Мэри Поппинс (№10) - Мэри Поппинс с Вишневой улицы

– Мы так давно ожидаем тебя, Мэри Поппинс, – засмеялась негритянка. – Ты привела с собой детей угоститься сладкими арбузами? Они совсем малютки. Не мешало бы немножечко почистить их ваксой. Милости просим, мы всегда очень рады тебя видеть.

И негритянка, позвав их за собой, пошла к маленькой хижине, сплетенной из пальмовых листьев. Джейн с Майклом пошли было за ней, но Мэри Поппинс удержала их.

– У нас, к сожалению, совсем нет времени. Мы заскочили на секунду, только повидаться. Путешествуем вокруг света… – объяснила она двум африканцам, которые с изумлением слушали, воздев руки к небу.

– Вот это путешествие, мадам! – сказал мужчина, улыбаясь и потерев щеку огромной дубинкой; черные его глаза при этом весело блеснули.

– Вокруг света! Долгий, долгий путь, не переутомились бы! – и женщина опять засмеялась, точно вся ее жизнь была сплошной праздник.

Тем временем Мэри Поппинс опять повернула компас и решительным голосом произнесла: «Восток!»

Мир снова закружился, и скоро – детям показалось, что через несколько секунд, – пальмовая роща исчезла, и они очутились на узкой улочке с крошечными странного вида домами. Оказалось, что они сделаны из бумаги, их загнутые крыши были увешаны колокольчиками, которые тоненько звенели от каждого дуновения ветерка. Над домами протянули ветви миндальные и сливовые деревья, усеянные яркими цветами, а по улочке не спеша прогуливались люди, одетые в странные желто-зелено-синие одежды. Картина была удивительно мирная и приятная.

– Мы, наверное, попали в Китай, – прошептала Джейн Майклу. – Да, я уверена, мы в Китае, – продолжала она, разглядывая старика, вышедшего из маленького бумажного домика. Он был одет в роскошный халат из золотой парчи и шелковые шаровары, на лодыжках перехваченные золотыми обручами. Туфли у него были с длинными загнутыми носками, самого изысканного фасона. Седая косица сзади доставала до колен, а с верхней губы свисали длинные тонкие усы.

Старый господин, увидев Мэри Поппинс с детьми, низко поклонился, коснувшись лбом земли. К удивлению Джейн и Майкла, Мэри Поппинс ответила таким же поклоном, так что маргаритки на ее шляпе подмели землю.

– Кто вас воспитывал? – прошипела Мэри Поппинс, глядя на детей из этого необычного положения. Она произнесла эти слова так грозно, что Джейн с Майклом сочли за лучшее поклониться, и даже близнецы с почтением наклонили головки в своей коляске.

Старик церемонно выпрямился и проговорил:

– Глубокопочитаемая Мэри из дома Поппинсов! Соблаговоли озарить мое недостойное жилище светом твоего благочестия. И, нижайше умоляю тебя, проводи к моему сирому очагу этих почтенных странников. – Он еще раз поклонился и взмахом руки пригласил всех в дом.

Джейн с Майклом никогда не слыхали такой красивой, витиеватой речи и, опешив, смотрели на старика. Но они еще больше поразились, услыхав достойный ответ Мэри Поппинс.

– Достопочтенный сэр, – начала она, – с величайшим сожалением вынуждены мы, ничтожнейшие из твоих друзей, отказаться от твоего великодушного, щедростью превосходящего королевское, предложения. Ягненок с меньшей охотой покидает свою мать-овцу, птенец – свое гнездо, чем мы расстаемся с твоим ослепляющим присутствием. Благородный и трижды великолепный сэр, мы совершаем вояж вокруг земли, и наш визит в твой прекрасный город носит, увы, кратковременный характер. Позволь поэтому без дальнейших церемоний освободить тебя от нашего недостойного присутствия.

Мандарин, а это, конечно, был он, наклонил голову, готовясь отвесить еще один замысловатый поклон, но Мэри Поппинс поспешно повернула компас и громко произнесла: «Запад!»

И опять закружился мир, так что в глазах у Джейн с Майклом все замелькало, но вот он остановился, и они оказались в большом сосновом бору. Мэри Поппинс быстро вела их к широкой поляне, где вокруг большого костра стояло несколько шатров. Огонь вырывал из темноты странные фигуры, одетые в свободные туники, штаны из оленьей кожи с бахромой и головные уборы из перьев. Одна из них отделилась от стоящих у костра. Это был очень высокий и очень старый, но зато украшенный самыми красивыми перьями мужчина. Увидев Мэри Поппинс, он поспешил ей навстречу.

– Мэри Утренняя Звезда, – сказал он. – Приветствую тебя в нашем лесу. – Он поклонился и коснулся лба Мэри своим. Затем повернулся к детям и проделал со всеми четырьмя ту же церемонию.

– Мой вигвам ждет вас, – сказал он с торжественным дружелюбием. – Мы жарим оленя. Милости просим разделить с нами наш ужин.

– Великий Вождь Полуденное Солнце, – ответила Мэри Поппинс, – мы заглянули совсем ненадолго. В сущности, только проститься. Мы совершили кругосветное путешествие. И это наша последняя остановка.

– Да что ты говоришь, Утренняя Звезда! – воскликнул Великий Вождь. – Я часто сам мечтал о таком путешествии! Но все равно, вы должны побыть с нами немного. Пусть этот молодой воин (он кивнул на Майкла) потягается в беге с моим пра-пра-правнуком, имя которого – Летящий Как Ветер. – И Полуденное Солнце хлопнул в ладоши. – Хай! Хо! Хи-и! – громко закричал он.

В ту же секунду из одного вигвама выскочил небольшой мальчишка, подбежал к Майклу и легко хлопнул его по плечу.

– Догоняй! – крикнул он и помчался со всех ног в лес.

Майкл, конечно же, бросился вдогонку, Джейн кинулась следом. Все трое носились между соснами, кружили вокруг толстенных деревьев. Вел бегунов Летящий Как Ветер, сколько было шуму, сколько веселья!

Догнать пра-пра-пра-правнука было невозможно. Джейн первая сдалась, но Майкл, стиснув зубы, продолжал бег. Нет, он не мог допустить, чтобы краснокожий мальчишка оказался проворнее его.

– Я все равно догоню тебя, – кричал он.

– В чем дело? Что происходит? – вдруг резко спросила Мэри Поппинс.

Майкл глянул на нее и остановился как вкопанный, потом опять было сорвался с места, но, к своему удивлению, не увидел ни Летящего Как Ветер, ни Великого Вождя, ни костра, ни вигвамов. Не было даже ни одной сосны. Одни только скамейки, Джейн, близнецы в коляске и Мэри Поппинс, стоявшая на центральной дорожке парка.

– Бегать столько раз вокруг садовой скамейки! Да ты просто сошел с ума! Столько глупостей в один день. Могло бы уж и надоесть. Идем скорее!

Майкл, обидевшись, надул губы.

– Вокруг света и обратно – и всего за минуту! Что за чудесная коробочка! – восторженно проговорила Джейн.

– Отдайте мне мой компас! – потребовал Майкл.

– С вашего позволения, это мой компас, – сказала Мэри Поппинс и опустила его в карман.

Майкл посмотрел на нее, как будто хотел убить. Но только пожал плечами, пошел впереди всех и не проронил больше ни слова.

– Когда-нибудь я обгоню этого мальчишку, – процедил он сквозь зубы, входя в калитку дома N 17 по Вишневой улице.

Но мохнатое чувство у него в душе не угомонилось и после кругосветного путешествия с компасом. И к вечеру он стал просто невыносим. Подождав, когда Мэри отвернется, он ущипнул близнецов; те заплакали, а он притворно-ласковым голосом стал их утешать.

Но Мэри Поппинс не легко было обмануть.

– Ты что, ничего не чувствуешь? На тебя ведь кое-что надвигается, – сказала она многозначительно. Но он уже закусил удила, ему не было и ни стыдно, и ни страшно. Он пожал плечами, дернул Джейн за волосы, потом подошел к столу, где был накрыт ужин, и опрокинул свою миску с хлебом и молоком.

– Как не стыдно, Майкл, – покачала головой Мэри Поппинс. – Ты весь день безобразничал. Но это уже предел. Я не сталкивалась с подобным за всю свою длинную жизнь! Сейчас же убирайся отсюда. Немедленно в постель, и никаких разговоров!

Никогда еще Майкл не видел Мэри Поппинс в таком гневе.

Он пошел в детскую и стал раздеваться. Нет, ему не было стыдно. Да, он очень плохой. Ну и пусть: будет еще хуже. Нет, ему не стыдно. Он убежит от них и пристанет к бродячему цирку. Раз – дернул рубашку и пуговицы нет! Вот и хорошо. Утром меньше застегивать. Еще одна! Тем лучше. Нет, ему совсем, совсем не стыдно. Он не причешется и не почистит зубы перед сном. И молитву не прочитает.

Майкл уже почти лег в постель, сунул под одеяло ногу и вдруг увидел на комоде компас.

Он осторожно, на цыпочках прошел по комнате. Он знал, что сделает. Возьмет этот компас, покрутит его и отправится путешествовать вокруг света. И они никогда его не найдут. Никогда больше его не увидят. Они еще обо всем пожалеют. Майкл неслышно перенес стул к комоду. Залез на него и взял компас. Несколько раз повернул его.

– Север! Юг! Запад! Восток! – быстро прокричал он, боясь, что кто-нибудь войдет и помешает.

За стулом раздался громкий шум. Майкл виновато обернулся, думая, что это Мэри Поппинс. Но вместо нее увидел четыре гигантские фигуры, подступавшие к нему, – эскимос с копьем, негритянка с огромной дубинкой мужа, мандарин с кривым кинжалом и краснокожий индеец с томагавком. Они надвигались на него со всех сторон, размахивая над головами оружием, и вид у них был не добрый и приветливый, как ему запомнилось, а злобный и мстительный. Вотвот они навалятся на него, прямо перед ним маячат страшные лица. Он чувствовал их горячее дыхание, видел, как дрожит оружие в их руках.

С громким криком Майкл выронил из рук компас.

– Мэри Поппинс! Мэри Поппинс! На помощь! – звал он, крепко зажмурив глаза.

Почувствовал, как что-то теплое и мягкое обвило его. Что это? Белая доха эскимоса, парчовая мантия мандарина? Туника индейца? Или перья негритянки? Кто схватил его? Ах, если бы только он весь день был хороший! Но теперь уже поздно.

– Мэри Поппинс! Миленькая, хорошая!

– Ну, полно, полно. Я, благодарение Богу, не глухая. Не надо так кричать, – услышал он знакомый спокойный голос.

Майкл открыл один глаз. Никакого следа гигантских фигур из компаса. Открыл другой – вдруг тот глаз ошибся. И правда – никого.

Он оглядел комнату. Пусто. Он лежит на своей собственной, мягкой, как пух, постельке, под своим теплым легким одеялом. И никакого мохнатого чудища в груди, оно исчезло, как будто его и не было.

Майкл лежал умиротворенный и счастливый, точно у него под подушкой были рождественские подарки для всех, всех.

– Что, что это было? – спросил он у Мэри Поппинс.

– Я ведь говорила тебе, что это мой компас. Пожалуйста, будь так добр, никогда не трогай мои вещи, – вот и все, что ответила ему Мэри Поппинс. Нагнулась, подняла с пола компас и опустила себе в карман. Потом стала собирать с пола одежду, брошенную Майклом, и складывать ее на стул.

– Можно, я сам сложу?

– Нет уж, благодарю покорно.

Мэри Поппинс ушла в другую комнату, скоро вернулась и дала ему в руки что-то теплое. Это была чашка с молоком.

Майкл стал пить очень медленно, маленькими глоточками, чтобы Мэри Поппинс подольше побыла с ним.

Она стояла рядом, не говоря ни слова, наблюдая, как медленно убывает молоко. Он чувствовал такой знакомый запах булочек от ее хрустящего фартука. Сколько он ни старался растянуть удовольствие, молоко когда-нибудь должно было кончиться; и скоро, огорченно вздохнув, он протянул Мэри Поппинс пустую чашку и юркнул под одеяло. Он никогда не думал, что постель такая теплая и уютная. Какое счастье, какая удача, что он жив и сейчас уснет в своей детской!

– Правда, смешно, Мэри Поппинс, – сказал он сквозь сон, – я был сегодня таким гадким, а сейчас мне так хорошо!

– Мда, – произнесла Мэри Поппинс, подоткнула ему одеяльце и пошла мыть посуду, оставшуюся после ужина.

Глава 7. Птичница

– А может, ее там не будет, – сказал Майкл.

– Она всегда там, – ответила Джейн. – Вот увидишь.

Они шли вверх по Лудгейт-Хилл. В Сити у себя в конторе их ждал мистер Банкс. Утром он сказал миссис Банкс:

– Дорогая, хорошо бы Джейн с Майклом зашли сегодня за мной в контору, если, конечно, не будет дождя и ты не возражаешь. Мне вдруг захотелось пойти в кафе «Чай с пряниками». Я ведь так редко позволяю себе какое-нибудь баловство.

Миссис Банкс ответила, что подумает о его словах.

Весь день Джейн и Майкл с замиранием сердца наблюдали за мамой, но было похоже, что о словах отца она и думать забыла. Из ее разговоров явствовало, что у нее в голове счета из прачечной, новое пальто для Майкла, пропавший адрес тетушки Флосси и несчастная миссис Джексон, которая пригласила ее на чай во второй вторник месяца, а ведь знала, что в этот день пойдет лечить зубы.

И вот когда они совсем уже потеряли надежду, что мама вспомнит про слова отца, миссис Банкс вдруг сказала:

– Ну вот что, дети, хватит таращить на меня глаза. Одевайтесь поскорее. Вы сегодня идете с отцом в кафе «Чай с пряниками». Вы что, забыли?

Да разве они могли это забыть? Дело было не только в пряниках. Была еще Птичница – а это самое лучшее на свете!

Вот почему они в таком волнении шагали сейчас по Лудгейт-Хилл.

Мэри Поппинс шла между ними в своей новой шляпке и выглядела потрясающе. Каждые пять минут она смотрелась в зеркальные витрины – и каждый раз убеждалась, что шляпка была на месте, красные розы не превратились в какиенибудь простенькие цветы, вроде маргариток. При этом она замедляла шаг, а Джейн с Майклом вздыхали, но не смели ничего сказать – вдруг Мэри Поппинс рассердится и будет назло по часу стоять у витрины и разглядывать себя не только спереди, но и с боков.

Но вот наконец подошли они к Собору Святого Павла, который построил много лет назад человек с птичьим именем – Христофер Рен. (У них дома жил однажды скворец по имени «Христофер».) Наверное, поэтому птицы так любят этот Собор и, конечно, по этой причине рядом с Собором жила старая Птичница.

– Вот она! – вдруг закричал Майкл и сплясал танец дикарей.

– Перестань паясничать, – сказала Мэри Поппинс и последний раз взглянула на отражение красных роз в витрине ковровой лавки.

– И опять поет свою песню! – воскликнула Джейн, крепко прижимая к груди ладошки – вдруг сердце от радости выскочит.

– Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! Купите птичкам обед! Два пенни пакет! – нараспев выкрикивала Птичница одну и ту же строчку, протягивая прохожим пакетики с хлебными крошками.

А вокруг нее порхали десятки, а может, сотни птиц, вились над головой, взлетали и снова падали вниз.

Мэри Поппинс называла всех птиц «воробушки». Все птицы для нее на одно лицо, высокомерно объясняла она. Но Джейн-то с Майклом знали – никакие это не воробьи, а голуби и горлинки. Среди них были болтливые, суетливые сизые голуби-бабушки; быстрые грубоголосые голуби-дядюшки; трезвонящие «денег-нет, денег-нет» голуби-папы и бестолковые, озабоченные нежно-голубые горлицы-мамы. Так, во всяком случае, казалось Джейн и Майклу.

Птицы кружили и кружили над головой Птичницы, а когда дети подошли, вдруг шумно взмыли вверх и сели на самую макушку Святого Павла, громко гуля и не обращая на Птичницу никакого внимания.

Сегодня была очередь Майкла покупать птицам еду. Джейн покупала в прошлый раз. Он подошел к Птичнице и протянул ей четыре полупенсовика.

– Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! – пропела Птичница, вложила ему в руку птичью еду и спрятала полученные монетки в складках широченной черной юбки.

– Если бы ваши пакеты стоили один пенс, я бы купил два, – сказал Майкл.

– Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! – опять прокричала Птичница, как кукушка, у которой только одна песня – «ку-ку», «ку-ку», о чем ее ни спросишь.

Джейн с Майклом и Мэри Поппинс высыпали крошки на землю, и скоро птицы сначала поодиночке, потом по две, по три стали слетать с купола.

– Дура полоротая, – презрительно сказала Мэри Поппинс, когда одна голубка, клюнув крошку, тут же выпустила ее из клюва.

Но остальные птицы клевали на зависть, громко воркуя, толкаясь и цокая лапками. Скоро все было съедено подчистую – ведь воспитанные голуби ничего не оставляют. Убедившись, что больше есть нечего, голуби одним мощным, рябящим в глазах движением вспорхнули и закружились над головой Птичницы, повторяя на своем языке ее бесконечную песню. Одна голубка опустилась ей на шляпку и села, поджав лапки, – точь-в-точь украшение на короне. А какой-то голубь принял новую шляпку Мэри Поппинс за розовый куст и сорвал клювом цветок.

– Ах ты, негодный воробей! – воскликнула Мэри Поппинс и махнула на него зонтом. Голубь, оскорбленный до глубины души, подлетел к Птичнице и назло Мэри Поппинс воткнул розу в шляпу Птичницы.

– Начинка для пирога, вот ты кто! – не на шутку рассердилась Мэри Поппинс. Бросила на него последний гневный взгляд и прибавила, обращаясь к детям: – Идемте скорее! Давно пора идти.

А голубь только рассмеялся, повернулся к Мэри Поппинс хвостом и презрительно тряхнул им.

– До свидания, – сказал Майкл Птичнице.

– Купите птичкам обед! – пропела та, улыбнувшись.

– До свидания, – подхватила Джейн.

– …всего два пенни пакет! – закончила Птичница и помахала детям.

Пошли все трое дальше – дети справа и слева, Мэри Поппинс в середине.

– А что будет потом, когда все уйдут? – спросил Майкл у Джейн.

Он хорошо знал, что будет, но по правилам игры должен спросить у Джейн, ведь это в общем-то ее история.

И Джейн стала рассказывать, а он вставлял то, что Джейн пропускала.

– Ночью, когда все спят… – начала Джейн.

– … и на небе зажигаются звезды, – прибавил Майкл.

– И даже если не зажигаются, все голуби слетают с купола Святого Павла и прыгают вокруг Птичницы, смотрят, не осталось ли где крошек. И если осталось, клюют, чтобы утром вокруг Собора была чистота. А когда наведут чистоту…

– Ты забыла, они еще купаются.

– Да, купаются и чистят перышки. Делают три круга над Птичницей. И после этого устраиваются на покой.

– Садятся к ней на плечи?

– Да, и на шляпу.

– И на корзину с пакетами?

– Да, и на корзину. Потом Птичница гладит перышки у них на голове и говорит им, что надо слушаться и хорошо себя вести.

– На птичьем языке?

– Да. А когда у них начинают слипаться глазки, она расправляет складки своей юбки, как мама-курица крылья, и все голуби и голубки – порх-порх-порх – прячутся к ней под подол. Спрячется последний голубь, она начинает покачиваться, кудахтать над ними, они засыпают и крепко спят до утра.

Майкл счастливо вздохнул. Он любил эту историю и мог слушать ее без конца.

– Это все правда, верно, Джейн? – как всегда, спросил он.

– Нет, – ответила, как всегда, Мэри Поппинс.

– Да, – сказала Джейн. Она лучше все знала.

Глава 8. Миссис Корри

– Два фунта сосисок. Самых лучших, свиных, – сказала Мэри Поппинс. – И поскорее, пожалуйста, мы очень спешим.

Мясник был толстый и красный, как его сосиски. Просторный фартук в белую и голубую полоску облегал его большой живот. Характер у него общительный. Облокотившись о деревянную колоду, он с восхищением смотрел на Мэри Поппинс.

– Спешите? – сказал он. – Как жаль! Я думал, вы зашли поболтать о том, о сем. Мы, мясники, как известно, любим хорошую компанию. А что может быть лучше, чем беседа с такой прелестной леди… – мясник вдруг осекся, увидев лицо Мэри Поппинс. Его выражение было ужасно. И мяснику очень захотелось сию минуту провалиться сквозь землю.

– Понимаю, понимаю, – лицо его густо покраснело. – Вы ведь спешите, конечно. Два фунта, вы сказали? Самых лучших, свиных? Сейчас будет готово.

Он подцепил крюком связку сосисок, висевших под потолком. Отрезал конец в три четверти ярда длиной, сложил их гармошкой, завернул сначала в белую бумагу, а потом еще в оберточную. И положил пакет на прилавок.

– Что-нибудь еще? – с надеждой спросил он. Лицо его все еще пылало.

– Ничего, – отрезала Мэри Поппинс, презрительно фыркнув. Взяла сосиски, быстро развернула коляску и с таким видом выкатила ее, что мясник понял – он нежданнонегаданно нанес покупательнице смертельную обиду. Но выйдя из лавки, Мэри Поппинс как ни в чем не бывало остановилась у витрины: хотела еще раз взглянуть со стороны, как выглядят ее новые туфли, – лайковые, блестящие, на двух пуговицах, они были верхом элегантности.

Джейн с Майклом шли сзади и гадали, когда Мэри Поппинс вычеркнет в своем списке последнюю покупку, но спросить не осмеливались – такое у нее было лицо.

Мэри Поппинс взглянула налево, направо, словно решала, куда пойти. «В рыбную лавку!» – наконец сообразила она и покатила коляску в соседнюю лавку.

– Одну мелкую камбалу, полтора фунта крупной, полфунта креветок и одного омара, – выпалила она на одном дыхании – понять ее мог разве только тот, кто каждый день слышит подобное.

Продавец рыбы в отличие от мясника был длинный и тощий: анфаса, казалось, у него совсем нет, только фланги. Вид у него был такой унылый, как будто он вот-вот заплачет. Джейн думала, что его, наверное, с детства гложет какое-то горе, а Майкл был уверен, что мама в младенчестве кормила его одним хлебом с водой и он никак не может это забыть.

– Что-нибудь еще? – таким безнадежным голосом спросил он, как будто не сомневался в ответе.

– Не сегодня, – ответила Мэри Поппинс.

Продавец рыбы печально покачал головой: он понял, что Мэри Поппинс ничего больше не купит.

Тихо вздыхая, он завернул покупки, обвязал пакет бечевкой и бросил в коляску.

– Скверная погода, – сказал он, вытирая рукой глаза. – Думаю, лета в этом году не будет. Впрочем, было ли оно когда-нибудь? Гмм, а вид-то у вас не очень цветущий, – он посмотрел на Мэри Поппинс. – Хотя и у всех других не лучше.

Мэри Поппинс гордо вскинула голову.

– Вы на себя посмотрите, – резко сказала она, распахнула дверь и так сильно толкнула коляску, что опрокинула банку устриц.

– Высказался! – фыркнула Мэри Поппинс и взглянула на ноги. «Вид не очень цветущий»! Это в новых-то туфлях, лайковых, блестящих, на двух пуговицах!» – вот что услышали Майкл и Джейн в ее восклицании.

На улице Мэри Поппинс опять заглянула в список покупок и стала что-то вычеркивать. Майкл нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

– Мэри Поппинс, мы пойдем когда-нибудь домой? – наконец не выдержал он.

Мэри Поппинс подняла голову и уничтожающе посмотрела на него.

– Как получится, – коротко ответила она и стала складывать список вчетверо. Майкл чуть не стукнул себя за выскочившие слова.

– Ты можешь идти домой, если хочешь, – высокомерно произнесла она. – А мы идем покупать пряники.

Кончики рта у Майкла поехали вниз. Вечно он что-нибудь ляпнет! Он же не знал, что последними в списке – пряники.

– Тебе туда, – Мэри Поппинс махнула в сторону Вишневой. – Смотри не заблудись, – прибавила она, подумав.

– Мэри Поппинс, пожалуйста, возьмите меня с собой! Вы ведь пошутили? Пожалуйста, не сердитесь, – стал просить Майкл.

– Давайте возьмем его, Мэри Поппинс, – заступилась за брата Джейн. – Хотите, я покачу коляску? Только простите его.

Мэри Поппинс фыркнула.

– Если бы не пятница, – сказала она, грозно глядя на Майкла, – я бы– дзык! – и отправила тебя домой. Дзык – и все!

И Мэри Поппинс покатила близнецов дальше. Джейн с Майклом поняли, что она немного смягчилась, и вприпрыжку поспешили за ней, ломая голову, что бы могло значить это «дзык». Вдруг Джейн заметила, что они идут совсем не в ту сторону.

– Мэри Поппинс, мне послышалось, вы сказали, что мы идем покупать пряники. Но ведь наша кондитерская совсем в другой стороне… – осмелилась заговорить Джейн, но осеклась, увидев лицо Мэри Поппинс.

– Кто делает покупки – ты или я? – спросила Мэри Поппинс.

– Вы, – прошептала Джейн.

– Да? А я думала, что ты, – Мэри Поппинс презрительно усмехнулась.

Она легонько повернула коляску, свернула за угол и вдруг остановилась. Джейн с Майклом тоже остановились, чуть не налетев на нее, и увидели престранного вида лавчонку. Она была крошечная и какая-то замурзанная. В окнах висели фестоны из цветной бумаги, а с витринных полок уныло глядели выцветшие коробочки с шербетом, столетние карамельные палочки и древние леденцовые шарики на палочках. Между окон была маленькая темная дверца, куда Мэри Поппинс и втолкнула коляску; Джейн с Майклом вошли следом и попали в маленькую полутемную комнатку.

Вдоль трех ее стен тянулись прилавки со стеклянным верхом. Под стеклом были выложены ряды темно-бурых пряников, и на каждом горела звездочка, их было так много, что казалось – это они освещают комнату слабым сиянием. Джейн с Майклом огляделись – интересно, кто торгует в этой древней лавке, как вдруг Мэри Поппинс громко позвала:

– Фанни! Анни! Вы где? – ее голос несколько раз эхом отразился от темных стен. И тут же за прилавком возникли две великанши и поздоровались за руку с Мэри Поппинс. Потом перегнулись через прилавок и могучими, под стать росту, голосами приветствовали Джейн и Майкла.

– Здравствуйте, мисс… – Майкл помедлил, не зная, кто Анни, кто Фанни.

– Меня зовут Фанни, – сказала одна из сестер. – Какое «здравствовать!» Ревматизм замучил. Но все равно на добром слове спасибо.

Она говорила с такой скорбью, как будто первый раз в жизни ее так учтиво приветствовали.

– Какая прекрасная сегодня погода, – вежливо обратилась Джейн ко второй сестре, которая целую минуту не выпускала ее ладошку из своей огромной руки.

– А я – Анни, – представилась она плаксивым голосом и прибавила: – Не по милу хорош, а по хорошему мил.

Джейн и Майклу их манера говорить показалась весьма странной, но удивляться было некогда. Мисс Фанни и мисс Анни уже тянулись к коляске, и каждая поздоровалась за руку с одним из близнецов. Джон с Барбарой испугались и стали реветь.

– Что, что, что такое? Кто тут шумит? – раздался из глубины лавки тонкий голосок. Услыхав его, мисс Фанни и мисс Анни так испугались, точно попали в лапы к людоеду. Они заметались по лавке, словно искали уголок, куда бы спрятаться.

– Что тут происходит? – голосок с нотками любопытства прозвучал совсем близко, и из-за прилавка выскочила маленькая сухонькая старушонка, с маленьким, сморщенным личиком, тремя волосинками на голове, уложенными, однако, в модный пучок на макушке, и тонкими, как жердочки, ножками. Такой древней старухи Джейн с Майклом никогда в жизни не видели. Несмотря на это, она легко и весело подбежала к ним, точно молоденькая девушка.

– Что, что, что такое! Вот тебе на! Да ведь это, Господи прости, Мэри Поппинс с Барбарой и Джоном Банксами! Да тут, никак, и Джейн с Майклом! Какой приятный сюрприз! Какая приятная неожиданность! Последний раз я была так же приятно удивлена, когда Христофор Колумб открыл Америку. Даю честное слово!

Она сияла от радости, а ноги, обутые в мягкие сапожки, выделывали мелкие задорные па. Она подбежала к коляске и стала покачивать ее и делать козу тонкими скрюченными пальцами. Джон и Барбара сразу перестали плакать, загулили и засмеялись.

– Так-то лучше! – весело пискнула старушка. И вдруг сделала очень странную вещь – отломила два своих пальца и протянула Джону с Барбарой. Но это еще не все! На месте отломанных тотчас же выросли два новых. Джейн с Майклом видели все это собственными глазами.

– Это всего-навсего ячменный сахар, – объяснила старушка Мэри Поппинс. – Он им не повредит.

– Вы, миссис Корри, можете дать им что хотите. Из ваших рук им ничего не повредит, – ответила Мэри Поппинс с несвойственной ей любезностью.

– Как жаль, что это не мятные палочки, – вырвалось у Майкла.

– Иногда они бывают и мятными палочками, – с радостью сообщила миссис Корри. – И к тому же очень вкусными. Я сама их люблю грызть, особенно если не спится ночью. Мята очень полезна для желудка.

– А чем они будут в следующий раз? – спросила Джейн, проявляя вполне понятный интерес к пальцам миссис Корри.

– Это действительно вопрос! Не знаю, – пожала миссис Корри плечами. – Это непредсказуемо. Впрочем, можно попытаться угадать. «Почему бы не попытаться», как сказал Вильгельм Завоеватель своей матери, которая не советовала ему идти покорять Британию.

– Вам, наверное, очень, очень много лет, – вздохнув, сказала Джейн. Она так завидовала миссис Корри – столько прожить и все помнить! Вот бы и ей такую память.

Миссис Корри тряхнула маленькой головкой и залилась тоненьким смехом.

– Очень много лет! Да я сосунок по сравнению с моей бабушкой. Вот ей действительно очень, очень много лет. Но мое появление на свет восходит к незапамятным временам. Я, во всяком случае, помню, как создавали землю. Я была тогда желторотым подростком. Боже мой! Это был труд, скажу я вам!

Она вдруг замолчала и скосила на детей свои остренькие глазки.

– Да что это я! Совсем зарапортовалась, а гости мои ждут. Полагаю, душенька, – она повернулась к Мэри Поппинс, как видно, своей старой знакомой, – что вы пришли ко мне за пряниками?

– Вы не ошиблись, миссис Корри, – учтиво ответила Мэри Поппинс.

– Отлично. Фанни и Анни уже дали вам пряников? – Миссис Корри вопросительно посмотрела на Джейн и Майкла.

Джейн отрицательно покачала головой. А за прилавком послышался приглушенный шепот.

– Нет, мамочка, – едва слышно проговорила мисс Фанни.

– Мы как раз собирались дать, мамочка… – начала мисс Анни испуганно.

Выпрямившись во весь свой рост и бросив испепеляющий взгляд на дочерей-великанш, миссис Корри сказала тихим, полным ярости, устрашающим голосом:

– Как раз собирались дать? Вон что, оказывается! Потрясающе интересно! А кто, позволь тебя спросить, Анни, позволил вам раздавать мои пряники?

– Никто, мамочка. Я никому ничего не давала. Я только подумала…