек с ружьем. Склонялся он недолго и тоже улегся. Археолог после всех обид врезал "душевно", кулаком по затылку. Оба бесчувственных тела были втащены в каюту, где лишились вдобавок униформы и оружия. И вот уже два новоявленных турка выскочили в коридор.
      - Эта дверь ведет в машинное отделение, - показал Катанга на клинкетку. - Я думаю, есть смысл туда зайти.
      Беглые пленники съехали вниз по поручням трапа. Индиана съезжал первым, поэтому спрыгнул как раз на колупавшегося внизу вахтенного моториста. Тот получил ногами по ушам и надолго прекратил работу.
      - Ну, как у них машина, мастер? - поинтересовался Джонс.
      - Болеет, вся раздолбанная. Вот, например, вместо того, чтоб на маслопровод уплотнитель надеть, просто баночку подставили под протечку.
      Катанга несколько раз ударил молотком по маслопроводу, потом квалифицированно трахнул кувалдой по кривошипно-шатунному механизму.
      - Через десять минут турки начнут терять мощность, - пообещал он. Пойдемте, экскурсия в машинное отделение закончена, доктор Джонс.
      Они вскарабкались по трапу и в дверях столкнулись с каким-то низеньким замызганным турком. Этот человек, не разглядев чужаков, что-то спросил про Ярдымджы, наверное, про того самого вахтенного моториста.
      Но Катанга своим пухлым кулачком ткнул вопрошающего под дых. Тот согнулся и схлопотал удар по шее, дополненный пинком от Индианы, после чего скатился кубарем вниз и составил компанию Ярдымджы.
      Теперь можно было закрыть машинное отделение на обед и двигаться к выходу на корму. А там помимо пулемета со спаренными стволами пребывало два матроса и офицер. Два матроса не успели среагировать должным образом. Одного из них подстрелил доктор Джонс, другого тюкнул прикладом трофейной винтовки Катанга. Офицер, правда, спрятался за пулеметный щит и принялся разворачивать оружие в сторону возмутителей корабельного спокойствия. Индиана принял меры - в кувырке закатился под стволы. Потом из пистолета шлепнул офицера через прицельное отверстие щита.
      Тут уж тишина окончательно была растревожена и на мостик высыпали турецкие офицеры. Их срезал пулеметный огонь - как и тех моряков, что пытались выскочить через дверь, ведущую на кормуизнадстройки.
      Крупнокалиберные пули отбрасывали турков на несколько футов, вышибали жизнь в виде кровавых фонтанов, кромсали мундиры, превращали древесину в стружку, металл - в крошку.
      - Держите всех под обстрелом, Джонс, делайте дырки во всем, что пытается двигаться, ползать, дышать! - орал Катанга. - Я сейчас нырну к нашему катеру, заберусь на борт и подведу впритык к турку! Прихватим пяток глубинных бомб, которые отдыхают тут на корме… - После этих слов он действительно сиганул в воду.
      Доплывет ли капитан куда надо - было непонятно. По нему вовсю стреляли турки, которые высовывались из бортовых иллюминаторов. И, к сожалению, головы моряков не попадали в сектор обстрела у профессорского пулемета. Однако капитан плыл быстро и метко, как камушек-голыш, пущенный по воде. Уже через несколько минут противолодочный катер стал прижиматься к корме турецкого корабля. Турки, что есть мочи, лупили из открытых иллюминаторов, но и Катанга особо не высовывался.
      Наконец нос катера пристроился к борту. Вовремя ожил оглушенный прикладом матрос, Индиана втолковал ему, куда надо таскать глубинные бомбы, используя вместо указки дуло пистолета. Увлажнивший штаны турок с большим рвением взялся за предложенное дело. Он перекинул на катер мостик и с жалобными стонами "вах-вах" покатил тяжеленные цилиндры. Когда переправка глубинных фугасов закончилась, Индиана последний раз прошелся из стволов по надстройке. В завершение сцены он выстрелом из пистолета раздолбал казенник пулемета и, прихватив винтовку, перемахнул на катер. Верткое суденышко резко отчалило от патрульного корабля.
      И хотя турки принялись разворачиваться в сторону дерзких беглецов, дистанция между ними резво увеличивалась. Наверное, потому что двигатель патрульного корабля стал кашлять и сдавать обороты.
      Восточные люди слали мощные проклятья, плевали за борт и рвали пуговицы на мундирах. Индиана же старался держать на мушке подходы к носовому пулемету патрульного корабля и уложил несколько турецких моряков, которые хотели надавить на гашетку. Когда пулеметный расчет все же занял свое законное место, катер окончательно вышел из сектора обстрела, отгородившись надстройкой турецкого корабля от напрасно стрекочущих стволов.
      - За что ребята боролись, на то и напоролись, - Катанга принес свои соболезнования турецкому флоту и приладил гидрофонные наушники к ушам.

      День второго сентября миновал. Наступила третья ночь сентября, за которой должен был последовать решающий день.
      Где-то при первых рассветных лучах усталый Катанга произнес:
      - Ну, кажется, я слышу нашу рыбку. Слегка побулькивает и попикивает где-то слева по борту, глубина футов двадцать-тридцать. Сейчас попробую взять ее пеленг.
      Тем временем на центральном посту немецкой подводной лодки гидроакустик обратился к командиру.
      - Господин капитан, нас опять преследует маломерное надводное судно. Я могу ошибиться, но, скорее всего, то самое, вчерашнее.
      Командир лодки оторвался от репитера гирокомпаса.
      - Всплываем под перископ.
      И трюмный старшина, торчавший неподалеку у распределительной колонки сжатого воздуха, получил команду на частичный продув цистерн.
      - Не ваши ли друзья увязались за нами? - поинтересовался командир лодки "U-46" у Райнгольда фон Урбаха.
      Лучший археолог фюрера заглянул в окуляр перископа и отшатнулся, заметно изменив цвет лица.
      - Джонс! Не может быть.
      Он вновь приник глазом к оптике, а голос его стал густым, театральным:
      - Этот жидомасонский демон просто неистребим!
      Капитан лодки за время перехода уже достаточно насладился чудачествами личного археолога фюрера.
      - Вы что, действительно узнаете парня, который стоит на палубе, различаете черты его нахальной физиономии?
      - Нет, не различаю, - вынужден был признаться Урбах. - Но я требую, чтобы вы немедленно уничтожили это суденышко. Торпедами или из пушки.
      - Сейчас мы бултыхаемся в греческих территориальных водах, господин Урбах, а с Грецией у Рейха пока мир-дружба, поэтому такие резкие движения нам противопоказаны. Мы следуем прежним курсом на Измир, а отловом этого катера пускай занимаются греки или турки.
      И перископ спрятался снова. Исчез и небольшой бурунчик, торопившийся по поверхности моря. Доктор Джонс оторвался от бинокля.
      - Кажется, мы не заинтересовали рыбку.
      Солнце давно преодолело верхушку неба, однако не убавило своей палящей силы. Стояла самая жаркая пора в этих краях, и практически все острова с островочками архипелага Южные Спорады превратились в кучи выжженного камня. Катанга, не снимающий наушников гидрофона, находился в мире подводных бесед, монологов, криков и прочих глубинных звуков. Индиана, желая быть немного полезным, крутил ручки радиостанции и вдруг наткнулся на какую-то итальянскую передачу…
      - Мистер Катанга, в одиннадцать по Гринвичу Британия объявила войну Германии, то же самое проделала Индия, Австралия и Новая Зеландия.
      Даже из-за такой сногсшибательной новости моряк не стал отрываться от наушников.
      - Удивительно лишь то, что папуасы еще никому ничего не объявили.
      - На носу мировая война, Катанга!
      - Это уж точно. И мы с вами, док, растолкав локтями всех патриотов, первыми ринулись в бой. В вашу честь на родине будет обязательно посажен дуб, а в мою - пальма.
      Не обращая внимания на подкол, профессор прокричал:
      - Мой папаша был прав! Все сходится! Надо открыть Ковчег не позднее трех дней от начала боевых действий!
      Капитан поморщился, он не любил, когда ему что-то объясняли на повышенных тонах. Особенно на борту судна.
      - Я понимаю, док, у вас перенапряжение всех сил, возможно, нервный срыв, но зачем меня-то пугать? Давайте сейчас хлебнем из фляжки, посмотрим на облака и угомонимся.
      Капитан достал откуда-то сосуд с утешительностью жидкостью, вытащил пробку большими зубами, доставшимися от деда-людоеда, и припал к горлышку. Стало ясно, что Катанга - чувствительный парень.
      Доктор Джонс действительно попытался зарядиться от небесного спокойствия, чтобы избавиться от болезненной крикливости.
      - Я понимаю, что если меня слушает человек со здоровым мозгом, он вряд ли уловит какую-либо связь между Ковчегом и боевыми действиями. Отдаю себе отчет в том, что буду сейчас говорить совершенно бездоказательные слова, но… Эта каша заварилась первого сентября. Сейчас пять пополудни третьего сентября, значит, в запасе у нас всего семь часов.
      Было заметно, что Индиана все-таки попал в цель честным предупреждением о "бездоказательности слов". Поерзав, моряк не выдержал:
      - Мистер Джонс, вы разбираетесь куда лучше меня во всех этих страшных пророчествах и прочих фокусах. Однако, единственное, что нам по силам в пять вечера третьего сентября - это попить чайку с кексами, которые еще не засохли. Еще мы можем проводить субмарину до какого-нибудь порта, а это, скорее всего, будет Измир. Там уж и попробуем перехватить реликвию.
      Катанга сунул в рот сигару, пытаясь сосредоточиться. Затем хотел вернуться к спокойной работе акустика. Но Индиана не дал ему трудиться. Потому что суп из слов кипел в нем и требовал выхода наружу. Апокриф правдив!
      Владыка страны гуннов, посланец Антихриста, готов проехаться по всему миру на своем бледном коне. И вот уже увеселительная прогулка началась в Польше. Отец поверил апокрифу не потому, что был параноиком или юродивым. Он просто работал с фактами, которые не лезли в общепринятые схемы и другими учеными отшвыривались как мусор. Чаша Грааля чуть было не насытила своей жизненной силой коричневую нелюдь. А сила эта, между прочим, поразительна - вылечила старика от смерти, когда тот лежал с пробоиной в груди. Хватило одного соприкосновения со Святой Кровью, чтобы рана, через которую со свистом выходил воздух, превратилась в несерьезную болячку. Так вот, гунн-Антихрист остался без Чаши и, соответственно, бессмертия лишь благодаря прозорливости Джонса-старшего. Папаша Генри, точно следуя апокрифу, искал камень, отмеченный Божьим Светом. И действительно, без камня Шанкары сынку его, Индиане, вовек бы не попасть в Камеру Карты. Именно энергия этого камня сжала координату времени и позволила проникнуть в тайны давно минувшего. А теперь сила Скрижалей Завета, которую давно уже почувствовал старший Джонс, должна вырваться и сжечь плотное облако зла, окутавшее Землю…
      - …но если мой отец и есть воин-монах Х.Иоанос из страны у пяти озер, тогда кто такой я? - искренне возмущался Индиана. - Почему же меня авторы апокрифа не предусмотрели?
      Катанга пялился на вдохновенно разглагольствующего археолога, как на некоего диковинного зверя. Но постепенно в глазах слушателя-зрителя стали распаляться огоньки религиозного возбуждения, которые отличают настоящих католиков. Красивые малопонятные слова и образы, льющиеся из чудака-археолога, успешно размачивали суровую морскую душу, отчего мгновенно прорастали зернышки, зароненные еще в невинном детстве.
      Тяжелый воздух джунглей, копья, стрелы, дубины, клыки, колючки, крючки, хоботки, челюсти, яйцеклады - все норовит ударить, оглушить, впиться, ужалить, отравить, отложить яички. Малыш Катанга бежит от этого безобразия под сень храма, туда, где легко дышится прохладой и не замечаешь своего болящего живота, расчесанной кожи, саднящих пяток. Где неземные лики уносят в мир золотистых грез, к небесному граду, который весь до последнего кирпичика создан силой Его заповедей.
      Капитан, правда, еще пытался переключить мозг в нормальный логический режим работы.
      - Может, и беспокоиться нечего? Наверное, Божественным промыслом изначально предопределено, что посланцу Антихриста ничего не светит и он получит по заднице. Насколько до меня дошло, в вашем священном апокрифе уже записано, как там все случится в далеком будущем.
      - Вряд ли, мистер Катанга! Люди, составившие апокриф, были уверены, что война неба и преисподней, сил "этой" и "другой" стороны, идет в мире без паузы и антракта. Что не будет ни мира, ни дружбы между теми, в кого вложены души ангелов, и теми, в ком сидят бесы. Короче, ни одной команде не гарантирована победа.
      Наконец капитан Катанга "взорвался", застучал кулаком по борту:
      - Не знаю, псих вы или нет, но я за вас! Раз в Измире будет поздно, мы уничтожим лодку сейчас! Затопим ее, и Ковчег не достанется берлинскому Антихристу!
      Индиана тоже застучал кулаком, только не от радости, а от душевных содроганий. Лилиан! Она обречена утонуть вместе с субмариной!
      Убить свою женщину фактически ради идеи - вместо того, чтоб при любой войне жить счастливо, спрятавшись где-нибудь на Лимпопо или в Гренландии?
      Но, скорее всего, счастливо бы не получилось. Ведь в то же самое время бесы кромсали бы и раздирали мир, как стая гиен. И в какую щель не заползи, мысль о том, что это происходит по ТВОЕЙ ВИНЕ, жгла бы мозг.
      - Приступим немедленно, - надтреснуто произнес Индиана Джонс. - После наступления темноты, когда немец всплывет, с ним уже не управиться.
      По правилам охоты на подводного зверя бомбы должны лечь так, чтобы ему некуда было деваться. Пяти фугасов для этого совершенно недостаточно. Но расчет делался на эффект неожиданности. И вот, когда солнце стало прощаться с небосводом, изливая розово-изумрудные реки, черные цилиндры принялись довольно кротко плюхаться в воду. Спустя же пятнадцать-двадцать секунд снизу поднимались не слишком большие буруны, а Катанга болезненно морщился в своих наушниках.