ГЛАВА 22

Солнце закатилось, поднялось и еще раз решило, что пора опускаться, как раз когда потрепанный пикап свернул с девяносто четвертого шоссе на пятьдесят девятое. За рулем этого пенсионера сидел человек, работающий на живущего неподалеку фермера Чарльза Маккини. По крайней мере, именно так он представился вчера близорукому и хорошо знающему свое дело продавцу в магазине, занимающемуся оптовой торговлей удобрениями. Самого его звали… Ну да, а как еще? Уолтер Хиллбери, к вашим услугам.

Назваться работником одного из моухейцев пришло мне в голову на крыльце магазина. А сделать своим оружием какое-нибудь едкое химическое вещество я решил еще перед библиотекой. Раз сутью и святыней Моухея является мох, значит, его и надо уничтожить. Не проламывать головы направо и налево, не устраивать перестрелку. Пусть льющаяся на камни кислота выглядит не так эффектно, как стрельба из двух стволов одновременно, зато результат окажется куда весомее.

Будучи профаном в химии, я не знал, какое именно вещество мне понадобится, так что, явившись вчера в магазин, не стал пугать продавца требованием немедленно выдать мне цистерну серной кислоты. Убедившись, что других покупателей нет и никто не помешает, посмотрел как мог проникновеннее в добрые глаза за большими очками и попросил помочь. Не то что помочь, а спасти, сэр! Я в такую передрягу попал! Понимаете, болтался по свету вольным ветром, никому ничего не должен, зарабатывал понемногу то там, то здесь, даже было дело стихи сочинял. Весь прошлый год по Скалистым горам бродил в свое удовольствие, а потом пустился автостопом на восток. Ну, и застрял здесь неподалеку. Неспроста, конечно: такую девчонку встретил, что только держись!

Описывая Айрис О'Доннел, я практически не врал. Не знаю, уловил ли продавец разницу в тоне, но взгляд его мало-помалу наполнялся заинтересованностью.

— Только папаша у нее слишком крутой оказался, — продолжал я, покончив с одой в прозе. — Он держит ранчо в тридцати милях к северу отсюда и единственную дочь выдрессировал, как самую лучшую скаковую лошадку. О том, чтобы она с бродягой связалась, речи идти не могло. Пришлось мне выдать себя за деревенского парня, который работу ищет, и наняться к нему на ранчо. Сами небось так бы сделали, если бы мою Айрис увидели. Работы я не боюсь, а что в лошадях не понимаю ни рыла, ни уха — так соврал, будто раньше только земледелием занимался. У отца, мол, ферма была по выращиванию овощей. На этом мистер Маккини меня и поймал.

Повел сегодня с утра на дальний участок своих владений, показал кусок поля примерно в пол-акра и сказал, что хочет там построить пару новых конюшен, ну, и домик для конюхов, и сарай. А участок-то страх как запущен, сорняки в мой рост поднялись. Он и говорит: «Ты, Уолт, на огороде привык бурьян вытравливать, так что дуй в Биллингс и привези чего-нибудь такого, чтоб через денек здесь ни травинки не было». А сам при этом так на меня смотрит, будто знает, что я ни разу в жизни к химикатам, которые на фермах используют, и близко не подходил.

Я перевел дыхание и скривил губы в мрачной гримасе.

— Узнай он, что я с первого дня по сегодняшний ему вру, лететь мне с его ранчо до самой Флориды. И там на аллигаторе жениться, если захочется, потому что все наши с Айрис планы прахом пойдут. Так что я сказал: «Сделаю, мистер Маккини», сел за руль и вот… Вы уж мне посоветуйте, какое средство купить, чтобы вся трава на той луговине полегла одним махом. Я за любой химикат заплачу, хоть за самый дорогой, деньги вот они. А что мне надо, убейте — не знаю.

— Гербициды, конечно, — уверенно ответил продавец. Сочувственной слезы он не проронил (в актеры я и соваться не буду), но к делу подошел серьезно. — В вашем случае нужны гербициды сплошного действия. Да-да, сплошного действия. Можно использовать…

И вот тут-то началась лекция о гербицидах, их предназначении, категориях и технологии применения. Я не мог сказать, что применять любой раствор буду по собственной технологии, которая не включает в себя использование опрыскивателя, и расход препарата значительно превысит среднюю норму. Только кивал, причмокивал губами и, как последний баран, переспрашивал, точно ли предлагаемый им препарат уничтожит все растения на моем участке. И они не взойдут снова через два-три дня? Даже через два месяца? Вы в этом ручаетесь? Спасибо, сэр, большое спасибо.

Чем дело кончилось, вы уже знаете. А по пути из магазина к мотелю я остановился всего один раз — купить еще две коробки шоколада про запас и пиццу для Джейка. И бутылку «Уайт хорз». Обыкновенного виски, не чета моухейскому, но вдруг оно сможет Ослабить приступ абстиненции? В продаже было и «Четыре розы», но я смотреть на эти бутылки не мог.

Подходя к коттеджу, крепился изо всех сил, чтобы не перейти на бег. Но Джейк был жив и с виду в полном порядке. Он выругал меня за долгое отсутствие и потребовал немедленно возвращаться в Моухей.

— Завтра, — ответил я. — Понимаешь, не удалось купить все, что нужно. Извини. Вот мое извинение, сойдет?

Увидев шоколад, он слегка отмяк. Пиццу и виски тоже принял благосклонно, а я сбегал в кафе, расположенное на территории мотеля, и принес четыре пластиковых стаканчика кофе. Заодно узнал от девушки за стойкой, что метеорологический прогноз не обещает завтра дождя.

— Раз мы остаемся тут еще на день, мне нужна бумага, — объявил Джейк, покончив с едой и вытащив из кармана испорченных джинсов ручку. — Придется использовать рулончик из нужника.

Мы расхохотались в один голос, но я внес поправку в его планы:

— Туалетная бумага нам пригодится для вещей более важных, чем твой роман. Пиши здесь, — и протянул ему драгоценный томик Сэлинджера. — Давай, не стесняйся. На форзаце, на полях. Чтобы набросать костяк замысла, места хватит.

Он удивленно посмотрел на меня, но, сравнив качество бумаги с той, которую намеревался использовать, решил вступить в ряды вандалов. Примостил раскрытую на форзаце книгу на краю кровати и стал покрывать ее Великими Идеями, лежа на боку, а я растянулся на спине, закинув руки под голову.

Все шло нормально. Завтра я вернусь в райское место, вооруженный мощным гербицидом, и завтра же уеду оттуда навсегда вместе с Делбертом и Айрис. Неплохо будет вместе с ней заглянуть к добросердечному продавцу, поблагодарить его за помощь.

Джейк что-то бормотал себе под нос. Шуршала ручка по бумаге и втрое громче — фольга шоколадных оберток. Желтоватые пятна под закрытыми веками меркли. Я соскользнул в сон без снов.,

И проснулся в предрассветных сумерках, как от пинка. На тумбочке у кровати Джейка горела настольная лампа, а сам он лежал на полу, скорчившись в позе эмбриона. Вытянутые вперед руки беспомощно хватали воздух. Вокруг головы поблескивали острые осколки бутылки. Джейк умудрился разбить ее, не разбудив меня. Но если сейчас он резко рванется, распорет себе лицо.

Я кинулся к нему и оттащил подальше от стекла. Джейк что-то неразборчиво забормотал. Перевернув его на спину, я увидел окровавленные губы

как будто он только что поел человечины

и автоматически провел по ним ладонью: осторожно, едва касаясь. Джейк застонал. Я высвободил одну руку, сдернул с кровати подушку и примостил ему под голову. Человек в конвульсиях может откусить себе язык… И что ему стоило заорать или чем-нибудь швырнуть в меня, как только приступ начался?!

Я метнулся в ванную, смочил полотенце водой и обтер лицо Джейка. Когда подсохшая кровь размылась, стал виден глубокий порез на нижней губе. В попытке получить еще хоть каплю «Четырех роз» мой друг разбил бутылку и, слизывая с осколков последние микроскопические частицы жидкости, поранил себя. Бедный мой фантаст!

Я придержал его руки, отчаянно соображая, на какое время придется оставить мученика одного, чтобы вызвать «Скорую», но вдруг конвульсивные подергивания прекратились. На секунду Джейк замер — и тут же все тело передернула мощнейшая судорога. Изо рта вырвалось короткое сипение, сквозь него пробилось что-то похожее на «дай». Почему я, кретин несчастный, не додумался спереть у Сельмы четыре бутылки, а не две!

Подумаешь! Оттянул бы неизбежное в лучшем случае на пару дней.

И тут я вспомнил о шоколаде. Может, он и правда помогает? Мало ли, как его состав с моухейским «виски» взаимодействует! В деревне я единственную шоколадку видел — ту, которую сам привез. Там и детей «городскими сластями» не баловали. Но ведь неспроста Джейк за сегодняшний день больше двух фунтов шоколада умолотил, а в результате ни тошноты, ни колик, зато без самогона не два-три часа, а гораздо дольше продержался.

Убедив себя, что хуже не будет, я ухватил с тумбочки последнюю коробку, еще запечатанную, и разодрал ее на клочки, торопливо добираясь до содержимого.

Судороги Джейка усиливались, напряженные руки не сгибались в локтях, пальцы, растопырившись, торчали, как сухие сучки. Спина выгнулась дугой, и я испугался, что он сейчас сломает себе шею. Но как только его рот распахнулся в хрипе, сунул туда длинную сладкую полоску.

Джейк не поперхнулся. Наверное, в таком состоянии он мог бы проглотить что угодно. Попробовал и шоколад глотнуть целиком, но зубы мигом заработали.

А когда сладкая кашица заскользила вниз по его горлу, я протолкнул между губ второй кусок.

Судороги слегка ослабели после пятого. Или мне так показалось, потому что очень этого хотелось. Но как бы то ни было, Джейк жевал и глотал, а я твердил:

— Потерпи, пожалуйста, потерпи еще немного, — и вкладывал ему в рот новые ломтики. В какой-то момент он попытался выхватить у меня узкую полоску и сломал ее пополам. Рука плохо его слушалась, подтаявший шоколад размазался по подбородку, но кое-как кусок угодил в рот, и челюсти Джейка заработали еще быстрее.

Крошки шоколада, смешанные со слюной, липли к его щекам. Я цапнул почти полную бутылку «Уайт хорз» и тоже поднес к его губам. Джейк сделал всего один глоток. Сморщился, выплюнул коричневое месиво и снова протянул руку к шоколаду.

— Заговори, — просил я. — Дай понять, что ты меня слышишь… Ладно, молчи. Все равно все будет хорошо. Помнишь, сколько хорошего у нас было раньше? И сколько смешного? Помнишь, как ты в университете сдал начало своего нового романа вместо курсовой работы по творчеству Мелвилла? А на семинаре по английскому романтизму девятнадцатого века встал и начал рассказывать о планете Карста?

Услышав о своей планете, он заморгал. Победа!

Точнее, первый шаг к победе: на то, чтобы судороги прекратились полностью, ушло около двух часов. «Четыре розы» все-таки действовали куда эффективнее. Но и без них мы оба встретили новый день живыми. Я помог Джейку добраться до кровати и сидел рядом, пока не убедился, что он крепко уснул. А через четверть часа разбудил, показал усыпанную яркими плитками тумбочку (девушка в закусочной, где я купил весь имевшийся запас шоколада, предположила, что я собрался устраивать детский праздник, и я не стал возражать. Если все удастся, это будет самый большой праздник в моей жизни!) и заставил пообещать, что он будет есть шоколад, как только почувствует себя плохо. Он был слишком измучен, чтобы посоветовать мне идти прямиком к психиатру или еще подальше. Но я и сам не собирался задерживаться в мотеле.

Сорок минут спустя я бродил по большой парковочной площадке за магазином подержанных автомобилей — и уехал оттуда на пикапе, видевшем в жизни куда больше испытаний, чем ухода. Владелец торопливо заполнил документы о продаже, пожелал удачи и поклялся, что грузовик будет работать еще минимум лет пятнадцать. Мне нужно было всего десять часов.

И три из них уже прошли. Я свернул на второстепенную дорогу за Форситом, прибавил газу. Пластиковые канистры с гербицидом не грохотали, подскакивая в кузове. Солнце смывало с неба голубой цвет. Я попробовал засвистеть и только тогда заметил, что стискиваю зубы от напряжения. Моухей ждал меня, как сказочный волк, и Делберт был в его ненасытной утробе, но я хорошо помнил, что из вспоротого брюха такой твари жертвы всегда выбираются целыми и невредимыми.

На поле, где я впервые увидел Делберта, снова шла работа. Я подсчитал, что со дня моего первого приезда в Моухей прошел месяц и два дня — значит, новый сезон сбора камней начался или вчера, или сегодня утром. Как и обещал Ларри, в этот раз работали Маккини. Будь жив Дольф, он сейчас катил бы валун за валуном к краю поля, напрягая мощные мышцы, насупившись, но дыша ровно, и мог бы вкалывать хоть три дня без передышки. Но он лежал где-то в морозильнике, дожидаясь своего самого последнего дождя, а на поле дело шло шатко-валко. Чарльз, точно как Роджер Энсон месяц назад, поддевал камни ломом и налегал на них, а рядом с ним упиралась в валуны Молли. От нее было не много толку. Чуть дальше миссис Гарделл собирала мелкие камешки в большую плетеную корзину. У малыша Рольфа корзина была поменьше.

Я из-за холма следил, как семья в полном составе выкладывается на проклятом поле. Они не отвлекались, даже не разговаривали между собой. Я бы предпочел, чтобы говорили не смолкая и погромче, чтобы здесь, за холмом, можно было расслышать: «Надо же, так и не нашли мальчишку Энсонов!» — «Да, — отозвалась бы миссис Гарделл на слова дочери, — я и предположить не могу, куда этот выродок спрятался. Зря Сельма голосила, в доме его точно нет». — «Нет, — подтвердил бы Чарльз. — Мы каждый уголок обшарили».

Или пусть хотя бы взялись обсуждать, как они разделаются с Делбертом, когда пойдет дождь. «Паула хорошо за ним следит?» — с недоверием спросил бы у тещи Чарльз, и миссис Маккини кивнула бы массивной головой: «Можешь не сомневаться. Да и Дилан там, а Дилан — парень правильный, он выродку ни за что больше не позволит сбежать». — «И все-таки было бы спокойнее, если бы выродка заперли в подвале у О'Доннелов», — покачал бы головой Чарльз.

Пусть произнесут хоть одну фразу, подтверждающую, что Делберт жив! Но Маккини работали, как рабы, трепещущие перед плеткой надсмотрщика. Опущенные головы, согнутые спины. Ни минуты передышки и ни слова друг другу. На Чарльзе и мальчике была обычная рабочая одежда, но женщины вышли на поле в черных платьях, в знак траура, а может, потому, что солнце пекло, повязав голову черными косынками. Молли пошатнулась, толкая очередной камень, но муж не предложил ей отдохнуть.

А я пытался угадать, сколько времени продлится мой вынужденный отдых. Свернув с шоссе на проселок, ведущий к Моухею, я проехал по нему около пяти миль и пустил пикап напрямую по лугу, полностью положившись на выносливость старых рессор. Если моухейцы заслышат звук мотора, они будут ждать появления «гостей» на дороге, но никак не с холмов, где и пешеходных тропинок нет.

Медленно, как зверь, зачуявший человеческий запах,

как раз наоборот, звери тут они

я приближался к Моухею. Забирал левее и левее; наконец увидел ячменное поле. Если урожай не уберут в ближайшие дни, зерно осыплется.

Ну и что? Это же не мох, чего из-за зернышек переживать?

Теперь я лучше разбирался в сельском хозяйстве, чем месяц назад. А еще сообразил, что надо пустить машину по дуге за узкий, словно помятый холм, обогнуть еще два, пониже и пошире, и остановиться за третьим. Он ближе всех подступает к полю камней. Если, конечно, я правильно рассчитал.

Оказалось, правильно: долгие ежедневные прогулки по окрестностям райского места не прошли бесследно. И урчание мотора, работающего на минимальных оборотах, до моухейцев не донеслось. Но, выполнив задачу по проникновению в тыл врага на отлично, я вот уже почти час лежал на траве и мог только наблюдать за тяжелой однообразной работой семьи Маккини. А что еще было делать? Выдать себя за отряд зеленых беретов я бы все равно не смог, так что не имело смысла выскакивать из укрытия и нестись на поле. Но если они прокопаются до темноты… Устраивать обработку поля ночью, рискуя пропустить какой-то пучок мха, я не хотел. Но и долго сидеть за холмом не удастся, кто-нибудь совершенно случайно сунется в ту сторону. Всегда так бывает.

Я пытался занять себя сочинением какой-нибудь истории. Например, о войне с инопланетными пришельцами, смертельно опасными для землян, но размером всего с майского жука, так что вся наша армия и специально организованные отряды добровольцев сутками ползают на животах, отыскивая врагов. Чушь, сам знаю. А что еще можно придумать, когда лежишь, не смея поднять голову, и всего в тридцати-сорока ярдах от себя видишь ненавистные лица мутантов-убийц? Внутри слабо шевелится страх,

и недаром, тебя же вот-вот обнаружат!

оставленный за холмом пикап и собственное тело кажутся огромными, издалека заметными, и ожидание уверенно переходит в категорию «пытка». Почему я не праведник из раннехристианских времен? К ним, случалось, прямо в пыточные камеры ангелы спускались, неся спасение.

Оказывается, не к ним одним. Я удостоился узреть ангелов всего через несколько минут. Особых ангелов, современную модель, посылаемую исключительно к грешникам. И они не летели, а шли по дороге, гордо вскинув головы в нимбах золотых волос.

Из моухейцев первой заметила девочек миссис Тарделл. Отставила корзину, поднялась с колен, держась за поясницу, и что-то сказала. Молли оглянулась, но Чарльз прикрикнул на нее и разрешил разогнуться, только когда они выкатили с поля еще один камень. Рольф тем временем высыпал на общую кучу и свою, и бабкину корзину.

Я напрягал слух изо всех сил, но о чем Маккини разговаривали с сестрами О'Доннел, не расслышал. Впрочем, разговор был недолгим. Под конец Чарльз кивнул на поле, похоже, что-то приказал, и пошел к центру Моухея. Рядом с ним семенила Молли, а чуть приотстав, плелась миссис Гарделл, волоча за руку умаявшегося внука. Вряд ли эта компания успеет за два-три дня собрать все камни в груду. Наверное, завтра позовут Роджера Энсона на помощь — Чарльз ведь помогал ему, когда я увел Делберта гулять.

И Дольф помогал. Может, теперь ты займешь его место ?

С удовольствием! Я выложусь, работая на этом поле, пусть только девчонки уйдут.

Но они не собирались возвращаться домой. Медленно разбрелись в разные стороны вдоль поля, а на противоположных краях ложбины развернулись и зашагали обратно. Прямо почетный караул.

Почему это почетный? Обычный. Самая рядовая охрана.

На сей раз внутренний голос был прав. Девочки обходили поле с кислыми лицами — ясно было, что они не гуляют, а выполняют задание. И не уйдут, пока не явится смена. Вот тебе и дождался ухода работников! Раньше камни, даже густо обросшие мхом, не охранялись, это я точно знал. С чего вдруг такое нововведение?

С того, что вы с Джейком смылись, олух! От тебя ждут новых неприятностей, вот и решили на всякий случай перестраховаться.

Странно было видеть сестер О'Доннел в качестве охранников, но стоило подумать над этим несколько секунд, стало понятно: нет разницы, девочки будут бродить вокруг поля, Стэн Клеймен с Роем или старый Барри Пиле в паре с увешанной человеческими костями малышкой Торин. Лишь бы было кому завопить и кинуться за помощью, пока другой задержит меня или хотя бы проследит, в какую сторону я брошусь убегать.

И Айрис примет в этом участие? Я отказывался верить в такую возможность. Скорее она сразу захочет провести меня к Делберту.

Зато Айлин помчится звать отца и Клейменов так, что автомобиль обгонит, а если я попытаюсь снова сбежать, обязательно будет среди преследователей. Скорее всего, в отцовской машине. Она из шкуры выскочит, лишь бы меня схватили. И я прекрасно понимал, почему. Но все равно не каялся, что отказался ее поцеловать.

Жаль, размышления, будь они правильными до гениальности, не могут приостановить время. Я не мог ждать до бесконечности и даже до темноты. Надо подниматься и выходить. Если Айлин кинется бежать, Айрис успеет перехватить ее,

если она все еще намерена играть на твоей стороне

а там и я подбегу. Скрутить девчонку труда не составит. Умный человек на моем месте, конечно, привез бы с собой веревку,

а еще топор, набор ножей для метания, десяток пистолетов и «узи»

но из меня точно не выйдет полковника спецназа. Ну и пусть. Если Айрис поможет мне задержать сестру, она же потом и сгоняет домой за веревкой. Стащит ее незаметно, а родителям соврет, что прибежала в туалет заскочить. Айлин, мол, следит пока за полем в одиночку, там все в порядке.

Здравый смысл вопил, что надеяться на девочку — риск еще больший, чем пробежаться по горящему дому с канистрой бензина в руках, но перекрыл его вопли не привычный уже голосок-ехидина, а чистый и уверенный голос Делберта:

— Вы с мистером Риденсом не такие, как они. И Айрис не такая. Она лучше. — Что ж, раз Делберт ей доверяет, больше не о чем говорить.

Девочки как раз приблизились друг к другу, и я уже собирался предстать перед ними во всей красе, когда заметил, что от деревни идет к каменистой россыпи еще один человек. Читайте — сволочь. Или подонок, кому что больше понравится. Как резное украшение на носу старинного корабля, на его лбу торчала здоровенная лиловая шишка. Но Айлин это украшение не казалось отталкивающим. Она протянула к своему сопливому любовнику обе руки и протяжно ахнула; не побежала ему навстречу, но в остальном сыграла роль влюбленной героини из дешевой мелодрамы. Дилан, неторопливо приблизившись, обнял ее, поцеловал подставленные губы и тут же ухватил за руку Айрис. Девочка вырвалась, а урод загоготал.

— Будешь тут сидеть как дура? — поинтересовался он. Насмешливо и громко, так что я слышал все. — Надеешься, этот щенок, мой братец, вернется? Я бы и сам этого хотел!

— Я тоже, — подхватила Айлин с угодливостью, которую лично я всегда ненавидел. В женщинах особенно. — Я бы ему все пальцы переломала за то, что посмел в папу камень бросить!

Айрис молчала. Дилан еще раз протянул к ней руку, но схватил пустоту.

— Черт с тобой! — объявил еще громче. — Просидишь вот так одна и пойдешь на заклание, а что такое любовь, так и не будешь знать. Недотрога нашлась!

Айлин захихикала. Маленькая шлюха была уверена: она-то знает любовь. Как тысячи других дурочек по всему свету, убеждающих себя, что познали суть этого чувства, свалившись в постель (или заскочив в безлюдную подворотню) с первым попавшимся озабоченным парнем.

— Не вздумай никуда уйти, пока мы не вернемся, — приказал Дилан. — И если кто-то придет вас проверить, скажешь, Айлин на минутку отбежала. Поняла?

— Пошел к черту!

Он решил, что самым подходящим ответом будет новый взрыв гогота. Притянул к себе Айлин, шлепнул ее по заднице, и счастливая парочка, обнявшись, побрела к дому Гарделлов. Я, все еще не решаясь подняться, прополз вперед и своими глазами увидел, как они вошли в дом, два дня назад принадлежащий фактически мне и Джейку. Да, там будет удобнее, чем в развалюхе около танцзала. А Айрис села на землю у края поля и смотрела в никуда, обняв себя скрещенными руками, будто замерзла.

Но вскинулась, как только я свистнул. И со всех ног полетела мне навстречу, сияя счастливой улыбкой. Не такой яркой и пронзающей душу, как у Делберта, но очень похожей.

— Мистер Хиллбери! Вы все-таки приехали! Я… — Ее ладошки легли мне на грудь, скользнули к плечам и спустились по рукам до локтей. Айрис должна была убедиться, что видит не призрак. — Я думала, вам не удалось сбежать! Все так злились! Они даже прощание с Дольфом и Чедом сократили, чтобы быстрее отправить папу вас искать. А где мистер Риденс?

— Он в безопасности.

— Живой?

— Да. У него был приступ судорог, но мы нашли способ победить их без «Четырех роз». Об этом потом. Когда ты вернулась, тебя расспрашивали?

Девочка закивала.

— Все вместе. Они… Я не предполагала, что они будут такими злыми со мной. Тесный круг, и все кричат наперебой, ругаются, размахивают руками. Я думала, кто-то меня ударит. Если бы не папа с мамой, так бы и случилось. Миссис Гарделл и миссис Маккини просто обезумели, когда увидели труп Дольфа.

— Что ты им сказала?

— Что в доме у Клейменов я поняла: вы задурили Делберту голову и потащите его с собой. И решила спуститься вместе с вами, чтобы его вернуть. Сказала, мне хотелось, чтобы Дэл остался здесь. Я к нему привыкла, и вообще он меня любит, значит, должен быть возле меня, а не где-то в Калифорнии.

Она передернула плечами.

— Тогда они стали сердиться меньше. Мама обняла меня и сказала, что меня еще полюбит настоящий мужчина, не надо было так рисковать из-за глупого мальчишки-выродка. А мистер Клеймен даже пошутил, что я буду хорошей женой Рою, потому что в их семье ценят храбрых женщин. Мистер Хиллбери, почему вы все думаете, что девушка храбрая, если она просто хочет быть рядом с тем, кого любит?

— Если ради этого она действует, переступая через все свои страхи, то мы правы, — ответил я. — Давай быстрее, Айрис: что было потом?