Кризис

Я получил работу. Я узнал об этом через несколько дней, заканчивая очередную главу своей книги. Ну что же. На работу как на праздник.

– Когда и куда мне приходить? – С притворным энтузиазмом спросил я невидимую девушку, позвонившую мне из отдела кадров.

– В первый понедельник месяца… – девушка зашуршала невидимыми бумажными страницами, – сегодня одиннадцатое. Минутку. Конечно, седьмого числа следующего месяца.

– Но, простите, это же почти целый месяц. Нельзя ли побыстрее?

– Я очень сожалею. Вы не имеете права приступить к работе, не пройдя курсы ориентации «Добро пожаловать в Би-Си-Бай, или Сливаемся воедино». А ближайшие курсы у нас только через две с половиной недели.

– «Сливаемся?» – ошарашенно переспросил я. – Да погодите вы, какие еще курсы? Давайте, я начну со следующей недели, а сольюсь чуть попозже.

– Извините, у нашей корпорации весьма строгая политика по этому вопросу. Вам придется подождать.

Нельзя, так нельзя. Ну что же, больше времени останется на книжку. Я, вообще-то, даю прикурить. Так волнуюсь, переживаю, счета пытаюсь заплатить, как будто бы не все равно. Вот придут работники ножа и кинжала, там уже не до счетов будет. А их все нет и нет, напрасно я тратился на чудеса электронной техники и патроны…

Больше всего на свете я ненавижу ожидание. Тем более, вот такое, противно-вялое ожидание, которое может означать все, что угодно. Уж лучше сразу, лицом к лицу, в открытом бою, когда не остается времени на душевные копания и муки совести… Черт бы их побрал, ну куда же они все делись?

Вот и месяц прошел, а Германа все нет. «Добро пожаловать в Би-Си-Бай». Вначале рассказывают то, что я и так знаю. Про уникальную позицию компании на рынке. Про международные филиалы. Про гордость рядового сотрудника продукцией компании, вносящей свою скромную лепту в прогресс человечества. Про то, что от работы каждого зависит наше общее благосостояние.

По-настоящему интересно стало после обеда. Как когда-то, в старые добрые времена, собравшихся в актовом зале новых сотрудников предупредили, что все последующее строго конфиденциально.

– Добро пожаловать, – на трибуну выскочил вертлявый молодой человек в накрахмаленной белой рубашке. У него была безукоризненно белая челюсть. И резцы, и клыки. Он кровожадно оскалился, и я вспомнил своих предыдущих работодателей. Если те напоминали мне окуньков и щук, обитателей прудов, рек и заливов, то этот, или эти, были хищниками из отряда млекопитающих, ближе всего к саблезубым тиграм. Я совершил колоссальный скачок по эволюционному дереву, перепрыгнув от рыб, через земноводных, сумчатых, динозавров, и приземлившись сразу где-то в палеолите. Ах, какая белоснежная у него улыбка. Какое пещерное сознание.

– Итак. – Молодой человек, казалось, сейчас разорвет конкурентов в клочки. – Мы сейчас будем изучать двенадцать целей и восемь принципов нашей корпорации. Прошу Вас отнестись к этому серьезно. Цели и принципы нашей компании засекречены согласно решению совета директоров нашей компании от двенадцатого первого девяносто пятого.

Черт возьми, млекопитающие, пусть даже примитивные, мне все-таки ближе, чем земноводные, а тем более, чем хищные рыбки.

– Первый принцип: Тот, кто хорошо работает – хорошо живет!

Так, это понятно, кто не работает – тот не ест! Кто работает, тот ест.

– Второй принцип: Вкладывай свой труд в общую копилку «Би-Си-Бай», и «Би-Си-Бай» поможет тебе.

Это мне тоже хорошо знакомо. От каждого – по способностям, каждому – по потребностям. Только зачем это засекречивать?

– Третий принцип. Помни, твоя зарплата…

Это я знаю. Она выплачивается нашими заказчиками. У Риты была майка с похожим лозунгом. Следовательно, заказчика надо удовлетворять, иначе он эту самую зарплату выплачивать перестанет.

– Четвертый принцип…

Тут я уже отключился, погрузившись в болезненные воспоминания юности.

– Третья стратегия… – голос выступавшего разбудил меня, за время сна мальчик в белой рубашке исчез. Он только на принципы и годился, а вот стратегия – это серьезно. Теперь нами руководил солидный мужчина с землистым цветом лица, в дорогом костюме. Адвокат, скорее всего. – Третья стратегия – уничтожать наших конкурентов. Уничтожать всеми возможными и невозможными способами. К примеру, если вы встретите конкурента в ресторане, в холле лифта, что вы должны сделать? Поактивнее, поактивнее.

Добавит «товарищи», или не добавит? – Я начал просыпаться.

– Поактивнее, друзья.

Ну да, друзья, по-английски, friends, это почти что comrades, а последнее, как известно, означает «товарищи». Так что все в порядке, все на месте, все так и должно быть. Программа-минимум, программа-максимум. В ресторане врагу подсыпать яд, в лифте просто задушить или ударить по голове молотком. Вот оно, наяву, передо мной, в этом костюме – звериное лицо капитализма. Я с ним теперь один на один…

– А теперь я проведу маленький, импровизированный экзамен. – Джинжи Линь… Мяо… Каков двенадцатый принцип нашей компании?

Двенадцатый принцип гласит: «Не разглашать секреты, технологии, финансовые отчеты, соблюдать правила, сообщать начальству обо всех замеченных нарушениях существующего порядка» – вроде она и по-английски это сказала, но впечатление такое, что я в Поднебесной империи лет эдак тридцать тому назад.

– Чудесно! Замечательно! – землистого цвета чиновник близоруко уставился на лежавшие перед ним листы бумаги. – Алекс…

– Это Вы ко мне обращаетесь? – Я вдруг ощутил страх, сравнимый лишь с ощущениями тревожной школьной молодости, когда не выучил урок обществоведения.

– К вам, у нас всего один Алекс. Итак, какова вторая стратегия нашей компании?

– Аааа. Сейчас. Одну секундочку. Дайте подумать.

– Конечно…

Господи, спаси меня. Мне нужна эта работа. Я понятия не имею, какова именно их вторая стратегия. Боги, классики, помогите мне! Молчите, паскуды, так я и знал. Ну хорошо, давайте рассуждать логически. Первые стратегии я проспал, зато проснулся на третьей. Третья – уничтожать конкурентов. Значит, в первых двух речь обязательно шла о конкурентах.

Итак, давайте вспомним наше детство и юность. Что мы должны были сделать с капитализмом? Догнать и перегнать. А потом – уничтожить. Действительно, все совершенно логично. Программа-минимум. Принятая, кстати, на втором съезде РСДРП. По минимуму все бы получилось совсем не так плохо. Ну, конечно, по максимуму…

Итак, все сходится. Первая стратегия – минимум – догнать конкурентов. Может быть не дословно, зачем догонять того, кого опережаешь. Мягче, сдержанней, конечно же, улучшить показатели, увеличить выпуск. Усовершенствовать технологию.

Вторая программа – программа-максимум. Перегнать. Выдать на гора больше продукции, лучшего качества, с меньшими затратами.

– Алекс, ну, так какая по вашему мнению, стратегия номер два нашей компании?

– Делать наши продукты все более конкурентоспособными, опережать технические показатели наших конкурентов, повышать производительность труда…

– Прекрасно, вы правильно схватили суть происходящих событий и их подоплеку… Конечно, точная формулировка несколько отличается от ваших слов, она была составлена лично нашим президентом, Джоном Мурганом… – Лектор уважительно замолк. – Кстати, рекомендую всем вам почаще читать его книги. Полное собрание сочинений Джона распространяется среди сотрудников бесплатно.

Ах, ну никогда мне не достаются лавры за гениальные всплески импровизации. Ну, да и черт с ним. Я снова задремал, прислушиваясь к ласковой английской речи выступавшего. Нет, что-то здесь не так, в последний раз такой, обволакивающий душу и сознание сон, безмятежный и глубокий, овладевал мной только на лекциях по общественно-политическим дисциплинам. Я то открывал глаза, то снова клевал носом, чувствуя, что не поддающаяся мне темная волна накатывает из просторного актового зала, выключая сознание. Ничего не помогало, я бессильно уронил голову на грудь, и…

Как болезненно это пробуждение, вызванное дребезжащей, бравурной музыкой, несущейся из громкоговорителей.

– Всем, всем всем! Через пять минут состоится прямая трансляция выступления Президента Би-Си-Бай на съезде кандидатов от республиканской партии в поддержку Христианской Америки. Всем сотрудникам рекомендуется пройти в актовый зал. Напоминаем, что выступление Джона Мургона конфиденциально. При входе в зал вас встретят сотрудники службы безопасности…

– Занятия прерываются, – белозубый парень, за время моего сна снова возникший на трибуне, с многозначительным видом начал складывать разноцветные прозрачки. – Мистер Джон Мурган, и его сын, Иона Мурган, вывели нашу компанию на верный путь. До них, в до-Мургановские времена, делами заведовали обычные инженеры, еще немного, и всех нас ждала бы неминуемая катастрофа! Только они спасли нас! Специалисты по маркетингу, знатоки финансового рынка. Мы все должны молиться на них!

Господи, я и на тебя-то не молюсь, еще не хватало воздать хвалу небесную этой семейке Мурганов. Но это – между нами. Мне чрезвычайно желательно продержаться здесь еще несколько месяцев, так что не закладывай меня.

Перед входом в зал, в который мерно вливался людской поток, я с удивлением увидел длинную доску почета, вполне в старосоветском стиле, с начальством наверху, их фотографии были побольше размером. Снизу вперемежку шли заслуженные изобретатели, местные начальники производственных участков, и просто скромные труженики. Вместо красного знамени, серпа и молота, доску увенчивал гадкого вида когтистый орел и стилизированный флаг Соединенных Штатов.

– Господи, или я сплю? – В какой-то момент мне показалось, что ничего не было, ни моей жизни здесь, ни угрожающих звонков, ни нищеты, а тем более, не было этой компании, двенадцати стратегий и неисчислимого количества принципов. Равно как и не было моей юности, философского минимума и государственного экзамена по научному коммунизму. Нет, я наверняка спокойно лежу себе в своей комнатке, быть может, меня уже убили, и я восхожу в какие-то другие, астральные сферы.

– Друзья мои, – я стоял в затемненном зале с огромным экраном во всю стену, прислушиваясь к спертому дыханию людей различных национальностей, жадно всматривающихся в экран. Президент отнюдь не соответствовал моему представлению о высшем обществе, потомках англосаксов, или на худой конец первых пилигримов, выживших вследствие природной смекалки. У Лондона это хорошо когда-то было описано, когда золотоискатели застряли на Клондайке, выжили те из них, кому хватило смекалки припрятать под полом картошку.

– Когда я пришел в эту компанию несколько лет назад, – президент решительно стукнул кулаком по трибуне, и я обнаружил, что на его правой руке не хватало двух пальцев, – я обнаружил, что фирма, равно как и дорогие мне идеалы благополучия, благосостояния, капитализма… – Он сделал многозначительную паузу. – Находятся под угрозой.

Тра-та-ра-ра, – раздалась дробь, выбиваемая обезображенной рукой.

– И я понял, что все наши беды вызваны бездарным руководством, засильем инженеров и прочих, так называемых технических специалистов, которые, разобравшись в инженерных проблемах, возомнили себя гениальными бизнесменами. Нужны ли нам эти высоколобые паразиты, просиживающие свои штаны в шикарных кабинетах, не верящие в… – Христа! – Джон снова хряснул кулаком по трибуне. – Моральные устои нашего общества разрушаются именно благодаря им. Словом, компания находилась на грани краха. Представьте себе… Представьте на секунду, что могло произойти, если бы эти люди и сегодня руководили вами? Катастрофа! Рядовых сотрудников, получающих свою скромную, но заработанную честным трудом зарплату, могли бы выкинуть на улицу. Как бы я посмотрел потом в глаза этим людям, которых выселяют из собственных домов, их женам и детям? Нет! К счастью, Господь послал меня заблудшим душам.

Джон задел кулаком по микрофону, громкоговорители захрипели, а по экрану пробежали искорки.

– Многие осуждали меня. Говорили, что я подрываю моральные устои, увольняя этих, так называемых инженеров. Но я знал, что делал! Наши акционеры – лучший индикатор здорового экономического роста, устойчивости. За последний квартал производительность труда в нашей компании возросла на одиннадцать и семь десятых процента. Это – рекордный показатель по Соединенным Штатам. И это – наглядное доказательство того, что может сделать свободная конкуренция, наши христианские принципы, переданные нам отцами-пилигримами, наша христианская молодежь… Мой сын, Иона Мурган, доктор права, с дипломом Гарвардского университета, мой первый заместитель…

– Простите, мне срочно необходимо … – Дурнота, скопившаяся во мне, требовала незамедлительного выхода.

– Направо, по коридору, – охранник брезгливо посмотрел на меня.

– Ну что же, – успокаивал я себя, сдержанно перемещая содержимое желудка в белый, безукоризненно чистый унитаз, – это скорее исключение, чем правило. Все не так страшно. «Би-Си-Бай» – это совсем не конец света, мне на это наплевать. Мне нужны деньги, а на Джона и Иону Мурганов, двенадцать стратегий и прочее, мне глубочайшим образом наплевать.

Все-таки следует признать, что западный сортир отличается от старого советского туалета застойных времен чистотой и непременным наличием туалетной бумаги. Только это обстоятельство примиряет меня с действительностью в тяжелые минуты. Если задуматься, все хорошо не бывает, никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах.

– Алекс, – вот вы где! – Это белозубый мальчик в белой рубашке, похоже, он сегодня преследует меня. – Ну как, понравилось выступление Джона?

– Хмм… Ух, бл… Брум… Кхээ.

– Чудесно, чудесно. А теперь – добро пожаловать, у нас еще три часа занятий осталось. Мы сейчас будем кораблики клеить.

– Какие еще кораблики? – с ужасом выдавил я из себя.

– Это такие занятия, по выработке производственной дисциплины. Всем новеньким ставят печати с порядковым номером на руки, разбивают на группы, и дают задание собрать как можно больше корабликов из фольги. Команда, которая соберет больше всех корабликов с наименьшим процентом брака, получит почетное звание победителя корпоративной стратегии Джона Мургана…

– Ааа, – непреодолимая судорога снова овладела моей душой, и, как мне тогда показалось, навсегда испортила не только белоснежную рубашку идеологического наставника, но и любые мои шансы на какое-либо продвижение по служебной лестнице в славной компании «Би-Си-Бай».

Глава 14

Первый раз – в первый класс. Как я любил начало нового учебного года, первое сентября, неуловимо-осенний свет. Наконец-то, в этом году я возьмусь за ум, буду вовремя выполнять домашние задания, делать уроки, стану отличником, победителем районных и городских олимпиад, ворошиловским стрелком, и будет жизнь долгой, осмысленной и радостной.

С каждым прошедшим годом ощущение праздника постепенно развеивалось, оно еще как-то тихонько суетилось где-то в уголке души, когда я наконец закончил школу и поступил в институт, окончательно исчезло после начала работы и сменилось тоскливыми мыслями о неизбежности социальной революции, всеобщей анархии и даже грядущем конце света. Апокалиптические предчувствия все усиливались, по мере моего передвижения с Востока на Запад по Американскому континенту. Или, быть может, все это было следствием усталости и накопленного жизненного опыта.

Словом, подъезжая к зданию новой компании в первый рабочий день, и, даже заставив открыться полосатый шлагбаум одним движением новенькой пластиковой карточки с черной магнитной полоской, я не испытал никакой радости, вдохновения или даже волнения. Стоило вспомнить про Джона и Иону Мурганов, как во рту появлялся кисловатый привкус. Иногда я даже начинал думать, что серьезно болен расстройством вкусового, а более всего зрительного и слухового нервов.

Утешало только то, что я получил должность в отделе того самого, древнего вьетнамского гуру, который сладко заснул при моем появлении. Интуиция подсказывала мне, что если товарищу Гуо не противоречить, то он довольно быстро погрузится в сон. И, если не пробуждать его от приятных сновидений, то следует ожидать прибавки к зарплате. Впрочем, мне, как пролетарию в периоды социальных революций, терять было нечего.

«Би-Си-Бай», под руководством Джона и Ионы Мурганов отгрохали себе шикарное здание. Если бы лет семь назад я увидел это футуристическое строение, выпирающее в небо неестественными, острыми стеклянными конструкциями, в голову полезли бы романтические мысли: здесь работают творцы новой цивилизации, свободные и раскрепощенные, не ценящие своей свободы, своего благосостояния, и всякая прочая прекрасная чушь…

Запарковав машину, я зашагал по цементированной дорожке, вдоль которой были установлены цементные плиты с бьющими во все стороны фонтанчиками, мозаикой и разноцветными цветами. Красные, фиолетовые, оранжевые, эти цветочные композиции складывались перед глазами в бегущие строки печатных английских фраз. Окна РОСТа по-новому, по-нашему, по-капиталистическому.

– Мы любим Христа и наших заказчиков, – с ужасом прочел я сплетающийся в слова цветочный орнамент, и в тот же момент случился сильный удар, пришедшийся мне по лбу.

– О, Господи, – я все-таки удержал равновесие, схватившись за голову. – Неужели они меня подстерегли здесь, на закрытой от посторонних глаз территории…

Потирая лоб, и с досадой убеждаясь, что ладонь испачкана в крови, я огляделся по сторонам. Цементированная дорожка была пуста, а перед глазами раскачивалась толстая ветка неизвестного мне растения. Болталась она как раз на уровне глаз, так что оставалось непонятным, каким образом сотрудники «Би-Си-Бай» избегали производственных травм.

– Наклоняться надо, – странного вида господин , словно подслушав мои мысли, нырнул под окровавленную ветку и, ловко проведя своей карточкой по замку, исчез в пирамиде зеркального стекла.

Войдя в здание, я первым делом бросился в туалет, с досадой обнаружив, что лоб разбит основательно, промыл рану, приложил к голове бумажную салфетку, и начал судорожно бегать по коридорам в поисках аптечки. В отличие от моего предыдущего работодателя, снабжавшего сотрудников бесплатными таблетками от головной боли, бинтами и пластырями, «Би-Си-Бай» подошла к делу серьезно. На курсах «Добро пожаловать» нас подробно инструктировали о правилах безопасности, о том, что делать, если подозрительный или несанкционированный посетитель проникнет в компанию, а также упомянули об автомате, продававшем медицинские принадлежности. Располагался этот автомат, насколько я помнил, непосредственно в отделе безопасности. Последний находился на первом этаже, о чем свидетельствовала массивная железная дверь с соответствующей надписью, и огромная красная кнопка, напоминающая увеличенный в десять раз дверной замок.

«Для открывания двери – нажать» – было написано рядом. Рассуждать было некогда, я стукнул кулаком, утопив красный поршень в стене, и дверь открылась, как волшебный Сезам в сказках про Синбада-морехода.

Я оказался в маленьком, тускло освещенном закутке. Размером он более всего напоминал глухо замурованную хрущевскую шестиметровую кухню, вдоль одной стены которой стояла скамейка. Напротив скамейки находилось окно со звоночком, за окошком располагалась точная копия кухоньки, с той разницей, что в ней была дверь, маленький столик и высокий стул-вертушка, типа тех, на которых исполняют фортепианные произведения ученики музыкальных школ. Никакого автомата с дезинфицирующими салфетками, пластырем и таблетками от головной боли, в комнатушке не обнаружилось.

– Что за бред, – выругался я, бросившись к входной двери, но с ужасом обнаружил, что она с металлическим клацанием закрылась. Более того, дверь эта решительно не желала открываться. Подобный прием очень любили всяческие Голливудские режиссеры, постановщики детских фильмов про тайны Египетских пирамид и гробницы фараонов.

Я нажал на звоночек. Это не возымело никакого эффекта, волшебная дверь в стене за стеклом не приоткрылась, и я впервые за много лет почувствовал панический приступ клаустрофобии.

– Пустите, пустите меня, – я в ярости бил ногами по входной двери, звонил в звонок, и, наконец, изможденный, сдался.

– Чем могу помочь, – о чудо, за стеклом появился парнишка в голубовато-серой рубашке.

– Мне необходим пластырь.

– Что? – Он непонимающе посмотрел на меня.

– Я разбил лоб, вы не видите? Я только сегодня начал работать, представитель службы безопасности сказал нам, что у вас есть аптечка.

– А… Да, была, кажется, но медицинская компания ее забрала. Прибыль слишком маленькая, торговый автомат себя не оправдывал.

– Ну тогда хотя бы выпустите меня отсюда. Почему у вас двери не открываются?

– Вы на красную кнопку нажимали?

– Нажимал, конечно. Как вы думаете, каким образом я иначе сюда попал?

– Хорошо, я вас выпущу, но я должен следовать инструкциям. Ваша идентификационная карточка при вас?

– Да, да, – Я протянул ему пластиковый квадратик с собственной, еще тогда улыбавшейся физиономией.

– Теперь заполните анкету. – он протянул мне бумажку, испещренную вопросами.

– Да почему же! Я на совещание опаздываю, я только пластырь купить хотел.

– Извините, я все понимаю, но у нас территория одностороннего входа.

– Ууууу, – взвыл я. Все не складывалось в моей жизни. Ведь мой первый трудовой день начинался с какого-то важного совещания, прибыл я на работу заранее, дав себе пятнадцать лишних минут, и вот, извините, застрял в ихнем эквиваленте первого отдела. Такое и в кошмарном сне не приснится.

Заполнив анкету, и выскочив в коридор, я вспомнил, что в машине у меня лежала походная аптечка, выскочил на улицу, и кое-как заклеил лоб пластырем. Я опоздывал на совещание уже почти на пять минут, и, бросившись по цементированной дорожке в компанию, ловко пригнулся, проскочив под роковой веткой. «Наклоняться надо» – вспомнил я язвительное замечание неведомого работника корпорации, и принялся искать комнату, в которой было назначено совещание.

Коридоры в компании были бесконечными, украшенными бегущими электронными строками:

«Догоним и перегоним наших конкурентов. Акции нашего главного конкурента сегодня упали на полтора процента. Сплотимся вокруг основополагающих принципов стратегии Би-Си-Бай. Под руководством Мургана – к новым высотам. По сообщениям «Wall-Street Journal» Би-Си-Бай закончила третий квартал скорее лучше, чем хуже, чем ожидалось».

Опоздание мое усугублялось, я был почти уверен, что за разгильдяйство буду отчислен на следующий же день, я опаздывал уже на двадцать минут. Наконец, интуиция подсказала мне, что я на месте. Иначе как бы в этой комнате оказался заместитель моего нового начальника.

– Ээ – проблеял я.

– Добро пожаловать, и поздравляем с началом работы в «Би-Си-Бай». Ждем вас, ждем.

– Извините, я опоздал, никак комнату не мог найти.

– Не расстраивайтесь, я тоже здесь теряюсь время от времени. Тем более, что кроме нас с вами на совещание еще пока никто не пришел. А что это у вас с головой? – заместитель моего вьетнамского патриарха с ужасом посмотрел на мой разбитый лоб, заклеенный наискосок пластырем. – Нет, только не объясняйте мне. И ни в коем случае не жалуйтесь, лучше молчите! Вы налетели на дерево, я угадал?

– Да, – мрачно подтвердил я его гипотезу. – А почему, собственно, эту чертову ветку нельзя спилить?

– Молчите, я вас прошу, – заместитель испуганно огляделся по сторонам. – Вы здесь многое еще не понимаете. Ну, как вам объяснить. У всего этого весьма сложная историческая подоплека. Видите ли, в прошлом году сам Джон Мурган разбил себе лоб точно таким же образом. Хмм, гордитесь, если не сказать большего. В результате вышеупомянутого столкновения начальственная голова неожиданным образом прояснилась, а сам Джон внезапно понял особую важность дела охраны окружающей среды, экологии и неустанной переработки всяческих отходов. Так что спилить эту, можно сказать, историческую ветку, теперь не представляется никакой возможности. Вы же понимаете? Вы уже читали меморандум дирекции?

– Нет, – признался я.

– Ну как же вы могли, – с ловкостью фокусника он извлек из-под стола пачку бумажек. – Вот.. В целях улучшения экологии… То же, кстати, касается и елок. Вы покупаете рождественские елки?

– Простите? Какие еще елки?

– Ну, так вот, слушайте, – лицо моего собеседника просветлело, и даже загорелось каким-то дьявольским, издевательским огнем запретного вдохновения. « Сотрудникам компании Би-Си-Бай рекомендуется использование исключительно пластиковых елок. Современной технология позволяет достичь высокой степени идентичности последних с натуральными деревьями. В то же время, это начинание позволяет сэкономить десятки тысяч деревьев в год.»

– А… Я, кажется, понял. – У меня снова возник рвотный позыв.

– Вот и чудесно, – заместитель начальника почему-то подмигивал правым глазом. Лицо его при этом оставалось абсолютно серьезным, нет, впрочем, выдавало его тонкое, едва заметное дрожание уголков губ. Кто знает, еще несколько минут, и мы бы наговорили друг другу множество комплиментов, но в комнате появился тяжело дышащий мужчина неопределенной этнической принадлежности, вытер пот со лба, вытащил из кармана промасленный сверток бумаги с завернутым в него гамбургером, и начал аккуратно его поглощать, время от времени яростно ковыряя в носу. Запахло подгоревшим жиром и кетчупом. А вскоре началось и совещание, на котором я ничего не понял. Казалось, сотрудники Би-Си-Бай говорили на каком-то неизвестном языке.

– Как дела в отделе плотности? – спрашивал заместитель начальника.

– Гамлета надо ускорить. – вяло отвечал полный мужчина, дожевывая гамбургер и продолжая ковырять в носу.

– А что у нас с отделом рыб?

– Барракуда запаздывает. Но Ромео и Джульетта будут готовы вовремя.

– А у Ромео вывод укоротили?

– Да третий отдел затягивает, им питания не хватает. Ромео не оправдывает ожиданий, они его уже третий день гоняют под напряжением…

Минут через десять я решил, что все-таки схожу с ума, но списал свое непонимание на перенесенную мной травму головы и решил промолчать. Как выяснилось впоследствии, решение это было благоразумным, ибо и акулы и барракуды, и Гамлет, принц Датский, и даже Ромео с Джульеттой были просто кодовыми названиями различных компонентов электронных схем, выпускаемых знаменитой компанией Би-Си-Бай.

– А теперь о самой главной нашей проблеме, – откашлялся заместитель. – Прошу вас иметь в виду, что информация эта строго секретна. Производство в Индонезии практически парализовано. Мы всего месяц назад закупили несколько сот цифровых осциллографов последней модели. И, представьте себе, какой-то умник вычислил, что если нажать на две кнопки одновременно, на экране появляется игра «Тетрис». Конвейер практически стоит, рабочие, и даже инженеры, все поголовно играют.

Страшная догадка пронзила мое сознание. – Я знаю, я почти уверен, что знаю, кто это сделал! – хотел было крикнуть я, но сдержался. Похоже, даже почти наверняка, Андрей Бородин успел пару недель проработать в славной компании, выпускающей те самые цифровые осциллографы.

Вот так я и начал свою непродолжительную, но запоминающуюся карьеру в компании «Би-Си-Бай».

Глава 15

Finita la comedia… Труд мой был закончен, а я истощен. Я посмотрел на часы, убедившись, что скоро начнет светать, перечитал последнюю главу, поставил самую последнюю точку, и вышел на балкон. Прислушиваясь к пению птиц, вдыхая аромат цветущих деревьев я вдруг понял, что сделал что-то чрезвычайно важное, и на секунду почувствовал удовлетворение, да что там удовлетворение, восторг, поднимающийся в душе. Я изложил на бумаге… То есть, простите, на экране, все, что знал.

Работа закончена. Имею я право выпить пива? В маленьком, покрытом наростами льда холодильнике, еще стоит пара бутылок… Итак, последний всплеск усталого сознания, залитого желтоватой жидкостью, пузырящейся в стакане. Как же хочется спать… Я когда-то читал про человека, который мог не спать аж несколько лет. Я ему завидую, но каждой ночью, особенно, когда рассвет позолотит верхушки деревьев, я выключаюсь. Быть может, это атавизм. Очередной гормон, выделяемый организмом в темноте, инстинкт, унаследованный от миллионов поколений, начиная с простейших организмов и земноводных.

За вершинами гор привычно розовел рассвет, птицы начали истерически орать, потом в симфонию жизни вступили коты, потом неизвестно откуда взявшийся в промышленной долине петух, и, наконец, покатили по улицам машины. А я упал на кровать и заснул.

К сожалению, сон мой был непродолжительным, так как по злой иронии судьбы именно на это утро было назначено производственное совещание нашего отдела. Всяческого рода совещания и митинги, вообще были присущи ежедневному распорядку компании «Би-Си-Бай». Куда там пионерским, комсомольским и профсоюзным собраниям из прошлой жизни до монотонных, изматывающих душу и усыпляющих сознание многочасовых совещаний, которыми начинался, продолжался, плавно перетекал в ланч, послеобеденную дрему, а затем и заканчивался день трудовой единицы капиталистической корпорации. Поначалу я недоумевал, даже злился, потом даже начал задумываться о том, когда же окружающие меня сотрудники находят время для работы, но постепенно смирился. Теперь я тоже превратился в похожего на окружающих меня суетливых людей, выбегающих из дверей какой-нибудь очередной комнаты для конференций только для того, чтобы вытащить из кармана распечатку предстоящих им на сегодня совещаний, и торопливо броситься в объятия другого, как две капли воды похожего на предыдущее, полутемного пространства.

Более всего меня поражало то, что эти бесконечные встречи, совещания и митинги возбуждали в участниках чувство причастности к делам компании, времени, потраченного с толком. На лицах у них появлялось серьезное, наполовину осмысленное выражение, как две капли воды похожее на выражение лиц рабочих токарного производства, выходивших вечером с закрытого партийного собрания на заводе, на котором я в давние годы проходил производственную практику.