– Здесь? – жадно спросил Хамид.

Тургенев покачал головой. Ему не нравилось вести дела с иранцами из-за их грубости и алчной настойчивости.

– Нет, не здесь. Но в надежном месте.

– Если это действительно ведущие специалисты, я должен отправить их немедленно!

– Даю слово, ваша программа вооружений получит мощный толчок вперед, – Тургенев обезоруживающе улыбнулся. Шарм редко производил впечатление на иранцев, они ценили лишь конкретные результаты. И хотя Тургенев полагал, что с высоты своего теперешнего положения он может оказывать большее влияние на исламский мир, чем даже Иран, и был готов к гораздо более крупной игре, он не мог рисковать, раздражая этих людей. Они имели привычку вспыхивать, словно порох.

Глаза Хамида подернулись блестящей пленкой. Иранец с шорохом провел пальцами по щетине на подбородке. Ветер за окнами тихо стонал, словно умирающее животное.

– Я всегда выполняю свои обещания, Хамид.

– Согласен. В таком случае немедленно...

– Взгляните на погоду, Хамид. Куда вы можете забрать их в такую бурю?

В глазах иранца сверкнул гнев.

– Я не знаю и не спрашиваю, с какими трудностями вы столкнулись и какой опасности подверглось наше соглашение в результате гибели Вахаджи и полицейского расследования.

Тургенев с трудом сохранял бесстрастное выражение на лице: Хамид оказался лучше информированным, чем он предполагал.

– Однако я должен быть уверен в том, что этих людей не найдут. Они будут в безопасности только в Тегеране. То, что их здесь нет, уже о многом говорит.

Тургенев хотел было развести руками, но остановился и забарабанил пальцами по столу.

– Если самолеты не летают, вы не можете вывезти их, Хамид.

– Самолет вылетит при первой возможности, – иранец мрачно покосился на окно за спиной Тургенева.

– Этого я не могу гарантировать.

– Существуют гарантии с обеих сторон, мой друг. Сейчас мы говорим о вас. Отсрочка уже слишком затянулась.

Тургеневу приходилось признать, что ему все еще необходимо расположение Ирана и Пакистана. В особенности ему приходилось противиться растущему китайскому влиянию на Исламабад. Китайцы уже запускали щупальца в Тегеран. Тургенев должен был оставаться осью сотрудничества обеих стран в ядерной сфере на ближайшее будущее; к тому же он нуждался в наркотиках из Мусульманского Треугольника, облегчавших его наступление в Америке. Героин был простейшим из инструментов и, возможно, наиболее эффективным. Многое продолжало зависеть от Тегерана и от людей вроде Хамида в Министерстве защиты Исламской Революции.

– Я запрошу подробные сводки погоды, карты, спутниковую информацию. Сделаю все, что смогу, Хамид.

– Я уверен, что этого будет достаточно, – Хамид улыбнулся, и Тургенев снова поддался искушению увидеть его змеей, разевающей пасть перед укусом. Он сделал над собой усилие и расслабился, улыбнувшись иранцу. Ему приходилось ублажать их, как слуга ублажает своего хозяина, а шлюха – своего клиента. Они были лишь нитью в тонко сотканной паутине, но конфликт с Тегераном мог отразиться на всей паутине – слухами, сомнениями и подозрительностью.

– Та женщина, которую я попросил доставить... она здесь? – тихо спросил Хамид.

– Разумеется. Насколько мне известно, ждет в вашей комнате.

Иранец встал. Его рост лишь немногим превышал пять футов. Его рука была прохладной и сухой, как кожа змеи. Тургенев тряхнул головой и крепко пожал руку Хамида.

– Желаю вам хорошо провести ночь, мой друг. Так вы позаботитесь о метеорологических картах? – спросил иранец.

– Разумеется. Приятной вам ночи.

После ухода Хамида Тургенев подошел к бару, налил себе большой бокал водки и одним глотком выпил жидкость, приятно обжегшую горло и пищевод. Русская выпивка, чтобы избавиться от запаха иранца и привкуса унижения – так-то будет лучше. Он налил себе еще водки и повернулся к окну.

Черт бы побрал эту метель. И Хамида вместе с ней.

И Лока...

Бакунину было бы лучше больше не ошибаться.

* * *

Автомобиль остался стоять там, где он остановился, ткнувшись бампером в покосившийся забор вокруг дачи Дмитрия. Его силуэт уже напоминал горбатый сугроб. В комнате все еще было холодно, несмотря на печь, затопленную Дмитрием, и керосиновый обогреватель, стоявший на разложенной газете посреди старого ковра. Мокрые отпечатки их обуви медленно высыхали на некогда полированном деревянном полу.

Лок промерз до костей от холода, казавшегося неотъемлемой частью дома. Они поели в глубоком молчании на голом деревянном столе в углу большой комнаты: консервированный горошек, сосиски, картошка. Лок проголодался почти до обморока. Молодой следователь Голудин, который вел автомобиль по обледеневшей дороге от Нового Уренгоя, держался очень скованно. Он опасался Лока, словно его предупредили, что американец несет в себе бациллы заразной болезни. Голудин казался листом бумаги, впитавшим в себя чернила мрачного настроения Дмитрия.

– Американец, ты принес нам новости, которых мы не хотели слышать! – медленно, тяжело заговорил Дмитрий, подчеркивая свои слова движениями вилки. – Какой властью он обладает! Ты думаешь, нам действительно хотелось это узнать? Я спрашиваю, разве это может помочь нам? Тургенев был вне нашей досягаемости еще до твоего появления... а теперь?

Лок развел руками.

– Я нуждался в вашей помощи. Думаете, я стал бы просить о ней, если бы не находился в отчаянном положении? Я приезжаю сюда, и что же я вижу? Горстка детективов на весь прогнивший город. Здесь нужна морская пехота, парни, а не такие увальни, как вы.

– Ты единственный американец, который у нас есть, Лок. И, прямо скажем, ты не выглядишь героем, даже если и умеешь болтать по-русски, – сердито бросил Дмитрий. Кусочек картошки, вылетевший у него изо рта, прилип к подбородку. Наступившая после его слов тишина наползала на них, словно призрачный саван.

– Да, я не Шварценеггер, – наконец пробормотал Лок. – А ты не Александр Невский. Учитывая эти недостатки, что мы можем сделать с нашей общей проблемой?

– Командует Алексей – майор Воронцов. Я уже говорил тебе, что здесь за каждым нашим шагом следят. Теперь, когда тебя видели в городе, нам конец. Это лишь вопрос времени.

– В таком случае будет лучше перенести войну в лагерь противника, не так ли?

– Как мы можем подобраться к Тургеневу? – сокрушенно спросил Голудин. – Он совершенно недоступен.

Дмитрий согласно кивнул и вытер подбородок.

– Устами младенца глаголет истина, – объявил он.

– Значит, будем ждать, пока ваш больной начальник обдумает план действий? – Лок фыркнул. – У тебя должны быть свои методы работы, приятель! Люди, на которых ты можешь положиться, способны вскрыть этот гнойник!

Лок помедлил. Несмотря на неразговорчивость Дмитрия Горова, было ясно, что контрабанда ученых, с которой столкнулись русские следователи, обескуражила их в значительно большей степени, чем героиновая проблема. Тургенев расплачивался за героин умами мужчин и женщин, работавших над советской ядерной программой. Он правил в Новом Уренгое, и инструментом его правления являлось ГРУ.

Тургенев являлся местным царьком, автократом... Он будет всеми силами скрывать преступление, которое не смогут проигнорировать даже московские власти.

– О'кей, скажи нам, что мы можем сделать, – со вздохом заключил Лок.

Дмитрий взглянул на него с меньшей неприязнью, чем раньше, но не ответил. Голудин отодвинул свою тарелку и встал из-за стола. Его сапоги скрипели по половицам, когда он подошел к окну. По стене двигалась его тень, отбрасываемая настольной лампой. Дмитрий небрежно ковырял спичкой в зубах. Лок смотрел на свои руки, молитвенно сложенные на столешнице.

– Должен же быть какой-то способ! – в его голосе звучало страдание обманутого человека. – Какая-нибудь лазейка, ведущая к нему. У вас есть улики?

– А у тебя?

– Все мои улики давно похоронены, – мрачно признал Лок.

– Твой случай очень похож на наш, Джон. Ты беспомощен. Если все, что ты рассказал о себе – правда, то ты не можешь даже вернуться домой.

– Это правда.

– И ты все-таки думаешь, будто мы можем что-то сделать?

Тень Голудина медленно, осторожно передвинулась по стене.

– Можно мне покормить кролика, Дмитрий? – неожиданно спросил Голудин.

– Что? Да, если хочешь. В кладовке есть немного...

Послышался звук, происхождение которого Лок поначалу не успел определить. Массивная тень Голудина на стене за спиной Дмитрия, казалось, еще выросла в размерах, но это был не более чем обман зрения или...

Лок повернулся на стуле в тот момент, когда Дмитрий начал подниматься. Голудин отступал от окна с поднятыми руками и искаженным болью лицом. Затем он зацепился сапогом за край ковра и тяжело упал на пол. Пуля расплющилась на излете о стенку голландской печи, разбитое окно покрылось сетью трещин, словно морозными узорами. Голудин неподвижно лежал на полу у ног Дмитрия. Секунду спустя стекла разлетелись от целого града пуль. Ледяной воздух хлынул внутрь, и Лок инстинктивно соскользнул со стула на пол.

Дмитрий, чье лицо было почти прижато к Локу, держал Голудина за воротник, словно надеялся поставить его на ноги и вернуть к жизни.

– Выключи свет! – крикнул он. – Я потушу огонь!

Лок кивнул и пополз в сторону от тела Голудина, ощущая под руками осколки стекла. Он погасил верхний свет и настольную лампу, путаясь в незнакомых переключателях. Огонь в печи сердито взревел, затем зашипел, выпустив в комнату облако дыма.

Лунный свет просачивался в комнату. Вой ветра и хлопанье занавесок покрывали все остальные звуки. Затем Дмитрий неожиданно вновь оказался рядом с Локом, раскачиваясь на полу на четвереньках, словно старая гончая, страдающая артритом. Его дыхание было хриплым и прерывистым.

– У нас нет времени, – громко прошептал он. – Оружие есть?

Лок покачал головой.

– Ты, бесполезный, ублюдок! – ярость Дмитрия напоминала гнев человека, беспомощного перед шквалом или землетрясением. Впрочем, Лок мог олицетворять для него нечто подобное. Русский отполз в сторону, и Лок услышал скребущие звуки. Вернувшись на четвереньках, Дмитрий вложил в руку Лока что-то холодное и металлическое.

– «Макаров», калибр девять миллиметров, – сообщил он. – Восемь патронов. Вот запасная обойма. Умеешь им пользоваться?

– Смогу.

– У них более мощное вооружение. Голудин, бедняга, получил пулю из автомата.

– Дом окружен?

– Я собираюсь проверить. Ты следи за входом. Мы отрезаны от автомобиля.

Он уполз в другую комнату; за мгновение до этого Лок увидел его глаза, расширившиеся от гнева и страха. Потом он услышал попискивание радиотелефона Дмитрия, пробивавшееся через вой ветра, как слабый сигнал бедствия.

– Алексей? Немедленно убирайся из госпиталя! Меня не волнует, как ты это сделаешь – бери ноги в руки и бегом оттуда... Что? Марфа там? Хорошо, давайте... Где?.. Да!

Лок начал медленно поднимать голову, пока его глаза не оказались на одном уровне с подоконником. Он слышал, как Дмитрий в соседней комнате столкнулся с каким-то предметом обстановки. Было трудно что-либо разглядеть за завесой летящего снега и колышущимися тенями. Лок вздрогнул от холода, подумав о теле Голудина, лежавшем в нескольких футах от него, и прищурился. В призрачном свете виднелся силуэт эскимосского иглу, в которое превратилась их машина, а в отдалении маячили другие силуэты, схожие по очертаниям и размеру. Но никакого движения, никаких признаков людей. Ударная группа армейской разведки. Лок поежился и резко повернулся, услышав шорох за спиной. Вернулся Дмитрий.

– Ни черта не видно снаружи, – прошептал Лок. – А у тебя?

– Их не двое и не трое, Джон. Не меньше взвода! – слова были лишь способом сдержать отчаяние, и Лок это понимал. – И этот ублюдок Бакунин командует ими. Все из-за тебя!

– Остынь, парень, – хриплым шепотом отозвался Лок. – Ради Бога, давай подумаем, как выбраться отсюда, а не как сделать их работу за них!

Дмитрий часто задышал. В его голосе слышался едва сдерживаемый гнев.

– Ну хорошо. Что ты предлагаешь?

Внезапное движение снаружи заставило Лока позабыть об осторожности, и он выстрелил. Бегущая белая фигура согнулась пополам и рухнула в снег за забором. Вспышки автоматного огня замигали, как свечи, зажженные посреди метели. Лок и Дмитрий бок о бок лежали на полу. Их тела вздрагивали от ударов пуль, впивавшихся в пол, потолок, деревянные стены.

Мало-помалу грохот выстрелов сменился завыванием ветра.

– Ты, тупой ублюдок! – услышал Лок яростный шепот Дмитрия.

– Само собой. Я насчитал шесть огневых точек, а ты?

– Пять.

– Шесть... и, возможно, столько же сзади. С меньшим количеством нельзя надежно блокировать дом. Всего выходит дюжина или даже больше. Этот Бакунин... у него нет привычки брать пленных, а?

Дмитрий покачал головой.

– В таком случае сейчас они меняют позиции и перегруппируются, так как выдали себя. Попробуй снять кого-нибудь из них, если получится. Из другого окна...

Лок поднял голову на уровень подоконника. В кустах замигало пламя, и пуля с жужжанием впилась в дальнюю стену. Лок выстрелил в направлении вспышки, но две его пули бесследно исчезли в снежном буране. Затрепетали новые вспышки, и ему пришлось броситься на пол. Пули жужжали по комнате, как рассерженные насекомые. Дмитрий выстрелил один раз и выругался, промахнувшись. В ответ ударили очереди из четырех автоматов. Толстяк Горов распластался под окном, словно застигнутый внезапным припадком.

– С тобой все в порядке?

– Вроде бы. А ты как?

– Нормально, – перекличка двух судов, затерянных в океане. – Думаешь, они приближаются?

– Не знаю.

– Как нам выбраться отсюда?

– Черт его знает.

Лежа на животе, Лок вдыхал запахи старой мастики, плесени и подгоревшей пищи.

– Я еще раз посмотрю, что творится за домом, – неохотно предложил Дмитрий.

– Хорошо.

– Я не могу звонить своим. Это означало бы рисковать их жизнью.

– Само собой. Ладно, проверь...

Что-то, влетев через разбитое окно, взорвалось рядом с печью. Комната озарилась ослепительным фосфорным сиянием. Лок хлопал руками по язычкам пламени, плясавшим на его одежде. Кожу на ладонях невыносимо жгло. Дмитрий был ярко освещен, как под фотовспышкой, черный на белом. Взрыв настолько ослепил Лока, что он даже не заметил начинающегося пожара.

– Зажигательная граната! – услышал он крик Дмитрия. Одежда Голудина тлела, как и ковер. Зрение мало-помалу возвращалось к Локу. Очаги возгорания усеивали комнату, быстро увеличиваясь в размерах. Занавески рядом с ними были охвачены пламенем.

– У нас нет выбора! – крикнул Лок в ответ. – Задняя дверь! Что там снаружи?

– Сад. Сарай, огород... Низкий забор, легко перебраться. Давай?

– Больше ничего не остается. Пошли!

Комната поглощалась жадным пламенем. Два выстрела, грянувших снаружи, побудили их к действию. Их уже ждут...

– Я пойду через дверь, ты попробуй через окно, – Лок проглотил слюну, и его глотка сразу же вновь превратилась в сухую пустыню. Они бок о бок доползли до дверей кухни.

– Ты увидишь сарай справа от себя.

– О'кей. Будь осторожен.

Огонь громко трещал позади, раздуваемый сквозняком из разбитых окон.

– Боже, проклятый кролик! – внезапно выкрикнул Дмитрий. – Я забыл о нем!

Лок пораженно застыл. Кролик? Ах да, зверек принадлежал дочери Дмитрия. Четвероногий пушистый божок, каждое кормление – воспоминание о потерянном счастье. Лок не мог сказать: «К черту кролика!»

Дмитрий неуклюже сунул руки в рукава пальто, которое он в последний момент схватил со стола в гостиной. Лок поймал собственное пальто, валявшееся на полу, и набросил его на плечи. Дмитрий поднял клетку с кроликом и прижал ее к груди.

Ярко-оранжевое пламя преграждало путь в гостиную. Едкий дым заставил Лока закашляться. Он взглянул на дверь кухни.

– Церковь в старом городе – ты сможешь найти ее? – спросил Дмитрий.

– Да.

– Встретимся там, если потеряем контакт, ладно? Алексей тоже направится туда.

Кролик съежился в своей клетке. Его глаза неестественно расширились, ужас и пляшущие языки пламени гипнотизировали его.

Лок помедлил лишь мгновение, а затем подполз к двери и потянулся, чтобы бесшумно отпереть замок. Ухватившись за ручку, он широко распахнул дверь. Все его тело протестовало против рокового шага, предчувствуя смертельную опасность. Он бросился вправо, покатившись по узкой веранде, занесенной снегом. Пули шлепали по деревянной стене прямо над ним, взметали снег рядом с его лицом. «Проклятый кролик! – ни к селу ни к городу подумал он. – Боже мой, проклятый кролик!»

Лок скатился с веранды в глубокий снег, выбеливший его пальто, словно в маскхалат, и поднял голову, попытавшись определить местонахождение сарая. Языки пламени прорвались через крышу деревянной дачи, выхлестнули из окон. Лок поднялся на ноги и побежал, низко пригибаясь, увязая в снегу, словно в зыбучем песке. Выстрелы. Промахи. Отупевший от холода и шока, он может даже не заметить, как в него попадет пуля, которая изувечит или убьет его...

Дыхание со свистом вырвалось из его груди, когда он столкнулся со стеной сарая. С крыши упал пласт снега, накрыв его голову и плечи. Его щека прижималась к грубому дереву. Все еще жив, даже не ранен. Нужно лишь перевести дух.

Выстрелы с другой стороны дома. Дмитрий и проклятый кролик, принадлежавший его дочери. Бессмысленно. А может быть, бессмысленно без кролика? Лок втянул в легкие обжигающий морозный воздух. Ветер хлестал его по щекам, превращая в лед растаявший снег на его лице и покрывая ледяную корку новым снегом. Две пули ударили в окошко сарая, разбив стекло. Он видел детские качели – темные скелетные очертания на фоне бледной снежной пелены, подсвеченной пожаром. Уже вся дача пылала, как факел.

Церковь в старом городе. Лок помнил ее по предыдущему визиту в Новый Уренгой целую жизнь назад: заброшенное здание с луковичными куполами и почерневшими от копоти стенами.

Снова выстрелы в дальнем конце сада – кажется, пистолетные. Может быть, это Дмитрий?

Лок стоял на коленях в снегу, вспоминая планировку окрестностей дачи. Пожар отбрасывал его тень на стену сарая. Зарево городских огней на западе было тусклым, почти незаметным. Туда?

Туда. Лок заполз под куст, стряхнувший на него свой груз снега, и углубился в переплетение цепких колючих ветвей. На ощупь нашел забор – низенькие серые деревянные планки...

...повернулся на звук – и выстрелил, выдав свое местонахождение и убив человека в белом комбинезоне, выскочившего откуда-то сбоку с автоматом наперевес. Солдат как будто нырнул, продолжая атаковать даже после смерти; затем его тело с разбросанными руками замерло в глубоком снегу.

Лок всем телом навалился на забор. Деревянные планки выгнулись наружу, затем не выдержали и обрушились. Лок упал на бок, утонув в снегу, и услышал возглас:

– Туда! Через тропинку, к деревьям!

Он даже не помедлил, оценивая возможность ловушки, потому что знал: это Дмитрий зовет его. Лок заскользил по снегу, неожиданно расступившемуся в стороны и сбросившему его на узкое утоптанное пространство между двумя сугробами. Он стряхнул цепенящее замешательство и начал карабкаться по крутому, снежному склону на другой стороне расчищенного участка. Еще несколько шагов, проваливаясь почти по пояс...

Снег снова расступился перед темной линией елей. Лок ничего не видел.

– Дмитрий? – позвал он.

– Сюда! – голос Дмитрия.

Лок ухватился за рукав русского, словно за спасательный круг. Он часто дышал, прислушиваясь к хриплому, мучительному клекоту в груди Дмитрия. Потом он опустил голову и обнаружил, что смотрит в огромные черные и испуганные глаза кролика, сидевшего в наполовину занесенной снегом клетке. В глазах зверька отражались две крошечные пылающие дачи.

Под кронами деревьев царила тишина. Здесь почти не было ветра, тонкий слой снега не мешал ходьбе.

– Как ты... – начал он.

– Это мой дом. Они не знакомы с окрестностями. Возможно, они не знали о тропинке, но сейчас нет времени думать об этом. Пошли, нам туда. Быстрее!

Воронцов выключил радиотелефон и посмотрел на аппарат с таким видом, словно получил сообщение о гибели близкого родственника. Он был скорее озадачен, чем обеспокоен. Марфа, напротив, выглядела встревоженной: взвинченный настойчивый голос Дмитрия напугал ее.

– Что случилось? – спросила она, придвинувшись к постели и оглянувшись на дверь палаты. – Судя по его тону, у него крупные неприятности.

– Так и есть, – Воронцов откинул одеяло и посмотрел на свои ноги, бледные и слабые. Больничный халат с завязками на спине едва доходил до колен. – Нам нужно уходить отсюда. Проверь коридор.

– Сейчас?

– Да, немедленно! – отрезал он, столкнувшись с ее недоуменным взглядом. – Бога ради, проверь коридор, а потом принеси мою одежду.

Марфа нахмурилась, но пошла к двери. Выглянув наружу, она не увидела никого, даже дежурная медсестра куда-то пропала. Было ли это тревожным признаком? Она вернулась в палату и обнаружила Воронцова, пытавшегося изогнуться так, чтобы развязать узел халата здоровой рукой. Его загипсованная рука болталась, как будто он отмахивался от назойливых насекомых. Он выглядел так комично, что Марфа прыснула со смеху. Его побагровевшее лицо сердито повернулось к ней.

– Принеси одежду... твою мать! – крикнул он.

– Что случилось?! – заорала она в ответ.

– Похоже, они собрались покончить с нами сегодня вечером.

На лбу Воронцова выступила испарина, пальцы левой руки шарили по узлам халата, лишь туже затягивая их.

– Вот сволочь!

– Не тратьте время, – ровным тоном сказала Марфа, подавив внезапный приступ тошнотворного страха. – Просто наденьте сапоги и пальто...

– Я стараюсь, черт побери, – прорычал он.

Со стороны это напоминало семейную ссору, грозившую перерасти в шумный скандал, как это и бывало с ее родителями.

– Тогда позвольте мне, – твердо сказала Марфа, силой усадив Воронцова на постель. Она вынула его одежду из шкафа. – Сидите спокойно...

Он держал в руке пистолет, словно предупреждая ее об опасности, но ствол оружия был направлен в пол. Марфа наклонилась и надела на него носки, потом потянулась к узлам халата. Воронцов тупо уставился на нее. Сцена была скорее нелепой, чем эротичной. Марфа быстро отвернулась, чтобы он не заметил ее улыбки. По ее спине пробегали мурашки при мысли о том, что сейчас откроется дверь и кто-то войдет в палату. Она развязала узлы быстрыми, нервными пальцами.

– Готово. Снимайте, – ее голос звучал сдавленно, как будто она раздевала его в преддверии сексуальных забав, но страх уже начал преобладать надо всеми остальными чувствами. Голос Дмитрия в телефонной трубке был срывающимся, почти паническим.

– Дмитрий... ему угрожает опасность?

– Тихо! Я слушаю, что там в коридоре, – хрипло прошептал он. Прошло несколько секунд. – Да. Я уверен, что он в опасности.

Воронцов сунул ноги в трусы, которые она держала перед ним, словно мать, одевающая ребенка. Казалось, он совершенно не замечает ее, но прежде чем она успела оценить пикантность ситуации, смысл его слов дошел до нее, и она похолодела.

– Брюки, – отрывисто приказал он.

Он влез в протянутые брюки. За брюками последовала рубашка, затем Марфа застегнула молнию и ремень. Пора в школу.

Воронцов надел ботинки, и она зашнуровала их резкими, торопливыми движениями.

– Скорее! – подгонял он.

– Я тороплюсь как могу...

– Извини.

Марфа помогла ему надеть пальто и протянула меховую шапку. Он покачал головой.

– Обезболивающее – в том ящике, – он указал пистолетом, потом подошел к двери и тихо приоткрыл ее.

В коридоре было пусто. Он махнул пистолетом в левой руке, подзывая Марфу к себе.

– Мы спустимся на большом лифте, который используют для перевозки больных... Пошли.

Он вышел в коридор. Марфа последовала за ним, опасливо оглядываясь. В любой момент здесь могли появиться вооруженные люди. Она помнила о приглушенных стонах, вырывавшихся из груди Воронцова, когда она одевала его. Его состояние заставляло ее опасаться за собственную безопасность, хотя она стыдилась себе в этом признаться. Воронцов был слишком слаб и уязвим; если на них нападут, он превратится в обузу.

Марфа пыталась справиться с мыслями о смерти, заглушить воспоминания о газовой скважине: о нападении из засады, о редких проблесках возвращавшегося сознания, о вони гниющих отбросов, о жадно разинутой пасти мусоровозки, куда она так беспомощно скользила... Воронцов обернулся, и выражение его лица внезапно заставило ее все понять. Она остановилась и бессильно прислонилась к стене коридора. Он вернулся к ней, шаркая подошвами, как гротескный старик из кинокомедии.

– Пошли, – настойчиво повторил он. – Все в порядке, мы справимся.

Воронцов понимал, что спокойствие Марфы, когда она одевала его, было чем-то вроде защитной реакции, позволявшей ей справиться со страхом. Испытания, выпавшие на ее долю, были еще слишком свежи в ее памяти. Он обнял женщину за плечи левой рукой, прижал к себе и повел к лифту. Нужно поторапливаться...