ГЛАВА 7

Пожалуйста, смейтесь надо мной. Вы, вы и вы. Смейтесь, хоть лопните. И друзьям своим расскажите, что полные идиоты на свете не перевелись. Потому что этим вечером я не вел машину по двухсотому шоссе. Не снимал номер на двоих в мотеле и не уговаривал Джейка выбросить из головы все бредни о «райском месте». Я сидел в моухейском «танцзале» и смотрел на танцующих, уже отплясав несколько раз с местными дамами. Кэтлин О'Доннел снова испачкала мне рубашку помадой. А Айлин уже два раза приглашала на танец и заставила пообещать, что самый последний вальс этим вечером я протанцую с ней. Миссис Гарделл одобрила мое поведение, Чарльз Маккини спросил, как здоровье, а Линда Биннс представила мне свою мать и брата Эраста, попросту Расти: низкорослого лысого мужичонку лет под пятьдесят. Он выглядел таким же нервным, как и сестра.

Спрашивается, этого я хотел? Но когда пересмеетесь, учтите: мягкосердечие приводит именно к такому результату. Так что если не хотите оказаться на моем месте, никогда, я серьезно говорю: никогда не поддавайтесь на уговоры лучших друзей.

С моей помощью Джейк доплелся до кровати и на четыре часа провалился в сон, как в вечный лед. Тот самый, в котором мамонты сохраняются целыми до последнего волоска. Из болота хоть газ иногда выходит, зыбучий песок медленно меняет очертания, снег в сошедшей лавине проседает и подтаивает, а Джейк, уснув, застыл и дышал неслышно, грудь не шевелилась, бегло глянуть — труп трупом. У меня, когда заглянул проверить, как он, даже появилась идея поднести зеркальце к его губам. Но я только выругал себя. Потому что не знал, где здесь есть маленькое зеркало. Не снимать же настенное.

Я собрал шмотки, убедился, что в «Корветте» бензина до Гэлтауна хватит (в Моухее ничего хотя бы отдаленно похожего на заправку не было) и в «Блейзере» Джейка еще половина бака заполнена. Потом тоже часок подремал. Не запомнил, что снилось. Мешанина обрывков, но ничего пугающего. И миссис Гарделл, слава богу, этим вечером не явилась.

А Джейк, проснувшись, повел себя, как противный избалованный ребенок. Ходил за мной хвостом и ныл, что сбегать, как воры, непорядочно, миссис Гарделл решит, что мы свиньи неблагодарные, — и будет права. Если бы его глаза еще были красными, я не стал бы слушать ни одного слова, но сон оказался отличным лекарством, и Джейк выглядел нормально, а его доводы, не могу не признать, были куда логичнее, чем мои.

— Ну, мерещатся тебе ужасы, ну и что? — с видом прокурора вопрошал он, усевшись на стул в гостиной с таким видом, будто его никакая сила оттуда в ближайшие годы не сдвинет.

— Со мной в первые дни тоже такое было, но у меня хватило здравого смысла не сбегать.

— Не помню, чтобы ты когда-нибудь мог похвастаться здравым смыслом.

— А ты вроде бы раньше не был истериком.

— Да ну? — я помнил, что оставил письмо Джейка между передними сиденьями машины рядом с дорожным атласом, и не поленился сбегать за ним. Когда вернулся, Джейк сидел на прежнем месте.

— А это, по-твоему, не истерик писал?

Джейк спокойно взял у меня листок и пробежал глазами по строчкам.

— Это не в счет. Я увидел плохой сон и к тому же был пьян. Мы, кажется, давно договорились, что за пьяные выходки не несем полной ответственности? — он лукаво улыбнулся. Мой друг, не чужак. Я почувствовал, как напряжение начинает спадать. — А насчет видений, я тоже пытался разобраться, в чем дело, — продолжал Джейк. — И решил, что глюки начинаются из-за воды. Знаешь, бывает: переедет человек в другую часть страны, а вода там с какими-то минеральными примесями. От природы такая. Местные жители с рождения к этой воде привыкли, а у того, кто только что явился, желудок расстраивается.

— Галлюцинации — это тебе не понос.

— Мало ли какие вещества могут в воде обнаружиться, — Джейк махнул рукой, чуть не задев меня. — Где-то слабительное, а здесь галлюциногены природного происхождения. В минимальных дозах, не опасных для здоровья. Через несколько суток организм адаптируется, и ничего странного больше не происходит, но поначалу, конечно, страшновато.

Он улыбнулся, и моя уверенность в необходимости смыться как можно быстрее дала трещину в самом основании. Объяснение Джейка выглядело вполне приемлемым. А он снова начал твердить, что моухейцы не отвечают за состав местной воды. К нам обоим отнеслись прекрасно, на добро надо отвечать добром, а не удирать, как идиоты, с поджатыми хвостами… В общем, наша песня хороша, начинай сначала. И еще раз сначала, пока вон тот насупленный тип не запоет вместе со всеми.

— А то, что меня сегодня занесло, так это могло и в Лос-Анджелесе случиться. Думаешь, нет?

— Думаю, да.

И это была чистая правда. Транс Джейка не обязательно должен быть связан с Моухеем. Да какое вообще отношение имеет эта деревня к его многолетнему писательскому психозу? Не в Моухее, а в Эл-Эй Джейк несколько раз ходил в магазин босиком (Ой, Уолт, как это получилось, что я забыл обуться?), но с блокнотом и ручкой в руках. Случалось, во время ужина в ресторане — за тысячу миль от Моухея — он подскакивал с воплем: «Знаю! Знаю, как они выбрались!» — так, что окружающие вилки роняли. А в Сан-Франциско его один раз задержала полиция: прилично одетый молодой человек, который сидит на полу станции метро и черкает что-то на бумажных обрывках, любому полицейскому покажется подозрительным. Так что в транс Джейк мог бы впасть где угодно.

Я успокаивал себя, Джейк успокаивал меня, и перед двойным нажимом страх сдался. Те кости на пояске Торин Биннс, конечно, были пластмассовыми. Игрушки к Хэллоуину. Любой нормальный человек сразу бы это понял, а я слишком распустил воображение. Если у Делберта Энсона синдром побитого щенка, то я подхватил легкую форму синдрома Джейка Риденса: неспособность отличить реальность от собственных выдумок. Уверен, у психиатров есть для этого специальное название.

Еще полчаса — и мы сели в «Блейзер» не для того, чтобы раз и навсегда покинуть Моухей. До «танцзала» пешком идти было всего ничего, но Джейк сказал, что здесь предпочитают приезжать на машинах: так, мол, торжественней.

— Жаль, нет под рукой воздушных шариков, увешать машину, как движущуюся платформу на карнавале, — усмехнулся я.

— Наверное, это всем понравилось бы. — Джейк засмеялся. И сунул в задний карман джинсов всего один сложенный вчетверо лист бумаги — значит, собирался на время забыть о своем романе. Разве что строчку-другую записать, но это в счет не идет.

Перед красным амбаром уже толпились люди. Пять машин выстроились в ряд, мужчины опирались на борта пикапов, Дольф Маккини, по-обезьяньи подтянув ноги, сидел на багажнике старого «Белэра». Подчеркивая имидж бабуина, он держал в лапе большой пакет орехов. Рядом с ним стояла Айлин О'Доннел в розовом платье до щиколоток. Окажись она на балу возле Золушки, пришлось бы бедной сироте сбежать со стыда и никакие ухищрения феи-крестной не помогли бы. Волосы Айлин переливались золотом без всякого волшебства, а глаза блестели ярче десяти хрустальных туфелек, подставленных под пятисотваттную лампу. Дольф смотрел на девушку с обычным для него мрачным выражением, но время от времени протягивал ей пакет и довольно кивал, когда она захватывала полную горсть орехов. Деревенское ухаживание в платонической стадии. Я улыбнулся.

Но стоило повернуть голову, улыбка застыла, приморозив губы к зубам. У входа в амбар стояла Сельма Уибли. Наряженная в ярко-красное платье, она и губы намазала такой же кровавой помадой — карикатура на вампиршу. Волосы, стянутые узлом на затылке, открывали всю ширину уродливого лица. Вчера этой чокнутой на танцах не было, а сейчас она вовсю радовалась развлечению: хихикала, хлопала в ладоши и притопывала ногой. Соседи не смеялись над ней. Кивали, помахивали. Миссис Гарделл и ее дочь хлопали в такт.

А меня не отпускала волна нового страха. Не перед снами или видениями, но перед этими веселыми доброжелательными людьми. Они старались облегчить жизнь несчастной помешанной, помогали друг другу в работе и умели вместе веселиться. Они дружески встретили нас, предоставили жилье и питание, не требуя платы вперед. И все они знали, что приезжие видят кошмары, но никто, кроме Делберта, и не подумал мне это объяснить.

Джейк пристроил «Блейзер» в конец ряда, а я стал искать глазами Делберта. Но вместо него увидел Дилана. Он держал за руку Айрис О'Доннел и что-то шептал ей на ухо, спрятав губы в ее волосах. Айрис морщилась и отодвигалась от нахала, но, как и вчера, шума не поднимала. А Дилан, едва она отводила голову на два дюйма, подступал еще ближе, буквально наваливался на девочку. Куда Ларри смотрит? Где он вообще? И поче1му другие взрослые не сделают Дилану замечания? Не могут ведь они не видеть, что этот сопляк вытворяет. Правда, сейчас все они, как по приказу, смотрели на нашу машину, улыбались и махали в знак приветствия. Даже Сельма подняла руки, сцепила их и потрясла. Я почувствовал себя капитаном бейсбольной команды сумасшедшего дома. Но если Сельма входит в команду поддержки, то эта команда в основном поддерживает гробы в пути на кладбище. А кстати, где тут кладбище? Гуляя с Делбертом, я его не видел, а мы вокруг всей деревни обошли.

Девочки О'Доннел тоже замахали нам, Айрис смогла наконец оторваться от Дилана. Из амбара вышла Кэтлин и пошла прямо к нашей машине. За ней потянулись остальные.

— Джейк, — шепнул я.

По лицу моего лучшего друга расползалась улыбка, идиотизмом способная спорить с гримасой мисс Уибли. Он облизнул губы, а в глазах вместо привычной ошалелости разгоралась жажда, направленная к одному-единственному действию — и это действие не имело ничего общего с писательской работой.

— Сейчас выпьем как следует, — ответил он.

— Не говори никому, что мы скоро уедем, — попросил я. Сам не знал, почему из отъезда надо делать тайну. Не кинутся ведь моухейцы держать нас! Но я не хотел, чтобы они знали. Лучше дважды выдержать выяснение отношений с Энни, каждое из которых закончится осколками посуды на полу и последними злыми выкриками уже в постели. Лучше отказаться от издания романа, над которым бился пять лет, и бросить единственный оригинал выстраданной рукописи в огонь. Что угодно, только не дать им понять, что я хочу уехать.

Эта уверенность захватила меня полностью, и я инстинктивно прятал глаза, чтобы не встретиться взглядом с людьми, выкрикивающими приветствия.

— Не буду, — легко согласился Джейк. — Никаких проблем, хочешь остаться, значит, останемся.

Он выскочил из машины и кинулся обнимать женщин, пожимать руки мужчинам — вел себя так, будто встретился с любимыми родственниками после десятилетней разлуки. Но я не последовал его примеру, пусть всплеск радости давал возможность обнять Кэтлин О'Доннел и чмокнуть в щечки ее дочерей. Я продолжал высматривать Делберта, и мою настойчивость вознаградило его неожиданное появление совсем рядом. Он выскользнул из-за темно-синего пикапа, протянул мне руку и зашептал, быстро проталкивая слова сквозь улыбку:

— Почему вы не уехали? — и тут же, еще быстрее, комкая слова: — Пожалуйста, мистер Хиллбери, пейте только то, что будет пить мистер О'Доннел. Хорошо?

— Почему?

— Ну, — Делберт моргнул. — Он же бармен, лучше всех разбирается в напитках.

Логика, как и у Джейка, была неколебимой. Глаза — честными. Только плечи напряглись, будто для этого мальчика слова обретали физический вес — и все до единого падали ему на спину.

— Ладно, — кивнул я.

— Спасибо, — громко произнес Делберт. — Я очень люблю книги.

Я не успел сообразить, при чем тут книги, зато Роджер и Паула, следом за сыном обогнувшие пикап, чтобы поздороваться со мной, сделали вывод мгновенно.

— И вы туда же? — прищурилась миссис Энсон. — Мистер Риденс ему уже две книжки подарил, зачем еще?

Действительно, зачем? Тем более, судя по выражению ее лица, книги — вещь куда опаснее заряженных ружей, спиртного и воды с примесью галлюциногенов. Сначала две книги, потом четыре, а еще через день порядочный, хорошо воспитанный парень превращается в уголовника, сидящего на ЛСД. Разве не так? А ну, попробуйте скажите, что не так!

— От книг вреда не будет, — все-таки рискнул возразить я. — У меня дома несколько сотен книг, и у большинства моих знакомых собраны прекрасные библиотеки.

— А у нас без них отлично обходятся, — заявила Паула. Тон из вопросительного стал воинственным. Отлично подошел бы для того, чтобы на поле боя выкрикнуть «вперед, амазонки!». — Разбалуете мальчишку и уедете в свою Калифорнию, а нам что делать? Спустить все сбережения на книги для него?

Делберт незаметно отступил. Будто ждал, что мать вот-вот его ударит, и надеялся оказаться вне досягаемости ее ласковой руки.

Кого ты больше любишь, мальчик: папу или маму?

— Ладно уж, — Роджер обнял жену за плечи попытался удержать от атаки?

и подмигнул мне. — Книги места не перележат.

— А этот совсем от рук отобьется? — возмущение в голосе Паулы напомнило мне Дольфа. — И так сегодня, считай, не работал.

— Завтра отработает, — пообещал Роджер. — Ну что, мистер Хиллбери, пойдем внутрь? Мистер Риденс, наверное, уже вторую порцию приканчивает, а вы еще и капли не выпили.

Я не возражал. Делберт скользнул взглядом по моему лицу и отпрянул в сторону, чтобы' не мешать родителям пройти.

— Строго вы с ним, — заметил я, постаравшись произнести это как случайную фразу, обычное заполнение паузы.

— Выродок, — ответил Роджер. Так отец может сказать «слепой» или «детский паралич ему ноги изуродовал» — сказать устало, давно притерпевшись к печальному факту и похоронив надежду на то, что у него вырастет Настоящий Парень. Нет, этого никогда не будет, хотя это и твой ребенок. И ничего с этим не поделаешь. Слепой. Калека. Выродок. Не повезло.

Я не ждал продолжения. Только посмотрел вслед красивому мальчику, физически прекрасно развитому и неглупому — пусть дурак попробует запомнить названия сотни трав! А Роджер будто не видел, каков его младший на самом деле. Чем же Делберт так насолил родным и близким? Сельму терпят с улыбкой, а он, видите ли, выродок…

Но когда надо поздороваться с двумя десятками людей и желательно вспомнить все их имена, размышления приходится отложить на потом. Я пожимал руки всю дорогу от порога до стойки бара. Айлин О'Доннел тоже протянула узкую ладошку и спросила, научил ли меня Делберт распознавать овес. Пришлось признаться, что до этого мы пока не дошли. Все засмеялись. Я подумал, не спросить ли, где Айрис, но Чарльз Маккини оттер меня от Айлин и стал рассказывать, что они заработали сегодня мозоли, пока мы с Делбертом прогуливались, как миллионеры в отпуске.

Наверное, его сыну именно мозоли мешали управляться с магнитофоном: он вставлял кассету так неуклюже, будто впервые это делал. У Роя Клеймена получалось куда лучше, но сегодня Рой расслаблялся, не оглядываясь на нового диджея. Зато за стойкой снова стоял Ларри: должность бармена, видимо, была постоянной. Джейк в самом деле уже допивал стакан (не знаю только, какая по счету это была порция) и, когда я подошел, громко попросил повторить.

— И мне «Четыре розы», — сказал Роджер.

— И мне, — в унисон подхватили отец и сын Клеймены.

— А я хотел бы выбрать.

Ларри усмехнулся. Остальные просто загоготали.

— Вот они, городские вкусы, — объявил Чарльз. — Они там все выбирают. Нет чтоб взять и выпить по-свойски с простыми людьми.

— Я не такой, — запротестовал Джейк. Наверное, порция, которую он только что допил, была пятой. По крайней мере, раньше Джейку требовалось не меньше пяти порций виски, чтобы вот так ершиться и сверкать глазами. И это был его предел, а сейчас, хотя все начали уверять, что он — отличный парень, он попросил еще одну. Как он собирается танцевать в таком состоянии?

И как он сможет вспомнить, что нельзя, ни в коем случае нельзя говорить, что мы скоро уедем?

Мне захотелось встряхнуться мокрым псом, отбросить от себя параноидальные мысли и по примеру Джейка радоваться обществу. В конце концов, у меня нет никаких оснований бояться моухейцев или не доверять им.

Ларри эффектным жестом вскинул руку с бутылкой любимых обществом «Четырех роз» и жестом предложил мне подойти.

— Выбирай на здоровье, — усмехнулся он, небрежным взмахом другой руки охватывая весь имеющийся в наличии ассортимент спиртного.

Бутылки выстроились на полках, как по ниточке, но выбор был небогат. Восемь штук с этикеткой «Четыре розы», одна «Джонни Уокер» и… И вон ту бутылку я знаю. «Уайлд теркл», этикетка на краю надорвана, причем не ровно, а с изгибом, будто кто-то хотел оторвать уголок, но передумал. Джейк скорее всего, потому что именно эту бутылку я прошлой ночью закатил под его кровать. Она должна была лежать там или в мусорном ведре, если Джейк не поленился выбросить. Или если миссис Гарделл, убирая в доме, наткнулась на это свидетельство нашей городской распущенности (в Моухее вряд ли кто-то бросает пустые бутылки под кроватями). Но в любом случае эта бутылка не могла оказаться на полке под рукой у Ларри, наполненная и туго завинченная. Что в ней теперь? Виски домашнего производства?

Стэн Клеймен попросил повторить порцию, Ларри вылил в его стакан остатки «Четырех роз» и взял новую бутылку с такой же этикеткой, к которой тут же потянулись руки с опустевшими стаканами, а я никак не мог сообразить, что делать.

— Так что тебе, Уолт? — улыбнулся О'Доннел. Делберт меня предупредил. Чего я тяну время?

— А что ты сам пьешь?

Выпалив вопрос, я подмигнул, мол, доверять вкусу бармена — признак хорошего тона, но О'Доннел сделал вид, что не заметил этого.

— Бренди.

— Налей мне то же самое.

Он кивнул, и я получил стакан с жидкостью, по цвету практически не отличающейся от той, на которую налегал Джейк. Магнитофон наконец-то разродился веселой песенкой в стиле диско, и женщины шумно потребовали, чтобы мы оставили в покое виски и шли танцевать. Дольф вытер пот со лба и посмотрел на вверенную ему технику, как гладиатор — на побежденного льва.