Пока Питхор Иосепт пробирался к Воротам Добродетельного Служения, ему все мнилось, что шагает он слишком поспешно, чем выдает себя, что вот-вот забегают служители и стражники с воплями: "Святотатец в Доме Владыки".
      Но обошлось, "святотатец" покинул ворота и заторопился, насколько это было возможно, не переходя на бег, по мощенным мрамором улицам Пер-Рамзеса…

      После похода в храм крестоносцев Индиана Джонс лежал пластом в номере убогой искендеронской гостиницы, поднимаясь лишь для того, чтобы укусить лепешку, глотнуть виски или раскурить сигару. Обморочный сон сменялся жутковатыми видениями и наоборот. То тебе картинки из древнеегипетской жизни: парадный выход фараона, кормление мумии, звериноголовые боги и все такое прочее; то кошмары на тему первого крестового похода: скачущая лава арабской конницы, режущий уши визг, оскаленные зубы и сабельный свист. Потом хруст костей и пространство под веками заполняется красноватым сиянием. И снова провал…
      Сил не хватало даже на то, чтобы снять шляпу.
      Откуда-то в его комнате появлялись бутылки любимого виски "Джонни Уокер", довольно свежая еда, кто-то платил за его проживание и забирал пустую стеклотару. Это происходило как бы само собой, что вполне устраивало доктора Джонса. Ему не хотелось думать о мелочах. Иногда больному казалось, что кто-то стоит рядом с его койкой и о чем-то настойчиво спрашивает. Но именно в это время Индиана находился в забытьи и слова долетали до него лишь в виде неясного рокота.
      Течение его болезни было, конечно, странным, но не более, чем все происшедшее с ним ранее.
      Когда череда провалов и кошмаров прекратилась, когда доктор Джонс очухался настолько, что даже решил побриться, то обнаружил у себя в номере…
      Клопика! Которого сейчас за незначительный вес можно было прозвать Микробиком. А еще сержанта-гориллу вместе с холмами плеч и невыделяющейся на их фоне головой. Похоже, Чак Питерс был приставлен к мальчику в провожатые.
      - Клопик, ты по-прежнему жульничаешь при игре в покер?
      Это были первые слова выздоравливающего Индианы, а первый его вопрос звучал так:
      - Где мой папа?
      - Мистер Джонс в госпитале, где же ему еще быть.
      Обезьяночеловек Питерс все-таки умел разговаривать, и голос у него был совсем не грозный бас, а тихий скромный тенорок. Тщательно подумав, сержант добавил:
      - Все у вашего отца не как у людей. Пуля пробила ему правое легкое навылет. Однако пневмоторакс был минимальный и никаких сгустков крови. Обошлось без инфекций и даже нагноения, хотя в руках у докторов мистер Джонс оказался лишь спустя двенадцать часов после ранения. Но врачи меня уверяли, что после ранения прошло не меньше двух недель и должно быть пациента уже лечили опытные хирурги, ведь входное отверстие успело стать махоньким розоватым рубчиком. А выходное отверстие сократилось с трех дюймов до одного! И это у дряхлого в общем-то человека… Вы что, мумие прикладывали?
      - Есть многое на свете, друг мой Питерс, что и не снилось вашим мудрецам, - Индиана машинально перефразировал Шекспира. - Но к сожалению, у меня в голове полный нуль насчет того, что случилось с нами на двенадцатом часу перехода. Помню только, отец бредил. Он хихикал и спорил сам с собой о причинах возвышения храма Амона при Рамзесе Великом. А полуобморочный Маркус просто болтался на сидении… Еще помню, как отец вдруг заявил: "Соотечественники. Братья, а также сестры. В этот знаменательный день лишь дебилу покажется остроумным пускать солнечные зайчики." После таких слов я отрубился…
      - Наверное, мистер Джонс заметил блики на переднем стекле моего автомобиля, - без особого восторга поделился сержант.
      - И я там сидел, - вклинился Клопик, - это я заметил голову мистера Броуди, только принял ее сначала за тыкву.
      А Чак Питерс, укоризненно взглянув на мальчика-озорника, вернулся к вопросу чудесного исцеления старого профессора.
      - Врачи говорят, что через три дня мы можем его забирать. Тем более, что он позволил себе некие шалости в отношении медсестры из немецкого Красного Креста. Этого даже мусульмане себе не позволяют.
      - Значит, он действительно на верном пути к выздоровлению, подытожил Индиана и переключился на менее срамную тему. - Ну, и все-таки, мистер Питерс, как ваш пускающий зайчики автомобиль повстречался с нашей живописной тройкой?
      - На самом деле мы следили за Бьюкененом, - стал вежливо объяснять сержант. - Вначале ФБР заинтересовалось его обширной перепиской с немецкими учеными довольно сомнительной репутации. Потом этот лягушатник Ренар возник словно из тумана и кинулся скупать раннехристианские реликвии. Ренар - приятель Бьюкенена, между прочим. Якобы доктор, но ничего кроме нескольких маловразумительных статей в германских журналах трехлетней давности мы не нашли. Причем, все они были о прародине арийцев на Гобийском Алтае. Бредятина полная, тьфу на нее. Существовал, правда, еще египтолог Ренар, только бельгиец, которого задушили придурочные феллахи во время раскопок в Абидосе конца двадцатых годов.
      - Все-таки наша родная разведка самая гуманная разведка в мире, - без особой радости заметил доктор Джонс. - Ей стыдно за кем-либо следить слишком пристально. К вашему сведению, предатель американского народа мистер Бьюкенен успел совершить все дурнопахнущие дела,которые планировал. Сейчас он, наверное, рапортует о перевыполнении плана одному большому начальнику по имени Вельзевул. И мисс Шнайдер тоже… Эльза, Эльза, угораздило бы тебя родиться в Старфорде, штат Иллинойс. Твой папа у нас торговал бы, наверное, средством от клопов и другими колдовскими товарами.
      - Эльза Шнайдер… - сержант словно попробовал имя на вкус. - Немка? Из Аненэрбе? Значит, и Бьюкенен работал на это шарлатанское гнездо? Хорошо, что вы, сэр, и мистер Джонс-старший, так сказать, живы и можете давать показания, то есть расскажете обо всем.
      - Да уж, мой папаша вам расскажет и покажет… Чак, давай все-таки оставим церемонии, без "сэров" обойдемся. Так проще.
      Сержант кивнул своей невыделяющейся головой, несколько зардевшись от смущения.
      - Если ты не против, Чак, я отработаю затраты министерства ВВС на поиски и содержание семьи Джонсов только устным рассказом. По рукам?
      И в течение следующего часа Индиана излагал то, чему был свидетелем после расставания с родной разведкой в городе Стамбуле. Естественно, опуская интимные детали.
      Как ни странно, остросюжетная повесть из жизни археолога особого впечатления на сержанта Питерса не произвела.Он даже казался разочарованным, как человек, который купил билет на полицейский боевик, а посмотрел любовную драму.
      - Так чего ж тебе надо, Чак? - озадачился доктор Джонс.
      Сержант клонил свою аккуратную головенку то на одно мощное плечо, то на другое. И наконец произнес ключевые слова.
      - Я был уверен, как и полковник Фэйрстоун, как и мой отец, вернее, майор Питерс, что деятельность так называемого института Аненэрбе и его археологов всего лишь ПРИКРЫТИЕ, очень хитрая крыша для серьезных разведывательных операций Германии по всему миру. Я в этом уверен до сих пор. Гляньте, в каких районах немцы занимаются своими изысканиями? Непал как раз то место, где в будущей войне должны соединиться немецкие армии, наступающие через Переднюю Азию, с японскими частями, двигающимися через Китай. Само собой, нацисты хотят войти в доверие к различным антибританским силам, пусть даже и поклонникам Кали. Или возьмем южную Турцию…
      Сержант, прервавшись, жестом отправил Клопика к дверям - прислушаться - сам же осторожно отодвинул занавеску на окне и обозрел улицу.
      - Именно сюда придется удар англо-французских войск, базирующихся в Сирии и Палестине. Немцам надо проверить, насколько прочен их союзник, где бы неплохо врыть доты и устроить опорные пункты. Иначе не может быть, ну, не психи же руководят великой державой Германией!
      Индиана Джонс не без удовольствия раскурил сигару и ограничился репликой:
      - Что ж, Чак, по-своему ты прав.
      - А мы к вам в гости ходили все время, - звонким голосом заявил Клопик. Он все пытался встрять между взрослыми и наконец у него получилось. - Хотя вы нас совершенно не узнавали и называли какими-то подозрительными именами: Птахотеп, Мериамон…
      - Так это вы меня кормили?
      - И поили тоже, - вредно хихикнул мистер Лопсанг. - Вы, доктор Джонс, умеете пить виски даже в спящем состоянии.
      - Ты мне и в могилку пару бутылок опусти. Авось пригодятся, - заранее попросил археолог. - Кстати, откуда ты взялся, Дорджи?
      И Клопик поведал историю Клопика.
      Ему удалось удрать из немецкой резидентуры, что располагалась неподалеку от Стамбула и была замаскирована под дом богатого бая. Причем после того, как пришлось проторчать там почти неделю в роли важного пленника.
      Почему немцы не пристукнули мальчонку? Доктор Джонс догадывался, каков ответ на этот вопрос.
      Они были заинтригованы тем, что пацану удалось выдернуть из состояния "калимайя" двоих человек. Ничего подобного нацистам, экспериментировавшим с огнем и кислотой в своих концлагерях, достичь не удавалось. Очевидно, простодушные люди Гиммлера уверились, что ребенок связан с тибетскими центрами сокровенных сил - Шамбалой и Агартхи.
      Клопик смылся через чердак резидентуры во время грозы. Красивый кипарис был срезан молнией, в падении раскурочил забор и уронил крону прямо на крышу немецко-фашистского дома. Клопик не был бы собой, кабы не воспользовался такой "упавшей с небес" возможностью.
      На чердаке, правда, присутствовал охранник, но мальчик крупно озадачил этого человека. Удар детской головенкой был точным и выверенным, как мазок японского каллиграфа, и пришелся на самую уязвимую деталь у мужчины. (Просто рост не позволял нанести более честный удар.)
      Избавившись от назойливой опеки, пацан выскочил в окно, пробежался по веткам и стволу прямо на волю - туда, где нет конвоя и трехразового питания.
      "Пруха есть пруха", - так охарактеризовал свой побег мальчик. Наверное, прав был штурмбанфюрер Хорхер, когда считал, что Индиане и его дружкам сопутствует удача гораздо чаще, чем полагается по теории вероятностей.
      Мистер Лопсанг пешим ходом, бегом и на запятках добрался до Стамбула. Однако после геройской гибели майора Билла Питерса, не сработала ни одна старая явка, ни один тайник не лелеял в себе никаких указаний для юного агента. В американском посольстве мальца просто отвадили пинками. Оставалось последнее - связаться с полковником Фэйрстоуном в Вашингтоне, который являлся начальником Билла Питерса, а следовательно и самого мистера Лопсанга. Причем, если майор Питерс гималайскому беспризорнику заменял папу, то далекий полковник явно тянул на роль дедушки. К тому же работавший в Вашингтоне "дедушка", в отличие от остальных друзей и соратников, никуда не мог исчезнуть. Чтобы воспользоваться услугами международной почты, надо было разжиться несколькими монетами. Клопик прибег к своим старинным навыкам и пытался почистить на базаре одного торгаша. Но воровство ради дела мира и прогресса не состоялось. Когда детская ручонка уже пробралась в чужой карман, маленького разведчика вспугнул кто-то похожий на немца. Над самым ухом прозвучал противный голос: "Хороши малшик так не поступаль", Клопик дернулся и попался.
      Торговец, как выяснилось, по большому счету был незлым человеком. Он и его холуи колотили мистера Лопсанга пятками и ладонями в пределах десяти минут. К тому же торговец оказался караванщиком и взял воришку к себе, причем на должность шута.
      Но в Ираке налетели бедуины, шлепнули караванщика и забрали Клопика в рабство. Бедуины давно кочевали, с деньгами у них сделалось худо, поэтому они заставляли мистера Лопсанга тибрить для себя на базарах разные полезные вещи, начиная от сигарет и кончая леденцами. Эти люди с винтовками и саблями хороши были лишь тем, что невольно обучили Дорджи арабскому языку.
      Бедуины добрались до Палестины, там по своему обыкновению пытались совершить "квартирную кражу" и влезли в один крестьянский дом, стоявший на отшибе. Но дом оказался полон бойцов еврейской партизанской армии Хагана. Дело приняло серьезный оборот и бедуины получили по дырке во лбу. Клопик тем временем смылся с места действия и добрался на перекладных до Иерусалима. Там его заметил офицер из английского штаба, признал в нем тибетскую национальность, и, заинтересовавшись таким этнографическим казусом, забрал парнишку к себе на должность "боя".
      Наконец Клопик заработал честным трудом слуги несколько шиллингов, на которые смог отправить телеграмму далекому "дедушке" Фэйрстоуну. Каково же было удивление англичанина, как вытянулось его и без того лошадиное лицо, когда в один прекрасный момент к Клопику явился здоровенный американец. Заокеанский гость имел паспорт на имя Роберта Хэмфри, но являлся по сути сержантом Чаком Питерсом.
      Когда мистер Лопсанг оттараторил свое, сержант, уставший от обилия слов, стал собираться.
      - Куда? - полюбопытствовал Индиана.
      - К папаше вашему. Сейчас его сторожат двое курдов, и все-таки… Это ж ключевой человек.
      Доктор Джонс хотел было оскорбится подчеркнутым невниманием к собственной персоне, но тут сержант снова повторил "к папаше" и его твердое лицо вдруг как-то обвисло.
      - Чак, знаешь, - произнес Индиана, - в свое время я не смог тебе сказать кое-что, а теперь уже вроде поздновато. Но все-таки, твой отец был… надежным человеком. В нем сочеталось то хорошее, что есть в людях, и лучшее из того, что имеется в американцах. В общем, прими мои соболезнования.

      Присутствующие в комнате помолчали, уткнувшись взглядами в серую гладь стены. Наконец, сержант оборвал паузу и поинтересовался. Вероятно для того, чтобы уйти наиболее культурным образом.
      - Чем ты собираешься заниматься, Индиана?
      - Тем, чем стоило бы заняться американской спецслужбе. Я собираюсь найти Лилиан.
      Сержант воспринял упрек довольно лично и, весьма разгорячившись, стал распространяться о том, что Америка, согласно международному праву, не может в чужом государстве заниматься облавами и прочесываниями. Что были сделаны через Госдепартамент все необходимые запросы турецкому правительству. Что собирали информацию через… ну, сами понимаете, через кого… Наконец, что разведка в состоянии и сейчас посодействовать Индиане. В Стамбуле осталось в заначке несколько крепких ребят и вдобавок есть выход на начальника городской полиции.
      - Стамбул годится для поисков не более, чем Аман, Париж и Рим! нетерпимо отозвался доктор Джонс. - Я же рассказывал, Лилиан должны были отправить вместе с багажом Урбаха в Египет. Поступили так нацисты или не так, неизвестно… Но зато доподлинно известно, что мне понадобится пара тысяч долларов, которые я остался должен мисс Кэмден - вместе с правительством Соединенных Штатов.
      Сержант Питерс вздохнул, грустно как тень из преисподней.
      - Правительство Соединенных Штатов может вам предоставить сейчас тысячу долларов и… потолковать с руководством университета, чтобы у вас не возникли проблемы с трудоустройством по возвращении в город Чикаго.
      И горилла Питерс выписал чек на имя Джонса для предъявления в любое из отделений "Чейз Манхэттэн Бэнк".
      - Да, негусто, если не сказать большего, - протянул разочарованный археолог.
      - Но зато у вас есть мистер Лопсанг. Разве он не стоит тысячи долларов?..
      Чак Питерс закруглился на этой эффектной фразе и заторопился в госпиталь. Следом за ним вприпрыжку отправился мистер Лопсанг.
      Волевой импульс, потраченный на общение, полностью иссяк. Индиана Джонс скоренько направился к койке и перевел свое тело в спасительное лежачее положение. При этом его рука случайно попала под подушку. Или нет, его рука, следуя детской еще привычке, сама направилась под подушку. И кончикам пальцев стало больно, потому что они уткнулись в какую-то твердь, непонятным образом оказавшуюся в мягком объеме постели. Озлившийся профессор из последних сил отшвырнул подушку… и в глаза его влетел ошеломляющий образ камня. Под подушкой покоился Шива-линга. А если точнее, камень Шанкары.
      Именно он. Непонятно каким образом обработанный и отполированный обсидиан со спиралевидной насечкой. Но ведь два камня Шанкары утопли в реке, где крокодилов было больше, чем болельщиков на футбольном матче! А третий - сгоряча, из ложно понятого гуманизма - был возвращен в деревню.
      На мгновение доктору Джонсу показалось, что он выпил кварту виски, потому что в умственном пространстве головы не было ни идей, ни предположений, лишь стойкий, почти вещественный гул.
      Индиана покатал камень между ладоней, гул унялся и в мозги смогла постучатся первая мысль.
      Камень Шанкары кто-то засунул под подушку, когда голова профессора, вернее, кастрюля, полная бреда, - елозила по подушке. Первая мысль потянула и вторую. Что, если сам бред на историческую тему, все эти кошмары, видения, мороки, связаны с присутствием магического камня в постели?
      Услужливая память выдала справку. Камень Шанкары - это не просто Шива-линга, а Шива-линга в квадрате, это не только предмет фаллического культа, но и символ творческой энергии. Однако, если верить Эйнштейну, мощная энергия способна сжимать время. Если бы кто-нибудь носился вокруг Земли со световой скоростью и смотрел бы на события сверху, в мощный телескоп, то вся наша многовековая история сжалась бы в один день. Конечно, лишь для этого сверхскоростного летуна…
      Утомительные рассуждения по поводу теории относительности неожиданно сыграли роль снотворного.
      Доктора Джонса от вполне здорового сна отвлек Чак Питерс. Он возник в комнате с неожиданностью летучей обезьяны из сказок Фрэнка Баума и протянул письмо. Индиана хотел было поинтересоваться у гостя насчет появления Шива-линги, но догадался, что серьезному и ответственному разведчику Питерсу конечно же не до розыгрышей и мистификаций. Поэтому просто принял из огромных лап сержанта запечатанный конверт и заодно - вот это номер! - "медальон", часть головного убора бога Ра.
      - Твой папаша отписал, - по-доброму усмехнулся Чак Питерс. - Сочинил заранее, но с таким волнением торопил, что мне пришлось сразу по солнцепеку к тебе топать.
      - Разведка прочитала? - задал необязательный вопрос Индиана.
      - Пришлось по долгу службы, - признался виновато вздохнувший сержант, несмотря на то, что конверт выглядел вполне заклеенным.
      - Ну и как?
      - Жалко мне вас, археологов, все-таки проглядывается сходство меж вами и наркоманами.
      А в письме значилось следующее:
      "Дорогой сын. К сожалению за то время, что мы были с тобой знакомы, мне не представился удобный случай ввести тебя в курс своих научных интересов. А ведь они в конце концов поставили меня в центр событий, влияющих на ход мировой истории. В какой-то степени некое мое отчуждение от твоей жизни и было связано с нежеланием подвергать тебя опасностям, вытекающим из моего положения. Однако я отчасти заблуждался, мои представления были упрощенными - ведь те силы, что влияют на меня, неизбежно вовлекли в свой круговорот и тебя.
      Я знаю, что ты частенько без спросу рылся в моих книгах и наверняка тебе попадалась моя статья в журнале Национальной Исторической Ассоциации, посвященная раскопкам в Танисе середины двадцатых годов.
      А раз она тебе попадалась, ты должен был отложить сведения из нее в дальнем уголке своей памяти. Я знаю, что ты ничего не забываешь - ни сведений, ни обид.
      Часть головного убора статуи Амона-Ра тогда настолько поразила меня, что я не удержался от публикации статьи о ней в открытой прессе. Увы, сей факт принес мне немалый ущерб впоследствии. Эта вещица, напоминающая медальон, имела, помимо кварцевого кристалла в середине, сотню букв еврейского алфавита на ободке. Причем только часть из них складывалась в осмысленные слова, а остальные скорее всего представляли собой некую шифровку.
      Распознанные слова образовали такие вот фразы: "Образ солнца, утвердившись на посохе идола над образом города, в час свидания с небесным огнем пустит сияющую стрелу в образ Сокрытого Сокровища. Человек, который имеет Силу, данную свыше, сможет извлечь Сокровище из Обители Умерших Душ".
      Долгое время я считал этот фрагмент неким отголоском хтонических мифов, но потом все-таки догадался - речь-то идет о самом настоящем кладе. Очевидно, в некоем помещении, имеющем проем двери или окна, имеется макет или карта города Таниса, вернее Пер-Рамзеса. Когда солнечный свет пройдет через этот проем и угодит в медальон, водруженный на шест, то кристалл преломит луч. Преломленный луч и высветит точку нахождения так называемого Сокровища на карте или макете города.
      Я догадался и о том, что под Сокрытым Сокровищем надо понимать Скрижали Завета. Ведь они по логике вещей должны находится как раз в Пер-Рамзесе. Но это понимание пришло ко мне лишь пять лет назад. У меня до сих пор нет четких научных доказательств, что все обстоит именно так, однако и нацисты со мной вполне согласны.
      И я, и люди Гиммлера заметили, что после разорения Иерусалима фараоном Шешонком НИКАКИХ упоминаний о величайшей святыне Израиля в библии нет.
      Скрижали Завета были не просто сводом правил хорошего поведения и мышления, они являлись Импульсом, который изменил весь мир и избавил его от нового потопа. Так и сейчас - лишь новый божественный Импульс может остановить грехопадение всей планеты. И покоится Сила впесках
      Пер-Рамзеса, в Обители Умерших Душ. Археологическое чутье подсказывает мне, что эта Обитель символизирует загробное царство и представляет собой не что иное как храм Ра-Озириса.
      Открыт пока вопрос о местонахождении камеры с макетом или картой города. Я думаю, что откопать ее помогут не только знания, но и - стыдно писать это слово - магия. Камень, отмеченный Божественным Светом - вот отмычка к Камере Карты. Это недвусмысленно следует из апокрифа тамплиеров.
      А теперь, сын, перехожу к самому главному. Много лет я готовился к тому, чтобы поднять из тьмы веков Ковчег Завета. Однако сейчас я повержен, в то время как решающая битва может разразиться в любой час, любую минуту. По всему миру с оружия снимают чехлы. Между тем Сила Скрижалей должна быть выпущена в мир "не позднее, чем через три дня после того как вождь страны гуннов двинется в великий и кровавый поход". Так сказано в дотоле неизвестном тебе фрагменте тамплиерского апокрифа. (Жаль, что тебе не довелось прочитать этот документ до конца, в чем, естественно, нет твоей вины.)
      Три дня, Инди, всего три дня после начала великой войны - таков последний срок, чтобы освободить Свет, сокрытый в Ковчеге. Поэтому я хочу (как ни больно мне это писать), чтобы мою работу исполнил ты, сын, причем с максимальной скоростью."
      - Значит, изменить ход истории я должен на тысячу долларов? - всерьез поинтересовался доктор Джонс у сержанта Питерса.
      - Моисей поднялся на вершину горы Синай, чтобы получить инструкции у Господа Бога, не взяв у своего племени ни одного доллара, - совершенно справедливо произнес Чак Питерс, хотя и пошутил. А затем продолжил безо всякой иронии, сочувственным голосом психиатра: - Вот ты и заразился, Индиана, очередной блажью. Надеешься, что выудишь из танисского песка Ковчег Господа Бога и заодно встретишь в солнечном Египте распрекрасную Лилиан? Сам-то старый профессор, небось, никуда не помчится… Да, я согласен, есть у нас сведения, что нацисты вовсю ведут изыскания в Танисе…
      - Уже?! - Индиана встрепенулся так,будто его приласкал скат-хвостокол.
      - Вот именно "уже". Закогтили здоровенный кусок территории, обнесли колючей проволокой, оформили это вполне законным образом, как археологические работы. Да только не Ковчег они там выкапывают, наверняка проводят рекогносцировку местности, чтобы строить во время будущей войны аэродромы.
      - И как, американская разведка навострила в Танис свои лыжи?
      - Скорее британская контрразведка. А у меня вот что, - сержант помахал какой-то бумажкой. - Только-только прилетела, шифровка из Вашингтона. Группа "Сигма" РАСФОРМИРОВАНА из-за нехватки средств и малой эффективности работы. Всем домой. Поэтому я тебе и отдал медальон. Незачем ему в архиве пылиться, пусть работает.
      После горьких этих слов сержант съежился как проколотый шарик и понуро скользнул из комнаты.
      Майор Питерс геройски пал, "Сигма" расформирована, - обиженно подумал Индиана. - Сержант ушел… Честные, благоразумные, очень трезвые люди из Вашингтона не разобрались с тем, что клубится в гнилых мозгах нацистов и оставили доктора Джонса один на один с немецкой археологической машиной. Теперь он воин-одиночка…
      Воин несколько раз подпрыгнул на койке. Потом, словно подкачав откуда-то силу, бодро тронулся к шкафу. Куртка, ботинки и даже верный кнут оказались на месте.
      Когда доктор Джонс был настолько одет, что оставалось только поправить шляпу, дверь приотворилась и в щели показалась голова Клопика.
      - А как же я, мистер Джонс?

      На причале в Искендероне их провожал ветер из Сирийской пустыни, который подметал грязные-грязные припортовые улочки большой-пребольшой метлой. В Порт-Саиде встречал ветер из Аравийской пустыни, такой же тяжелый и грязный. Путь до Каира вился по усыпанной щебенкой дороге между мрачноватых гранитных скал, а потом через плато - иссеченное ущельями будто резаными ранами. Когда-то, в благословенные времена фараонов, здесь зеленели платаны, дубы и сикоморы; и, полные ила, мягко текли плодородные воды многочисленных рек; сейчас же оставалась только игра света и тени. За бортом грузовичка мертвые каменистые равнины помаленьку превращались в орошаемые хлопковые поля, от белизны которых быстро уставали глаза. Там и сям с водосточными канавками и водоподъемными журавлями-шадуфами упорно возились пыльные крестьяне. Все говорило о приближении Нила.