«14»

В полдень Алексей собирается поехать в редакцию «Мира приключений», но вдруг раздается телефонный звонок.

— Да, слушаю вас, — говорит Алексей в трубку.

— Мистер Русин? — слышит он незнакомый голос с иностранным акцентом.

— Да, я.

— О, простите меня, мистер Русин! Я очень рад, что застал вас. Я корреспондент американский джорналь «Сайантифик Америкэн» Джордж Диббль и очень хотел бы… как это будет по-русски? Да, встретиться с вами. А чтобы вы не думаль, что я тайный агент наш Центральный разведывательный управлений, я передаю трубка ваш товарищ.

Алексей слышит приглушенный смех Диббля, а затем знакомый ему голос сотрудника комиссии по иностранной литературе Союза писателей:

— Здравствуйте, товарищ Русин! Мистер Диббль очень любит шутить, но встретиться с вами у него действительно есть большое желание. Алексей Александрович просит вас не отказать ему в этом.

— Ну что ж, если нужно, я готов, — не очень охотно соглашается Алексей.

— И хорошо бы сегодня.

— Сегодня?.. Ну ладно, давайте сегодня.

— Тогда мы минут через двадцать — двадцать пять будем у вас.

Алексей кладет трубку и критическим взглядом осматривает свою комнату. Надо бы навести в ней порядок. Он всегда делает это сам, а Анна Павловна лишь генеральную уборку. Но в комнате как будто бы и так достаточно чисто, а наводить «лоск» специально к приходу американца ему не хочется.

Джордж Диббль является в половине первого. Один, без сопровождающих.

— О, добрый день, мистер Русин! Рад с вами познакомиться! Много слышал о вас… как это будет по-русски? Похвалебного? О да, похвального! Простите ради бога за плохой знаний русский язык.

— Ну что вы, совсем неплохо для иностранца.

— Да, правда? Я очен рад. Русский — такой трудный язык! Но я немножко полиглот. Знаю французский, немецкий и итальянский, но русский дается труднее всех. А вы знаете английский?

— Очень плохо. Хуже, чем вы русский. Так что мы, пожалуй, лучше поймем друг друга, если будем разговаривать по-русски.

— А знаете, это симболично… Да, правильно, символично! — смеется Диббль.

— Я не имел никакого иного смысла, кроме прямого, мистер Диббль, — очень серьезно уточняет Алексей.

— О, не обижайтесь, ради бога, я пошутил. И называйте меня, пожалуйста, просто Джорджем.

— Мне удобнее называть вас мистером Дибблем…

— О да, да, понимаю, — снова смеется веселый американец. — Мы еще недостаточно знакомы, да? Но это ничего — мы разопьем с вами как-нибудь бутылочка виски, и вы еще будете называть меня просто Джо. Да, и не удивляйтесь, пожалуйста, что я приехал к вам один — я отпустил того господина из вашего пэн-клуба, который привез меня сюда. Пожалуйста, сигара.

— Нет, нет, благодарю вас, я не курю.

— Тогда, как это у вас говорится?.. Ближе к делу, да?

— Да, правильно, присаживайтесь, пожалуйста. Я к вашим услугам, — говорит Алексей, кивая на кресло.

Диббль сразу же садится и забрасывает ногу на ногу точь-в-точь так, как делают это типичные американцы в типично американских фильмах. Он вообще выглядит (или старается выглядеть) очень простодушным, веселым, разговорчивым парнем. Алексею, однако, кажется почему-то, что русские слова он коверкает нарочито, ибо речь его звучит иногда безо всякого акцента.

— Вы, конейшн, догадывайтесь, что интересуйте меня главным образом как фантаст, — уже более деловым тоном начинает Диббль. — И еще потому, что пишете не о Марс и Венера, а о наш родной планета. Для фантаст — это необычный объект. А у читатель нашего журнала — большой интерес к эта тема. «Терра инкогнита» — так, кажется, называйт ученые наша планета? И действительно, все одна пазл… Да, правильно — загадка. А в ваш роман, как сообщил мне мистер Омегин, раскрывается загадка земного ядра. Это правильно, да?

— Да, в какой-то мере, — уклончиво отвечает Алексей. — Но об этом я ничего пока еще не написал. Собираюсь только…

— В связи с новый попытка осуществить проект «Мохол» это сейчас особенно интересует наш читатель. Вы знайт, конейшн, о наш первый неудача?

— Об этом писал в свое время ваш известный писатель Джон Стейнбек. Он ведь был на той барже, с которой велось бурение. Но тогда удалось просверлить лишь двести метров океанского дна.

— Да, был большой шум, большой реклама, но до верхний мантия остался еще четыре тысяча восемьсот метров, — вздыхает Диббль. — Да и нелегкий это дело. Мы опускаль буровые трубы сквозь четыре километра вода. А ведь это океан! Разве гидролокаторы могли удержать наш буровой установка во время шторма? Один наш бур, армированный алмазами, сломался и погиб. Фирма, финансировавший эта работа, не захотел больше рисковать. Но первый кусочек базальт, составляющий ложе океана, мы все-таки добиль. И ему, этому кусочку базальт, как показали калийаргоновые часы, двести миллионов лет!

Диббль становится очень серьезным. Не замечает даже, что потухла сигара. Кончик ее оброс толстым слоем сизого пепла, вот-вот готового осыпаться на пол. Алексей пододвигает Дибблю пепельницу. Диббль благодарит, стряхивает пепел и встряхивается сам. На лице его снова улыбка.

— Но теперь мы возобновляйт наша попытка добраться до верхней мантия. Будем бурить уже не с корабль, а с подводных лодка, на корпусах которых установим наш буровой машина. А у вас, я знай, совсем грандиозный проект. Вы будит вскрывайт земная кора не под океан, где толщина пять-десять километров, а под континент, и ваши буры должны пройти больше тридцать пять километров гранит и базальт. О, это грэндиоз!

— Да, мы будем бурить сверхглубокие скважины в Прикаспии, на Урале, в Карелии и Закавказье. Вскроем осадочный слой на материковой равнине и у подножья горных хребтов. Узнаем структуру коры там, где она уже постарела, и там, где еще идет рождение гор. Будет и еще одна скважина — на Курильских островах. Там, где до границы Мохо всего двенадцать километров. У нас есть специальные вещества, которые размягчают породы и помогут бурению. А о том, какие препятствия будут преодолевать буры, донесут исследователям электронные приборы. Вместе с ними в буровые скважины будут, видимо, опускаться и телевизионные камеры в специальных пластмассовых футлярах.

— И все это будет в ваш роман? — спрашивает Диббль.

— Нет, зачем же такую прозу в фантастический роман? — удивляется Алексей Русин. — Все это уже есть на самом деле. А в романе я буду изучать тайну ядра нашей планеты из космоса.

— Из космоса? — высоко поднимает брови Диббль и снова пытается разжечь свою сигару. — Каким образом?

— А с помощью спутников. Что мы знаем, например, о форме нашей планеты? То, что она не шар, известно еще из расчетов Ньютона. А какова более точная геометрическая фигура Земли, до сих пор еще окончательно не установлено, хотя теперь эту задачу решают уже не астрономы и геодезисты, а искусственные спутники Земли.

— О да, правильно! Сила тяготения и форма планеты связаны ведь между собой. Значит, тяготение определяет орбиту спутников, да? А по форме орбиты спутников можно высчитать и форму Земли, правильно?

— Да, правильно. И это уже сделано нашими спутниками в содружестве с электронными вычислительными машинами точнее, а главное — гораздо быстрее, чем геодезистами. Но работа еще не завершена. Нужно послать множество спутников в облет экватора, в сторону вращения планеты и в обратном направлении.

Алексею сначала очень не хотелось в разговоре с Дибблем вдаваться в подробности. Он намеревался лишь ответить на его вопросы и расспросить, над чем работают сейчас американские фантасты. Волнует ли их тайна собственной планеты или они все еще витают в иных мирах? Но, заметив, что Диббль внимательно слушает его, захотелось показать американскому журналисту, что советские писатели не только фантазируют, но и достаточно серьезно владеют научными данными, что наука в их произведениях представлена не только терминологией.

Да и сам Диббль не кажется ему теперь таким уж «стандартным американцем», каким представился поначалу. Похоже даже, что он немного играет под таких простачков, какими мы выводим их в некоторых наших фильмах, а иногда и в книгах.

Начинает даже казаться, что весь этот разговор не очень интересует его, что пришел он сюда совсем не за тем, чтобы узнать, над чем работает советский фантаст. Но что же в таком случае привлекло его в дом Русина? Это неясно Алексею. Нужно, однако, как-то поддерживать начатый разговор.

Распахнув окно, так как комната стала заполняться густым дымом от сигары Диббля, Алексей уже без особого энтузиазма продолжает развивать свою мысль:

— Теория дрейфующих материков тоже ведь может быть окончательно доказана либо опровергнута с помощью спутников. Для этого нужно в течение нескольких лет понаблюдать за ними одновременно с разных континентов.

— Да, наши ученые тоже такого мнения, — поддакивает Диббль и, теперь только сообразив, что русский фантаст открыл окно из-за его сигары, восклицает: — О, простите меня ради бога, я устроил вам тут настоящий дымовой завеса!

— Ну что вы, курите, пожалуйста.

— Нет, все — больше я не курю! Я совсем забыл, что у вас нет кондейшн… Как это будет по-русски — вентиляции, да? А под космос вы имейт в виду только спутник?

— Почему же? И в более широком смысле тоже. Я имею в виду изучение нашей Земли и по аналогии ее с другими планетами солнечной системы. Посмотрите-ка на наш глобус. Где на нем океаны? В основном на юге. А материки? На севере. А на Марсе? Там, конечно, нет или уже нет океанов, но впадины, которые могли бы быть морями, размещены тоже ведь в его южном полушарии. Наблюдается нечто подобное и на Меркурии. Нет ли в этом какой-то закономерности?

— О, я вижу, вы серьезно оснащены научными данными, — улыбается Диббль. — Не понимаю только, как с помощью космоса доберетесь вы до тайны ядра наша планета?

— Тут уж придется пофантазировать, — улыбается и Алексей. — Вы ведь знаете, что между Марсом и Юпитером существовала когда-то еще одна планета?

— Теперь, после находка транзистор в метеорите, упавшем в Калифорния, в этом не может быть никакой сомнений! — оживляется Диббль. — И поверьте мне, мистер Русин, это не сенсейшн, а подлинный факт. Я сам видел этот метеорит. Его нашел наш ученый неподалеку от город Чико, на берегу река Сакраменто.

— Ну, тем более! Нам неизвестно, в результате какой катастрофы погиб Фаэтон, но если бы с помощью космических ракет удалось исследовать все его осколки-астероиды, то по химическому анализу их вещества можно было бы установить всю структуру бывшей планеты. В том числе и ее ядро. А по аналогии…

— Простите, мистер Русин, но я в этом не уверен, — энергично качает головой Диббль и даже встает со своего места. — Что нам известно о земном ядре? Что оно, видимо, железное? Но ведь это одно лишь сапазишн, предположение. Зато температура его — три тысячи градусов — не вызывает сомнений. Нет больших расхождений и в оценка давления внутри ядра. Это, кажется, три с половиной миллиона атмосфер. Правильно, да? В каком же тогда состоянии там вещество? Разве вы не знаете, что достаточно одного миллиона атмосфер, чтобы разрушить все электронные оболочки в атомах? Но когда это давление и температура были сняты, а они не могли быть не сняты, раз планета разлетелась на куски… Правильно, да? Что тогда стало с веществом ядра, а? Разве оно могло остаться в том же самом состоянии? Вне всяких сомнений, это уже совсем иной вещество. Наверно, оно такой же, как в железных метеоритах. Правильно, да?

Алексей молчит. Конечно же, Диббль прав.

— А надо ведь как-то узнать, какое же ядро внутри живой планета, — продолжает Диббль. — Да, я не оговорился, именно живой планета!

— Я понимаю вас, мистер Диббль. Конечно, она как живая, а ядро — это, может быть, ее сердце.

— Да, правильно, сердце! Один наш американский фантаст написал жуткий роман — «Реквием». Он описал в нем, как в результате термоядерной война произошел инфаркт такого сердца одной из планет, населенных разумными существами.

— А я не верю, чтобы планета могла разорваться в результате термоядерной войны, — качает головой Алексей. — Скорее она может погибнуть от чрезмерного любопытства разумных существ.

— Вы думаете, что мы можем доковыряться до этого в ее недрах? — смеется Диббль. — А я не верю. Если ей не страшны титанические силы землетрясений и извержений, что тогда для нее наши буровые, пусть даже самые сверхглубокие? Нет, пусть уж лучше разумные существа соревнуются в разгадке тайн космоса и недр своей планета, чем в производстве термоядерный бомба.

— Я тоже за это.

— О, я не сомневался! Наш журнал очень поощряет такой соревнований. И когда вы напишете свой роман, пропагандирующий подобный идея, мы охотно будем напечатать такой советский пропаганда.

Он весело смеется и протягивает Алексею руку.

— Ну, мне пора. Я и так отнял у вас слишком много время. Но я очен рад, что познакомился с вами. Когда будете в Штатах, обязательно заходите ко мне в гости. Вот вам мой визитный карточка с адресом. И я и мой жена будем очен рады. Но прежде чем уйти, я хотел бы задать вам еще один вопрос.

— Да, пожалуйста, мистер Диббль.

— Вы ведь не думаете, что тайна земного ядра можно разгадать одним только сверхглубоким бурением? Я тоже так не думаю. Никаким бурением даже до внешнего ядра нам не добраться. И никакой аппарат типа «подземный крот» тоже туда не доберется, хотя и у вас и у нас много подобных проектов. Правильно, да?

— Я тоже не думаю, чтобы это был тот путь.

— Что же тогда? Может быть, прощупать земное ядро каким-нибудь локатором, как Луну и Венеру, а?

— Но ведь никакой оптический луч, даже луч квантового генератора…

— Да, конечно, — живо перебивает его Диббль. — Им туда не проникнуть. Ну, а если луч нейтрино?

— Нейтрино?

— Да, нейтрино. Сейчас много пишут о нейтринных телескопах. И у вас и у нас тоже. Думали вы об этом?

— Но ведь для нейтрино прозрачна не только наша планета, но и само Солнце. Вы же знаете, что нейтрино почти не взаимодействует ни с каким веществом.

— Да, это так. И все-таки наши ученые предполагают, что именно нейтрино тот инструмент, с помощью которого можно проникнуть в тайну ядра нашей планеты. Ну, извините, когда-нибудь я должен все-таки уйти!

Он простодушно посмеивается и снова крепко жмет руку Алексея.

— И не провожайте меня, пожалуйста, я сам доберусь до свой гостиница. Я хорошо ориентируюсь в чужих городах.

Он уже стоит у самых дверей, когда, будто совсем уже между прочим, задает Алексею еще один вопрос:

— А вы разве не знакомы с работами вашего профессора Кречетова?

— Нет, не знаком.

— Кажется, именно он у вас экспериментирует с нейтрино.

— Крупнейшим специалистом по нейтрино является у нас академик Понтекорво.

— Да, но именно профессор Кречетов с помощью нейтрино пытается разгадать тайну земного ядра. Странно, что именно вы этого не знаете.

— В первый раз слышу об этом.

— Ну, тогда, значит, профессор этот очень у вас засекречен, — посмеивается Диббль.

«15»

Алексею, может быть, и не показались бы столь подозрительными последние слова Диббля, если бы он не выглянул в окно сразу же после его ухода. Диббль мог ведь и пошутить, говоря о засекреченности Кречетова. А назвать его фамилию было, видимо, не мудрено, так как на самом-то деле, как уверяет отец, профессор не ведет никаких секретных исследований и, наверно, о его работах писалось что-то в научных журналах. Правда, сам Алексей сделал вид, что ничего о нем не слышал, но это уж под впечатлением рассказов отца о недавних происшествиях с Кречетовым.

Однако что-то все-таки его насторожило. Может быть, слова Диббля о том, что именно ему, Русину, почему-то должна быть известна фамилия Кречетова. Без этой настороженности Алексей не стал бы, конечно, наблюдать за выходом Диббля из своего дома. А теперь он стоит у окна и, укрываясь за гардиной, осторожно выглядывает на улицу.

Диббль выходит из подъезда не торопясь и идет почему-то не вправо, к остановке троллейбусов и такси, а влево. Мало того, он останавливается у дома, в котором живет Варя, слегка задирает голову и долго смотрит на Варино окно. Может быть, правда, смотрел он и не на ее окно, но Алексей почти не сомневается почему-то, что именно на Варино.

Весь день после этого он ни о чем уже не может спокойно думать и безуспешно ломает голову над странным поведением Диббля.

А когда приходит с работы Василий Васильевич, спрашивает его:

— Тебе не известно, папа, такое имя, как Джордж Диббль?

— Нет, впервые слышу. А кто он такой?

— Корреспондент американского научно-популярного журнала. Был у меня сегодня, расспрашивал о моей работе. И вот что меня удивило: ему откуда-то известно, над чем работает профессор Кречетов. Разве об этом публиковалось что-нибудь?

— Что-то, кажется, было в начале года, — припоминает Василий Васильевич. — Какая-то краткая информация в одном из вестников Академии наук. А почему это так тебя встревожило?

Алексей уже собирается рассказать отцу о том, как Диббль смотрел на окно Вари, но раздумывает. Конечно, очень странно, что Диббль смотрел на ее окно, но какая же тут связь с его интересом к профессору Кречетову? Зато связь интимных мыслей Алексея с этим окном может оказаться для отца уже несомненной, И он не решается сообщить Василию Васильевичу о своих подозрениях.

— Мне показалось странным, что Диббль почему-то считает профессора Кречетова засекреченным, — после небольшой заминки отвечает он на вопрос отца.

— Они вообще всех наших ученых считают засекреченными, — усмехается Василий Васильевич.

— Ну, а ты-то знаешь ли, над чем на самом-то деле работает Кречетов?

Русин-старший не сразу отвечает на этот вопрос, хотя еще совсем недавно он ответил бы на него не задумываясь.

— Не знаю, право, как тебе и ответить, — задумчиво произносит он. — До сих пор я твердо был уверен, что он работает над теоретическими проблемами нейтринной астрономии, но теперь… Теперь я уже не знаю, только ли над этим. Теперь вообще многое стало загадочным. Помнишь, я говорил тебе о подозрительном посетителе моей библиотеки?

— Как раз хотел спросить тебя об этом.

— Ну, и кем, ты думаешь, он оказался? Работником государственной безопасности.

— Так что же тогда получается? — недоуменно произносит Алексей. — Детективный роман какой-то… Сам-то Кречетов знает ли об этом?

— Думаю, что не знает. Во всяком случае, товарищ из госбезопасности просил меня ничего не говорить ему об этом. Им нужно, видимо, установить, кто же интересуется Кречетовым.

— Да, пожалуй, — соглашается с отцом Алексей. — Но тогда и этот Диббль тоже, может быть, не случайно интересовался Кречетовым? Не мог он каким-нибудь образом узнать о том, что ты работаешь с Кречетовым в одном институте?