Майор Питерс все-таки отпустил их прогуляться по городу, несмотря на грозную новость. Но не сразу. Профессору Джонсу пришлось испытать несколько малоприятных минут, прежде чем он убедил разведчика в своем праве быть свободным человеком. Впрочем, те же минуты были для разведчика ничуть не более приятны. Он согласился, лишь когда Азиза предложила свои услуги сопровождающего лица: очевидно, такая охрана показалась ему достаточно надежной. Кроме того, нечего было возразить на решающий аргумент профессора: мол, Стамбул гигантский город, а штаб американской резидентуры прекрасно законспирирован усилиями шефа, замечательного профессионала майора Питерса. И еще состоялся такой обмен репликами:
      - Вы же утверждали, майор, что Хорхер является резидентом по Тибету? Что он делает в Турции?
      - А я, по-вашему, что делаю в Турции?
      - Вы, по-моему, занимаетесь импортно-экспортными операциями. А вот Хорхера, очевидно, повысили в должности. В отличие от вас.
      - Я думаю, доктор Джонс, что на самом деле наши сведения относительно истинной должности этого немца просто-напросто неточны. Вы согласны?..
      Супруга господина Бирета оделась подобающим образом: поверх обязательных шальваров и рубахи - длинное, до пят, платье-энтари с тремя разрезами от талии до подола, двумя боковыми и одним передним. По случаю прохладной погоды женщина утеплилась богатым жакетом, одетым поверх платья. На голове у нее была женская феска, украшенная золотом. Она хорошо смотрелась, в отличии от Лилиан, которая не имела возможности сменить вечерний наряд на утренний, а утренний на дневной.
      Дом преуспевающего турецкого бизнесмена так же хорошо смотрелся при свете дня. Вчерашним вечером была не видна отделка керамической плиткой голубой и зеленой, национальных цветов турок.
      Гости, ведомые хозяйкой дома, удалились в сторону центра. Навстречу тянулись многочисленные мечети с заостренными, похожими на карандаши, минаретами. Караван-сараи, фонтаны, сводчатые базары, бани. Остатки крепостных стен, сохранившиеся с византийских времен. Снова мечети… Профессор Джонс, увлекшись незаметно для себя, рассказывал Азизе - ну, и Лилиан с Клопиком заодно, - о достопримечательностях города и страны. О том, что плохой Стамбул раньше был хорошим Константинополем, и что большинство местных мечетей - это переделанные христианские храмы; о том, что вон там, через бухту, на мысе Сарай находится султанский дворец Топканы, в музее которого собрана одна из богатейших в мире коллекций древностей; о том, что неподалеку, на азиатской территории Турции, когда-то стоял легендарный город Троя, одним из символов которого была свастика… Когда профессор Джонс заговорил о богатствах царя Креза, правителя древней Лидии, мисс Кэмден заявила, что ее тошнит от теории, и она желает практики. Путешественники как раз проходили мимо банковского отделения "Бэнк Америка", и Лилиан с ходу зарулила туда. Индиана подумал и остался на улице. Азиза подумала и осталась с Индианой. Клопик успел побывать и там, и там.
      Отделение банка состояло из двух подозрительных комнат, арендованных на первом этаже отеля европейского типа. На другой стороне улицы молодой турок, встав коленями на молитвенный коврик, творил один из пяти намазов, не обращая внимания на прохожих. "Вы шефу рассказывали что-то о Третьем Рейхе, - начала светски общаться жена господина Бирета. - Мне, честно, давно интересно…", однако доктор Джонс вновь не успел поделиться знаниями с людьми, потому что Лилиан уже вышла.
      Все было в порядке. Она положила свои три тысячи долларов в надежный американский банк, и когда приедет погостить в Соединенные Штаты, снимет их со счета. Джонс проверил выданные ей документы - действительно, все было в порядке.
      Затем обошли трехэтажное здание кругом, и выяснилось, что это, собственно, тот самый отель, в котором Джонс вчера вечером воспользовался услугами почтового отделения.
      Теперь Джонс пошел внутрь, а все прочие остались снаружи.
      Точнее было не так. Прежде, чем отпустить Индиану разбираться со своими делами, мисс Кэмден отвела его в сторону от попутчиков и сказала, откровенно глядя ему в глаза:
      - Этот лейтенант ВВС слишком молод для тебя.
      - А может, слишком умен, - предположил Индиана.
      - И это тоже. Короче, тебе нужна совсем другая женщина, твоего круга.
      - Конечно, - согласился Индиана. - Поглупее и постарее. Я, кстати, давно присматриваюсь к тебе, и мне начинает казаться… - он замолчал, мучительно вспоминая, что говорят в таких случаях.
      - Ты хочешь сказать, что я достаточно отвратительна, чтобы подойти такому ничтожеству, как ты?
      - Еще немного, и я испугаюсь, что ты тоже слишком умна.
      Они неотрывно смотрели друг другу в глаза.
      - И вообще, мне надоело бродить по этому дурацкому Стамбулу, капризно заявила женщина. - Я хочу лечь на часок в кровать и отдохнуть.
      - Ты же вроде бы выспалась за ночь, - напомнил Индиана.
      - Естественно, я наконец-то выспалась, иначе какой смысл ложиться отдыхать? И чтобы нам с тобой никто не мешал.
      - Я быстро, - невпопад ответил ей мужчина.
      Только после этого короткого эпизода он пошел на почту.
      Лилиан и Клопик остались снаружи - беседовать с лейтенантом ВВС о Третьем Рейхе и вспоминать недавнюю лекцию профессора Джонса о проблемах эклектичности в местной архитектуре.
      Напротив входа в отель молился на коврике другой молодой человек, застигнутый в пути положенным часом - точная копия предыдущего, который был позади здания.
      Ответ из Чикаго уже поступил. Джи-Си Бьюкенен радостно сообщал, не скупясь ни на слова, ни на эквивалентные им центы, что согласен на любые условия дорогого Инди, а вся необходимая информация по проекту находится у доктора Шнайдер, ассистента пропавшего Генри Джонса. Доктор Шнайдер в настоящий момент работает в Венеции. Вот адрес, а вот денежный перевод на билет до Италии. Доктор Шнайдер будет с нетерпением ждать прибытия своего нового шефа. "В какую авантюру я ввязываюсь!" - подумал археолог, рассматривая текст телеграммы. Чаша Грааля… Сначала отец попался на эту удочку, а теперь, похоже и сына зацепило… "Доктор Шнайдер". Немец, надо полагать? Опять немец. Всюду они, представители чистой породы, надежда и опора трухлявого человечества, никуда от них не деться… Индиана составил текст собственных телеграмм и отдал их клерку. Он отправил сообщения двум адресатам: первым был менеджер Бьюкенен, а вторым - Маркус Броуди. Другу отца Индиана предложил удобный вариант: тот может послать письмо в Венецию, на имя Джонса, до-востребования, если же позарез нужна личная встреча, то через две недели, также в Венеции, Маркуса Броуди будет ждать на главной почте города конверт с адресом Джонса.
      Покончив с делами, профессор с некоторым томлением в членах вспомнил, что его ждут. Что он обещал быстро. Что давно пора лечь отдыхать - если уж привалило счастье как следует выспаться. Он удивился сам себе: откуда это нетерпение? Словно двадцатилетний мальчишка университетского периода проснулся в нем. Улыбаясь, профессор Джонс поспешил на улицу, и только тогда услышал крики.
      Не крики - вопли. Сквозь стекло было видно, как четверо восточных мужчин совсем с не восточным гостеприимством тащат вырывающихся Лилиан и Клопика. Женщина и мальчик тоскливо визжали. Еще двое пытались скрутить Азизу, но, похоже, не на ту напали. Похоже даже, что лейтенант ВВС их избивала, собираясь вот-вот прийти на помощь двум другим жертвам нападения.
      Негостеприимные стамбульские мужчины были одеты в халаты с ярко вышитыми павлинами.
      - Эй, - заторможенно сказал профессор, - вы чего, парни?
      Не ожидал он такой подлости, совершенно не был готов.
      Тут закричали сзади него - это клерк привстал над стойкой, чтобы посмотреть, и вдруг исказился юным лицом:
      - Курды! Террористы! - после чего исчез среди стульев.
      Через секунду профессор был уже на улице. Через две секунды он обо что-то споткнулся и обо что-то ударился грудью. Вот ведь не везет! Краем глаза он успел заметить, что споткнуться ему помогла нога в потрепанном, давно не стиранном шальваре, а удариться - предусмотрительно подставленная дубинка. Затем дубинку уронили ему на голову, и профессор временно забыл, что нужно делать в подобных ситуациях. Он расслабился на пыльных камнях, отдыхая от суеты, разглядывая ботинки рядом со своим лицом, затем, когда его перевернули, увидел небо и облака. Еще он увидел молодого человека, заботливо склонившегося над ним, обшаривающего карманы его куртки. Молодой человек был тем самым образцовым мусульманином, самозабвенно молящимся рядом с отелем…
      "Индиана!" - визжала Лилиан; "Доктор Джонс!" - сходил с ума Клопик; и тогда упавший человек вяло повернул голову. Мисс Кэмден и мистера Лопсанга нигде не было, зато в поле зрения профессора попала Азиза. Тренированная супруга господина Бирета как раз утянула одного из наглецов на землю, уперевшись изящной ножкой тому в живот, и совершила задний кувырок. Бросок через голову, - автоматически прокомментировал профессор. Чисто исполнено. С переходом на удушающий - то есть захват ногами шеи соперника. Второй из наглецов, напавших на лейтенанта ВВС, слабо шевелился, вытирал халатом землю - очевидно, тоже прилег отдохнуть. Искусно вышитый павлин навсегда потерял свою красоту. Секта езидов, - подумал профессор. Символ - павлин. Курды… Молодой террорист, забывший Аллаха вместе с ковриком, сиротливо лежавшим на противоположной стороне улицы, уже закончил исследовать куртку профессора и решил проверить, не найдется ли чего под курткой. Тогда профессор его и ударил. Ногой в пах - просто, без лишнего эстетства. Этого вполне хватает, если точно.
      Профессор был точен.
      - Лили! - крикнул он, мучительно поднимаясь.
      Нет ответа. Равно как и Лилиан.
      - Азиза! - крикнул он. - Где Лилиан?
      Та была занята. Впрочем, как выяснилось, удушающий прием был лишним эстетством, потому что возник второй молодой человек - тот, который молился на коврике позади отеля. Возник у девушки со спины, опять подло. Ударил дубинкой - с размаху, с оттяжкой. В голову. И доблестный боец американской разведки, коротко пискнув, рухнул на поверженных врагов, будто рассыпался по частям.
      Нападавший, не задерживаясь, побежал дальше.
      - Стой! - страшно зашипел доктор Джонс. - Куда!
      Он отпихнул парня, который корчился рядом, и побежал следом. Его ноги выписывали странные зигзаги. Ужасно раздражали люди. Мирные пестроцветные турки метались по узким улицам и протяжно голосили: "Курды! Курды!" Была паника. Сгустки чужих воплей лезли в уши и в рот, мешали слушать, дышать и кричать. Мелькали ботинки убегающего террориста - только их видел профессор, только за ними следил. "Индиана! - раздались далекие звуки. Доктор Джонс!" Охотничья радость мгновенно вскипятила кровь. В несколько яростных прыжков он догнал убегавшего и выключил его из жизни - парень даже оглянуться не успел. Звонко покатилась дубинка по булыжникам. Профессор оторвался от костлявого тела врага и осмотрелся.
      Осмотрелся и тут же увидел…
      Мужчины в павлиньих халатах закатывали связанную Лилиан в роскошный персидский ковер, и делали это, прямо скажем, несколько небрежно. Рядом лежал другой ковер, уже скатанный. Клопика, очевидно, упаковали, поскольку его видно не было. Похитители предусмотрели и грузовой фургон, скучающий с включенным двигателем. Зарычав, доктор Джонс возобновил кросс по пересеченной местности, раскидывая уличных торговцев, носильщиков, чистильщиков обуви, разносчиков кофе, чая, воды, сметая все, что путалось у него под ногами.
      Кто-то очень хотел, чтобы он опоздал. Кто-то бородатый, ухмыляющийся, огромный. От которого пестрая толпа бросилась в рассыпную, как тараканы от зажженной спички. Который весело сбросил халат на землю, свободно поиграл мышцами - каждая размером с кегельный шар, - и снял с пояса гигантскую саблю дамасской работы. Именно этот породистый атлет преградил дорогу Индиане Джонсу. И тому пришлось притормозить, потому что клинок порхал в умелых руках веселого бородача, как невесомый лепесток тюльпана, потому что бешеный азарт горел в глазах воина. Впрочем, притормозил профессор только на миг - чтобы вытащить из-под куртки старый добрый кольт.
      Он был слишком раздражен, не склонен к пустым забавам, он просто застрелил назойливого террориста.
      От толпы не осталось уже ничего. И ковров уже не было - их успели погрузить в фургон. "Лилиан!" - застонал профессор. Нет ответа. Грузовик рванулся, разворачиваясь в тесном пространстве, и помчался навстречу Индиане. Водитель был вовсе не азиат, а европеец. Белобрысый веснушчатый мужчина почти упирался лицом в лобовое стекло, вцепившись белыми ручонками в рулевое колесо, он нечленораздельно орал, щедро разинув рот. Трилистник фирмы "Даймлер-Бенц" на капоте грузовика приближался, стремительно набирая скорость. И мишень, и мушка одновременно. Профессор стрелял в эту мишень, пока барабан револьвера не провернулся вхолостую. Какая-то из пуль нашла нужную траекторию. Прежде, чем остановиться, автомобиль своротил глиняную будку, в которой уличный писец помогал составлять прошения неграмотным гражданам Турции. Сейчас будка была пуста - очевидно, у писца неожиданно появились другие важные дела.
      - Мутти… - сказал водитель, глядя на Индиану потухшими глазами. Доннер веттер…

      Немец!
      Индиана подбежал к машине со стороны кабины, и еще задержался на некоторое время, перейдя на немецкий язык: "Тебя кто послал, свинья! Отвечай, свинья!" Водитель молчал по объективной причине, Индиана не сразу это понял. Только прекратив допрос трупа, он двинулся дальше. И опять опоздал. Фургон был пуст - ковры исчезли вместе с похитителями. Террористы превратились в носильщиков, догадался Индиана, лихорадочно озираясь. Куда? Куда они потащили Лилиан?
      Он побежал вдоль глухой стены без окон. Очень вовремя: машина сзади взорвалась, лопнула сгустками бензинового огня. Куда? - метался профессор.
      Конечно, вон туда, через неприметный поперечный проход!
      Там была площадь. Настоящий Стамбул, дикий. Центр здешнего мира. Бублики, жареные каштаны, шашлыки. Инжир, финики, рыба, халва. Маслины, миндаль, фисташки, фрукты, снова рыба… "Шарап, шарап!" - тащили профессора под тент. - "Бешбармак, бешбармак!"

- тащили под другой тент. "Стричься, стричься!" настойчиво хватал за руки уличный цирюльник. На площади было все, кроме Лилиан. Профессор пронзил пространство насквозь - по ногам, по товарам, по споткнувшимся телам, - и оказался в кварталах ремесленников…
      В общем, прогулка по осеннему Стамбулу закончилась печально. В кварталах ремесленников нашлась целая улочка, где выстроились готовые для вывоза восточные ковры, точно такие же, как и те, в которых унесли Лилиан и мальчика. Археолог устроил здесь безобразную сцену, раскидал все, до чего смог дотянуться, размахивая револьвером и кнутом, грязно ругаясь и взывая к небесной справедливости. Испортил людям месячную работу. А друзей так и не нашел.
      Он остался один. Он всю жизнь бродил в одиночестве по дорогам планеты и, как видно, не суждено ему было изменить эту ситуацию. Он вспомнил глаза Лилиан, в которые смотрелся всего лишь полчаса назад, и тогда, чтобы не заплакать, откинул барабан кольта и принялся перезаряжать оружие - прямо на улице.