Голос штурмана едва заметно вздрагивает. Он отлично понимает, что это значит - перебои. Перебои обычно стремительно развиваются в полный отказ мотора. А ему очень не хочется, чтобы это случилось сейчас, где-то в центре оккупированной Белоруссии, после всего, что они выдержали, когда пилот почувствовал себя бодрее и когда выяснилось, что стрелок не сможет оставить машину. И когда он, штурман, сделал то, о чем в нормальных условиях не посмел бы даже и подумать, - произвел расчет на посадку самолета слепым пилотом.
      Конечно, это невероятно сложно. Малейший промах - и самолет превратится в груду обломков.
      Но, с другой стороны, бомб у них нет. Он, штурман, рассчитает подход к полосе так, что в баках останется горючего только на пробег, тогда взрыв или пожар им но грозит. Покалечатся, если самолет скапотирует... ну что ж, к этому не привыкать. А может, им удастся посадить машину. Он, штурман, рассчитает подход к полосе предельно точно. Он станет глазами пилота. Почему бы не случиться чуду? Почему бы им не сесть? Они заслужили это.
      Но отказ мотора разом перечеркнет все расчеты. Пилот уменьшает обороты мотора, и машина начинает разворачиваться вправо.
      - Дайте левой ноги, командир. Снимите нагрузку триммером...
      Пилот компенсирует уменьшение тяги рулем поворота. Скорость снижается. Машина начинает терять высоту...
      30
      Небо на востоке понемногу светлеет. Гаснут звезды. Луна скатывается за подернутый сиреневой дымкой горизонт.
      Штурман напряженно всматривается в землю и наконец облегченно вздыхает Днепр. Теперь осталось совсем немного. Только бы удачно пересечь линию фронта - и они дома.
      Правый мотор работает на предельно низких оборотах. Штурман то и дело поглядывает на него и уговаривает:
      - Hy-ну, дорогой... потерпи еще немного. Подержись.
      Из-за уменьшения спорости они непростительно, запаздывают. Рассвет неумолимо надвигается. И это очень скверно.
      Рассвет - это зенитная артиллерия. Рассвет - это истребители противника.
      - Командир, может, рискнем прибавить обороты? - спрашивает штурман. Начинает светать.
      - Нет.
      Что ж, Добруш прав. Не стоит рисковать сейчас, когда нет прямой угрозы. Последний рывок мотора может потребоваться для более серьезного дела.
      Впереди, внизу, в полумраке, на далекой земле вспыхивают огоньки. С каждой секундой они видны все отчетливее. Линия вспышек вытянулась поперек курса, с севера на юг. Она вздрагивает, пульсирует.
      С восточной стороны навстречу самолету то и дело взлетают стаи хвостатых комет, и там, где они падают на землю, несколько секунд бушует пламя.
      - Подходим к линии фронта.
      - Понял. Пилот прибавляет обороты правому мотору,
      - Дайте правой ноги, командир... Скорость увеличивается.
      Небо стремительно светлеет. Штурман берется за рукоятки пулемета.
      Они подходят к полыхающему внизу валу, Далеко справа в воздухе подпрыгивает огненный мячик, второй взрывается прямо по курсу, третий разлетается над головой штурмана. Началось...
      - Командир, противозенитный маневр! Правой ноги!.. Самолет ускользает от взрыва.,
      - Левой! Штурвал чуть от себя. Хлоп-хлоп-хлоп... трах!
      Ничего, ничего... еще несколько секунд. Машина, виляя из стороны в сторону, несется среди взрывов.
      - Правой ноги!.. Левой! Правой! Вниз, командир, вниз!..
      И вдруг наступает тишина. Перед самолетом чистое небо, без единого дымка. Линия фронта осталась сзади, Все.
      Все, командир. Проскочили. Доверните немного влево... Хорошо!
      Но не успевает штурман отдышаться, как впереди появляются два "мессершмитта", идущие с востока.
      - Командир, навстречу идут два "мессершмитта", - торопливо предупреждает штурман. - Нам не разминуться.
      - Далеко?
      - Да... нет! Близко!
      - Выше, ниже?
      - Ниже. Секундное молчание. И ровный голос пилота:
      - Ладно. Постреляйте по ним из своего пугача... Действительно. А что им еще остается? Тут уж все от Бога и от случая. Ни отвернуть, ни скрыться на своем тихоходе они не смогут.
      Штурман, угрюмо глядя на стремительно приближающегося врага, склоняется к пулемету.
      И вдруг он чуть не вскрикивает. Какая удача! Как же он сразу не понял? Истребители выскочили из облачности. Поэтому-то они и появились так неожиданно. Их надо отпугнуть всего на десять-пятнадцать секунд, и экипаж спасен. А ну-ка...
      Он припадает к прицелу и дает длинную отчетливо видимую веерообразную очередь. Он знает, что на такой дистанции не попадет, да и не старается попасть. Ему нужно всего лишь на несколько секунд ошеломить противника.
      Пулеметная трасса вспарывает небо между истребителями. "Мессершмитты" шарахаются в стороны.
      Ну, ладно. Сейчас они поняли, кто перед ними, и начнут разворачиваться для атаки, но дело сделано. Перед бомбардировщиком свободный путь к облачности. Облака, правда, реденькие, но это и лучше. В плотных облаках они не смогли бы вести машину.
      Истребители проносятся мимо и исчезают в задней полусфере.
      - Командир, прибавьте газу!
      Моторы взвывают на самых высоких оборотах. Только бы они не отказали...
      Истребители появляются в поле зрения стрелка настолько неожиданно, что в первый момент он не может сообразить, что это за самолеты и откуда они взялись.
      Секунду он в растерянности смотрит на них, потом резко поворачивает пулемет. Истребители заходят для атаки. Вот они закончили маневр и устремляются на стрелка. Они растут на глазах, зловеще нависая над хвостом бомбардировщика.
      Ш-ших! Пульсирующая очередь снарядов проносится над самой головой стрелка. В ответ стрелок нажимает гашетку пулемета: Р-рых!
      И все. Пулемет смолкает.
      Немецкий ведущий взмывает вверх. Но второй истребитель делает доворот, и на его крыльях начинают биться язычки пламени. Немец пустил в ход все свое бортовое оружие, и белые плети подбираются все ближе к стрелку. Теперь уж стрелок ничего не может сделать,.. И вдруг все меняется. Разом, мгновенно "мессершмит- ты" исчезают, словно растворяются в молоке. Словно их и не было никогда. Словно их атака была всего лишь дурным сном.
      Стрелок протирает глаза, оглядывается и вдруг начинает истерически, взахлеб смеяться. Ушли!..
      31
      Бомбардировщик выскакивает из облачности прямо на громадный багровый солнечный диск. Штурман щурит глаза.
      - Командир, подходим к аэродрому. Что вы намерены делать?
      - Садиться.
      Штурман судорожно стискивает зубы и проглатывает внезапно перехвативший горло ком. Надо быть пилотом чтобы так просто и буднично решиться на то, над чем штурман бился от самого Кенигсберга.
      - Спасибо, Василь Николаевич.
      - У вас готовы расчеты?
      - Да.
      - Командуйте заход. Штурман смотрит на землю.
      Через десять секунд начинаем левый разворот. Внимание! Разворот!
      Машина делает круг над аэродромом и точно выходит на посадочную полосу.
      Полоса какая-то странная - вся в пятнах, словно залатанная.
      - Командир, выпустите шасси... закрылки... Дайте чуть штурвал от себя... командует штурман.
      Он с удивлением приглядывается к аэродрому. Да неужели это их аэродром?!
      Все вокруг изрыто громадными воронками, стоянка усеяна обломками самолетов.
      Сколько же их осталось? Семь... нет - восемь машин. Всего восемь!
      Теперь штурман понимает, что произошло. Налет вражеской авиации. Возможно, одновременно был произведен налет и на соседний полк, с которым они должны были идти на Кенигсберг...
      Так вот что это за пятна на взлетной полосе - только что засыпанные воронки. Несмотря ни на что, товарищи ждут их и сделали все возможное, чтобы они смогли сесть...
      - Идем точно, высота триста, - говорит штурман командиру. Впереди посадочные знаки.
      - Высота двести... Чуть-чуть доверните вправо. Достаточно. Хорошо, командир.
      - Высота сто... Идем точно. Полоса хорошо видна, все чисто.
      Чувства Добруша напряжены до предела. Голос штурмана... разве это нужно пилоту, чтобы посадить машину? Оп должен сам видеть полосу. Сам!
      - Высота семьдесят... Хоть на мгновение. Только на одно мгновение...
      - Пятьдесят...
      Пилот снимает руку со штурвала. Секунда, и бинты летят на пол кабины.
      - Десять. Возьмите штурвал чуть на себя... Только на мгновение...
      - Пять...
      Пилот открывает глаза. Снаряд во второй раз взрывается в кабине. Мир становится еще чернее.
      - Два...
      Если бы штурман увидел сейчас лицо пилота, он подумал. бы, что тот сошел, с ума. Пилот улыбался. Боль стала невыносимой.
      Этот полет он сделал от начала до конца, сложил по кирпичику, как каменщик складывает здание... - Один.
      Самолет касается земли. Рев моторов обрывается, словно обрезанный. Слышен стук амортизаторов.
      Но Добруш уже ничего не слышит. Он выпускает штурвал из рук и повисает на привязных ремнях. В его меркнущем сознании проносится зеленое поле аэродрома, ватные облака, голубое небо... Тело пилота вздрагивает, руки приподнимаются, будто стремясь дотянуться до штурвала, и падают... Сердце смолкает.