Глава 6

Я попросил водителя такси отвезти нас в салун «У Мака», и он тронул машину с места, не спросив адреса. Настроение у меня несколько улучшилось. Мы проехали чуть ли не всю Коннектикут-авеню, и Падильо то и дело поворачивался к окну, надеясь увидеть что-то знакомое. Но улица изменилась до неузнаваемости.

— Тут же стояла церковь! — воскликнул он, когда мы миновали пересечение Коннектикут-авеню с Эн-стрит. — Страшная, как смертный грех, но запоминающаяся.

— Первая пресвитерианская, — подтвердил я. — Шли разговоры о том, чтобы причислить ее к памятникам национальной культуры, но ничего из этого не вышло. Святым отцам предложили слишком крупную сумму, и они не устояли. Наверное, Господь Бог хотел, чтобы на этом месте располагалась автостоянка.

По моему указанию водитель высадил нас на противоположной стороне улицы.

— Я хочу, чтобы ты глянул на наш салун, — пояснил я.

Мы вышли из машины. Падильо постоял, наслаждаясь предложенным зрелищем.

— Мило, очень мило.

Двухэтажное здание построили сотню лет назад. Из кирпича. Я очистил его от многочисленных слоев краски. Каждое окно с обоих боков охраняли черные ставни. Серо-черный навес вел от двери до мостовой. По торцу навеса белела надпись «У Мака».

Мы пересекли улицу, вошли в зал, отворив толстую, в два дюйма, дубовую дверь.

— Вижу, мы по-прежнему экономим на электричестве, — первым делом отметил Падильо.

Действительно, в зале царил полумрак, но света вполне хватало для того, чтобы жаждущий нашел путь к стойке бара, занимающего левую стену. Пол устилал ковер, а столы со стульями стояли достаточно свободно, чтобы обедающие не задевали друг друга локтями и могли разговаривать достаточно громко, не опасаясь, что их услышат соседи.

— А что наверху? — спросил Падильо.

— Отдельные кабинеты. От шести до двадцати человек.

— Толковая идея.

— К тому же и выгодная.

— И каков наш недельный доход?

Я назвал цифру.

— А сколько ты заработал на прошлой неделе?

— На полторы тысячи долларов больше, но это скорее исключение, чем правило.

— А Хорст сейчас здесь?

Мы подошли к дневному бармену, я представил его Падильо, а затем попросил позвать Хорста. Тот появился из кухни, где, вероятно, проводил очередную инспекцию. Завидев Падильо, он сбился с шага, но быстро пришел в себя.

— Герр Падильо, как приятно видеть вас вновь, — заговорил Хорст по-немецки.

— И я рад тому, что вернулся, герр Хорст. Как вы поживаете?

— Очень хорошо, благодарю вас. А вы?

— И у меня все в порядке.

— Герр Хорст, я попрошу вас напомнить персоналу, что герр Падильо — мой партнер и полноправный владелец нашего салуна.

— Разумеется, герр Маккоркл. Позвольте сказать, герр Падильо, что я очень рад вашему приезду.

Падильо улыбнулся.

— Хорошо вновь оказаться среди друзей, герр Хорст.

Хорст просиял, и я уже молил бога, чтобы он не отсалютовал нам, как было принято в нацистской Германии. Но он ограничился тем, что поклонился и щелкнул каблуками. В вермахте Хорст носил звание капитана. Родился он в Пруссии и, по моему разумению, состоял в нацистской партии, но ни я, ни Падильо никогда не спрашивали его об этом. А метрдотелем он был замечательным, с феноменальной памятью на имена. И подчиненных держал в строгости.

— А где Карл? — спросил меня Падильо.

— На Капитолийском холме. Он зачарован конгрессом. Приходит около пяти и постоянно прикидывает, как закончится то или иное голосование.

Падильо взглянул на часы.

— Уже половина двенадцатого...

— Я как раз собирался предложить тебе выпить. Надеюсь, ты не сочтешь за труд наполнить наши бокалы?

Падильо обошел стойку бара.

— Что будете пить, приятель?

— "Мартини".

— Сухой?

— Так точно.

— Сколько мы берем за «мартини»?

— Девяносто пять центов, девяносто восемь с налогом.

— А чаевые?

— Редко у кого в кармане находятся десяти— или пятнадцатицентовики. Так что обычно они оставляют четверть доллара. Совесть не позволяет им ограничиться двумя центами.

Падильо смешал «мартини», разлил по бокалам, пододвинул ко мне мой.

Я пригубил.

— Мастерство осталось при тебе.

Падильо вновь обошел стойку, и мы сели с краю, наблюдая за прибытием первых посетителей. Они приглашали кого-то на ленч к двенадцати часам, но появлялись на четверть часа раньше, чтобы пропустить рюмку-другую.

К половине первого мы уже ограничивали пропускную способность бара, а потому я увел Падильо на кухню и представил его шеф-повару, после чего мы прошли в маленькую комнату, которую я приспособил под кабинет. Всю обстановку составляли письменный стол, три стула и бюро. А также диван, на котором я любил прикорнуть часа в три пополудни.

Я сел за стол.

— Я собираюсь позвонить в корпункт газеты Фредль и сказать, что она будет отсутствовать несколько дней. Не посоветуешь, какой мне назвать предлог?

— Грипп? Простуда?

— Отлично, — я позвонил, переговорил с шефом Фредль, заверив его, что все обойдется, и пообещав передать ей его пожелания скорейшего выздоровления.

— Что теперь? — спросил я, положив трубку.

— Самое трудное. Ожидание.

Я подошел к бюро и выдвинул ящик.

— Тогда тебе пора узнать, где я покупаю гамбургеры.

Следующий час мы провели за документацией. Поставщики, меню, сотрудники и их личностные особенности. Я показал Падильо, кому мы должны и сколько, отметил тех, кто делает двухпроцентную скидку, если мы платим до установленного срока, то есть перед десятым или пятым числом следующего месяца.

— О скидке я стараюсь договориться сразу, максимум через три месяца. Если поставщик на это не идет, я начинаю искать нового.

Еще проходя через кухню, я велел герру Хорсту провести Хардмана в кабинет, едва он покажется в салуне.

Двадцать минут второго в дверь постучали.

— Пришел мистер Хардман, — возвестил Хорст.

Хардман переступил порог, и без того маленькая комната разом уменьшилась вдвое.

— Привет, Мак. А как ваше самочувствие? — обратился он к Падильо.

— Отлично.

— Вы выглядите куда лучше, чем вчера. И у вас хороший портной, — последнее означало, что Хардману, который знал толк в одежде, понравился костюм Падильо. Он сел на диван и водрузил свое черные, за восемьдесят пять долларов, башмаки на один из стульев.

— Не желаете ли выпить? — спросил Падильо.

— С удовольствием. Шотландского с водой.

— Как мы его раздобудем? — Падильо повернулся ко мне.

— Нет ничего проще, — я снял телефонную трубку и один раз повернул диск. — Два «мартини» и шотландское с водой. Хорошее шотландское.

Мы поболтали о пустяках, пока официант не принес бокалы.

— Вы совсем осунулись, Мак, — Хардман одним глотком ополовинил бокал и посмотрел на меня. — Должно быть, что-то произошло, когда вы вернулись домой. Вероятно, с Фредль.

— Совершенно верно.

— Она убежала от вас с другим?

— Нет. Кто-то увел ее. Она не хотела уходить.

Здоровяк-негр медленно покачал головой.

— Это плохо. Могу я чем-нибудь помочь?

— Пока мы не знаем. Наверное, сейчас нас интересует другое — хотите ли вы помочь?

— А вы догадайтесь, хочу или нет? Черт, Фредль я почитаю за друга. Посмотрите, — обратился он к Падильо, — что она написала обо мне во франкфуртской, это в Германии, газете.

— Покажите ему оригинал, — предложил я. — Он читает по-немецки.

— Ясно, — Хардман достал из внутреннего кармана пиджака ксерокопию статьи. — Вот здесь.

Падильо то ли быстро прочел статью, то ли притворялся, что читает.

— Отлично написано. Отлично.

— Вот и я того же мнения.

До появления Хардмана мы обсудили с Падильо, что нам следует сказать ему, а что — опустить. И решили, что любые недомолвки только повредят делу. И рассказали ему все, от первой встречи Падильо с людьми Ван Зандта в Ломе до записки, которая ждала нас в моей квартире. Не упомянули мы лишь о сеньоре де Рома-нонес.

— Так вам не кажется, что лучше всего не перечить им и пристрелить этого старикашку?

— Нет.

— И вы не можете пойти на угол Девятой и Пенсильвания-авеню, чтобы рассказать все ФБР?

— Нет.

— А почему не пойти мне? Меня эти африканцы не знают.

— Я в этом не уверен.

— Так я могу позвонить, благо есть откуда. Раз мы платим на содержание ФБР немалые деньги, то можем ожидать от них и хорошей работы. Я никогда не возражаю, если закон работает на меня.

— Допустим, вы звоните в ФБР из телефонной будки, или я, или Маккоркл. И говорим примерно следующее: премьер-министр Ван Зандт приезжает в Вашингтон, а члены его кабинета хотят, чтобы я застрелил его, дабы вызвать симпатию к их независимости. С этого придется начать. Но подобные ситуации для них не редкость. «С этим все ясно, мистер Падильо, но хотелось бы знать некоторые подробности». Да, разумеется, продолжу я, при этом они похитили жену моего партнера, мистера Маккоркла, и обещают разделаться с ней, если я не застрелю премьер-министра. Вот и все, господа, за исключением последнего. Премьер-министр должен умереть в следующую пятницу, между двумя и тремя часами пополудни, на углу Восемнадцатой улицы и Пенсильвания-авеню, совсем рядом с Информационным агентством Соединенных Штатов.

— Из этого ничего не выйдет, Хардман, — добавил я. — Если позвонить в ФБР, они усилят охрану Ван Зандта, и окружение последнего догадается, чем это вызвано. Ван Зандт останется в живых, но Фредль наверняка погибнет.

— Вы скажете им время и место, а они ничего не смогут сделать?

— Отнюдь, — покачал я головой. — Смогут они многое. Премьер-министра уберегут, а вот мою жену — нет. Меня такая сделка не устраивает.

— Так вы хотите найти их сами?

— Во всяком случае, попытаемся.

— Как насчет того, чтобы еще выпить и перекусить? — Хардман, похоже, вспомнил, что заглянул в наш салун на ленч.

— Я приберег для вас хороший бифштекс, — я снял трубку и попросил принести еду и выпивку.

Виски и «мартини» прибыли первыми.

— Что требуется от меня? — спросил Хардман после того, как за официантом закрылась дверь.

— Вы знаете город, — ответил я. — У вас есть друзья, которые знают его еще лучше. Нам представляется, хотя, возможно, это не так, что они прячут Фредль в негритянском квартале. Исходя из того, что уж там-то мы ее искать не будем. Это только догадка, но у вас есть контакты со служанками, посыльными винных магазинов, различными ремонтниками, то есть людьми, которые ежедневно бывают в десятках домов. Может, они заметят что-то необычное, а то и увидят Фредль.

— Тут мы можем задействовать Маша.

— Но вам придется ввести его в курс дела?

— Только частично. И лишь потому, что вчера вечером он заезжал к вам домой.

— Так что вы об этом думаете? — спросил Падильо.

Хардман наклонился вперед, какое-то время смотрел в пол.

— Я сомневаюсь, что ее прячут в негритянском квартале. Но проверить это несложно. Куда труднее искать ее в белых районах. Но, как вы правильно заметили, мы сможем наводить справки через обслугу. У этой компании есть какое-нибудь пристанище? Посольство или консульстве?

— Только торговая миссия.

— Что ж, придется их пощупать. Что-то они должны знать.

— И мы того же мнения.

Официант принес ленч, и за едой мы практически не говорили. После второй чашки кофе Хардман откинулся на спинку дивана и удовлетворенно вздохнул.

— Мак, у вас едва ли не лучшие в городе бифштексы. Наверное, за такое мясо приходится дорого платить.

— Зато к нам не заходит всякая рвань.

Здоровяк встал, потянулся.

— Мне пора. Вечером я свяжусь с вами. Где я вас найду?

Падильо написал ему телефон своего «люкса».

— У нас, возможно, возникнет необходимость встретиться с друзьями. В каком-нибудь тихом, неприметном месте. Вы нам ничего не посоветуете?

— Как насчет квартиры Бетти? Вы там вчера были.

— А она не станет возражать?

— Какие могут быть возражения, если квартиру оплачиваю я?

— Отлично.

— Я вам позвоню... Вы думаете, они прослушивают ваш телефон в «Мэйфлауэр»?

Падильо пожал плечами.

— Лишнего я не скажу. А может, даже пришлю к вам Маша, — и Хардман отбыл, помахав на прощание рукой.

— Начало положено, — подвел я итог ленча.

— Похоже, что так.

— Какие будут предложения?

— Вернуться в отель и ждать звонка.

— Самое трудное.

— Совершенно верно, — подтвердил Падильо. — Ожидание. Труднее не придумаешь.

До «Мэйфлауэр» мы дошли пешком, поднялись на лифте. Падильо вставил ключ в замочную скважину, повернул, открыл дверь, и мы вошли в гостиную. На диване сидел человек, руки его лежали на коленях, дабы мы видели, что в них не зажаты ни нож, ни пистолет.

— Я — Ивлин Андерхилл, — представился он. — Я не причиню вам вреда, оружия у меня нет. Я лишь хочу поговорить с вами.

Падильо положил ключ на кофейный столик.

— Вы открыли замок.

— Замки — мое хобби. А этот совсем простой.

— Кто вы, мистер Андерхилл?

— Соотечественник Хеннинга Ван Занята.

Я быстро подошел к нему.

— Вы знаете, где моя жена?

— Вы — мистер Маккоркл?

— Да. Кто вы?

— Ивлин Андерхилл. Был членом парламента, пока премьер-министр Ван Зандт не распустил его. Полагаю, вы можете назвать меня голосом разума. Нас совсем мало. Меньшинство меньшинства.

— Не могли бы выразиться яснее? — подал голос Падильо.

— Вы — мистер Падильо, не так ли? Я видел вас в Ломе, издалека.

— Я — Падильо, вы — Андерхилл, он — Маккоркл. Мы знаем, почему мы здесь. А почему вы — нет.

Он чуть улыбнулся.

— Обычно я изъясняюсь достаточно связно, но путешествие донельзя вымотало меня, — роста он был невысокого, телосложения хрупкого. Длинные, зачесанные назад седые волосы. Твидовый, поношенный костюм. Он выудил из кармана трубку и кисет с табаком. — Вы не будете возражать, если я закурю? — Светло-синие глаза за очками в золотой оправе повернулись сначала ко мне, потом — к Падильо.

— Нет, конечно, — я понял, что поторопить его не удастся. И говорить он будет так, как привык, никуда не спеша.

Чтобы раскурить трубку, ему хватило трех спичек.

— Пожалуй, поначалу я изложу суть проблемы, а потом перейду к деталям. Несколько моих соотечественников финансировали мою поездку в Штаты. Мы полагаем себя партией здравого смысла, — он выдохнул струю ароматного дыма. — А поручено мне следующее: удержать мистера Падильо от убийства премьер-министра.

Глава 7

Я повернулся к Падильо, не скрывая раздражения.

— Ты говорил, что это заговор трех, Ван Зандт и два его дружка. С нами число посвященных расширилось до шести. А теперь, похоже, о намеченном убийстве знает весь избирательный округ Андерхилла. О Господи, это не заговор, а конгресс.

— Чего ты разбушевался? — осадил меня Падильо.

— Я нервничаю.

— Это заметно.

Он подтянул стул, сел напротив Андерхилла, закурил.

— Вы видели меня в Ломе?

Тот кивнул.

— В отеле, после того, как те двое поговорили с вами.

— Вы их знаете?

— Мы вместе выросли.

— И вы думаете, что они предлагали мне убить вашего премьер-министра?

— Это я знаю наверняка, — вновь его окутали клубы дыма. — Видите ли, мистер Падильо, белых в нашей стране немного, сто тысяч, не более. А государственные чиновники — еще более тесный мирок. Мы не сильны в шпионаже, знаете ли. Нет опыта. Но информация, касающаяся вас, поступила от очень надежного источника.

— Что же это за источник?

Вновь Андерхилл улыбнулся.

— Вы помните того мужчину из беседовавших с вами в Ломе, что назвался Краусом? Повыше ростом, который сначала прикидывался немцем, а потом признал, что он — министр транспорта?

— Помню, — кивнул Падильо.

— Бедняга не умеет хранить секреты. Вернувшись, он рассказал обо всем жене, разумеется, заставив ее поклясться, что она никому ничего не скажет.

— Но она сказала.

— Естественно.

— Кому?

— Своей сестре... моей жене.

Падильо встал, прошелся по комнате.

— Можем мы заказать выпивку в номер?

— Сними трубку и попроси бюро обслуживания принести сюда бутылку и лед.

Падильо последовал моему совету, а положив трубку, вновь повернулся к Андерхиллу.

— Вы сказали, что видели меня в Ломе... издалека. Как вы там оказались?

— Я приглядывал за парочкой, что заявилась к вам. Еще раз хочу подчеркнуть, что белых в нашей стране совсем немного. И среди них есть группа людей, которые не хотят, чтобы упрямство, ненависть и жестокость других белых привели к социальному и экономическому хаосу. Мы собрали некую сумму денег, кто внес свои сбережения, кто заложил дом, и намерены использовать эти средства, чтобы воспрепятствовать этому старому дураку Ван Зандту умереть смертью мученика. Если вы убьете его, в стране устроят кровавую баню. Я — профессор романских языков в нашем университете и не силен в подобных переговорах, но готов предложить вам семнадцать тысяч фунтов за отказ от убийства Ван Зандта. Возможно, противоположная сторона предложила вам больше, но это все деньги, которые нам удалось собрать. Если вы отвергнете наше предложение и согласитесь убить премьер-министра, мне придется изыскать возможность убить вас.

— А почему вы не обратились в полицию? — спросил я. — Или в ФБР? Неужели к их помощи уже никто не прибегает?

— Сказать по чести, я не обратился к ним лишь потому, что мы не хотим вмешивать их, да и любое другое государственное учреждение в это дело. Если ваше правительство узнает о подробностях этого заговора, они первым делом обратятся за разъяснениями к Ван Зандту. Тот, естественно, будет все отрицать, и на этом будет поставлена точка.

Но, господа, дело в том, что мы за покушение. Но закончиться оно должно неудачно. Более того, нам необходимо получить доказательства того, что покушение это подготовлено и осуществлено на деньги Ван Зандта и его приспешников. Вот за это мы и готовы предложить семнадцать тысяч долларов вам, мистер Падильо, и, разумеется, вам, мистер Маккоркл.

— Ваши друзья в Ломе действовали точно так же. Они пообещали убить меня, если я не убью премьер-министра. И обещание их последовало за моим отказом убить Ван Зандта за деньги, причем названная ими цифра значительно превышала вашу.

Андерхилл покивал.

— Да, человеческая жизнь для них не стоит и пенни. Должен признать, пока я и представить себе не могу, как это сделать. В смысле, убить вас. А какова их последняя цена?

— Они пообещали убить мою жену, если Падильо не убьет Ван Зандта, — вмешался я. — Они ее похитили.

— О Господи. Вы оказались в щекотливом положении, не так ли?

В дверь постучали, и Эл, официант бюро обслуживания, внес в номер бутылку шотландского, лед и бокалы. Справился, не нужно ли нам чего еще, и мы заверили его, что теперь у нас есть все необходимое. Падильо подписал чек, и Эл ретировался, рассыпаясь в благодарностях. Я разлил виски и спросил Андерхилла, добавить ли ему льда. Он отрицательно покачал головой.

— Мистер Андерхилл, — прервал затянувшуюся паузу Падильо, — у меня нет ни малейшего желания убивать вашего премьер-министра.

— Рад это слышать. Хотя должен отметить, что в подобных делах ваша репутация чрезвычайно высока.

— С чего вы это взяли?

— Один тип из Берлина предложил продать нам информацию, которую уже торганул людям Ван Зандта. Взял с нас двести фунтов. Ван Зандт, похоже, заплатил куда больше. Информация касалась вас, мистер Падильо. Досье у него подобралось обширнейшее. Упоминались в нем и вы, мистер Маккоркл. Если я не ошибаюсь, вам принадлежал ресторан в Бонне.

Далее разговор перескакивал с темы на тему. То ли Андерхилл умело вел его, то ли у него разбегались мысли. И я предпринял попытку вернуться к интересующему меня вопросу.

— Мистер Андерхилл, не знаете ли вы, кто похитил мою жену и где ее сейчас держат?

— Кто, я знаю почти наверняка. И скорее всего могу сказать, где ее держат. Но, судя по всему, за эти сведения я могу получить высокую цену, не так ли?

— Полагаю, вам не следует торговаться с мистером Маккорклом, когда дело касается его жены, — заметил Падильо.

— Наверное, не стоит. Это так жестоко.

— Если вы не скажете мистеру Маккорклу, где его жена, боюсь, он выбьет из вас эти сведения.

— Кто ее похитил? — повторил я.

— Вероятнее всего, Уэнделл Боггз и Льюис Дарраф.

— Кто они?

— Один — министр транспорта, второй — внутренних дел. Те самые, кто встречался с мистером Падильо в Ломе.

— Вы хотите сказать, что два члена вашего кабинета министров похитили мою жену?

— Скорее всего. Они довольно-таки молодые. Вашего возраста. И способны на все. Я знаю, что сейчас они в Соединенных Штатах.

— Вам известно, где они остановились?

— У них дом в Вашингтоне. Адрес у меня есть, но я оставил его в отеле. К сожалению, назвать по памяти не могу. Цифры и названия в голове не держатся.

— Как вы узнали об этом доме?

— Мне сказала жена. Мы с Боггзом женаты на родных сестрах, его жена поняла, что задуманное им к добру не приведет, и решила посоветоваться с сестрой. Уэнделл, похоже, делится с женой всем. А адрес я записал, потому что знал наверняка, что забуду его, а он может и пригодиться.

— Где вы остановились?

— В «Ласалле». Через дорогу.

— Так давайте перейдем на другую сторону улицы, поднимемся в ваш номер и взглянем на адрес, — голос мой звучал сурово и решительно.

— И тогда мы могли бы обсудить, как предотвратить убийство Ван Зандта?

— Мы поговорим и об этом, — кивнул Падильо.

— Я не знаю, сколько вы обычно получаете за такую работу, мистер Падильо, но семнадцать тысяч фунтов в моей стране — большие деньги.

— И в других тоже, — Падильо открыл дверь.

Коннектикут-авеню мы пересекали по «зебре». Андерхилл шел чуть впереди, попыхивая трубкой, его тонкие руки болтались из стороны в сторону. Падильо чуть кривился, словно от боли.

— Бок все еще беспокоит? — спросил я его.

Ответить он не успел. Стоявшая у аптеки машина резко рванула с места и разогналась уже до тридцати пяти миль, когда ее бампер ударил по коленям Андерхилла, капот — по груди, распластав его по мостовой. Падильо, отставший на полшага, схватил меня за руку и потащил назад. Нужды в этом не было. Зеленый «форд» и я разминулись как минимум на два фута. Колеса его размазали по мостовой худого седовласого мужчину, который преподавал романские языки и понятия не имел, что надо делать, если возникает необходимость убить человека. Автомобиль же, не снижая скорости, свернул на Эль-стрит и скрылся из виду. Мужчина, сидевший рядом с водителем, один раз оглянулся.