- Плохой же ты солдат. Я прикажу поставить тебя снаружи на часы и посмотрю, что индейцы сделают из твоей кожи на голове.
      Бедный малый испугался и съежился, как бы желая провалиться сквозь землю. А полковник поднялся на три ступени и отворил дверь в скромную комнату, где молодой офицер в домашнем халате покачивался в низком кресле со страшно скучающим видом и с сигарой в зубах.
      - Джим, друг мой, Эльси просит тебя прийти к обеду сегодня, - сказал полковник. - Коменданта не будет; но я слышал, что он отдаст приказ в шесть часов выпустить капитана Сент-Ора из-под ареста.
      - Комендант - старая тряпка, - сказал молодой человек, слегка улыбаясь. Уверяю вас, мой милый, что я сегодня же вечером буду просить о переводе.
      - А я тебе говорю, что ничего из этого не выйдет, и ты никуда не уедешь. Так в 6 часов, решено, слышишь?
      И он поспешно вышел.
      Через две минуты Пейтон ввел Марка Мэггера к коменданту и оставил их вдвоем совещаться.
      Глава 5
      ПОДКРЕПЛЕНИЕ
      Комендант, полковник Сент-Ор, в своей большой белой шляпе и при шпаге, стоит в воротах форта и глядит вдаль на равнину, покрытую короткой, выжженной солнцем травой. Сигнальный рожок дал знать о приближении ожидаемого подкрепления. Адъютант Пейтон держит на поводу большого вороного коня, а полковник направляет лорнет на приближающуюся кавалерийскую колонну. Оружие блестит на солнце; за всадниками тянется вереница белых повозок военного обоза.
      Неподалеку, справа от форта, виднеются два индейских шалаша, или вигвама, покрытых буйволовыми шкурами. Подле шалашей играют с полдюжины ребятишек, совершенно голых, с большими животами и длинными волосами, почти закрывающими лицо. Две безобразные старухи, истые колдуньи, болтают, усевшись перед шкурой буйвола, с которой они соскребают остатки мяса; рослый индеец, завернувшийся в грязное одеяло, спит или притворяется спящим, - и все это шагах в пятидесяти от крепости.
      По правде сказать, нет решительно ничего занимательного или интересного в картине, которую представляют из себя эти "дети безбрежных равнин". Это просто несчастные существа, неопрятные, нечто вроде нищих, снующие всегда у ворот поселений европейцев, готовые за водку на все что угодно; последние представители несчастного племени, которое скоро исчезнет с лица земли.
      Комендант Сент-Ор обращал на них так же мало внимания, как на мух, да и солдаты его так привыкли к этому зрелищу, что как будто не замечали их.
      - Это, должно быть, колонна Вестбрука! - сказал комендант адъютанту, опустив лорнет. - Сколько человек указано в депеше?
      - Пять эскадронов 12-го драгунского, полковник Чарлтин приведет два из форта Ларами и три роты 44-го линейного.
      - Да, совершенно верно, - сказал полковник, снова лорнируя колонну. - Да где же этот разбойник Ильяс? Кончит ли он, наконец, седлать мою лошадь?
      - Вот он, ведет ее, - произнес молодой подпоручик, выступая вперед. - Не позволите ли мне, господин полковник, быть вашим ординарцем?
      - Охотно, мой милый Гевит, если у вас нет дела более серьезного.
      Гевит только что прибыл из Вест-Пойнта и находился еще в пылу первого энтузиазма.
      В эту минуту вестовой подвел прекрасного коня, оседланного по-парадному. У коменданта была страсть к хорошим лошадям. Подведенный конь был не из особенно смирных и поартачился, прежде чем дал седоку устроиться в седле; но узда была в опытных и умелых руках, и ретивый конь минуты через две-три признал себя побежденным. Полковник был из числа тех немногих, которые умеют не только хорошо ездить верхом, но и грациозно держаться в седле. Он казался пришитым к седлу, и когда лошадь танцевала под ним и поднималась на дыбы - он так изгибал свой красивый стан, что, казалось, составлял с лошадью одно целое.
      Пейтон и Гевит тоже сели на коней, и все трое, отпустив поводья, пустились марш-маршем по полям. Колонна приостановилась, и по данному сигналу всадники выровнялись рядами. В ту минуту, когда полковник с двумя адъютантами подскакал к ним, солдаты представляли плотную и неподвижную массу в облаках пыли. Перед колонной стоял майор Вестбрук с саблей наголо.
      Едва полковник остановился в двадцати шагах, как раздалась короткая команда:
      - Слушай! На-плечо!
      Раздался шум вынимаемого из ножен оружия, мелькнули лезвия, и настала мертвая тишина, между тем как весь ряд сабель сверкал под лучами заходящего солнца.
      Майор Вестбрук отсалютовал шпагой и громко сказал:
      - Господин полковник, имею честь ожидать ваших приказаний. Угодно вам сделать смотр колонн?
      - Я затем и приехал, - сказал комендант, ответив на приветствие.
      - Слушай! На-кра-ул!
      Майор присоединился к свите коменданта, и тот медленно поехал вдоль строя.
      Драгуны по большей части имели хороший вид, но загорелые и решительные лица мало отвечали, по крайней мере внешне, понятию европейца о солдате вообще.
      Люди одного эскадрона были в черных шляпах, другого - в серых, третьего в соломенных и, наконец, последнего - в полотняных фуражках. Голубые блузы были почти у всех форменные, но зато обувь была так же разнообразна, как и головные уборы. На одних были обыкновенные сапоги, на других - ботфорты, а у иных холщовые брюки были заправлены в какие-то полуботинки.
      Лошади были навьючены довольно легко, но все-таки заметно утомлены огромным переходом в 450 миль за три недели. Длинная вереница обоза составляла арьергард.
      Что касается офицеров, то они были одеты, кажется, хуже солдат. Капитан Грюнтей, например, был одет во фланелевый китель когда-то голубого цвета, обратившийся теперь в рыжий; впрочем, под ним был прекрасный гнедой конь. Направо от Грюнтея высилась толстая фигура поручика Корнелиуса Ван Дика, с трудом державшегося в седле. На фоне серой блузы резко выделялось широкое, налитое кровью лицо, опухшее от чересчур усердных возлияний на последнем отдыхе.
      Подпоручик Франк Армстронг, стоявший на левом фланге, был единственный офицер из всего отряда, одетый в походную форму по уставу.
      Комендант одобрительно улыбнулся, проезжая подле него, и насупился, увидя странную фигуру Ван Дика.
      - Господин майор, - сказал он строгим тоном, - надеюсь, ваши офицеры примут к сведению, что так вести себя в укреплении Лукут нельзя.
      - Капитан, - сказал он, обращаясь к Грюнтею, - придя на место, тотчас посадить под арест этого офицера...
      Лицо капитана вытянулось, когда он отвечал:
      - Слушаю, господин полковник!
      Комендант продолжал смотр под неприятным впечатлением от увиденного. Объехав весь строй, он холодно поклонился майору Вестбруку и сказал:
      - Расположите ваших людей по северной стене, майор. Вы найдете там воду и дрова, приготовленные в достаточном количестве по моему приказанию. Обоз я осмотрю после. Прощайте, майор. Сабли сдадите на склад, прежде пойдете на рекогносцировку.
      После этих слов комендант пустил лошадь рысью и удалился вместе с адъютантами, оставив майора впереди колонны.
      Но проехав с четверть мили, он вернулся явно переменившись.
      - Майор, на пару слов! - закричал он улыбаясь.
      Драгунский майор выступил вперед, явно не готовый улыбнуться в ответ. Комендант, как бы не замечая его надутого вида, сказал:
      - Я надеюсь, вы и ваши офицеры сегодня же вечером познакомитесь с миссис Сент-Ор.
      - Мы не позволим себе уклониться от этой приятной обязанности, - отвечал сдержанным тоном майор.
      - Надеюсь, что эта обязанность обратится в удовольствие, - сердечно произнес капитан. - Ну, полноте, майор, мы слишком хорошо знакомы и слишком уважаем друг друга, чтобы сердиться за выговор по службе. Вестбрук - мой старый товарищ. Я не забыл того капитана 12-го драгунского, который в сражении под Буль-Руком своим примером преподал мне первый урок на поле битвы. Я не забуду, что всем вам обязан, несмотря на то, что ко мне судьба была благосклоннее, чем к вам.
      Майор, видимо, тронутый этой сердечной речью, протянул коменданту руку, а тот ее крепко пожал и уехал.
      В сопровождении своих адъютантов полковник скакал по дороге к форту, как вдруг индеец, лежавший на самой дороге, быстро вскочил и с криком ужаса бросился в сторону. На него наскочила лошадь подпоручика Гевита и не раздавила его только потому, что краснокожий из чувства самосохранения накинул на голову лошади бывшее в его руках одеяло. Лошадь метнулась в сторону и чуть не вышибла седока из седла.
      Справившись с лошадью, Гевит бросился в погоню за индейцем и осыпал его ударами хлыста.
      - Подлая собака! - кричал он. - Я тебе покажу, как пугать лошадей!
      Несчастный дикарь бежал с воем в свой шалаш, а Гевит, отсчитав в азарте еще несколько ударов, вернулся к своим и смеясь сказал:
      - Вот уж этот в другой раз не отважится пугать чью-нибудь лошадь, ручаюсь.
      Комендант, скакавший впереди, был уже в форте и не видел этой сцены; но Пейтон, видевший все, остановился и, не будучи в состоянии удержаться, сказал товарищу;
      - Вы были чересчур жестоки к этому несчастному, Гевит! Я не допускаю мысли, что он бросил одеяло с целью испугать лошадь.
      - Ничего, - ответил Гевит, - этим проклятым краснокожим не мешает время от времени преподать урок, а несколько ударов хлыста укрощают их темперамент. Что до меня, то я испытываю истинное удовольствие, укрощая их; терпеть не могу этого разрисованного исчадия!
      - Что вам сделали эти бедные существа? - спросил адъютант. - Несчастные быстро исчезают, жизнь их и без того тяжела, нет надобности делать ее еще тяжелее. Этот человек, которого вы избили, был в свое время храбрым воином...
      - Полноте, Пейтон, перестаньте их защищать. И я верил в благородство индейцев, когда зачитывался Фенимором Купером; но с тех пор, как я узнал их близко, скажу вам откровенно, что все они: мужчины, женщины и дети, одинаково внушают мне отвращение.
      - Вы не правы, говоря так, - грустно сказал Пейтон, - кто сказал вам, что вы были бы лучше, находясь в таком же как они несчастном положении?
      Неизвестно, удалось ли адъютанту возбудить раскаяние и чувство человечности в сердце товарища.
      Очень может быть, так как подпоручик не вымолвил больше ни слова и со сконфуженным видом въехал в ворота крепости.
      Два дня спустя после вступления колонны в Лукут полковник Сент-Ор, будучи не из тех начальников, которые оставляют войска в бездействии, назначил каждому эскадрону занятия, и таким образом поручик Корнелиус Ван Дик и подпоручик Армстронг очутились в одном отряде, назначенном в ночную экспедицию.
      Надо было провести разведку на определенном расстоянии от крепости. Ван Дик, имевший трехлетний опыт военной службы, должен был руководить действиями отряда, в помощь которому в качестве проводников были приданы двенадцать индейцев из племени павниев.
      Комендант Сент-Ор завел прекрасный обычай не выпускать из крепости даже самого маленького отряда без строгого осмотра; предосторожность эта имела особенно важное значение с войском, ему почти незнакомым.
      Было около 11 часов вечера, когда он для этой цели вышел на плац.
      Все в укреплении было темно и тихо, огни давно погашены, а луна еще не светила маленькому отряду, выстроенному на плацу и готовому в поход.
      Тут было всего-навсего не более тридцати драгун. Перед этой неподвижной массой ординарец нес большой фонарь, и свет от него вместе с другим огоньком от сигары в зубах полковника - медленно переходил от одного ряда к другому, так как полковник останавливался перед каждым человеком и внимательно его осматривал. Он не говорил ни слова и только изредка, по свойственной ему привычке, хрустел пальцами.
      Позади него, на приличном расстоянии, двигались Ван Дик и Армстронг; последний - с длинным палашом, а прочие драгуны - с карабинами и парой револьверов за поясом, по-американски. Благодаря отсутствию сабель, в отряде не было лязга и шума, и это придавало людям вид призраков.
      Окончив осмотр, комендант приблизился к офицерам и сказал Армстронгу:
      - Вы хорошо сделаете, если оставите вашу саблю в крепости. Она делает много шума и мало пригодна для ночных разведок.
      И когда сконфуженный молодой человек повернулся, чтобы исполнить данное ему приказание, полковник добросердечно прибавил:
      - Это, видите ли, моя мания. Не все одного со мною мнения, но я убежден, что мое мнение справедливо. Отправляйтесь же, вы успеете вернуться прежде, чем будет дан сигнал к выступлению.
      Он знал, что каждый из них должен был быть готов проявить и отвагу и великодушную готовность жертвовать собой, но он не высказал своей мысли. Комендант обратился к Ван Дику:
      - Господин поручик, - сказал он, - помните: Красная Стрела, индеец, который стоит последним на правом фланге, самый ловкий из всех ищеек. Прошу вас: как можно больше благоразумия в сношениях с этими людьми. Они ужасно чувствительны к малейшим обидам и в то же время способны пользоваться слабостями других. Именно к ним можно применить правило: управлять нужно железной рукой в бархатной перчатке. Впрочем, я уверен, что все пойдет как по маслу и что вы не встретите серьезных затруднений. Прощайте, господа, и дай Бог успеха. По моему расчету, в воскресенье утром вы должны быть на берегах Антилопы.
      Ван Дик поклонился и пошел к своей лошади. Комендант обернулся к Армстронгу:
      - В добрый час, дитя мое! - сказал он нежным голосом, протягивая ему руку. - Вверьтесь вашей звезде, и вы сделаете честь - я в том уверен - нашей старой школе в Вест-Пойнте. Прощайте...
      Франк Армстронг был так тронут этим напутствием, что слезы подступили к горлу, и он растроганно произнес:
      - Прощайте, господин комендант! Благодарю вас, благодарю...
      Тут раздался голос Ван Дика: он командовал сдвоить ряды. Последовал топот лошадиных копыт по высохшей траве, затем пауза, затем новая команда: "Вперед! Шагом марш!" - и маленький отряд тихо направился к воротам форта и пропал во мраке. Комендант остался на месте и провожал уходивших. И только когда последний солдат исчез в темноте, он повернул к дому. Идя домой, он хрустел пальцами и говорил про себя:
      "У этого юноши какое-то необычное выражение глаз. Ну, а что касается Ван Дика, похоже, если кожа с его головы и останется в руках индейцев, это может случиться только, когда лошадь не успеет вынести его с поля битвы; если только краснокожие не застанут его отуманенным винными парами. Ах, это вино, вино, проклятое вино!"
      Глава 6
      ВЕЧЕР У КОМЕНДАНТА
      В следующую субботу, около десяти часов вечера, был праздник в главной квартире коменданта, и обе залы миссис Сент-Ор были полны гостей.
      По правде сказать, мужчины - и главным образом офицеры - преобладали, впрочем, было около двадцати дам: одни - постоянные обитательницы форта, другие - их знакомые, с мужьями и братьями.
      Весь этот люд явился сюда, преследуя различные цели: одних пленяла обещанная большая охота, других - возможность купить выгодно участки окрестных лугов; наконец, многих - просто любопытство.
      - Миссис Пейтон, - говорил подпоручик Гевит молодой женщине, входившей в залу, - обращаюсь к вам и ищу вашего содействия: мисс Брэнт не верит мне, что дамы вместе с нами отправляются на охоту с борзыми.
      - Так и есть, - ответила улыбаясь миссис Пейтон. - Что касается меня, то я всегда сопровождаю мужа на охоту, правда, не беру с собой ружья. Но некоторые дамы являются с оружием и не далее как в прошлом месяце одна девушка из Кентукки, бывшая с нами, убила трех буйволов.
      Жюльета Брэнтон была возмущена подобным подвигом, а ее кузина Нетти воскликнула:
      - Правда? Трех буйволов, своими руками? Воображаю, как она этим гордилась! Надо мне попробовать убить хотя бы одного на большой охоте, которую нам обещает комендант.
      - Если только вы возьмете проводником меня, то убьете двух, - уверял ее Гевит.
      - А я, - возразил весело поручик Пейтон, - советую вам заручиться покровительством такого старого проныры, как я, если не хотите вернуться с охоты с пустыми руками.
      В эту минуту миссис Сент-Ор подошла к разговаривавшим.
      - Мисс Жюльета, я право в отчаянии, - сказала она, - но комендант говорит, что он вынужден немного отложить охоту... всего на несколько дней, до тех пор, пока одна или две рекогносцировки очистят местность от появляющихся там и сям индейцев, а в ожидании вы должны довольствоваться охотой с борзыми на зайцев в окрестностях форта. Принимали ли вы когда-нибудь участие в такой охоте?
      - Никогда еще!
      - Это очень интересно, и у мужа моего превосходные собаки. Но, вероятно, мисс Нетти Дашвуд трудно будет довольствоваться такой смиренной дичью.
      - Что же делать, - со вздохом сказала Нетти. - Я надеюсь все-таки, что эти несносные индейцы уберутся и очистят для нас место.
      - Будьте уверены, что и мы надеемся на это, - произнесла миссис Сент-Ор с некоторой грустью в голосе. - А что, если мы оставим охоту и займемся немного музыкой? Мисс Жюльета, не споете ли вы нам что-нибудь?..
      Жюльета не заставила себя просить, встала и подошла к роялю, а за ней целый рой поклонников.
      Капитан Джим Сент-Ор, стоявший до этого в стороне, перешел залу и устроился рядом с Нетти Дашвуд.
      - Ну-с, дитя мое, что скажете вы о жизни в крепости?
      Хотя он был гораздо моложе своего брата коменданта, капитан имел особую манеру, полуотеческую, полубратскую, при общении с молодежью. Не мешает к тому же заметить, что он был почти вдвое старше Нетти.
      - По мне это - прекрасная жизнь! - воскликнула мисс Нетти Дашвуд с увлечением. - Все эти господа так внимательны и любезны!
      - Вы слишком добры, отзываясь о них так, - скромно ответил капитан. - Но позвольте мне предложить вам один вопрос, мисс Нетти. Не знаете ли вы человека по имени Франк Армстронг?
      Губки Нетти задрожали, когда она промолвила в ответ:
      - Конечно, я знаю господина Франка Армстронга и даже думала, что он здесь, в форте. Отчего он так долго не показывается в зале?
      Голос капитана сделался серьезным:
      - Способны ли вы хранить тайны?
      - Конечно.
      Губы ее все еще дрожали.
      - Вот в чем дело: Армстронг уехал на неделю или на две, и он вручил мне письмо к вам, мисс Нетти.
      - Письмо, ко мне! - вскричала девушка вне себя от удивления. - Уверены ли вы в том, что это письмо мне, а не другой?
      - Совершенно уверен. Да разве вы не из числа его друзей?
      - Еще бы! - сказала она с выражением полной искренности.
      - Ну, тогда это совершенно естественно. Армстронг отправился в свою первую экспедицию. Как и всякий молодой офицер на его месте, он решил, что может не возвратиться. Ну, вот вы и испугались... Ему ничто не угрожает, и он преблагополучно вернется через восемь или десять дней.
      Нетти вдруг побледнела, и лицо ее выразило страдание.
      Капитан изменил тон и притворился очень недовольным ею.
      - Я так и думал, - сказал он как бы про себя, - храбрости ни на грош... Полноте, постарайтесь быть благоразумнее и храбрее, а то я не решусь выполнить поручение вашего друга.
      Она подняла на него свои чудные голубые глаза, полные благодарности, и проговорила:
      - Да, браните меня. Мне это полезно. Но только говорите скорее. Это письмо, где же оно? - спросила Нетти нетерпеливо.
      - Вот, - сказал капитан Джим, вынимая из кармана конверт. - Пожалуйста, не обращайте внимания на то, что написано на конверте... Эти молодые офицеры всегда пишут завещание, отправляясь в экспедицию, которая не имеет и не может иметь никаких дурных последствий.
      - Ради Бога, что же написано на конверте, господин капитан? Скажите мне, прошу вас! Я не смею взглянуть на конверт на глазах у всех.
      - Там написано: "Вскрыть только в случае, если я буду убит или взят в плен индейцами". Всегдашняя манера этих молокососов... Когда он вернется, ему будет ужасно стыдно за эти строки...
      - Да, когда он вернется... Но вернется ли? И, во всяком случае, когда он может вернуться?
      - Трудно определить. Цель экспедиции - узнать, есть ли индейцы в окрестностях, и в каком числе. Но Армстронг в хорошей компании, он в отряде со своим другом лейтенантом Ван Диком, да с ними человек тридцать драгун и превосходные проводники-индейцы. Ван Дик уже года три служит в равнинах и знает свое дело.
      - Гм! Если бы только с Ван Диком, я не была бы очень спокойна, - возразила мисс Нетти. - Ведь он не из школы. Вы знаете?
      Капитан Джим рассмеялся.
      - Так же, как я, дорогое дитя, и как три четверти наших лучших офицеров.
      - А я думала, что школа необходима, чтобы сделаться хорошим солдатом, сказала необдуманно девушка, - или, по крайней мере... Ради Бога простите, капитан. Я не хотела... я совсем не то хотела сказать...
      - Не извиняйтесь. Ведь это вообще очень распространенное мнение. Но тем не менее оно несправедливо. Вест-Пойнт никогда еще не воспитывал солдата. Воспитание в этой школе дает все средства сделаться хорошим солдатом, - это правда. Пожалуйста, не подумайте, что я отзываюсь так о школе из зависти. Мой брат - воспитанник этой школы, и лучшего офицера я не знаю. Но можно быть отличным офицером и не окончив школы.
      - А к какой категории офицеров вы причисляете Ван Дика? - спросила вдруг девушка.
      Капитан тотчас умолк. В семье Сент-Ор был обычай никогда не говорить дурного о товарище.
      - Мисс Брэнтон, кажется, начинает петь; мы лучше сделаем, если помолчим, сказал он, обрадованный возможностью не отвечать на предложенный ему вопрос.
      Жюльета пропела романс, пропела верно, чистым голосом, но без надлежащего выражения; ее благодарили, хотя пение, видимо, никого не тронуло. Вслед за романсом миссис Сент-Ор заиграла прелестный вальс Шуберта.
      В ту же минуту поручик Гевит пригласил на тур вальса Нетти Дашвуд, и капитан был избавлен от произнесения приговора над Ван Диком.
      Вальс сменила полька, затем кадриль; одни танцы следовали за другими; танцевали даже виргинский "риль".
      Комендант, полковник Сент-Ор, в парадном мундире, с эполетами и золотыми кистями на груди, был не из последних танцоров. Он пользовался возможностью развлечься и забыться от ежедневных забот, и в этом увлечении поспорил бы с любым из своих безбородых подпоручиков.
      Этот юношеский пыл полковника возбуждал нелестную критику в устах старых ворчунов, капитанов Штрикера, Грюнтея и других, в качестве завзятых холостяков презиравших танцы.
      - Нечего сказать, хорош комендант! - ворчали они главным образом из-за того, что этот бал лишил их возможности просидеть в своей холостяцкой компании за трубкой и пуншем.
      Полковник не обращал внимания на их ворчание и не пропускал ни одного вальса.
      Уже было за полночь; котильон был в полном разгаре, как вдруг блеснула молния и раздался оглушительный удар грома. Все бросились к окнам. Но в ту же минуту в открытое окно ворвался порыв ветра с крупными каплями дождя; окна и двери были поспешно закрыты. Затем танцы возобновились среди гула и шума непогоды.
      Нетти Дашвуд была бледна; ее кавалер Гевит как мог старался успокоить Нетти.
      - Ведь это скоропроходящая гроза, - сказал он. - Конечно, в такое время лучше быть на балу, чем в поле. По счастью, мы только что получили подкрепление, и, конечно, на них сейчас же обрушилась служба потяжелее; без их прибытия, пожалуй, мне как раз пришлось бы теперь быть в разведке.
      - А эти бури опасны на равнинах? - спросила девушка. - Не бывает ли смертельных случаев от ударов молнии?
      - Мне не случалось этого видеть. Там страшен только дождь. Случается так, что люди расположатся лагерем в долине или в ложе высохшего ручья; начинается ливень, вода прибывает и сносит палатки. Один из наших отрядов месяца два-три тому назад попал как раз в такую передрягу, и несколько лошадей погибло. Но на этот раз в отряде есть Красная Стрела, один из самых искусных и сведущих проводников.
      - В самом деле? Как я рада слышать, что они с хорошими проводниками.
      - Как вы добры, мисс Нетти, что интересуетесь нашими молодцами. А они, уверяю вас, очень мало обращают внимания на такой дождь. Однако, позвольте, какой же я недогадливый... Вы, вероятно, знаете кого-нибудь из наших офицеров, ушедших в разведку?
      - Да, там мой двоюродный брат, - ответила девушка, краснея до самых корней своих белокурых волос. - Итак, вы уверены, что им не угрожает никакая опасность?
      - Решительно никакая, - произнес он, немного задетый за живое тем чересчур сильным участием, которое его дама принимала в отсутствующих.
      В это время раздался оглушительный удар грома. Котильон приостановился; дам развели по местам, и бальная зала обратилась в залу ожидания. Разговаривали вполголоса. Никто не смеялся, все стали серьезны, все чувствовали невольно какой-то гнет.
      По счастью, это продолжалось недолго. Гроза пронеслась, и, когда отворили окна, в чистом небе светила луна.
      Подпоручик Гевит, решительно разобиженный тем, что не сумел произвести желаемого впечатления на мисс Нетти Дашвуд, воспользовался первой возможностью оставить бал и пошел по дорожке, ведущей к офицерским квартирам.
      "Должно быть, этот пьяница Ван Дик ее сильно интересует. Удивительно, что она в нем нашла..."
      Эти размышления помешали молодому офицеру заметить черную фигуру, которая, отделившись от стены и тихо, крадучись как кошка, скользила за ним. Это был полуголый индеец; в руках у него был натянутый лук.
      Вдруг в темноте ночи раздался крик:
      - Берегитесь, Гевит!
      Инстинктивно молодой человек бросился в сторону. В ту же минуту послышалось дрожание натянутой струны, свист стрелы и вслед за этим крик боли.
      Капитан Джим, стоявший на крыльце комендантского дома и так вовремя предупредивший подпоручика, бросился на крик. Черная фигура уже исчезла.
      - Вы ранены?.. - спросил он молодого человека. - А, вижу, по счастью - в руку. Не пугайте дам, бегите к себе и пошлите за доктором. Я попробую поймать мерзавца.
      Не разбирая дороги, капитан бросился к караульному помещению.
      - Сержант, выведите всех солдат! - закричал он. - Кто-то ранил стрелой подпоручика Гевита. Хватайте всех краснокожих, какие вам попадутся, и приведите их в крепость. Ну, слышали вы, что я сказал?..
      - Извините меня, господин капитан, но без дежурного по караулам я...
      - Я всю ответственность беру на себя. Идите!
      Без дальнейших рассуждений люди взяли ружья, и весь караул направился к тому месту, где еще вечером на заходе солнца видели шалаши индейцев.
      Шалашей не осталось и следа; огни погашены, ни одного краснокожего не было видно на триста шагов вокруг.
      Едва только убедились в этом, как послышался выстрел у противоположной стены крепости, и вскоре от одного часового к другому передавался крик:
      - Караульного, номер восемь!..
      "За конюшнями!.. Разбойник ушел в другую сторону. Не поймать! - сказал про себя капитан Джим. - Хорошо, нечего сказать! Надо было взять погоню на себя и распоряжаться за дежурного офицера".
      - Кто дежурный эту ночь, сержант?
      - Господин Грогам... Вот и он!
      - Что вы там делаете, сержант? - кричал тот. - Разве вы не слышали выстрела за конюшнями? На кой черт караул ушел за ограду? И кто позволил себе распоряжаться и отдавать приказания в мое отсутствие?
      - Это я, - сказал, подходя, капитан Джим. - Нельзя было терять времени, и сержант не виноват, если...
      Поручик умолк, увидя, с кем имеет дело, и караул возвратился на место. Через пять минут капрал рапортовал старшему:
      - Какой-то индеец прошел за ограду у номера 8; часовой выстрелил, но промахнулся.
      В это время подошел адъютант Пейтон; он услыхал выстрел и спешил узнать, что случилось.
      Не дослушав до конца рассказ о происшедшем, он сказал:
      - Я готов пари держать, что это Татука пустил стрелу. В день вступления отряда Гевит до крови исполосовал его хлыстом, и Татука хотел ему отомстить.
      - Пока мы не изведем этих негодяев до последнего, - сказал господин Грогам, - мира у нас не будет.
      - Легко сказать, - смеясь, возразил капитан Джим. - Но так как мы не можем сейчас начать преследование Татуки, то уж лучше пойдемте навестим беднягу Гевита. Он должен благодарить судьбу, что я случайно оказался на крыльце и успел его предупредить, а то стрела угодила бы ему в грудь.
      - У меня предчувствие, что этой осенью не обойдется без крупной передряги, - заметил адъютант Пейтон, - и я буду очень удивлен, если этот разбойник не наделает нам хлопот.
      Разговаривая, офицеры подошли к квартире Гевита и застали его на попечении доктора Слокума, уже сделавшего раненому перевязку.
      Если верить уважаемому "татарину", это была просто "царапина", хотя стрела преисправно прошла руку навылет.
      Глава 7
      ПО СЛЕДУ
      По безграничной равнине, с кое-где разбросанными островками выжженной травы, отряд драгун под командой Корнелиуса Ван Дика строем направляется к северо-востоку.
      Лошади заметно похудели и идут понуря головы; люди, усталые и угрюмые, грустно озираются в безбрежной пустыне.
      На расстоянии, какое только можно окинуть глазом, не видно нигде ни людского жилья, ни живого существа; всюду лишь выжженная трава желто-красного цвета и синева неба. Ни одного пригорка, и только кое-где бугорки величиною с муравейник.
      Немного впереди отряда трусят трое индейцев-проводников на некотором расстоянии один от другого.
      Отряд двигается по следу, оставленному на песке мачтой индейского шалаша: когда индейцы перекочевывают и увозят все составные части своего вигвама, они волочат за собой и срединный шест, или мачту.
      После пяти или шести часов марша отряд вступил в долину между двух стен из разных каменных наслоений. Цвета все те же: желтый и красный, да сверх того горизонтальные пласты чего-то черного.
      - Можно подумать, что это уголь, - заметил Армстронг, ехавший впереди колонны рядом с начальником своим, поручиком Ван Диком.
      - Отчего же нет? - ответил тот сердитым голосом. - Теперь мы приближаемся к гребню гор на два склона, как говорит Красная Стрела. Ах черт бы побрал их, эти склоны гор! Как бы мне хотелось очутиться дома, в крепости. Видите, мой милый, я боюсь, что мы слишком рискуем, идя по этому следу, и боюсь - не пришлось бы нам об этом пожалеть.
      - Ба, - весело возразил Армстронг. - Беда невелика. По крайней мере, приятно сознавать, что идешь по местам, куда не проникал еще, быть может, ни один белый, и что надо рассчитывать только на самого себя, защищая свою шкуру от этих ужасных сиуксов. Уверяю вас, дорогой Ван Дик, что я не променяю теперешнего положения на бездеятельность оставшихся в форте товарищей. Подумайте только: ведь мы можем узнать, наконец, куда ведут эти следы.