11. Единичное возгорание

Джон Лок стоял в меховых ботинках, купленных в московском аэропорту Шереметьево, кутался в новое пальто, защищаясь от порывов вечерней пурги, и рассматривал руины здания. Дорожный транспорт Нового Уренгоя проносился мимо него, пыхтя и скрежеща, сверкая фарами, мигая тормозными огнями. Его щеки онемели от холода, отдававшегося тупой, ноющей болью в голове, несмотря на меховую шапку.

Локу понадобилось почти два дня, чтобы добраться из Торонто до этого дома и обнаружить, что кто-то взорвал его. Занавески хлопали, как рваные флаги, в окнах с выбитыми стеклами. Кучи битого кирпича и штукатурки, наполовину обвалившаяся крыша, никакого света. Сторож нового многоквартирного дома на другой стороне улицы сообщил ему, что «террористы попытались пришить начальника милиции». Лок знал только одного полицейского, жившего в этом ветхом здании еще дореволюционной постройки, – Воронцова, того самого «честного копа», о котором он рассказывал Бет вечером перед ее убийством. Он помнил вид дома, помнил обстановку комнат Воронцова в квартире на втором этаже. Он принял приглашение русского отобедать вместе, а затем послушать джазовые записи у него дома. Он проникся расположением к этому человеку почти сразу же после того, как инцидент в баре отеля был исчерпан. Теперь он просто стоял и смотрел на темные провалы окон, зиявшие, словно открытые рты. Дом был опечатан милицией, но Лок различал смутные фигуры, похожие на больших крыс, копошившиеся в кучах мусора. Один тащил исковерканную микроволновую печь, двое других погрузили на тележку разбитую стиральную машину и исчезли в проеме между домами.

Тургенев... Лок вздрогнул, похолодев всем телом. Тургенев мог нанести удар без промедления и лишних колебаний. Даже сторож почему-то не верил в историю про террористов, цинично пожав плечами после ее пересказа. Молодая женщина и ее ребенок погибли, другая женщина была искалечена упавшими кирпичами. Лок покачал головой. Он достаточно хорошо знал город и понимал, что здесь не было террористов: только гангстеры и рэкетиры, русская мафия. Кроме того, он помнил, что Воронцова волновала проблема распространения наркотиков – русский инспектор дал это понять в тот вечер, когда принимал Лока в своей опрятной аскетичной квартире. Героин особенно бесил его... Кажется, это было как-то связано со смертью дочери его друга? Каким бы безнадежным и даже нелепым это ни казалось, Лок хотел заручиться поддержкой Воронцова. Он должен был добиться помощи от русского. Во всем Новом Уренгое он мог доверять только Воронцову.

Чтобы добраться до Тургенева, чтобы получить хотя бы малейшую возможность убить его, Локу требовалась помощь. Помощь человека, которого он едва знал.

Нелепо. Но ничего другого не оставалось.

Наркотики, Воронцов, покушение на убийство... Тургенев. Лок чувствовал себя так, словно каждый его шаг кем-то просчитывался заранее, хотя он знал, что это невозможно. Да, вероятно, Тургеневу уже известно о его прибытии в Новый Уренгой, но Воронцов стал мишенью по чистому совпадению. Тем не менее Лок снова вздрогнул. Он больше не был игроком в шахматы, а превратился в обычную фигуру на доске.

Лок подошел ближе к развалинам дома и поддел носком ботинка обгоревший кусок паркета. Под его ногами хрустели кирпич и битое стекло. Снег уже лежал повсюду, белый снег покрывал и его плечи.

Воронцова отвезли в американскую больницу – так сказал сторож. Может ли он, американец, рискнуть, появившись в благотворительном госпитале Фонда Грейнджера? Совершенно ясно, что некоторые врачи замешаны в контрабанде наркотиков. И если Воронцов еще жив, то разве он не находится под наблюдением или под охраной?

Что еще он может сделать? Уйти? Вернуться в аэропорт? С таким же успехом можно лечь и умереть прямо здесь, с кривой усмешкой подумал Лок. Лучше уж провести ночь в тепле и тишине...

У Лока не было планов, шедших дальше разговора с Воронцовым, дальше попытки заручиться содействием русского полисмена. Когда они слушали джаз и пили водку у Воронцова дома несколько недель назад, русский казался почти испуганным пробуждением своей совести. Но трагедия его друга и подчиненного давила на него тяжким грузом моральных обязательств, заставляя преследовать наркодельцов и распространителей. Лок собирался поделиться с Воронцовым всем, что имел, а взамен потребовать от него помощи: выдать на тарелочке Тургенева, одного-единственного, или хотя бы помочь добраться до него.

Какой помощи он теперь может ожидать от Воронцова, искалеченного и беспомощного? Тот был сам по себе.

Боже, как холодно, как чертовски холодно!

* * *

– Очень хорошо. Нет, пока просто наблюдайте за ним... Уже следят? Замечательно. Держите меня в курсе дела.

Тургенев положил телефонную трубку и провел пальцем левой руки по верхней губе, словно только что сбрил усы. Он изучающе смотрел на телефон, как будто ожидая, что аппарат продолжит информировать его о местонахождении и намерениях Лока. Впрочем, намерения были очевидны. Тургенев изредка вспоминая о Локе в последние три дня, с того момента, как его люди упустили американца в аризонской пустыне. Ему казалось, что Лок отомстит за смерть своей сестры, убив Тяня, однако след американца протянулся до Рено, потом до Сакраменто и наконец до Ванкувера. Затем, оказавшись в толчее международного аэропорта, Лок сменил имя, воспользовался новыми документами. Искать не имело смысла.

Зато теперь он был в Новом Уренгое. Люди Бакунина, оставленные полковником в аэропорту почти по прихоти и уж во всяком случае не из-за каких-то опасений, опознали американца, прилетевшего последним рейсом из Москвы два часа назад. Метель, грозившая затянуться на три-четыре дня, была первой предвестницей арктических зимних бурь. В течение некоторого времени никто не сможет попасть в Новый Уренгой или покинуть город – во всяком случае, не Лок. Тургенев был удовлетворен.

Он опустил взгляд на колонки цифр, полученные при уточнении расчетов спекуляций с французским франком. По сравнению с подобными доходами за столь короткий период прибыли от героина (тем более теперь, когда он собирался прибрать к рукам «Грейнджер Текнолоджиз») казались скудными и не оправдывающими усилий. Он улыбнулся, нежно пощипывая нижнюю губу большим и указательным пальцами.

«Грейнджер Текнолоджиз» и другие компании, которые он приобретет в Соединенных Штатах, принесут ему неизмеримую власть и богатство. Полторы-две тысячи эмигрантов из России, которые составляли ядро людей, втянутых в организованный преступный бизнес Америки, были мелочью, обычными блохами. Такие люди, как он, – а возможно, только он, – достигнут гораздо более значительных высот... Он был доволен.

Его мысли со слабым ностальгическим сожалением вернулись к Джону Локу. Новый Уренгой являлся наилучшим из возможных мест, чтобы окончательно разобраться с ним. Его собственный город. Он выберет самый подходящий способ избавиться от американца, а затем натравит на него Бакунина, словно цепного пса. Лок был совершенно один, Тургенев в этом не сомневался. Концов не останется. Американец бежал из своей страны, разыскиваемый по обвинению в убийстве. Его смерть в России останется незамеченной. Он просто исчезнет, и, возможно, это будет достойный конец для того, кто умеет так долго и упорно скрываться. Печально? Да, возможно. Что там ни говори, американец был приятным человеком... но он не играл никакой важной роли. В конце концов, нет ничего обыденнее смерти одного-единственного человеческого существа.

* * *

– Слушаю вас.

Это был американский врач с еврейской фамилией – как бишь его, Шнейдер? Бакунин презрительно скривился, словно откусил от сырой луковицы.

– Мой доклад согласно вашим указаниям, – Шнейдер говорил своим обычным, сердито-жалобным, тоном. – Воронцова навестил его подчиненный вместе с женщиной. Они пробыли недолго.

– Кто сейчас охраняет его?

Шеф УВД отказался выполнять любые распоряжения, запрещавшие людям Воронцова наносить визиты в больницу Фонда Грейнджера. Бакунин не имел полномочий открыто потребовать этого. До тех пор, пока Шнейдер не пропишет Воронцову летальную дозу какого-нибудь лекарства или не придумает чего-нибудь поумнее, тот оставался в относительной безопасности.

– Другой его подчиненный. Кажется, его фамилия Голудин. Он выглядит довольно невинным и безобидным. Почему кто-нибудь из ваших людей не может отчитываться по этим вопросам, полковник?

– Он уже отчитывается, – отрезал Бакунин. – Всего хорошего, доктор.

Он положил трубку и потер зачесавшуюся мочку уха, затем поднял дымившуюся сигарету и глубоко затянулся, выпустив сизый дым к потолку своего кабинета. Шнейдер, без сомнения, трусливый ублюдок, но весьма податливый из-за своей причастности к контрабанде героина. Его можно выдать американским властям, которые распнут его; он может умереть, как и его приятель Роулс, в далекой России, где не задают вопросов. Так или иначе, его повиновение обеспечено, гарантировано почти генетически. Бакунин Довольно улыбнулся и откашлялся, прочищая горло.

Воронцов?.. Тургенев казался странно нерешительным, если вообще не расположенным благожелательно по отношению к Воронцову. Чего он дожидается – когда майор выпишется из госпиталя? Все, чего в данный момент требовал Тургенев, – это наблюдение за Воронцовым и его командой: за женщиной, толстяком Дмитрием, Голудиным и Любиным, молодым офицером-криминалистом. Начальник Воронцова вернул их к исполнению обычных обязанностей, и все они на первый взгляд занялись другими делами: изнасилованиями, мелким рэкетом, драками с нанесением тяжких телесных повреждений, обычной накипью на поверхности. Если Воронцов и оставил им какие-то распоряжения, то было не похоже, что они собираются выполнять их.

Бакунин потер подбородок жесткими пальцами, державшими сигарету. Дым, попавший в глаза, заставил его заморгать.

Нет, их поведение не выглядело подозрительным. Трудно было поверить, что после той участи, которая постигла их руководителя, у них окажется достаточно выдержки, чтобы продолжать расследование. Их тележка врезалась в кирпичную стену, ослик охромел, а сами они бродили в тумане. Конец поездки... хотя Бакунин предпочел бы устранить их тоже для верности. Не имеет значения, одного за другим или всех разом. В конце концов кто рискнет задавать вопросы или наводить справки об их смерти? Придется нажать на Тургенева в этом вопросе. Проблема была не решена, а лишь отложена до лучших времен.

Сейчас внимание Тургенева, похоже, в большей степени привлекал американец Джон Лок. Бакунин взглянул на факсимильный отчет, переданный человеком, которого Тургенев нанял для своих целей в Америке. Лок являлся сотрудником госдепартамента. Бакунин не встречался с ним в Новом Уренгое, несмотря на частые визиты американских чиновников в этот регион России. Вежливое, симпатичное, пожалуй, слишком молодое лицо смотрело на него с фотографии. Послужной список тоже чистенький и короткий. Он не казался опасным, хотя Тургенев почему-то упирал на это. Он возвел Лока на уровень значимости, превосходивший даже Воронцова.

«Очень хорошо, князь Тургенев, быть по сему, – насмешливо подумал Бакунин. – Ты у нас главный. Если ты хочешь устранить Пока, мы так и сделаем».

* * *

Его произношение и манеры казались такими же безупречными, как и его паспорт. Он был американцем, посетившим больницу, которая субсидировалась и управлялась американцами, и если ему вдруг захотелось поговорить с раненым русским милиционером, то что с того? Дежурная медсестра просто указала вдоль по коридору на дверь палаты Воронцова и равнодушно отвернулась.

Лок замешкался, положив руку на дверную ручку. Волна неизбывной усталости, смешанной с чувством горечи и поражения, прокатилась по его телу, и ему вдруг захотелось сдаться, подчиниться неизбежному. Он вдруг ощутил себя отцом, приехавшим сюда по срочному вызову из-за несчастного случая с его ребенком.

Он предчувствовал встречу со сломанной, изуродованной жизнью, ожидавшей его за дверью. Желание отомстить, которое привело его сюда в безумно-приподнятом состоянии, похожем на наркотическое опьянение, когда абсолютно все кажется возможным, внезапно схлынуло, оставив лишь тревогу, усталость и сомнения. Что может дать ему этот русский полицейский, сам едва выживший после покушения на его жизнь? Какую помощь он захочет или сможет предоставить человеку, которого едва знает?

Лок распахнул дверь. Одну руку мужчины, лежавшего на больничной койке, сковывала тяжелая гипсовая повязка, но другая свободно лежала на одеяле. Голова Воронцова была забинтована, глаза неестественно блестели, пристально рассматривая вошедшего. Лок неопределенно помахал рукой и закрыл за собой дверь.

– Я, э-э... они разрешили мне посетить вас, – неловко произнес он. Человек в постели явно удивился его появлению, но очевидное дружелюбие Лока немного успокоило его.

– Кто вы такой? – Воронцов прищурился, пытаясь что-то вспомнить. – Вы американец?

Лок кивнул.

– Мы с вами встречались.

В глазах Воронцова неожиданно промелькнуло подозрение.

– Теперь вспомнил: Джон Лок, – его здоровая рука с шорохом заползла под одеяло. – Из госдепартамента, представитель американского правительства.

Спрятанная под одеялом рука сжимала предмет, который мог быть только пистолетом. Локу показалось, что он услышал тихий щелчок сдвинутого предохранителя.

– Да, разумеется, – устало ответил он. Воронцов полностью разочаровал его. Все заканчивалось, не успев начаться.

Лок без разрешения опустился на стул рядом с кроватью и провел ладонями по лицу. Его тело наконец заставило его осознать, до какой степени он устал. Единственным наркотиком, поддерживавшим его, была жажда мести, но этого оказалось недостаточно.

– Почему вы здесь?

– Моя семья связана... была связана с этим местом – с людьми, которые здесь главные. Моя жена была замужем за ним... – Лок коверкал русские фразы, не замечая этого. – Она умерла.

Воронцов видел опущенные плечи, лицо, поросшее трехдневной щетиной, припухшие и покрасневшие глаза – лицо неудачника или человека, потерпевшего окончательное поражение. Он чувствовал себя так, словно допрашивал какого-то мелкого уголовника, не имевшего даже ясного мотива для совершения преступления. Джон Лок, человек, которого он пригласил когда-то к себе домой – в квартиру, взорванную Тургеневым, с которым он пил водку и беседовал о джазе. Тогда этот человек понравился ему. Лок казался ему таким же анонимным и достойным доверия лицом, как личный адвокат или лечащий врач.

– Но почему вы приехали сюда, Джон Лок?

Некоторое время Лок молчал. Тепло больничной палаты расслабляюще действовало на него, несмотря на напряженность Воронцова.

– Я знал, что могу доверять вам, – наконец сказал он. – Я даже рассказывал о вас моей сестре, – он слабо улыбнулся. – Моя сестра... ее убили.

– В Америке?

– Да.

– Но не американцы?

– Нет. И не по приказу американцев.

Воронцов пошевелился в постели, словно мутный, старческий взгляд Лока причинял ему физическое неудобство. Он вытащил пистолет и положил руку с оружием на одеяло.

– У нас есть... – он прочистил горло. – У нас есть что-либо общее?

– Не знаю.

Это был вопрос о возможности доверия. Воронцов не мог прочесть по лицу американца его мысли и чувства. Пытаться это делать означало обманывать себя. Теперь Воронцов вспомнил: Джон Лок знал Тургенева, был близок к нему. Лок говорил ему об этом, когда они ели китайский обед, купленный в одном из новых ресторанчиков, где торговали на вынос.

Тогда американец ему нравился. Лишь несколько недель назад...

– Кто-то должен начинать, – произнес Воронцов. – Вы?

Немного помолчав, русский спросил:

– Вам что-нибудь нужно от меня?

– А разве вы в состоянии чем-то помочь? – американец не скрывал своего разочарования при виде плачевного состояния Воронцова.

– Следовательно, вам нужна моя помощь? – тихо спросил раненый.

– Может быть.

– И это после шапочного знакомства, разговора за бутылкой водки? Вы готовы довериться мне?

– Вы были моей единственной надеждой, – ответил Лок после длительного молчания. – Я не знаю никого другого в этом городе.

Лок обвел взглядом больничную палату, остановив его на окне, защищенном двойными рамами. Снег летел в мутно-белом сиянии натриевых ламп, факел газовой вышки где-то далеко в тундре казался сигналом бедствия. Потом он внимательно посмотрел на Воронцова, осознав, что решение объяснить русскому причину своего приезда сюда было не таким уж важным. В конце концов он явился сюда добровольно.

Лок пытался вспомнить слова Воронцова о героиновой проблеме в Новом Уренгое, воскресить в памяти его гнев, его беспокойство. Но память выдавала только рассказ о каком-то инспекторе, чья дочь погибла от передозировки героина.

– Это из-за наркотиков, – сказал он. Воронцов вздрогнул и удивленно взглянул на него. – Я много знаю о них сейчас, но ничего не знал, когда мы разговаривали в прошлый раз. Я даже не слишком ими интересовался. Это была ваша проблема, а не моя. Но теперь она стала моей... – его голос пресекся от воспоминаний, горло мучительно сжалось. Откашлявшись, он продолжал: – Компания Грейнджер – Тургенев" является прикрытием для перекачки...

– Стоп, – предостерегающим тоном перебил Воронцов. – Пока что ничего больше не говорите.

Лок недоумевающе посмотрел на него.

– Это место – их перевалочный пункт, – пояснил Воронцов. – Склад.

– Господи, они оскверняют все, к чему прикасаются!

– Кто – «они»?

– Тургенев... Мой зять, хотя его уже убили, и его отец, – Лок откинулся на спинку стула и потер лицо, словно снимая толстый слой грима.

– Насколько велик их бизнес?

– Многие миллионы долларов. Вся корпорация «Грейнджер – Тургенев» выросла на прибылях от наркобизнеса.

Глаза Воронцова заблестели, затем встревоженно сузились. Оба услышали стук в дверь, а секунду спустя дверь распахнулась.

– А, это ты, Дмитрий.

– У тебя посетители, Алексей? Кто это? – Дмитрий Горов держал пакет с бутербродами для Воронцова. Из-под мышки у него торчали горлышки двух пивных бутылок.

– Американец... наш друг. Человек, у которого есть веские основания находиться здесь. Те самые наркотики, которые убили твою дочь, повинны и в гибели его сестры. Возможно, не через иглу, но связь такая же прямая.

Лицо Дмитрия, затуманившееся было от воспоминаний, сразу же приобрело заговорщицкое выражение.

– Это случайно не тот американец, которого ты приглашал к себе домой? Дипломат?

– Да.

– Чего он хочет?

– Думаю, он хочет убить Тургенева.

Воцарилась неловкая гнетущая тишина. Единственным звуком было участившееся тяжелое дыхание Дмитрия.

Знание русского языка быстро возвращалось к Локу, как нечто давно забытое, но родное. В московском аэропорту он сбивался на простых фразах. Теперь, когда все мосты за его спиной были сожжены, он странным, но почему-то успокаивающим образом стал почти таким же русским, как эти двое. Он как будто снова изменил свою личность.

– И он хочет, чтобы мы помогли ему в этом, дружище, – наконец сказал Воронцов. – Нам самим пришлось признать, что Тургенев – главная спица в колесе.

Дмитрий хмурился и кивал. Его рука с бутербродом, протянутым Воронцову, неопределенно замерла на полпути.

– Дело гораздо крупнее, чем мы могли себе представить...

– А тебе не кажется, Алексей, что ты слишком доверяешь американцу, который успел лишь войти и поздороваться?

– Послушайте... – начал Лок, но Воронцов перебил его:

– У нас нет времени на объяснения, Дмитрий. Уже слишком поздно.

Дверь снова открылась, и все повернулись к ней. К своему изумлению, Лок увидел доктора Шнейдера.

– Дэйв? Дэвид Шнейдер?

Он поднялся со стула. Выражение недоверия на лицах обоих русских поразило его еще больше, чем неожиданная встреча.

– Джон? Что ты...

Каким-то шестым чувством Лок угадал, что все изменилось и Шнейдер опасается его точно так же, как русские не доверяют Шнейдеру и встревожены тем, что он видел Лока в их обществе.

Лок и Шнейдер обменялись рукопожатием. Воронцов крепко сжал рукоять пистолета. Предохранитель был по-прежнему сдвинут в боевое положение. Конечно, поднимется шум, но при необходимости он застрелит Шнейдера... если Лок перестанет закрывать линию огня. Послышался писк сигнала, и Шнейдер вынул пейджер из кармана своего медицинского халата.

– Я вернусь через минуту, Джон. Тогда ты расскажешь мне, какого черта ты оказался здесь и к тому же в палате начальника местной полиции!

Дверь за ним закрылась.

– Быстрее, Дмитрий, убери Лока отсюда! Увези его к себе на дачу.

– Что? – Лок непонимающе уставился на Воронцова.

– Он играет в чужой команде, Лок. Шевелитесь! Кто с тобой в машине, Дмитрий?

– Голудин. А что?

– Заберите его с собой и сидите тихо, пока я не придумаю, как выбраться из этого дерьма. Двигайтесь! – Лок повернулся к Воронцову в тот момент, когда майор добавил: – Свяжись с Марфой или с Любиным, пусть приедут ко мне для охраны.

– Что здесь происходит? – спросил Лок.

– Я спасаю вам жизнь, мистер Лок. Удовлетворитесь этим.

Дмитрий уже стоял у двери и выглядывал в коридор.

– Теперь, когда Шнейдер видел вас, ГРУ и сам Тургенев узнают об этом через десять минут. Насколько я понимаю, их единственным решением будет прикончить вас на месте, – объяснил Воронцов.

– Все чисто, – сообщил Дмитрий, вернувшись в палату, и свирепо взглянул на Лока. – Теперь им известно, что ты разговаривал с нами. Какого дьявола ты вообще приперся сюда?

Лок медлил при виде его очевидной неприязни и замешательства. Он посмотрел на Воронцова, чье израненное тело напряглось и приподнялось с подушек, словно борясь с цепями, а не с гипсом и одеялами. Затем он кивнул:

– О'кей. Но как же вы?

– Просто поезжайте с Дмитрием и ни о чем не спрашивайте. Пока что я в безопасности, а вот вы – нет. Давайте, не медлите!

Дмитрий вытащил Лока в коридор, и тот подчинился настойчивости русского. Его первое разочарование превращалось в сущий кошмар. Один тяжело ранен и прикован к больничной койке, другой уже подозревает его во всех грехах, и он слышал лишь три других фамилии. Пять человек – не слишком многочисленная армия.

Он торопливо пошел вслед за Дмитрием, остро ощущая отсутствие оружия в кармане или наплечной кобуре.

* * *

– Нет, Шнейдер звонил мне лишь минуту назад. Прошло меньше десяти минут с тех пор, как он видел американца в палате Воронцова.

– Этого может оказаться достаточно, – ответил ледяной голос Тургенева. Бакунин скорчил гримасу и отодвинул трубку подальше от уха. – Какие меры вы приняли?

– Сперва я должен знать, каких результатов вы хотели бы добиться, – Бакунин осклабился и вылил остатки кофе в кружку свободной рукой.

– Прекрасно. Разберитесь немедленно и окончательно.

«Эге, кажется, он не один в кабинете?»

– Вы уверены?

– Да.

– Вы хотите убрать американца?

– Да.

– Как насчет остальных?

– Всех, кто окажется в непосредственной близости...

Да, у него явно был посетитель.

– Воронцов?..

– С ним позже. Спасибо, что дали мне знать. Обеспечьте выполнение на надлежащем уровне.

Тургенев выключил телефон и положил аппарат на стол, как будто устанавливая барьер между собой и гостем. Пурга, набиравшая силу, швыряла снежные заряды в панорамное окно кабинета, подсвеченное огоньками системы безопасности. Тургенев сел и примирительно улыбнулся своему собеседнику, который все это время стоял с равнодушным видом.

– Прошу прощения за вынужденную паузу, Хамид. Вы говорили...

Иранец, смуглый и собранный, как свернувшаяся кольцами змея, поправил большие очки с дымчатыми стеклами. Он был скорее небрит, чем бородат, воротничок его рубашки под серым шелковым костюмом был застегнут на все пуговицы.

– Мой друг, я просто сообщаю о нетерпении Тегерана в связи с задержкой груза, – он улыбнулся и сложил пальцы домиком: прямо-таки мулла из Министерства защиты Исламской Революции, а не офицер разведки. Хамид был так же безжалостен, хитер и вышколен, как лучшие офицеры КГБ. «Как и я сам», – подумал Тургенев. Однако присутствовала какая-то жуткая убежденность в его злоупотреблении властью, в актах шпионажа, в пытках и подавлении инакомыслия. Хамид, как и большинство офицеров иранской разведки, ревностно верил в идеологию. В данном случае это была религиозная идеология. Все дозволено ради Аллаха и ислама: убийства, тюрьмы и этнические чистки.

Это создавало немалые трудности в работе с Хамидом и его коллегами, включая покойного Вахаджи. Мысли Тургенева вернулись к образу свернувшейся змеи. Раздражать этих людей было так же рискованно, как совать руку в мешок с кобрами.

– Я понимаю ваше нетерпение. Хамид, друг мой, я не ищу оправданий. Сердечный приступ, случившийся с одним из моих людей, чуть не сорвал выполнение сделки, но именно отсутствие благоразумия со стороны вашего коллеги и его легкомысленное поведение послужили тому причиной, – он по-, жал плечами и развел руками над столом. – Зато мне удалось успешно пополнить небольшой список лиц, так интересующих вас. Сейчас в Новом Уренгое находятся шестеро ведущих специалистов.