– Угу. – Я почувствовал, что в животе у меня противно екнуло. – Только слушайте, мужики, денег у меня нет, я их в глаза не видел.
– Какой ты все-таки неразумный чувак. Ну зачем тебе это надо? Слушай, давай по-хорошему, и безо всей этой херни, ладно? Обещаешь? Не жадничай. У меня голова пухнет, мне что, больше всех надо?
– Ну, я не знаю, – я растерялся. – Но…
– Никаких но! И не вздумай никому ничего рассказывать. Иначе тебе крышка, даже если деньги вернешь. Ты меня пойми правильно, мне-то до фени, не мои деньги. Работа у меня такая, понимаешь? Ну, будет, я чего-то устал сегодня. Значит понял?
Понял, – вздохнул я.
– Ну вот и договорились. Деньги приготовь, мы заедем, заберем и дело в шляпе. Может быть, на следующей неделе. У нас еще один козел на очереди. Разберемся с ним, и сразу к тебе.
О, Господи! Разве могу я заснуть после такого звонка? Нет, только и остается, что напиться кофе и работать, работать и … Опять-таки, работать, потому что учиться мне надоело. А я еще ничтоже сумняшеся смущался, что обругал авторитеты? Да пошли вы к чертовой, если большего не сказать, матери. О чем там эта следующая глава? Страница за страницей, вот глава и готова. Ай да Пушкин, ай да сукин сын! Ну и врезал я им всем. Теперь меня уже точно никуда на работу не возьмут… Ба, да на улице уже полдень, – я отодвинул плотную занавеску и прищурился от яркого солнечного света. Все, спать хочу…
Заснешь тут, как же… Что же я делаю, иду на поводу судьбы, как агнец на заклание. Нет, я в корне неправ. Я позвоню в телефонную компанию, я должен узнать, кто звонит мне ночами. Я – круглый дурак, коробочка, определяющая номер, стоит всего двадцать долларов. Правда, номер можно и заблокировать, ну что же, для этого и существует тот самый отдел, в который я так и не дозвонился неделю назад.
Номер был занят, раз за разом, я набирал его, и, наконец, прорвался через многочисленные сообщения автоответчиков.
– Бюро по угрожающим и несанкционированным звонкам, – устало сообщил мне женский голос. – Чем мы можем вам помочь?
– Мне поступают звонки угрожающего содержания… Я бы хотел определить номер, с которого мне звонят.
– Мы можем установить специальную аппаратуру, но только после разрешения из полиции. Вам уже присвоили номер уголовного дела ?
– Нет еще.
– Заведите дело, и после этого обращайтесь к нам.
– Алло? – в трубке раздались гудки.
Ну хорошо, в полицию, так в полицию. Моя милиция меня бережет.
Открыв телефонный справочник, я нашел номер ближайшего к моему месту жительства отделения.
– Добро пожаловать! – бодрый голос автоответчика не предвещал ничего хорошего. – Вы соединились с отделением полиции города Пало Альто. Наш город предлагает свои услуги туристам. В субботу вечером в ресторане «У трех Пальм» состоится концерт Элтона Джона. Билеты стоят восемьсот долларов, причем половина этой суммы пойдет в фонд помощи обездоленным детям черных кварталов. Если вы хотите заказать билет, пожалуйста приготовьте вашу кредитную карточку и нажмите «ноль»… Если вы желаете связаться с полицейским отделением, ждите ответа…
– Жду, жду, – ругнулся я. Я любил сэра Элтона Джона, но не в таких обстоятельствах, и не за такие деньги. В трубке захрипело и надрывно закашляло, как будто кто-то умирал от чахотки.
– Пожалуйста, прослушайте и выберите подходящий вам номер. Если на вас совершено нападение с целью убийства или насилия, с применением огнестрельного оружия, нажмите или скажите «один». Если на вас совершено нападение с целью убийства или насилия, с применением холодного оружия, нажмите или скажите «два». Если на вас совершено нападение с целью ограбления с применением огнестрельного оружия, нажмите или скажите «три». Если на вас…
– Ууууу – завыл я, смеясь, и почему-то вслед за этим заплакал, вернее зарыдал. Мне стало обидно и за человечество, и за державу, и за всех тех, кого грабили, убивали и насиловали одновременно.
– Если вы хотите сообщить о нарушении правопорядка или автодорожном происшествии, нажмите или скажите «девять». Если вы хотите прослушать это сообщение еще раз, нажмите или скажите «ноль».
Меня грабили, хотели убить. Скорее всего, меня насиловали, и, осознав это прискорбное обстоятельство, я нажал на кнопку «один».
– Спасибо за ваш выбор… Ввиду большого количества звонков, мы не можем ответить вам немедленно. Мы понимаем ситуацию и сочувствуем вам. Ваш звонок очень важен для нас…
– Ааааа.. – я зарыдал, не в силах сдержаться. – А если бы меня действительно убивали? Конечно, остается еще «Телефон полиции 911», они работают быстрее…
– Алло? – задержка в отделении полиции была все-таки недолгой, трех минут не прошло.
– Вы знаете, меня хотят убить. Тут сложная история.
– Я не поняла, – девушка мгновенно начала раздражаться. – Вас хотят убить, или убивают?
– Если бы меня убивали, то успели бы десять раз, пока я до вас дозвонился.
– Так зачем же вы звоните? Не задерживайте нас.
Господи, наверное я все-таки сошел с ума. Или, быть может, эта девушка обладает тонким чувством юмора, присущим британцам, проницательностью Шерлока Холмса, и, вычислив мою ситуацию, ожидает вежливого смешка, столь уместного в кругу джентльменов. Я так и сделал, но смешок получился нервным.
– Я бы на вашем месте не смеялась, у меня уже четыре звонка в очереди. Вас хотят убить? Откуда вы звоните?
Нет, я ошибся. И поделом мне. Такова будничная реальность этих телефонных ангелов, никаких шуток. Пациент или жив, или мертв…
– Нет, меня не сейчас убивают, еще не убивают, мне угрожают.
– Так бы сразу и сказали, соединяю с отделом угроз…
– Хэлло, – на этот раз мне отвечал мужчина, и голос его излучал оптимизм. – Как дела?
Я всегда теряюсь, когда американцы спрашивают меня о делах. «О Кей,» – отвечаю я. – «Никогда не было лучше». – это еще один стандартный, оптимистичный вариант, совершенно ничего не означающий.
– Прекрасно, – по инерции ответил я. – Меня хотят убить.
– Замечательно! Чем могу помочь?
– Меня хотят убить. – Я смутился.
– Потрясающе! – жизнерадостный мой собеседник внушал оптимизм. – И давно?
– Ну, – я замялся, – примерно с неделю.
– Удивительно! – ваше имя.
– Да, да, – Ти, как Том, Эй как Алекс…
– Записал. Ваш адрес?
– Улица Форда… Как автомобиль, – Я смутился.
– Прекрасно!
– Ну, и что же я теперь должен делать?
– Расслабьтесь, но будьте осторожны. Мы сделать ничего не можем, по крайней мере, пока вас не убьют.
– Меня это не устраивает! Послушайте, вы полиция, или нет? В конце концов, я плачу почти что сорок процентов от своей зарплаты налоговому ведомству. Меня хотят убить, вы понимаете или нет?
– Мистер, вам присвоен идентификационный номер, запомните его: один один три, шестнадцать, восемнадцать, восемьдесят пять. Желаем успеха.
– А, будь ты проклят, – я еще раз набрал номер телефонной компании. Номер был занят, я набирал его снова и снова, впрочем, без особого успеха.
О, Господи. До чего же я, оказывается, наивен. Я-то думал, что если полицейский патруль обязательно поймает тебя при любом, даже самом невинном превышении скорости, это автоматически означает, что мы проживаем в правовом обществе и государстве. А все на самом деле совсем не так. Похоже, и я убеждаюсь в этой истине все больше, я нахожусь на диком западе. Да, стоит вспомнить фильмы про индейцев и ковбоев, перестрелки и грабежи почтовых поездов. Каждый сам за себя, – так говорил шакал Табаки в сказке про Маугли. И, как это не грустно, я тоже должен быть «сам за себя».
Денег у меня, конечно, нет, но я еще на что-то способен. Самое страшное в моем положении – это спать. Человек спящий – человек беспомощный. А сплю я крепко, не слышу ничего, и меня можно брать голыми руками.
Проведя пару бессонных ночей, прислушиваясь к звукам лифта, и вскакивая при каждом шорохе, я понял, что больше так не могу.
Зря я, что ли, живу в центре электронной цивилизации? В огромном, уходящем за горизонт магазине, я нашел наконец стеллаж с системами охраны жилища. Два датчика. Один на входную дверь, один на балкон. Кто знает, быть может мои потенциальные убийцы по совместительству освоили скалолазание. Два детектора движения. Пульт с антенной. Если охрана срабатывает, коробочка эта начинает голосить таким диким голосом, что и мертвец проснется.
Работала система прекрасно, мне, правда, пришлось потратить целый день на изучение инструкции. Инструкция не помогла, и, разозлившись, я разорвал ее на мелкие клочки и выбросил в мусор. Я всегда поступал так с техническими руководствами, программами телевидения, картами местности и банковскими счетами. С точки зрения аборигенов, это было преступлением и безусловным подтверждением моего безумия.
Ну что же, пусть я безумен, но я не могу заставить себя прочесть написанную кретинами книжечку с бездарными картинками на испанском языке. Инструкция эта часто не только не переведена на английский, но и сами картинки иногда не имеют вообще ничего общего с товаром, к которому эта книжечка прилагается. Левая и правая сторона перепутаны, винтиков в пластиковом пакете не хватает, словом – если хотите остаться в здравом уме и рассудке, никогда не пользуйтесь инструкциями!
Памятуя об этом правиле, я прибегнул к экспериментированию, основанному на здравом смысле и осознании неизбежно-ограниченных умственных способностей инженеров фирмы с неповторимо-Британским названием «Мой дом – моя крепость». Фирма эта располагалась в Индонезии.
Всего через полчаса моя студия была защищена от любых посягательств. Да здравствуют Британцы! При появлении в поле зрения датчика теплокровного тела, при открывании двери, у меня под ухом истошно голосила сирена и мигала лампочка. Более того, черная коробочка, заведующая всеми этими датчиками, звонила на любой телефонный номер, например – в полицию.
Вообще, эти электронные магазины – сплошной грабеж. Например, внимание мое привлекла замечательная машинка, предназначенная для записи телефонных разговоров. Поднимаешь трубку – кассета начинает крутиться. Пришлось потратить сорок баксов. И еще я купил совершенно не приспособленную для целей самообороны систему, состоящую из маленькой камеры и телевизора. Первоначально эта замечательная камера предназначалась для наблюдения за спящим младенцем, но, как известно, цель оправдывает средства…
До полуночи я приделывал всяческие датчики, и, чертыхаясь, прокладывал удлинители к электрическим розеткам. Светился черно-белый экран телевизора, бледно-зеленый индикатор мобильного телефона, красные лампочки охранного пульта…
Почувствовав себя в относительной безопасности, я задремал, но моя замечательная система вдруг сработала. Загудела сирена, замигала мне в глаза лампа и я, безобразно нагой, вскочил с постели, судорожно соображая, что же делать дальше. Кухонный нож лежал у изголовья, вооружившись им и недопитой бутылкой пива, я осторожно приблизился к двери.
На экране маленького телевизора топталась толстая девица с какими-то бумажками, зажатыми в руках. В недоумении я приоткрыл дверь.
– Подайте христианской церкви адвентистов… А!! – У девушки были рыжие веснушки, и она с ужасом смотрела на… Каюсь, сквозь дверную щель был виден не только длинный нож, но и некоторые физиологические особенности, свидетельствовавшие о моей принадлежности к мужскому полу.
– Я – иудей. – Злобная, обычно не свойственная мне ненависть захлестнула меня с головы до ног. – Я пью кровь христианских младенцев. К тому же, я буддист, гомосекусалист, и одновременно – маньяк. И если кто-нибудь еще раз разбудит меня ночью, я выгоню торговцев из храма, и вообще, устрою пролетарскую революцию. А ты, рыжеволосая, тупая девка, будешь гореть в адском огне! – Я кровожадно оскалился.
– Мамочка! – На чистом английском языке всхлипнула девица, и кинулась к лифту.
– Религия – опиум для народа! Работа – проклятие пьющего класса, – из хулиганства продолжил я, вспомнив этот нехитрый капиталистическо-марксистский лозунг, выгравированный на стене одного из местных ресторанов.
– Уууу, – послышалось из коридора, и мне стало неловко за собственную грубость.
И понял я, что все это чепуха. Все эти хлебные ножи, хитроумные системы охраны. Мне необходимо оружие, настоящее, смертельное, позволяющее хоть как-то постоять за себя. Вот и дожились, в благополучной Калифорнии, вдали от родины…
Да здравствует дикий Запад! Да здравствуют члены лиги в поддержку оружия. Граждане имеют право на самооборону, особенно, принимая во внимание шустрость полиции. Каждому – по пистолету, автоматической винтовке. Готов к труду и обороне, – этот призыв как нельзя более подходит к нашей жизни. ГТО. Что тут еще можно сказать…
Мрачный магазин, содрогающийся от пулеметных очередей примыкал к тиру, в котором за умеренную плату тренировались в стрельбе боевыми патронами патриоты американского образа жизни. Магазин этот был расположен в двухстах метрах от штаб-квартиры знаменитой компании, выпускающей процессоры для персональных компьютеров. Словно в качестве напоминания об этом факте современности, в очереди передо мной стоял пожилой, худощавый мужчина с нервным выражением лица. В правой руке его находился длинноствольный кольт, которым господин этот то и дело производил действия, напоминающие игру в русскую рулетку, а в левой зажата была книжка в глянцевой обложке с тревожным названием «Выживают только параноики». Прочтя название этой книжки, я почувствовал себя неуютно, но, тут же прочел шрифт помельче, убедившись, что книжку эту написал основатель и президент той самой знаменитой компании, и как-то сам собой успокоился.
Я никогда не перестану поражаться профессиональной памяти иных торговцев. Даже торговцев оружием. Сонный, рыжеватый парень выстрелил своими зелеными глазами в мою сторону и помахал мне рукой, как старому и хорошему приятелю.
– Кого я вижу! Я же тебе говорил в прошлом году, что ты еще к нам вернешься. У меня глаз наметанный.
– И вы не ошиблись, – я себя чувствовал неловко. – Вы что, действительно меня запомнили?
– Конечно, ты купил спортивный револьвер с холостыми патронами. Ты – русский, правильно?
– Черт побери, – я с восхищением посмотрел на продавца.
– Мы должны защищать себя и нормальных людей, верно? Если не мы, то кто же? Вот тебе анкета, номер водительского удостоверения, адрес. Нужно еще подтверждение того, что ты прожил в Калифорнии три месяца – счета за свет и за телефон. Принесешь их через две недели. Раньше все равно продать ничего не смогу – таковы правила.
– Как, целых две недели? – Я пришел в ужас. – Почему?
– Твои бумажки пойдут в полицию, обычная бюрократия. Если за две недели они на тебя не найдут компромата, покупай что хочешь, и будь счастлив… Да, кстати, экзамен придется сдать. Ты когда-нибудь стрелял из боевого оружия?
– Даже автомат Калашникова с закрытыми глазами собирал.
– Тогда с тобой проблем не будет. Вот тебе список вопросов. Если несовершеннолетний ребенок нашел заряженный револьвер, что нужно сделать?
– Не понял?
– Чего тут понимать? У тебя всего три варианта ответов: предложить ему выстрелить в воздух, выстрелить в соседскую собаку, или попытаться уговорить положить оружие на землю, отойти от него на три фута, и вызвать полицию.
– Попытаться уговорить… – сделал я свой выбор.
– Правильно… Теперь ответь на следующий вопрос: тебя останавливает полицейский. Твои действия: выхватить пистолет, направив его на офицера, но не сняв предохранитель, снять предохранитель и принять угрожающий вид, либо поднять руки, …
– Поднять руки! – В правильности своего ответа я был уверен..
– Поздравляю. Экзамен на право ношения огнестрельного оружия сдан, с тебя двадцать пять долларов.
– А по кредитке можно заплатить?
– Конечно. Рекомендую последнюю модель автоматической винтовки с оптическим прицелом. Потрясающая машина. Бьет издалека, точно…
– Мне бы чего-нибудь поменьше.
– Как и год назад, рекомендую «Беретту». Чудо техники, прекрасный баланс.
– Ага, – я неуверенно разглядывал металлические поверхности пистолетов, скрытые стеклянной витриной. – А сколько это чудо техники стоит?
– У нас сейчас распродажа, для тебя – восемьсот.
– Восемьсот… долларов? – Я ужаснулся.
– Ну, не рублей же…
– Нет, я не могу. Не хочу.
– Ну хорошо, сколько ты готов потратить?
– Я толком не знаю. Ну, положим, сто. Сто пятьдесят.
– Не смеши меня! За эти деньги ты сможешь купить только пистолет Макарова. Ты вспомнишь о своем скупидомстве, когда в дверь твоей квартиры постучится убийца.
Провидцем, знатоком человеческих душ и экстрасенсом был этот парень. От слов его мне стало не по себе.
– Ну хорошо, самое дешевое и надежное. Посоветуйте.
– Смит и Вессон. Револьвер. Тридцать восьмого калибра. Принят на вооружение в полиции. Простейшая и надежная конструкция. Убойная сила. Триста долларов.
– Беру… Беру!
Мог ли я подумать, сидя на занятиях по начальной военной подготовке и посмеиваясь над нашим лысым военруком, что спустя много лет все так закончится? Чудны и неисповедимы пути Господни!
Я знаю только одно: я постою за себя. Пусть это смешно, нелепо, напыщенно, мне наплевать. Не делай другому того, чего не пожелаешь себе. Вы этого наверняка не ожидали, неизвестные мне сборщики податей. Ну что же, добро пожаловать! Заряженный револьвер лежит у изголовья постели. План действий давно уже созрел у меня в голове: револьвер справа, патроны в ящичке, бросок на пол, за книжной полкой ни хрена не видно, но коридор простреливается отменно. К тому же, датчик движения автоматически включает свет, бьющий прямо в лицо вошедшему. Я тренируюсь ночами, вскакивая с кровати при подозрительном скрипе в коридоре, упирая руку об полку, и целясь в дверной проем.
Господи, дай мне мудрости не пристрелить какую-нибудь очередную дуру, собирающую деньги в пользу голодающих, на новую рясу местного религиозного деятеля, или в защиту малолетних преступников. Все-таки, Америка – неплохая страна. Только дикая немножко. По крайней мере, закон на моей стороне. Если я пристрелю кого-нибудь, просочившегося на территорию моей комнатушки против моего желания, меня, скорее всего, оправдают. Единственная проблема – я не имею права носить заряженное оружие. В багажнике и разряженное – это пожалуйста.
Наиболее уязвим я на улице. На парковке. За рулем автомобиля. Ну что же, я спускаюсь в гараж, держа палец на курке. И только когда убеждаюсь в том, что меня никто не ждет, разряжаю револьвер.
На обратном пути я виляю туда и сюда, тщательно выискивая в зеркальце заднего вида подозрительные машины. Перед приездом домой, каждый раз в другом месте: в соседнем переулке, на парковке около магазина, у прачечной, я вдруг лезу в багажник и со скучающим видом произвожу наполнение револьвера пулями. Домой! Домой! Щелкает охрана, я еще некоторое время держу револьвер на вытянутой руке, потом опускаю дуло и понимаю, что остался жить.
Быть может, все это глупо, но я уверен, что братки-мытари не ожидают, что их жертва готова к обороне. Пусть это окажется для них приятным сюрпризом. Конечно, если они вдруг окажутся профессионалами, мне скорее всего придется плохо. Хотя, куда там, девять шансов из десяти, что мои преследователи не отличаются профессионализмом, а тем более, глубиной интеллекта, и, следовательно, у меня есть неплохой шанс на выживание.
Выживают только параноики… Как это ни грустно. Ну все-таки, ребята, вы меня, по большому счету, все-таки недооцениваете. Я, хотя и типичный гнилой и даже перегнивший интеллигент, но все-таки на своей шкуре знаю, как чувствует себя человек, когда с неба падают ракеты. Я знаю, на что похож звук осколка, пробивающего потолок, и как хрустят под ногами оконные стекла, выбитые ударной волной. Я знаю, что думают люди, ожидающие невидимых газов или бактерий, вползающих в комнату через щель под дверью, через вентиляцию. Я знаю, как это ощущается холодной полоской где-то между спиной и животом, когда в тебя стреляют. В долгу не останусь, не на того напали.
Грустно все это. Господи, как же я всю жизнь ненавидел оружие! Не дай мне им воспользоваться, прошу тебя! Пусть мои преследователи умрут мирным путем, по пьяни вывернув машину на встречную полосу, или наглотавшись неправильных таблеток. А я обещаю тебе, что, как умею, обязательно помолюсь за их души.
Глава 13
Никогда не привыкну к утренним телефонным звонкам! Все мои неприятности в последние месяцы происходят от телефона. Быть может, его лучше просто отключать во избежание истощения нервной системы? Ну, ничего, замечательная система автоматической записи телефонных разговоров готова к действию. Стоит только снять трубку, с утра, вечером, ночью, как начинает крутиться кассета. Контора – пишет.
– Хэлло, как дела?… – Голос гаденький, но принадлежит аборигену. Я облегченно вздыхаю: от аборигенов, за редким исключением, гадостей ожидать не приходится. Первая, самая страшная и жестокая фаза накопления капитала, у них закончилась лет сто назад. Вслед за ней начались углубляющиеся и усиливающиеся общие кризисы капитализма, примерно как схватки у беременной женщины. И, вместо ребенка, наружу выглядывает… Правильно. Мурло мещанина. Нет, никогда мне, видимо, не избавиться от тяжкого наследия прошлого.
– Прекрасно, – с отвращением вздыхаю я. Они мне осточертели, эти кредитные компании, банки, агенты по продаже недвижимости, пылесосов, круизов на Багамы. – Я очень занят, всего доброго.
– Подождите. Вы наверняка не знаете, какие выгодные условия…
– О вашей программе я прекрасно осведомлен. Но не хочу. Извините.
Сейчас начнется: Спасибо за ваше участие. Если будут какие-либо вопросы, позвоните по телефону…
– Какой программе? – мой собеседник растерялся, и я понял, что инстинкт подвел меня.
– Ну как же, какой у вас там процент по кредиту? Он для меня слишком высок! – Это я огрызнулся. Если на всех этих агентов не рявкнуть после первых же фраз, они не отстанут уже никогда. Благодаря своей мягкости, я был против желания подписан на бесконечные программы страховок, попал в клуб добровольных помощников пожарной дружины и даже в общество защиты животных, используемых для лабораторных опытов. Каждое из этих обществ умудрялось стребовать с меня от двадцати до пятидесяти долларов. Они были настолько навязчивыми, что отдать деньги оказывалось гораздо более простым делом, чем отбиться от их домогательств.
– У нас высокий процент, – смутился мой собеседник.
– Послушайте, что я вам скажу. Если предложите пять с половиной процентов кредита, перевожу на вашу карточку… – я на секунду задумался. – Ну, тридцать тысяч для начала вас устроит?
– Тридцать? Нет, это слишком много.
– Всего доброго, – я приготовился повесить трубку.
– Нет, вы меня не поняли. Девяносто семь процентов моих клиентов находят работу с повышением оклада на десять-пятнадцать процентов. Это – не учитывая акций и ежегодных премий.
– Не надо ничего повышать на десять процентов, – я еще наполовину спал, но каким-то краешком сознания уже начинал понимать, что происходящее несколько нарушает мои устоявшиеся стереотипы американского образа жизни.
– Тридцать тысяч обещать не могу, но о восьми-десяти можем разговаривать … – голос в телефонной трубке подернулся каким-то бархатистым оттенком. – Даже о двенадцати с половиной… – в трубке всхлипнуло, потом громко чихнуло.
– Будьте здоровы! – По-английски это звучало втройне фальшиво, Да благословит тебя Господь… – Погодите, – я все-таки проснулся. – О чем идет речь?
– Алекс, ну как же… Би-Си-Бай – прекрасная, агрессивная, растущая корпорация. Ей нужен приток новой крови, свежая струя, так сказать. Вы ведь хороший специалист, мы про вас все знаем.
– Да откуда вы узнали, что я больше не работаю?
– Новости в нашей долине распространяются быстро… Итак, вас интересует предложение? Зарплату повышают на пятнадцать процентов. Премия за переход к нам – восемь тысяч долларов.
– Уггх, – задохнулся я на секунду, вычислив, что после выплат налогов и алиментов, мне достанется примерно треть, если не четверть от этой суммы. Ну что же, это почти что два месяца жизни.
– Я понимаю… Ничего пока обещать не могу, но думаю, что для вас дотянем премию до… – он начал что-то неразборчиво пришептывать.
– Алло? – я почувствовал себя неловко.
– Ну, скажем, двенадцать тысяч вас устроят?
– Уггх. – Ставки росли.
– Ну, может быть, пятнадцать.
– Подходит, – я понял, что больше тринадцати с половиной мне не дадут ни при каких обстоятельствах.
– Так вас интересует наше предложение? – с надеждой спросил незнакомец.
– Думаю, что да.
– Прекрасно! Замечательно. Вот только одна формальность, придется пройти небольшое интервью. Как у вас со временем, скажем, в конце недели?
– Одну минутку, – я вспомнил про кредиторов, и замялся. – Мое расписание довольно-таки сложно предсказать заранее. Но думаю, что смогу выкроить пару часов.
– Прекрасно! Я вам перезвоню через полчаса. – Голос агента заметно потеплел.
Мной овладевали противоречивые чувства. С одной стороны, зарплата, тем более с повышением и премией, давала мне возможность протянуть время, отодвигая неминуемый крах, с другой… Тридцать тысяч своим кредиторам я все равно не соберу. И книжка незакончена, мне потребуется по крайней мере еще месяц… А то и два. Если не пришьют.
Отказываться от работы в сложившейся ситуации было бы с моей стороны по меньшей мере глупо, и на интервью я явился. Все шло как по маслу, вначале меня заставили заполнить анкету в отделе кадров, потом водили по коридорам, сдавая с рук на руки, задавали дурацкие вопросы. Я к этой процедуре был уже привычен, главное изображать уверенность в себе и широко улыбаться. В улыбке этой наиболее важны зубы, испорченные советскими врачами, но за годы моей жизни в Америке частично исправленные местными дантистами. Нет, неправдоподобно белоснежной челюсти у меня не получилось, но регулярные ультразвуковые чистки позволяли мне уверенно демонстрировать клыки и резцы, вселяющие в сотрудников корпорации подсознательную мысль о моей врожденной агрессивности, творческой энергии и, следовательно, в меру активной жизненной позиции.
На этом интервью меня поразил лишь один досадный инцидент. Уже к вечеру меня предупредили, что сейчас отведут к крайне уважаемому специалисту, почетному изобретателю, почетному вице президенту, а также местному герою капиталистического труда, внедрившему на производстве что-то очень революционное. Что именно изобрел этот древний патриарх, как две капли воды напоминавший доброго дедушку Хо с клинообразной бородкой, руководившего Компартией Северного Вьетнама перед поражением Америки во Вьетнамской войне, я понял не до конца. Что-то вроде стахановского метода работы в четыре международных смены.
Дело в том, что у нанимавшей меня на работу компании имелись бесчисленные филиалы во всех концах Земного шара, заводы в Азии, инженерные отделы в Европе, и синхронизовать функционирование такого громадного организма было весьма непросто. Метод, который прочие сотрудники с уважительным придыханием называли методом Гуо, был прост, как и все гениальное. Функции компании распределялись между руководством и исполнением в соответствии с направлением и скоростью вращения планеты Земля.
День начинался, как положено, в стране восходящего солнца. По мере вращения Земли, информация, обсуждаемая на утренних руководящих совещаниях в Японии, передавалась в прочие государства Азии, отстающих на один-два часа.. Производственные проблемы накапливались как снежный ком, оператор третьего конвейера в Индонезии сообщал, что у него не светится экран компьютера, и по цепочке начинал активно трудиться индийский филиал компании. Он проводил предварительный анализ проблемы, пересылая свои умозаключения на Ближний Восток. Там снова крутились станки, и аналитическая сводка дня шла по спутниковым каналам связи в Европу. На Европейские отделы выпадала основная нагрузка: они являлись своеобразным буфером, переваривая информацию, полученную с Ближнего и Дальнего Востока. В это время японцы уже пили саке, индонезийцы и сингапурцы уходили с работы. Постепенно приходила очередь и европейцев: они пересылали результаты анализа в филиал компании, расположенный на Восточном берегу Соединенных штатов. Там как раз рассветало и начинала работать третья производственная линия. Ровно в полдень по Восточному времени, в девять утра по Калифорнийскому, то есть к началу рабочего дня, в штаб-квартире компании, на столах высшего эшелона корпорации, лежала сводка трудовой активности масс за прошедшие восемнадцать часов. Именно здесь принимались стратегические решения, подписывались приказы, и, поскольку Земля неумолимо вращалась вокруг собственной оси, круговорот начинался заново.
Метод Гуо заставил меня задуматься о многовековой восточной мудрости. Действительно, идея синхронизации вращения Земли с трудовой деятельностью своими корнями вытекала из древней философии. Белый человек сделал бы все наоборот: решения бы принимал в Калифорнийской штаб-квартире, оттуда посылал их против часовой стрелки, в результате чего деятельность корпорации неизбежно приобрела бы непредсказуемый и хаотический характер.
Итак, легендарный зав. отделом международной синхронизации расспросил меня о здоровье, потом поинтересовался профессиональным прошлым, приставил ладонь к уху, и, мудро покачивая головой, почти что мгновенно заснул. Нет, Гуо не погрузился в секундный сон, уронив голову на грудь и тут же стыдливо проснувшись, что было бы весьма простительно человеку его возраста и положения. Он захрапел, раскатисто и решительно, а я смущенно замолк, чувствуя себя полным идиотом. Как впоследствии оказалось, молчание и внимание храпу гуру местного значения были признаками хорошего тона. Храп рационализатора был бесстыдным и навязчивым, он продолжался до тех пор, пока миниатюрная секретарша, напоминавшая красотку с разноцветных японских календарей, не увела меня из просторного кабинета, привычным движением приложив палец к губам и погасив свет.