– Тим, когда мы выйдем к Турану, ты пожалеешь о том, что терял время на чушь, когда нужно было продумывать…
      – Ты прав!
      Я подмигнул Ванде, которая тихо хихикала в кулачок.
      – Ты прав, мой железный друг, – нам непозволительно просто терять время. Мы должны терять его с пользой! Если нам осталось жить всего двадцать семь часов – нужно подготовиться. Скоро мы упадем в смерть…
      Через несколько секунд нам с Вандой удалось добиться каменного выражения лиц. Друг на друга мы старались не смотреть…
      – Эммади, ты знаешь какие-нибудь ритуалы прощания? «И пойду долиною смертной тени и не убоюсь зла, ибо Ты со мной…» Нет, это поминальная… Может, ты нас исповедуешь? Только не сразу – хотелось бы напоследок погрешить… Ванда?
      Я ею восхищаюсь – кивнула с серьезным видом. Только глаза смеялись…
      – А еще, Эммади, нужно написать завещание… Записывай: «Я – Тим, и это все, что я о себе знаю…» Нет, это не то. Вот: «Я, милорд Тим, в нетрезвом уме и без какой-либо памяти, завещаю всем, кого я, возможно, знал, все, что у меня, возможно, есть. И пижаму». Записал? Дай поставлю отпечаток.
      Привстав с кресла, я дотянулся до своего яйцеголового нотариуса и прижал палец к его лбу. Лоб, как ни странно, был холодным. Злоба кипела глубоко внутри.
      – Ванда, ты можешь перевести Тима Седьмого в цифровой вариант? Чувствую, пока дройд с нами не выпьет, он так и будет сидеть, как призрак отца Гамлета. Что не есть хьячи.
      Наклонившись к столешнице, Ванда вывела меню, запустила редактор и приступила к работе. Или притворилась – я в этом не разбираюсь… Дройд вздохнул.
      – Хотите устроить пир во время чумы? Поплясать на собственных гробах – валяйте. Смеяться в лицо опасности вам всегда нравилось больше, чем думать, как ее избежать.
      Ванда пожала плечами и выключила редактор. Откинулась в кресле, выразительно посмотрела на меня, водя пальцем по краю бокала. Я закивал.
      – Придумал. Знаешь, что мы сделаем с этой депрессивно-маниакальной консервной банкой? Мы привяжем ее кому-нибудь на хвост.
      Ванда как раз делала глоток – не выдержала, прыснула напитком обратно в бокал, вытерла губы, откашлялась.
      – Я даже знаю подходящий хвост. Белый, трехметровый, линяющий платиной. Пойдет?
      – Самое то.
      – Ты слышал? Либо ты сейчас вырубаешь свою пессимистическую тарахтелку, пьешь с нами и играешь на клавесине, виляя задницей… Либо – хвост.
      Дройд подпер «щеку» ладонью и «посмотрел» на меня.
      – Тим, я бы никогда не отправился с вами, если бы знал, что детишки всего лишь хотели пошалить перед самоубийством. Я-то думал, у нас другие цели.
      Я вздохнул.
      – Тут ты прав, дройд. Цель у нас совсем другая…
      Быстро пробежавшись по меню, я ввел пару команд, и на столешнице начали появляться небольшие прозрачные шарики – чуть меньше глазного яблока. Тот же Тим-7, только замороженный. Я побросал шарики в свой бокал. Ванда на всякий случай отправила партию шариков в свой. Эммади не шелохнулся.
      – Другая у нас цель… И эта цель – ты!
      Я прыгнул назад, сделал неуклюжее сальто и приземлился за спинкой своего кресла. Молниеносно выхватив два ледяных шарика из бокала, я швырнул их в блестящую голову дройда. Надеялся, что он покажет чудеса акробатики или сожжет шар своим разрядником, – черта с два. Он так и не пошевелился. Шар угодил ему точно в лоб и разлетелся льдинками по столу. На лбу красовался отсвечивающий прозрачный подтек. Ванда спряталась за своим креслом и метнула свой снаряд. Промазала. Второй ее шарик задел плечо робота по касательной, отскочил в сторону и укатился в угол. Эммади не шевелился.
      – Ну и черт с этой Кварензимой! Каждый за себя.
      Не успел я договорить, как шарик Ванды врезался мне в висок. Больно… Надо было делать их поменьше. Мой шар угодил в спинку кресла. Ванда скрылась за ней, потом ее кресло стало медленно и тревожно двигаться в мою сторону. Когда этот желтый танк поравнялся со столом, из-за него высунулась рука и забегала по столешнице, отбивая команды. Я высунулся из укрытия и, прицелившись, метнул шар в ее порхающие пальчики. Попал. Ванда ойкнула и отдернула руку, но уже через секунду возобновила свои «порхания». Что она задумала?
      Когда я понял, было уже поздно. Кубарем пролетев три метра я распластался на потолке. На бывшем потолке, а ныне – полу. Попытался встать, прижимая ладонь к пояснице. Грохнулся я порядочно.
      Пока я оглядывался, Ванда швырнула еще пару снарядов – один пролетел мимо, второй разбился о мой затылок. Черт, больно. Я резко обернулся – я стоял на потолке в полном одиночестве. Все остальное, несмотря на сменившийся вектор гравитации, осталось на своих местах. В том числе и Эммади, по-прежнему сидящий в позе «проникающего в суть». Было бы хуже, если бы он свалился на меня вместе со всеми креслами.
      Ванда висела, зацепившись одной рукой за подлокотник, потом мягко спрыгнула на «наш» пол, умудрившись не расплескать свой напиток. Мой бокал и все его содержимое разлетелось по потолку – я остался безоружным. Ванда улыбнулась, выудила из бокала очередной ледяной шар, картинно облизала пальцы и отвела руку для броска. Я улыбнулся в ответ, выхватил из кармана соник и подключился к гравитационной системе корабля. Она успела метнуть свой снаряд, но промахнулась – я переключил вектор гравитации на перпендикулярный, и Ванду унесло в стену. На этот раз была моя очередь приземляться с достоинством и без последствий. Ванда приземлилась не так удачно – распласталась на стекле огромной картины и теперь пыталась подняться. Бокал, правда, она снова сумела удержать. Я испустил боевой клич и побежал к ней – добить поверженного противника. Противник притворялся до последнего момента, потом вскочил и пустил струю Тима Седьмого мне в лицо. Потом вырвал у бедного, дезориентированного меня соник, и мое несчастное тело отправилось в очередной полет – на этот раз в противоположную стену. Насладившись звуком шлепка и моими воплями, Ванда вернула вектор на место, и я скатился вниз по стенке, приложившись плечом о барную стойку. Мягкий пушистый ковер показался уютнейшей из постелей. Хотелось замереть и не вставать, пока тело не перестанет ныть. Скуфа, похоже, тоже чуть задело – он спрыгнул с моего предплечья и испустил протестующий вопль. Какое-то поющее «лу-лу-лу», похожее на полуночный вой гибрида койота и канарейки. Зверь бросился на Ванду мстить за поверженного хозяина – вцепился зубами в полу ее синего платья, продолжая выть-щебетать во всю глотку. Храбрый мохнатый убивец не зря проходил по классу «Б» – подол он победил. Длинное вечернее платье разделилось по интересам – на симпатичный топик с рваными краями в стиле «Джейн на пикнике», и на половую тряпку, которой зверь тут же принялся вытирать полы. Ошарашенная Ванда осталась в трусиках и вышеупомянутом топе. На трусиках резвился нарисованный скуф, изображенный в стиле позднего Ёсиику Утагавы… Он же Отиай Икудзиро… Явсе пытался отвести взгляд… Он же Отиай Есиику, он же Кейсай Отиику, он же Сокаро и Саракусэй. Гр-х-х-хм… Не путать с Куниеси Утагавой (его учитель), Ёсикадзу Утагавой (другой ученик мастера)… Творчество Ёсиику поражает своей…
      Скуф пронесся между нами, уткнувшись носом в тряпку. Трудолюбивый зверь вытирал с пола липкие пятна пролитого коктейля. Я оглянулся на застывшего в кресле дройда и начал хищно подкрадываться к Ванде. Та обольстительно улыбнулась и многозначительно поднесла пальцы к бокалу. Похоже, она еще не заметила, что снаряды у нее кончились, а соник она выронила во время боя со скуфом – он лежал на полу между нами. Я сделал кувырок вперед и, пока Ванда тщетно пыталась выудить из бокала очередной шар, схватил соно и переключил вектор гравитации, одновременно снижая ее до одной пятой «же»…
      Ванду уносит из кают-компании, я отталкиваюсь от кресла, врезаюсь в нее, и мы несемся по коридору, все увеличивая скорость. Она молотит меня кулаками по груди – мягко, по-девичьи. Потом я выключаю гравитацию и отбрасываю соник в сторону. Ванда пытается вырваться из моих объятий, но я держу ее крепко. Тогда она влепляет мне крепкую оплеуху уже с нормальной силой. Я отлетаю к стене, трясу головой, потом беру короткий разбег и прыгаю на нее снова. Ванда дотягивается кончиками ног до пола и прыгает вверх. Промахиваюсь, не успеваю даже схватить ее за ноги. Отталкиваюсь сначала от пола, потом от стены, разворачиваюсь в полете и перехватываю Ванду у самого потолка. Нас закручивает и уносит вниз, на первый этаж. Ванда отпихивает меня ногой, и я улетаю в любезно распахнувшуюся дверь одной из кают, цепляюсь за спинку кровати. Ванда влетает следом, касается пульта на стене и через секунду гравитация возвращается. Я падаю на кровать, Ванда кричит в закрывающуюся дверь: «Железкам не беспокоить!» – и с криком бросается на меня сверху. Я пытаюсь отбиться, но она прижимает мои руки к кровати и наклоняется ко мне. Ее волосы падают мне на лицо, щекочут, я растворяюсь в ее запахе, закрываю глаза и оставляю попытки сопротивляться.
      – Сдаешься?
      – Только если ты обещаешь больше никогда с меня не слезать… Так и сиди, ладно?
      – Ты точно не хочешь, чтобы я двигалась?
      Она захихикала и плавно повела бедрами. Я попытался выскользнуть.
      – Эй-эй, без глупостей.
      Ванда посмотрела на меня с деланым недоумением. Ей бы сейчас для полноты картины еще скромно закусить пальчик, но тогда бы ей пришлось отпустить мои руки и я бы смог… Что смог? Интересный вопрос…
      – Ты же любишь глупости.
      – Обожаю. Но невинные глупости. Детские такие…
      Пришлось прочистить горло – от треволнений голос сорвался на писк. Ванда хищно улыбнулась.
      – Значит, мне нельзя вот это…
      Она сжала мои запястья, потом отпустила и плавно пробежалась пальчиками по предплечью.
      – И вот это…
      Она заерзала на моем животе и постепенно сползла вниз, ложась на меня полностью. Ее волосы отрезали нас от мира, падая шелковым занавесом.
      – И вот это.
      Зарывшись рукой мне в волосы, она прижалась к моим губам, и я поддался на провокацию, жадно вдохнул, ловя ее ускользающие мягкие губы. Она отстранилась.
      – Ванда, что ты творишь?
      Она пожала плечами.
      – Нелогичный поступок. Праздник же… Так что еще мне нельзя делать?
      Я попытался дышать ровнее.
      – Тебе нельзя… Нельзя здесь оставаться. Оставаться на всю ночь. Нельзя быть нежной и ласковой, нельзя раздеваться, нельзя думать обо мне и нельзя еще… Да – вот так делать тоже нельзя. И ни в коем случае нельзя это повторять… Вот черт… И ни при каких обстоятельствах ты не должна снимать вот это… И, пожалуйста, – ни в коем случае меня не слушайся.
      Она расстегнула мою пижаму и провела ногтями по груди.
      – Упс… Логический парадокс – если ты приказываешь тебя не слушаться, я попадаю в ловушку. Если я тебя не слушаюсь – я одновременно и выполняю указание, а если…
      – Запрещаю молчать и целовать меня. Запре…
      Думать после ее поцелуев было тяжело. Все казалось невыносимым и бессмысленным, кроме того, чтобы поцеловать ее снова.
      – Если что не понравится, Ванда, – все жалобы Ти-Монсору.
      – А если понравится?
      – Тогда ты пообещаешь мне… Пообещаешь не останавливаться ни на Тиме-8, ни на Тиме-34. Ты пообещаешь не останавливаться…
      Она кивнула.
      – Начнем?
 
      Я смотрел на картину, занимавшую почти всю стену. Вроде не на что было смотреть – цветастое изображение последней секунды перед боем, две армии, стоявшие друг напротив друга. Обездвиженный, запертый в двух измерениях миг. Глупое занятие перед решающим боем – придирчиво и скрупулезно ползать взглядом по старой картине. Но именно этим я и занимался уже второй час.
      Зашла Ванда, сделала себе коктейль, присела рядом, попыталась завязать разговор, ушла, оставив полный бокал на столе. Я разглядывал картину.
      Пришел Эммади, снова замер в дверях, что-то долго и уверенно говорил, потом встал позади меня и положил холодные стальные пальцы мне на плечи. Потом вышел. Я вглядывался в затейливое полотно.
      Спустя еще час они вошли вместе. Ванда уселась у моих ног, а Эммади снова застыл за моей спиной. Мы смотрели на огромный холст, на аккуратные штрихи, четкие контуры воинов, сложенные будто из мелких значков.
      Каждый контур, каждая линия, складывающаяся в солдата или его тень, оружие или облака, в лес вдалеке, в знамена и горны, – были затейливо изогнутой строчкой, незаметными, стилизованными под небрежный росчерк буквами. Мы выдергивали слова из холста.
      «Добро, мечты, привязанность, зло, страх, отчаяние, вера, ненависть, преданность, надежда, искренность, подлость, мудрость, доверие, честь, гордость, алчность, одиночество, любовь…»
      Самые простые слова. Самые глупые. Несуществующие ничего не значащие понятия…
      Мы читали как завороженные. На двух языках по очереди, перекидывая взгляд из одной точки картины в другую. Мерный сухой шепот, сливающийся в шелестящий гул. Мы поняли давным-давно, но уже не могли остановиться, зная, что повторяем одно и то же, но почему-то…
      Каждый воин был сложен из никчемных понятий, каждое облако и травинка – сотканы из бесполезных категорий, оружие и знамена – обрисованы штрихами пустых звуков. Две армии, состоящие из одних и тех же слов. Высоких, пафосных, всеобъемлющих, выпотрошенных, точных и бесформенных, туманных и чистых… Одних и тех же слов. Различался только язык. Они стояли друг против друга, каждый со своей любовью, честью и преданностью, своей ненавистью и отчаянием. Я знал – слова совпадают. И на обеих сторонах они одни и те же, вот только смысл в них каждый вложил свой и произнес их на своем языке. А две любви в одном мире также невыносимо много, как и две ненависти. Поэтому они стояли друг напротив друга, а через секунду – рядом, а через секунду…
      До выхода к Турану оставалось две минуты.
 
      Эскадра Лерца была еле видна. Отражавшийся от армады крупных кораблей свет делал огромного Императорского Орла похожим не то на тусклую звездочку, не то на пылинку на стекле рубки, не то на один из многочисленных астероидов Туранской системы. Эммади дал приближение, добавил к изображению данные сканеров. Орел был практически в полном составе – Ванда не досчиталась разве что Хвоста, предназначенного для планетарных бомбардировок, да Когтей, которые занимались всякими спецоперациями. Крылья, на ее взгляд, были несколько ощипанными – часть кораблей должна была остаться на орбите Иолы охранять столицу, императора и Совет.
      Я не понимал, как Ванда разбиралась во всех этих анатомических тонкостях, – Орел выстраивался в птицу только на парадах, а сейчас это была просто мешанина из кораблей, в которой абсолютно невозможно было понять, кто к какому корпусу относится. По крайней мере, мне – Эммади с Вандой, похоже, затруднений не испытывали.
      Огромный диск флагмана парил в середине этого роя – значит, адмирал флота Нейл Льюис Лерц командует операцией самостоятельно… Интересно только, что это за операция и какого черта Ти-Монсор затащил нас сюда? Чтобы мы болтались между укрепленной планетарной базой Турана-3 и практически всем флотом Империи, висящим на границе системы, чувствуя себя хуже, чем незваная мысль в кристально чистом разуме пси-хоттунца?
      – Интересно…
      – Что, Ванда?
      – Эммади, экстраполируй мне линию звезда-флот.
      – Система Лотоса лежит на этом векторе, если ты на это намекаешь. Вот только, как ты видишь, флот не разгонялся.
      – Паруса отключены… То есть ты хочешь сказать, они абсолютно случайно висят в той точке, как если бы хотели прыгнуть к Лотосу, восьмой системе Красных, в которой, к тому же, сейчас находится принцесса Ки-Саоми… Висят с нулевой относительной скоростью. Что все это значит?
      Я нерешительно вставил:
      – Значит, они не собираются телепортироваться…
      Ванда ехидно проворчала:
      – Спасибо, Тим… Эммади, необходимая скорость для телепортации к Лотосу?
      – Шестьдесят три сотых световой.
      – Время разгона для одновременного прыжка всех кораблей?
      – Оптимальное от Турана или из той точки, где они находятся?
      – Оптимальное.
      – Получается с орбиты Турана-1, ближе к звезде не смогут подлететь десантные корабли, они послабее. Оттуда – семь часов.
      – А с их текущей позиции?
      – Так как нейтринной светимости звезды Турана на текущий момент датчики еще не выявили, считаю по средней… Трое суток – они слишком далеко, поток рассеивается.
      Ванда взлохматила волосы и шумно выдохнула.
      – Ну и какого дьявола они там торчат? Никто не хочет заявить, что это совпадение?
      Мы молчали. Я нерешительно поинтересовался:
      – Они нас засекли?
      – Тим, видишь вот этот небольшой кораблик?
      Робот вывел изображение какой-то сложной конструкции с далеко вынесенными антеннами.
      – Это Глаз, он сканирует пространство в радиусе парсека. Уверен, они узнали о нашем появлении за десять минут до того, как мы здесь оказались, – когда я отправил маяк, чтобы проверить точку выхода из прыжка и уточнить координаты.
      – Они могут дать по нам залп?
      – Мы успеем десять раз исчезнуть. Они слишком далеко.
      – К нам уже летят?
      – Ты думаешь, я бы об этом не упомянул? Нет, они не отреагировали… И это меня настораживает.
      – Еще скажи, что ты не рад.
      – Не рад. Ситуация и без того была неясна. Сейчас она превысила мой лимит неизвестных. Я сбит с толку.
      Ванда кусала губы.
      – Какого черта они здесь делают?
      Эммади вывел на экраны с десяток страниц из МИСС.
      – Официально у них демонстрационный облет планет третьего круга.
      – Зачем?
      Я глупо засмеялся.
      – Ибо…
      Ванда презрительно на меня посмотрела и вернулась к созерцанию экранов. Меня вдруг осенило:
      – С чего мы взяли, что, если они на линии Туран – Лотос, они куда-то летят? Просчитай точку выхода корабля, летящего от Лотоса к Турану.
      – Какого корабля, Тим?
      – Не знаю, к примеру – крейсера.
      – У меня нет сведений о телепортаторах Красных.
      – Считай для имперского корабля. Примерно…
      – С учетом торможения и выхода на орбиту Турана-3, стандартный крейсер выйдет примерно в ста километрах от флота.
      – Между флотом и звездой, как я понимаю…
      – Да.
      – Ну вот и ответ – они ждут кого-то, кто прыгает от Лотоса к Турану.
      – Кого?
      Я пожал плечами. Кого они вообще могут ждать в таком составе?
      – Не важно – летим к базе, там спросим у Ти-Монсора. Уверен, он в курсе.
      Эммади соблаговолил повернуть голову в мою сторону.
      – Тим, ты не понял? Мы никуда не летим.
      – Но Ти-Монсор…
      – Возможно, он там. Ему удалось проникнуть туда незаметно – возможно, удалось, и поэтому мы не видим никаких повреждений базы. Но, Тим, тонари в режиме «просветки» они еще могли не заметить – мы же торчим здесь, как овца в волчьем вольере. Пока нас можно принять за дурачков-туристов, которые перепутали координаты или поленились проверить барахлящий телепортатор перед прыжком – по этой версии мы набираем энергию и собираемся прыгать вторично. Но как только мы подойдем к базе – у нас два варианта. Если боевые пульты все еще под контролем имперцев, они нас сожгут, как только мы войдем в зону поражения. Без предупреждения – зона в радиомолчании, они генерируют помехи и не станут их отключать только из-за заблудших туристов. Они имеют право нас сжечь, и они это сделают. Второй вариант: если Ти-Монсору каким-то образом удалось в одиночку проникнуть туда на своем тонари, остаться незамеченным эскадрой и перехватить контроль базой с двумя тысячами солдат – в этом случае он нас пропустит, чем наглядно покажет Лерцу, что с базой что-то не в порядке. Иначе каким образом на нее беспрепятственно садится гражданская яхта? Мы его выдадим.
      Я кусал губы.
      – Наркотики, девочки, доставка пиццы – любая контрабанда. Мы можем притвориться дураком, который не первый год возит сюда всякие развлечения бедным солдатикам. Настолько тупого, что он осмелился нанести свой очередной визит на глазах у всего флота Империи.
      – В таком случае, Тим, командованию базы проще сбить идиота и избежать крупных неприятностей с начальством. Что бы он там ни вез. Тим, ты серьезно собираешься садиться туда, надеясь на свои «может» и «вероятно»? Это же сотые доли процента! Кончай свои детские капризы, расслабься и отдохни. Они не сожгут дурачков-туристов на глазах у всего флота, поэтому мы мирно пасемся здесь, набираем энергию и прыгаем куда-нибудь еще.
      – Нет.
      – Тим, я тебя и не спрашиваю. Яхту ты в любом случае вести не сможешь. Мемо-пакет, Тим…
      Я сжал зубы.
      – Если, конечно, этот таинственный инцидент действительно имел место. Если ты не соврал, чтобы я не совершал ненужных тебе действий.
      Эммади резко поднялся и широким жестом пригласил меня сесть в пилотское кресло. К штурвалу.
      – Вот и проверишь… Когда начнешь петь гимн и орать о своей верности императору, уж прости – я тебя вырублю. Потом прочищу тебе мозг от этой дряни – оклемаешься через неделю-две. Тут, знаешь ли, неважная аппаратура.
      Отшатнувшись от штурвала, я посмотрел на Ванду. Она покачала головой.
      – Нет, Тим. Я не поведу. Дройд прав – шансы слишком малы. Ты сам говорил, что мы прилетим и проанализируем ситуацию на месте, а потом решим, что делать. Вот тебе результаты анализа – нет никаких признаков принца и дружественных сил. Есть только нетронутая база и черт знает что здесь забывший Императорский Орел.
      – Но мы получили приглашение, Ванда. Мы должны…
      Она натянуто улыбнулась.
      – Приглашение, а не приказ. И, к сожалению, похоже, вечеринка срывается.
      Я по-прежнему не мог поверить.
      – Ванда, вы так стремились сохранить мне жизнь, помочь найти Ти-Монсора – он ведь тоже вам нужен… Зачем тогда мы прыгали, как блохи, по всей галактике, по крохам собирая его дурацкие знаки? Чтобы развернуться и улететь, когда мы почти у цели?
      Она взорвалась:
      – Какой цели? Твоя цель – слепо нестись вперед, не разбирая дороги? Или цель – сдохнуть побыстрее? Когда до тебя дойдет, что ни черта не вышло? Единственный шанс – это убраться отсюда, пока за нас не взялись. Если они и решат нас не сжигать, то им вполне может прийти в голову отбуксировать нас на флагман. Посмотреть, кто мы вообще? А кто мы, Тим? Какого черта делают вместе робот, майор Феникса и принц Красных?
      Ванда отдышалась, присела на боевой пульт и с деланым спокойствием поправила челку. Я опустил голову.
      – Вы ему не доверяете, вот что. А я верю. Он не мог разослать эти приглашения, если бы не был уверен, что все пройдет, как надо. Неужели вы думаете, что он мог не предусмотреть появления здесь Имперского флота? Или ему нужно было сто раз написать в приглашении: «Да, я уверен, вам стоит это делать». Или: «Там, у дверей птичка такая сидит – не пугайтесь, проходите мимо». Или приписать словечко «cito», чтобы вы не торчали тут?
      Ванда уперлась в меня взглядом и прошипела:
      – Почему бы нет?
      – Потому что это все – априори. Вся игра строилась на доверии: если вы действительно хотите меня найти – следуйте указаниям. И мы следовали – какими бы странными они ни казались. До этого момента.
      Ванда продолжала сверлить меня взглядом. Эммади присел рядом с ней и скрестил руки на груди.
      – А если нет, Тим?
      – Что нет?
      – Если ты ошибаешься, если он не предусмотрел чего-то, и его взяли? Тогда что?
      – Тогда я должен попытаться его вытащить.
      Они не шелохнулись. Я судорожно перебирал варианты – как нам посадить этот корабль?
      – Ванда, воспользуйся удостоверением.
      Она горько усмехнулась.
      – Если они еще и не поняли, что случилось на Тирдо-Я, если я еще не в розыске, если мое удостоверение не аннулировано – вряд ли они заметят его с такого расстояния… Пойми, наконец, мы не можем их обмануть, наплести чепухи, отвлечь их – они в радиомолчании. Глухого невозможно заговорить.
      – Мы можем отправить им зонд с посланием?
      – Собьют. По уставу. Кто тебя знает, что ты там скинул?
      – Стойте… Там генератор помех, который не позволяет передатчику обнаружить точные координаты приемника, так?
      – И наоборот – отправлять сообщения они тоже не могут.
      – Ну так черт с ней, с микротелепортационной, – есть же радио, они разве его не глушат?
      Эммади покачал головой.
      – Зачем глушить? Никто не будет пользоваться этим антиквариатом.
      – Я не говорю, что они используют радио для межзвездной связи – понятно, что радиоволны будут идти годами. Но для связи с орбитой, в пределах системы?
      – Тим, у нас нет передатчика.
      – Разве аварийный сигнал не включает в себя рассылку радиосообщений?
      – Да, но он просто передает СОС – никаких посланий.
      – Это нам только на руку. Мы включаем аварийку и идем на посадку – сигнал они услышат, но связаться с нами будут не способны. Отказать в помощи без объяснений они не могут по Галактическому кодексу. Соблюдение последнего обеспечит присутствующая здесь эскадра.
      Я наконец улыбнулся. Но Эммади так и не сел за пульт.
      – Что еще?
      – Как тебе выразить вероятность того, что у них есть приемник, что он включен, что наше послание услышат вовремя и не предпочтут сделать вид, что не услышали – к примеру, потому что приемник проходил профилактику? Могу выразить ее в долях процента, могу в эмоциональных выражениях – выбирай.
      Ванда на секунду прекратила грызть ногти, бросила на меня усталый взгляд.
      – Тим, угомонись. Пойдем, я угощу тебя чем-нибудь, или сядем за синтезатор и вместе сочиним Тима-8… Пока корабль наберет энергию и вытащит нас из этой западни. Тим, пожалуйста, хватит…
      Я посмотрел ей в глаза и сказал как можно спокойнее.
      – Мы. Садимся. На базу.
      Ванда устало опустила руки и тихо рассмеялась.
      – Благородный дон, рыцарь без страха и упрека… Тебе на утренниках выступать. Детишки будут в восторге. Будешь спасать кукольную принцессу на картонном скакуне от злого дракона из папье-маше. Фурор. И гонорар конфетами.
      Грохнув кулаком по лобовому стеклу, я рванулся к штурвалу.
      – Идите к черту! По дороге можете посчитать вероятность его существования… Где спасательные боты – вы знаете. И захватите Аарха.
 
      Как только я коснулся штурвала, все экраны погасли. Последним моргнул индикатор-радиодиала. Я резко повернулся к роботу. Он сделал мне пальцем «ни-ни». Мне даже привиделась гнусная ухмылка на пустом лице.
      – Если помнишь, Тим, я пообещал, что не дам никому убить тебя под влиянием глупых эмоций. Даже тебе. Ведь если так – мне придется оторвать этот палец. И прослыть клятвопреступником.
      – Я доверяю ему. Если ты – нет – не доверяй ему в спасательном боте.
      Эммади встал с пульта и картинно потянулся.
      – Мы никуда не идем. Ты никуда не летишь. Все живы и впоследствии – очень довольны.
      Хочешь так, Эммади? Будь по-твоему, отче. Я осклабился.
      – У царя было три сына, и в тот период, когда он умер, а они – еще нет, они немножко пожили. Старшему, который был дочерью, царь завещал трон, так он извинился перед ней за округление до «трех сыновей», ибо двух сыновей и дочь ему было лень выговаривать, да и в сказку не помещалось… Среднему сыну он жаловал мудрость, царский сыск и младшего сына. Младшему же сыну достался волшебный кукиш и отсутствие воспоминаний. Но после смерти папы добрый средний сын поделился с младшим хвостатым котом и каменными сапогами-скороходами, они же шапка-невидимка. Сапоги, правда, потом забрал. А вот кота…
      Я улыбнулся еще шире и отвел в сторону левую руку, которую до этого прятал за спиной. Светящийся кнут потянулся к отпрянувшей Ванде, к замершему Эммади.
 
      – Выходите!
      Ванда пыталась оставаться спокойной.
      – Ты бредишь.
      – Выходите.
      Ванда отошла, опасливо огибая извивающийся кнут, и растеряно присела на кожух энергоблока. Она выглядела абсолютно сбитой с толку… Вот только под тонкой материей платья заметно напряглись мускулы… Эммади принял такую же обманчиво беззащитную позу – отвернулся к стеклу. Но техноиду не обязательно стоять лицом, чтобы контролировать ситуацию. Они прыгнут одновременно. Ванда – вперед, Эммади оттолкнется для разгона и пережжет мне руку с мечом своим «слабеньким разрядником». Они не собираются меня убивать, но и не позволят мне угробить нас всех. Со скуфом я и впрямь могу справиться с любым из них. Но вот с обоими сразу… Стоит мне отвлечься на Ванду – Эммади сожжет мне руку. Стоит повернуться к роботу, в меня тут же войдет ее белый корешок, и я отключусь. Взаимный пат… Сейчас им надоест ждать, они выгадают момент и прыгнут одновременно. Я не успею. Никак.
      …Аарх появился в рубке неожиданно. Вот медленно уплыла в бок дверца, вот голубокожий мальчик стоит и сонно потягивается, трет глаза кулачками, причмокивает спросонья, а вот он уже стоит перед Вандой, а она смотрит на него сверху вниз, и теперь у нее слипаются глаза, она пошатывается и падает в кресло, засыпая. А мальчик уже стоит рядом с Эммади и касается хрупкими пальцами гладкой холодной головы техноида. И тот замирает на середине движения.
      Все действия сонного мальчишки уместились в одной секунде. Аарх поворачивается ко мне, ошарашенному, прижимающему к груди оживающего скуфа.
      – Прилетели?
      – Да.
      – Твой родич здесь?
      – Да.
      – Почему мы еще не сели?
      – Мы… спорили.
      – Вы меня разбудили.
      – Прости.
      Аарх завалился в соседнее с пилотским кресло.
      – Да будет так.
      Я вздохнул с облегчением. Похоже, мне сегодня все-таки позволят умереть.
      – Что ты с ними сделал?
      – Я спал и размышлял, проснулся, пришел сюда и стал действовать. Они хотели размышлять, поэтому я отправил их в сон – размышлениям место там. А здесь действие, аарх?
      – Аарх.
      – Летим?
      – Летим.
      Я рухнул в кресло, как будто это была захлопывающаяся пасть чудовища, положил взмокшие ладони на рычаги. Сглотнул поднявшийся к горлу комок. А что если Эммади не врал и сейчас мемо-пакет промоет мне мозги?
      Как будто у меня есть выбор…
      – Летим…
      Повернув кисть, я оживил направляющие. Потом включил основные двигатели, задал первую готовность маневровым… И почувствовал тошноту – голова взорвалась изнутри. Мемо-пакет раскрывался.